«Не состоявшийся герой спорта или на лыжах вниз вприсядку»
Ещё зимой 1956 года, на лыжи меня поставил отец и я, сначала с опаской, неумело, проскальзывая и заваливаясь в бок, впервые оттолкнулся от снега палками и поехал!.. В 1958 году уже более-менее смело скатывался с окрестных заснеженных склонов, на маленьких лыжицах с брезентовыми лямочками вместо креплений. Оставался не покорённым мною только самый высокий горнолыжный склон "Третья скала". Сколько раз лыжи слетали с моих валеной и я падал, катясь с горы вниз едва не кувырком. Но всегда поднимался, разыскивал лыжи, свалившуюся с головы шапку, и упрямо лез на гору – чтобы скатиться! Родители не препятствовали. Отец фронтовик был только ЗА! И, мама знающая это моё увлечение лыжами, не останавливала, лишь ненастойчиво просила - "прийти сегодня пораньше". Но она прекрасно знала – уйду кататься на весь день до темна. Только корку хлеба чесноком натрёт – "на, возьми с собой, съешь, когда проголодаешься". Иногда и сахаром хлеб посыпала. Но семья была большая, четверо детей – попробуй всех до сыта прокормить. Вот и ладно, что старшому сыну много не надо – привычный обходиться малым.
Бывает намёрзнешься, весь в снегу, вернёшься домой и к батарее отогреваться. Мама предупреждает – «не грей пальцы в батарее, больно будет, пусть пусть сами отойдут!» Куда там – суёшь пальцы между звеньями чугунной батареи – и точно терпишь тысячи воткнутых в них игл. Но я так полюбил вновь и вновь кататься на лыжах с гор, точно боялся, что это временно, не навсегда. И что, пока дано такое счастье, в виде снежного вихря в лицо и свиста в ушах при полёте с кручи вниз, - надо торопиться насладиться им. И теперь, спустя многие и многие годы, надо признать – в детстве я катался очень смело с самого крутого склона самой высокой таёжной сопки по названию «Третья скала», катался, не смотря на падения, весь в снегу, замёрзший – снова карабкался на самый верх. Куда потом что делось!
Позже здесь пролегли три слаломных трассы для горнолыжников спортсменов и настоящий "подъёмник"... Но тогда, никакого такого "подъёмника" не было и слаломная секта горнолыжников только-только появилась. Дорогие горные лыжи и амуниция были в редкость и вызывали кучу эмоций от зависти до полного восторга!
Как-то, зимой 1959 года, затащил на «Третью скалу», ватагу пацанов вместе со мной, наш «атаман» Витька Петров. Он на 3 года старше меня.
Лихо спустившись первым, подлетев на небольшом уступе, Витька помахал нам с середины горы, оттуда где была пологая площадка вроде широкой ступени. Выше тянулся ещё более высокий подъём в гору: – «Поднимайтесь сюда!»
Мы все, переминаясь, с опаской, с восхищением и страхом, стали осторожно подниматься к нему. Пока поднимались Витька успел ещё раз лихо пролететь мимо нас, явно красуясь своим «финским» свитером с оленями на груди. Так поднимаясь «ёлочкой» и «лесенкой» в гору, мы восхищались Витькиным великолепным, геройским спуском – «во, скорость!».
Вот и площадка … можно передохнуть. Сбились мы в тёмную кучку, боясь посмотреть вниз на ярко сверкающий на солнце скользкий, накатанный склон. Смотрим с завистью на юных слаломистов и их тренера – вот нам бы такие лыжи с настоящим креплением на ботинках!.. У Витьки хотя не горные лыжи, но тоже короткие, широкие, наверное, охотничьи, и крепление на ботинках… и две алюминиевые палки с кривизной… не то что наши, бамбуковые!..
Взобрался Витька в очередной раз на верх, - и скомандовал: «Не трусить! - Если сильно понесёт – повороты делайте! Падать на бок, так безопасней. В деревья не врезаться! Кто не съедет со мной с горы – трус!.. - За мной!!!»
Я очень не хотел выглядеть в глазах Витьки и других мальчишек, трусом и ринулся вслед за ним, петляя на своих коротких лыжах по ступенчатому склону. Только высоченные, опушенные снегом, тёмно-зелёные сосны замелькали по обе стороны трассы!.. Спуск удался без падения, только уже спустившись, на ровном месте не удержался на ногах. Тогда и появилась первая злость на себя. Бывало упадёшь, рассердишься на себя и лезешь на самую кручу – чтобы повторить спуск. Мне взрослые мужики кричали со склона: – «Ты что делаешь, мальчик, - убьёшься!» -
«Не, дяди, не убьюсь!» - уверенно и весело отвечал я, и вновь, в пятый или шестой раз лез на самый верх горы. Спускался со свистом, в присядочку, выбирая бугры – чтобы подлететь при бесшабашном, отчаянном скоростном спуске. Почему я это делал? Наверно хотел, чтобы меня заметили и записали в спортивную горнолыжную секцию. У ребят, в этой секции горнолыжников, были настоящие горные лыжи и костюмы красивые. Не то что у меня; лыжи коротышки с лямками вместо креплений, две бамбуковых палки, телогреечка и шапка-треух! Заметить может быть и заметили, но в секцию записаться не предложили. А сам я подойти и спросить об этом не догадывался или не решался. Одно дело несколько раз с горы лихо спуститься, и совсем другое дело – подойти и спросить. Так я и не стал чемпионом мира и олимпиады по лыжным гонкам, слалому и прыжкам с трамплина!..
