УДОДОВ ЮРИЙ ИВАНОВИЧ (10.4.1931г.,Воронеж - 30.10.2020г., Юго-Западное кладбище Воронежа) композитор, педагог, поэт, публицист, Лауреат премии им. Кубанёва (1974). Окончил школу воен.-музыканских воспитанников (В.1947), фил. отд. ист-фил. ф-та ВГУ (1955). Руководил художественной самодеятельностью в ДК Волховстроя (Лен. обл.), В. Дворце пионеров, ВГПИ, доме пионеров Советского р-на. Работал концертмейстером в хоре СХИ «Чернозёмочка». В 1999 принят в музыкально-педагогический колледж пед. доп. образования. Авт. более ста песен, в содружестве написал с Д. Дёминым «Гаснет вечер», «Льётся песня звонкая», с В. Листенгардером «Голубь мира», с Г. Володиным «В. вальс»; с В. Андрейковичем «Вечерний В.» которая прозвучала в 1967 на Всесоюз. телевидении в передаче «Голубой огонек» песню исполнил солист театра оперы и оперетты, зас. арт. УССР, нар. арт. РСФСР В. Вржесинский. С 1966 муз. Комиссар школы комсомольского актива «Искра» (В.), с 1981 «Олимпийская М.». Вышли сборники: «Любимые песни воронежских пионеров» (1962), «Пионеры - Ленинцы» (1973) и др. в 2009 закончена раб. «Гимн Воронежского края», поэтич. сборник «Моя стихия». Публицистика: в газ. «Коммуна», «Молодой коммунар», «Воронежская неделя», статьи «Уроки русского языка», «Кем быть, каким и зачем» вызвали большой общ. резонанс. в/н ведется раб. Над проектом «Сохранение культуры В. ХХв.»
Лит.: Волков М. Спасибо за музыку//«Молодой коммунар» 2.12.1960; Поспеловский Ю. Воронежцы выходят на «Огонёк»//«Коммуна» 5.12.1967; Кройчик Л. Юра! Ты очень нужен//«Воронежский курьер» 19.7.2003; Пензин С. Мы и наши книги, там же 10.7.2003; Исторический факультет ВГПУ. В. 2005. ВГПУ Время, события, люди. В. 2006; ВИКЭ 2006, с. 223; Пензин С. Мой В. после войны. В. 2008.
А.Н. Юрасов
Тысячи воронежцев сохранят память о поэте-песеннике Юрии Удодове
09:53 03.11.2020г., Илья Сиволдаев
Тысячи воронежцев сохранят память о поэте-песеннике Юрии Удодове
Правозащитник – о легенде педотряда «Искра»
– Ушел из жизни поэт и композитор Юрий Иванович Удодов, 2 ноября его похоронили в Воронеже. Подросток из послевоенной школы военно-музыкантских воспитанников 1947 года после ее окончания никогда не расставался с музыкальными инструментами: будь то гармонь, геликон, аккордеон, фортепиано.
Две его страсти – музыка и любимый город – привели к тому, что в Воронежском музыкально-педагогическом колледже в репертуар детских хоров вошли его произведения. Родному городу Юрий Иванович Удодов подарил Гимн Воронежского края и ряд светлых мелодичных песен.
Он ровесник Воронежского государственного пединститута (ныне университета), в котором проработал большую часть своей жизни. Юрий Иванович стал легендой историко-педагогического факультета. До сих пор «мальчишки и девчонки» солидного возраста и положения с упоением исполняют его песни, которых более 100, преимущественно на стихи местных поэтов. Эти песни – их молодость и судьба.
Несколько поколений организации «Искра», проводившей с 1966 года сборы актива молодежи Воронежской области, выросли на романтике и духовности песен Юрия Ивановича, который был музыкальным комиссаром педагогического отряда «Искра».
В Воронеже изданы его сборники «Любимые песни воронежских пионеров» (1962), «Пионеры-ленинцы» (1973), «Моя стихия» (2016) и другие.
За труд Юрий Удодов поощрялся множеством наград, в том числе, дипломом Чехословацкого Союза молодежи (1966), бронзовым знаком Центрального комитета Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи (1981), а в 1974 году стал лауреатом премии Воронежского комсомола имени Василия Кубанева.
Юрий Иванович прожил долгую (89 лет) и плодотворную жизнь. Тысячи воронежцев сохранят о нем память, как о человеке, внесшем огромный вклад в духовное воспитание воронежской молодежи.
Фото: из архива «Искры»
всё о летчике ШИПУЛЯ:
Настоящая фамилия командира, пилота, политрука Шипуля Иван Сафронович. Пе-2 284 БАД был подбит в районе Землянска в 1942 году 15 сентября. Пилот успел воспользоваться парашютом, но упал на занятую немцами территорию и поэтому был в плену. лечился в медсанбате где ему ампутировали левую раненую руку немцы и отправили в лагерь военнопленных в п.Касторная. Там он находился до 1943 года пока не освободили наши. После войны приезжал в поселок Рамонь Воронежской области на встречу с учениками школы.
По данным УФСБ по Курской области, в районе ж/д станции Касторная-Новая действительно размещался пересыльный лагерь «Dulag-231». Помимо военнопленных, там содержалось много мирных жителей. Как вспоминает летчик И.С. Шипуля, изведавший фашистской неволи и сумевший выжить там с помощью местных жителей, в этом лагере содержалось 7,5–8 тыс. пленных воинов РККА, которых периодически направляли в Германию.
Сам мл. лейтенант Иван Шипуля был сбит в июле 1942 года в районе Землянска (40 км от Касторной и 50 км северо-западнее Воронежа). Тяжелораненым, в бессознательном состоянии, он попал в лапы фашистов. Не желая возиться с его ранами, фашистские изверги ножовкой отпилили ему искалеченную левую руку, в расчете, что он умрет в тяжелых муках. Но молодой организм вопреки всему выжил.
Боевые вылеты экипажей описал в своей книге «Пока сердце бьётся» И.В. Сидельников. Это документально-художественное произведение – рассказ о лётчике-комиссаре Иване Сафоновиче Шипуле, воевавшем в 778-м авиационном полку. 15 сентября 1942 года он, получив важное задание, вылетел с Данковского аэродрома. Оно стало последним для отважного лётчика – самолёт был сбит под Воронежем. Ивана Шипулю немцы взяли в плен. Пять дней его жестоко пытали, а потом бросили в фашистский лагерь, расположившийся на станции Касторное. Станцию советские войска освободили 15 сентября 1942 года. Выживший лётчик больше не мог летать – немцы отпилили ему кисть левой руки.
