Новость застала сотрудников детского приюта врасплох. Пока сиротки сладко спали после не слишком сытного, но по-домашнему вкусного обеда, всех собрали на экстренное совещание. Прежде собрания происходили так редко, что можно сказать, их практически не было. А тут такая суматоха началась, секретарша разволновалась, командует так нервно: всем все бросить и бежать в зал.
Холодная комната в конце коридора первого этажа гордо именовалась актовым залом. Видавшие виды бархатные кресла, обивка которых уже утратила всякое представление о первоначальном цвете, стали заполняться народом. Пришли – повар, судомойка, прачка, кастелянша, ночная няня, дневная няня, двое воспитателей, сторож, дворник и сам директор. Короче, весь штат заведения. Все чувствовали себя настороженно, точно ожидали каких-то неприятностей. Гадали, зачем так срочно собирать народ? Начальство что ли нагрянет? Или карантин по гриппу? Закрыть не закроют, на сокращение штатов вряд ли кто решится, а никаких особых нарушений ни за кем не числилось.
Наконец директор вышел вперед, откашлялся и каким-то удавленным голосом произнес:
– Дело тут такое… Постановление вышло… или директива… точно не сказали… Короче, велено всем срочно принести справки, – тут он закашлялся, – справки надо принести… всем принести… о том, что вы никогда не были в тюрьме, в ссылке, не состояли под судом и следствием, не освобождались досрочно по амнистии… Всё!
Директор лихорадочно вытер потный лоб. В актовом зале повисла зловещая тишина. Было слышно, как тикают часы. Все замерли. Первой вышла из состояния столбняка прачка.
– Когда принести?– деловито спросила она.
– Завтра, – уныло выдохнул директор.
– А где их взять, эти справки? – расхрабрился вдруг сторож.
– Где взять, не сказано. Взять и все! Взять и представить! – как-то уж слишком резко выкрикнул директор и осекся.
– Да ты не горячись, Сашуня, – ласково проговорила ночная няня, – не кипятись. Народ же не в претензии. Народ понять хочет, где эти квитанции выписывают.
– Да кабы я сам знал…– простонал директор, – мне распоряжение спустили, выполняй, мол, как знаешь. Да еще сказали, кто такую справку не принесет, того к детям подпускать не положено!
– Ну и дела, – прошелестела дневная няня, поправляя съехавшую набок косынку, – тут самое главное надо понять, где такие справки выдают.
– И чего тут понимать! – бодро сказал повар, – тут и думать нечего… Где можно достать справку, что ты, к примеру, в тюрьме не был? В тюрьме, конечно! Пойти и взять, очень просто!
– У нас в городе нет тюрьмы, – деликатно напомнила кастелянша.
– Ну да, нет, – согласился повар.
В сгустившейся тишине поплыл шепоток, потом пошли одиночные всхлипы и бормотанье.
– В суд надо идти! – решительно предложила старшая воспитательница. – Идти и требовать справку, что вы – то есть мы! – под судом не были… Не были, не состояли, не участвовали… Ну, как раньше говорили…
– А вы представляете, сколько народу хлынет в суд? Не нам же одним, наверно, такое распоряжение вышло! – нервно вскричал директор. – Им же судить некогда будет! Они на нас в суд подадут за превышение прав неподсудных граждан.
– Что-то ты совсем заговариваться стал, Сашу-у-ня, – протянула нараспев ночная няня. – Может, нам еще в места ссылки махнуть, чтобы справку взять, что мы там не были? Куда-нибудь за хребты Саянские податься? Ты не мельтеши, милый, горячку-то не пори. Глядишь, все и утрясется… к пятнице. А там и совсем забудут.
– Да не забудут! Под особый контроль поставили! Понимаешь, тетя Оля, под особый! Если справок не будет, я обязан всех уволить – за несоответствие!
– Ох ты, батюшки-светы! Cтрасти-то какие! – заголосила дневная няня. – Как же мне теперь подтвердить, что я по амнистии не освобождалась? Не виноватая я! Не убивала, не грабила, на чужое добро отродясь не зарилась!
За окнами мягко темнело. Сонные сиротки с любопытством заглядывали в приоткрытую дверь. Они не шумели, не галдели, как обычно, будто понимали важность момента.
– Иди, Соня, займи детей, – приказал директор младшей воспитательнице, – и чтоб мы вас не слышали.
Когда дверь актового зала закрылась, опять повисла гнетущая тишина. И всем сразу стало казаться, что это страшный сон. И захотелось проснуться и оказаться в том светлом дне, когда не было никаких инструкций, когда жизнь текла привычно, свободно и легко… Лицо директора мрачнело и становилось жестче. Он чувствовал, что надо сказать что-нибудь веское и решительное, но не мог ничего придумать. «Господи, спаси! – подумал про себя директор, – ну хоть как-нибудь спаси всех нас! Ты же знаешь, что мы не виноватые…»
Где-то в отдалении мелодично попел телефонный звонок. Директор вздрогнул: еще одна директива!
– Александр Петрович! Вас к телефону! – услышал он срывающийся голос секретарши.
«И зачем я оставил её на телефоне!» – с досадой прошипел директор себе под нос.
Он вышел. Зал замер, сжался и онемел. Он вернулся очень скоро. Сотрудники молча переглядывались, не смея задать вопрос. Директор выглядел совсем измученным, но на лице его проступила едва заметная улыбка – она затаилась в уголках бледных губ.
– Не томи, Сашуня! Не томи народ! – взмолилась ночная няня.
– Все! – сказал директор, вскидывая красивую голову. – Все свободны!
– В каком смысле? Освобождены от служебных обязанностей? – уточнил дворник.
– От головной боли. До пятницы…– облегченно проговорил директор.
– А потом? – спросил кто-то.
– А потом – как богу будет угодно. Или еще кому…
– Спаси и помилуй, – мелко перекрестилась ночная няня. – Бог с нами.