Высшее посвящение

Марина Хомякова
Падение воды гулким эхом раздавалось в пустой квартире, тупой болью отзываясь в висках. Эти пульсирующие звуки навязчиво напоминали о сломанном кране, но от них можно было избавиться: уйти из дома, отключить восприятие звука (самый легко приобретенный им магический навык), в конце концов, вызвать слесаря... А вот что делать с мыслями, которые так же навязчиво – капля за каплей - сверлили мозги, вызывая дикую головную боль: Джун... Джун... Джун... По-че-му? По-че- му? Почему Джун ушла вот так? Ответа на этом вопрос Аарон не знал, хотя и получил недавно (вполне заслуженно, как он считал) одно из самых высоких посвящений Школы Астарты – «знак огненной лилии»... Он долго ждал, вернее, не просто ждал, а добивался этого посвящения систематической практической и теоретической подготовкой, и этот день мог бы стать одним из самых счастливых в его жизни, но... Но когда он, окрыленный, побежал в больницу, чтобы поделиться своей радостью с женой, вдруг неожиданно выяснилось, что она исчезла.
Врач сообщил, что ее выписали раньше, пару дней назад и муж забрал ее.  «МУЖ? А я тогда кто?» - опешил новоиспеченный магистр. Шокированный врач молчал несколько минут, а потом виновато начал оправдываться: «Я думал, что человек, дежуривший возле нее все это время, и есть...» Эти слова неприятно кольнули сердце упреком.
- Так значит, если важные дела не давали мне возможности чаще навещать Джун, я перестал быть ей мужем?
- Я не знаю, я ей в паспорт не заглядывал. Она – взрослый человек. Я ее выписал, поскольку больше в больнице держать не имел права. А поскольку она была слишком слаба, чтобы ехать домой самостоятельно, тот человек, что дежурил возле нее, вызвал такси, и они уехали вдвоем.
- Да кто он, черт побери? 
- Откуда мне знать? Я думал – муж. Не похоже было, чтобы пациентка его не знала или что ее увезли насильно. Я Вам сказал, что знал, а вы уж сами разбирайтесь...
Аарон, пока больше озадаченный, чем расстроенный, поехал домой, надеясь застать жену там. Но квартира встретила его пустотой. Не просто отсутствием хозяев, а ПУСТОТОЙ, которая бывает в давно заброшенных помещениях. Здесь не было САМОЙ Джун, а не только ее тела. К отсутствию детей маг давно привык: он оформил их в интернат, как только понял, что жена скоро из больницы не выйдет...  «Навестить их, что ли? Да, кстати, Марат наверняка знает, где мама». Со старшим сыном у Аарона сложились неплохие отношения, он даже подумывал о начальном посвящении смышленого мальчишки. Правда, последнее время их дружба стала давать трещины, а на пороге интерната Марат и вовсе не захотел прощаться. Молча взял за руку малышей, развернулся и пошел за воспитателем. Ну, да ничего. Он добрый и наверняка соскучился, так что обрадуется его визиту... «А если он тоже ничего о маме не знает, что я ему скажу?» От этой мысли мурашки побежали по коже. «Нет, нет, не может такого быть, - успокаивал себя магистр. -Джун – прекрасная мать, она не могла исчезнуть, не попрощавшись с детьми.»
Аарон был прав: его жена действительно приезжала в интернат. Но не проститься с детьми, а... забрать их. И сопровождал их все тот же загадочный мужчина, которому дети очень обрадовались. Они, кажется, называли его дядей Борей – вспомнила пожилая нянечка. Как? Ах, вот оно что! А он уж и забыл об этом ничтожестве!
  Борис появился в их доме несколько лет назад. Его родители давно умерли, в селе
оставалась бабушка, которую он навещал при удобном случае. В город приехал учиться, но без блата и денег вуз ему не светил. Сначала его приютил дальний родственник – один из адептов Школы Астарты. Но простой сельский парень с трудом и даже скепсисом воспринимал высокие знания, а потому от него поспешили избавиться... Аарону навязали его в качестве помощника и обязали поселить у себя. Правда, взамен неудобств было получено очередное посвящение. Впрочем, и неудобств особых не было. Борис (вот удивительно!) не пил, не курил, вел себя скромно и даже иногда помогал супругам: Джун – по хозяйству, а Аарону – выполнять несложные поручения. И хотя квартирант проводил дома гораздо больше времени, чем хозяин, магу даже в голову не приходило ревновать. Ему было даже смешно, когда он представлял рядом полуграмотного простоватого мужичка и его гордую, утонченную, талантливую жену, которая, если б хотела, давно бы стала магистром в их школе. Фея и свинопас... Ха-ха-ха! Подсознательно Аарон был даже рад такому соседству: уж очень выгодно выделялся он, маг, на фоне этого мужика. И жил бы Борис дальше в городском комфорте, но... жалкий тупица забыл о своем месте и осмелился сделать ему, магу, замечание, да еще и в вопросе, касающемся только их с женой отношений. Он, видите ли, мало внимания уделяет Джун. Аарон просто онемел от такой наглости, но... на то он и посвященный, чтобы держать себя в руках. Однако зарвавшихся слуг надо ставить на место и Аарон презрительно процедил сквозь зубы: «Когда дорастешь хоть до самого малого знания, тогда поймешь, что не имеешь никакого понятия о наших отношениях». Но парень не смутился и, помолчав, заявил: «Тогда я от вас ухожу». Хозяин пожал плечами: твое дело... Жаль только, некого будет подкалывать по вечерам...
И Борис ушел, как раз пару дней назад. Как выяснилось, ушел не один. Но почему? Почему Джун не дождалась его в больнице, не позвонила? Почему уехала именно с этим свинопасом? И куда? Неужто в село к бабке? Аарон представил себе хрупкую Джун на грядке и хмыкнул. Тоже мне, поклонница Анастасии нашлась! Но если так, то ее не так сложно найти и вернуть. Только вот стоит ли? Скоро ей это надоест, и она вернется с детьми сама. Отдохнет недельку-другую в иной обстановке и вернется. А Борис? Но не станет же она с ним... А даже если и так, то пускай... Противно, конечно, что ИМЕННО с НИМ. Хотя сам Аарон ей изменял, но это было совсем другое, это же была МИСТЕРИЯ, посвящение, ну почти как работа, а тут... Маг поморщился: до чего же Джун докатилась!
Но все же – ПО-ЧЕ-МУ?
***
Кап... кап-кап... Эти звуки в мертвой тишине квартиры становились невыносимы. Надо все же отдать должное этому холопу: пока он жил здесь, все работало, как надо... Но нужно что-то делать, иначе можно сойти с ума, а это в его планы не входит. Для начала - проверить версию насчет села. Перед отъездом они явно здесь были: собирали  вещи. Значит, осталось астральное клише, совсем свежее, его можно без труда считать... А для этого необходимо настроиться, как их учили. На стене – свадебная фотография (странно, что Джун ее не забрала), тем лучше... Аарон уселся поудобнее в кресле и сконцентрировал внимание на портрете до такой степени, что перестал воспринимать все, кроме  двух лиц. Как они здесь прекрасны! Молодой черноволосый красавец со жгучим проницательным взглядом – неужели это он? А Джун! Загадочные восточные глаза, воспетые поэтами-суфиями, нежный овал лица в обрамлении черных вьющихся волос! Счастливые улыбки... Как давно это было! Но ЭТО нужно и можно вспомнить, вспомнить все эмоции до мелочей, чтобы настроиться...