подполковник, кавалер ордена Красная Звезда и Отечественной войны 2-й ст.
Вот отрывок из письма одного из фронтовых друзей, комиссара первой эскадрильи пикирующих бомбардировщиков «Пе-2» Ивана Сафоновича Шипули. «Мне не забыть совместную службу в армии, бои за Воронеж. Находясь в гитлеровских застенках, я всегда помнил Вашу уверенность в победе. Даже под пытками, когда фашистские палачи по частям рубили мою руку, я видел Ваш образ: упорного, настойчивого, выносливого командира, и это облегчало мое горе». О судьбе самого летчика Ивана Шипули и его боевых товарищей рассказывается в книге Ивана Сидельникова «Пока сердце бьется».— Калинина Татьяна Александровна, дочь.
Белорусский коммунист, подполковник Иван Шипуля демобилизовался в 1960-м
Почётного права зажечь Вечный огонь удостоились Герой Советского Союза, участник боёв за Воронеж Т.Т. Лобода, защитник воронежского неба лётчик И.С. Шипуля, Герой Социалистического Труда, токарь орденоносного завода имени Коминтерна А.А. Назаров
открытие памятника состоялось 24 января 1967 года – в канун 24-ой годовщины освобождения Воронежа от немецко-фашистских захватчиков. На торжественном открытии памятника присутствовал командующий войсками Воронежского фронта во время Великой Отечественной войны Маршал Советского Союза Ф.И. Голиков, приехали бывшие командиры полков и соединений, солдаты и ветераны труда – участники битвы за Воронеж. «Памятник вознёсся над землёй величественным монолитом. Созданный руками рабочих и строителей в творческом содружестве с архитектором А.Г. Бузовым и скульптором Ф.К. Сушковым, он словно отлит из могучего сплава горячей любви и памяти людских сердец и являет собой не только памятник мужества и славы героев, но и символ вечно живой, незатухающей жизни…
песня 1978г.
В феврале 1942 года в заснеженном Ишиме Татьяна Андреевна Шипуля получила письмо из действующей армии, от мужа — военного летчика, комиссара эскадрильи.
В письме после коротких строчек о боевой службе Иван Сафонович переписал для жены незадолго до того появившееся во фронтовых газетах стихотворение Константина Симонова «Жди меня».
Еще тогда, в сорок втором, Татьяна Андреевна выкроила из синей фланели и вышила крестиком рамочку для этого письма — так, чтобы само стихотворение выглядывало из нее, словно из окошка. И вместе с фотографией мужа повесила на стену. В страшные годы войны, когда судьба обрушила на эту семью тяжкие испытания, строчки Симонова поддерживали в Татьяне Андреевне силы и веру.
Они и сегодня висят на стене в ее доме, в той же рамке, почти обесцветившиеся:
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: «Повезло».
В предвоенные годы многие юноши бредили авиацией и восхищались Чкаловым. Двадцатилетний Иван Шипуля, слесарь-механик зеркальной фабрики в Витебске, в отличие от многих товарищей о небе не мечтал. Дорога уже была определена: сперва работать на заводе, потом поступить в институт на заочное отделение и стать горным инженером.
Однажды на фабрике организовали экскурсию в подшефный авиагарнизон. Привели молодых рабочих в ангар — посмотреть на «чайку». Самолет разочаровал Ивана, он даже криво улыбнулся: как деревенский человек, с детства уважал все прочное и надежное. А тут... авиатор-экскурсовод по просьбе гостей снял с самолета часть обшивки, и под ней обнаружились тонкие деревянные рейки и струны проволоки. Обклейка из полотна-перкаля. «Так вот что оно такое, «стальная птица»! — подумал Иван. — И как на этом можно летать?» [116]
А через несколько дней после экскурсии на фабрику пришла пачка повесток: самым активным комсомольцам и спортсменам предлагалось явиться на комиссию по отбору кандидатов в авиационное училище.
В госпитале было много народу. Сотни ребят в футболках балагурили, дожидаясь вызова, волновались. Иван пришел без всякой надежды на успех: дома долго стоял перед зеркалом, рассматривая свою щуплую фигуру.
Шипулю, как и других ребят, взвешивали, выстукивали и выслушивали, предлагали приседать и дуть в трубочку. Кабинетам, похоже, не было конца. К концу дня он оказался рядом с Гришей Старченко, товарищем по цеху, силачом. Гриша покровительственно сказал, поглядывая на хмурого Ивана:
— Не журись, авось пройдешь...
Поздно вечером результаты заседания медицинской комиссии вывесили в коридоре. Иван протиснулся поближе и прочел, еле справляясь с волнением: «Шипуля — годен без ограничений». Выходит, глубоко заглянули врачи в его здоровье, в его организм. Даром что худой и угловатый, а летом мог косить с рассвета до заката без устали. Из ста фабричных ребят отбор прошли только двадцать два, их направляли на республиканскую комиссию в Минск. В коридоре Ивана поздравил грустный, сбитый с толку Гриша.
— Вот видишь, — говорил он едва не плача, — зря волновался. А меня вот забраковали. Разве это врачи? Я им докажу!
На республиканской комиссии из двадцати двух витебских ребят в училище отобрали только девять. Среди них был Шипуля.
Так поступил Иван в Сталинградское авиационное. «Своим» здесь он стал сразу же: курсанты оценили его умение живо и интересно рассказывать, его склонность к юмору, скромность и работоспособность. Через год Шипулю избрали секретарем комсомольской организации училища.
Согласно учебной программе, предстояло освоить планер.
Сидя в застекленной кабине, Иван сначала чувствовал себя беспомощным. В первом самостоятельном полете он забрался на высоту четыреста метров. Где-то далеко внизу широкой полосой извивалась Волга. Рядом с ней, на ржаной земле, — несколько темных точек — инструктор и курсанты. Отдавшись во власть полета, Иван на какое-то время забыл об инструкциях, позволил воздушному потоку подхватить планер и стремительно унести за облака. Здесь только схватился за управление, выполнил разворот, выровнял планер и повел его на посадку. В назначенный квадрат не попал. Уже приближаясь к земле, увидел, что летит прямо на стадо коров. Быстро потянул рукоятку на себя, пронесся над стадом на высоте нескольких метров и... благополучно приземлился. [117]
— Живой? — смеялся подбежавший инструктор. — За самостоятельные маневры объявляю благодарность.
«Шутит», — догадался Шипуля.
