ЮНОСТЬ
Образы героев книги "Лица страстей" - собирательные,вымышленные, а, значит, любые совпадения с реальностью случайны.Просто иные мириатюры пишу от первого лица.
Я никогда еще не впитывала в себя таких взглядов, как у этого парня, внутри которых темная, манящая, жаркая звезда, - живая звезда. Один глаз у него вроде шире и черный, а другой темно-коричневый и чуть-чуть поуже.Я сразу решила, что это какой-то знак, мистический знак. Когда все считают тебя ребенком, а ты надеешься, что ты хоть немного женщина,в знаки лучше всего поверить.Особенно если они на что-то запретное намекают, особенно если есть повод вообразить их мистическими.Потому что мистика-это вполне даже серьезно, это как раз то, чего нельзя игнорировать. А раз так - какой с себя спрос? С мистикой не поспоришь.
Вот и нос у него большой, отметила я. Это ведь тоже что-то значит, наверное... А лицо продолговатое, скуластое, и он повернул это лицо ко мне, когда я поправляла поясок на моем зеленом платье. Мы шли тогда вместе с мамой мимо моей школы в магазин. Было жарко, стояло лето,до того знойное, что я воображала себя в купальнике, хотя в купальнике по улице не походишь. Но так было легче, а с воображением я дружила всегда, с самого детства.А тут еще эти глаза...такие взрослые, что цвет их рядом со мной словно слинял от жары и стал походить на песок у реки, где надо и полезно раздеться.
И с этого мгновения до сентября я все думала о нем, об этих глазах и вспоминала, что свернул он именно туда, во двор нашей школы. Учителем он не был, это точно, но он был вроде взрослым, а мне только 13. Похоже, я еще маленькая. Для него. Но я все же рослая, то есть есть надежда.
Осень, казалось мне, пожалела меня и наступила, наконец-то. И я стала искать его глазами едва переступив порог школы.Он не встречался долго, хотя все перемены я бегала по этажам школьного здания туда, где роились старшеклассники. Наконец, я увидела его, когда не ожидала.
Уроки закончились, я спускалась по лестнице. Я задрала голову, почувствовав взгляд, и обожглась об эти глаза, такие невообразимо горячие, что, казалось, в них сейчас что-то за скворчит. Он шел в толпе грудастых по взрослому одноклассниц, он был в какой-то узенькой синей курточке, одна из девушек наклонилась к нему и что-то шепнула. Он убрал от меня, отвел свое нечто и засмеялся, но мне было не до смеха.
Я пришла домой и почувствовала усталость, очень странную. Я ощутила ее еще по дороге. Словно кто-то сделал мои ноги ленивыми и мягкими, как вата. Но я все же дошла, приползла и плюхнулась на кровать. Мне было плохо.Моя кровать уплывала вместе со мной в какую-то особую местность, где маленькие девочки взрастали и кружились, и готовы были лопаться от чувств, как воздушные шарики в безвоздушном пространстве.
Но мама ничего не заметила, а от отца я вообще ничего подобного не ждала.Но полет кружил голову, а тревожность была такой сладкой, какой не бывают ни воздушная вата, ни даже любимая мною халва.Однако вкус этот я ощущала одна, потому что рассказать было некому. Правда, оставались подруги. Я бы и рада с ними поделиться сластью, я ведь не жадная, но только что рассказывать - то? Мы с моим разноглазым героем не встречались, он не знакомился со мной, ничего не говорил, не дарил. Я даже не знала, как его зовут!
Я узнала, что его зовут Леня – дурацкое имя! Оно совсем не подходило ему, такому загадочному, взрослому, темноокому. В школьном коридоре повесили рисунки – там были и его. Я восхитилась тем, что он художник. У него были странные рисунки, такие же, как он сам. В них была некая неопределенность: разноцветная, яркая, как огонь, а внутри – четкий штрих, твердый, мужской. Я поняла, что влюбилась.Теперь мое восхищение грозило стать неосторожным и даже ревнивым.
Терзаясь неопределенностью наших отношений, я продолжала мечтать о нем и встречать его. Я встречала его постоянно, стоило выглянуть из класса. Он стоял и смотрел на меня, ничего не говорил, но смотрел так, как будто гладил. И я следила за его взглядом и неожиданно поняла, что ему нравятся мои косы – толстые и светлые, вернее, светло-каштановые, а я-то раньше злилась на маму за то, что не давала мне сделать модную стрижку! Еще он любил долго смотреть в глаза, а однажды опустил взгляд ниже, я покраснела и убежала.Вот дура! А еще надеялась на рост, еще хотела быть немножечко женщиной. Хотя как это? Вопрос оставался без ответа.Но я мучительно стыдилась себя и сожалела, что трусиха.
Я знала, что многие мои подружки уже целовались, что их даже ласкали, а кое-кто хвастался и другим, но я не очень-то верила. И вдруг…
Он исчез, исчез внезапно и предательски, словно испарился. Я продолжала искать его глазами, но его не было. Мне снились сны, я воображала его руки на своей груди, меня разрывали стыд и желание этих касаний, я воображала их, пыталась тешить себя воображением и снова себя стыдилась. Я никому не могла об этом рассказать, говорить было не о чем. Я решила, что надо с ним объясниться, но только вот как? Однажды, когда я шла в школу, мне показалось, что он впереди. Я побежала, пытаясь обогнать, пытаясь остановить, но это оказался не он.Предатель! Я возненавидела эту спину, спину того,кто на него походил.Предательская спина!
Я стала плохо учиться, на черной классной доске я не могла разглядеть мел, я видела глаза. Я словно горела вся и, похоже, мама начала все же догадываться о чем-то. Ни с того ни с сего, она завела разговор о женской скромности и достоинстве. Но мне уже было 14 и мне было не до того, я любила Леню и была готова ради этой любви забыть о всех сладостях на свете, не говоря уж о маминых наставлениях.Я хотела иметь взрослую грудь,красивые лифчики и своего Леню. И точка!
Я увидела его еще только раз, на школьном балу. Он был выпускником, а я нашла способ туда проникнуть. Он прошел мимо меня, даже не повернув головы, он танцевал с другими, он смеялся, он стал чужим. Я горевала еще долго, почти целый год, а потом просто запомнила.
Я уже давно взрослый человек, давно замужем, у меня давно выросла дочь и я очень пристально следила за ней в ее 13-14лет. Но ничего похожего... Ни у нее, ни, пожалуй, у меня. Ничего…ничего….
Вера Андровская