***
Деревья на остановке тревожно зашелестели, предупреждая друг друга о предстоящей буре. Где-то уже громыхало. Прохожие на ходу вытаскивали зонты, хотя пока их не раскрывали. Ждущие на остановке пассажиры прятались под козырек. У края тротуара оставалась лишь одна девушка, не проявлявшая никакого беспокойства. Казалось, что она вообще ничего вокруг не замечает, поэтому неожиданно прозвучавший рядом голос заставил ее вздрогнуть.
- Сударыня, извините, что прерываю ваши размышления. Вы не боитесь промокнуть?
- А чего мне бояться, если...
- Если дождя не будет, верно?
Девушка впервые посмотрела на небо, потом удивленно – на собеседника и улыбнулась:
- Нет, просто сейчас подойдет троллейбус.
- Откуда вы знаете?
- Оттуда же, откуда Вы знаете, что дождя не будет.
Глаза девушки озорно блеснули. Молодой человек на минуту растерялся,  а в следующий миг оба весело смеялись, садясь в подъехавший троллейбус. И поскольку они оказались первыми у раскрывшихся дверей, то знакомство продолжалось уже на задних сиденьях.
- Могу поспорить, что у Вас редкое имя... Например, Лейла...
- Ну-у... Глаза, конечно, выдают мое восточное происхождение, но Вы немного ошиблись. Меня зовут Джун. Но и Ваша внешность дает мне основание предположить, что Вас зовут... Мойше или Моисей.
- Почти угадали, - засмеялся молодой человек. – Я – Аарон. Хотя во мне, кроме еврейской,  смешалось еще много кровей.
- Во мне – тоже, - серьезно продолжила Джун. – Мой отец – перс, мама – русская, родители познакомились и полюбили друг друга во время учебы в университете, но...  Отца срочно отозвали на родину, где произошел переворот... Он плакал, когда уезжал, не хотел расставиться с мамой, видно чувствовал, что не вернется... Мама тогда была уже беременна, и он знал об этом, умолял маму сохранить меня и назвать в честь бабушки. Он уехал, а потом маме рассказали, что вся их семья погибла... А я – их единственная наследница, потомок зороастрийцев-огнепоклонников.  Но я только троллейбусы умею вызывать, а огонь – нет, - снова рассмеялась девушка.
- Ну, я тоже жезлы в змей превращать не умею,  но кое-какие знания все же приобрел, так что, если хочешь, могу поделиться...
- Разве мы уже перешли на «ты»? – гордо сверкнул взгляд-молния.
- А разве это имеет значение для двух будущих магов? – дружелюбно улыбнулся Аарон, а про себя подумал: «Ого! Девочка с характером, надо быть осторожнее».  Впрочем, его обаяние подействовало: взгляд Джун тут же смягчился, их знакомство продолжалось...
Весь первый год, когда они встречались, казался прекрасной сказкой: Аарон удивлял возлюбленную своими познаниями и развлекал разными проказами: например,  на ясном доселе небе собирались тучи и громыхало так, что люди с пляжа разбегались, и они оставались вдвоем... Джун смеялась и  смотрела на жениха своими загадочными глазами, внимательно слушая все, что он говорит...

