Спутник
4 октября 1957 года я услышал по радио сообщение ТАСС о запуске первого в мире искусственного спутника Земли. То, о чём писали фантасты, начало сбываться, и наша страна оказалась первой.
Но отношение к запуску спутника у взрослых было разное. Баба Катя недовольно пробурчала: «Продырявили небо, теперь жди непогоды». Мои родители к запуску спутника отнеслись как к вполне ожидаемому событию, которое рано или поздно должно было произойти.
Моим одноклассникам, конечно, хотелось бы увидеть спутник на фоне звёздного неба, но это никому не удалось, а аппаратуры для приёма сигналов спутника ни у кого не было. Но, тем не менее, спутник летал, и можно было смело говорить о начале освоения космоса.
Жюль Верн в романе «С Земли на Луну» отправил своих героев в космическое путешествие с помощью пушки, для которой был изготовлен специальный порох. Такой способ транспортировки космонавтов не выдерживает критики. Но в своём романе Верн чётко обозначил две основные задачи, которые нужно было решить для успешного запуска спутника, а именно, разработать двигатель и топливо для него.
Для вывода спутника на орбиту потребовалась ракета-носитель, при разработке которой и были успешно решены эти задачи. Помимо всего прочего для ракет-носителей немаловажную роль играет и система автоматического управления.
Непосредственно с ракетами мне пришлось столкнуться в армии. После окончания института я проходил двухгодичную срочную службу на полигоне Капустин Яр, в качестве инженера стационарной радиолокационной станции «Кама». Эта станция предназначалась для работы в активном режиме по сигналам ретранслятора-ответчика и в пассивном режиме по отражённому сигналу.
Практически по всем запускаемым ракетам мне пришлось работать в качестве оператора системы измерения дальности. Поэтому, несмотря на то, что стартовая площадка была недалеко, запуски ракет я наблюдал только на экране электронной лучевой трубки.
Первую работу я завалил из-за небольшого пустячка. В системе дальности станции был предусмотрен режим стробирования отражённого сигнала. И вот когда амплитуда полезного сигнала стала приближаться к уровню помех, я щёлкнул переключателем «Строб». Амплитуда сигнала вначале выросла, а затем сигнал, резко метнувшись по экрану, исчез, и цель я потерял.
Позже я узнал, что режим «Стробирование» на станции «Кама» попросту не работает. Разработчикам так и не удалось довести его до ума. После этой неудачи я, имея хороших операторов-угловиков, не завалил ни одной работы.
Были случаи, когда моя станция оказывалась единственной на полигоне, успешно проведшей работу. По «залпам» я работал по первой ракете, и мне, в случае аварии этой ракеты, частенько удавалось сработать и по второй.
В итоге, по результатам работ моя станция заняла первое место на полигоне, но выделенная премия через плотное решето просочилась до моего начальника капитана Тишевского в размере пятнадцати рублей, а на меня даже благодарности не капнуло. Впрочем, в части, в которой я служил, были очень сильны карьеристские настроения.
Как-то раз при разговоре с солдатами я выразил уверенность в том, что блоки управления ракет реализованы на современной элементной базе. Но через некоторое время один из солдат принёс небольшое шасси с закреплёнными на нём реле РЭС-9 и со словами: «Эта плата взята из блока управления упавшей ракеты», — отдал его мне.
По монтажу я синтезировал схему электрическую принципиальную. Она выполняла какую-то логическую функцию, причём для повышения надёжности реле дублировались трижды. Значит, блоки управления первых ракет и спутников были выполнены на релейной логике. Разумеется, такие блоки не боятся ни космического излучения, ни радиации, ни электромагнитных помех, но их габариты и вес оставляют желать лучшего.
Развитие ракетной техники сопровождалось борьбой мнений, школ и направлений, в которой большую роль играл человеческий фактор. Однажды солдат из моего расчёта принёс на станцию плату с электронными элементами. Увидев её, я тут же задал вопрос: «Откуда?». — «А Вы, товарищ лейтенант, выйдете в степь за нашей площадкой и посмотрите. Обходить площадку не надо, в заборе есть калитка», — ответил солдат.
Вышел я в степь и огляделся. Вокруг были разбросаны кучки радиоэлектронной аппаратуры. Я прошёл метров двести, но «поле чудес» не кончалось.
Аппаратура была изготовлена очень качественно. За несколько лет нахождения под открытым небом даже краска на блоках и трансформаторах нигде не облезла. Всё выглядело вполне прилично. «Сколько же здесь денег угроблено? И почему?», — подумал я, — «О поле, поле! Кто тебя усеял электронным хламом?».
