Повесть Ещё раз с самого конца

               
п о в е с т ь


       Это было её пальто. Вне всякого сомнения. Она узнала бы его из тысячи… Но одновременно – это было совсем не оно: куда девался шик, неброская элитность линий?.. На этой чужой женщине – неопрятной старухе – и пальто стало совсем чужим, простецким и бедным. А пуговицы!! Боже мой! – они теперь потухли, как будто перегорели. И просто торчали, бросаясь в глаза и оскорбляя душу несоответствием, такие же чуждые этому пальто, как оно само было чуждо новой хозяйке.
    Марьяне захотелось плакать: она отнесла пальто в комиссионку всего месяц назад, и вот его, оказывается, уже купили. Значит, можно пойти и получить деньги? Да какие там деньги, смех один, надо было и не продавать. Пусть бы висело себе в шкафу, да и всё. Ну и что; мало ли почему вещь перестала тебе идти! Пальто же не виновато.
     Смешно: Марьяна думала о куске ткани как о человеке. И совершенно серьёзно ощущала себя сейчас если и не убийцей, то негодяйкой – точно. Предательница!..
     Если бы эта старуха не встретилась сегодня! Нелепость какая-то, до невозможности жестокая ирония: в таком большом городе попасть на человека, купившего твою вещь, так же нереально, как выиграть миллион, купив один-единственный лотерейный билет.
    Ну вот надо же: именно этот жалкий процент вероятности (чёрт знает какая малая доля!!!) явил её свою издевательскую усмешку.
     У ног старухи в «марьянкином» пальто вертелся пёс, такой же жалкий, стары й и облезлый, как и сама хозяйка. По собаке – хорошо просматривалась судьба её владелицы: полная ненужность. Такой себе эффект неприсутствия, когда никому нет дела, жив ты или нет. Грустный тандем: два одиночества…
     И вообще, город сегодня был явно враждебен к Марьяне. Вообще-то женщина любили эти длинные улицы и широкие проспекты, она жила здесь всегда, все свои тридцать семь лет. Но город – она это тонко чувствовала – часто вёл себя избирательно и непредсказуемо, как чересчур нервный родитель, который то задаривает, то отталкивает неизвестно почему. И в такие дни город как будто нарочно загонял её в лабиринты улиц, зло подсовывал под ноги то выбоины, то камни. Марьяна понимала, что всё это ей только кажется, и, скорее всего, город просто возвращал ей её же собственное настроение.
     Но считать, что город – живой, было намного интереснее. Это давало ощущение, что Марьяна вовсе не так уж и одинока.


     Одиночество – действительно странная штука. Этого категорически не понимают те, кто окружён родными и близкими: «Ой, тоже ещё проблема! Да пусть они все провалятся, чтобы мне хоть чуточку отдохнуть! Достали!!!»
     Да, бывает и так. Но вот когда совсем – совсем! - никто не «достаёт», тут взвоешь…
    Марьяна давно проживала одна, - с тех пор, как разошлась с мужем. Они не выдержали вместе и года. Инициатива развода была его: однажды утром просто и буднично объявил, что они – разные люди. И он, дескать, наконец понял, что не нашёл в молодой жене того, что искал. Ошибся. И, стало быть, гуд бай.
    Марьяна даже не расстроилась, честно. Ведь она и замуж-то шла, можно сказать, исключительно по просьбе отца. Всё одно и то же повторял: что ты, мол, дочка, себе думаешь, уж лет тебе сколько. И внучат пора бы ему, горькому вдовцу, понянчить (они недавно похоронили маму). Ну вот Марьяна и вышла замуж, как раз Ванька тогда за ней ухаживал, предлагал.
    Но ещё и медовый месяц не кончился, а отец - отошёл в лучший мир. Тосковал по покойнице-жене, к ней и отправился. Такая вот любовь, значит? Видно, да, раз не захотел без своей Вареньки оставаться, и сердце тут ни при чём. Да и возраст – тоже не шутка…
     Так что развод Марьяны вообще никого не огорчил. «Пусть катится!» - подумала она (кстати, хорошо, что не меняла фамилию!!), и уже на другой день почувствовала себя почти счастливой. Потому что сама себе хозяйка в уютной квартирке. Экс-муж, молодец, вернулся к своим родителям, и дело с концом.
     … Как Иван её называл?.. Ну-ка, ну-ка, вспомнится ли? Ах, да: Марюха. Вообще с именем у Марьяны всю жизнь получалось нестандартно. Десятки вариантов, буквально. И каждый – звал её на свой лад: учителя – Мариной, родители – Марионеллой (так  - по-настоящему, это мамина идея), Сама же себя женщина числила именно Марьяной и только так представлялась. Но всё равно: каждый тут же творчески обрабатывал её имя, вот и сыпалось: Маруся, Маша, Марья… Даже Марианна! Это когда по экранам страны с эффектом цунами пронёсся слёзно-сладкий каламбур про богатых, которые якобы тоже плачут. Но Марьянка тогда была ещё малолеткой, и её просто немножко подразнили во дворе, и всё.


    … Марьяна шла и шла, не в силах остановиться. Это была давняя привычка: успокаиваться на ходу. Чёртово пальто!!! В конце концов, не человека же она продала в рабство!.. Нельзя быть такой чувствительной. Неприлично даже.
     В кармане резко зазвонил телефон, и Марьяна испуганно вздрогнула. И решила вот сразу, уже не откладывая, сменить мелодию вызова на что-то более спокойное. Конечно, будет не так хорошо слышно, ну и пусть. Ей не так уж и часто звонят, да и то – по делу.
     Ну правильно: звонила Елена Ивановна, начальница. Просила завтра подменить вечно простуженную Татьяну Егорову. Марьяна как бы нехотя согласилась, а на самом деле была даже рада. Куда ей, если честно, девать свои «свободные» дни?.. (Она работала  библиотекарем и имела два выходных в неделю. Среду – как постоянный день, а второй выходной – по скользящему графику).
     Итак, ответив Елене, Марьяна и вправду, присев на ближайшую скамью, сменила мелодию, а заодно – просмотрела пропущенные СМС. Опять одна реклама! Сообщение бесцеремонно предлагало новую услугу: «Проследите за своими близкими!»
     «Это как?!» - поразилась Марьяна. Ничего себе «близкие», если за ними следить надо! Это чужие. Потому что близких любят. А, значит, доверяют им. Следят – за преступниками…


     Свою работу Марьяна любила. Пусть скромная зарплата, ну и что? Одной – вполне достаточно. К тому же, от родителей остались кое-какие деньги. Никаким банкам Марьяна не доверяла, а свою замечательную наличность (разумно переведённую в валюту) хранила в надёжном домашнем сейфике, который приобрёл ещё отец в те интереснейшие годы, когда в стране вдруг разрешили кооперацию. Вот он и увлёкся. Из простого грузчика – вдруг превратился в неплохого дельца (успешно, в небольшой компании ловких приятелей, торговал «палёной» водкой). Отец всегда мечтал «красиво пожить», и тут – пошло как по маслу. Но, однако, дело пришлось вскоре свернуть, чтобы не попасть в тюрьму. Вовремя подсуетились, успели!
        Накопленные капиталы отец упрямо не хотел тратить. Мама сердилась: на смерть отложил?! Чего на них впустую любоваться, на бумажки эти? Жить надо, радоваться!! А папа твердил: «Погоди, успеем».
     Ох как права оказалась мама! Он так ведь и не нашёл повод, чтобы потратить. Но зато теперь – Марьяне хорошо, что скрывать. Можно и вообще не работать, и так хватит. Просто дома сидеть скучно.
     О своём наследстве умная Марьяна никому не рассказывала, а задушевных подруг – не имела принципиально. Поэтому в библиотеке дружно считали, что у Марьянки есть какой-то покровитель-любовник (она даже вроде намекала!), и что женщина им весьма довольна. Любовь?! – да откуда, что вы. Устроилась просто неплохо. Она ведь внешне – ничего так, миленькая.
     Короче, её дело. В общем, даже завидно. Хорошо же, правда, вот так жить и не мелочиться, не трястись над каждой копейкой. И кофточки менять почаще.
     Когда-то давно, ещё в детстве, Марьяна мечтала стать артисткой оперетты. Пересмотрела и переслушала по сто раз всё, что  тогда показывали. Особенно любила «Сильву».
     - Ча-а-а-а-астица чёрта в нас!!! – напевала, подскакивая, перед зеркалом. А что? Голосочек хороший, звонкий. Диапазон, слух – всё как надо. И артистизм – через край, все говорили. Но мама была категорически против. Ка-те-го-ри-чес-ки! Причина ясна: старший мамин брат был женат на артистке оперетты. И он без конца и края жаловался на свою участь, бесконечные гастроли жены и «развратность» всех людей искусства.
     - Это живой пример! – любила повторять мама, больше всего на свете доверявшая «историям из жизни». – Посмотри, разве это женщина?! Ну, пока молодая, хоть глазу приятно. А состарится – и погонят со сцены. И что?! Ни детей, ни чертей, одно ля-ля! Тьфу!
     Короче, мама сурово пообещала «костьми лечь», но не допустить Марьянку «до баловства».
     - Иди вон лучше на библиотечный! – учила она.
     Это снова оказал влияние пример из жизни, ведь мама работала уборщицей именно в библиотеке.
     - Там тебе и культура, и тишина. И в тепле! Это не на конвейере руками махать, спины не разгибать. Библиотекарши – как на подбор: чистенькие, вежливые. Потому что нервы в порядке. Живут по сто лет!
     Мама была уверена, что всё абсолютно правильно понимает, поэтому любила повторять:
     - Верно говорят, что все болезни от нервов. Один сифилис – от удовольствия!
     (При слове «сифилис» она сурово сдвигала брови и грозила кулаком потолку. Спорить – у Марьяны получалось плохо).
     И  отец был полностью согласен с мамой:
     -  Ты, дочка, не возражай, а прислушайся. Нам хочется, чтобы ты жила как следует. Хорошо, тихо-мирно. Библиотека – место уважительное, разве мать плохо советует?
     Марьяна повздыхала – и поступила в институт культуры. Да и, честно, сказать, не пожалела. Нравилась ей именно эта особая тишина, атмосфера сопричастности чему-то, что не обозначишь словом. К тому же, Марьяна всегда любила чтение ничуть не меньше, чем пение. И точно ведь: жизнь любой певицы – это суета и толкотня. Постоянное напряжение, как говорила мама.


               


                ----------------------------------



     … Марьяну обогнала молодая пара с коляской. Из неё таращился годовалый мальчонка, равнодушно слушающий мат-перемат мамы с папой:
     - Это ты, мудак, соску не взял!
     - Сама ты курва, сука тупорылая! Ты – кто вообще, мать или дерьма кусок? За жопой своей больше смотришь, чем за ребёнком, сволочь безрукая.
     Марьяна даже остановилась. Нет, её поразила не сама ругань, а тон супругов: спокойный, обыденный, как будто они просто обменивались впечатлениями о погоде. Значит, они всегда так разговаривают?.. 
     Родители Марьяны были людьми простыми, но матерные слова у них вырывались крайне редко и как-то неловко, совсем не шли к ним. Поэтому Марьяна брезговала подобной лексикой, и сейчас от души пожалела кроху из коляски. Значит, ему в розовые нежные ушки бесперебойно льётся вот эта грязь. И растёт-подрастает языковой инвалид… Бедняга!.. Уже сейчас сеют в него родители нелюбовь, непрощение, нетерпимость. Растят не человека, что ли?.. Такое вот тихое преступление. А впрочем, не такое уж оно и тихое: не одна Марьяна слышала этот милый диалог. Пол-улицы оглянулось.
     «Ну откуда в них всё это?!  - подумала Марьяна. – Откуда  в нас?.. Они – это мы. Почти все так живут, почти все!! Что это за ущербность? Почему?..
     Она вспомнила, как в прошлом году летала в Египет. И все две недели отдыха думала: наших – сразу видно. И по ленивому переругиванию, и по неумению достойно ожидать. Вот хотя бы судя по бессмысленной толкотне у входа в «отстойник», в аэропорту… Да без вас же не улетят, дорогие! Чего же вы как стадо баранов? Сидите спокойно, всех зарегистрируют, всех пропустят, иначе не бывает. Но при этом и за собой Марьяна подметила, что так же точно и суетится, и толкается, так же торчит в глупой очереди, стремясь пройти в самолёт побыстрее. Ну и зачем?..  Да, менталитет – это непросто, его с ходу не поменяешь.
     Марьяна часто думала об этом, да и о многом другом. Она вообще любила додумывать свои «интеллектуальные залежи», как она говорила. Вот почему ей в принципе редко было скучно одной. Конечно, у неё имелись ну не то чтобы друзья, а, скажем, хорошие знакомые. По-настоящему близких отношений Марьяна не хотела заводить, потому что каждый из «допущенных», чуть пропусти она момент, рано или поздно предъявил бы права на самые потайные, сокровенные уголки её души.
     Единственным близким человеком (не по крови, а по сердцу) была её первая учительница, Доминика Петровна. Она жила в том же доме, что и Марьяна. И так-то так совпадало, что девочка, идя утром в школу, часто встречалась с Доминикой Петровной, и они шагали вместе, разговаривая обо всём на свете. Учительницу не зря обожал весь класс (да и вся школа!): она и в самом деле была наставник от Бога. Беззаветно любила свою работу и детей.
    Марьяна очень гордилась своей соседской привилегией, и между нею и любимой учительницей не было никаких секретов. Так продолжалось все школьные годы! Перейдя и в среднее звено, Марьяна по-прежнему утром получала добрый соседский привет Доминики Петровны. Всё так же можно было и поделиться, и пожаловаться, и получить дельный совет. И никогда – ни разу! – их разговоры не стали известны никому: учительница умела дружить. Вот как Марьяне повезло!
     Но вот пришло и время прощания со школой, и Марьяна сразу ощутила, что жить без Доминики Петровны – просто невозможно. Ну как существовать без этих удивительных глаз, без родного голоса?! Кто ещё знает Марьяну лучше, чем Доминика Петровна? И даже знает намного лучше, чем сама Марьяна - себя!
     И девушка, ничуть не сомневаясь, что её не оттолкнут, стала просто забегать к Доминике Петровне «на огонёк».
     - Девочка моя дорогая! – умилялась учительница. – Если бы ты знала, как я рада, что нужна тебе!
     Они усаживались пить чай, который Доминика Петровна заваривала как-то по-своему, с удивительно пахучими травами. Во всяком случае, такого ароматного напитка Марьяна нигде больше не пила. Их разговорам никто не мешал, потому что Доминика Петровна к тому времени жила уже одна  (взрослая дочь переехала к своему супругу). А у самой Доминики Петровны – «никакого мужа и отродясь не бывало», как она шутила.
     Но случилось ужасное: Доминика Петровна умерла… Инфаркт. Ей и лет было не так уж много, но, видно, судьба. Раз! – и нет человека. И вроде ни с того ни с сего получился проклятый инфаркт, без причины. Так все говорили.  И только одна Марьяна знала:  неправда, причина была. Но девушка молчала.  Не могла она допустить, чтобы всякие болтуны трепали дорогое ей имя на досуге. Нет причины, говорите?..  Ладно, нет так нет. Бывает.
     Смерть учительницы потрясла Марьяну: показалось, что рухнул мир… Марьяна думала, что так чувствуют все, кто знал Доминику Петровну, поэтому девушка даже ушам своим не поверила, когда, обзванивая бывших одноклассников (звала на похороны) наткнулась на такое от некоей Чабановой:
     -А я, Марьянка, никак не могу прийти! Ну никак!!! В два часа, ты говоришь? Так я как раз на 14.00 на маникюр записалась. Если бы заранее знать, а так… Да не могу я отменить, ты что!! Я ноготь сломала! Да и вообще, на руки свои уже смотреть страшно.
     Ну что ж, и не нужно, если так. Никаких обид.
     Марьяна дала отбой и потрясённо подумала: оказывается, бывает, когда СОБСТВЕННЫЙ сломанный ноготь трагичнее ЧУЖОЙ смерти?.. А надо ли удивляться? Ноготь – он ведь родненький. А Доминика Петровна – никто. Да?.. Чужая?!! Вот не стала Доминика Петровна для своей ученицы Лизы Чабановой БОЛЬШЕ её ногтя. И это хорошо, что Чабанова не придёт. Хорошо, а не плохо. Зачем она ЗДЕСЬ?
     Марьяна и дочь Доминики Петровны приготовили поминки на дому (не было таких денег, чтобы столовую нанимать). Купили картошки побольше, вот и обошлись достойно, в общем-то. Спасибо, что тогда картофель стоил копейки. А сейчас?.. Цены – хоть сразу умирай, если ты на пенсии.
   
