Мой тихий сон, мой сон ежеминутный —
Невидимый, завороженный лес,
Где носится какой-то шорох смутный,
Как дивный шелест шелковых завес.
В безумных встречах и туманных спорах,
На перекрестке удивленных глаз
Невидимый и непонятный шорох,
Под пеплом вспыхнул и уже погас.
(О.Мандельштам)
Бред. Мечущиеся мелкие огненные точки. Букеты искр. Холод. Жар. Лед? Тает… Невнятные бесформенные какие-то образы, то пустые, то полные… чей-то далекий-далекий взгляд – не злой и не добрый, просто… взгляд Наблюдателя. Опять! Опять… Мысли – тонкие девушки в разноцветных одеждах, - танцуют, взявшись за руки, кружатся вокруг каруселью и поют… тонко и печально поют… О чем? Хоть бы одно лицо разглядеть, один голос услы… голос! Вот голос я слышу. Один и тот же. Об одном. Надрывный отчаянный вопль. Так, словно кричавший вложил в этот звук всю свою силу и отправил его к неведомой цели – черной острой стрелой… «Гражданский на линии огня!» Не хочу больше, ох, не хочу, не могу больше это слышать… Не могу… Не могу… просто не могу…
Сквозь оранжево-черные мутные разводы пробирается ко мне длинная холодная ладонь – съеживаюсь от ее вида, но не могу даже шевельнуться. Боюсь удара, боюсь боли, боюсь даже жеста – одного указующего жеста… Но неожиданно ладонь ложится на мой лоб – словно прохладный шелковый платок. И черная бездна внутри, и крики, и страх – все оказывается покрытым этим прозрачным ласковым платком. Отступает мучительная тяжесть. Я тут же проваливаюсь в серый сон – спасительный и пустой, без лиц и слов… и даже без чувства вины…
Иногда приходит кошка. Я не могу открыть глаза, но я вижу, как движется по комнате светлое круглое пятно – это она. Иногда кошка садится рядом. Молчит и смотрит. Она тоже Наблюдатель, но совсем… иной.
Иногда в комнате идет дождь. Шелест капель, свежесть и острое наслаждение чистотой – на пределе всех чувств и ощущений. Где-то бьют невидимые маленькие барабаны. Апрельский дождь – светло-розовое утро… нежное, как малиновый мусс… Апрельский… надо же… апре… что???
Я все пытаюсь проснуться. Я стараюсь изо всех сил. Мне кажется и верится: проснусь, - сразу вздрогнет эта противная пленка, что укрывает от меня небо, расчистится и станет легкой – память… Но проснуться не получается… Приходится убегать так – как есть, в том состоянии, какое есть… Убегать от непридуманных сюжетов, которые шепчет и шепчет в ухо некто совершенно отвратительный.
Иногда становится совсем плохо. Словно пленка над моим колодцем сменяется чугунной крышкой. Снопы красных огней обжигают сердце… Костер. Цепкое жжение. Рыжий смех. «Гражданский на линии огня»… Снова вижу - промокшее небо в кляксах. Полотно небытия. Асфальт принимает меня в свои равнодушные объятия, ничего не требуя. Синими-синими крупными каплями плачет вечер. Вижу только дверцу машины, а в ней – множество круглых обожженных отверстий. Плечо немеет, тяжелеют и становятся бетонными – пальцы… Разделительные полосы… больше не белые… они ржавые… следы колес, тормозная жидкость… Мимо бегает множество одинаковых ног, обутых в одинаковые неуклюжие ботинки, слышатся окрики. Одурманивающий запах горячего железа… расплавленной резины… И еще… словно расплывшееся на дорожных полосах – нелепое зеленое пятно… Гражданский… на линии… огня…
Ладонь вернулась – так же легла на лоб. Но что-то изменилось – впервые – чувствую… ладонь эта… добрая… и сильная… и может помочь… если только успеть за нее ухватиться, пока она здесь, пока отступили на время голоса и черные звуки… ухватиться… Всеми силами тяну себя вверх, хочется кричать и плакать от нахлынувшей слабости, но я все тянусь и тянусь… тянусь и тянусь…
Не мое это плечо – чужое – кокон белого бинта. Спокойный и безразличный кокон. Но – почему я так ему рада?
То, что мне казалось комнатой – больше похоже на брезентовую палатку. Совсем уже весенний воздух струится… проходит сквозь… прикасается… Солнце. Сердцем чувствую – ТАМ – солнце. На ватных ногах… до выхода… не упасть бы… умирая от головокружения… и вот… солнце… сухие травы, первая зелень на гибких ветвях… День только поднимает надо мной свои белые руки. Неподалеку слышен плеск и тихий говор – река… Таю от предчувствия и зажмуриваю на мгновение глаза. Потом – открываю, тихо жду, пока возвращается по каплям неверное зрение. Река. Валуны. Утро. Чуть поодаль – словно высеченный из камня – изломанными линиями – человеческий силуэт. Мне кажется, я даже могу разглядеть костяные четки на светлых пальцах…
Высоко-высоко, в центре всего, там, где рождается тишина – зорким орлом кружит надо мной новая надежда… Как обещание жизни…