Посидев несколько минут после ухода гостьи, в прострации, Алексей выпил крупными глотками один за другим два стакана воды. "Где найду, там и прибью гниду. И Мишка получит у меня! Чемпион, блин! На голову сел!"
Алексей, немного придя в себя, спустился вниз. Проходя мимо туалета, услышал всхлип. "Вот где сидит, падла!" – он распахнул дверь.
– Это неправда! – закричал Саша, и тут же кровь брызнула из рассеченной губы.
Отец бил, не разбирая, – по голове, телу. Наносил удары один за другим. Уже по телу потерявшего сознание мальчика пришлись удары ногой. Алексей не мог остановиться. Заметив, что сын не шевелится, подтянул юношу и засунул голову под кран. Холодная вода вернула Сашку в сознание. Как только отец отпустил его, парень сполз на пол. В нос ударил резкий запах хлора. Перед прикрытыми глазами ребенка вставали образы то матери, то Димы. "Эти двое предали меня!" – мелькнула мысль и тут же отозвалась адской болью в висках. Саша силился приоткрыть глаза, но кровоподтеки не давали этой возможности.
– Поднимайся, дрянь! – услышал, как из колодца, голос отца.
Попытался встать, но ноги подкосились, и парень опять опустился вниз. В ту же секунду почувствовал, что его отрывают от пола. Отец притащил сына в полуобморочном состоянии, насильно напоил водой, хлестнул еще раз по шее и отшвырнул на диван. Саша не мог думать, ничего не видел и боялся издать хоть звук. Отец вышел. Понять, сколько прошло времени, Саше было трудно, но достаточно скоро он услышал Мишин крик.
– А-а! Что случилось? За что? Не было такого! Нет! Алексей Родионович! А-а, клянусь!
Отец не вернулся, зато вошел Миша. Товарищ вскрикнул, увидев мальчика с окровавленной щекой. Это уже позже выяснили подростки, что не хватало зуба с правой стороны, а в тот момент Миша подумал, что щека являет собой сплошную рану. Михаил помог Саше подняться и перетащил друга в кровать, стянул одежду, покрытую бурыми пятнами, и наложил уксусные примочки под глаза. Устав от работы санитара, присел и прислонился горячим лбом к ледяной Сашиной руке.
– Меня, Сань, сегодня первый раз в жизни побили, – пожаловался спортсмен товарищу. – И знаешь, чем?
– Скакалкой, – еле выдавил из себя подросток это слово. Открывать рот было нестерпимо больно.
– Если бы! Медалями, Сань, моими же медалями. Отец твой ворвался, со стены связку медалей схватил и несколько раз ими меня ударил. Я ведь спал, когда он вломился, удары на руки пришлись. Интересно, синяки останутся?
– Ты при чем? – помимо боли Сашка испытывал удушающий стыд.
Стыдно было ему за отца, так бездумно наказавшего ни в чем не повинного ученика, и за себя, поверившего первому встречному. Доверившемуся фактически незнакомому человеку. Хотя теперь считать Диму человеком Саше стало трудновато.
– Эта идиотка сказала, что я медалями хвастался. Никогда, Сань, такого не было. Он знаешь, что мне сказал? "Это не безделушки из магазина, чтобы ими играться. Это либо твоя жизнь, либо пшел вон из спорта!"
– Эгэ, – простонал мальчик.
Мишка замолчал, ему было обидно до слез. Знал он, что прав и что в жизни не стал бы хвастать заслуженными потом и работой медалями. Не хотелось ему верить, что Алексей может прогнать его и что теперь из-за вранья этого гадкого Димки он – мастер спорта по гимнастике – может вылететь из сборной страны. "Я докажу ему свою правоту! Свидетелей пусть, гадюка, приведет".
Алексей вернулся в совершенно спокойном состоянии, за плечи поднял ученика и вывел в свою комнату.
