«Так вышло» — из этой фразы получился бы
отличный эпиграф к любой человеческой жизни.
Дмитрий Емец
Они познакомились на Кубани, куда их, второкурсников институтов, забросили студенческими отрядами на уборку фруктов. Приехали они из одного сибирского города. Она была коренной горожанкой, студенткой мединститута. Он - из сельской глубинки, студент технического вуза, живущий в общежитии при институте. Земляки...
Людмила, или как по-девичьи звали её подруги - Люсенька, была откровенной блондинкой с чуть вьющимися волосами, с жизнерадостной улыбкой и смеющимися голубыми глазами. Непременные брючки и клетчатая рубашка в талию на работе в саду, и супермодные шпильки с крепдешиновыми платьями вечером на танцах в местном клубе. Он, Анатолий Борисович, так он представился Люсе при встрече, был высоким брюнетом с карими глазами. При том рассудительным и вежливым... Ну, чисто вылитый инженер-технарь. Приглашая на медленный танец и застенчиво обнимая её за талию, он заметно стеснялся.
По приезду домой, их общение продолжилось. Со временем лёгкая и непринуждённая дружба переросла в некую влюблённость, а потом и в обоюдные чувства. Зачастую, Анатолий ждал Люсеньку у входа в центральный парк, и она, спешно перебегая дорогу перед приближающимся трамваем, целовала его при встрече замёрзшими губами и торопливо говорила: «Привет, Тошенька».
Вечерами они неторопливо гуляли по улицам и паркам, наслаждаясь встречей и общением. Иногда они убегали на каток, где Люсенька, умеющая хорошо стоять на коньках, доверялась его рукам. По выходным они ходили в театр на очередной спектакль, или в цирк на новую программу заезжих артистов. Тёплыми весенними или осенними днями они кружились на каруселях в парке, или убегали на набережную и катались на небольших прогулочных катерах по реке. На каникулах Анатолий уезжал к родителям: там начинались неизбежные сельские дела в виде сенокоса, заготовки дров на зиму, или прополки огорода с картошкой. Скучая по Люсеньке, он бросал все дела и пару раз за лето вырывался в город. Закопчённый на солнце вечными делами, он выглядел на фоне белой и воздушной Люсеньки счастливым и совершенно покорным.
Анатолий дарил ей скромные букетики цветов, выкраивая деньги из скудной стипендии или экономя из присланной родителями денежной помощи. Однажды на её день рождения Анатолию удалось купить небольшую золотую цепочку, чему Люсенька радовалась до слёз. Люся водила его в мужские отделы магазинов, пытаясь одеть в более модный и молодёжный стиль. Он упрямо сопротивлялся, настаивая, что ему комфортно в простой обычной одежде. Иногда ей удавалось надеть на него что-то в виде модного свитера или небрежно наброшенного на шею шарфа, и он сдавался. Сама Люся бегала зимой в удлинённой до колен шубке и маленькой шапочке на меху.
На последнем курсе, поступив однажды неосторожно, они с удивлением поняли, что их ждёт неожиданное и приятное событие в виде рождения ребёнка. Спешно оформив брак, они стали ждать его появления. И они благодарили судьбу, что она позволила произойти этому после защиты дипломов. К концу лета, после окончания института, Люсенька благополучно родила дочку Машеньку, а спустя шесть лет - сына Андрея. Работать Люсенька будет в онкологическом стационаре эндокринологом, и будет считаться известным в городе врачом этой специальности. Анатолий будет работать на престижном заводе главным инженером.
Пройдут годы, вырастут дети... Машенька выйдет замуж, и муж увезёт её на далёкий Сахалин, где у них родятся две славные светленькие дочки. Сын тоже женится, и будет жить на другом конце города. Работать сын будет в научной лаборатории одного из исследовательских институтов, и будет воспитывать единственного сына. Обычная семья, обычного города.
