Пирамида

Борис Бершадский
Борис Бершадский

   Стоит в пустыне пирамида. Холодная. Тяжелая. Молчаливая. Века над ней плывут. все меняется вокруг. Оно и понятно: течет время. А она стоит и молчит. Что для нее время?..

   Впрочем, если бы камни умели говорить, они сказали бы. И они говорят. Иногда. Откровенно. Между собой. Нет, не то, чтобы вершина вдруг заговорила с фундаментом. А так, между собой, на своем уровне.

   Вершина - та всегда молчит. Кто же сравнится с ней по уровню? Ведь все остальные камни геометрически подобны. Кроме нее. У нее и голова острая. А у других - плоская. Но  вершина не грустит. А чего ей грустить? Ну, польет на нее дождь. И что? Все равно все стечет вниз, через все камни, и подмочит фундамент. А фундамент ко всему привык. Впрочем, в пустыне и дождя-то не бывает...

   Молчит вершина. Зато сразу под ней:
   - Обидно, конечно - давит! Не так, чтобы очень - одна вершина на четверых - но ведь давит! И хотелось бы в вершину выбиться, да боязно: форма не та! Лучше уж быть себе спокойно ее непосредственным основанием, вроде бы первым заместителем. А попросишься в вершину, обтешут тебе голову (вершина-то острая!), примерят. А если не подойдешь? С обтесанной-то головой обратно в пирамиду не влезешь! По дешевке пойдешь! На отбросы. А кому хочется на отбросы? Лучше уж при вершине...

   Но этого не услышишь. Так думают (и то сугубо про себя, молча) каждый из четырех камней, непосредственно поддерживающих вершину.

   Говорить вслух начинают ниже. Значительно ниже. Где-нибудь в середине пирамиды уже услышишь:


   - В вершины я, конечно, не гожусь. Стар. Но чуть повыше мог бы, пожалуй. Пообтесаться бы только малость. Неотесанных наверх не пускают. "Выделяешься,- говорят,- а у нас формы деликатные". А откуда они у них деликатные, формы-то? Да и содержание - такой же камень. Ну, поменьше чуть - и все. Обтесаться бы! - так и то по рекомендации. А где ее возьмешь, рекомендацию-то? Из пирамиды за ней не вылезешь! Еще говорят - сероват. Может, и так. Сверху оно виднее, конечно. Слышал я, наверху посветлее камень будет. Но то - наверху! А этот-то, что на меня давит, серый! Такой же серый, ей-ей! Даже еще серее! Меня бы на его место!..

   А у самой земли:

   - Ох,тяжело! Экая махина давит! А тут еще турист проклятый царапает чем попало. А ты молчи, как будто если уж каменный, то тебе и вправду все равно. Больно ведь! Да и старость опять же. Ведь всю эту пирамиду на наших плечах строили. Были камни и постарше нас - те в фундамент ушли. Крепкие старики были, покрепче железа, да и ростом - богатыри! Мы-то первые, кто свет увидали. И не думали, не гадали, что все так обернется. Ох, тяжело!..   Это кто помоложе да повыше думают по неразумению, что вершина на всех давит. А сколько раз ее меняли на нашем-то веку? Что, легче становилось? Что вершина - десяток камней! - когда на нас вся пирамида каменная давит... Может, и не хочет давить, да положение такое. Приходится.

   - А фундамент, честное слово, хорош. Да и мы еще держимся крепко: старая закалка. Мы на своих плечах такой бы дворец для людей держать могли! Да не дают. Говорят, пирамиду держать надо. А кому она нужна, пирамида эта?

   Угрюмо молчит фундамент. На нем все держится. Вся тяжесть пирамиды на нем. Не выйти ему на свет, не увидеть,что на нем воздвигли. Знает только, что долго воздвигали. Наверное, что-то прекрасное создали...

   И стоит в скорбной тишине саркофаг с мумией того, чья мысль воплотилась в это чудо света - в пирамиду. При нем, правда, только фундамент кончить успели (коротка жизнь человеческая!), но все уверены, что именно такое сооружение он и хотел создать. И как бы порадовался, посмотрев на эту великолепную пирамиду,
если бы был жив. А, может, и не порадовался бы?..

   Но молчит мумия, молчит саркофаг, молчит пирамида и молчат камни. Ведь камни, в общем-то, довольно молчаливы.
                1962 г.