повесть
Она родилась в стране, где все были равны. О том, что некоторые – равнее, чем остальные, она догадалась гораздо позже.
До развала «самого большого в мире государства» оставалось ещё добрых пять лет, и никто не мог бы предсказать, что это случится. Мама и папа Идочки были людьми смирными, благополучными; оба тихо трудились на своём заводике. Идочка росла в холе и тепле, без братиков и сестричек. У неё была своя комнатка, свои вещи, свои игрушки, - и больше ничьи. Идочке нравилось, что они больше ничьи, и она никогда не просила: «Хочу братика» или «хочу сестричку». Она была смышлёная девочка и понимала: что для одной хорошо, для двоих – мало.
Родители иногда возвращались с работы с таинственным видом, и тогда Идочка знала: под одеждой у них спрятаны кусочки мяса или колбаса, тщательно упакованная в плотный полиэтилен и надёжно примотанная к телу. Значит, сегодня и завтра будут приходить люди к ним в квартиру, мама на кухне будет долго и таинственно торговаться, без конца приговаривая: «Дешевле не найдёте!», а потом, вечером, за ужином, родители будут довольно улыбаться друг другу, влюблено поглядывая на пачечку денег, ритуально лежащую на краю стола.
Потом папа спросит:
- Ну что, дочка, с барыша неплохо бы и покутить? Тебе чего больше хочется?
И Идочка заказывала: куклу, мячик, кубики, мороженое, - то, что по её детскому разумению и было «счастьем».
Папа довольно смеялся, говорил скороговоркой:
- Будет – будет – будет! Слышишь, мамуля, что дочка просит? Обеспечь!
Мама улыбалась, говорила: «Да ну вас, всё и так есть!», но назавтра непременно покупала девочке подарок.
Идочка не знала, как называются родительские приносы и не видела в них ничего плохого. Поэтому однажды с гордостью похвасталась воспитательнице в садике: подробно рассказала, что носят с заводика мама с папой, кому и когда продают, и сколько ей, Идочке, от этого радости.
На другой день мама (впервые в Идочкиной жизни) отлупила дочку папиным ремешком, а после, выпустив через час девочку из угла, грозно прошипела ей в ухо:
- Если ещё раз кому-то скажешь про наше мясо, я из тебя самой котлету сделаю! Отбивную!
Про отбивную Идочка сразу поняла: это будет очень больно, если молоточком. Но почему нельзя говорить про колбасу и мясо – поняла позднее, когда мама и папа три дня спустя из свежепринесённого долго отбирали три кусочка мяса и палочку колбасы. Мама соорудила свёрток, который утром, на глазах у Идочки, тихонько, но настойчиво сунула воспитательнице:
- Возьмите, это вам! Нет-нет, не отказывайтесь, мы от всей души!
При этом лицо у мамы напоминало клоунскую маску, когда клоун в цирке орёт на всю арену: «А вот и я!!!» Рот растянулся до ушей, глазки медово блестели, а в голосе – скрытое равнодушие – «чёрт бы вас побрал».
Мясо воспитательница взяла, не забывая при этом делать наивные глаза: «Ах, ну что вы! Сколько с меня?»
Но прекрасно понимала, что нисколько, поэтому ничего и не дала. «Зато впредь будет помалкивать», - зло сказала мама папе вечером. «Помалкивание» надо было время от времени поощрять, и Идочке теперь уже не предлагалось что-нибудь «с барыша». Теперь, если она сама пыталась что-нибудь попросить, то выслушивала:
- За длинный язычок надо платить, дочка. Это тебе урок, запомнишь на всю жизнь. Все твои подарки отменяются.
Идочка возненавидела воспитательницу, и каждый раз, когда та получала свежий, пахнущий чесноком свёрток, яростно думала: «Вот бы отравилась!» Но воспитательница оставалась жива - здорова, и, напротив, сделалась к Идочке ласковее обычного. И мало-помалу девочке понравилось, что ей – и игрушку получше, и одеяльце поярче, и пирожных – иногда два вместо одного.
Она кое-что начинала смекать, и простая истина «За всё в жизни надо платить» постепенно приобретала живой и яркий смысл.
Девочка росла, и наступил день, когда её, очень нарядную, в новенькой школьной форме, привели к огромному зданию. Здесь было множество народа, вся площадка перед входом в школу цвела бантами и букетами. Мама пристроила Идочку к каким-то детям, потом сказала, показывая глазами:
- Видишь вот эту тётю? Это твоя учительница, Тамара Ивановна.