– Подожди тут, поговорить надо, – и вернулся к сыну. Он занес из кабинета врача штатив и поставил сыну систему. – К завтрему будешь как новенький, а как оклемаешься, сигареткой угощу. Или, гнида, пиво с водкой предпочитаешь?
Мальчик весь съежился, но не издал даже стона. Отец оставил его и прямо от двери заговорил с учеником. Саше был прекрасно слышен их разговор.
– Значит, не хвастал, говоришь?
– Клянусь, Алексей Родионович! И я свидетелей вам приведу того, что Димка матери наврал, а она, идиотка, во все поверила. Про Сашу тоже врет. Я помню, как Саня по секрету мне рассказывал, что Димка курит. А ваш сын никогда даже не пробовал. Докажу, – твердо, звенящим от напряжения голосом, ответил Миша. – И еще знаете что хочу сказать? Я без гимнастики жить не буду. Выгоните: убью себя!
– Ну это ты уж переборщил. Ты мне эту Сашкину песню тут не начинай петь. Никто тебя никуда выгонять не собирается и… – Алексей поманил мальчика и, приобняв за плечи, шепнул на ухо, – прости, если уж очень больно сделал.
Мишка рассиял.
– Ничего, Алексей Родионович, почти не болит уже. Пройдет скоро. Я же понимаю, как вы разозлились. Клянусь никогда…
– Не надо мне твоих клятв. Спать иди, а то ведь из режима выбьешься, хвастать нечем станет, – ухмыльнулся тренер и легонько шлепнул ученика.
Миша был доволен разговором. Удивительно, но он не чувствовал больше обиды на тренера, и волнение улетучилось. Только Саню было жаль.
Саша пролежал весь следующий день. Отец заглядывал иногда. В оглушающей тишине мучился дикой головной болью. Парень уже не различал, что болит больше – синяки, мешавшие открыть глаза, губа или голова. Мало того, что боль не отступала ни на мгновение, так еще и безумно кружилась голова. От этого постоянно подташнивало. Несколько раз звонили, но Саша не старался подняться. "Если мама, по голосу поймет, что что-то не так, а если чужой кто – на фиг пусть катятся. Никого не хочу слышать, да и мать тоже – на фиг". Совсем поздно вечером, ближе к ночи, опять раздался звонок, и отец подал трубку сыну.
– Шурок, я не виноват! Они заставили меня сказать. Обещали наказать. А я в Ниццу всю жизнь мечтал попасть. – Голос у Димки был какой-то совершенно чужой, звонкий и резкий. Или так показалось Саше из-за звона в голове. Он отшвырнул трубку, и она еще долго жалобно пищала противным фальцетом. Пока наконец ее не подобрал Алексей.
– Что, друг звонил? – съехидничал отец. – Поговорим?
– Зачем ты Мишу побил? – тихо, а самому показалось закричал, спросил Саша.
– Ничего, только на пользу пойдет. Ты лучше скажи, куришь давно?
– Не курю я.
– И не пьешь, конечно же?
– Да, и не пью.
– Значит, хочешь сказать, что взрослая адекватная женщина специально приехала сюда, чтобы оболгать тебя? Не много ли чести? Откуда тогда про порки знает? И про девок тоже вранье? И про винты в школьном коридоре?
– Дима меня видел, когда я переодевался. Остальное правда.
– Вот, а говоришь, драть тебя не за что. Жалуешься!
– Я не жаловался.
– Ладно. Завтра еще дома побудешь, а то с такими синячищами стыдно из дому выпускать, а в пятницу в школу.
Саша отвернулся к стене и обхватил голову руками. Когда он зажимал виски, становилось немного легче. Спать он не мог, но лежать на боку было приятнее. Свет не попадал в глаза и отца не было видно. Алексей протянул сыну бутерброд и долго смотрел телевизор. Так и уснул, сидя на старом, облезлом диване.
Глава 49: http://www.proza.ru/2016/03/06/9