Потом был двадцатиминутный полет с инструктором на самолете. Теперь инструктор «шутил» по-иному. Приказав Шипуле крепче держаться, он принялся выполнять «бочки», «петли», перевороты. Ивану было страшно, но виду не подавал.
На земле он посмотрел на свои ладони. Кожа была стерта в кровь. С этого дня он по-настоящему захотел летать.
Весной 1937 года у Шипули появился друг — смуглолицый симпатичный паренек по имени Рубен.
Командир привел его в казарму и сказал:
— Знакомьтесь, товарищи, у нас пополнение. Курсант Рубен Ибаррури.
И указал новичку койку рядом с Иваном.
Ночью они шепотом разговорились. Рубен неплохо владел русским языком, но испанский акцент все же чувствовался.
— Ибаррури, наверное, распространенная фамилия у тебя на родине? — спросил Шипуля. — Вот и знаменитая Долорес...
— Долорес — моя мать.
Иван даже приподнялся на койке.
— Да что ты? Почему же никто не знает?
— А какое это имеет значение? — смутился Рубен.
В свободные от занятий и тренировок часы они бродили по городу, по берегу Волги. Рубен рассказывал о родной Испании, о том, как мальчишкой участвовал в демонстрациях, как вместе со сверстниками охранял тайные собрания коммунистов. И Иван видел, что этот паренек, хоть и младше его на пять лет, уже много пережил. Рубен часто просил Ивана петь народные песни, вслушивался в них.
На летном поле они тоже были рядом. Рубен в ускоренном темпе овладевал профессией летчика, словно торопился куда-то. Шипуля догадывался — куда. У друга в чемоданчике была карта Испании, вся испещренная красными флажками — ими он отмечал зону действий республиканской армии.
Несколько раз они летали на одной машине. Рубену трудно давалась посадка, он не мог уловить момента начала выравнивания машины. И Шипуля раз за разом заходил на посадку, показывая, что надо делать.
Через несколько месяцев Ибаррури неожиданно для всех уехал из училища. Только четыре года спустя Иван узнал, что друг его умчался тогда в родную Испанию. [118]
Война, пока только подбирающаяся к нашей земле, готовила Шипуле еще одну разлуку.
Было это в Калинине, куда Ивана назначили в сороковом году, после окончания училища, комиссаром эскадрильи бомбардировочного полка. Он много летал, понимая, что партийный наставник должен быть примером для летчиков и в летном деле.
Для себя времени почти не оставалось, даже вечера были заняты: много читал, готовясь к политзанятиям. И когда однажды принесли пригласительный билет в клуб на концерт московских артистов, долго отказывался.
— Мне и пойти не с кем, — сказал он лейтенанту, отвечавшему за концерт, — видишь, на билете написано: на два лица.
— Кого-нибудь пригласите, товарищ комиссар.
И как в воду глядел. Попасть на выступление столичных артистов хотели многие. У клуба толпились люди. К Ивану подошла высокая девушка с шапкой каштановых волос и не очень уверенно сказала:
— У вас тоже нет лишнего билетика?
— А вот и не угадали!
После концерта запела радиола. Иван предложил Тане, новой знакомой, немного потанцевать. Она ему сразу очень понравилась, и все три танца он мучительно изобретал фразу: «Не сумеем ли мы увидеться завтра?»
Перед самой войной они поженились.
22 июня 1941 года, на рассвете, летчики эскадрильи во главе с замполитом собрались ехать на рыбалку. Но из своего домика, на ходу застегивая китель, выбежал командир полка и приказал всем немедленно отправиться на аэродром. Боевая тревога!
Летчики не очень удивились — боевая тревога, правда тренировочная, объявлялась не раз. Служба есть служба. Поспешили на летное поле. Командир выдал личное оружие. Через несколько минут примчалась полуторка, из кабины выскочил замполит полка Рожков и глухо сказал:
— Война! Немцы уже бомбят наши города.
* * *
30 июня 208-й бомбардировочный полк приступил к боевым действиям. Получено первое задание: уничтожить мосты через Западную Двину в районе Даугавпилса. Потом полк действовал против группировок фашистских войск в районе Полоцка. С первых же дней несли большие потери: «СБ» уступали новейшим немецким машинам, но вскоре полк получил пикирующие бомбардировщики «Пе-2». Летчиков направили на переучивание в Тамбов. Времени на сборы и прощание — один час. [119]
Совместная жизнь Ивана и Тани продолжалась всего несколько месяцев. Но за это счастливое время они убедились, что не ошиблись друг в друге.
Таня знала, как трудно приходится полку, сколько хороших ребят гибнет.
— Тебе нужно уехать, пока мы тут разберемся с этими фашистами, — повторял Иван.
— Никуда я не уеду! — отвечала она. — Ваня, надолго этот ужас?
— Пока не загоним их назад...
Уехать первым пришлось ему.
По-особому трудный военный хлеб достался Ивану Шипуле. С июля 1942 года его авиационный полк, переименованный в 778-й полк пикирующих бомбардировщиков, в который он вернулся после переучивания, дрался с врагом на Брянском фронте. Рвавшемуся в небо политруку летать удавалось нечасто: на земле было много дел. Нужно было в боевых условиях проводить политзанятия, разъяснять партийные документы и сводки Совинформбюро, собирать, часто по ночам, собрания, готовить кандидатов для вступления в партию, тщательно оценивая их человеческие и боевые качества, — с каждым днем к нему в землянку приносили все больше и больше заявлений: прошу считать меня коммунистом. Да и самолета своего у Ивана не было. Перед вылетом он старался сказать каждому летчику что-то теплое, ободряющее. Они улетали, а он ждал их на земле.
Вместе с командиром эскадрильи Шипуля разрабатывал детали предстоящих боевых операций, разъяснял летчикам их задачи. А самому ему порой посоветоваться было не с кем. Как в случае с Перцовым.
Однажды эскадрилья получила приказ выслать группу самолетов на боевое задание. В землянке командира эскадрильи Балакина Иван заговорил с летчиками об обстановке, о значении предстоящего вылета. И заметил, что лейтенант Алексей Перцов, бесстрашный пилот и весельчак, сидит в углу бледный и сосредоточенный. Отметил про себя, но спрашивать при всех не стал.
Потом отозвал Перцова в сторону.
— Что с вами?
— Вот, Иван Сафонович, — Алексей протянул конверт.
В скупых строчках какая-то женщина сообщала Перцову о гибели от прямого попадания вражеского снаряда всей его семьи.
