Главы 4-6

               
                Глава 4
   

 Олеся, любила свой дом. Любила свой подъезд, с широкими ступенями лестниц, на которых в детстве, так хорошо было рассаживать кукол и, в компании с подружками, выдумывая куклам роли, на ходу, сочиняя сюжеты - играть. Любила кованные перила с деревянными поручнями, отполированными со временем, до лоснящегося блеска.  А мальчишки, как впрочем и девчонки, не упускали возможности скатиться по гладкому поручню, за что, часто бывали ругаемы взрослыми. И вполне, небезосновательно. Помнилось, как она сама, однажды, зацепившись плащом за стальной завиток, здорово расшиблась.  Как мама, сначала сильно плакала, от испуга за нее и  лихорадочно ощупывала ее голову, руки, плечи... И называла ее то "распоследняя дуреха", то "бедненькая ты моя"... Отчего, было совершенно не ясно - как сильно ей "влетит",  чуть погодя.  А когда уже мама успокоилась, убедившись, что дочь ее, цела и невредима, если не считать ссадин на руках и синяка на лбу - всыпала ей по первое число, и за свой испуг, и за испорченный плащ. А затем, закрывшись в кухне, обнявшись, ревели уже вместе - каждая о своем.
 Отец же, запрещавший матери жаловаться на дочь. А желавший, узнавать обо всем из уст самого ребенка, полагая что это,  вернее, приучит девочку к ответственности и правдивости, а заодно, исключит дурной пример ябедничества - отнесся к происшествию философски. И, не узрев в этой шалости  нарушения моральных норм - изъяснил свое видение по-расхожему просто : - Не доходит через голову - дойдет.., сами знаете, через что. Ну, а так как, то, что он имел ввиду, уже приняло на себя всю тяжесть науки, то инцидент на этом, считался исчерпанным. Правда, последние его отголоски, еще доносились из комнаты бабушки, стрекочущими звуками, от работы швейной машинки.
   Бабушка Олеси по материнской линии, Мария Александровна, души не чаяла в своей единственной внучке, но при этом, никогда не вмешивалась в родительское воспитание. Она была человеком покладистым и рассудительным.  Больше любила слушать, нежели говорить. Но, если бралась рассказывать о чем-то, то очень увлеченно и артистично. Не осуждала, но, с нелюбовью, относилась к любителям разводить антимонии на бытовые темы - на каком из рынков дешевле картофель, а на каком капуста.., которая сковорода лучше.., и что таксисты - обнаглели до крайности.., и что снег в прошлом году, убирали куда добросовестнее - чем в этом... Пустому слову, она всегда была готова противопоставить  полезное действие: - "Зачем три четверти часа обсуждать в телефонном разговоре - каким средством лучше отчистить сковороду, когда можно сделать это, за пять минут, обычной щеткой с мылом!".  Нет,  Мария Александровна вовсе не была ворчуньей и уж точно, не претендовала на роль домашнего диктатора. Ее замечания, всегда делались вскольз, носили скорее, характер рекомендательный и не подразумевали безусловного исполнения того или иного.
   Вся ее трудовая жизнь, начавшаяся с пятнадцатилетнего возраста, была посвящена врачебному делу.  В самом начале войны, в августе сорок первого, сказавшись почти на три года старше, она поступила на ускоренные курсы медсестер. Маша была девочкой рослой и по физическому развитию уже ничем не отличалась от своих "сверстниц", с которыми с этого момента, ей суждено было сносить все тяготы и лишения сестринской службы и делить все человеческие радости и горести. Уже в ноябре, была распределена в одно из соединений 50-й армии Брянского фронта, под Тулу, где в то время, шли жесточайшие бои за город, являвшийся для войск Третьего Рейха, одним из ключевых пунктов в наступлении на Москву. Так и прошла она всю войну со своей армией, до самой Восточной Пруссии. Неоднократно, коллегам - работникам медицинской службы, приходилось спасать и ее жизнь. Мария Александровна, перенесла восемь, различной тяжести ранений. Хирург, оперировавший ее последнее ранение, на следующий день после операции, подойдя к ее койке, покачав головой, заметил: "Живучая ты, Комова!" . " Как кошка"- шутливо ответила она ему. "Гляди, Кошка - свои восемь жизней, ты уже истратила". И уже серьезно добавил : "А вот последнюю - побереги... Тебе, еще солдатские с того света вытаскивать". Тогда, осколок снаряда, пробив шинель с гимнастеркой и ранив левое легкое, еще немного, и остановил бы сердце санинструктора Комовой.