Не стал я и великим велосипедистом. Впервые же я, под контролем отца, оседлал взрослый отцовский дорожный велосипед «ЗИФ» в 1957г. и не упал вместе с ним. Точнее не «оседлал», до седла я ещё не дотягивался, а крутил педали находясь в раме велосипеда. Это было неудобно, но кататься было можно.
В 15 моих лет, мой одногодок и дружок по двору, по фамилии Мандрик, позвал меня сходить в воинский полк «Стройбата».
- «Зачем?» – спрашиваю.
– «Каши солдатской поедим...» - отвечает тот.
- «Не-а, не хочу…»
- «Да не бойся, я там часто бываю. Кино вечером посмотрим…»
- «Не-а, не интересно…»
- «В казарме штангу потягаем…»
- «Штангу!..» – у меня загорелись глаза. Я никогда сам не поднимал штангу, только видел, как это делают на киноэкране штангисты, чемпионы мира и герои олимпийских игр. У отца были две гантели по 8 кг каждая и, горазда позднее, самодельная наборная штангочка весом в 30 кг. Это не то. С такими весами чемпионом мира не станешь. Тогда уже, в кинозале, глядя на экран, я мечтал о золотых олимпийских медалях во всех видах спорта, кроме плавания, поскольку плохо плавал и страшно боялся глубины. В своих мечтах я и штангистом побывал. – «А нас пустят?»
– «Пустят… меня же пускают…»
- «Тогда пошли!..»
Удивительно, но дневальный по солдатской казарме нас пропустил. Видимо, Мандрик давно и прочно был в казарме свой, едва ли не «сын полка».
И вот она передо мной долгожданная штанга с набором стальных «блинов»: 20, 15, 10, 5 кг…
Мандрик, тут же, на моих глазах, и в присутствии двух сержантов, -спортсменов, поднял на грудь, ухнул и, - с трудом толкнул штангу весом в 45 кг!
– «Молодец, парень!» - похвалил Мандрика один из сержантов, и скептически оглядел мою сухощавую фигуру… - «Сумеешь?!»
– «Попробую…» Во мне взыграла чувство самолюбия и соперничества. Будто кто-то шепнул мне в ухо: - «Приятель твой сумел, а ты тем белее сможешь, даже больше!»
- «Ну, давай» - снисходительно разрешил сержант.
Я взялся за гриф и на удивление себе и окружающим, молча поднял и легко толкнул штангу вверх!..
– «Силён!.. хотя по виду не скажешь…» - хмыкнул сержант и отошёл к другому, что подтягивался на турнике: Раз, два, три, семь, десять… послышался оттуда отсчёт.
Я обернулся к Мандрику; – «помоги блинов добавить».
С помощью приятеля, я увеличил вес штанги до 60кг. Теперь штанга превышала мой собственный вес на 10 кг!.. – Может не стоит, тяжёлая? – тебе не поднять!.. С сомнением в голосе попытался отговорить меня от «рекорда» Мандрик. Но я уже рванул гриф с весом на грудь и сделав положенную разножку толкнул чудовищный для своего возраста и веса вверх. Ко мне подскочили оба сержанта:
- «Ты что, с ума сошёл, нельзя так много поднимать, надорвёшься!» – заорали они, видимо испугавшись, что я покалечусь. Я аккуратно поставил штангу на помост и сам с удивлением посмотрел на неё…
- «Да она не тяжёлая совсем! – можно ещё добавить блинов?..»
- «Нельзя! – идите отсюда!.. Штангисты хреновы!..» – рассердились солдаты и выставили нас за дверь казармы. За дверями было слышно, как они строго отчитывают дневального по казарме, и как тот оправдывается.
Что к этому добавить. Прошло много лет, но великим штангистом, рекордсменом мира и героем олимпиад я не стал.
Да и что теперь об этом – кем я хотел стать, но не смог по разным обстоятельствам жизни. Довольствуюсь ныне тем, что есть. И слава Богу, что в тех своих детских и юношеских поисках себя и своего места в жизни, я остался цел, не покалечен и жив.