Комиссар посмотрел на боевого товарища. Алексей был бледен. Руки заметно дрожали. Обожгла мысль — нельзя посылать такого сегодня в бой. И завтра нельзя. За штурвалом должен сидеть хладнокровный [120] человек. Конечно, жгучая ненависть к врагу и боль за погибших удесятерят его силы. Но руки дрожат... Что сказать, как поступить?
— Подождите меня минуту. Сейчас вернусь.
Командир эскадрильи Балакин поднял на Шипулю красные глаза, — он не спал двое суток. Выслушал.
— Не знаю, Иван. Решай, как считаешь нужным. У нас вся страна, не только Перцов, в большом горе...
— Вместо Перцова полечу я.
— А вот это запрещаю! Комиссар мне и здесь нужен.
— Не могу я оставаться на земле!
— Знаю, как ты остаешься! Про каждый из твоих одиннадцати вылетов знаю. Кто забрал неделю назад машину у лейтенанта Рощина? Думаешь, мне ничего не известно? Иди...
Шипуля вернулся к лейтенанту.
— Отстраняю вас, товарищ Перцов, от сегодняшнего полета.
Тот еще больше побледнел.
— Не имеете права, товарищ комиссар.
— Честное слово, Алексей, завтра будешь в воздухе. А сегодня не надо. Приди в себя.
— Не выйдет, — тихо ответил Перцов, — и не проси...
Уже растаяли в жарком небе стремительные «Пе-2», а Иван все стоял на полевом аэродроме и не видел цветущего разнотравья вокруг, высоких облаков и лазоревых стрекоз, ничего не видел. Только белое лицо Алексея в застекленной кабине самолета. Перцов из боя не вернулся.
Пройдут десятилетия, но Иван Сафонович не забудет его лица, не отпустит боль за боевого товарища...
Через несколько дней после гибели Алексея Перцова эскадрилья вылетела на уничтожение фашистского штаба. Звено, осиротевшее без Перцова, повел Шипуля, и командир эскадрильи на этот раз не смог его остановить.
На рассвете, когда подошли к аэродрому истребителей сопровождения, штурман Новиков запросил по рации:
— Товарищ политрук, разрешите выпустить ракеты.
— Разрешаю.
Сигнальные ракеты расчертили предутреннее небо. Но аэродром молчал. Может, не заметили сигнала?
— Новиков, повтори.
Истребители не поднимались.
— Что-то там стряслось, — с досадой сказал штурман. — Пойдем обратно?
Несколько секунд Иван размышлял. Инструкция запрещала ходить на бомбежку без сопровождения и прикрытия. Сорвать боевое задание? [121]
— Елуков, передай по эскадрилье, — приказал он стрелку-радисту. — Идем без истребителей.
Шипуля прекрасно понимал, какую ответственность берет на себя.
Внизу показалась линия фронта — степь с островками рощ, исчерченная зигзагами траншей. Правда, немцы открыли заградительный огонь, но «Петляковы» прошли его благополучно. Уже за линией фронта сильный толчок потряс самолет Шипули: ударная волна от снаряда бросила машину в сторону, и бомбардировщик резко накренился. Иван спросил по радио:
— Все целы? Повторяю приказ: держим прежний курс.
Когда бомбардировщики приблизились к цели и Шипуля приготовился к пикированию, впереди показались «мессершмитты». Вражеские машины стремительно приближались со стороны солнца, оно слепило наших летчиков.
А сопровождения не было. Иван принял решение, еще не встречавшееся в практике бомбардировочного полка: идти в лобовую атаку на истребителей.
Строй наших самолетов рассредоточился: пилоты выбрали себе противников. Головные машины сближались. Иван впился глазами в стремительно растущую плексигласовую кабину «своего» «мессера». В последний момент, избегая столкновения, фашист приподнял нос самолета, уходя вверх. А Иван уже вдавил до упора гашетку двух спаренных крупнокалиберных пулеметов. И тут же услышал голос штурмана Новикова.
— Горит, горит, товарищ политрук! И второй готов!
Вражеские истребители остались позади.
Показалась сожженная деревенька, здесь в нескольких уцелевших домах располагался немецкий штаб. Трассирующие очереди рассекли небо. Бомбардировщики приготовились к удару. Комиссар первым вошел в пике. Скорость нарастала. Когда до цели оставалось не более ста метров, Иван нажал кнопку бомбосбрасывателя — попадания точно в цель!
На обратном пути, подлетая к своему аэродрому, Иван еще издали узнал на летном поле фигурку батальонного комиссара Калинина. Машины садились одна за другой.
— Товарищ старший батальонный комиссар, — обратился Шипуля к Калинину, — во время боевого задания совершил нарушение: шел без сопровождения.
— Кто разрешил? Могли же нарваться на «мессеров»!
— Моя вина. Нарвались.
— Ну?
— Пошли в лобовую.
— Так?!
— Двое из них остались там... [122]
Батальонный комиссар переглянулся с командиром полка.
— Наказать бы его... — вслух подумал он. — Да уж ладно, отличившихся представить к награде.
Шагнул к растерявшемуся Ивану и крепко его обнял.