***
10 лет, прошедшие с тех пор, камнем легли на плечи Джун. Теперь жена напоминала Аарону потухший костер: огня уже нет, но угли еще тлеют и если  слегка постараться, можно раздуть небольшое веселое пламя... Только иногда, с детьми, она становилась прежней.
Но сейчас Аарон об этом не думал. Его мысленному взору предстал образ Джун, ее живой слепок-двойник.  «Джун, где ты?» - «Со мной все в порядке». – «Почему ты мне ничего не сказала? Хоть бы записку оставила» О, этот знакомый гордый взгляд-молния, полный иронии и горечи! А голос тихий, спокойный и полный достоинства: «Ты же маг, зачем тебе записки? Если хочешь, сам все узнаешь...».   Все, конец  связи...
Аарон открыл глаза.  «Сам все узнаешь»... Узнаю, конечно...  Зачем же нужны тогда знания, если их не применять? Итак, вспомним, о чем Мастер недавно рассказывал.  О том, что никакие эмоции, особенно сильные, не исчезают бесследно. Они остаются на стенах и вещах тонкими, невидимыми простому глазу отложениями, накапливаясь на предметах подобно пыли или штукатурке слой за слоем и создавая то, что называют АТМОСФЕРОЙ дома.  Тот, кто обладает сверхчувствительностью и не боится кропотливой работы, подобной археологическим раскопкам, может проникнуть в тайны любой квартиры. И первый же слой, самый свежий, может ответить на вопрос, что случилось.  Самое сложное – это, конечно, отключить мозги настолько, чтобы воспринять эмоциональный план, но в то же время не терять сознания.
Бог ты мой! Несмотря на выдержку, Аарон внутренне ахнул: такого он никак не ожидал увидеть. Вся комната и коридор были словно опутаны черной паутиной – это были страх, боль и отчаяние, которые испытывала его жена. Странно, но эти нити тянулись к нему как причине. И только в некоторых местах они были разорваны как будто красными лучами – их слабый отблеск до сих пор чуть освещал помещение. Да что же тут было?
***
Дрожащая от слабости рука долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Но вот, наконец, они внутри. Уставшая изможденная женщина с погасшим взором почти падает на стул в коридоре.
- Вот и все, Борис... Я – на конечной остановке. Спасибо за все...
- За что?
- Да ладно, не притворяйся. Ты же спасал меня все это время, я знаю, я чувствовала... Ты не дал мне уйти ТУДА. Молился, да? А теперь оставь меня. Ты сделал, что смог. Но главное ты изменить не в силах. Все, о чем я могу попросить, - ее голос дрогнул, - позаботься о детях. Ему (это обо мне, - понял Аарон) они не нужны... И я – такая, - она привстала и посмотрела в зеркало, которое отражало скорее призрак, чем человека, - тоже не нужна...
- Для меня ты и такая красивее всех женщин на свете.
Что это? От мужчины метнулись красные лучи, окутали женскую фигуру и преобразили ее на миг: на щеках проступил румянец, взор стал лучистым, и даже улыбка промелькнула. Но это продолжалось лишь минуту.
- Теперь это не имеет значения. Впрочем, как и все остальное...
- Нет, Джун, ты должна жить... Не ради себя, так ради детей. И ты будешь жить... (Сильный и уверенный голос Бориса удивил, очевидно, не только Аарона). Но, помолчав, Джун все же с иронией и горечью спросила:
- Кто же тот маг, что сотворит чудо и спасет меня? Уж не ты ли?
Квартирант пропустил эту колкость.
- Когда умерли мои родители, горячо мною любимые, я рыдал от своего бессилия им помочь. Ноя тогда много не знал, не понимал. А теперь..   Джун, - его интонация стала мягкой и умоляющей, - Джун, пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Мне плевать, как ты относишься к моим способностям и ко мне, плевать на вашу магию. Мне от тебя ничего не надо. Я прошу только об одном: позволь мне попробовать спасти тебя...
Джун долго, удивленно и очень пристально смотрела в глаза мужчины. Черный кокон, окружавший ее, постепенно светлел, пока не приобрел зеленый цвет – цвет надежды. Она вздохнула.
- Что ты хочешь сделать?
- Мы сейчас соберем вещи: твои и детей, и уедем отсюда. К моей бабушке, в деревню. (Так я и знал! – усмехнулся Аарон). Ты свободна и вернешься сюда, если не понравится, если захочешь.  Прости, но здесь я бессилен тебе помочь. Я не могу жить в этой…  клетке.
- Зачем же ты оставался тут так долго, если тебе не нравилось?
- Можешь не верить, но из-за тебя. Я надеялся хоть немного облегчить тебе жизнь...
Джун отвернулась, чтобы скрыть слезы, - это она, гордая Джун!
- Считай, тебе это удалось. Ну почему, почему так устроено: тот, кто мог бы помочь легко, кто просто обязан помочь и от кого эту помощь ожидаешь, как манну с небес, ничего не делает, а ты... Что ж, мне терять нечего. – Женщина незаметно смахнула слезинки, ее голос стал решительным,  она поднялась и стала собираться. Борис ей помогал и Аарон был поражен, как ловко и тактично он это делает...

***
Маг тяжело вздохнул, открыл глаза и вытер пот со лба – сеанс забрал много сил. Итак, версия подтвердилась: Джун с детьми уехала на родину Бориса. Изменой здесь не пахло, и Аарон должен был бы испытать облегчение. Но вместо этого он чувствовал недоумение и досаду. Если ее болезнь так серьезна, что ее может спасти лишь чудо, то почему она не обратилась за советом и помощью к нему – мужу и высокому магу? Мысль о том, что она не доверяет его знаниям, больно задело его самолюбие. Правда, его супруга очень гордая (ох, уж эти персы! ох, уж эти русские!),  он не помнит, чтобы она жаловалась на что-то. Их семья в Школе считалась образцово-показательной. А теперь все узнают (от магов ничего не скроешь), что Магистр не может вылечить свою жену! Ужас, кошмар, позор! Нет, это нужно остановить. Пусть лучше Мастер услышит новость от него, может, что-то посоветует...

***
В дачном домике Мастера весело потрескивал огонь в камине. Седой человек с моложавым лицом и стройной фигурой – Василий Павлович, – не отрывая взгляда от пламени,  слушал гостя, ни разу его не прервав. Однако ничего не изменилось и после того, как визитер замолчал. Тишина царила в комнате настолько долго, что Аарон начал терять терпение.
- Ты ждешь от меня ответа на вопрос, даже на два вопроса: как вылечить твою жену и как вернуть ее домой. Между тем, самый главный вопрос: почему так случилось? – так и остался невысказанным. Между тем, именно в нем содержится ответ на первых два. И решить его можешь только ты. Ни я, и никто другой из Учителей Школы не можем помочь решить твою проблему. Эта ступень – гораздо более трудная, чем все предыдущие. Потому что мы не можем НАУЧИТЬ ЛЮБИТЬ.
- Любить?!!! Но Учитель...
- Да, так это называют люди, хотя каждый вкладывает в это слово СВОЙ смысл. Ты изумлен и ждешь объяснений? Но я и так сказал тебе достаточно много – для мага.
Аарон молча встал, почтительно поклонился и вышел. Если бы он не так уважал этого Мастера, то, конечно, счел все сказанное бредом... Посвящение в любовь? Высшая ступень? Эта мысль показалась настолько абсурдной, что магистр остановился на проезжей части и чуть не попал под машину. Это несколько отрезвило его и заставило течь мысли более спокойно. Одна подсказка все же дана – он должен выяснить причину болезни Джун, а для этого придется вновь «проводить археологические раскопки» и снимать эмоциональные слепки. Ну да «опыт есть»...

***
Дома маг уселся поудобнее в кресло, настроился и принялся за работу. Теперь он действовал более целенаправленно: искал наиболее черные сгустки и выяснял, с чем они связаны.  Результаты исследований изумляли его все больше и больше: почти все нити негативных эмоций тянулись к нему как к причине страданий Джун. Все эпизоды он прекрасно помнил, но... в каком  свете они представлялись ему сейчас, когда он мог  воспринимать их так же, как жена!