   Марьяна вспомнила, какую картину наблюдала недавно в магазине: старушка стояла в кассу с половинкой хлеба и… с одной картошиной! С одной!! Кассирша тоже поразилась, но картофелину всё же взвесила, назвала цену. Несчастная, долго выуживая мелочь из драного кошелька, рассчиталась. А Марьяна, стоявшая за ней, вдруг метнулась назад, в торговый зал, подхватила большую сетку картофеля и, торопливо заплатив, выскочила за старухой. Благо, та, еле передвигая ноги, ещё и от магазина не успела отойти. Марьяна подбежала, уговаривала взять, а старуха смущалась, пугливо отказывалась… Но Марьяна предлагала настойчиво, а главное – от всей души, и старая женщина поверила наконец, что это не мираж. Взяла…
     Что же это такое, а?! Какое-то повальное, обжигающее нищенство! Город кишмя кишит попрошайками, но у них – это практически бизнес, что говорить. А эта, которая с одной картошиной, никогда ведь, ни за что не попросит. Лучше умрёт.


                -------------------------------

    

     Наконец Марьяна пришла домой. Она любила свою квартиру, обожала наводить в ней порядок. Да и что там наводить, когда одна? Так, пыль смахнуть. Ну и по  мере поступления проблем, конечно.
     Марьяна знала: первые часа два, когда она появлялась дома, пробегали незаметно, даже весело.  Женщина как бы обновляла атмосферу  своего дома, готовила простой ужин (фигура во веки веков), подтирала, подправляла. Иногда затевала и перестановку: нравились новые варианты. И, наконец, удовлетворялась.
     А потом – всегда! – начиналось одно и то же, и Марьяна этого терпеть не могла. Каждый раз надеялась: вот сегодня (наконец-то!) будет по-другому. Она просто почитает или повяжет у телевизора, ну или в интернете посидит, если что. Потом – хороший, глубокий сон довольного собой человека.
     Но… Всегда с неумолимой закономерностью повторялось одно и то же, одно и то же… Расслабиться и отвлечься снова не получалось, книга раздражала, вязание – опять не шло, потому что и нитки не того цвета, и фасон выбрала неинтересный. Распустить!!! И распускала. И пока  превращала  узор обратно в клубок, почти успокаивалась… Да-да, вот сейчас она начнёт сначала (теперь поняла точно, что нужно!!), и получится настоящая радость, но… Через каких-то полчаса новый узор опять казался жалким, убогим.  НЕ  ТЕМ. Ну тогда что?! – включить «Одноклассников», что ли… Скорее, скорее!! Кто, где, когда?.. Этого тоже хватало минут на пятнадцать – и всё.
     Вот теперь – опять «приплыли». Ну, ещё чашечку кофе, в качестве последней надежды. Так, выпила. И что? ЧТО????
     Кому расскажешь про эти ежевечерние муки, кому это интересно? Кому надо?! Пожмут плечами: блажь, мол. Дорогуша, мне бы на твоё место. Поэтому и не надо говорить, поэтому сцепи, Марьяна, зубы. Всё отлично и распрекрасно, лучше не бывает.    
     Что же, так теперь и будет всю оставшуюся жизнь?! 
     Сегодня Марьяна твёрдо решила: надо это изменить. Но как?.. А вот говорят, что в Интернете всё есть! – она уселась за клавиатуру, набрала запрос: «Как избавиться от внутренней тоски». Машина выдала интересное: «Люди – стадные животные. Против природы не пойдёшь. И если мы лишаемся возможности общаться друг с другом, то волей-неволей нас начинает захлёстывать горькое чувство одиночества, никому не нужности и горького сожаления о потерянной возможности общения».
    Это оно?.. Неужели так и обстоят дела?
     Марьяна подумала, что тогда, значит, надо именно теперь пересмотреть, перелистать, перетряхнуть всю свою жизнь, расставить всё по местам, всему дать честную, беспощадную оценку. А уж потом (только потом!) выбираться на новый путь. Если понять, то можно пойти дальше…
     Итак, ещё раз с самого конца: именно с конца; так, как распускается очередная кофточка. Распустить ряд за рядом. Вспороть швы, срезать пуговицы! И тогда вернутся первозданные клубочки, таящие надежду. Они, несущие обновление, снова появятся перед глазами в своей нетронутой загадочности… И не надо тогда резко бросаться вязать снова, по принципу «лишь бы чем-нибудь занять руки». Сначала надо «перелистать» себя, переоценить и ВЫБРАТЬ. Вот как просто…


                ---------------------------------


     Когда-то давно, ещё до бестолкового замужества, был у Марьяны, так сказать, опыт любви…
     Кстати, куда это подевались (в прошлом – многочисленные!) интеллигентные юноши в очках? Вымерли?.. Нет, выросли. Стали солидными дядьками. А новые – так и не возникли…
     Нынешние юноши с неглупыми глазами – это, в лучшем случае, «продвинутые» молодые люди, классно владеющие всякой мудрёной техникой, и оттого – необыкновенно гордые собой. Но они – НЕ  ТЕ.  Те ушли навсегда, как песок сквозь пальцы. Исчезли вместе со временем, их породившим.
     ….. Вот именно такого «мальчика в очках», скромного, декламирующего (слегка заикаясь) Блока и Цветаеву, заприметила и выделила юная Марьяна. И никому не сказала, только Доминике Петровне. А та – почему-то насторожилась:
     - Ты, конечно, сама смотри, но… Видишь ли, я эту семью неплохо знаю. Мне твой Максим не нравится.
     Марьяна удивилась и даже слегка обиделась:  почему?! Уж такие, как Максим, просто обязаны нравиться учителям.
     - Понимаешь, Мариша, он какой-то… весь в себе, что ли. Пойми, он не любит людей, вот что плохо.  Я не раз видела, как он с мамой обращается: как со слугой. Ну или как с убогой, которая недостойна его ума и утончённости… Я понимаю, детка, что тебе неприятно. Но не могу промолчать. Впрочем, сама увидишь…
     И добавила, вздохнув:
     - Смотри только, ради Бога, не вляпайся во что-нибудь безнадёжное. Ведь любовь зла!
      Но в шестнадцать лет мы все считаем себя невероятно умными, и даже немного жалеем окружающих: они до нас явно не дотягивают! Вот  и Марьяна не была исключением. Она радовалась безмерно, что Максим тоже обратил на неё внимание. Она решила любить и не оглядываться, а о словах Доминики Петровны старалась не думать.
     Она бросилась в это чувство как в омут, с безрассудством начинающей аферистки.
     Молодые люди  были теперь почти неразлучны, вместе бегали в кино и, кстати, в библиотеку (Марьяна твёрдо решила соответствовать любимому)!
     Но как же права была мудрая наставница, просившая Марьяну не делать глупостей!.. Утончённый и интеллигентный Максим взял жертвенную девичью любовь не как желанный и дорогой подарок, а как случайный приз: мол, выиграл – и ладно: не очень-то и хотелось…
     Всё случилось обыденно и неромантично, у Максима дома, куда он зазвал Марьяну «кое-что интересное полистать», из самиздата. Они сначала и вправду полистали, и угостились чаем; а потом вдруг тихий юноша решительно и страшновато повернул ключ в замке и почти силой увлёк Марьяну на диван. Девушка, хотя подсознательно тоже этого хотела, на такое никогда бы сама не решилась. Она ведь думала об этом как о чём-то заветном, в высшей степени прекрасном…
     А никакого счастья не случилось: вышла довольно неприятная и неловкая возня, болезненная и пошлая. Максим, однако, остался доволен. Она же - не ощутила ничего.  Ну вот абсолютно!.. Появился только страх: и что теперь?.. А что, если…О нет, нет!!
     Но последствий не случилось, и то хорошо. А продолжения романа – так и вообще не последовало, как будто и не было ничего. Максим сразу стал неприветлив и холоден как айсберг, а потом вдруг заявил: «Извини, я думал, что ты – необыкновенная, недоступная. А ты даже не заплакала. Значит, с любым смогла бы, лишь бы силу показал». Вот тебе и мальчик в очках!..
     И всё кончилось. Больше не звал ни «полистать», ни в кино. Просто «здравствуй» и «до свидания», обычным дежурным тоном. Мол, было-не было, какая разница?..  И глаза пустые.
     Вот почему Марьяна потом так долго не хотела даже думать ни о любви, ни о семье, вот почему и в самом замужестве – не задержалась. Она как будто сразу и безвозвратно отморозила ту часть души, которая отвечала за нежные чувства, и не нашлось никого, кто бы помог льдинке растаять.
     Марьяну теперь раздражали свадьбы и эти глупые курицы-невесты с занавесками на головах. Она бесконечно презирала всё это.
     Однажды только согласилась пойти на свадьбу одноклассницы – и окончательно убедилась: глупость и показуха. Противно.
     А там – ещё и неловко вышло: мать жениха, женщина недалёкая, вдруг возле ЗАГСа устроила настоящий спектакль (она успела «принять» с утра и шныряла, глупо скалясь, между гостями). Около здания было немало праздничного народу: приехали «расписываться» четыре пары.
     Мамаша радостно и громко сообщала всем и каждому: «А наш жених лучше!!»
     Не обошлось и без «комплиментов» чужим невестам, одну из которых баламутка честно и решительно назвала «староватой» и «потёртой». Сообщила она об этом неоспоримом факте непосредственно её отцу, который, крепко взяв  правдолюбку  под жирный локоток, отвёл её в сторонку и убедительно попросил заткнуться и пойти на…
     Вот после этого - комментарии наконец иссякли. Видно, умел мужик убеждать.
     А Марьяна смотрела и думала: вот так же и её  может оскорбить какая-нибудь дура. При всех!.. Поэтому, когда на замужество она всё же решилась, то категорически не захотела никакой публичности. Они просто и тихо получили документ, и никаких белых платьев.
     Марьяна также терпеть не могла, когда женятся «по залёту». Может быть, поэтому у них с Ваней так и не получились дети?.. А иначе почему? Со здоровьем – врач ничего ненормального не находил. Говорят, это бывает, когда абсолютно стандартная пара не может иметь детей. Несовместимость какая-то, что ли. Вот так и они жили: хоть и пара, а вот, оказывается, «не пара». И правильно, значит, что расстались.
   


                ---------------------------------


     … Почему люди так любят Новый год? Наверное, потому, что он создаёт иллюзию волшебства. Все знают, что чудес не бывает, но когда бьют часы и вы в самом деле за секунды переноситесь из одного года в другой – это и правда  похоже на сказку, в которой есть машина времени. Ни один праздник не несёт столько романтики, согласитесь. Чего стоит одно только название: Новый год. Новый!
     Ах, эта иллюзия невероятного шанса, который мы сами себе частенько назначаем: вот  с первого числа можно. Да! И сразу начнётся новая жизнь. Не та, которая сейчас, а такая, как  надо.
     Поэтому Новый год – это вообще фирменное начало нового. Такой себе отчётно-ОТСЧЁТный  период…


    

     До праздника оставалось ровно две недели, и Марьяна решила, что 31 декабря – это и будет начало другой жизни. Так сказать, первый метр условного клубка…
     Да…Запуталась, зафилософствовалась, хоть к психологу иди.
     Конечно, можно и это. Тем более что психолог – это так сейчас модно. Но Марьяна знала: никому на свете она не сможет открыть свои мысли до дна. И дело не в стыдливости; в конце концов, идеальных людей вообще нет. Дело совершенно в другом: Марьяна хотела и должна была осудить сама себя. Ни один психолог этого делать не станет, а, наоборот, поведает, что надо себя простить. Может, и правильно, кто же не хочет примирения с собой? Но это не то, не то. Поэтому - не надо, Марьяна сама справится. Главное – начать!
     И тут она простудилась. Пришлось взять больничный, но Марьяна посчитала это намёком судьбы и хорошим знаком: почти неделя абсолютной изоляции и раздумий – хороший старт. Только вот надо через три дня сходить в поликлинику и продлить больничный, но это не помешает.
     Вот эти первые три дня прошли практически идеально, никто не беспокоил звонками. Марьяна придумала для себя наглядную схему, и на листе бумаги обозначила две графы: «мысли» и «выводы». И решила ни в коем случае себя не жалеть. Поэтому сразу же в колонке «выводы» появилась первая  запись: «Я не верю ни во что и никому». Ничего себе!.. Марьяна срочно добавила новую колонку – «как это исправить».
     Легко сказать! А как?.. Не в церковь же идти, ведь нет в душе веры. Или пойти всё же? Глупо. Себя-то разве обманешь? Да и, честно говоря, Марьяна скептически относилась ко всему этому, а современное венчание – так вообще считала просто данью моде и глупым кривлянием. Это же ведь, если по-настоящему, с такими чистыми помыслами совершать надо! А что нынешние женихи и невесты, таковы ли, как предполагается? Ой, не смешите. И вообще, Бога никто и никогда не видел. Значит…
     И тут её пронзило. Показалось, что кто-то, сидящий тайно внутри, укоряюще и грустно спросил: «А совесть? Её ведь тоже никто и никогда не видел. Но разве её нет?..»


               


                -----------------------------------


      В четверг с утра она пошла в поликлинику. К участковому накопилась приличная толпа, и марьянкин аргумент - «мне только больничный продлить» - встретил железобетонный отпор: «Всем – продлить!!! Занимайте очередь!!»
     Другого выхода не было, и Марьяна примостилась с края убогого топчана, тоскливо уставилась на недоступную дверь. Очередь продвигалась так медленно, что одна старушка в сердцах спросила, обращаясь к облупленной стене:
     - Там что, роды принимают у каждого?!
     Очередь нервничала: торопились все. Да ещё и откуда ни возьмись к кабинету подкатилась могучая тётка, тащившая за руку своё плотное дитя - усатого «лба» лет двадцати. Замыкал процессию отец «ребёнка». Группа молча и уверенно, не реагируя на стон-угрозу измученной очереди,  распахнула заветную дверь и ввалилась внутрь. Обратно они появились только через полчаса и, победно размахивая синим бланком больничного, протопали в конец коридора. Судя по дальнему ропоту, с очередью номер два семейство проделало то же самое.
     - Вот наглость! – восхитилась старуха, спрашивающая про роды. – Таким только и счастье! Куда хошь пролезут - и глазом не моргнут.
     - Вот именно, - хмуро поддакнул дед с палочкой. – Будь я помоложе, я бы наглого главу семейства на дуэль вызвал.
     Марьяна представила эту картину и невольно развеселилась. И даже мысленно дорисовала ещё интереснее: вот, например, полный коридор роскошных дам в декольте… Сидят на топчанах и томно обмахиваются веерами. А рядом с каждой (стоя, конечно!) – гусар. И вот вдруг какой-нибудь  завалященький  гусаришка  наладился без очереди. Надоело, дескать, господа, не взыщите! Дамочку свою в перьях за талию приобнял, к кабинету галантно подвёл, а сам – наготове, ощетинился весь. Руку на эфес сабли положил:  ну, кто на меня?? А другие гусары – вдруг как заропщут, завозмущаются: «Господин хороший, имейте гусарскую совесть! Ваша ободранная дама стояла лично за моей! Или, может, вообще не стояла, чтоб вам пусто было!!!»
     Марьяна увлеклась и громко хмыкнула. Приумолкшая было очередь покосилась на неё подозрительно.
     Но ждать стало веселее, и Марьяна начала невольно, коротая время, придумывать биографии соседям по коридору: недовольную бабку она определила в одноклассники к хромому старику и стала развивать тему: вот, мол, годами сидели за одной партой, портфель ей носил, стихи писал… А сейчас – смотрит и тупо не узнаёт. И впереди себя в кабинет ни за что не пропустит, хоть умри она тут!
     Но, наконец, подошла  и  очередь Марьяны. Сам визит занял минуты две, не больше, и она получила ещё три свободных больничных дня, вплоть до понедельника. После поликлиники она ещё заскочила в магазин, где набрала всякого-разного неожиданно много (решила побаловать себя вкусненьким), и тяжёлые пакеты больно оттянули руки.
      - Ничего, тут до дома три шага, - решила женщина. Она направилась к выходу. Впереди неё магазин покидала молодая пара, и девушка, приоткрыв дверь, пропускала своего возлюбленного, тоже изрядно нагруженного сумками.
    «Вот хорошо!» - подумала Марьяна и слегка прибавила шаг. Не надо будет самой возиться с тугой дверью.
     Но не тут-то было! Девушка, пропустив спутника, тут же преспокойно прошла вслед за ним, решительно оттолкнув сунувшуюся было Марьяну, и дверь благополучно закрылась. Женщина чуть не заревела от обиды, хоть это же мелочь, это даже не очередь в поликлинике. А вот как задело!
     Что за странные существа – люди?.. «Своему» - поможет, а «чужую» даже не видит, как будто и нет её? Ну не специально же её оттолкнули, правда? Просто её  НЕТ.  НЕТ…
     «Подожди обижаться, - одёрнула себя Марьяна. – Сама-то ты не такая ли точно, а? Только не запоминаешь».
     Она наконец открыла дверь и вышла из магазина. Остановилась, поставила пакеты у ног, додумывая ещё немного эту мысль. Да-да, надо за собой внимательно последить. Вот прямо с этого дня.
     … В двух шагах от неё – говорила по мобильному какая-то до невозможности размалёванная «вечная девушка». Из тех, что молодятся до смерти. Тётка, кокетливо прижимая телефон к изжёванному уху, гордо докладывала:
     - Меня вчера познакомили, да!! Ну так, ничего… Симпатичный! А ещё и Света обещала, говорила, что у неё сосед – тоже ко мне интерес проявляет. Ой, брось, попытаться-то можно!
     Она что-то ещё кричала, кивала, радостно подпрыгивала… А Марьяна – смотрела и думала: «Вот оно, моё будущее!» Ужас. Не хочу!!! Нормально надо стареть, а не придуриваться антикварной невестой, у которой «всё впереди». А люди – будут вот так же смотреть и говорить, что бывают на свете просто дуры, а бывают – дуры старые. И Марьяна – из вторых.