Трудом и мужеством Победы мы добились Ольга Крутова, Павел Остряков (фото) | 04.05.2010
Мы не вправе забывать о великом подвиге советского народа, даровавшего нам свободу от фашизма. Мы должны делать всё, что в наших силах, чтобы память о страшной войне и славной Победе длилась много-много столетий, переходя из поколения в поколение. Стремясь к этой цели, работники Данковского краеведческого музея собрали уникальную выставку, рассказывающую о прифронтовом Данкове, о пережитом горе, о славных подвигах воинов-героев и тружеников тыла. Я побывала на этой выставке... Увидела вражеские снаряды, которые находили после войны жители Данкова и окрестных сёл на улицах, во дворах, в полях и лесах. Музейные работники собрали уникальные фотографии, документы! Здесь есть даже пишущая машинка и фотоаппарат военного корреспондента Василия Дмитриевича Ряховского! Обо всём, что связано с Великой Отечественной войной и Данковом, мне рассказала старший научный сотрудник музея Ирина Васильевна ЕГОРОВА. И стал Данков прифронтовым 1941 год. 3 июля. На главной площади Данкова собралось две тысячи жителей. Многие решили пойти добровольцами на фронт, учителя объявили себя мобилизованными в народное ополчение, а учащиеся – на трудовой фронт. В начале октября 1941 года немецко-фашистские войска прорвали оборону на Брянском фронте, захватили Орёл, другие населённые пункты и приблизились к границам Данковскогорайона. Наши войска держали упорную оборону. Целью гитлеровцев был Елецкий железнодорожный узел, который имел важное стратегическое значение на дальних подступах к Москве. Кровопролитные бои, большие потери… Враг оказался сильней – 3 декабря 1941 немцы заняли город Елец. Наши войска отошли за реку Сосну. К тому времени фашисты оккупировали большую часть Воловского, Становлянского, Тербунского, Елецкого, Долгоруковского и Измалковского районов. Семьдесят семь пленных советских бойцов и командиров гитлеровцы расстреляли в первый же день захвата Ельца. Мирное население подвергли жестоким пыткам. Сотни мужчин, женщин и детей были схвачены гитлеровцами и отправлены в Германию. Многие из них так и не увидели больше родную землю... В ноябре 1941 года враг почти вплотную подошёл к границам Данковского района. «Всем гражданам немедленно приступить к оборонительным работам», – призывало постановление Данковского районного исполнительного комитета. Это был не приказ, потому что каждый житель и сам понимал, что от него зависит судьба родного города, родного края. В городе было объявлено военное положение – Данков стал прифронтовым. Каждую ночь в сумеречной тишине слышались пушечные залпы. С каждым разом они становились всё ближе и ближе. И вот уже в небе стали появляться немецкие самолёты, которые сбрасывали бомбы, пытаясь достать железнодорожный мост. Вражеские снаряды разбили котельную завода «Расткаучук», и его оборудование пришлось срочно эвакуировать. Улицы Данкова превратились в баррикады, возведённые из камня, а окрестности города почти сплошь – в противотанковые рвы. Эскадрилья пикирующих бомбардировщиков Ожидая военные самолёты, солдаты и жители быстро построили бетонированные площадки – аэродром. На нём расположились лётные части, а 3 июля 1942 года в Данков прибыли четыре эскадрильи 778-го авиационного полка пикирующих бомбардировщиков. Жители Данкова и села Сторожевое расквартировали весь личный состав в своих домах. У лётчиков была задача – уничтожать фашистские войска и технику противника, тем самым содействуя наступлению 38-й и 40-й армий. С аэродрома круглые сутки вылетали самолёты на так близко подошедший фронт. Боевые вылеты экипажей описал в своей книге «Пока сердце бьётся» И. В. Сидельников. Это документально-художественное произведение –
рассказ о лётчике-комиссаре Иване Сафоновиче Шипуле, воевавшем в 778-м авиационном полку. 15 сентября 1942 года он, получив важное задание, вылетел с Данковского аэродрома. Оно стало последним для отважного лётчика – самолёт был сбит под Воронежем. Ивана Шипулю немцы взяли в плен. Пять дней его жестоко пытали, а потом бросили в фашистский лагерь, расположившийся на станции Касторное. Станцию советские войска освободили 15 сентября 1942 года. Выживший лётчик больше не мог летать – немцы отпилили ему кисть левой руки.
ПО СЛЕДАМ НЕМОЛОДОГО ГАРМОНИСТА… В середине июля на первой полосе «Маяка» наткнулся на информацию «В Тербуны за песнями». Там я нашел упоминание о старейшем гармонисте нашего района Александре Яковлевиче Газукине… И память словно прорвало…. Вечер. Мы сидим в уютном доме А.Я. Газукина, пьем чай. Он рассказывает о военном лихолетье. Как его, вместе с такими же детьми – немцы согнали в бараки лагеря Новых Дворов под Касторной. То , что по закону ПРФ все дети, что немцы заставляли работать в лагерях – должны компенсацию – знают специалисты. Узнал и Газукин. Обратился в соответствующие органы соцзащиты. -Не было Дулагов и Трудлагов в Касторном! – шли отписки старейшему гармонисту… Потом была встреча с В.Д. Соловьевым, увы, глава организации военморов ушел год назад от нас, тоже не добившись справедливости. Газукин , после нашей публикации о касторенском Дулаге 238 – позвонил, сказал, что опять попытался установить свой статус м малолетнего узника немецких лагерей. И опять пришли отписки. Кстати, меня тоже упрекнули в том, что я пишу неправду и что никакого касторенского Дулага нет, все это мои выдумки. Один всезнающий краевед так и опубликовал мне "отлуп" в тербунском "Маяке": "И никакого лагеря в Касторном не было, это Елецких выдумал..
И летчика Шипули — не было…." И потом на тербунском форуме С. Золотых некто злобный модератор Андрей, и второй секретарь местной ячейки КПРФ тоже злобно приставали, уверяя, что про Дулаг под Касторным — Елецких — соврал… Не помогли и ссылки на известного краеведа из Касторная Восточная… Именно Екатерина Ивановна Кузнецова подтвердила:- лагерь, действительно, был, и она в местной газете не раз давала интервью с узниками «Дулага -238». И что в «Курской правде» офицер КБ публиковал данные и о начальнике этого фашистского лагеря. Получается парадокс: был немецкий лагерь, живы еще наши земляки, кто работал под дулами автомата в касторенских Новых Дворах, а в законных льготах нашим жителям, что были малолетними узниками – отказывают. Когда мы вместе с главным редактором «Маяка» приехали в дом Е.И Кузнецовой, старейший касторенский краевед обронила фразу, что некто летчик Шипуля сидел в «Дулаге-239». Том самом, которого вроде как нет. И что Шипулю, как грозно сообщали в «Маяк» наши уважаемые оппоненты – автор публикации о касторенском Дулаге – тоже вроде как , мягко говоря, грубо выдумал… И вот, в июльский день, в год 65 летия Великой Победя я наткнулся, наконец, на ту книгу, которую вскользь упомянула Екатерина Ивановна, с которой мы, кстати, вместе в 1979 году работали в касторенской районной газете. Книга нашлась. Называется она — ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО». Автор — Дмитрий Шевченко Приведу несколько абзацев. В» феврале 1942г. в заснеженном Ишиме Татьяна Андреевна Шипуля получила письмо из действующей армии, от мужа — военного летчика, комиссара эскадрильи. В письме после коротких строчек о боевой службе Иван Сафонович переписал для жены незадолго до того появившееся во фронтовых газетах стихотворение Константина Симонова «Жди меня». « А вот о лагере, которого вроде бы не было . Специально выделил шрифтом ту информацию, которая говорит в пользу стремлений А. Я Газуцкина утвердить свой статус узника немецких лагерей:
«Шипуля открыл глаза. Приподнявшись на локте, выглянул через зарешеченное колючей проволокой окошко на улицу. Рядами высились беленые бараки. Увидел смотровую вышку с пулеметом и охранником наверху, край оврага. В ноздри ударило отвратительное зловонье. Вспомнил: сюда, на станцию Ново-Касторная, его привез вчера штурмбаннфюрер. Здесь был устроен постоянный застенок для советских военнопленных, этакий небольшой концлагерь. Официально, для отвода глаз, он назывался лазаретом. Хозяйничал здесь раскормленный мужчина лет двадцати пяти в немецкой полевой форме — надсмотрщик по имени Семен Андреевич.