   Спустя уже много лет после войны, в разговоре с одним своим пациентом, спросившим ее - почему, она решила стать именно кардиологом, она ответила, что навидавшаяся за военное время, страданий и горя человеческого, разбивших сердца  тысяч и тысяч людей - решила, что в мирное время, она будет спасать жизни людей, с больным сердцем. 
  Мария Александровна, прожила долгую и не смотря на все трудности, выпавшие на ее время - счастливую жизнь. Она умела радоваться малому, с благодарностью провожать уходящее и приветливо встречать новое. Умела, как говорят - любить душой. По-русски - открыто и широко. Она никогда не составляла свое мнение о человеке, только лишь по его поступкам, стараясь в первую очередь, разобраться в причинах этих поступков. Ибо, по ее убежденности: чужая душа - потемки. В каждой, в каждой душе человеческой, есть источник добра и света. Но, мало найти, распознать - необходимо поддерживать этот огонек в душе, дать ему расти, развиваться... Чтобы тепло его, могло протянуться и к душам других. Любовь и добро, понимаемые даже животными, преображают человека, делая его великим, не возвышая над другими, справедливым - но, не судящим, поучающим - но, не корящим. Малодушие и озлобленность, зарождаются чаще, еще в детские годы, от неспособности неокрепшей души справляться с обидами и  притеснениями,  досадою и несправедливостью. И они - дети, как могут, пытаются защититься от всего этого - подобно маленькой собачонке, загнанной палкой в угол,  трясущейся от страха. И от чувства собственного бессилия и боли, способной лишь, скалиться, не имея смелости укусить, да  пронзительно скулить, из последней надежды на проявление к ней жалости.
  Бабушки не стало, когда Олесе, только - только исполнилось двадцать. Она уже училась на втором курсе медицинского института. Уход Марии Александровны, был большим потрясением для семьи Беловых. Олеся, глубоко переживавшая потерю близкого человека,  столь любимого ей,  и так много места, занимавшего в ее жизни  - несколько дней кряду, почти не выходя, провела в комнате бабушки. Опустившись в кресло-качалку и укрыв ноги клетчатым пледом,  Олеся, проводила ладонями по красным и черным квадратам, и закрыв глаза, переносилась мысленно в совсем недавнее время. Ей представлялось, будто она, сидит сейчас на ковре, подле кресла, подобрав ноги под себя и поглаживает бабушкины колени, слушая  рассуждения о чем-то, или очередной рассказ, из ее, столь богатой на события и перемены жизни. Родной голос, звучал в памяти Олеси так отчетливо, по-живому , что случившееся, казалось лишь дурным сном. И так, отрешившись от действительности, и не то что, не желая вернуться в настоящее,  а хоть и понимая, но решительно его отрицая, она засыпала. Очнувшись, Олеся продолжала сидеть, иногда, чуть раскачивая кресло и покачиваясь в нем, словно метроном, начавший отсчитывать пустые, незаполненные теплом близкого человека, интервалы нового, и какого-то,  пока чуждого для сознания,  времени.
  Больше недели, Олеся не ездила на учебу, не смотря на попытки матери убедить ее в том, что учеба, отвлечет ее от печальных мыслей. Напротив, вот так - сразу, вновь вернуться к привычным занятиям, окунувшись в мирскую суету, ей казалось невозможным и неуважительным по отношению   к памяти бабушки - словно, спокойно перешагнув какую-то черту,  пойти дальше...