Люсенька встала с кровати и распахнула окно. В комнату сразу же ворвался весенний ветерок, всколыхнувший тонкие шторы. Анатолий недовольно поморщился, прикрываясь лёгким одеялом. Постепенно, из стройного и подтянутого мужчины, он превратился в слегка обрюзгший колобок с оформленным пивным животиком. Любил он это дело, несмотря на отчаянные протесты Люсеньки. Уж она-то точно старалась держать форму, качая на себе обруч до приятной ломоты в теле и делая обязательную зарядку по утрам. Её стройное тело слегка подпортили годы, обнажая чуть видимые складки, но оно по-прежнему оставалось упругим и гибким.
Борясь с мужем за здоровое тело, Люся иногда выгоняла его в выходной день на лыжные прогулки. Слушая его сопение и брюзжание за спиной, она легко скользила по наезженной лыжне в лесу. Летом, пару раз в неделю, она звала мужа вечерами на пляж. Он недовольно ворчал, слезая с дивана и отрываясь от очередного матча так любимого им футбола или хоккея. Ну и непременно с бутылкой пива под рукой.
Люсенька часто вытаскивала его из квартиры в небольшой сосновый лес, стоявший неподалёку от дома. Собираясь, он привычно ныл: «Люся, ну что там делать?», при этом обещая, что они обязательно пойдут в следующий раз. Иногда она уступала его брюзжанию и шла в парк одна, прогуляться среди деревьев. Тишина и шелест листьев от небольшого ветра в кронах, возможность побродить в сумраке аллей и остаться наедине со своими мыслями. Иногда ей настойчиво этого хотелось. Напряжённая работа с онкологическими больными, отзывалась у неё внутри некими переживаниями. И как бы она не сдерживала себя, как бы не относилась к этому, как к работе, всё равно многое оставляло в душе свой отпечаток. За каждым случаем болезни стояла чья-то жизнь, в которой она принимала ответственное участие. Просыпаясь иногда ночами, она уходила на кухню и, сидя за чашкой чая, продумывала чью-то историю болезни. И особенно - если это были молодые пациенты.
В городском парке жили рыжие белки, и особо нахальных можно было покормить с руки. Они спускались с деревьев и бегали по дорожкам, выжидая свою порцию семечек или орехов. На больших аллеях бегали стайки голубей, и с ними тоже щедро делились кормом отдыхающие посетители. Сидя на деревянной скамейке, Люсенька с интересом наблюдала за молодыми парами, гуляющими с колясками, заглядывалась на смеющихся детей на каруселях. Она вспоминала, как они гуляли здесь когда-то своей семьёй. В такие моменты особо остро чувствовалось отсутствие детей, и невозможность погулять здесь с внуками.
А муж, так он давно противился таким прогулкам. Люсенька чувствовала, как они медленно отдаляются друг от друга. Может, это совместная усталость, может, острая необходимость побыть одному. А может, внутренняя неудовлетворённость отношениями. Она чувствовала иногда его раздражение к себе. В силу своей профессиональной образованности и упёртости в области медицины, Люсенька старалась делать их быт максимально приближенным к здоровому образу жизни. Кроме стремления вытащить мужа на природу, и ей это в основном удавалось, она предпринимала попытки приобщить его к умеренному питанию, зная о приобретённой им с детства склонности к жирному и мучному.
- Не полезно! - говорила Люсенька мужу, когда тот намекал поутру на испечённые и плавающие в масле оладушки, подбитые на дрожжах.
Вместо жирных оладушек, она подавала на завтрак рисовую или пшённую кашу с небольшим комочком масла и сыр. И обязательно тёплый чай с мёдом: мёд так не теряет своих качеств, и в горячий чай его класть нельзя. Либо она заваривала чай с чабрецом или иван-чаем, или зелёный чай, который Анатолий Борисович категорически отрицал. Обед, как правило, проходил у них на работе в столовых. На ужин Люся подавала незатейливые салатики из капусты и моркови, из варёной свёклы с изюмом и орехами, и чай с лимоном и булочкой, чтобы не загружать себя плотной едой на ночь. В выходные она баловала мужа котлетками и пельмешками, позволяя ему откушать даже фаршированных блинчиков с творогом. Ей всегда казалось, что этим она заботится о его здоровье, да и о своём тоже.