…В «лазарете» на соломе лежали десятки раненых и умирающих военнопленных. Наиболее крепких периодически отбирали и отправляли в Германию, на подневольный труд. Здесь же шла активная вербовка в карательные отряды и в «освободительную русскую армию». Условия в лагере были невыносимые. Не выдержавших голода и холода запрещали хоронить, их просто сбрасывали в овраг, который считался частью территории «лазарета». Но и здесь, в застенке, советские люди продолжали борьбу. Ею руководил подпольный комитет. Однако Иван еще не знал об этом. Вместе с Гришаевым Шипуля возглавил подпольный комитет борьбы с фашистами. Выработали план работы: всеми силами сопротивляться [130] вербовке, подкармливать тяжелобольных и с этой целью организовать продуктовый НЗ, исподволь готовить восстание, обеспечить доставку в Красную Армию сведений о месте расположения лагеря. Бои приближались к Ново-Касторной. Прорвав мощную линию обороны, советские войска подошли к районному центру с севера и юга. Напряженные бои шли у насыпи, железнодорожных будок и станционных построек. Беспорядочно отступавшие враги не могли анализировать действия наших войск. А будь у них такая возможность, они бы с удивлением обнаружили, что стремительные «Т-34», сметая все на своем пути, обошли стороной пристанционные постройки, в которых и был оборудован зловещий «лазарет». С помощью Зиборовой и Сорокодумовой удалось передать на волю данные о лагере, и они попали в руки командиров танковых частей нашей армии.» То есть данные о лагере, где в разных бараках, за колючей проволокой, находились и В.Д. Соловев , и А Я Газукин – все же подтверждены и не раз. Так почему же до сих пор царить несправедливость? Ведь по воспоминаниям наших земляков – в этот фашистский лагерь были помещены сотни наших земляков! Теперь, когда и в книге есть подтверждение о существовании Дулага-238, может пора признать, что такие граждане РФ, как А Я Газукин действительно имеют де юре- статус малолетнего узника фашистского лагеря? У летчика Шипули все, кстати, окончилось хорошо: «Шипуля и Гришаев решили действовать. В ночной темноте два больных человека, изнывающих от озноба и высокой температуры, подползли к зданию «амбулатории», вооружившись единственным ножом, и сумели перерезать телефонный провод… [131] Белорусский коммунист, подполковник Иван Шипуля демобилизовался в 1960-м. И навсегда поселился в воронежских местах — на земле своего последнего сражения, неподалеку от Касторной. Встречался с Долорес Ибаррури. Разыскал Федора Гришаева, Антонину Зиборову, Анну Сорокодумову, Евдокию Чепрасову, Наталью Жарких — тех, кто боролся рядом с ним, помогая ему выстоять и победить — всем смертям назло.» Вот такая история! Живет, всем смертям назло, старейший Тербунский гармонист А.Я. Газукин. Вот только «бюрократическая музыка» не позволила ему и в 65 летие Великой Победы доказать, что в детстве он был узником фашистского лагеря. Как и многие его земляки, кстати…
А.ЕЛЕЦКИХ, Председатель ТРНКО «Восхождение», член Липецкого областного краеведческого общества.
Валериан Михайлович Рыков, уроженец Саратова, тоже служил в 778-м авиационном полку. При возвращении с очередного задания его самолёт подбили фашисты. Машина загорелась и упала в районе села Сторожевое. Похоронили героя на городском кладбище Данкова. Авиаполк пробыл в Данкове до конца осени 1942 года, затем перебазирован на другой аэродром. Трудом приближая Победу Хотя в самом Данкове боёв не было и город оставался свободным, у данковчан был свой, не менее важный фронт – трудовой. На смену мужчинам, защищавшим родную землю, на заводы и фабрики вернулись старейшие работники-пенсионеры, пришли женщины и подростки. Трудились круглыми сутками – предприятия не останавливались ни на минуту. Тут же образовывались женские тракторные бригады. В Данковской МТС успешно работала бригада, которой руководила Нюра Цукаленкова. Из своего заработка жители отчисляли средства в фонд обороны, на постройку танков и самолётов, посылали на фронт подарки и тёплые вещи. Пришла весна, а вместе с ней – напряжённая страда. Женщины, старики и дети сажали хлеб, а осенью вручную убирали урожай. Тракторы, автомашины, даже лошади – всё было отправлено на фронт. Одно желание – победить фашистов – объединяло всех жителей, а вера в Победу придавала силы. Свидетель тех событий Л. Н. Шишков говорил: «Близость фронта заставляла быть всё время начеку. Было так: днём работали, а ночью дежурили на городских улицах. Иногда в учреждениях оставалось по одному-два человека, остальные работали на оборонительных сооружениях. Мал был наш городок, но и он внёс свой вклад в дело разгрома врага». 131-й понтонно-мостовой Там, где петляет славный Дон, В селе Новоникольском у Данкова, Был сформирован мотобатальон С названием понтонно-мостового… Эти строчки, написанные работниками музея, украшают стенд, где размещены документы, фотографии, повествующие о 131-м отдельном мотострелковом понтонно-мостовом батальоне, который в середине войны располагался в селе Новоникольское Данковского района. Командовал подразделением Георгий Александрович Липатов. Батальон строил мосты через реку Дон, оборонительные сооружения, посадочные площадки для самолётов, превращал мирные поля в минные, чтобы остановить фашистов. Весь город как единый госпиталь. Сон мой был то беспробудно жуток, То чутче гаснущей свечи. Жизнь мою спасали много суток В белом, как десантники, врачи… Уже в конце июля 1941 года Данков принимал первых раненых. В зданиях районной больницы, средней школы № 1 и бывшего детдома разместился эвакогоспиталь №;3012, который пробыл здесь до конца марта 1942 года. В разное время и на короткие сроки разворачивались в районе полевые передвижные госпитали №;196, 679, 4349. Целые эшелоны тяжелораненых солдат прибывали и прибывали в Данков. В памяти данковчан до сих пор остались имена женщин-врачей, спасших не одну солдатскую жизнь. Это – Валентина Алексеевна Аксёнова и Валентина Александровна Графцова. Кого-то из солдат доктора так и не