    Мама, хоть и старалась сдерживаться, но переполнявшее ее душу горестное чувство, вырывалось, то  тихим плачем в спальной, то рыданием на кухне.
   Отец, принявший на себя все заботы о похоронах, и по извещению родственников, сослуживцев, коллег и близких друзей, все же, старался как можно больше находиться дома, чтобы иметь возможность поддержать жену и дочь. Для него -  воспитанника детского дома, не помнившего ни отца, ни матери, Мария Александровна, была и тем и другим. Он безмерно любил и уважал ее. И в те дни,  обнявши жену, он позволял себе слабость - обронить слезу, уткнувшись в лицом в пахнущие домашним уютом, волосы любимой женщины.

 
                Глава 5
 

Олеся сидела на краю кровати, опустив ноги в таз с горячей водой и листала журнал по рукоделию. Ее детское увлечение куклами, перенеслось и во взрослую жизнь. Родители, поддерживали в ней эту страсть, и всегда старались отыскать ей в подарок, какую-нибудь особенную, интересную и не похожую на всех остальных куклу. На дни рождения и к Новому Году, знавшие об этом Олесином увлечении друзья и знакомые, обязательно пополняли ее кукольную коллекцию.
   Став постарше, Олеся начала и сама шить кукол. Вместе с бабушкой, они придумывали их, придумывали им наряды, прически, украшения и даже обувь. И многими часами, усердствуя над воплощением в материале своих задумок, трудились в комнате Марии Александровны. А по окончании работы, не без гордости, торжественно, представляли совместное творение вниманию родителей.
  Мама Олеси, преподававшая рисование в школе, не переставала удивляться изобретательности и фантазии, с коими были изготовлены,  эти  "игрушечные люди" - как она их называла. Татьяне Владимировне, было приятно думать, что дочери, передалась ее любовь к изобразительному искусству. И ей, было не столь важно - в какой именно форме проявлялся бы талант ее ребенка. Главным для матери, был сам факт проявления этого таланта и несомненные успехи Олеси в деле, которое ей нравилось и к которому, она относилась с такой любовью, с таким трудолюбием и с необходимым для каждого дела, упорством.   
   Отец, со всей серьезностью, проверял техническую часть презентованных изделий. Если требовалось, то делал замечания, указывая на недостатки и сразу же, перечислял возможные способы их устранения. Заодно, он поднимал планку для следующих поделок, предлагая к использованию все новые материалы. И если, таковых не оказывалось дома, то обязался обеспечить их наличие,  по первому  требованию.
  Знакомые, пророчили для Олеси, будущее известного художника-модельера. Или, Couturier - на французский манер. Это слово, тогда, еще только входившее в обиход, в переводе на русский, означающее - портной, но употребляемое, в более широком - художественном смысле, вызывало благоговейный трепет у мастериц, собственноручно отшивавших по журнальным выкройкам последние модные новинки. Но,  для Олеси, выбравшей впоследствии профессию врача - как бабушка, куклы, так и остались увлечением. Теперь, она сама дарила их детям подруг и самим подругам. Одна из ее знакомых, работала в школе-интернате для детей отстающих в развитии. Олеся, отдавала свои куклы и туда.
  Пролистав, примерно треть страниц и ни чем не заинтересовавшись - толи от усталости, толи от какого-то непонятного, и этой своей непонятностью, даже немного раздражающего чувства, появившегося у нее в этот вечер, природу которого, она не могла определить, как не могла и избавиться от него, Олеся, откинулась на мягкое одеяло. Слегка приподняв голову и придерживая ее руками сзади, поочередно, поднимая из воды то левую, то правую ногу, она разглядывала их, раскрасневшиеся, и распаренные уже до того, что кожа пальцев, сморщилась, перенасытившись влагой. И,  "аккуратные пальчики" - так, она о них думала, превратились, в маленьких гномов-старичков, с красными лицами. Олеся, с минуту, играючи пошевелила пальчиками-старичками, словно отыграв кукольную сценку. Развеселив себя этим минутным ребячеством, усевшись, она шустро укутала ноги в большое махровое полотенце и  смаху, плюхнулась на кровать, широко раскинув руки. Распластанная на бирюзового цвета одеяле, с укутанными по колено ногами, теперь, она была похожа на русалку, покачивающуюся на морской глади.