***
Вот Джун только закончила уборку. Она устала, не просто устала, а адски устала – это видно по ауре. Но едва она присела отдохнуть, в соседней комнате захныкал больной ребенок, и вот она снова встает, чтобы нагреть ему молока и сделать компресс. Уже 10 вечера, а мужа все нет. К усталости и страстному желанию спать добавляется беспокойство: где он, что с ним? И вот щелкает замок и входит он, но не один, а с компанией магов. Человек пять сразу проходит в комнату, не раздеваясь, хотя на улице дождь и слякоть. На ходу Аарон, обаятельно улыбаясь,  бросает:
- Джун, солнышко, привет, извини, нам тут поработать надо. Есть что покушать?
Часа два мужчины о чем-то громко спорят, что-то сверлят, стучат, устанавливают. Везде горит свет и Джун боится, что это разбудит больного малыша. Она ложится с ним рядом, обнимает и красные ниточки – те самые, что он видел раньше – обволакивают его, огораживают защитной стеной. При этом защитная оболочка Джун тает на глазах. Но вот в пол первого ночи гости уходят. На кухне – гора невымытой посуды. На полу – многочисленные следы ног и лужи...
- Аарон...
Бесполезно: маг, уставший от дискуссий и экспериментов, заснул на кровати, не раздеваясь. Джун в отчаянии опускается на пол в коридоре. Свечение вокруг ее тела почти исчезло. Но вот чья-то рука бережно касается ее плеча и от этого прикосновения в нее опять вливается сила.
- Чем я могу помочь?
Она автоматически поднимает голову. Ну, конечно, кто же еще это может быть, кроме Бориса? Все же неудобно, она как-никак хозяйка.
-Да ничего, я сама... сейчас...
Едва передвигаясь, она идет на кухню. Когда, поставив последнюю вымытую кастрюлю на место, она выходит в коридор, пол там уже чист. Благодарность окутывает ее теплом и с чувством выполненного долга она спокойно засыпает...

Удивительно, но все светлые отпечатки и красные светящиеся отблески связаны со временем пребывания тут этого «колхозного рыцаря», как презрительно окрестил его Аарон. Интересно, что же было до этого? Увы! Результаты  «раскопок» становились все безрадостнее: пустота, боль, страх, одиночество, разочарование   заглушали  счастье  и надежду. Но даже эти немногочисленные светлые полосы были связаны не с ним, Аароном, а с детьми. И это поразило мага. Он всегда считал детей чем-то вроде необходимой обузы, а если честно, то бесполезными, глупыми и вредными созданиями, созданными для того, чтобы портить им с женой веселую жизнь. И если бы в Школе ему не сказали, что без рождения ребенка невозможно принять некоторые посвящения, а аборт – страшное преступление, ставящее крест на духовном росте, он бы никогда не решился даже на одного, не то, что на трех, наследников. Поэтому его всегда удивляла материнская самоотверженность Джун, вплоть до самоотречения, а уж ее радости он и вовсе понять не мог. Однажды Марат сломал (случайно, скорее всего) дорогой талисман, привезенный из Египта. Не помня себя от ярости, маг уже занес руку для удара, но перед ним встала стеной Джун .
- Можешь ударить меня. Это я недосмотрела за ребенком.
- Радуйся, что ты беременная, а то и тебя бы проучил...
Что-то было в ее взгляде такое, что Аарон опустил руку, хотя продолжал кипеть от злобы, но ударить не посмел. Потом он услышал, как прижавшийся к матери испуганный малыш прошептал: «Мамочка, если все маги такие злые, я не хочу быть магом».

Странно, но с этим талисманом были связаны и другие неприятные эмоции Джун. А ведь Аарон старался и вез его специально для нее, думая приятно удивить, вызвать ее восхищенную улыбку, которую он так давно не видел.  Да, он помнил, что жена с самого начала была настроена к этой его поездке не лучшим образом. Отчасти ее можно было понять: он влез в долги, а ее оставлял дома почти без средств. Она ждала ребенка и чувствовала себя не очень хорошо. «Но ведь это – ЕГИПЕТ, ты пойми! Такого шанса больше не будет! Мне и так по знакомству отдают это место, потому что другой человек заболел.  И чем я тебе помогу, если останусь дома?» - «Да уж, думаю, мало чем» - усмехнулась Джун, но он тогда не понял ее иронии, как и равнодушия к его возвращению и к подарку – талисману, добыть и привезти который он считал чуть ли не геройским поступком.
«Может, хоть сейчас я смогу что-то понять?» Он отыскал среди наслоений тот период... Вот тебе на! Откуда эти стыд и унижение, да еще ложь? Неужели его супруга способна на такие чувства? Она, очевидно, переживала по поводу разговора с каким-то человеком, у которого пыталась занять денег и вновь прокручивала его подробности...
- Почему же твой муж не пришел ко мне с этим вопросом?
- Его сейчас нет...
- Так пусть позвонит мне завтра.
- Его нет... в городе, даже в стране... Он в Египте. По делам.
- По делам? И он оставил тебя в таком положении одну? Без денег?
- Он мне оставил... но я... превысила свои расходы...
- Оно и понятно. Тебе сейчас многое нужно. Значит, мало оставил. Ладно, сколько тебе нужно?
Аарон покраснел. Но не только потому, что испытывал сейчас стыд вместе с Джун. Он не знал об этом разговоре, и мысль о том, что он вынудил жену унижаться и врать (ведь он поехал в Египет по турпоездке, фактически отдыхать), теперь обожгла его.

Следующий же отпечаток, который он попытался расшифровать, вообще чуть было не убил его. Это был самый черный сгусток во всей квартире, напоминавший слипшуюся высохшую кровь. Сначала он ощутил резкую боль, словно его предательски ударили в спину, потом холодное, безжалостное лезвие добралось до сердца и резануло его пополам. В довершение боли  в образовавшуюся рану вставили какую-то перегородку, а кровь из сердца все текла и текла. Это ужасное чувство казалось настолько реальным, что Аарон, схватившись за сердце, прекратил сеанс и даже вынужден был выпить лекарство, которое, к счастью, оказалось под рукой (видно, Джун последнее время частенько им пользовалась). Отойдя немного от шока, он все же решился узнать, с чем связаны подобные переживания... Измена?  Да, его измена... Поглощенный (и ослепленный?) собственными ощущениями, исследованиями, достижениями, маг никогда не задумывался, что чувствуют при этом окружающие (выступающие в роли подопытных кроликов). Теперь он смог побывать на их месте... М-да... Почему-то со стороны все выглядело совершенно иначе, как-то неприглядно и слишком жестоко... Это открытие стало последней каплей для утомленной психики, и Аарон лег спать.