                -------------------------------


     «Я больше всего на свете боюсь предательства, вот что. Отсюда – и полное неверие в хорошие отношения с людьми», - поняла Марьяна. Это было на другой день, утром.
     Лучше ведь изначально, СРАЗУ никому не верить, чем переживать ужас предательства… Ладно, так. Но откуда такая боязнь?! Марьяна не зря удивилась: ничего особенного болезненного (развод? – да не смешите!) в её жизни не было. И тут она вспомнила: мама.
     Да, именно.
     Марьяна было поздним и единственным ребёнком, мама родила её почти  в сорок лет. И марьянкин отец – это был её второй муж. А про первый «замуж» мама не любила говорить, хотя никогда не была особо скрытной.
     Вот отец – тот однажды (случайно, в общем-то; «под рюмочку») кое-что Марьяне рассказал. И даже показал одно письмо. Но, протрезвев, сильно жалел и боялся, что Марьяна сболтнёт матери.
     - Варька  меня прибьёт!! – время от времени заклинал он Марьяну. – Так  ты, дочка, это самое… Смотри!! Ты же слово дала!
     Марьяна и сама понимала, что не имеет права даже намекать, что ей кое-что известно.


                -------------------------


     … Марьянкина родительница была из так называемой неполной семьи: её и брата мать воспитывала сама. Отец? – имелся. И Варя его даже немного помнила, хотя была совсем маленькая, когда он вдруг «уехал». Что такое это «уехал», оставалось догадываться всю жизнь. Да, он воевал и вернулся. А потом?..
     Но никакого другого слова мать не употребляла, уехал и уехал. И жилось им туго. Время-то было послевоенное, не приведи Господи. Мать образования никакого не имела, работала много. И в конце концов надорвалась, наверное. Во всяком случае, причина смерти значилась странная: «общая инвалидность».
     Варя, похоронив маму, осталась совсем одна, в пятнадцать-то лет… Старший брат, к тому времени только-только женившийся, так и сказал:
     - Извини, Варюха, но теперь давай сама. Жильё у тебя есть, и это главное, а дальше – думай.
     Да, спасибо, конечно, что Васька (брат) не стал «делить наследство», а ещё и помог: оформил над сестрой опекунство (это чтоб в детдом не забрали, ведь несовершеннолетняя). У него самого – условия выдались хорошие, попал в крепкое семейство. Повезло! Удался смазливым – вот на него и запала девушка из приличных. А, во-вторых, успел Васька при маминой жизни и институт закончить.
   Правда, учился ни шатко-ни валко, еле-еле на тройки, лишь бы не выгнали. И стипендию, между прочим, ни разу не получал. Но был он мамочкин любимец; она, слова не говоря, тащила его все пять лет учёбы. Часто повторяла: «Он - дитя войны!» Ни в чём не отказывала, а  он – брал как должное. Варя даже удивлялась: как он так может?.. Знает же, видит, как матери деньги достаются, а требует и кусок пожирнее, и одежду пофасонистей. Значит, у спекулянтов. А цены??   
     А надумал он жениться – мать и тут исхитрилась денег ему дать «на обзаведение». Радовалась, что Васька удачно пристроился.
     Вот порадовалась – и через полтора года умерла, как будто сделала всё самое главное в жизни. А Варька – осталась…
     Нет, Варя не обижалась на мать и никогда не думала именно такими словами, что та её мало любила. Нет! Но после смерти родительницы осталось у девушки ощущение бесконечной  покинутости, как будто мама и после своего ухода продолжала больше думать и переживать о сыночке, а не о ней.
    Итак, Варька осталась «с жильём». Крохотной (правда, двухкомнатной) квартирке, давно требовался хороший ремонт. Да и вообще, надо было на что-то жить…
     И Варька  решила не идти в восьмой класс, а устроилась уборщицей в больницу. Санитаркой, как записали в трудовой. Работы было немало, но Варька – молодая, крепкая и неприхотливая – трудилась без устали. Потом, разохотившись (хотелось немного приодеться; что она, хуже других разве?..), попросила две ставки. Ей разрешили. Конечно, теперь ей приходилось разрываться на два разных отделения, что, по большому счёту, было не положено, но уж очень Варька просила.
      Начмед пошёл навстречу: не так и легко найти такую безотказную. К тому же - жизнь становилась всё же полегче, и профессия уборщицы начала переходить в разряд не очень востребованных. Так что пусть девчонка работает, чего там. Справляется так, что в пример только ставить.
      Как прошло-промелькнуло три года, Варька даже не заметила. Она всегда работала бойко, весело, с шутками да прибаутками. Стала даже общественницей. А почему нет? На что ещё свою необъятную энергию тратить? Вот и получалось точно по пословице, в которой не место красит человека, а наоборот.
     И вот (странно, что это не случилось раньше) Варюха влюбилась. И в кого?! – ну смотреть не на что. Но женское сердце – это кладезь загадок…
     В ЛОР-отделение (где трудилась наша героиня) попал паренёк с тяжёлой формой ангины. Как на грех, все палаты оказались полны под завязку, и больного разместили в конце коридора, у окна. То есть прямо у двери варькиной подсобки с инвентарём.
     Случай у юноши был нелёгкий, и его сразу пришлось «резать». То есть не его, конечно, а горло. И Варя тут же прониклась бесконечной жалостью к пациенту. Он лежал на казённой койке весь такой худенький, бледненький… Варя тут же вызнала у медсестры, что он – студент первого курса. Будущий инженер, значит. Ну, это если выживет… Бедняга, а ведь только поступил!
     К парню посетители не приходили (Варя целых два дня выжидала-следила), и девушка начала заботиться о Павлуше сама. «Павлуша» - это он так назвался, когда она подсела к нему на краешек кровати «познакомиться». Вышло маленькое и смешное недоразумение:  он назвался «Павел Лужин», а горло-то больное, только хрипы и получаются. Вот и послышалось – «Павлуша». Она засмеялась и сказала: «Раз ты Павлуша, то я Варюша. Так и зови!»
     Они подружились, и Варя теперь каждое утро мчалась (а не шла!) на работу. Благо, что жила недалеко, десять минут ходу. Удобно! А то ведь, в большом-то городе, сами понимаете, добираться – всегда проблема. А Варе очень даже повезло, многие завидовали.
     Ну вот, проболел Павлуша почти три недели, и за этот важный срок молодые люди поняли, что их встреча – судьба. Поэтому студент Лужин, выписавшись, отправился не в общежитие, а к невесте. Это обсуждало уже всё отделение, влюблённых сердечно поздравляли.
     Они быстро расписались, и счастливая Варька обрела наконец высший смысл, о котором мечтала. А также – новую фамилию.
     А Павлуша принял заботу юной супруги как должное, считая, что успел уже горько пострадать в неустроенной студенческой жизни. А тут – он сразу почувствовал себя сытно, уверенно, быстро выровнялся в солидного мужичка и немало прибавил в весе. И спустя всего каких-то три месяца отзывался об общежитии и сокурсниках с плохо скрываемой брезгливостью. Дескать, провинциальная нищета!
     Сам он теперь – плотно завтракал и утром отбывал в институт. Затем, после первой пары, немного перекусывал (Варя не забывала заботливо  завернуть мужу с собой пару больших бутербродов). После занятий он, утомлённый, возвращался к обеду домой. Причём Варя всегда старалась прибежать с работы «на минутку», чтобы лично обслужить своего драгоценного.
     После этого Павлуша ложился отдохнуть («если бы ты знала, Варя, сколько сил и здоровья отнимают эти лекции!! И, заметь, всё – сплошная математика. Это тебе не филфак, где только языком трепать учат! У нас без мозгов – никуда!»).  Да, конечно! При таком напряжении - дневной сон просто необходим…
     В итоге, когда измотанная Варя вечером возвращалась домой, Павлуша, уничтожая обильный ужин, расписывал ей подробно и с упоением, как он, отдохнув, вплоть до самого её прихода - работал «над новым материалом».
     Вот только стипендию Павлуша почему-то так и не получал, в этом отношении очень напоминая варькиного брата. И в зачётке мужа – кроме слова «удовлетворительно» ничего не писалось.
     Ну и что? У него же – высшая кошмарная сложность, понимать надо. И Варя жалела его; сочувствовала, каждый раз слушая, что очередной преподаватель – тоже «зверь», и что хороших оценок на всю группу – только две. Да и то – это чистый блат, и ничего больше (сын ректора и племянница декана). Ну что тут поделаешь?!
     Вот выучится Павлуша, начнёт работать, а с такой золотой головой – его просто с руками оторвут. И заживут они распрекрасно, во много раз лучше. Да и сейчас – чем плохо?
     И Павлуша, действительно, выучился, и получил свой троечный диплом, и торжественно обмыл его с однокурсниками. И, конечно, сразу устроился на завод. Но с работы приходил всегда раздражённый и всклокоченный.
     - Интриги!! – делился он с женой.
     Впрочем, какие именно, - предпочитал не говорить. И Варя, чувствуя его настроение, не лезла с расспросами. Её дело маленькое: накормить, приласкать, понять. Всё наладится.
     Может, ребёночка наконец родить, а?.. Ведь теперь Павлуша не студент, теперь можно. Теперь-то не откажется, как раньше…
     Но Павлуша почему-то рассердился:
     - Да ты же прекрасно видишь, что у меня не складывается на работе!! Какой ещё  ребёнок?!!
     И Варя почувствовала себя глупой и бестактной: а и правда, нашла время!
     Так прошло ещё два года, и Вареньке исполнилось двадцать пять. И тут Павлуша преподнёс ей сюрприз… Самое больное, что он сделал это именно в юбилей! Хоть бы отложил на денёк.
     Оказывается, им  надо  развестись. Почему? – а потому что у Павлуши («дело житейское, Варя!») есть сын (???). И мальчик, значит, больше не может существовать без отца. Ведь это бесчеловечно по отношению к ребёнку, разве нет?
     Сказать, что Варя растерялась, - это не сказать ничего. Слушала и узнавала: мальчику, Юрочке, оказывается, пять лет. А кто мать?.. – да, собственно, какая разница?! Ну, женщина одна, Варя её не знает.
     Это что же?.. Значит, разлюбезный муж, ещё будучи студентом (Варя быстро подсчитала, что третьего курса), уже  тогда заимел вторую семью.
     - Да, Варя, так бывает! – пожал плечами супруг. – Я давно тебя разлюбил, но не мог сделать тебе больно, жалел. Ты же ведь сирота! Вон, брату родному, - да и то не очень-то нужна.
     … Насчёт брата – почти правда: встречались они крайне редко, потому что Варя – «неприлично простая» и «птица не того полёта», как выразилась однажды жена Василия.
     - А теперь, Варя, - продолжал вещать «милосердный» Павлик, - нет смысла длить эту ложь. Я, конечно, виноват; но, с другой стороны, разве люди вольны в своих чувствах?!
     Он ещё что-то говорил, говорил… До Вари плохо доходил смысл слов, но павлушины планы она поняла:
     - Мы разводимся и срочно размениваем квартиру. Мой ребёнок не может больше жить в тех условиях, в каких вынужден существовать сейчас!
     (Где именно, Павлик не уточнил).
     Не может, значит, и точка.
    - Нет, - сказала она тихо. – Я ничего разменивать не дам.
    - А-а-а-а!!! Мстить хочешь?? Так вот ты какая, значит! Правду не любишь?! Боишься её?! А я  - давно уже понял, что ты частенько мне изменяешь!!! Что, не так, скажешь?!!
     Варя поразилась: у них и разговоров даже не было про такое. И никакой ревности, никаких подозрений. Хорошо жили… А Павлик вдохновенно накручивал:
     - Откуда я знаю, думаешь?!! А вот знаю! Чувствую: давно изменяешь!!!
     А, понятно. Ему так проще. Легче! Получается, что не так уж и виноват. Ну и пусть. А размениваться она всё равно не будет. Ему надо – вот пусть и думает про «условия для ребёнка»! Пусть катится.
     Но Павлик «катиться» просто так не собирался, хотя развод оформили быстро: детей-то нет. Да и суда Варя не хотела. Честно говоря, думала, что если сделать по-тихому, то он и уйдёт по-хорошему.
     Нет! Павлуша подковался основательно, выяснил все свои права. Он взял - и просто привёл новую семью прямо в квартиру к Варе, и они  уверенно заняли одну из комнат. Ту, что больше.
     Получился такой себе тихий ад с доставкой на дом. Нечего и говорить, что уже на другой день Варя была готова на любой вариант обмена, лишь бы не видеть их. Она и не знала, что бывает  так  больно…
    И они разменялись, разъехались. Спасибо, что быстро. Павлик обрёл однокомнатную крохотульку, а Варя – комнатку в коммуналке, размером с чулан. И самое неприятное – очень далеко от работы.
     Промучившись какое-то время с выматывающей ездой, Варя решила перейти в библиотеку, тоже уборщицей. Это было гораздо ближе, и опять можно ходить пешком. Конечно, не хотелось расставаться с людьми, с которыми сработалась и сдружилась, но не смогла Варя стерпеть, что на неё теперь показывали пальцем. А наиболее «сочувствующие» - так те вообще лезли в душу, как будто так и надо. С добрыми якобы намерениями. 
     Так что лучше подальше от соболезнований.


                ------------------------------------


     Соседом по коммуналке оказался Игорь Андреевич Сайкин, живущий с престарелой, давно прикованной к постели матерью.
     «Игорь Андреевич» - это если официально, но сосед был старше Вари только на восемь лет, и они легко перешли на «ты». Варя сначала отделывалась простыми вежливыми «доброе утро» да «добрый вечер», но сосед глядел ласково, с беседами не навязывался. И, кстати, не жаловался на судьбу, как наверняка делал бы кто-нибудь другой на его месте.
     Он мужественно нёс свой крест, а работал грузчиком в магазине. Тоже, кстати, близко от дома: необходимо было и днём хоть раз наведаться к матери.
     И Варя начала помаленьку ему помогать. Игорь принял участие новой соседки с большой благодарностью, ведь ухаживать за больной женщиной – это совсем не мужское дело, чего там… Сами понимаете. Тем более, что Варя рассказала ему о своём большом опыте работы в больнице. Неважно, что санитарка! – а приходилось всякое осваивать, это жизнь. Варька и уколы, между прочим, умела делать: наловчилась как-то. Вот на старой-то квартире – соседи не раз обращались, просили «колоть», она и не отказывала.
     Да и, если честно, помощь Сайкиным – это был сейчас единственно правильный выход, побег от невыносимой душевной боли, терзавшей её. Так появлялся опять тот самый заветный смысл жизни: вот опять кому-то нужна! Её помощь – не просто помощь, а огромное облегчение людям, живущим рядом. Соседи – это, считай, та же родня.
     Вот так и начала приходить в себя. Да и в библиотеке она прижилась.  Правда, тут уж две ставки не дают, тут – и одной за глаза: с утречка, ещё до открытия, сделай что надо – и всё, свободна до завтра. Так что часам к десяти Варя уже и справлялась. Ну и как тут не помочь старухе Сайкиной? Сам Бог велел.
     Игорю Варя нравилась: бойкая такая, рукастая. И добрая, сразу видно. Разве она хоть что-то от Игоря за работу берёт? – наоборот, обижается даже, если он говорит, что, мол, должник он теперь  её по гроб жизни.
     Принимая помощь, Сайкин знал меру. Он был уже однажды женат, но давно и недолго: стоило матери Игоря слечь, как молодая жена тут же собрала вещи. Спасибо, что детей не успели завести. И теперь Игорь о женитьбе не думал вообще. Кто же за него пойдёт?..
    А с соседкой – повезло. Ой какое спасибо, что она есть. Бывшие соседи - скандальная  парочка, - к счастью, с кем-то съехались. Кто это с ними согласился жить, интересно?


