(Фрагмент романа "Крепостная герцогиня")
Проведя первый квартАл 1698 года в Англии гостеприимной, продолжил царь расейский посольство своё Великое в Европе сухопутной. Летом застала его там весть об очередном восстании стрелецком, подавленном оперативно 18 июня. Ко времени тому уже ясно стало, что провалилась основная цель посольства Великого – не удалось создать коалицию супротив турок, аки стрельцы неугомонных. Посему воспользовался царь поводом сим и в Расею вернулся 25 августа. Там-то дикарь сей, утомлённый культурами европейскими показал суть свою азиатскую! Содрогнулась Расея от расправы монаршей над стрельцами хоть и нашкодившими порядком, но беззащитными. Не токмо порешил он почти всех, но и поизмывался вволю. Заодно освоил ещё одну профессию – стал катом (то бишь палачом) опытным, преуспевшим во промысле пыточном!
Незадолго до возвращения изверга монаршего в столицу наступил ничем не примечательный день 13 августа по старому стилю (то бишь по календарю юлианскому) 1698 года. Хотя, строго глаголя, лишь чрез два года введено будет летоисчисление современное, то бишь от рождества Христова. В сей день в захудалом граде Курске в семье крепостного Прохора Ломоногова родилась не менее захудалая дщерь, коюю нарекли простым русским (то бишь греческим!) именем Маланья. Девица сия в детстве и отрочестве почиталась окружающими … уродиной и дурой. Правда, в юности - уже токмо уродиной!
Естественно, виконт (а чрез шесть лет и вовсе граф!) Уолтер Гриффит не был осведомлён о сем не шибко радостном (даже для матери малышки!) событии. Но даже коли и сообщил бы кто-либо ему, то сообщение сие не вызвало бы у отрока любознательного интереса живого. Какое дело аристократу аглицкому интеллекта выдающегося и аки ветер вольный свободному до какой-то там девицы страшенной и морально (во смысле эрудиции) нищей (а уж материально – тем паче!), да к тому же (извините за выражение) крепостной!
Но неисповедимы пути Господни! Жизненные пути сих персонажей разнополых столь отличных … друг от друга чрез каких-то ровно 13 (опять чёртова дюжина!) лет пересекутся по закону удара неупругого (то бишь до встречи – порознь, а опосля – вместе!)
Хоть и не сразу, но дошла до Англии далёкой весть об ужасах расейских. И молвила баронесса Авдотья Голд, наставница гуманная изверга сего:
- Сеяла разумное, доброе вечно я, однако не все всходы посева сего радуют меня. В случае же с Петрушей бессильна педагогика, ибо вопрос сей сугубо медицинский. Майские иды 1682 года были ужаснее мартовских ид 44 года до рождества Христова, ибо тогда токмо Цезаря «замочили» (хотя впоследствии и в результате – не токмо!), а тут море народа невинного, включая родителя моего несчастного! В тот страшный час на Красном крыльце кремлёвском стояли царь, царевич, царица, Гуревич (лекарь иудейский невезучий, с коим разделались за распятие Спасителя, хоть эскулап сей к данной разборке иудейской непричастен!) и прочие. Вот тогда-то психика ученика моего (и без того не образцово-показательного!) сдвинулась, причём не в лучшую сторону! Стояние на Красном крыльце оказалось для царя расейского ужаснее, нежели стояние в Каноссе для императора германского!
(Ведали слушатели, об чём речь. Император германский Генрих Четвёртый поссорился с папой Римским Григорием Седьмым. Естественно, из-за денег, ибо служители святой церкви (и других религий!), призывая других к умеренности, на себя оную не распространяют. Отлучил папа императора от церкви, и возникли у того проблемы. Доверие народное на нуле оказалось, оппозиция воспрянула, трон зашатался. Просёк Генрих, что шутки кончились и, перейдя с семьёй своей (но без армии!) Альпы (аки до него с армиями Ганнибал карфагенский и опосля него Суворов расейский), прибыл в замок, где укрылся папа во граде североитальянском по имени Каносса. Три январских дня 1077 года простоял Генрих на коленях в рубище, вымаливая прощение, коее вымолил-таки, ибо не хотел Григорий с общественным мнением конфликтовать. Семь лет длилась радость папы, опосля чего Генрих Четвёртый, к тому времени разобравшийся с оппозицией, вновь перешёл Альпы, но на сей раз с армией, занял Рим и посадил на папский престол более сговорчивого папу. Так что, ни к чему хорошему для Григория Седьмого стояние его противника в Каноссе не привело! Того хуже пришлось стрельцам, повинным в стоянии тогда ещё юного царя Петра на Красном крыльце. Чрез 16 лет монарх сей подрос и созрел для окончательного решения стрелецкого вопроса!)
***