С какой точки и когда начался невидимый разлом в их отношениях?.. Она прокручивала в голове разные события их жизни и не находила ответа. И сейчас она вновь одна в этом парке: прошло больше полугода, как муж категорически отказался ходить с ней на такие прогулки. Удивительно, но и в отношении питания он стал более или менее спокойным. Люсенька вздохнула и встала со скамейки.
Всё оказалось намного проще. Анатолий, видно, долго вынашивал тему их нелёгкого разговора, и в тот день, наконец-то, решился.
- Люсенька, - он помялся от волнения, поглаживая округлившийся живот. - Всё у нас с тобой было хорошо. И дети у нас, и жизнь совместная. Только, Люся, я не хочу больше твоих протёртых пюрешек, твоей кашки с маслицем и мелко порезанных салатиков, от которых в брюхе урчит. Люся, я хочу отбивных и настоящего наваристого борща на говяжьей косточке. Густого, чтобы ложка стояла. И сметаны туда побольше. Мне надоели твои ежедневные бзики с гимнастикой, вместе с прогулками и лыжами. Люся, я хочу покоя и тихой жизни. Прости, я ухожу от тебя.
Люсенька молчала... И только слегка подрагивающие губы выдавали её волнение. Его слова прошлись по ней током и парализовали сознание. Оправившись от волнения, она неожиданно ответила мужу:
- Я не стану спрашивать, куда ты уходишь. Решил - бери всё, что тебе нужно. Поживём отдельно, а потом поговорим по поводу квартиры.
- Квартира мне не нужна, всё равно она останется детям.
Анатолий ушёл в спальню с большой спортивной сумкой. Люсенька понимала, что сейчас он собирает там свои вещи. Она так осталась сидеть в зале на диване, слегка ошарашенная таким быстрым решением. Прошаркав тапками до двери, муж надел куртку и ботинки и позвал её:
- Люся. Ты это... Иди, закрой дверь, - он взял в руки тапочки. - Я ключи на тумбочке в спальне оставил.
- Тоша, я закрою. Иди.
Анатолий потоптался немного, вышел и закрыл дверь за собой. И тишина... Оглушённая этой тишиной, она подошла и защёлкнула замок. Странно, но слёз в ней не было. Было пусто и сухо. Закутавшись в плед, отопление пока ещё не включили, Люсенька прилегла на диван перед телевизором. Её глаза нашли невидимую точку и уткнулись в неё. И она не заметила, как уснула.
Проснувшись глубокой ночью, Люсенька сделала себе кофе и встала у окна. Темнота вокруг... Стояла середина осени, слишком тёплая и солнечная днём, и холодная ночью. Обычный день для многих людей, но она этот день запомнит навсегда. Теперь утром некому было готовить завтрак, некому делать горячий бутерброд. Самой себе?.. Нет, одной ей есть не хотелось. Поутру Люсенька спешно собралась и ушла на работу. Сейчас у неё в практике был довольно тяжёлый случай онкологии у семнадцатилетнего мальчика.
Спустя пару недель, возвращаясь как-то с работы позже обычного, она с удивлением заметила мужа на скамейке у детской площадки. Он сидел рядом с соседкой по дому, что жила тремя этажами ниже. Смутная догадка мелькнула у неё в голове. Неужели?.. Эта соседка пару раз приходила к ним в квартиру по срочно необходимым делам. Несколько раз она заходила к Люсеньке посоветоваться по медицинским проблемам. При встрече они всегда приветствовали друг друга, как добрые соседки. И однажды вечером, смеясь над приготовлением лёгкого вечернего ужина, соседка обратилась к её мужу:
- Анатолий Борисыч, а ты заходи ко мне на обед. У меня щи наваристые, томлённые в духовке. Да ещё каклетки с картошкой и капусткой. Объедения одни, - взглянув на растерянную улыбку Люсеньки, соседка тут же оправдалась: - Шучу я, Люсенька, шучу.