На одном из перекуров (вообще-то я не курю, но перекуриваю) я услышал историю о двух «светилах» в области радиоизмерений. Вначале верх взяло одно «светило» и по его заказу был построен телеметрический комплекс, напичканный соответствующей аппаратурой. А потом верх взяло другое «светило», которое в первую очередь постаралось уничтожить плоды деяний своего предшественника.
Аппаратура бульдозерами была разметана по степи, а здание комплекса разрушено. Я вообще-то сомневался в достоверности этой истории, но в данном случае у меня невольно мелькнула мысль: «Не того ли комплекса эта аппаратура?».
Радиолюбительством я не занимался, и мне ничего не было нужно. Но побродив по степи, я подобрал малогабаритный каркас, с закреплённым на нём трансформатором, и принёс его на станцию. Как ни удивительно, но этот каркас мне пригодился.
После демобилизации в 1972 году я устроился в качестве инженера на работу в Казанский физико-технический институт. Моим непосредственным руководителем в институте был Уно Херманович Копвиллем. На меня он произвёл впечатление человека с большим интеллектуальным потенциалом.
Так вот Копвиллем порекомендовал мне разработать и поставить кодовый замок на двери лаборатории, в которой я работал. Кодовые замки были тогда большим дефицитом, и я подозреваю, что таким образом Уно Херманович хотел проверить меня на профпригодность.
Я быстро разработал схему кодового замка и в поисках комплектации обошёл сотрудников отдела. Но мои хождения оказались напрасными, нужно было рассчитывать только на себя.
Я притащил в институт каркас с трансформатором и установил на нём реле РЭС-9. Для задания кода пришлось поставить крупногабаритные галетные переключатели.
Преподаватель Казанского авиационного института Кучерявенко Николай Серафимович дал мне электромагнит с втягивающимся цилиндрическим стержнем и кнопки для пульта управления. Самозащёлкивающийся замок мне пришлось купить на свои деньги. Блок управления кодового замка получился громоздким, но всё работало так, как и было задумано. Уно Херманович был очень доволен.
Большие последствия мелкого происшествия
В шестом классе по географии контрольные опросы проводились с помощью контурных карт, достать которые было очень сложно. У Ваньки Кубрина был лишний экземпляр контурных карт, и он предложил его мне. За него я отдал ему пятьдесят копеек. Позже, перелистывая контурные карты, я обнаружил, что они на самом деле стоили тридцать пять копеек. Но для меня это не имело никакого значения.
Неприятный инцидент произошёл в тот день, когда я был дежурным по классу. На большой перемене ребята расшалились. Кто-то из них схватил с вешалки шерстяной платок Чахкиевой, и мальчишки начали носиться по классу, отбирая этот платок друг у друга.
Скромная, неприметная Чахкиева сидела на задней парте и грустно наблюдала за происходящим. Она была одной из немногих ингушек, которая доучилась до седьмого класса. В основном ингушские девочки после четвёртого класса оставались дома и выходили на улицу только под присмотром взрослых.
Кто-то из ребят предложил повесить платок на лампочку. Но потолки в классе были высокие. Поэтому Злобин встал на парту, а Кубрин, взобравшись ему на плечи, завязал концы платка на проводе. Я попытался воспрепятствовать этому процессу, но на меня никто не обращал внимания.
Прозвенел звонок. Может быть, здесь сказалась неопытность молоденькой учительницы, но она вопреки моим ожиданиям, войдя в класс, не потребовала снять платок. Был декабрь месяц, мы учились во вторую смену, и к концу урока в классе стало темновато.
Учительница включила свет, и произошло то, что и должно было произойти. Минут через пять платок задымил. А это уже чрезвычайное происшествие. Платок был немедленно снят, и в классе появились директор и завуч. Был задан вопрос: «Кто повязал платок на лампочку?». Но все молчали.
Тогда последовала команда: «Дежурный по классу, встаньте!», и мне был задан тот же вопрос. Как дежурный по классу, я попал в сложную ситуацию. Я чётко понимал, что о произошедшем Чахкиева расскажет только своим родителям, причём расскажет обязательно. Прикинув, что истина всплывёт, если не завтра, то послезавтра, а за это время всем основательно потреплют нервы, я принял решение и назвал двух основных виновников: Кубрина и Злобина.
Таким образом, я заработал себе врага в лице Ваньки Кубрина. На следующий день он подошёл ко мне и заявил, что я недоплатил ему за контурные карты. «Карты стоят тридцать пять копеек, а я тебе отдал пятьдесят. То есть я тебе переплатил, а не недоплатил», — ответил я. Ответить на это Кубрину было нечем.