Однако и ночь не дала ему покоя. Ему снилось, что он – цветок, который долго не поливают и жажда мучит его нестерпимо. Он пытался кричать, звать на помощь, но у него не было голоса, а на него вдобавок надели стеклянный колпак. Жизнь покидала его капля за каплей, медленно, но верно, а у него не было ни рук, чтобы разбить стеклянную тюрьму, ни сил, чтобы бороться... Рядом, совсем рядом ходил человек, но не слышал (или не хотел слышать) его беззвучной мольбы...

***
Аарон проснулся в холодном поту... Кажется, он таки закричал... Голова раскалывалась на тысячи маленьких кусочков, которые никак не удавалось собрать воедино. Он поискал глазами целительный талисман (тот самый!), но его нигде не было. Пришлось обойтись двойной дозой «Цитрамона». Когда боль немного улеглась, он вспомнил, что приносил амулет жене в больницу.  «Наверное, она его там забыла. Надо бы забрать».

***
Пока нянечка ходила за врачом, Аарон, не спеша, прогуливался по больничному дворику, раздумывая, как и где он будет искать амулет, как вдруг увидел его... в руках у Джун. «Вернулась-таки»... на сердце у него отлегло, но ненадолго: когда женщина подняла голову, оказалось, что это – не жена, а незнакомая худенькая девушка, почему-то одетая в плащ его жены. Заметив пристальное внимание к амулету, девушка доверчиво показала его магу и улыбнулась:
- Красивый, правда? Это волшебный талисман, мне его одна добрая тетя подарила...
- Подарила?
В голосе Аарона было столько недоверия и возмущения, даже угрозы, что хрупкая незнакомка испуганно прижала подарок к себе и с чувством оскорбленного достоинства произнесла:
- Хоть я и детдомовская, но я – не воровка. Спросите, кого хотите: тетя Джун сама мне его отдала, чтобы я вспоминала о ней, и на счастье... Спросите, если не верите!
- Это правда, - подтвердил незаметно подошедший врач. – Говорят, грех сироту обижать, - и жестом пригласил Аарона пройтись. Но тот не спешил уйти, разглядывая девушку. На вид ей было не больше 15 лет. Худенькая, с синевой под глазами и измученным болезнью лицом, она невинно и доверчиво смотрела на мага. «Да, вряд ли она украла... Но как Джун могла?...»
- А она тебе ничего при этом не говорила?
- Ну, как же! Она сказала, что этот браслет – волшебный (только я об этом раньше догадалась), и что я обязательно выздоровею, если....
- Если что?
- Если  буду доброй, не стану делать зла людям, а буду их любить. И что, если я не забуду ее, то ее любовь всегда будет со мной и поможет в трудную минуту... И я стараюсь не делать плохого, правда, доктор?
- Правда, правда, ты у нас молодец, как и Джун! – врач нежно погладил ее по голове, а потом настойчиво взял Аарона под руку, приглашая пройтись. – Эту девочку, как и вашу жену, у нас любили все: и персонал, и пациенты. Некоторые мужики, узнав о своем диагнозе, теряют мужество и человеческий облик, а эти два хрупкие создания... – голос врача дрогнул, - не жаловались, не терзали персонал своими капризами, наоборот, утешали, ободряли, пытались помочь другим, хотя у самих... Вот этого бедного ребенка (врач кивнул в сторону девушки) и поддержать-то некому – ни одной родной души на всем белом свете. У нас всех сердце разрывалось, глядя, как она угасает. Если бы не ваша жена с ее подарком... Не знаю, что это за штука и какими свойствами обладает, но одно могу сказать точно: сама Джун – волшебница. И если существуют ангелы-хранители, то они не летают, а живут среди нас, и Джун – одна из них. Она опекала девочку с самого начала, а когда заметила, как та смотрела на браслет, загадочно улыбнулась, сняла его и подарила бедняжке... Вы бы видели, как зажглись у той глаза, как она ожила! И то, что ее дела пошли на поправку, я как медик, иначе как чудом, назвать не могу. Теперь сиротка не расстается с подарками ни на миг. Очень прошу Вас, как врач и как человек: не отнимайте надежды у нее, да и у меня тоже. Здесь каждый спасенный пациент – редкая, а потому бесценная радость!
- А Джун?
Врач мрачно покачал головой.
- Поверьте, среди всех моих пациентов ваша жена занимает особое место. И я был бы счастлив, как никогда, если бы мог сообщить вам обнадеживающий прогноз, но... Ее может спасти разве что чудо...
- Чудо? Но ведь она сама отдала шанс на спасение...
- Вы имеете в виду браслет? Да нет, дело не в нем, а в том свете и тепле души, которыми она так щедро одаривала всех нас. Вы видели картину, которую она оставила больнице? Судя по Вашему удивлению, нет. Пойдемте, я покажу.

На пороге холла Аарон изумленно застыл, увидев на стене ... изображение своего сна, хотя и не совсем точное.
Пасмурный день. Сквозь трещины на асфальте пробился  зеленый росток. Стебелек его согнулся, лепестки поникли, и только маленькие листочки словно протянуты к людям за помощью. Но видны лишь ноги, равнодушно идущие мимо. Безмолвный крик обреченного существа... Но вот невесть откуда падает луч света и чья-то рука тянется, чтобы спасти или защитить беспомощное создание...
- Картина называется «Надежда». Как символично: та, что подарила надежду другим, сама ее, кажется, потеряла...  К сожалению, люди, подобные Джун, встречаются так же редко, как алмазы. Их утрата для всех нас – невосполнима.