     … Так прошло не много и не мало, а девять лет. За это время почти ничего не изменилось: всё так же требовала ухода неподвижная старуха, всё так же тихо трудилась на своей нехитрой должности Варя. Вот Игорь – тот имел некоторое разнообразие. Время от времени в его жизни возникала какая-нибудь пассия, и он позволял себе небольшие мужские радости. Он ведь молодой ещё… Но это всё – вне дома. К себе разве пригласишь?..
     А Варя – нет. Никого ей не надо. Сайкин удивлялся, но не спрашивал.
     И вот однажды он, хорошо «посидев» где-то в компании (Варю предупредил, не думайте! Даже извинился, попросил ласково: «Маму покормишь, а?.. »), застал соседку, плачущую навзрыд, на кухне.
     Сайкин изумился: конечно, он видел Варю во всяком настроении, но в таких слезах – никогда. Он заставил её выпить рюмку водки («надо!!!»), а когда она немного успокоилась, потребовал:
     - Говори.
     И Варя показала ему письмо от Павла Лужина. От бывшего, значит.
     «Варенька, давай простим друг другу обиды. Я опять один, вот так получилось… Моя жена призналась, что Юрик, оказывается, не мой сын. Я ведь я столько лет растил его как родного, столько сил вложил и средств! В общем, мы расстались. Я живу у знакомого, потому что нашу «однушку» разменять невозможно, а бывшая жена, стерва, снова вышла замуж и привела мужа в наш дом. Он и есть отец Юры, представляешь? Вот как эта женщина обманула мои чувства! Варенька, давай сойдёмся и начнём всё сначала!»
     Ну и так далее. Вот оно как бывает: той же монетой Павлуше отплатили. Надо же…
     - А ревёшь чего? – возмутился Игорь. – Так ему и надо, всё правильно! Вот и сочлись вы теперь! Радуйся и не бери в голову, пусть сам разгребает свои конюшни. Погоди!.. Может, ты хотела… с ним?!
    - Да я… Я… - всхлипывала Варя. – Ты не понимаешь!!! Ты прочитай, вот! «Простим друг другу обиды»!!!! Друг другу?!! А я…. Я ведь… Он шлялся, а я ни разу и не посмотрела ни на кого!!!!! Что ему  мне  прощать, а?!!
     - Так. Понял! – просто сказал Сайкин. – Я решу вопрос сам. Не плачь.
     На другой день, ближе к вечеру, Игорь позвал Варю на кухню, усадил её напротив и весомо заявил, что видел Павлушу, и тот наконец понял, что Варю беспокоить больше не нужно.
     - И что он сказал?.. – допытывалась Варя.
     - Да ничего, в общем-то. Зуб выплюнул и ушёл.
     - Ты что… Ты бил его?! – поняла она.
     - Конечно. Это давно надо было сделать, и так столько времени упущено. С такими «красавцами» по-другому и не рекомендуется.
     Варя хотела было что-то возразить, но не успела: Сайкин подошёл вплотную, притянул её к себе и требовательно поцеловал. Она не оттолкнула.
     - Ну вот, проясняется. Выходи за меня, Варюха!
     - Хорошо, - просто ответила она.
     Так Варя снова поменяла фамилию. А спустя положенное время – родилась дочка, Марионелла Игоревна Сайкина.
     Письмо Павлика Варя сохранила. Загадала: пусть останется как символ. Как знак, что боль ушла и уже не вернётся никогда.
     Вот это самое письмо и показал однажды дочери Игорь Андреевич.


                --------------------------


     Потеря предавших – это не утрата, а избавление. Это же так просто!
     … Насколько Марьяна знала, родители всегда дорожили друг другом, хотя слов о любви не произносили, наверное, вообще. Марьяна помнила, что какое-то время они жили с бабушкой, которая совсем не вставала. Она внучку любила: говорила с ней ласково, называла Марусенькой.
     И, когда бабушку хоронили, Марьяна плакала. После смерти бабушки  девочке досталась маленькая комната в полное владение, а большая – стала общей.
     Детство Марьяны и вправду можно было назвать «золотым временем». Что главное? Что любили девочку беззаветно, а «остальное – купим», как говорил папа. Вплоть до первой любви – никаких забот и огорчений Марьяна не знала. А потом – ну обожглась, да. Так зажило быстро! Сейчас – даже и обида не помнится, всё растворилось во времени. «Было-было-было-было и прошло, о-о-о, о-о-о!» Вот именно, только «о-о-о» и осталось.
     Потом что? – институт. И тут всё просто и гладко, хи-хи и ха-ха, вся жизнь впереди, надейся и жди. После – работа и замужество «между прочим». Отметилась. Почему её папа замуж так настойчиво отправлял? Да потому что все, кому не лень, спрашивали: «Ну что, замуж не вышла?» Как сговорились!
     Что интересно, если молодой человек не торопится создавать семью, то так и числится в женихах хоть до ста лет, а если девушка – то моментально приклеят ярлык старой девы, которая, значит (другие версии не рассматриваются!), никому не нужна. Или  «синий чулок». Это вообще приговор. Мужик не бывает ни старым девственником, ни тем более чулком никакого цвета…
     А вот если дама «сходила замуж» - совсем другое дело! Это уже образ симпатичный, почти любимый народом, хоть и называемый тоже не очень благозвучно: «разведёнка». Но всё равно это неплохо, потому что из разведёнок всегда легко лепятся «женщины трудной судьбы», которые находятся «в активном поиске». Разница налицо.

   

     … Наступил понедельник, и наученная опытом Марьяна поступила на этот раз мудрее: проснулась ни свет ни заря, и за полчаса до приёма участкового уже сидела под кабинетом. Первая! Вот и не пришлось мучиться в очереди.
     Больничный «закрыли», и завтра – на работу. Ну и хорошо, вполне достаточно. Начало поиска себя положено неплохое, теперь надо не сбиваться с пути. Кстати, работа библиотекаря для такого дела подходит идеально (много тишины и пауз).  Сама атмосфера, так сказать, способствует.
     До Нового года оставалось всего-ничего, школьники предвкушали  каникулы, и посетителей поубавилось в разы (библиотека была детско-юношеской).
     - Маря, ты где праздновать будешь? – обычный вопрос стрекотухи Женечки (из читального зала) заставил Марьяну задуматься. Правда, где?.. Уже давно она встречала Новый год одна, но всегда говорила, что её пригласил очередной поклонник.
     Пока родители были живы, праздновали семейно, дома. Марьяна любила тогда эти дни: все готовились, прятали до поры до времени  подарки «от Деда Мороза», шутили, радовались… Такая маленькая семейная сказка. Потом, с мужем Ваней, – так ни одного Нового года и не встретила: их семейная жизнь уложилась «от» и «до», не задев декабря. А дальше – Марьяна не захотела нарушать особый, неповторимый колорит чудесной ночи чужим присутствием. Одной - было лучше: казалось, что мама с папой рядом. Просто вышли… Но если кому-то рассказать, что одна, – жалеть станут, не поймут! Вот и врала.
     А Марьяна - загодя наряжала ёлочку, покупала подарок самой себе… И праздничная ночь оживала: сверкала гирлянда, горели свечи, пахло апельсинами и ещё чем-то неуловимым, присущим только Новому году. Хорошо!
     Но всё-таки одиночество в праздник начинало её тяготить, и Марьяна окончательно поняла, что в этот раз хочет изменить традицию.
     За два дня до библиотечного «междусобойчика» (по поводу встречи Нового года, а как же!) планировали провести литературные чтения к годовщине известного поэта. Как всегда, заранее вывесили объявление.
     Ответственной назначили Марьяну. Она подготовилась хорошо, но читателей пришло совсем мало, и даже скромный по размерам читальный зал оказался слишком просторным для такого количества гостей. Мероприятие в итоге скомкалось, выступала одна только Марьяна. Никто из коллег не подошёл, чтоб хотя бы «сделать массовость». Но, однако, Елена Ивановна похвалила Сайкину за яркий фотоотчёт.
     Вышло нехорошо: расхожее выражение «отдать дань памяти» воплотилось буквально. Именно «отдать дань»! То есть никакой настоящей любви к поэту, а просто насилие над собой. Собралась от скуки небольшая группа людей, отсидела положенный час и, зевая, рассосалась, обеспечив заветную «галочку». Разве так надо?!!
     Марьяне казалось, что это лично она обидела гениального мастера, который жил, творил, страдал; а она, Сайкина, ничего этого так и не смогла донести, чтобы почувствовали! Поэтому Марьяна решила восстановить справедливость на новогодней вечеринке: она, не жалея времени и сил, хорошенько поискала, и нашла такие стихи обиженного ею поэта, которые подходили к празднику. Нет, не про снежинки и огоньки. Она приготовила великолепные лирико-философские этюды, практически неизвестные широкому читателю. Сама поразилась: надо же!! А то ведь слепили из человека нечто общеупотребительное, загнали в рамки, а в итоге – никто и не видит его таким, каким он был на самом деле.
     … И всё получилось! Марьяна сумела превратить обычные посиделки в душевный разговор о жизни, о людях. Это и было настоящее, не похожее на набившую оскомину «дань». Даже взяли гитару и так славно попели под настроение!
     - Марьяна Игоревна! – разулыбалась заведующая. – Такого Нового года у нас ещё не было. Спасибо, дорогая. Вот, действительно, работники культуры встретили праздник! А то, ведь, знаете, планировать мы все мастера, а вот сделать от всей души – тут пробуксовывает.
     Благодарили Марьяну и другие, а Женечка тут же предложила:
     - Слушай, Марька, а давай теперь почаще так делать, а? И чтобы с гитарой – всегда! (Женька хорошо пела).
     Марьяна и сама чувствовала, что дала толчок чему-то и правда хорошему, настоящему. Задев нечто в себе, она разбудила это и в других. И сразу - стало действительно легко и празднично на сердце.


                --------------------------


      Тридцатое декабря - был последний рабочий день в году, да и то сокращённый. Читателей пришло не более десяти, и работники дружно и часто пили чай, вспоминая вчерашние посиделки и как бы ещё продолжая их.
     И тут Марьяна спросила:
     - Девочки, а кто хочет со мной Новый год встретить? Приглашаю!
     Все удивились, но после вчерашнего  - Марьяна предстала как бы в другом свете, и эта новая Марьяна вполне могла оказаться не той Сайкиной, которую они вроде бы хорошо знали. Но у каждой – уже наметились свои планы, составились компании.
     - Ну, в общем, если кто надумает, жду! – заверила Марьяна. – Я одна буду, так что милости прошу.


    
   Утро и день тридцать первого числа прошли как обычно, но Марьяну почему то не покидало ощущение, что встретит она Новый год не одна. Уверенность была железная, и Марьяна, сбегав напоследок за шампанским, купила не один, а два подарочных набора.
     Дома она с особым тщанием украсила комнату, накрыла столик у телевизора, выставив самую нарядную посуду.
    Был уже восьмой час, и Марьяна решила обзвонить всех знакомых, поздравить. Начала с жены покойного дядьки Василия. Та – немало изумилась, но поблагодарила и в ответ тоже нажелала всего хорошего. Потом Марьяна позвонила всем, с кем работала.
     Интересное дела: с каждым добрым словом настроение улучшалось всё больше, а ведь вроде пустяки! Последним в списке был номер Женечки. Но та почему-то, вместо привычного «и тебя тоже!», вдруг всхлипнула и спросила:
     - Можно, я к тебе приеду?..
     - Конечно, о чём разговор!!
     Ну вот и гостья! И скажите после этого, что нет интуиции. Марьяна прикинула: Женька прибудет часа через полтора. Она ещё раз критически осмотрела своё жильё. Вполне! Отдыхать – постелет потом Женьке на диване. Бельё приготовила заранее.
      Марьяна прошла в ванную и повесила ещё одно полотенце. Потом спрятала подарки под ёлку. Ведь Дед Мороз тоже должен сделать своё дело! Она вспомнила, что в кладовке хранится большая гирлянда, любимая с детства. Надо развесить в коридоре, чтобы, значит, с порога атмосфера праздника чувствовалась.
      Открыв кладовку, Марьяна обнаружила в ловушке клея мышь. Ну наконец-то попалась! Давно тут безобразничает. Мышь была ещё жива, слегка подрагивала. Но всё равно погибнет… И Марьяне вдруг стало жаль глупого зверька. Подумала: все мы похожи на таких мышек. Лезем к приманке  - и не думаем. Вот как эта, позарилась на кусочек дрянного сыра, а что путь к лакомству лежит через полоску смертоносного клея, не посмотрела. Неужели он совсем не пахнет?.. Наверное, нет, раз кто-то так придумал.
     Да, погубила себя мышка-норушка… Жаль, но что же делать, надо вынести её. Пусть это действо тоже будет вроде символа: вместе со старым годом канет в прошлое всё плохое, тяжёлое и лишнее.


    Женечка приехала немного позже рассчитанного срока, но как раз в хорошее время: до заветного боя курантов оставалось два часа.
     Тридцатилетняя Женька была в хороших отношениях со всеми: вечная болтушка, но работящая и не злая.
      В библиотеке всё про всех знали. Женский ведь коллектив, к тому же небольшой. Вот и женькина жизнь была как на ладони: не замужем, живёт с мамой, воспитывает семилетнего сына от любовника, который, конечно, проживает совсем по другому адресу и прочно женат. Вот так сложно…
     Но для Женьки – это, казалось, было не сложно, а совершенно просто. Ясно, как день: он её любит? – да. И она его тоже. А что ещё надо?
     В общем, конечно, она права. А со стороны смотреть – не дай Бог. Женька говорила, что её любимый (уже якобы точно решено!) вот-вот уйдёт к ней. Там двое детей, правда… Но нет любви, давно нет.
     До боли стандартная ситуация! Никуда он не уйдёт, и дураку ясно. Но Женька злилась на такие намёки, и её перестали трогать. Хочет верить – да пусть. И вот уже больше семи лет (с того самого момента, когда выяснилось, что она беременна), Женька постоянно  надеялась, что вот-вот, буквально на днях… Но шёл месяц за месяцем, составляясь в годы; и вот Сашенька, сынок, уже и в школу ходит, а его папа всё только обещает, что завтра подаст на развод.
     «Крайний срок, обещаю!» был назначен на декабрь. Женька всем, торжествуя, сообщала, что Новый год они наконец-то встретят семейно. Что всё-всё-всё решилось окончательно.
     Но вот, видимо, счастье и на этот раз отложилось…
     - Сашеньку ты с мамой оставила? – спросила Марьяна, принимая у Женьки пальто.
     - А с кем же ещё?..
     Глаза Женьки были аккуратно подведены, и вообще она принарядилась, но было видно, что плакала сегодня немало.
     - Молодец, что приехала! – приободрила её Марьяна. – Давай, проходи, уж пора старый год проводить, а то ещё не уйдёт.
     Женщины открыли шампанское, и Женька тут же выпила большой бокал.
     «Переживает, бедняга!» - догадалась Марьяна. Можно и не спрашивать, и так всё ясно. Когда же до неё дойдёт, что не надо ждать своего разлюбезного?! Не дождётся ведь!
     После первого оптимистического тоста глаза Женьки снова подозрительно заблестели.
     - Ну-ну-ну, прекращай! – Марьяна подложила гостье салат и подлила шампанского. – Закусывай, а потом поговорим. Давай, чтобы всё ненужное осталось в старом году!
     …Да, конечно: любимый не приехал, как обещал, «с вещами»… Точнее, он вообще не приехал, а только позвонил, торопливо поздравил, сказал, что внезапно возникли новые, совершенно неожиданные препятствия. Обещал «заскочить» после Рождества.
     -  Ага. Наша песня хороша!.. – рассердилась Марьяна. – Слушай, Женюха, ты же молодая, что ты вцепилась в это… в это ЧМО? Чего ты ждёшь? Мальчику твоему – отец нужен. Настоящий, а не это виртуальное нечто, которое он и видит-то, в лучшем случае, раз в месяц. Да и папой, кажется, не называет, так?
     - Ну да, - смутилась Женька. – Не называет. Аркаша считает, что пока пусть говорит «дядя Аркадий». Так надо…
    - Кому?! – всплеснула руками Марьяна. – Ребёнку? Тебе?!! Нет! Это Аркаше твоему плешивому надо, потому что папой – он быть и не планирует.
     - Да я уж и сама так начала думать, Маря, - тяжело вздохнула Женька. – Налей ещё, а?
     - Успеется! – Марьяна решительно отодвинула бутылку. – Вот часики пробьют, и повторим. Наша с тобой задача – не напиться, а расставить точки над «и». Принять решение и начать новую (я не шучу!) жизнь.
     - Планы хорошие! – горько усмехнулась Женька. – Ну а ты-то чего сегодня одна? Твой – что, тоже женатый?..
     - Да нет у меня никакого, ни женатого, ни разводного, - призналась Марьяна.  - И вообще… Это я специально дразнила вас. Думала, так лучше.
     - Ну да! – не поверила Женька.  – А что так? Ой, извини, - спохватилась она. – У тебя, наверное, драма какая-то большая, да?..
     - В том-то и драма, Женечка, что нет никакой драмы. Хоть бы плохонькой…
      Они долго и хорошо говорили. Встретили Новый год, смеялись, шутили. И окончательно подружилась. Видно, вовремя их свёл этот праздник.
     Напраздновавшись досыта, легли отдыхать уже с рассветом. Но не чувствовали себя уставшими, а, скорее, наоборот: как метко выразилась Женька, они как будто «обнулились», стали какими-то иными.
     Женька и заснула практически сразу, едва коснулась головой подушки. И спала как ребёнок, безмятежно и радостно улыбаясь чему-то.
     А Марьяна – хоть и думала, что тоже сразу «отключится», - долго лежала без сна, глядя в робкое утро.
     Вот оно, понимание! Марьяна догадалась о главном в себе: она не действует, а только размышляет. Не живёт, а лишь собирается, подменяя жизнь поиском её смысла. Такое сегодня вышло рассуждение о вреде долгого рассуждения, как она иронически обозначила про себя.
     Вот взять хотя бы Женьку: она всё равно  счастливая, даже несмотря на такие передряги. Ей – есть ради кого жить, сын – это подарок судьбы. И любит она искренне...
     Да, не хочет видеть правды, а надо ли?.. Она сегодня поведала Марьяне всё, до самого донышка: познакомилась с Аркадием в магазине. Шла по торговому залу, загружала тележку, и вдруг случайно задела большую стойку с консервацией, поставленную как-то нелепо, прямо на дороге. Пирамида дрогнула, и две банки с огурцами шмякнулись об пол, произведя эффект небольшого взрыва.
     Тут же нарисовался охранник (или кто он там), и начался скандал. Подскочила и какая-то ответственная дама, и они дружно насели на Женьку, грозно требуя «оплатить убытки». Женька неумело отбивалась, пытаясь доказать, что с этого стеллажа – банки не грохнулись раньше просто чудом: вот нашли где поставить! Но понимания не возникало, и тут вмешался ОН. Решительный, строгий, красивый; с благообразной бородкой на умном лице. Он начальническим голосом пресёк нападавших, потребовал директора и книгу жалоб, и конфликт мгновенно был исчерпан. Перед Женькой даже извинились, вот чудеса!
     Потом Аркадий Григорьевич (он так назвался) галантно проводил девушку до дому и понравился ей ещё больше. Так и завертелся этот роман…
     Доверчивая Женька влюбилась по уши; не слушала даже маму, которую всегда побаивалась. Аркадий не скрыл, что женат, но это не помешало их бурным встречам. И свободный Женькин день – тоже среда, как у Марьяны, - превратился во всегдашний праздник. Мать Женьки тогда ещё не была на пенсии, уходила на работу на целый день, и никто не мог помешать влюблённым. Аркадий, выкраивая по средам время для любви, совсем потерял голову, называя Женьку своей «девчушкой» и лебединой песней. А когда она забеременела – даже вроде обрадовался. Вот, мол, как я в свои годы управляюсь, куда там молодым! Но когда Женька робко попыталась обозначить их общее будущее, Аркадий Григорьевич заметно поостыл и сказал, что он ничего не имеет против рождения ребёнка, но пока (пока!) свою семью оставить не может. Мол, его сыновья-близнецы – сейчас в самом опасном  (переходном!) возрасте: четырнадцать лет. Надо подождать.
     Женька согласилась, и чувства запылали с новой силой. Правда, когда женькин живот стал заметен, Аркадий пропал надолго. Только иногда звонил, отговариваясь невероятной занятостью. И, конечно же, потом ни в роддом не пришёл, ни на выписке её не встретил.
     Да Женька и не рассчитывала, она же понимала…
     Потом! Всё будет потом.
     Когда Сашеньке исполнился месяц, Аркадий прибыл с подарками для сына. И снова – клятвы, поцелуи, комплименты и обещания «дорогой девочке», что «всё будет хорошо».
     Женькина мама злилась: нашла себе «мальчика» чуть ли не вдвое старше!
     Но Женька была так безгранично счастлива, что даже мать засомневалась. А может, и вправду, – это большая любовь? И, кто, знает, вдруг они и в самом деле сойдутся?..
     «Уважительные причины» Аркадия Григорьевича были, однако, так многочисленны и весомы, что о женитьбе на Женьке не могло быть и речи.
Уже давно благополучно миновал нелёгкий возраст его сыновей; уже и Сашенька стал кое-что понимать.
     А Аркадий всё твердил как попугай: скоро, скоро, скоро…