  Олесе, совсем не хотелось шевелиться. Разморенная теплом, и ощущавшая необыкновенную легкость во всем теле, она лежала неподвижно, глядя на потолок. Ее воображение, вырисовывало ей в неровностях и трещинках побелки, причудливые образы. Она  не думала о чем-то конкретном, а как будто - обо всем вместе. И в тоже время, будто бы - ни о чем. И получалось, словно и не было никаких мыслей. Но, о чем-то, она все же думала..         
  Несмотря на усталость, спать почему то, совсем не хотелось. Начинать что-то,  к ночи, она не любила. Заканчивать же, было нечего. Только вчера, она закончила очередную куклу.  Вернее, это была не одна кукла, а композиция из двух фигур - кукла-скульптор и фигура создаваемой им скульптуры. Скульптор - мужчина,  лепящий из глины фигуру женщины. Женская фигура, в отличии от мужской - кукольной,  реалистична. Она  почти закончена мастером. Осталось лицо. Оно уже грубо сформировано, но художник, застыл в раздумье над его конечным образом.
 Олеся,  долго размышляла над этой композицией. Сначала, она задумала, чтобы скульптором, была женщина. Но ей, не хотелось, чтобы обе фигуры, были реалистичными - все же, это куклы. А делать кукольной женщину-скульптора, Олеся не хотела тоже. И уж, фигуру скульптуры - тем более. Решив, сделать скульптором, кукольного мужчину - Она, долго не приступала к работе, продолжая сомневаться в правильности этого решения. Олесе, думалось, что в таком решении, значение мужчины будет принижено, до несерьезности, и композиция будет нести в себе, некий феминистический смысл. Чего Олеся,  уж точно не желала.  Она, даже хотела отказаться от самой затеи, но найдя компромисс, в том, что если, придать кукольному скульптору наиболее мужественный, вдумчивый вид, и сделать это, на самой грани - между стилизованным кукольным  и реалистичным скульптурным образами, а второй частью этого компромисса, станет  незаконченность женского образа, то композиция, будет спасена.  И, претерпевающая в этом случае изменение, идея - нравилась Олесе даже больше, чем закладываемая изначально.
  Олесе, захотелось еще раз взглянуть на свою работу. Она перевернулась на живот,  дотянулась рукой до тумбочки на которой стояла поделка и аккуратно придерживая за низ подставку, на которой была закреплена композиция, перенесла ее на кровать. Поставив ее на подушку, Олеся, принялась внимательно разглядывать каждую деталь. Она очень критично относилась к тому что делала  и "халтуры" - себе не позволяла.  Ей, очень редко, нравилась ее работа,  абсолютно. Олеся, всегда могла найти в ней изъян.
  Однажды, она принесла в ремонт к ювелиру, кольцо. Мама, обронила его на пол в прихожей и Отец, не заметив, наступил на него, уже обутый в свои любимые "непробиваемые" сапоги, в которых он ездил на дачу и на рыбалку. Кольцо сильно погнулось и два камушка,  были выдавлены из своих оправок. Ювелир все сделал замечательно. Но, отказался брать деньги за работу. Объяснив это тем, что мог бы сделать лучше. Олеся, пыталась ему возражать, говоря, что она, не видит и малейшей неаккуратности. Но, он был непреклонен. Хотя, и не стал указывать на то, что именно не устраивает его в своей работе. В конце концов, Олеся,  уговорила его взять хотя бы половину платы.  Тогда, ювелир показался ей чудаком. Но теперь, она вполне уже понимала его поведение. Чем выше мастерство, тем требовательнее к  себе мастер. Вот так,  ремесло не только кормит, но еще и воспитывает человека.