Вспомнившийся разговор галопом проскакал в голове, но она ничуть не расстроилась, увидев их вместе на лавочке.
- «Анатолий Борисыч... Так вот оно что!.. Сбёг от меня к щам и каклеткам? - подумала она, приближаясь к детской площадке. - Скорее всего не один раз ты туда сбегал, пока я прогуливалась по парку. Ну-ну!»
И внутри у Люсеньки всё всколыхнулось: её захлестнуло чувство собственной гордости. Нет... Ни злорадства, ни отчаяния, ни жалости к себе она не испытывала. В ней поднялось чувство собственного достоинства. И... Кокетливо подняв голову, Люсенька изменила маршрут к дому. Остро оттачивая высокими каблучками по тротуару, она игриво прошла мимо скамейки. Склонив голову в сторону соседки и мужа, окинув взглядом их оплывшие фигуры, она кивнула: - Добрый вечер, соседи, - и пошла дальше, помахивая небольшой сумочкой.
В тот вечер Люсеньке было легко, словно она скинула несколько лет и враз помолодела. Глядя на себя в зеркало, замотанную в полотенце после душа, Люсенька мурлыкала песенку про «а ты такой холодный, как айсберг в океане», и втирала в лицо крем из известной серии косметики. Оттопырив в сторону руки, она осмотрела маникюр и удовлетворённо сказала себе - «пойдёт». С сегодняшнего дня вся её жизнь изменится. Это она точно знала.
Удивительно, но у Люсеньки вдруг появилась куча свободного времени. В первую очередь она решила пересмотреть весь репертуар небольшого местного театра, что находился ближе к её дому. Она бегала по концертам заезжих артистов, пару раз посетила городской театр оперы и балета, вспомнив знаменитые постановки «Щелкунчика» и «Кармен». Попав на концерт русского народного хора имени Пятницкого, Люсенька даже всплакнула от нахлынувших чувств и впечатлений. Как же долго она нигде не была...
От ежедневной суеты и беготни, она даже похудела немного, скинув пару килограммов. С чем себя и поздравила - ну и хорошо, легче жить стало. Однажды она с удовольствием поняла, что новая жизнь ей страшно полезна. Люсеньке нравилось быть свободной. Прошло почти восемь месяцев со времени ухода мужа.
Наверное, на работе заметили её преображение и терялись в догадках: «Что случилось с нашей Людмилой Петровной? Не иначе влюбилась?» Улыбаясь, она в шутку отвечала: «Нет, не угадали. Я разлюбила». Постепенно, эта тема наполнилась слухами и всем стало известно, что Люсенька теперь одна и находится в приятном расположении духа. Она даже стала замечать на себе настойчивые взгляды коллеги по медицинскому цеху из стана хирургов, потерявшему пару лет назад жену по болезни.
Люсенька твёрдо решила перечитать всю классику, и благо, что времени для этого у неё было достаточно. В один из вечеров, когда она лежала на диване с книгой, в её дверь настойчиво позвонили. Запутавшись у дивана в тапочках, Люсенька поспешила в коридор. В дверном глазке она вдруг обнаружила стоявшего у двери Анатолия Борисовича: иначе она его назвать не могла. Открыв входную дверь, она с недоумением посмотрела на поникшего бывшего мужа, стоявшего с сумкой и старыми тапками в руках.
- О, боже, - вырвалось у Люсеньки. - Она даже тапки тебе новые не купила.
Муж смотрел на неё обречённо, ожидая - впустит она его или повернёт от двери. На всякий случай он с вызовом занял оборону:
- Люсенька... Если что, то в этой квартире есть и моя жилплощадь.
- Да-да, - растерянно пробормотала она. - Конечно, есть. Я не претендую.
- Вообще-то, я вернулся домой, к семье.
- Одолжение сделал? Или с покаянием?
- Не заводись, я по-доброму пришёл. Пусть будет с покаянием.