***
Кап-кап-кап... Кап-кап-кап... Да когда же это кончится? Точно, слесаря нужно вызвать. Только какой слесарь ответит на вопросы, которых становится все больше? Почему Джун отдала бесценный амулет в чужие руки? Потому что не верила в него? А зачем же тогда отдала? И почему той девчонке он помог? И почему, почему она не обратилась к нему за помощью, ведь он бы поднял на ноги всю их Школу, чтобы ее спасти. Не такой уж он и плохой, и... Только сейчас, в пустой квартире, Аарон вдруг осознал, что по-прежнему любит Джун, скучает по ней. И даже детские крики и беготня все же лучше, чем это безнадежное «кап-кап-кап».  Нет, надо что-то делать, иначе можно сойти с ума. Он встал, чтобы позвонить в ЖЭК, и вдруг возле телефона увидел сложенный листок, которого раньше не заметил. Он жадно схватил его... Так и есть! Последняя весточка от Джун...
 «Мой милый маг!
Когда ты будешь читать эти строки, возможно, меня уже не будет в этом мире... Я не хочу омрачать или отягощать твою жизнь, а потому ухожу. Надолго, если не навсегда. Но если Тот, кто властен над жизнью и смертью, сжалится (не надо мной, так над детьми)
и отпустит меня СЮДА, я вернусь... Только в этом случае. А потому не ищи меня и не пытайся возвратить. О детях не беспокойся. Им пока лучше со мной, чем в интернате. А потом? Потом – как будет... Доверимся Тому, кто нас создал, и судьбе.
Желаю тебе успехов и счастья. Искренне – твоя Джун».
Аарон со стоном опустился на пол... Впервые он был в таком отчаянии... Бессильный маг – жалкое зрелище. Прежние знания не работают, а нового, самого нужного на данный момент посвящения, он пока не достиг. И как его достичь, если Василий Павлович сказал, что обычные методы тут не годятся? «Время, дайте мне время, чтобы понять» - молил кого-то маг, - «О, только бы Джун еще продержалась!»

***
Несколько месяцев минуло в тревоге и неизвестности. Все валилось из рук Аарона. В поисках ответов на свои вопросы он перерыл множество книг, но напрасно. Таинственное посвящение не давалось ему. Иногда он думал, что сама Джун и была его самым главным артефактом, дающим ВСЕ, который он по своей глупости потерял. Бессонница стала его постоянной гостьей, но когда, наконец, в одну из ночей ему удалось заснуть, он увидел удивительный сон.

Он шел с какой-то процессией по длинному, узкому, темному коридору, вероятно, внутри пирамиды. В одной руке его был жезл, в другой – тот самый заветный амулет, на плечах – мантия. Вдруг они вошли в небольшой зал, едва освещенный факелами. На том конце зала были Врата, периодически открывавшиеся. Там, за ними был белый слепящий свет. У входа  находилось два Существа,  в одном из которых – по человеческому телу и собачьей голове – Аарон узнал бога Анубиса. Второе – женщина – было, вероятно, богиней справедливости Маат. Люди из процессии по одному подходили и подавали Существам что-то светящееся и пульсирующее, что держали у груди. Анубис показывал это Маат, и, если она кивала, Врата открывались, и человек исчезал за ними. Когда подошла очередь Аарона, он почему-то смутился под пристальным взглядом Анубиса и хотел завернуться в мантию, но вдруг увидел, что наг... Он протянул свой жезл, но божество покачало головой и показало жестом на грудь. Аарон протянул браслет, но он пеплом рассыпался у него в руке, а ему опять указали на грудь, чего-то требуя. Растерянный маг продолжал стоять неподвижно и тогда Анубис сам дотронулся до груди, разрывая ее, и достал сердце – темное и холодное. Он поднял его, показывая всем, а потом вернул Аарону и снова жестом указал на других людей. Присмотревшись, маг понял: то, что светилось у них в руках, были сердца... В то же мгновение все исчезло в абсолютной мгле. Аарон растерянно стоял в темноте, но вдруг его коснулась чья-то рука. Оглянувшись, он увидел Джун. Она улыбалась и рукой манила за собой. Они снова долго шли по какому-то коридору, пока впереди не забрезжил свет. Тут Джун исчезла, а он выбрался из подземелья в какое-то странное место.
Когда-то здесь, очевидно, произошла катастрофа: земля была обожжена и мертва. Не было ни животных, ни птиц, ни даже насекомых. Только скелеты деревьев торчали предостерегающе. Уже светало, но радостного ожидания рождавшегося дня не было. Здесь витала смерть.
Неожиданно мертвую тишину разорвало пение, и из вязкого тумана появились... Аарон даже не мог сказать, кто это, но не люди: слишком высоки и словно сотканные из света. Но свет этот не был обжигающим и ослепляющим, хотя лиц нельзя было рассмотреть. Они двигались медленно, по спирали обходя мертвую зону и наполняя ее звучанием удивительных голосов,  напоминавшим церковное пение, но более гармоничным. Аарон, заинтригованный необычным зрелищем, последовал за ними. Наконец удивительная процессия из двенадцати Существ остановилась в центре зоны, образовав круг, и запели другой гимн. Хотя слушавший их человек не понимал ни слова, он почему-то каждым фибром души чувствовал, что это – гимн Любви. Любви к  природе, к Жизни, ко всему Сущему. И вся природа, доселе мертвая, словно прислушивалась к этому зову Жизни, затаилась в ожидании. Но вот Существа воздели руки, и в этот момент взошло солнце. От ласкового прикосновения его лучей земля как будто очнулась, задышала, ожила. Когда закончилось пение, невесть откуда в их руках  появились маленькие ларчики, наполненные, как оказалось, зернами. Теперь эти зерна, впитав солнечный свет, сами слегка светились. Это был настоящий сев Жизни! Зачарованный Аарон втайне мечтал присоединиться к нему. Будто услышав его немую просьбу, один из Небесных гостей оглянулся. Лик его был прекрасен, но опечалился при взгляде на человека. Тот все же решился попросить зернышко. Но едва оно оказалось у него на ладони,  тотчас погасло. Из него ничего не могло теперь вырасти. Аарон попытался прочитать заклинания, но все оставалось по-прежнему,  и Существо строго, но с состраданием покачало головой: мол, не то. Ему снова указали на грудь, а потом на что-то, что было у него за спиной. Аарон обернулся: невдалеке высился крест над могильным холмом, которого он в тумане не заметил.  Подойдя поближе, он увидел, что на кресте была прикреплена икона. С невыразимой нежностью и болью на него смотрела Матерь, держа на руках Сына. «Бог есть любовь» - вдруг вспомнилось ему и «посвященный» виновато потупил взгляд, как нашкодивший школьник. Как посмотрит он теперь на лики Ангелов? Ангелов? Ну да… Человек медленно повернулся и трудом поднял взор. Но на него смотрели без осуждения и, как ему показалось, улыбались.
Вокруг по-прежнему царила тишина, но она уже не была мертвой. Где-то журчал ручеек (или это опять кран протекал?), жаворонок встречал рассвет радостной песней, шелестела листва на дальних деревьях. И тут, как гром среди ясного неба, прозвучал звонок...