                ----------------------


     Промелькнули январские праздники: Рождество, трогательно любимый Старый новый год, имеющий особую атмосферу, понятную только нашим людям…
    На Старый новый год – Женька зазвала Марьяну к себе «с ответным визитом». И вообще, они крепко сроднились, как бы заново открывая друг друга, хоть и работали вместе уже давно.
     Как же всё-таки это здорово: дружба! Это почти любовь, так же редко встречается, если настоящая. Всё остальное – это общение, приятельство. Что угодно, но только не дружба. Просто люди часть принимают желаемое за действительное, вот и появляются тысячи «дружб» и «любовей». Натужных и ненужных, как сказал поэт.
     А с Женькой – это возникло настоящее. Тут не надо было притворяться; Марьяна чувствовала себя такой, какой и была на самом деле. Начала много шутить. Это заметили, но истолковали неверно:
    - Влюбилась, что ли, по новой? Цветёшь!
    Но потом поняли их с Женькой симпатии и тут же подметили: «Вот и встретились два одиночества!»
     А библиограф Ирина Харитоновна – вечная  советчица! – даже попыталась втолковать Женьке, что Марьяна ей никак не подходит, потому что она – без детей. А Женьке, мол, надо держаться «мамочек», а не тратить время на «одиночку».
     Женька рассердилась не на шутку:
      - Оставьте при себе ваши благие пожелания! Они благие - с вашей точки зрения, но не с моей.
     Но Марьяне про этот разговор не сказала, конечно. Язва эта Ирина Харитоновна, её никто не любит. Работает – ну и ладно, а лучше и не связываться. Она недовольна всем на свете, и общаться с ней – только портить настроение. К тому же, постоянно ищет виноватых в своих неприятностях.  И не понимает, что причиной всему - сама. Не надо грешить на жизнь!
     А Марьяна – вдруг оказалась для Женьки именно тем человеком, который появился в нужное время в нужном месте. Они соприкоснулись душами, и от этого в каждой из них родилось что-то такое, чего раньше точно не было.
    Встретить хорошего друга – это как открыть удивительную книгу, которую, уже и прочитав, никогда не устанешь додумывать, потому что будешь  долго  прислушиваться к себе, новому.  Захочется снова понять, что ты нашёл в себе; какой новой гранью повернулась жизнь. Потому что автор взял тебя за руку - и повёл. Он помог…


                ----------------------------


     Вскоре в библиотеке задумали новое мероприятие: «Детские поэты-песенники». Мысль была интересная, и Женька пообещала оповестить ближайшие школы, пригласить слушателей. Марьяна взялась ей помогать. Заодно – решили устроить небольшой конкурс на лучшее исполнение детской песни, только надо было заранее наметить, какие прозвучат.
     Марьяна радовалась: дело нужное! Ведь, согласитесь, это ужасно, когда дети (пусть даже прекрасными голосами!) поют что-то неподходящее про поцелуи «на десятом этаже» или про несчастную любовь. Становится неуютно и стыдно. Это такой вид обратного маразма, что ли… Ну тогда с таким же успехом - пусть мужчина лет сорока  выйдет на сцену в шортиках и густым басом затянет: «Голубой вагон бежит-качается»! Точно так же получится неестественно и пошло.
     Итак, Марьяна с Женькой дружно взялись – и организовали всё так, что любо-дорого! Зрителей набился полный зал, и получился бесподобный детский праздник. Такой заметный, что даже районная газета написала.
     В библиотеке с восторгом читали статью: большую,  с фотографиями. И героинями номера были Женька и Марьяна. Их поздравляли, даже устроили по этому поводу «торжественное чаепитие». Популярность библиотеки сразу выросла, и это было приятно.
     Но вот прошло две недели, и тут, как снег на голову, на небольшой коллектив свалилась крупная неприятность. Кто-то из своих (вне всякого сомнения!) отправил «телегу», что в библиотеке в рабочее время часто устраиваются пьяные посиделки.
     Нагрянули серьёзные проверяющие, и в библиотеке приуныли: теперь будут искать «блох» во всём… А кто ищет, то всегда найдёт!
    Да ладно, можно перетерпеть и это, дело житейское; но вот кто донёс, кто?!! Доказывайте теперь, что никаких пьянок нет. Да, сидели вместе иногда в рабочее время! – да и то не совсем в рабочее, а в санитарные дни, когда в библиотеке нет читателей; а, во-вторых, если они съели по конфетке и сделали по глотку вина, то это просто нечестно - называть такие пустяки пьянкой.
     Эх, знать бы, что донесут, - заранее договорились бы; мол, не было ничего, выдумки. А так – растерялись… Да и не думали, честно говоря, что их дружеские застолья – что-то незаконное.
     «Кто, кто донёс?..» - этот вопрос мучил всех, и друг на друга поглядывали искоса. Вне подозрений – была только заведующая (ведь она-то как раз и страдает больше всех!); ну и, конечно, Женька с Марьяной. Из-за них и донесли: кто-то позавидовал успеху, другой причины вроде нет. Ну или кто-то хотел создать неприятности самой заведующей.
     Большинство думало на Ирину Харитоновну.
     - Слушай, Маря, я ещё могу понять зло во имя мести, но как понять зло во имя самого зла?! – изумлялась Женька.
     - А почему ты думаешь, что здесь нет мести? – возражала Марьяна. – Мало ли…
    - Да потому! – сердилась подруга. – Мы все на виду друг у друга не один год, и прекрасно знаем, что мстить у нас не за что! Я вот лично уверена, что наша стукачка – это просто гнусная личность. Нагадила и спряталась! И, заметь, возмущается вместе со всеми. Понимаешь?! – со всеми!! А ведь она подставила в первую очередь Елену, которая вообще – золотой человек! Елена даже не способна сделать плохое, сама знаешь! Но как-то же эта доносчица оправдывает себя?! – иначе не смогла бы себя уважать, а это не роскошь, а жизненная необходимость. Ох и дорого бы я дала, чтобы послушать внутренний монолог этой мерзавки!
     -  О, да ты прямо философ, Женечка.
     Но работать, и вправду, стало тяжело. Знать, что с тобой рядом находится соглядатай, готовый в любую минуту оклеветать, нагадить, - ощущение не из приятных.


     У начальницы, Елены Ивановны, проблемы продолжали прибывать. Стало ясно, что анонимка была не единственной. Очевидно, «доброжелательница»  взялась за дело всерьёз. Женька правильно говорила, что причина тут – не месть: заведующая была человеком мягким и лояльным, и в библиотеке дружно считали, что им очень повезло. Что ни говори, а от начальника зависит и настроение, и работоспособность. Да и вообще, человечное отношение вышестоящего – это немалое счастье, ведь мы проводим на работе чуть ли не половину жизни.
     Но если не месть, тогда только одно: кто-то Елену подсиживает. Хочет, чтобы «сняли». Может, чтобы это место занять самой?..
     Женька пристально присматривалась к Ирине Харитоновне, и всё больше и больше убеждалась: это она написала. Конечно, она! Не зря в последнее время глаза прячет, да и разговаривать стала поменьше. Давненько что-то не слышали её «добрых советов»! Видно, совесть всё-таки мучит, не всю ещё продала.
     Марьяна соглашалась с подругой. Ведь просто – больше некому, кроме этой старой неудачницы! Все остальные – женщины спокойные, покладистые. Молодые и привлекательные, между прочим. А это и есть главная причина и зависти, и злобы.
     Короче, Ирину Харитоновну надо было или как-то уличить (что вряд ли удастся), или хотя бы унять наконец. Надо, чтобы все дружно показали ей своё презрение! Лучше всего будет, если эта склочница вообще уволится. Она, кстати, уже на пенсии, вот пусть и идёт с миром. Ей вполне хватит, ведь живёт одна. Поговаривали, что вроде бы как есть у неё сын, но они не общаются. Ирина Харитоновна про это помалкивает, зато в чужих судьбах – отлично разбирается, доброхотка.
     И Женька, не откладывая в долгий ящик, начала откровенно грубить  коллеге. Марьяне, однако, это не понравилось:
     - Женя, она хоть и гадина, но со стороны, скажу я тебе, ты смотришься несимпатично!
     Но Женька, ярая поборница справедливости, не слушала. И как-то раз довела таки  Ирину Харитоновну до срыва, и та заплакала: Женька накричала на неё, обозвала старой беспамятной дурой, потому что Ирина Харитоновна напутала в картотеке.
     - Из-за вас столько лишней работы!! – верещала Женька на весь зал. – Если чувствуете, что не в состоянии сделать элементарное, то, может, пора и на покой?!! Освободить место для кого-нибудь моложе и расторопней!!
     На шум тут же вышла Елена Ивановна и пригласила Женьку в кабинет:
     - Послушайте, Арманова!
(она никогда не говорила Женьке «Вы», и это обращение не сулило ничего хорошего).
     - Я Вас очень прошу, - начальница чеканила каждое слово, - держаться в рамках приличия! В нашей библиотеке – так не разговаривают. Делаю Вам первое и последнее замечание!
     Женька вышла красная, злая, закусив губу. А тут ещё и Марьяна подбавила, подруга дорогая:
     - Ну и чего ты добилась?! Себя только показала не в лучшем виде, даже неудобно за тебя    
     - Неудобно?! – тут Женька уже откровенно заревела. – А удобно гадить людям? Удобно?!! А где справедливость? А ты! – тоже мне учительница нашлась! Ты с собой разберись сначала!
     - Ну и ты, милая, тогда сначала с собой разберись! Чего ж ты, такая вся справедливая, не поступишь по заслугам со своим разлюбезным, мерзавцем озабоченным?!!
     Вот тебе на!.. Они разругались в пять минут, а разве оно того стоило? И уже обе рыдали в три ручья. Первой опомнилась Марьяна:
     - Женечка, Женюрочка!! Прости меня, я ведь и не думаю так!!! Пожалуйста!
     - Да уж! По самому больному, значит?! Под дых мне?.. Я ж тебе доверяла как никому! - всхлипывала Женька, но, однако, уже не отталкивала руку подруги, гладящей её по плечу.
     Они ещё немножко поплакали (ну женщины ведь!); потом обе заявили, что виновата не она, а другая; а потом – опять же чисто по-женски – великодушно признали, что каждая виновата сама, и никто больше.  На том и помирились.