смогли спасти – слишком тяжелы были их раны. На городском кладбище Данкова похоронено более семидесяти воинов. Герой Советского Союза Восьми данковчанам – Ивану Алексеевичу Вишнякову, Ивану Михайловичу Зайкину, Алексею Никаноровичу Захарову, Петру Семёновичу Ковалёву, Фёдору Антоновичу Крючкову, Василию Васильевичу Осипову, Андрею Никифоровичу Пирязову, Ивану Акимовичу Фролову – было присвоено звание Героя Советского Союза. Крепко связали свою судьбу с данковским краем удостоенные звания высшей воинской доблести Николай Иванович Краснов и Клавдия Яковлевна Фомичева. Ни один из данковчан – Героев Советского Союза не дожил до наших дней. В 1992-м умер Иван Алексеевич Вишняков. Он родился в 1917 году в селе Требунки Данковского района. В деревне Требунские Выселки окончил начальную школу, затем в Малинках – семилетнюю. Затем пошёл работать в колхоз счетоводом. В 1934 году Иван Вишняков поступил в школу ФЗУ в Москве, после окончания которой получил специальность слесаря-механика. И сразу – в работу. Он принимал участие в строительстве первой, второй и третьей очередей московского метро. Тогда для молодых метростроевцев создали аэроклуб, и Иван Вишняков стал одним из первых его курсантов. В 1938 году по комсомольской путёвке Иван направляется в Борисоглебское военное авиационное училище. А после его окончания он работал вместе с прославленным Алексеем Маресьевым, инструктором Батайской авиационной школы. Здесь, под Ростовом, и застала Ивана Алексеевича Великая Отечественная. В авиашколе была сформирована и направлена на южный участок фронта боевая эскадрилья, в которой командиром звена был Иван Вишняков. В составе эскадрильи он участвовал в боях с фашистами в районах Николаева, Кривого Рога, Днепропетровска, Запорожья, Каховки. И уже под его командованием эскадрилья вела бои на Курской дуге, освобождала Белоруссию и Прибалтику. Майор Вишняков за годы войны совершил более трёхсот боевых вылетов, провёл сто воздушных боёв, лично сбил двадцать вражеских самолётов и три – в составе группы, на аэродромах уничтожил девятнадцать самолётов. Вместе со своей эскадрильей командир участвовал в разгроме японских милитаристов. За фронтовые подвиги Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1948 года майору Ивану Алексеевичу Вишнякову присвоено звание Героя Советского Союза. Среди многих его наград – четыре ордена Красного Знамени. Когда остались позади страшные сражения, после славной Победы Советской Армии Иван Вишняков сохранил верность любимому делу – службе в авиации. В 1953 году он окончил Военно-воздушную академию. Командуя частью, а затем – соединением, он передавал свой богатый фронтовой опыт молодым лётчикам. Уйдя в отставку, генерал-майор Иван Алексеевич Вишняков остался жить в Москве. Но никогда не забывал свою малую родину. Иван Вишняков был инициатором создания в Данкове памятника военным лётчикам, погибшим в годы Великой Отечественной войны. В 1984 году Иван Алексеевич был удостоен звания «Почётный гражданин города Данкова». А в августе 1992 года его не стало…
«Воюют, браток, не только руками…»
26.08.2019 Анастасия Свиридова Времена и судьбы, Страницы истории
Просмотров: 1 381
Так сказал военкому комиссар эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Пе-2 Иван Шипуля, требуя отправить его на фронт после тяжёлого ранения.
Памятник лётчикам 778-го авиационного полка, базировавшихся на Данковском аэродроме в 1942–1943 годах.
В предыдущей корреспонденции я рассказал об авторе повести-были «Пока сердце бьётся» писателе – фронтовом политруке из Воронежа Иване Васильевиче Сидельникове. А сегодня познакомлю читателей с героем его произведения – комиссаром эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Пе-2 778-го бомбардировочного авиационного полка 284-й бомбардировочной авиационной дивизии 15-й воздушной армии Иваном Сафоновичем Шипулей. В 1985 году, накануне празднования 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне, «Политиздатом» была выпущена книга «Комиссары на линии огня, 1941–1945. В небе». В этом сборнике была опубликована и повесть Дмитрия Шевченко «Всем смертям назло».
…15 сентября 1942 года в землянке командира эскадрильи раздался звонок. Из штаба поступил приказ: ударить по колонне фашистских танков, движущихся в районе деревни Губарево. Один за другим Пе-2 вырулили на старт. Первым взлетел командир Василий Балакин. Стартёр снова взмахнул флажком, и машина комиссара эскадрильи Ивана Шипули устремилась вперёд. Сделали в воздухе два больших круга, поджидая, пока присоединятся остальные бомбардировщики.
Шли на высоте трёх тысяч метров. Сразу за линией фронта заговорила вражеская зенитная артиллерия, вспыхнули облачка разрывов. Не меняя курса, Балакин вёл эскадрилью в район Землянска, где предстоял разворот и бросок до Губарева.
– Товарищ политрук! – услышал Иван голос штурмана. – Справа ещё одна зенитная батарея. Надо бы…
Он не договорил. Сокрушительный удар потряс самолёт. Стрелок-радист соседней машины Сильченков видел: от прямого попадания вражеского снаряда на мелкие осколки разлетелась плексигласовая кабина, и самолёт горящим факелом пошёл вниз. Одного из членов экипажа взрывной волной выбросило наружу.
Это был Шипуля. Его спасла бронированная спинка кресла, принявшая на себя основной удар. Ивана ранило осколками в руку и переносицу, но он остался жив и в сознании. Ощупал себя в воздухе здоровой рукой. Кобура с пистолетом на месте. Только после этого дёрнул кольцо парашюта.
Медленно приближалась захваченная врагом земля… Ударившись о землю, Иван потерял сознание. А когда очнулся, первым делом хотел схватиться за кобуру. Её уже не было. А вокруг стояли фашисты. Он попробовал встать на ноги, но боль в руке и головокружение снова опрокинули его на землю. Немец в офицерской форме рассматривал его документы, потом протянул их переводчику, мужчине в очках и сером пиджаке. Тот поглядел, усмехнувшись, на Шипулю и сказал:
– С прибытием, товарищ комиссар.
И перешёл на немецкий, обращаясь к офицеру.