Потом громко-громко заиграла музыка, и началось какое-то действо со стихами, речами и аплодисментами. Потом длинный старшеклассник резво пробежался по кругу с крохотной девчушкой на плече, которая старательно дала «первый звонок».
Таким запомнила Идочка этот день, и хотя все повторяли слово «праздник», особого подъёма она не ощутила. Было жарко, многолюдно; потом где-то потерялась мама… Идочка плакала, а Тамара Ивановна снисходительно утешала:
- Придёт мама, придёт, не реви.Надо подождать. Ты не маленькая теперь, не в садике. Стыдно!
Что такое «стыдно», Идочка уже знала, и послушно вытерла слёзы. Тамара Ивановна завела детей в класс, начала первый урок, и Идочке это понравилось. Ей было приятно, что она такая нарядная, что сидит, как взрослая, и что Тамара Ивановна похвалила её при всех: «Умница, внимательно слушала! Будешь хорошо учиться».
Спустя месяц-другой Идочка увидела, что и тут всё точно так же, как в садике, и совсем освоилась: кто-то был сильнее, кто-то умнее, а кто-то – хитрее. И каждый старался для себя.
То, что каждый – для себя, Идочка поняла не сама, а с помощью мамы, но полностью с ней согласилась.
- Не упускай своё, дочка, - учили родители. – Чуть дашь слабинку – затопчут, сядут на голову. Помни в первую очередь всегда о себе.
Идочка кивала и мотала на ус. А ведь и правда: вот Сашка Маньков – драчун, так его все боятся и всегда ему уступают, а Славик Левченко – размазня, так его даже девочки шпыняют. Кем быть ей, Идочка легко определила: самой главной. Мама одобрила и сказала, что у дочки – стремление к лидерству.
Слово «лидер» Идочке очень понравилось, и она часто шептала сама себе: «Ида Гурина – лидер!!!»
Идочка решила, что ей необходимо подружиться с Сашей Маньковым, и сразу увидела, что поступила правильно: мальчики перестали задевать её, боясь Сашкиных кулаков, а девочки, и без того робкие, готовы были для неё на всё, буквально по первому слову.
Сашка Идочке совсем не нравился, был неряшлив, вечно расхристан, но Идочка, с мудростью истинной женщины (пусть ещё маленькой), решила, что «нравится – не нравится» - категория расплывчатая, а вот «пригодится – не пригодится» - вполне конкретная.
Она попросила Тамару Ивановну посадить её вместе с Сашкой, и учительница даже обрадовалась: эта чистенькая организованная девочка, как ей показалось, хорошо влияла на Манькова, мальчика из неблагополучной семьи…
Тамара Ивановна относилась к девочке неплохо, но как-то по - чужому, и ревнивая Идочка, почувствовавшая уже вкус похвалы, не хотела с этим смириться. Она ластилась к учительнице без конца и края, называла её громко «мама Тома», и добилась таки своего. Тамара Ивановна стала называть ученицу исключительно по имени (никогда – по фамилии!), и то, что другим было нельзя, Идочке разрешалось.
Однажды весь класс (за исключением хронической отличницы Соловьёвой) не выполнил домашнее задание по чтению. Тамара Ивановна, не на шутку осердясь, раздавала «двойки» направо и налево, жирно проставляя их в дневниках. Когда дошла до Идочки и увидела, что и эта – не готова, не стала, однако, ругаться, а мягко разрешила:
- Ну ладно, ты на прошлом уроке много отвечала, и я переношу тебе задание на завтра.
Она и сама, наверное, не смогла бы объяснить, почему так сказала. Обычно она вела себя очень принципиально, никого не выделяя. Но… Гурина смотрела ласково, прямо в глаза, улыбалась:
- Тамара Ивановна, вы извините, я так виновата. Обещаю, что это в первый и в последний раз!
Ну не поднялась рука залепить двойку! Девочка-то хорошая! Надо уметь быть гибкой и в наказании, да.
А потом всем стало привычно, что к Идочке – всегда помягче. Девочка не сводила влюблённых глаз со своей наставницы, а на каждый праздник в школу непременно приходила Идочкина мама:
- Здравствуйте, наша дорогая Тамара Ивановна! Вот, зашла Вас поздравить. Вы же для моей дочурки – вторая мать, я даже немножко ревную. Примите, не обижайте!