Я вообще старался ни у кого не занимать денег. Долг — это всегда зависимость, а зависеть я ни от кого не хотел.
Дня через три Ванька Кубрин подкараулил меня по дороге домой, но я, оттолкнув его в сугроб, ушёл. Через неделю Ванька попытался спровоцировать драку со мной в классе. Но нас растащили одноклассники.
Ванька был на год старше меня и немного крупнее, но я оказался сильнее. Поняв, что я ему не по зубам, Кубрин подговорил старшеклассника, и тот на переменах стал зажимать меня по углам. Но на мою защиту неожиданно встал Злобин.
Злобин был старше меня на три года и явно сильнее старшеклассника. Тогда Ванька изменил тактику. При каждом удобном случае он толкал меня в спину или пинал под зад. После этого он тотчас же убегал. Гоняться за Кубриным мне было неинтересно.
Но, когда я учился в седьмом классе, наш конфликт получил неожиданное продолжение. На уроке физкультуры, который проходил на школьном стадионе, у меня развязался шнурок на ботинке.
Я присел, чтобы его завязать и тут вдруг кто-то сзади сел мне шею. Подумав, что это Ванька Кубрин, я решил наконец-то с ним поквитаться. Схватив непрошенного наездника правой рукой за шиворот, я начал стаскивать его на землю, удивляясь тому, что Ванька стал намного гибче и сильнее.
Борьба была недолгой, я поднатужился, и противник сполз на землю. Увидев, что это не Ванька, а Сампиев, я тут же отпустил его. Если ты сел кому-то на шею, то не удивляйся тому, что тебя могут сбросить.
С этого момента Кубрин потерял ко мне всякий интерес, но эстафету перехватил Сампиев. При встречах со мной, он брал меня за грудки, стараясь показать, что он сильнее меня.
Сампиев был на два года старше меня. Это был жилистый, гибкий и крепкий юноша, и по моим оценкам он был явно сильнее меня. Но единожды обжегшись, в открытое противостояние со мной при свидетелях он старался не вступать.
Развязка наступила осенью. Я пришёл в дом культуры МТС, чтобы посмотреть кино. Неожиданно ко мне подошёл Сампиев с ингушатами от десяти до двенадцати лет. Ингушата окружили меня и что-то начали дружно тараторить по-ингушски.
Ингушского я не знал, но смысл угроз понял. В лучшем случае я буду просто избит, в худшем избит до смерти. Кроме того я чётко понял, что сбежать мне не дадут, пути отступления уже отрезаны.
«Да, влип я серьёзно. Здесь при свидетелях меня никто не тронет. Но после кино будут сумерки, и меня встретят на пустыре. Надо хотя бы кого-нибудь предупредить», — тоскливо размышлял я, выискивая из толпы кого-нибудь из знакомых. Но как назло таковых не было.
Недалеко от меня стоял ингуш лет двадцати, выделявшийся своим внешним видом среди остальных. Он стоял в стороне, и, казалось, ничем не интересовался.
Вдруг он подошёл ко мне и спросил: «Ты ингуш?». — «Нет», — ответил я. «Ты похож на моего брата», — задумчиво сказал молодой человек. Потом он подошёл к Сампиеву и, указав пальцем на меня, сказал: «Если по твоей вине с его головы упадёт хоть один волосок, будешь иметь дело со мной». Сампиев и ингушата, как по команде, дружно исчезли. С тех пор ближе чем на пятьдесят метров от себя я Сампиева не видел.
То, что я мог сойти за ингуша, меня не удивило. Ещё в пятом классе один из моих одноклассников передал мне слова учительницы, распределившейся к нам из Московского государственного университета: «Если Вы хотите знать какие по внешнему виду арабы, то посмотрите на Сизенова».
Кроме того от матери я слышал рассказ о дяде Ване. Дядя Ваня остановился со своим взводом в черкесском селе недалеко от Нальчика. Вдруг видит по улице бежит черкеска. Подбежала к нему, обнимает, целует, что-то по-своему говорит. Потом внимательно посмотрела на него, что-то сказала, заплакала и ушла.
Некоторые солдаты понимали по-черкесски. Дядя Ваня поинтересовался у одного них: «В чём дело?». «Да ей сказали, что её сын приехал. Вот она и прибежала. Интересовалась, почему ты домой не идёшь? Потом сказала: «Мой сын не кудрявый», — и ушла. «Наверно, Вы действительно так похожи на её сына, что даже родная мать перепутала», — объяснил тот.
Впрочем, для казаков это неудивительно, достаточно упомянуть, что бабушка Григория Мелехова из «Тихого Дона» была турчанка.