                ------------------------


     Прошло ещё несколько дней. Ирина Харитоновна и дальше обижалась на Женьку и даже перестала с ней здороваться.
     - Вот видишь, Марька! – торжествовала та. – Я её раскусила, вот она и бесится.
     - Женя, - мялась Марьяна. – Я и сама думаю, что это она доносит, но ты всё-таки извинись за свою истерику… Лучше будет!
     И Женька всё-таки согласилась:
     - Да, по-дурацки вышло…
     Она, действительно, нашла в себе силы подойти к коллеге и сказать (ровным, нейтральным тоном; никакого особого раскаяния! Ещё чего!..):
     - Извините, Ирина Харитоновна.  Вы, конечно, начудили с картотекой, но я не должна была кричать.
     Сказала – и, полная достоинства,  отошла, не ожидая ответа. А Ирина Харитоновна – только молча кивнула: что да, мол, давно пора повиниться. Однако было ясно, что о настоящем потеплении отношений не может быть и речи. Точка.
     … А анонимки между тем не иссякали. Библиотеку уже и проверять перестали, настолько надоела эта возня. В итоге – составилась целая кипа документов-актов, и всё это хранилось теперь у заведующей под замком. Куда ещё настрочит доносчица?.. Выше – это уже только Министр культуры.
     У Елены Ивановны – теперь не переводился  корвалол, и, конечно, канули в Лету их мирные, почти домашние чаепития. А жаль… Атмосфера всё больше накалялась, и у каждого было гадкое ощущение, что они все вместе вляпались в какую-то мазутную лужу, и уже никогда не отмыться и не вернуться в то время, когда работалось дружно и радостно.
     Ирина Харитоновна чувствовала, что все подозревают её (потому что больше - некого!): и тон, и обращение коллег говорили лучше прямых обвинений. И наступил день, когда в библиотеке обрадовались: всё, уволилась Ирина Харитоновна! Вчера!! В конце дня – написала заявление «по собственному»!!!
      Вот, казалось, торжествовать надо, а никто особого подъёма почему-то не ощутил.  Хотя, конечно, вздохнули облегчённо: ну всё! Отмучились.
      - А не факт! – отрезвила коллег практичная Яна. – Она может распрекрасно и дальше строчить. Теперь уже в отместку, что её якобы выжили. Я думаю, она начнёт сначала.
     - Ой, да бросьте, девочки! Начнёт-не начнёт, это ещё бабушка надвое сказала. Главное, что ушла! - подытожила «хроническая» (так здесь шутили) оптимистка Галина Григорьевна.
     - Так давайте хоть чайник поставим, что ли?! – оживилась Женька. – Пора принять по сто граммов чаю!
    Все засмеялись, засуетились. Быстро сдвинули в читальном зале два больших стола  (как раз опять среда, санитарный день! Это – как знак!) Тут же, как по волшебству, нашлись и конфеты, и сахар, и даже ватрушки   (сластёна Маша пожертвовала «тормозком», взятым из дома). Да и остальные - достали свои свёртки и кулёчки. Получился привлекательный стол; скромно, но вполне.
     Даже Елена Ивановна, которая вначале отказывалась (хотя и разрешила «посидеть»), сдалась:
     - Да ладно, и я с вами; сколько той жизни?.. Хочется уже и праздника!
     За столом – совсем расслабились, много смеялись и шутили. Вот что значит настроение: и спиртного не надо.
     … Уже выпили по три чашки, но никак не хотели расходиться.
     - Ладно, сидите. Читателей всё равно ведь нет, - разрешила начальница. – А я пойду к себе.  У меня там – горы бумаг, разгребать и разгребать.
     Она вышла, и Маша поставила закипать свежую воду. И тут Женьку осенило:
     - Слушайте, а давайте хоть по глоточку шампанского, а?!
     Этого хотелось всем, но… Мало ли! Да ещё и в магазин тогда бежать…
     - Да бросьте вы уже! – поддержала Маша. – Давайте по чуть-чуть. Кстати, и ни в какой магазин топать не надо, я видела у Мирры в столе бутылку «сухого». Ещё с хороших времён стоит! Я думаю, что Мирра не рассердится.
     Мирры, совсем молоденькой девушки, которая работала здесь не так давно (года два, что ли?), сегодня не было: взяла отгул «по семейным обстоятельствам».
     (Мирра попала в библиотеку сразу после института и пока была не замужем. Но шутила, что это – «в перспективе». Она приходилась заведующей племянницей по мужу, но к ней относились не как к родне начальницы, а просто как к симпатичной девушке, компанейской и милой. Называли только Миррочкой и Мирусей).
     - Ну давайте, ладно! – решилась зам. начальницы, строгая Тамара. – Только я пойду всё-таки Елене Ивановне доложусь, а то нехорошо.
     Тамара направилась к заведующей, а Маша – побежала «за радостью», как она, озорно подмигнув, выразилась.
     Застолье получило новый стимул к развитию, и Яна с Женькой оперативно выставили дежурные рюмочки-крохотульки, а Марьяна даже включила музыку.
     - О. другое дело! – Тамара вернулась от начальницы с вестью, что всё в порядке. – Может, и Елена Ивановна через полчасика присоединится.
     - Готово!! – Яна разложила салфетки. – Ну, где там Машка копается?!
     Маша, и правда, что-то долго не шла, и Женька вызвалась «сбегать». Но она пошла – и прошло ещё минут десять, все ждали, а их обеих – как след простыл.
     - Слушайте, это как в той  сказке  про Котика и Петушка, честное слово! – удивилась Тамара. – Прямо пропадают одна за другой! Придётся и мне сходить, уж я-то не пропаду.
     Она, и в самом деле, вернулась быстро, а с ней – и обе «пропавшие без вести». Но лица у всех были вытянутые, странные. Женька держала в руках  бумагу: двойной листок в линию, исписанный приятным почерком Мирры. Красиво-вычурным, но, на удивление, – весьма разборчивым.
     - Вот… Представляете?.. Она почему-то черновик не выбросила. А ведь такая аккуратная…
     Все онемели. Потерянно разглядывали бумагу, передавая её из рук в руки. Но - никаких сомнений больше не было: это она, Миррочка-Мируся, изводила их столько времени. Вот так.
     Сразу стало не до веселья; все опустили головы, как на поминках.
     - Надо Елене Ивановне показать, - тяжело вздохнув, решила Тамара. – Только идёмте все вместе…
     Начальница поразилась ещё больше других: вот уж от кого точно не ожидала!.. Она долго вертела проклятый листок, потом тихо сказала:
     - Ну что я могу добавить? Как говорят, без комментариев…
     И так жаль было на неё смотреть, прямо невыносимо. И все помаленьку, бочком-бочком, вышли. Вскоре и рабочий день закончился; по домам расходились в том же гнетущем молчании.
     На другой день все ждали Мирру, но она на работу не вышла. Может, заболела? Минуло ещё два дня – Мирра не появлялась.
    - Так дождёмся ли мы наконец нашу умницу, чтобы хоть «спасибо» ей сказать?!! – не выдержала Маша.
     Этого жаждали и остальные, что скрывать: в глаза посмотреть и высказать всё, что накипело! Но, к сожалению, скоро стало известно, что этого не будет. Елена Ивановна, собрав коллектив на рабочую пятиминутку, буднично объявила:
    - Коллеги, Мирра Шавокина у нас больше не работает. Уволилась.
    - Давно? – поинтересовалась Маша. – Когда же приходила? А мы и не видели…
     - Нет, не приходила, но заявление имеется. Приказ подписан вчерашним числом. А трудовую книжку я сама ей передам, через мужа, - отчеканила начальница.
     Ну что же, ясно: по-родственному разобрались, от греха подальше. Пожалела Елена  негодяйку, хоть и не по заслугам. Елена Ивановна, казалось, услышала, о чём подумали сотрудники:
     - Да, девочки. Я сама ей всё сказала – и хватит. Буду верить, что это случайно вышло, по молодости и по глупости. Самое удивительное, что она и сама не может объяснить толком: зачем?.. Я думаю, что она просто решила расквитаться со мной, ведь как-то раз мы сильно повздорили. Был один семейный разговор…
     Елена медленно и тяжело подбирала слова, как будто каялась, и всем было неловко, вроде не Мирра, а сама заведующая совершила гнусность.
     - Таким вот образом, дорогие, - закончила она грустно. – Давайте забудем. Ушла и ушла. Главное, что нет больше недоверия, что перестанем мы коситься друг на друга. Как говорится, и на том спасибо. Я не требую  простить, а только прошу забыть и больше не обсуждать. Надеюсь, это не очень трудно?..
     Все согласно закивали, поддакнули:
    - Да мы понимаем, Елена Ивановна! Что Вы…
     - Вот и хорошо, - голос начальницы  дрогнул, но она справилась. – Ну что, по местам? Через три минуты открываемся.


                ------------------------


     - Маря,  послушай, как теперь перед Ириной Харитоновной стыдно, жуть! – Женька сказала именно то, о чём теперь постоянно думала и сама Марьяна.   -  Давай сходим к ней, а?..
     - Ты думаешь, она бросится нас обнимать? – умехнулась Марьяна.
     - Нет, конечно… Ты права. Но оставить как есть я тоже не могу. Ты вот, по крайней мере, с ней хотя бы не ругалась…
     - Но была как все, такая же недобрая. Сама знаешь.
     - Ну вот, давай исправим хоть что-то!!
     Да, верно, Марьяна тоже чувствовала себя не лучшим образом, но, однако, сказала:
     - Женюха, тут не только мы виноваты. Давай с Еленой сначала посоветуемся! Может, она сама Ирине Харитоновне позвонит, как бы от всех нас?.. Позовёт обратно?
    -  Да, это мысль!
     Елена Ивановна выслушала и согласилась: вышло очень и очень некрасиво. Но ни звонить, ни, тем более, ходить в гости, не советовала:
     - Ирина Харитоновна уже устроилась в другом месте. Кажется, удачно. Я её на днях случайно встретила.
     - А она знает, что… Что… - мялась Женька.
     - Знает, - кивнула заведующая. – Кто-то из наших уже сообщил. Она довольно зло высказала мне про соломинку в чужом глазу. Вряд ли она простит, девочки. Не надо вам к ней, поверьте.
     Подруги вышли.
     - Нет, Маря! Ты как хочешь, а я пойду. Обругает так обругает, но хоть извинюсь.
     - Тогда и я с тобой! – решилась Марьяна.
     Вечером, после работы, они купили коробку конфет и отправились с визитом. Решили, что лучше вот так, без предупреждения. Хоть на порог-то пустит, а там – как получится. Шли и боялись. И чем ближе подходили к подъезду, тем меньше становилась их решимость.
     - Маря, может, просто записку ей в ящик бросить, и всё?..
    - Нет уж. Ссориться – смелости хватило, а поступить как надо – у нас кишка тонка? – рассердилась Марьяна. – За всё надо отвечать самим. Да и пришли уже!
     Они с замиранием сердца поднялись на нужный этаж и позвонили в дверь.
     - Кто? – Ирина Харитоновна была дома.
     - Ирина Харитоновна, это мы! Арманова и Сайкина!
     Дверь открылась, и на них уставилась удивлённая хозяйка.
     - Проходите, - протянула она. - Что нужно?
     Подруги переминались в коридоре: их не приглашали в комнату. Женька неловко протянула конфеты:
    - Это Вам…
     - Зачем? У вас ко мне дело? Я не пойму…
     - Ирина Харитоновна! – взмолилась Женька. – Мы виноваты! Подозревали Вас…
     - Ну да, кто же, если не я?  - усмехнулась женщина. – Старая, злая, одинокая. Сам Бог велел! Да?
     Бывшие коллеги молчали, опустив глаза.
     - Кофе будете? – неожиданно спросила хозяйка. – Тогда заходите.
     … Разливая кипяток по чашкам, Ирина Харитоновна спросила:
     - Ну что, проверки кончились? Или ещё ждёте?
     - Да вроде всё успокоилось. Сколько же можно?.. – ответила Марьяна.
     Они постепенно разговорились: о том, о сём. Ирина Харитоновна всегда любила поучения, и, конечно, тут уж не удержалась:
     - А ты, Женя, мотай теперь на ус. Я же лично тебе ничего плохого не сделала, правда?  А ты – всю библиотеку против меня настроила…
     Это было не совсем так, но Женька не стала спорить. Она была несказанно рада, что с души свалился огромный камень, и сейчас – почти любила язвительную Ирину Харитоновну.
    - Вот что я вам скажу, девчонки, - продолжала хозяйка, активно угощая подруг дарёными конфетами, - каждый человек намного сложнее, чем вам кажется. И никогда не надо делать поспешные выводы, можно оказаться в глупом положении.
     И съехидничала:
     - Ну вот как вы сейчас.
     Марьяна решила аккуратно сменить тему:
     - Ирина Харитоновна, а у Вас фотографии есть? Интересно было бы посмотреть.
     - Есть! – обрадовалась хозяйка. - Я ведь красивенькая была, как киноартистка.
     Она достала старый альбом, обтянутый вытертым синим плюшем. Оказалось, что это и вправду интересно, ведь фото – это кусочки застывшего времени: оно проступает сквозь них, как масло.
     - Вот, девочки, - говорила Ирина Харитоновна, ласково поглаживая свои ретро-реликвии, - мы же все думаем, что не умрём никогда. Да-да! И вы тоже! Дескать, всех отнесут (ну вы поняли, куда), а меня – нет. Потому что как это может быть, что меня не станет?! Все – это одно, а я – это другое. Да? Дескать, в последний момент что-то случится – и я останусь. Потому что разве может исчезнуть вот это «Я»?..
     Она невесело рассмеялась. Ведь говорила, как что-то давно продуманное, выстраданное и, наконец, принятое ею:
    - Зачем жизнь мчится в старости так быстро?.. Помню дни детства: они были почти бесконечны! Сначала – долгое утро, и до обеда – целая Мезозойская эра;  потом – обед, и до вечера ещё есть время на три жизни. А потом – ещё и необъятный, как океан, вечер! И это при том, что дни детства были почти неотличимы друг от друга, и ничего «такого» не происходило. А праздники?! – это были дни, равные рождению Вселенной! А что сейчас?.. Целые месяцы мелькают как минуты. Дошло до того, что я Новый год воспринимаю как очередной ужин – по скорости мелькания… Что это?!! Зачем так?! Почему отнято бесконечное ощущение того, что впереди – ВСЁ?.. Или это расплата за мудрость, которую дарует нам время?
     - Да не расстраивайтесь Вы так! – не выдержала Марьяна.
     - Что ты, я не о том. Я спокойна, вот в чём ужас. Просто всё время думаю, думаю, думаю… А рассказать-то и некому! Ой, заболтала вас насмерть, наверное? – всполошилась она.
     - Ну что Вы, вовсе нет! – смутилась Женька.
     - Спасибо, что слушаете, - вздохнула Ирина Харитоновна. – А ещё вот я о чём часто думаю: мы с вами, например, столько лет проработали с детьми, а научились разве их понимать? Потому что мы плохо помним себя в их возрасте! Точнее, не хотим помнить. Так ведь удобнее, и понимать никого не надо… А это очень важно: не забывать своё детство, чтобы понимать чужое.
     Женька невольно подумала: «А ведь точно! Надо последить за собой, а то вот от сына своего – отмахиваюсь иногда, как от мухи! Мол, не до тебя сейчас…»
    А Марьяна возразила:
     - Нет, не во всём я согласна! С детьми – да, это правда. А вот я про другое! Я тоже не юная, но ничего такого не чувствую. Просто возраст – он отрезвляет, что ли. А душа всё равно не стареет.
     - Так в этом и трагедия самая большая, Марьяна! – всплеснула руками Ирина Харитоновна. – Мне так жаль своего молодого безумства, неоглядности! И ещё – жаль какой-то просто непобедимой радости и уверенности, что «всё будет хорошо»! И вообще, что «всё будет». Обязательно!!   А ты знаешь, как щемит сердце вечерами бабьего лета! Где-то гремит музыка, где-то ходят в обнимку молодые… Они, а не я! А мне – собственно, уже не надо; и так жаль, что не надо! Поймите: раньше осень воспринималось как нечто временное, ведь впереди – зима с Новым годом и с новым счастьем, потом – весна и лето. Ну и небольшая неприятность к концу года – опять осень. А теперь?.. Осень-зима, осень-зима… И лишь иногда мелькнёт крохотным костерком лето. Чужое лето! Танцы в нём чужие, и радость – чужая. Вот скажите мне, неужели надо было состариться, чтобы понять наконец, что же это такое – молодость?!
     Трудно было подобрать слова для ответа. Да и есть ли они вообще?..
     - Что вы так смотрите? Напугала?
     - Нет. Скорее, удивили, - призналась Женька. – Я Вас совсем иначе представляла.
     - А это всегда так, - согласилась Ирина Харитоновна. – Мы, многие, годами существуем рядом. Мы говорим и слышим, но почти никогда не беседуем и не слушаем. В этом всё дело, я давно поняла. А одиночество – это, конечно, роскошь, но только если ты сама его дозируешь, а не обстоятельства…


                ---------------------------------


     Этот вечер подруги запомнили надолго. Они не решились спросить у Ирины Харитоновны, почему она совсем одна. Ведь где-то есть взрослый сын? Он женат, и даже дети имеются. Но судачили, что с Ириной Харитоновной все они не хотят знаться. Конечно, мол! Кто станет любить женщину с таким непростым характером? Значит, сама и виновата.
     Но у Женьки осталось ощущение, что они нечаянно столкнулись с какой-то огромной несправедливостью, большой жизненной трагедией…
     Уходя, подруги предложили:
     - Возвращайтесь к нам! Место свободно.
     А Ирина Харитоновна глухо ответила:
     - Нет. Отрезано. Я хочу начать сначала, хоть это и нелепо звучит. Знаете, как в юности: каждый понедельник начинаем новую жизнь!.. Вот так и я, глупое существо. Ну а вдруг получится? И что-то изменится?..
     Но, видно, сразу пожалела о своей откровенности и твёрдо закончила:
     - В общем, всё. Спасибо, что зашли.
     Ирина Харитоновна  не сказала того, что обычно говорят в таких случаях: заходите, дескать, ещё. Нет. Скорее, наоборот: ясно дала понять, что появляться здесь ни в коем случае  больше не надо. И подруги это сразу уловили.
    - Слушай, Марька! – осенило Женьку потом. – А давай разузнаем, где живёт её сын! Поговорим. Может, помирим, а? Сделаем доброе дело.
     - Женя, нет, – Марьяна была тверда. – Прикинь на себя: вдруг какой-нибудь доброхот найдёт твоего Аркадия и начнёт ему внушать, что такое хорошо и что такое плохо. Как тебе?
     -  Не надо, - смутилась Женька. – При чём тут мой?.. У Ирины Харитоновны – совсем другое.
     - Другое – это ходить вверх ногами, а здесь – то же самое. Личное, понимаешь? Не надо ничего. Хотя жаль её, конечно. Очень жаль.