Неподалёку женщины в платках рыли окопы. Когда русский лётчик приземлился, они побежали к нему. Но охрана дала предупредительную очередь из автоматов, отгоняя их.
Несколько солдат приподняли Шипулю и затолкали в крытый грузовик. В штабе его начал допрашивать офицер в чёрной форме эсэсовца, обходившийся без переводчика. Русский язык он коверкал, но Иван Сафонович оборотов речи не запомнил, в памяти осталась суть:
– Как комиссар, вы наверняка знаете расположение аэродрома вашего полка, численность самолётов, их виды и имена командиров. Это всё, что требуется в обмен на вашу жизнь.
Он отдал по-немецки команду усадить Шипулю на стул. Два дюжих немца подхватили его под руки, и Иван застонал от боли.
– Я вижу, – продолжал немец, – у вас болит рука. Ответьте на наши вопросы, и мы поручим вас врачам…
– Лучше прикажи расстрелять. Больше мне сказать тебе нечего!
– В противном случае, – закончил свою мысль эсэсовец, – мы врачей вызывать не будем. Я лично займусь вашей рукой с помощью вот этого инструмента.
Он обернулся назад и достал из-за стола ножовку. Пилу с узким стальным полотном…
О том, как пытали пленного лётчика, уже знали все жители Землянска.
Сутки спустя за Шипулей пришла машина. Допрос продолжался два дня. Ничего не добившись, эсэсовец вновь взялся за пилу и медленно отпилил комиссару руку по локоть. Захваченные после вой¬ны архивы и документы донесут до нас имя этого садиста – штурмбаннфюрера Эриха фон Зигера.
Ничего не добившись, эсэсовец вновь взялся за пилу и медленно отпилил комиссару руку по локоть
Подполковник Иван ШИПУЛЯ в Землянске с женщинами, самоотверженно спасавшими его во вражеском плену.
Через два дня изуродованного, потерявшего много крови, но ещё живого русского лётчика увезли из Землянска. Местные подумали, что расстреливать.
На это надеялся и Иван, вскрикивая от боли, когда машина, прибавляя скорость, прыгала на ухабах. Остановились возле небольшой обожжённой березовой рощи. Лётчика вытащили из машины, усадили на землю. Один из фашистов стал целиться в него из автомата. Иван собрал последние силы и поднялся на ноги. Он хотел умереть стоя. Очередь прошла выше головы, полетела щепа от борта грузовика.
– Стрелки! – презрительно прошептал Иван.
– Что? – спросил эсэсовец. – Что ты сказал?
Переводчик уточнил.
– Я призовой стрелок, – сказал автоматчик и засмеялся.
Метрах в пятидесяти он увидел собаку. Почти не целясь, дал очередь. Та взвизгнула и замерла. Потом немец поставил Ивану на голову банку и сбил её шагов с десяти. Пули смертельной метелью только шевельнули волосы.
– Да, стрелять ты умеешь, сволочь! – выдохнул Иван.
Его снова бросили в полуторку…
Штурмбаннфюрер Эрих фон Зигер привёз Ивана Шипулю на станцию Ново-Касторная. Здесь был устроен постоянный застенок для советских военнопленных, этакий небольшой концлагерь. Официально, для отвода глаз, он назывался лазаретом. Хозяйничал здесь раскормленный мужчина лет двадцати пяти в немецкой полевой форме – надсмотрщик по имени Семён Андреевич.
Прислужник фашистов получил указание: не слишком усердствовать по отношению к пленному комиссару. Фашисты не теряли надежды на то, что Шипуля заговорит. Конечно, сведения и факты, которыми он обладал, были важны для гитлеровцев, но больше всего Эриха фон Зигера, отвечавшего за акцию с Шипулей, волновало другое: не получение данных о каком-то полевом аэродроме русских, а сам факт капитуляции комиссара! Если комиссар проявит малодушие, сломается – это сулит большие возможности для пропаганды.
Иван постепенно узнавал людей, с которыми свела его в лагере судьба. Познакомился с Фёдором Гришаевым, рядовым Красной Армии и бывшим железнодорожником, с Михаилом Краснодеревцевым, пленным пулемётчиком. Позже вместе с Гришаевым он возглавил подпольный комитет. Из соседних бараков приходили люди пожать руку комиссару, порасспросить о новостях, ведь Иван сравнительно недавно попал сюда, посоветоваться, как быть дальше, какой линии держаться.
И Шипуля почувствовал, что он по-прежнему остаётся комиссаром. Он должен им остаться!
Накануне освобождения Ново-Касторной Шипуля и Гришаев решили действовать. В ночной темноте они подползли к зданию «амбулатории», вооружившись единственным ножом, и сумели перерезать телефонный провод, тщательно замаскировав в снегу повреждение… Поэтому фашисты так и не получили распоряжений, которых они ожидали.
А 27 января 1943 года, увидев на дороге танки, комендантский взвод во главе с фельдфебелем, оставив оружие, побежал. Но на фашистских солдат отовсюду – из-за укрытий в сугробах, из оврага, из ниши в стене «амбулатории» – бросились измождённые люди в полосатых халатах. Отбиваясь, охранники теряли дорогие секунды; раздалась одинокая автоматная очередь. К «лазарету» уже бежали танкисты…
Потом молоденький лейтенант, сорвав с головы шлем, принимал рапорт у высокого однорукого человека. Комиссар говорил шёпотом, перечисляя имена членов подпольного комитета. Силы оставляли его. Лейтенант подхватил Шипулю на руки и понёс к танку…
Осенью того же, 1943 года в ишимский райвоенкомат явился высокий худощавый капитан с орденом Красного Знамени на груди. Иван Сафонович молча положил перед военкомом заявление, в котором требовал ввиду полного выздоровления направить его на фронт.
– Какое выздоровление? – не понял военком и указал глазами на протез. – Шутите, товарищ капитан?
– Воюют, браток, не только руками. Головой тоже воюют, – тихо ответил Шипуля. – Прошу рассмотреть моё заявление и ответить по существу. На всякий случай предупреждаю: в случае отрицательного ответа буду жаловаться вплоть до Верховного.
Капитан Иван Шипуля был направлен в распоряжение командующего ВВС Сибирского военного округа. Ему предстояло преподавать в авиационно-техническом училище. И уже в 1944 году воспитанники Ивана Шипули били на фронте врага, как учил их комиссар. Уволился в запас подполковник Иван Сафонович Шипуля в 1960 году. Он навсегда поселился в воронежских местах – на земле своего последнего боя, неподалёку от Касторной.