***
Кто-то настойчиво звонил в двери – раз, другой, третий. Аарон, недовольный, поплелся открывать. «Эх, такой сон спугнули! Что бы он мог означать? Может, Джун умерла? Но если так, то, что она звала меня за собой, означает...» Маг не успел додумать свою мысль. На пороге стоял... Борис. Один. У Аарона сжалось сердце...
- Джун... что с ней?
- Включи телевизор и узнаешь.
 Хозяин жестом пригласил гостя пройти в комнату, а сам дрожащими руками нажал кнопку пульта. Экран ожил не сразу, но звук включился и Аарон услышал окончание фразы (видимо, передача уже началась):
- ...одним из лауреатов конкурса. Для Джун это – двойная победа, поскольку недавно она перенесла тяжелую болезнь. Но эта мужественная женщина, мать троих детей, как видим, не сдалась, выстояла и продолжала творить. Джун, мы восхищаемся Вами! Раскройте нам секрет, где источник Вашей силы?
Камера повернулась, и Аарон не поверил своим глазам. На экране смущенно улыбалась Джун лучшего времени их жизни – времени их знакомства и встреч. Правда, она выглядела немного старше и бледнее, чем тогда, но... ничем не напоминала то изможденное привидение, которое сидело в этой комнате несколько месяцев назад. Какой маг снова сделал густыми и блестящими ее волосы, ясным и радостным ее взгляд, вернул очаровательную улыбку, которой он так давно не видел?
- Вы преувеличиваете мои личные заслуги. Тех успехов, которыми все так восхищаются, не было бы, если бы не чудесные, добрые люди,  окружившие меня теплом и заботой в трудное время. И в первую очередь я хочу низко поклониться моей первой и главной наставнице в вышивке – простой сельской труженице Марье Петровне, у которой я жила все это время. Именно она со своим внуком Борисом вернули мне не только жизнь и здоровье. Они подарили мне нечто несравнимо важное: веру в Бога и в людскую доброту. Я думаю, что бабушка Маруся, как я ее зову, - человек с золотыми руками и золотым сердцем,  мастерица, - гораздо больше достойна быть героем телепередачи, чем я, - ее ученица.
- Возможно, кто-то из моих коллег заинтересуется этим предложением, а пока все же вернемся к Вам, к Вашей работе. Какую технику вышивки....
Но дальнейшее  для Аарона интереса не представляло.  Он смотрел, не отрываясь на лицо жены, и множество разнообразных чувств наполняли его сердце, сменяя друг друга. Радость, что она жива и даже здорова. Наслаждение от созерцания ее красоты и мучительное осознание, что она теперь ему недоступна. Стыд, что не он, а чужие люди поддержали и спасли его жену. Наконец, уязвленное до крайней степени самолюбие мага, оказавшегося не на высоте. Не он совершил чудо, не его назвали мастером и учителем . Маг украдкой взглянул на Бориса. Тот с благоговейной улыбкой любовался Джун. «А может, он и вправду – маг, просто притворяется, прячется за простоватой маской?...»
- Послушай, Борис. Я признаю, что недооценивал тебя, твои способности. Хотя, конечно, и ты оказался мастером маскировки. Но мы сейчас одни, никто нас не слышит, никто не узнает о нашем разговоре. Признайся, как ты получил это посвящение? Не отпирайся, ведь каким-то образом ты совершил это чудо? – он кивнул на экран.
Борис несколько минут удивленно молчал, не понимая, о чем его спрашивают. А потом вдруг весело рассмеялся, что окончательно рассердило мага.
- Что, издеваешься? Празднуешь победу? Смеешься надо мной, над моим бессилием пройти эту ступень? Ну, радуйся, что Джун теперь – твоя...
- Да нет, у меня и в мыслях не было издеваться. И если бы ты лучше знал меня, то посмеялся бы вместе со мной, потому что понял бы, что мне ваша магия не нужна...
- Как это – не нужна? – недоверчиво удивился Аарон.
- Когда у меня умерли родители, я решил объявить войну смерти. Вера в медицину была подорвана, и я очень захотел стать магом-целителем.  Признаться честно, сначала меня заинтересовали ваши штуки с вызыванием дождя и прочее. Но когда я увидел, что многие из вас не в состоянии решить обычные бытовые проблемы, вроде подвешивания карнизов или починки кранов, и пользуетесь при этом услугами таких, как я, то страшно разочаровался. В чем же тогда сила магии, если она не помогает там, где я легко справляюсь сам? Ну ладно, думал я, есть вещи выше кранов: ну там, угадывание желаний, чтение мыслей на расстоянии и другие фокусы. Но день изо дня я видел, как Джун безуспешно пытается достучаться до тебя со своими нехитрыми женскими потребностями, которые я прекрасно понимал без всяких сверхспособностей.
- Понимал и молчал? – возмущенно прервал Аарон.
- Я говорил, - тактично напомнил Борис, и маг осекся, вспомнив один разговор, так возмутивший его когда-то. – Но ты был слишком поглощен своими магическими делами. Но и тогда у меня еще сохранялась капля веры. Она исчезла, когда я понял, что Джун умирает, а ты не можешь ее спасти. И еще я тогда понял, что без всякой магии смогу хотя бы облегчить ей жизнь…. Для этого у меня было не так много средств: руки, ноги, голова на плечах, домик в селе и бабушка-травознайка. Было, правда, еще кое-что, что от меня не зависело...
- Например?
- Например, сила и мужество Джун, ее желание бороться и жить. Но она меня не подвела: только первую неделю лежала пластом, а бабушка ее отпаивала да обкуривала травками. Я ее выносил воздухом свежим подышать... когда в садик наш, когда – на луг, а когда и в лесок...
- Постой-постой! «Пластом лежала»... А кто же за детьми смотрел, стирал, еду готовил и все остальное? В селе же работы невпроворот!
- Баба Маруся козу доила да стряпать помогала. Старшенький ваш – Марат – пособлял немного, а с остальным я и сам справлялся.
- Да когда ж ты успевал?
- А что тут успевать – день-то длинный! Если на глупости его не тратить, все сделать можно... А если, как бабуля говорит, труд в радость...
- Радость? Стирать грязное белье – в радость?
- Если любишь, все в радость... За счастье быть полезным Джун, за ее улыбку я согласен был пахать в два раза больше. А если не для кого работать, если никому не нужен, - зачем вообще тогда жить? Так что спасибо тебе – эти несколько месяцев с Джун я был счастлив, как никогда не был и никогда не буду уже...
- Не будешь? Что это значит? Разве Джун...
- Ей нужен ты. И детям тоже. Твоя любовь, твоя забота. Не скрою, у меня были определенные надежды, но... Я вовремя понял, что уже отдал ей, все, что мог, и большего дать не смогу. К тому же я обещал...
- Что?
- С тех пор, как я узнал о тяжести болезни Джун, я  просил Бога и Его Пречистую Мать спасти ее. Перед Ее ликом я пообещал, что, если Она поможет Джун, то  посвящу Ей всю оставшуюся жизнь. Мои молитвы были услышаны и я теперь все равно, что монах. Послушник в монастыре недалеко от нашей деревни. Впрочем, и так, кроме Джун, для меня других женщин уже не существует... Так что я приехал за тобой...
- Это... Джун тебя просила?
Борис улыбнулся и покачал головой.
- Она даже не знает о том, что я здесь.
- Откуда же ты знаешь, что она выбрала не тебя?
- А разве сердцу нужна магия? Оно видит все, чувствует, а как – не знаю. Поедем, или ты не хочешь?
Растерянный Аарон долго молчал. Последние события потрясли его настолько, что зашатались все устои и ценности его жизни.  Лишь одно было абсолютно ясно: необходимо отказаться от прежних мерок и поступков и начать новый этап... Как, он пока не знал.
- Я… я не могу приехать за ней... к ней с пустыми руками и пустым сердцем... Ты понимаешь меня?
Борис молча кивнул.
- Тогда приезжай, когда сможешь, когда будешь готов.