  Но на этот раз, Олесе нравилась ее работа. Она даже не думала, что получится так замечательно. А если, результат, превосходит ожидания мастера,  значит работа,  действительно хороша.
 Внимательно вглядываясь, в казалось бы и так,  знакомое  до мельчайших подробностей, лицо  своего скульптора,  Олеся, неожиданно для себя, обнаруживала его сходство с человеком, встретившимся ей в парке. Но, сходство это,  было ни в чертах,  а какое-то трудноуловимое, абстрактное... А может и нет никакого сходства. Может это -  просто игра воображения, связанного с оставшимся от этой встречи впечатлением. Тут,  вдруг, она прояснила для себя причину возникновения того неопределенного чувства, которое мешало ей привести себя в этот вечер, к привычному состоянию  равновесия и покоя.  Причиной всему - именно эта случайная встреча. ...Да, именно - встреча,  сама по себе, как событие. ... А этот именно человек, или любой другой - разницы нет.  Да.., это, мог быть другой человек. И в общем, все, было бы, так же...
   Она поставила на место подставку с куклами. Раскутала ноги. И встав с кровати, пошла умыться. 
  Вернувшись из ванной, Олеся задернула шторы и приглушив свет ночной лампы,  легла. Лучше всего,  засыпалось на правом боку. Она имела привычку - правую руку подсунуть под подушку, а левую подложить под голову, тыльной стороной ладони. Приняв свою излюбленную позу, Олеся закрыла глаза.  Обычно, она засыпала, очень скоро. Картинки минувшего дня, замелькали, воспроизводимые памятью - сначала отдельные, отчетливые,  потом, все стало перемешиваться, стало добавляться то, чего не было и исчезать то, что было. Сон, овладевал ее сознанием.
   Еще в полусне, Олесе  что-то уже представилось и она пробормотала :  - Вам, совсем не идет щетина... Совсем не идет.

               
                Глава 6


Глеб, еще не успел снять верхнюю одежду, как услышал звук открывающейся соседской двери. Тетя Лиза - определил он. И не дожидаясь, пока она постучит, открыл перед ней дверь.               
- Добрый вечер,  Лизавета Николавна!
- Вот, так бы все двери передо мной распахивались! Ответила тетя Лиза в качестве приветствия.
 По деловито-представительному  выражению  ее лица, Глеб, предположил, что предстоящий разговор, будет посвящен некой общественной теме. И не ошибся.
 - Глеб Сергеевич, я к тебе, с серьезным делом. Делом, требующим общего внимания и общего же,  участия...
Плавным жестом руки, Глеб прервал ее. -  Может, мы пройдем в кухню. Я заварил  чай. И у меня, есть замечательное печенье.
- Спасибо, Глеб Сергеевич. Но, я не надолго. Мне необходимо обойти еще два верхних этажа. А время уже позднее.
-Ну хорошо, хорошо. Он придвинул к ее ногам пуфик. - Ну, тогда, хотя бы присядьте. И,  я вас слушаю.
Усевшись, тетя Лиза начала: - Какая в нашем доме вентиляция!? Никакая - в нашем доме вентиляция! Я живу в этом доме уже четыре года - с самой его сдачи.  И все это время пишу жалобы в ЖЭК, об отвратительной работе вентиляции, а если точнее - о почти полном ее отсутствии. И ладно бы, я одна! Многие пишут! Да-а-а... Нам отвечают. Но это, простите - абсолютно идиотские ответы. Толи, идиотами писанные, толи,  для идиотов предназначенные! А ведь в доме, есть больные люди. Люди страдающие астмой, к примеру, или всевозможными аллергиями... Да и здоровый то человек, в этаких условиях, больным сделается.  А сколько детей в доме... Ведь, с малым ребеночком, и форточку лишний раз не откроешь.  Вот, я и решила - тактику  нужно менять! В двести девяносто третьей - живет у нас юрист.  Я с ним уже беседу имела.  Сошлись на том, что жаловаться надо не по отдельности - коллективную жалобу нужно им на стол положить. Кстати, парня- юриста, Артемом звать. Спрашивала - как по батюшке; отмахнулся - Артемом говорит зовите. Молодой.., да видно-цепкий. Обещал ту жалобу, составить по-грамотному , по-юридическому. Говорит : "А нужно будет, то и иск в суд составим". Так вот, хожу сейчас по соседям - оповещаю. Чтобы в курсе были. Жалобу то, всем поименно подписать требуется. Вот как, ты, Глеб Сергеевич   думаешь - выйдет толк из всего?