- Ну-ну. Проходи на свою жилплощадь, - она мило улыбнулась, отступая от двери. - Не на площадке же нам с тобой каяться.
- Люсенька... Я скучал по тебе. Сильно. Но я пришёл с твёрдым чувством, что всё тебе сегодня скажу. Простишь - хорошо, не простишь... Я не знаю, как дальше жить буду.
- Ты уверен, Тошенька, что чувство твоё ко мне ещё твёрдое? Может, слегка обвисло? Может, расплылось тогда на скамейке?
- Не ругайся. Я не хочу.
- Ну, проходи. Сядем, Анатолий Борисович, поговорим. Ты тапки-то поставь у порога. Что же ты их в руках держишь.
Они прошли в зал и сели: он в кресло, она с ногами на диван.
- Люсенька... Мне сложно говорить, но мне самому это надо. Глупо я поступил, когда уходил от тебя.
- Не надо оправданий. Ты уже сделал всё, что хотел.
- Выслушай. У меня на работе связь была с женщиной. Там есть ребёнок. Сын, - Люсенька удивлённо вздёрнула брови. - Я помогаю им иногда. Так получилось. Но моя главная семья здесь, с тобой и детьми.
- А там второстепенная? Это у неё ты на совещаниях до полуночи заседал? - Люсеньку ничуть не тронула такая новость, на удивление - она была равнодушна. - Анатолий, мне уже всё равно.
- Не обманывай себя, у нас жизнь вместе прошла. Всё в ней бывает, и люди как-то мирятся и живут дальше.
- А твой сын тот... Он тоже обман? Или там тоже у тебя жизнь? И заметь, дорогой, я до сих пор дома и одна, а ты мне очередную новость принёс. Вместе с тапками.
- Да отвяжись ты с этими тапками, а то я выкину их в окно.
- Нет, не надо. Вдруг пригодятся, пошаркать ими где-нибудь об пол, - Люсенька помолчала. - Ладно, Анатолий Борисович, вот что я тебе скажу. Это твоя законная жилплощадь, и любая комната - твоя. Располагайся. И на этом наш разговор закончен.
- Ничего. Поживём, и ещё поговорим. Люся, я пришёл к тебе, как к жене.
Люсенька грустно посмотрела на мужа и ушла в детскую спальню.
Она не жалела мужа, он был ей безразличен. Ей внезапно стало жалко себя. Люсеньке казалось, что её вновь связывают ненужными ей обязательствами. Ей категорически не хотелось возвращаться к прежней жизни. Ей казалось, словно она вновь кому-то и что-то должна. Почему ей никто и ничего не должен?.. Почему она должна переступить через себя и через своё неприятие происходящего?.. Забыть всё, и вновь взвалить на себя придавивший её груз?.. Груз неизмеримого всепрощения.
И Люсенька поняла, что сейчас у неё отнимают выстраданную долгими ночами через слёзы - личную справедливость. Только сейчас до неё дошёл смысл его сегодняшнего признания. Невообразимо гадкое чувство пронеслось у неё внутри. Она представила, как муж изменяет ей с той женщиной, как он встречает её и сына из роддома, как дарит цветы и увозит их домой. То же самое он делал, когда родились их дети... Нет. Категорическое и твёрдое - нет. Иначе, она перестанет себя уважать. Иначе, она убьёт в себе женщину.
Утром Люсенька надела узкую юбочку, чуть скрывающую колени, и светлую приталенную блузку в мелкую полоску. Выпив на кухне чашку чая и не глядя на гремевшего тарелками мужа, она прошла в коридор и надела туфли на каблучке. Повертевшись перед зеркалом и довольная собой, она шагнула из квартиры. Спускаясь в лифте, Люсенька с горечью прошептала:
- Добывай свои любимые щи с котлетками сам.
Через некоторое время квартира была продана, деньги поделены пополам, и Люсенька навсегда исчезла из жизни Анатолия Борисовича. А куда - это уже другая история.