И – пакет в руки учительнице (вазочка, или часики, или набор косметики, или коробка конфет, или… или…)
- Тамарочка Ивановна, Вы – Идочкин идеал! Хочет стать учительницей, как Вы!!!
Было приятно это слушать, а подарки – неудобно не брать; Идочкина мама чуть не плакала, если Тамара Ивановна начинала отказываться.
* * *
…Табель за четвёртый класс у Идочки Гуриной пестрел сплошными «пятёрками». На празднике последнего звонка она, как обычно, получила похвальную грамоту, а Тамара Ивановна, как обычно – пакет («Конфетки с ликёрчиком, пальчики оближете! На здоровье, родная вы наша!!!»).
Но уже Первого сентября, когда Тамара Ивановна вернулась из отпуска и получила первый класс, она на переменке увидела, как Ида Гурина старательно её не замечает.
- Идочка, что ж ты не здороваешься, деточка?!
- Здрасьте, - буркнула девочка и шмыгнула мимо. А второго сентября история повторилась, только Тамаре Ивановне уже не хотелось ничего спрашивать. Она горько усмехнулась и в который раз подумала: «Мало меня жизнь учила. В первый раз, что ли? Чего я удивляюсь? Я ведь ей больше не нужна. Теперь у неё – Антонина Васильевна – мама Тоня». Впрочем, так оно и было.
* * *
…Идочкина мама теперь торговала на рынке, а папа ездил за товаром в Турцию и ещё куда-то, и подарки для «мамы Тони» были не в пример лучше, чем для «мамы Томы».
- Можем себе позволить! – гордилась мама. - Зато, если что попросим, твоя училка в зубах принесёт.
Но в пятом классе учителей было много, на одной Антонине Васильевне неправильно было зацикливаться. Идочкина мама стала бывать в школе ещё чаще, «наладила контакты» со всеми. И учёба девочки была необременительной и приятной.
Она подрастала, выравнивалась в красивую девочку, и старый приятель и защитник Сашка Маньков потихоньку стал отходить на второй план. Идочка настойчиво его отодвигала: Сашка перестал быть самым сильным и грозным, к тому же очень медленно рос и был почти на голову ниже своих ровесников. А ещё – в классе появился новенький, - так себе мальчик, на первый взгляд; не лучше и не хуже других. Но Идочка ясно слышала, как классная, сделав значительные глаза, сказала кому-то из родителей: «Это – родной племянник нашего завуча».
Идочка с интересом присматривалась к мальчику. Ах, если бы она была племянницей завуча!!! Она бы, она бы… Но она уже научилась относиться к жизни философски; к тому же по сравнению с другими родителями Идочкина мама была явно более ухватистой.
Итак, племянник завуча. Идочка начала усиленно обхаживать мальчика, тут же придумав ему имя «Серенький» - необидно и ласково. Новенький (Серёжа Лагунов) – оценил, сразу выделил девочку «из толпы», и уже через два дня носил ей портфель. Сашка Маньков попытался было затеять драку с Лагуновым, но, во-первых, их тут же разняла учительница и строго Сашку наказала; а, во-вторых, Идочка, глядя на малорослого Сашку свысока, едко сказала:
- Сашенька, ты сначала до него допрыгни, а потом будешь кулачками махать.
Сашка оскорбился до слёз и затаил против новенького жгучую обиду. А Идочка – она спокойно перешагнула через это: Сашка был, как однажды сказала её мама про кого-то из бывших знакомых, «отработанный материал».
Вообще-то Яна Игоревна (мама) была для подрастающей Идочки как раз такой, какой надо. Идочка не помнила, чтобы мама с ней когда-нибудь сюсюкала. Их отношения складывались на основе равноправия, и Идочка всегда чувствовала себя взрослой. Она никогда не слышала: «Ты ещё маленькая». Наоборот, в своих мыслях и планах мама была с ней предельно откровенна, и девочка хорошо поняла, какая у неё мама: прямая, умная (но умевшая вдохновенно лгать, если было нужно, и откровенно поощрявшая к этому дочку).
- Главное – не отдать своё! Или – взять то, что тебе нужно. Запомни, надо быть сильной.