  Немного подумав, Глеб высказал ей свои соображения: - Эксплуатационная компания, обслуживает то, что построено. Дом новый. И проблема, обнаружилась уже в начале его эксплуатации. Следовательно - система вентиляции, изначально, была  спроектирована неверно.   А коли так - то ответственность,  должен нести застройщик и контролирующие его работу, соответствующие службы. А чтобы доказать вину этой братии - придется изрядно попотеть. И потеть, придется долго... Лет несколько, я думаю. Что само по себе, уже не гарантирует положительного результата. Потому как,  мы с вами, к тому времени - выдохнемся.
 Елизавета Николаевна, обескураженно смотрела на Глеба, будучи видимо,  не в силах осознать так сразу, что еще минуту назад, казавшаяся, всесокрушающей, волна ее энтузиазма, так скоро, разобьется о скалу, столь простого и безнадежного заключения.
- Так вот почему, они такие идиотские - их ответы... Они, просто знают наверняка - чем все закончится. Но... Какая низость... Ах.., какая низость...
Глеб уже был на кухне. - Тетя Лиза, идемте пить чай!
Растерянная, она поднялась и медленно, шаркая подошвами тапок, пошла в кухню.
На столе уже стояла ваза с печеньем, две розеточки с медом и одна с любимым Елизаветой Николаевной, вишневым вареньем. Глеб, всегда держал в запасе баночку, специально для нее.
Присутствие на столе вишневого варенья и запах свежезаваренного чая из трав, вывели тетю Лизу из состояния потерянности. - Ах, Глебушка, вот ты всегда знаешь - как вытащить меня из дурного состояния! Но и ты же - вечно, подрезаешь мне крылья! Ну неужели ж, я такая наивная, хотя и старая!? Или - оттого и наивная, что старая - в молодое то мое время, все не так было... Вот, привыкла еще тогда, что к людям то - прислушивались! А теперь, и отвыкнуть не могу.
- Да, будет вам, Лизавет Николавна! Какая же вы старая - вам еще замуж в пору!
Тетя Лиза, всплеснула руками, и хотела было сказать что-то...  Как  из комнаты донесся звонок телефона.  Глянув на настенные часы, Глеб пошел к телефону.  Он вернулся на кухню с трубкой в руке и недоуменно пожал плечами. - Может ошибся кто,  да спохватился... Или сбой...  Но, через несколько секунд, телефон зазвонил снова.
 - Ало. ... Арсения Глебовна! Здравствуйте, моя Внезапная! Что значит - почему, не беру трубку!?  Целый день звонила?  ... Ах, на домашний! А ведь, я  еще на пенсию не вышел. Работаю, знаете ли... Да...  Прилетаешь!? ...Днем!? А заранее предупредить..? ...Действительно - зачем... А затем, что у меня на завтра поездка запланирована. ...Да, на целый день. ...Да, далеко. ...Откуда звонишь то? ...С Сахалина! Вот тебя носит..! Короче - не трать рубли, номер рейса. ...Запомню! А то - их много с Сахалина... Договорюсь  с дядей Женей - встретит. Ключи у Елизаветы Николаевны возьмешь. Все. Хорошо долететь.
- Сенька завтра днем прилетает!
- Да я, уж поняла! Сенька... С нежностью, нараспев, произнесла тетя Лиза. - Я так давно ее не видала... Какая она сейчас...
- Такая же. Чудо. Только, взрослое.