                -------------------------------------
    


     «Надо спешить!» - всё чаще думала Марьяна. Почему же этого не понимает и не торопится что-то исправить сын Ирины Харитоновны? Ведь можно опоздать так необратимо, что никогда себе потом не простить. Ах, мы всегда что-то оставляем на потом!..  Ждём: пусть пройдёт время. Талдычим, что оно всё лечит. Но в том-то и фокус, что время имеет свойство заканчиваться именно тогда, когда мы уверены, что его ещё полным-полно. И вот – поезд ушёл. Мы не вскочили на подножку. Недодали тому, кого потеряли навсегда. Не дослушали, недопоняли.  Вот и выходит, что совсем не туда мы всю жизнь спешим, если в главном – всё равно не успеваем.
       И ещё – Марьяна стало ловить себя на мысли, что часто думает о бывшем муже. Ну то, что она вышла замуж без любви – не преступление, так делают многие. Да она никогда и не говорила с Ванечкой о чувствах, а он - не спрашивал. А вот любил ли он?.. Марьяна была уверена, что тоже – нет. «А почему? - вдруг пронзило её. - Может, и любил! А я?.. Что хорошего сделала я, когда мы жили вместе? Ну да, замужеством угодила папе. Ну и что? Всё равно ведь разошлись».
     «Но ведь он сам сказал, что мы не пара!» - сопротивлялся мозг.
     «А ты ничего не сделала, чтобы вы стали парой!» - возражала душа.
     «Правда!» - сдалась Марьяна.
    Ведь как было: сошлись совершенно разные люди. Даже при самых сильных страстях это непросто. Сошлись - и сразу всё стало общим: и быт, и время. А если при этом поженились два эгоиста, то брак обречён.
     Марьяна вдруг ясно, до мелочей, вспомнила, как и у неё, и у него постоянно менялось настроение. И буквально в любую минуту могла вспыхнуть ссора, ну вот из ничего! Ссора ради самой ссоры, потому что было лень понять мысли и желания другого. Вот и вырос быстро у них  обоюдный счёт обид и всяких бытовых претензий, и неотвратимым стало расставание. Марьяна и сама бы бросила мужа, он опередил её буквально на неделю.
     Да… Сказать себе, что ты эгоист, дело непростое. Вот Женька – та может и простить, и понять. Молодец!
     «Ну и что, она от этого стала счастливей?» - саркастически поинтересовалось внутреннее «Я». И само себе, вздохнув, ответило: «Уж, во всяком случае, счастливей тебя  в сто раз».
     В конце концов, носясь с подобными мыслями, Марьяна измучилась и даже рассердилась на себя: да сколько можно? Что, обязательно надо так копаться в себе, чтобы наконец начать жить по-другому? Самоедство – это ненормально. Можно доанализироваться до психоза, до раздвоения личности. Ничего себе «новая жизнь» получится!
     «Вот есть же у меня теперь Женька? - уговаривала себя Марьяна. – Есть!! Она мне нужна, а я – ей. Вот и отлично, вот это уже и есть значительное изменение в судьбе!»
    Но что-то и дальше тревожило и мешало, и даже осознание своего прочного материального положения не давало, как раньше, приятного ощущения превосходства и защищённости. Превосходства – перед кем? Защищённости – от чего?!!
     Шаткое настроение подруги тут же заметила чуткая Женька.
     - Маря, ты выговорись! – настаивала она. – Если надо, накричи на меня! Бывает, что от этого легче.
     - Ой, Женька, смешная ты. Чего я буду кричать, а тем более на тебя? Ты-то каким боком виновата?
     - Ну хорошо, не кричи. Но определись, чего хочешь. А когда поймёшь – начинай действовать, и всё.
     - Если бы я знала, Женечка, чего хочу…
     Вот такие разговоры. Пойди туда, не знаю куда…
     - В общем, так! – сделала вывод Женька. – Надо тебе не думать непонятно о чём! Переведи мысли. Вот резко, сразу: чего хочешь больше всего? Ну?!
     - Хочу ребёнка! – брякнула Марьяна. И поняла, что озвучила самое сокровенное, в точку.
     - Слава тебе, Господи! – засмеялась Женька. – Роди. Остаётся только найти, от кого.
     - И это, по-твоему, пара пустяков? – разозлилась Марьяна.
     - Не пара, но это решаемо.
     - А ты не забыла, что мне не двадцать лет?
     - Ой, напугала. Да тебе и сорока даже нет, дорогуша. И здорова как бык! И, кстати, без денежных затруднений, извини за прямоту. Это чуть ли не главный плюс! Одного только не знаю: забеременеть можешь? Ой, извини… Но ты же сама сказала!!
     - Я могу.
     - Ну и вот! – обрадовалась Женька. – За границей, между прочим, только в твоём возрасте и начинают планировать детей.
     - Так то ж за границей! А здесь – засмеют…
    - Слушай!!!! Захотела – сделай. При чём тут кто-то вообще или что люди скажут?! Да и некуда откладывать, дорогая. Это же не покупка  мебели, можно дооткладываться до тупика.
     - Допустим, уговорила, - кивнула Марьяна. - Ну и что?.. Ты правильно заметила, что это – не мебель купить. Нужен, как минимум, мужчина, и чтобы он понравился.
     - Маря, ты, конечно, извини, но раз уж у нас такой разговор… Мы не в средние века живём. Для таких дел – тоже есть доноры! Просто заплати – и получи. Ну ты что, маленькая? Не знаешь про такое?
     - Почему не знаю; слышала, конечно. Но… Не по-человечески это как-то.
     - Ой, тебе не угодишь! Так – не так и эдак – не эдак. А другого пути, матушка моя, и нет. Надеюсь, ты не ждёшь непорочного зачатия?
     - Ладно, я должна подумать, - согласилась Марьяна. – Может, действительно…


     Вот как бывает! – ведь и не собиралась Марьяна это обсуждать. Думала, что ей уже не надо. А язык – ляпнул. Значит, всё-таки это и есть тот поворот в жизни, о котором мечтается. Или это - извечное бабское желание, инстинкт продолжения рода?
     «Нет, это не блажь, - поняла Марьяна, -  Я и правда хочу».
     И удивительное дело: как только она разрешила себе думать про это, так сразу почувствовала, что смотрит на мир другими глазами. Она даже квартиру свою – сразу увидела по-другому: где можно поставить кроватку для малыша, например. Прикинула  даже: а что нужно купить в первую очередь?
     Женька смеялась:
     - Ну вот, то тебя не раскачаешь, а то – курочка ещё в гнезде, яичко в попке, а ты уже со сковородкой носишься!
     Но, однако, всё это очень одобряла и даже подкидывала новые придумки. И только просила: «Не мечтай впустую. Действуй!»
     Легко сказать!.. Но Женька не была бы Женькой, если бы сидела сложа руки. Вопрос первый, который она немедленно вынесла на повестку дня: где познакомиться с достойным человеком?
     - Маря, мы идём завтра в театр! – заявила на другой день. И помахала перед носом подруги билетами. – Это факт, а не предложение. Учти!
     Да, завтра – это удобно: среда. И почему бы, в самом деле, не выбраться в театр – отдохнуть, развеяться?
     В среду с утра Марьяна сходила в парикмахерскую, сделала новую стрижку. А вечером – надела любимое платье, «сделала» лицо и очень даже понравилась себе: «А я ещё ничего!»
     Подруги встретились у театра раньше, чем договаривались (обе боялись опоздать). Женька – тоже сияла. Сделав друг другу комплименты,  отправились выпить по чашечке кофе, пока есть время.
     … Вечер получился хорошим, и спектакль понравился. Но то, ради чего (по мнению Женьки) всё это затевалось, - увы, не произошло. Да и как она себе это представляла? – бегать по фойе за одиноко слоняющимися мужиками и просить познакомиться?!
     Подруги даже немного повздорили по этому поводу. Женька настойчиво предлагала «использовать антракт по максимуму», и даже в самом деле заприметила мужчину средних лет, сидевшего с ними на одном ряду. Женька в течение первого действия то и дело толкала Марьяну в бок и возбуждённо шептала:
     - Он опять на нас посмотрел!!
     - Да кажется тебе. Успокойся!
     Но Женька не унималась и, действительно, в антракте – умудрилась пристроиться в буфетную очередь точно за «объектом». И даже нашла повод заговорить с ним, активистка. Но мужчина отвечал односложно и неохотно, поневоле пришлось смириться. В итоге – после спектакля подруги ушли сами.
     - Ничего! – бодрилась Женька. – Лиха беда начало. Всё впереди!


                ----------------------------

 
     По мнению Марьяны, Женька слишком неуёмно пыталась её сосватать. Когда и второй поход в театр закончился тем же, Женька заявила:
     - Так дело не пойдёт! Ты излучаешь неправильную энергию.
     Марьяна, точно, чувствовала себя не в своей тарелке:  что за глупая охота, в самом деле?..
     А Женька – разработала другой план: набросала  (вчерне, как она сказала)   немалый список холостых кандидатов, которые были «знакомыми знакомых» и «знакомыми друзей». Дело предстояло хлопотное, но Женька уже «завелась». Это стало для неё идеей-фикс.
   Но Марьяна – теперь почему-то упёрлась и на все предложения отвечала категорическим «нет».
     - Ты что, передумала?!
     - Да не то что передумала, - тушевалась Марьяна, - а вот не то мы делаем, что надо… Понимаешь, я это чувствую, но не знаю, как тебе объяснить.
     - Ну и пожалуйста!! А я-то, наивная, стараюсь для неё! Ты про принцев на белых лошадях грезишь, что ли?! Ждёшь?
     - Женька, ну отстань, а?.. Мне нужен тайм-аут, пойми. Я должна сначала понять себя, а я не могу пока. Потерялась я сама у себя, вот и мучаюсь…
    Но Женька всё-таки сердилась:   
    - Я же хотела как лучше!! Чего ждать у моря погоды? Годы, между прочим, идут!
     … Да, время-времечко, несёшься ты, и ни для кого исключения не делаешь.  Марьяна стала совсем неразговорчивой и какой-то отрешённой.
     - Да что с тобой, а?!! – тормошила её Женька. – Опять скажешь, что тебе надо подождать? Ну-ну, мы в курсе. Ты посигналь, если что! – фыркала она.
     Марьяна чувствовала: что-то в ней сместилось, поменялось. Она не могла даже определить, хорошо это или нет? Ведь это было совершенно новое ощущение, и, если с чем-то сравнить, то женщина обозначила бы так:  «меняю кожу». Как змея, что ли…
     А началось – именно в тот второй (и последний) театральный вечер, который Женька окрестила «крайне непродуктивным», «ещё хуже первого».
Расставшись тогда с подругой, Женька решила пройтись пешком. Благо, погода была хорошая. Вот так шла-шла, а потом – споткнулась и подвернула ногу. В общем, не так уж и больно было, но дотопать до дома – не смогла бы. Поэтому решила доехать трамваем. Всего-то две остановки!
     В полупустом вагоне к ней сразу подсел мужчина. Марьяна глянула искоса: что, места мало?! К тому же он, кажется, был немного нетрезв, и Марьяна невольно поморщилась. Мужчина заметил:
     - Ах, простите! – протянул он насмешливо. – Я дурно пахну, не так ли? А что у меня на душе – это вам, конечно, неинтересно. Это наплевать…
     Идиот. Марьяна резко встала (мужчине пришлось её выпустить) и перешла в конец вагона. И тут же пожалела, что не вышла вообще, потому что нахальный попутчик подошёл и встал рядом:
     - Что же вы убегаете? Я не кусаюсь.
     - Послушайте! – оскорбилась Марьяна. - Вам что надо?! Я вас трогала?
    - Ничего не надо. Просто подумал: хорошее у вас лицо. На редкость.
     Марьяна хмыкнула и отвернулась. Ничего, сейчас уже и выходить.
     Но на остановке – он вышел тоже и отправился за ней следом. Это было уже слишком!
     - Почему вы идёте за мной?!!
   (Честно говоря, она даже испугалась).
     - И вовсе я не за вами иду, - улыбнулся мужчина. – Я живу во-о-о-он в том доме, - он показал рукой и назвал адрес. Это было по соседству, приходилось верить. Очень приятно…
     - Надеюсь с вами больше не встретиться! – заявила Марьяна.
     - И вам не хворать, - ответил он.
    Но – надо же! – буквально через день они столкнулись нос к носу в сбербанке. На этот раз мужчина был трезв и даже выбрит. Увидев Марьяну, он лукаво подмигнул: «Это судьба, не иначе!»
     Марьяна поджала губы и ничего не ответила. Но когда они случайно оказались в очереди рядом, уже засмеялись оба: и правда, забавно.
     - Давайте знакомиться, раз такое дело! – предложил он. – Я Иннокентий, в просторечии – Кеша. Но не Смоктуновский, а всего лишь Иванов. Честное слово.
    Она тоже назвалась. Потом они шли вместе домой  и непринуждённо, по-соседски, болтали. Прощаясь, Иннокентий сказал:
     - Вы меня извините за тот эпизод. Я был немного… Ну, вы поняли. А вообще-то я не пью. Но вы мне и правда тогда понравились: такая вся была, как картинка!
    - Тогда? – Марьяне почему-то не хотелось расставаться. – А сейчас я хуже?
    - Нет, ну что вы! – у Иннокентия была трогательная манера смущаться: он виновато втянул голову в плечи.
     - Да ладно, я не обижаюсь!
     - Вы очень красивая женщина, Марочка, - сказал он серьёзно.
     - Как? Как вы меня назвали? – удивилась она.
     - Вам не нравится?
     - Не в этом дело. Просто как меня только не называли, а Марочкой – в первый раз. Вот так и зовите, это здорово.
     - Буду! – обрадовался он. – А можно… тогда я вам позвоню? Например, завтра?..
    Она продиктовала номер.


     Но ни завтра, ни через неделю Иннокентий не позвонил. Марьяна и сама  не ожидала, что будет так переживать. А надо ли?.. Ну не позвонил – и пусть. Кто он такой, собственно?!
    Да и Женька сказала:
    - Брось. Не бери в голову.
     Но не брать в голову не получалось, и когда однажды вечером, почти через месяц, она услышала в трубке: «Здравствуйте, Марочка!», то чуть не задохнулась от волнения. Но выдержала достойную паузу и почти спокойно ответила:
     - Здравствуйте, Иннокентий. Давно вас не видно.
     - Да я только час назад приехал! – крикнул он. И тут же попросил:
     - Давайте увидимся сегодня.
    Марьяна подумала было, что неприлично серьёзной женщине вот так, с места в карьер, соглашаться, но почему-то сказала:
     - Приходите сейчас.
     - Уже иду, - просто ответил Иннокентий.
     Марьяна засуетилась, забегала, моментально поставила чайник, совершенно выкинув из головы все «прилично-неприлично» и «можно-нельзя». Она хотела, хотела, хотела его видеть, и всё!
     Вместо десяти минут (просчитанных ею как «дорога») прошло полчаса, но когда Иннокентий наконец появился, она поняла причину задержки: бегал за цветами.
     - Марочка, это вам!
     … Удивительное дело: ну кто они друг другу? Никто. И знакомы – всего чуть. Но он пришёл – а остальное неважно.
     - Проходите. А что же вы так долго не звонили?



    … Иннокентий  был по-мужски немногословен, он как будто не рассказывал, а предъявлял слова. А Марьяна слушала и любовалась: это было просто, понятно и веско, без позы и рисовки. Оказалось, он ездил далеко, в другой город, помогать племяннице.
      Девушке было всего двадцать лет, и она попала в серьёзный переплёт.  Её мать, родная сестра Иннокентия, давным-давно упорхнула в белый свет в поисках счастья, а девочку растила бабушка. Потом, после её смерти, племянница быстро выскочила замуж. Вроде как по большой любви. Но оказалась жестоко разочарованной, потому что молодой муж без меры ревновал её и жестоко бил.
     Удалось разойтись, но муженёк не унимался. По-прежнему считал её своей собственностью, ходил и приставал: то обещал убить, то ныл, то клялся в любви. Измучил девчонку до предела, в общем. И Иннокентий решил съездить и разобраться.
     -  И теперь он к ней больше не приблизится, - закончил Иннокентий.
     - А что вы сделали?..
     - Это не имеет значения. Просто наглец понял, что у Лидочки есть защита в моём лице, и лучше меня не злить. Дело мужчины – защищать, и я это выполнил.
     - И вы всё это время были там?
     - Так любое дело надо доводить до конца, правильно? Я ведь далеко, а Лида  – опять осталась одна. Я, кстати, помог ей заодно обменять квартиру, переехать. Ну и пока устроилась, то да сё… Зато теперь – я точно спокоен.
     - А вдруг он её всё равно отыщет? – встревожилась Марьяна.
     - Да пусть, - пожал плечами Иннокентий. – Я же не просто так обмен организовал, я поселил её по соседству с семьёй своего друга. Мы вместе служили в спецназе. И, хоть давно дело было, но мы друзья всю жизнь. Он слово мне дал, что не даст девчонку в обиду. Так что Лида – в полной безопасности.
     От Иннокентия веяло такой надёжной (а не показушной) мужской силой, что Марьяна невольно подумала: да, вот с таким – как за каменной стеной.
     - … А ты меня хоть немножко ждала? – вдруг неожиданно спросил Иннокентий. И это нечаянное «ты» возникло так естественно, что ничуть не удивило, а приятно окатило ласковой волной с головы до ног.
     - Ждала. Сама не думала, что вот так буду ждать, - призналась Марьяна.
     И не было в том ни стыда, но кокетства. Легко, как вдох, и естественно, как выдох. Бывает же…
   - Марочка… - охнул он. Подошёл и притянул к себе, обнял.
     Она уткнулась носом в его рубашку и вдыхала, вдыхала, вдыхала этот запах; вбирала его в себя и запоминала навсегда, как пахнет её мужчина. Только её, и больше ничей.
     - Вот видишь, как получается, Марочка…
     И добавил:
     - Женщины у меня были, а вот жениться – не приходилось. Хотя искренне думал, что некоторых я любил…Ошибался.
     - А теперь?.. – так хотелось услышать, что она – одна такая на свете, самая-самая, а ещё - что единственная… И услышала.
     - Понимаешь, Марочка,  мне уже за сорок. Не мальчик, различать научился. И вижу: зацепила ты меня крепко. Я ведь вот и Лидочке даже сказал, что надо мне поскорей назад ехать, что жить не могу без одной женщины. Дурак старый, да?..
     - Да оба мы такие, - счастливо сказала Марьяна. – Как хорошо!