Оставшись один, Аарон сел в кресло и прикрыл глаза. Теперь ему не нужно было смотреть на фотографию Джун: казалось, каждая клеточка его существа хранила ее образ.   «Что же мне сделать, чтобы ты была счастлива?» Он вдруг вспомнил свой сон и положил руку на сердце. Оно учащенно билось, ныло, сжималось, в общем, давало о себе знать, но больше не было мертвым и холодным. «Ангел Божий, если ты все видишь, скажи, что нужно Джун?» Сначала мужчина ничего не почувствовал, но через какое-то время в его воображении возникла, как бы ниоткуда, яркая картинка: в больничном дворике на скамейке сидит худенькая женская фигурка, не выпуская из рук серебряный браслет-змейку... В голове у мага как будто щелкнул переключатель, и мысли потекли – легко и ясно - в совершенно неожиданном для него направлении.

***
Зима в том году началась  как-то сразу: ударили морозы, и второй день свирепствовала метель.  «Хорошо, что начались каникулы и нам с Маратом не нужно добираться в школу: мне – учить, ему - учиться».  Хотя умница-Борис, конечно, уже встал чуть свет, чтобы расчистить дорожки. И как кстати!
- Бабушка, а к нам, похоже, гости пожаловали!
- Ох ты, ох ты, спаси Господи, с утра пораньше, я еще и самовара не успела поставить – засуетилась старушка.
- Да вы не беспокойтесь, я сама похлопочу…
- Ну уж, нет. Небось к тебе с телевизора опять приехали. На твою красу ненаглядную поглядеть. Так что, голубушка, я уж сама как-нибудь, а ты принарядись покрасивше.
Джун вздохнула.
- Устала я от внимания этого незаслуженного, говорила же соседке: не надо мне...
Тем временем в комнату вошел Борис. 
- Ну, хозяюшка, принимай гостей. Да что же ты застыла, как столп соляной, аль не рада встрече?
- Оленька, солнышко! Как ты сюда попала?  Да ты похорошела, неужто дела на поправку пошли?
Женщина и девочка с удивлением и радостью рассматривали друг друга.
- А я, теть Джун, вас по телевизору видела. И все время о вас думаю. Я все-все делаю, что вы мне говорили. Только вы не сердитесь: я амулет ваш мальчику отдала, когда выписывалась. Мне ведь лучше уже… А ему он нужнее… Вы не сердитесь?
- Ты все правильно сделала. Но как ты меня нашла?
- А меня дядя Аарон нашел… и сюда привез…
- Мой муж?…
Джун взглянула на двери и застыла, не в силах пошелохнуться. На пороге стоял человек, похожий на того, которого она ждала, верила, ненавидела, презирала и любила. Но у того был гордый и самодовольный вид, горящий возбужденный или отстраненно-блуждающий взгляд. Тот был безукоризненно одет и выбрит. А этого незнакомого растерянного небритого человека в распахнутом пальто,  со слезящимися почему-то глазами и виноватой улыбкой она не знала, как принять…
- Здравствуй, Джун. Прости меня. Я приехал за вами. Поедем домой?
Женщина вздрогнула. Куда исчезли повелевающая интонация и металлический голос? И впервые за много лет она почувствовала, что рядом с ней сейчас не маг, не посвященный, а просто любящий мужчина. И этому мужчине  захотелось доверить судьбу свою и детей.
Но как же те люди, которым она обязана своим спасением?  Джун растерянно и виновато обернулась, но улыбка тут же вернулась на ее лицо: сирота Оленька уже разговаривала с бабушкой Марией, прося  ее оставить у себя и научить мастерству, та заботливо угощала ее пирожками. Борис, крестясь, с поклонами негромко читал благодарственный акафист перед иконами.  Джун привыкла к  молитвам во время болезни и, сначала бессознательно, а потом вдумываясь в их смысл,  потом сама повторяла их. В отличие от заклинаний, они не высасывали сил, а умиротворяли душу, укрепляли тело и вселяли надежду. С иконы  на стене с любовью и состраданием смотрела  Богородица, а ее прекрасный маленький Сын широко раскрывал ручонки для объятия, призывая к себе.
Взгляд остановился на лике Спасителя. «Спасибо Тебе за все»… И словно в ответ, прочитала в раскрытой книге в руках Иисуса: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга». В этот момент она знала, что за ней стоит незаметно подошедший Аарон и тоже читает это. И оба они молчали, боясь по неосторожности навредить тому хрупкому ростку новой жизни, что только начинал прорастать в их душах.