  Елизавета Николаевна, будто спохватившись, посмотрела на часы, поблагодарила хозяина за угощение и сказав, что вот-вот, должен начаться какой-то фильм,  которого она ждала несколько дней, поспешно поднялась из за стола.
  Провожая ее, Глеб старался ничем не выдать, то, что он прекрасно понимает - никакого фильма она не ждала, а будет сейчас заниматься подготовкой к приезду Сеньки, которую любила, словно та, была ее собственной дочерью. Прощаясь, он пожелал ей приятного просмотра. И дождавшись,  пока тетя Лиза скроется за дверью своей квартиры, затворил дверь собственной.

   Елизавета Николаевна, была единственным человеком из числа соседей, с которым у Глеба, сложились столь теплые отношения. Он познакомился с ней, в день своего переезда в этот дом.
    Занося в квартиру вещи, Глеб не успел придержать дверь и та, смаху,  ударилась ручкой в дверь соседскую. Сожалея о своей неловкости, Он, шагнул через порог, и едва успел опустить коробку с вещами на пол, как за спиной, услышал женский голос. - Как управитесь, молодой человек, первым делом доставайте чайник - будем знакомиться. Обернувшись, он, было хотел принести свои извинения... Но, из за уже закрывающейся соседской двери, успел лишь, уловить : " Чай, я пью без сахара".

  "Елизавета Николаевна. Можно - тетя Лиза"  - Представившись, новая знакомая, свободно пройдя на кухню, поставила на стол блюдо, накрытое полотенцем и наполненное, судя по быстро распространявшемуся запаху, чем-то печеным. -  Сейчас,-проговорила она торжественным тоном,- я буду угощать вас пирожками с яблоками! И она, жестом фокусника, сдернула с блюда полотенце. - С пылу, с жару! Пробуйте!
  Тетя Лиза, оказалась легка в общении. Говорила просто, не стеснялась спрашивать. Но, однако, не любопытствовала излишне. На вид, ей было лет шестьдесят.  Очень деловитая, она обсказала обо всем, с чем по ее мнению , он неминуемо должен был столкнуться, как квартиросъемщик и подробно, обозначила расположение ближайших к дому "жизненно важных объектов": почты, отделений банков, автобусных остановок, магазинов ...
  Ее  взгляд, сразу привлекло большое количество книг - "Любите читать?". Услышав, что большинство из имеющейся литературы, своей тематикой, так или иначе, связано с Его профессией - многозначительно покачала головой. На ее добродушном лице, появилось выражение удивления: "Надо же... Сколько всего... Подумаешь тут...".
 Елизавета Николаевна, забирала волосы под свернутую в ленту косынку, как под ободок. И постоянно поправляла ее, то сзади, то около ушей. И зачем то, часто перевязывала, предварительно, развернув, аккуратно разгладив и свернув заново. Вот и тогда, после своего,  "Подумаешь тут..." , она сняла косынку-ленту с головы, и стала разглаживать ее ладонями на сидении дивана. - А косыночка то у вас не простая. Заметил он, в свою очередь. - Да, верно подметили. От мамы осталась. Памятная косыночка. Родом то я, из Павловского Посада. И мама моя там родилась. Почти всю жизнь проработала на платочной фабрике. Любила свою работу. И в войну работала. Тогда, там обмундирование шили. Вот и косыночка эта - оттуда. А я, как замуж вышла  - сюда, к мужу на родину уехала. Да, уж восемь лет, как схоронила Мишаньку своего. Хороший был мужик. Добрый, хозяйственный. Не пил вовсе! Правда, строгий, но справедливый - зря не выскажет. Так, на то он и мужик - чтоб, все в порядке держать.
   Проговорили они в тот вечер, около часа. И, заверив нового соседа, в том, что на ее помощь всегда можно рассчитывать, тетя Лиза пошла к себе - готовиться к завтрашнему выходному дню. Сказав, что в выходные, она обычно, принимает у себя двоих внуков. А к этому, непременно нужно  готовиться.