Правильно. Идочка это и сама прекрасно видела. Даже если посмотреть на учителей: вот учёные же люди, а некоторые – наивные до ужаса. Математичку, например, Идочка бесконечно уважала: она умела жить, и Идочкина мама её больше всего и ублажала. А географичка – слякоть, ненормальная какая-то. Всё у неё на языке «честность», «доброта»… А сама ходит в одном и том же костюме много лет, и с Маньковым возится – смех да и только, кому он нужен?! А у неё – Маньков ходил в кружок и был лучшим по географии. Двоечник Маньков, у которого в кармане – десяти копеек никогда не было!!!
Школьные годы Идочки текли счастливо и вроде бы неспешно, но и оглянуться не успели – и вот он, выпускной класс! Пора было уже определяться с выбором института.
- Ничего, будет день – будет и пища, - бодрилась Яна Игоревна.
Вместе с дочерью они уже разрабатывали планы, знали всё о местных вузах. Идочка заикнулась было, что неплохо бы учиться в столице, но мама совершенно справедливо растолковала:
- Не будь наивной. Там у нас нет никаких связей. Даже если и поступишь, то будешь жить в вонючей общаге и завидовать местным студентам. Зато здесь, дома, - мы из тебя сделаем что надо. Послушай, я недавно говорила с… - и мама рассказывала об очередном, как она шутила, «забрасывании невода».
«Золотых рыбок» - нужных знакомых – в родном городе у Яны Игоревны было хоть пруд пруди. Она бесконечно всем и всё доставала, и её записные книжки распухали от заметок: что, где, кому, почём… Папа при ней выполнял должность «привези - отвези», но не сетовал, а, наоборот, гордился своей женой и всегда ставил её в пример Идочке. С этим девочка была полностью согласна.
Итак, она положилась на мамин выбор и связи, и – не успела оглянуться! – легко и просто сделалась студенткой одного из лучших вузов города, причём поступила на бюджетной основе. Мама рассказывала одной из знакомых:
- Знаете, сколько нынче стоит бесплатно учиться?! Но ничего; один раз дали – и порядок. Теперь и стипендия будет «капать». Хоть и невелики деньги, но всё же лучше, чем каждый семестр – вынь да положь! Да и цены растут. И потом: кому же, как не Идочке, учиться бесплатно?! У неё аттестат – конфетка!
Да, всё сложилось отлично; не многие Идочкины одноклассники могли похвастаться такой удачей. Разве что Серёжка Лагунов. Но тут и так было ясно, как день, что он поступит «как надо». Он, кстати, очень Идочкой интересовался; но школьные годы кончились – и зачем теперь ей Лагунов? Его тоже постигла участь Манькова, и юноша, устав просить и звонить, «отпал» сам собой.
Ах, если бы вы видели, как расцвела Идочка в свои семнадцать лет! Если даже в опасном подростковом возрасте она умудрилась не быть «гадким утёнком», то теперь – ей вслед оглядывался каждый второй. Другая бы девушка потеряла голову, возомнив о себе невесть что; а Идочка – возомнила, но не потеряла. Наоборот, красота придала законченность её твёрдости, умению ясно видеть цели и идти к ним, не сворачивая. Даже мама теперь обращалась к Идочке не покровительственно, а просительно, часто следуя советам дочери, удивляясь её мудрости и хватке. Так, например, Идочка советовала ей, какие товары больше всего хочет видеть на рынке молодёжь. Яна Игоревна слушала – и ни разу не пожалела. Наоборот, Идочка и только Идочка теперь стала главным маминым консультантом, и доходы семьи от торгового бизнеса неуклонно росли. К тому же Идочка не ходила по магазинам, а одевалась «от мамы» - бесплатно, престижно, удобно, много.
Училась Идочка и в институте, как в школе, легко и спокойно. Она давно подружилась со всеми девчатами из деканата и ректората, поставляла им – по дешёвке! – хорошие товары и была, благодаря этому, в курсе всех самых пикантных институтских дел. Она назубок знала, чем живёт и дышит каждый преподаватель, и если возникали трудности (а у какого студента они не возникают? – разве что только у фанатиков-очкариков!), она быстро, оперативно, мудро находила подход к каждому (товары, услуги). У неё и самой теперь было огромное количество хороших, прочных связей, и мама не переставала радоваться и удивляться: уж настолько всё «схвачено», что можно поучиться!
Особенно поразилась Яна Игоревна, когда Идочка стала вхожа, как своя, в семью самого ректора!
- Ну девка, огонь! Как же это ты умудрилась?! – ахала мама, с восторгом слушая Идочкин рассказ.