                -------------------------------

   - Марька!!! – радовалась Женька. – Вот это да, молодец!! Ну вот видишь, поставила цель – и познакомилась!!!
   - Да ну тебя! – отмахивалась Марьяна. – Не поняла ты ничего. Нет тут ни причины, ни цели. А просто жить без него не могу, вот и всё.
    Она теперь даже в зеркале – видела  себя совсем другую: не то, чтобы моложе или краше, а… новее, что ли. И глаза – иные. Как будто какой-то гениальный хирург заменил усталый взгляд изверившейся женщины на лучистый взор любимицы судьбы.
     - Марочка, ну какая же ты красавица! – повторял Иннокентий. – А я чудовище. Но есть один плюс: это чудовище себя без тебя не мыслит, учти.
     У Иннокентия был не такой уж лёгкий характер, но Марьяна считала, что он – удивительный, особенный. Хоть их отношения, как шутил Иннокентий, и «настали сразу», но он не хотел торопить Марьяну.
     - Ты меня должна сначала хорошенько раскусить, а уж потом решить, захочешь ли быть со мной навсегда.
     Марьяна сначала расстроилась:  подумала, что Иннокентий считает её просто «очередной женщиной». Даже всплакнула, осыпав его ревнивыми упрёками. А он – только рассмеялся, до чего это было нелепо.
     - Не глупи, - только и сказал он. – Ты для меня – это всё, запомни. Но, понимаешь, непрост я. И тебе, может быть,  не захочется меня принять таким, как есть. А меняться я не хочу и не буду.
     Что Иннокентий имел в виду, Марьяна начала понимать, когда он (а они пока так и жили врозь), однажды позвонил и сказал, не вдаваясь в подробности:
     - Меня не будет недели две, Марочка.
     Марьяна уже знала, что, когда он говорит таким тоном, то не надо ни о чём спрашивать. Вернётся – расскажет. Но немногословность Иннокентия иногда её обижала, хотя женщина понимала, что это не скрытность, а обычная черта характера настоящего мужчины.


     Через две недели, день в день, он появился как ни в чём не бывало. Объяснил:
     - Помогал людям.
     Всё. Оставалось ждать, что он постепенно доскажет по словечку, где был и что делал, и из этой мозаики Марьяна составит полную картину. Так и вышло: узналось, что Иннокентий ездил помогать эвакуировать беженцев из Украины. Он ведь  вообще-то водителем работает, грузы перевозит. Его ценят. А тут… Как его только с работы отпустили?!
     - Ты что?! – испугалась Марьяна. – Ты там был?!! На войне?  Сумасшедший!.. Был, да?.. 
     - Ну, был немножко, - согласился Иннокентий. – Успокойся, я вывозил людей, а не воевал.
     - Но ведь там стреляют! – ужаснулась Марьяна.
     - Есть такое, - согласился он. - Но кто-то же должен помогать!
     - Но почему именно ты?? Не пущу больше!! – закричала женщина.
     Иннокентий изучающе посмотрел на неё и сказал строго:
     - Мара, никогда мне не говори, что я должен делать, а чего не должен. Я понимаю, что ты волнуешься. Но не надо, слышишь? Я же тебя  предупреждал: если не можешь принять меня таким, как есть, то скажи прямо. Мне будет очень трудно и плохо без тебя, но я перетерплю. А стать другим – у меня не получится.
     Несколько дней после этого разговора Марьяна не могла прийти в себя. Ну что это такое?! – ведь сам же лезет туда, где опасно!!! Защитник? – да. Мужик с большой буквы. Ну а если с ним что-нибудь случится?!! Ой!..
    А он – как будто и забыл про те слова, вёл себя как обычно. И вот за этим «обычно» Марьяне до конца ясно открылось: он – сила, потому что точно для себя знает, ЗАЧЕМ  и КАК. Она начала понимать его.


                -------------------------------


   
    Женька всё тормошила:
     - Ну как у вас дела?
     Марьяна неизменно отвечала, что всё в порядке и что она очень счастлива. И это была чистая правда.
     Иннокентий радовался: Марьяна теперь стала не просто любимой женщиной, а, что гораздо важнее, - единомышленницей.
     - Понимаешь, - говорил он, - я чувствую, что пришёл в этот мир, чтобы всегда помогать.
     - А что ты можешь один? – сомневалась Марьяна.
     - Один – почти ничего, чуть-чуть. Но ты подумай: я – чуть-чуть, да ты немного, да они капельку… Миллион «чуть-чуть» - это силища. Я этим живу. А ведь, знаешь, я заметил: большинство людей перестаёт жить ещё в молодости.
     - Это как?
     - А так: привыкают к инерции ещё смолоду и так и плывут потом по течению, перестают сами делать свою жизнь. А, значит, перестают жить. Проводят в полусне день за днём, год за годом… А что за этим? .. Ничего, кроме списка покупок. Страшно. Я так не хочу.
    … Он уже привычно исчезал, и Марьяна только молилась, чтоб вернулся жив-здоров.
     - Я заговорённый, - сказал он однажды.
     И Марьяна поверила. Ведь всё, что он говорил до сих пор, было правдой.
     Ожидая его, она всегда перебирала, как чётки, те мысли, которые он ей оставил:
     «Ты ждёшь перемен? Тогда не повторяй одни и те же действия!»
     «Тот, кто не берёт судьбу в свои руки, всегда становится её игрушкой и жертвой. А жертва - зла…»
     Да-да, это изумительно. Как она раньше сама не понимала: «Жить надо ради того, ради чего согласен умереть!» Вот она – живёт теперь ради Кешки, и если надо – умрёт за него с радостью.
     Ведь Иннокентий – он какой? Он беспощадно-милосердный, она уже знала. Он рассказал ей, вернувшись из последней поездки, как вывозил из опасной зоны вместе с донецкими семьями молодого «правосека», которого бросили свои же. Ненавидел его, но вёз!! Справедливо было бы дострелить мерзавца на месте! – но не милосердно. А милосердие, сказал Иннокентий,  выше справедливости. Выше!! Это поразило Марьяну.
     Кешка – честный и естественный, но при этом точно знает, когда естественность становится беспределом. Потому что бывает высшее «нельзя»!
      И Марьяна до мелочей представляла, как Иннокентий нёс того вояку в машину (тот не мог даже приподняться сам), как устраивал поудобнее, чтобы довезти живым… Устраивал – и ненавидел до ломоты в костях. Но не мог иначе. Не мог!
     Марьяну иногда охватывала невероятная гордость, что Иннокентий выбрал именно её. Возле настоящего мужчины – и женщина не может не быть настоящей.
      Вот странно: раньше жила  в спокойствии, и не была счастлива; а сейчас – сплошные нервы, а всё наоборот. Значит, не всегда покой – это нормально? (Ну да: «покойник» - как раз от этого слова…)
    Конечно, мы не можем заранее рассчитать результаты ни одного своего поступка, но Кешка сто раз прав: мы не имеем права  НЕ  ПОСТУПАТЬ! У него  - такой принцип. Это его девиз, стержень! Потому что, говорит, нельзя быть ЧАСТИЧНО милосердным или СЛЕГКА честным. Тут или ДА, или НЕТ. Ну как не получится, например, быть немножко убитым или слегка казнённым…
     Марьяна понимала,  внутри неё – как бы работал теперь принцип домино: костяшка первой мысли, озвученной Иннокентием, породила цепную реакцию, и Марьяна буквально слышала в себе эту радость возникновения нового.
     Она поделилась с Женькой, и та вполне серьёзно сказала:
    - Обыкновенная прополка души! Поздравляю.
     … Прополка? Похоже.
     - Маря, дорогая, у тебя – диагноз: «любовь». А всё остальное – это прекрасные побочные эффекты!
     И добавила торжественно, что любовь – это великий учитель. Если, конечно, ученица не ленивая.
     Вот смешная!.. А сама – многому в любви-то научилась? Поумнела?
     Не удержалась Женька и от главного вопроса: про ребёнка.
     Марьяна поразилась:
     - Ты знаешь, а я ведь об этом как бы перестала думать!.. То есть не то, чтобы совсем, нет. Но перестала считать это конечной целью, понимаешь? Женька, я вот что теперь думаю: ребёнок даётся свыше. И не для «корми, пои, одевай», а для чего-то другого. И если он дан, то это – часть нашего личного долга перед жизнью. Я ведь раньше не была готова отдавать, хотелось только брать. Вот и не дано было! Теперь – другое дело, и я спокойно жду. Всё произойдёт как надо, я уверена.
    - Да, сложно… Но, в общем, я уловила. Ох и премудрая ты, Марька, стала! Прямо как питон Каа. Но с тобой интересно, факт!


               




                --------------------------------


     Иннокентий наконец-то приехал. Голова перебинтована… Марьяна увидела - заплакала:
     - Ты же клялся, что заговорённый!
     - А я и не отказываюсь. Тут просто царапина, ну не повезло немного. Или, наоборот, очень повезло. Это как посмотреть, Марочка. Не стоит разговора!
     Но всё же успокоил:
     - Теперь не скоро поеду. Перекур. Пауза, в общем…
     Но Кешка не был бы Кешкой, если бы стал держать такие паузы. Он целыми днями пропадал на работе, и вскоре гордо заявил:
    - Мне удалось заработать очень приличные деньги.
    Так как про это Иннокентий вообще никогда не говорил (относился к деньгам как к способу существования, не более), то Марьяна удивилась. Они теперь уже жили вместе (Кеша настоял, чтобы у него!), и «монеты на хозяйство» он вручал ей щедро. Её зарплатой – не интересовался, обронил только недавно:
     - Я должен намного больше тебя заботиться о материальном, ибо я есть муж и кормилец.
     Муж!! У Марьяны заколотилось сердце. Ведь пока – о ЗАГСе  разговора не было, а начинать самой – это унизительно для любой женщины, так уж она устроена. Ей надо, чтобы ПОЗВАЛИ замуж!
    Что же это? Позвал, значит?..
     Иннокентий, казалось, прочитал её мысли:
     - Это я предложение сделал. Не откажешь?
    Ну чисто по-кешкиному! А всё равно – приятно: дождалась.
     - Я подумаю, - улыбнулась Марьяна.
     - Значит, согласна, - подвёл он черту.


   … Итак, деньги. Он сказал, что много заработал?
    - И на что мы потратим?
    - На хорошее дело. Это ведь незапланированные капиталы. Случайные, можно считать. Отдам в одно место, там нужнее.
     - В долг? – поинтересовалась Марьяна.
     - Нет. Я же сказал: отдам. Значит, насовсем.
    - Послушай! – изумилась Марьяна. – Ты и так делаешь много всякого… благотворительного! И жизнью даже рискуешь! При чём тут ещё и деньги?!
     Иннокентий посмотрел на неё остро-внимательно и тихо, но внятно сказал:
     - Я так мыслю, Мара: есть деньги большие, а есть – милосердные. И это не всегда одно и то же. За милосердие – всегда больше получишь, намного больше. А у нас с тобой – есть всё, чтобы жить распрекрасно. Моя (он подчеркнул слово «моя»!) жена должна это понимать.
     Он помолчал и совершенно буднично попросил:
    - Давай, пожалуйста, поужинаем.
     Она почувствовала неловкость, вроде в чём-то провинилась. Но он сам сказал:
     - Марочка, недоразумений нет, не бери в голову. Просто ещё раз прошу: пойми меня до конца, прежде чем сказать «да».
     Кеша-Кешка! Ты и правда такой – один на миллион…
    

   Марьяна чувствовала, что те огромные залежи любви и нежности, которые, оказывается, хранились в ней всегда, она теперь щедро отдаёт тому, кто за ними по праву пришёл. И чем больше отдаёт, тем больше остаётся.
   И ещё она догадалась: даже в большой любви нельзя допускать потерю себя.
   Вот Иннокентий – он каким был, таким и останется всегда. Он не свернёт никогда и никуда, даже в угоду любимой женщине.
   Тогда и она – не должна перестать быть собой. И то, что она уважала в себе, не должно кануть. А всё остальное – наносное, ненужное – пусть исчезнет. Любить – это набирать высоту.
 

                --------------------------

   

    Вот наконец и случилось! Никаких торжеств молодые не устраивали, а просто однажды утром, в будний день, скромно поставили свои подписи в обычном ЗАГСе.
    Марьяна взяла под это дело отгул, а у Иннокентия – даже сегодня было полно забот (Марьяна уже привыкла, что это нормально); и он, доставив жену домой, тут же исчез. Пообещал, правда, не опоздать на «торжественный ужин». Они никого не приглашали и ничего не афишировали, Марьяна только Женьке шепнула.
     Но на следующее утро  - Марьяну поздравляли все: и слова хорошие сказали, и подарок «от коллектива» вручили. Ох уж эта Женька, болтушка! Но было приятно.
     … Вот загадка – почему обручальное кольцо придаёт женщине такую уверенность? Мужчине этого не понять. Поэтому мужья (многие!) хранят своё колечко в шкафу, а надевают – в редких случаях. Да и то, если жена попросит.
     Но Иннокентий кольцо освоил прочно, и это очень понравилось Марьяне. Вот пусть и видят все: этот мужчина занят.
     - Руками не трогать! – смеялся он.
     Иннокентий радовался как никогда:
   - Ты понимаешь, Марочка, ведь у нас теперь – семья! СЕМЬ-Я! Ух, чёрт, здорово-то как.
     - Семья – это когда дети, - осторожно заметила Марьяна.
    - Так а я о чём? – удивился он. – У нас даже вторая квартира есть. Сын вырастет, женится – там будет жить. Ну или дочка…
               

                -----------------------------


     Вот теперь и началась другая, новая жизнь Марьяны. С самого конца той, первой. Что впереди? – она верит, что хорошее.
     … Вчера только вернулся Иннокентий, снова долго дома не был. Приехал усталый, измученный какой-то, подавленный.
     - Что случилось? – встревожилась она. – С тобой всё нормально?
     - Со мной – нет, не всё. Не могу я успокоиться, Мара. Душа болит.
     - Почему?.. Разве ты не делаешь всё, что можешь?
     - А что я делаю?.. Так, по мелочи. А могу ведь больше!! Значительно больше! И мне тяжело, понимаешь? Стыдно.
     - Перед кем?! Ничего не понимаю…
     - Я здоровый, сильный, опытный боец!! А выполняю какую-то самую простую, самую неопасную работу!
     - Но ведь ты вывозишь нуждающихся, Кеша!
     - Да это может делать любой пацан, у которого есть права. Запросто! А там – люди гибнут. Понимаешь, Мара?! Там детей разносит на куски!! А калек сколько, Господи!.. Если бы ты только видела… Целые посёлки – мёртвые развалины!
     - И что ты надумал? – похолодела Марьяна. Хотя уже знала, что он скажет.
     - Я должен ехать, помоги собраться. Завтра утром отправляемся, нас пятеро.
     - Но почему именно ты?! Почему?? – запричитала она, рыдая.
     - А кто же, если не я? – удивился муж.
        … Вещи собраны, слова сказаны. Посидели, помолчали на дорогу.
     - Когда вернёшься?.. – только и спросила.
     - Как только сделаю всё, что могу. Жди.


      … Среда, выходной. Пусто, тяжело. Смотрела новости: страшно…
     Люди, как же вы допустили, как?! Кто, кроме вас?
     И вдруг Марьяна ясно поняла, что она должна сделать. Да-да, прямо сейчас! Ради Кешки, ради себя.
     Две квартиры? – зачем их две, пустых?..
     Она решительно включила интернет, нашла нужный сайт и разместила объявление:
     «Приму семью беженцев с детьми. Бесплатно. Обращаться по телефону…»
     Написала – и поняла: правильно. Кешка обязательно похвалил бы:
     - Молодец, жена. Вот это по-нашему, по-русски!


               





                К   О   Н   Е   Ц