Февраль... Читать. Не плакать!

 За окном с завидным постоянством  пытается диктовать волю свою предатель февраль. То он верой и правдой служит зиме:   вместе с вьюгой поёт   восторженные гимны,   превращает в громкие сосульки  потоки слёз, льющиеся с крыш. То, улыбчиво-грустный, присягает на верность красавице весне, заверяя, что любит только её, а зиму жалеет, потому что  дни старушки сочтены…
 
На белоснежном лице земли  оспинками  чернеют точки,  и  синие  тени  на ввалившихся щеках сугробов смотрятся, как  остатки неумелого  макияжа, сделанного   престарелой дамой.Завтра на смену февралю придёт март.

От безысходности плачет  февраль  дождём, захлёбывается   ветром.  Вместе с ним плачет  Борис Пастернак, томик которого у меня в руках:

- Февраль… Достать чернил и плакать…

Сумеет ли за ночь прийти весна? Я прячу усталое лицо в равнодушно-жёлтом свете торшера. Извилины путаются, мысли спотыкаются о проблемы.  Душа на время покинула тело и наблюдает  за ним с высоты потолка.

Кажется, Пастернак писал только для меня. Настроение поэта как в зеркале  отражается  на моём лице.  Рядом -   равнодушные,  пустые, полные безнадёжности глаза близких. А вдруг мелькнёт в них то, что мне необходимо?  Напрасно жду. А жаль... Читая, я проживаю тысячи жизней,  они - всего одну.

 Молчу, а сердце пополам… Два величайших изобретения - книгопечатание и телевидение разделили мою семью.  Я читаю бережно, не торопливо.  Как  бесценный подарок миру, воспринимаю  каждое слово,  а муж и подросток внук бездумно смотрят телевизор.  Мгновенно   меняющиеся кадры тонут в грохоте рекламы. Кажется, что камнепад слов, сюжетов, композиций будет вечным.

Можно смириться: заткнуть уши, уйти в другую комнату, придавить мысли подушкой хотя бы на час.  Однако хочется читать вслух для всех, чтобы утроить восхищение гением поэта.  Правда, это испробованный,   безрезультатный вариант. О нём ещё один поэт, не менее великий, чем Пастернак,  давным-давно сказал: «Всё это было,  было,  было…» 
 
 Прижимаю язык зубами, чтобы не болтался, несчастный, без дела,  и читаю молча:

- Февраль… Достать чернил и плакать…

Я не плачу вместе с поэтом. Слёзы - удел слабых.    Уверена, миром должны управлять читающие люди, а не те, кто смотрит телевизор. К сожалению, в жизни  не так. Бедность мысли - бедность бытия.  Я не могла допустить, чтобы близкие  люди жили с завязанными глазами  и оказались под властью бесчувственных невежд.

- Максим, - обращаюсь  к внуку, - оторвись на минуту от телевизора.  Ты знаешь, что в средние века книги считались огромной ценностью и в библиотеках приковывались  к полкам цепями? До сих пор в мире сохранилось  восемь таких библиотек-музеев. Представил?

- А у нас, в России, такие библиотеки есть? - в глазах внука затеплился интерес.

- Почему-то нет… - я опустила глаза. - Но у нас появляются другие, где можно читать, лёжа, где можно листать электронные книги, напоминающие комиксы…

- А настоящие книги исчезнут? - Максим скользнул взглядом по разноцветным корешкам книг, спрятавшихся за стеклом огромного книжного шкафа.

 Каждая  - семейная ценность. Он знал, что в молодости дедушка привозил книги  из командировок в сельскую местность мешками. И это  большая радость! В городе купить книги, приобрести подписку было почти невозможно.

- Наверно, исчезнут, если их перестанут читать… - предположила я.

- Не может быть! - возмутился внук. -  Как же так, бабушка? Тогда  люди превратятся в дикарей!

- Возможно, - не стала лукавить я. - Со временем всё возможно…

- Давай, почитаем, - видимо, решившись на важный шаг, попросил он.

С молчаливого согласия деда Максим выключил телевизор. Оба  застыли в ожидании чуда.

- Февраль… Достать чернил и плакать… - читала я, молясь каждому  слову.

Заворожённые магией стиха  притихли мои мужчины, как Пастернак, спрятали «сухую грусть на дно очей».

- Нет-нет… Пусть будет по-другому, - неожиданно утвердил новое настроение  Максим. - Вот так: «Февраль… Читать. Не плакать!»


А ночью в город пришла весна.  Всё-таки не опоздала…