Да очень просто! – сначала узнала, что у ректора два сына. Один, младший, прочно и безнадёжно женат; а второй, тридцати лет от роду, собрался с женой разводиться. Говорили, что он – страшный деспот и ревнивец, и женщина больше не хочет терпеть. Детей, слава Богу, у них не было.
Подумаешь, деспот! Это смотря с кем, - мудро рассудила девушка. Иной, смотришь, на работе, - царь царём! И покрикивает, и поглядывает орлом! А дома – разве что не под кровать забивается, и оттуда тихо и покорно выслушивает, что ему говорит жена. Надо просто уметь правильно себя поставить! (Тут Идочка имела в виду свою маму. Ей в этом – нет равных).
…И девушка начала действовать. Она вообще не любила «воздушных замков», и если девушкам в её возрасте свойственна мечтательность, то Идочка была напрочь её лишена. Её всегда интересовала только реальность, поэтому действовала – исключительно рационально, не тратя сил сверх положенного. «Малой кровью», - как любила повторять Идочка сама себе.
Ну так вот, и с этим сыночком – тоже надо аккуратно и красиво. Узнала его адрес, понаблюдала издалека: мешковатый, медлительный, с брезгливым выражением лица. Не идёт, а несёт самоё себя. Ну, ещё бы: папа – ректор, мама – в областной администрации не последний человек, да и сам он – уже на солидном месте, занимает ого какой пост; это в тридцать-то лет! Значит, правильный мужичок, амбициозный. Да и одевается со вкусом, дорого. Это тоже важно.
И вот момент знакомства, который подготовила, не спеша, Идочка, настал.
- Сергей Ярославович, можно вас на минутку? – вот так, однажды вечером возникла перед ним прекрасная девушка, почти видение: длинноногая, смуглая, безукоризненно одетая и до умопомрачения ухоженная.
- Да?... – растерялся он. – Слушаю вас?
- Извините, что останавливаю вас прямо на улице, но я не решилась прийти к вам домой. Мы ведь незнакомы, и потом, ваша жена может подумать… - девушка залилась обалденным румянцем, скромно опустив ресницы – опахала и закусив алую губку.
- Ну ничего, ничего… А что, собственно… Чем обязан?
- Видите ли, Сергей Ярославович… - девушка метнула обжигающий взгляд и снова потупилась, - дело в том, что я… что я…
- Не волнуйтесь, не волнуйтесь, - заулыбался собеседник. – Я очень внимательно вас слушаю, и если от меня что-то зависит, то я… По мере сил, конечно… Так в чём же дело?
Идочка тяжело вздохнула, решительно уставилась в тяжёлые зрачки ректорского дитяти и томно, с расстановкой, произнесла:
- Хотите – верьте, хотите – нет, но вы мне давно нравитесь, вот!!! Я много раз вас видела, но никак не решалась подойти. Кто – я, а кто – вы?!
И даже губки задрожали! Того и глядишь, сейчас заплачет. Идочка внутренне усмехнулась про себя: играла она «на уровне», молодец! Так, теперь конец мизансцены:
- Мне ведь от вас ничего-ничего не нужно, не подумайте! Не смейтесь только! Лишь бы видеть вас, хоть редко, хоть издалека… Извините меня, - спохватилась она, - я всё-таки не должна была!.. Простите, простите! – и она, всхлипнув, убежала, оставив мужчину, что называется, с открытым ртом.
Примитивно, конечно. На уровне женских романов, - подумала Идочка – Но должно сработать, должно.
Известно, что закономерность – это хорошо подготовленная случайность. Дальше – Идочка подождала ровно неделю (больше – нельзя, эффект поблекнет; меньше – тоже нельзя – объект не дозреет), и вот она снова – случайно встретилась, ах! Ах, ах!!!
…Потупленные глазки, робкие движения…
- Сергей Ярославович, это вы?.. Так неожиданно!..
За прошедшую неделю Сергей, конечно, «дошёл до кондиции». Он мягко, но уверенно взял девушку под локоток и, покровительственно улыбаясь, сказал:
- Ну что ж вы так быстро тогда исчезли? Я не успел даже ответить. Давайте всё-таки познакомимся как следует, вы не против?
Они гуляли почти два часа, и потом, придя домой, Идочка знала, что может себя поздравить. Уже через две недели их роман был в полном разгаре; весь институт показывал на неё глазами: «Невеста старшего сына ректора!»
Невеста! Да! И никак не меньше! Не любовница, не возлюбленная, или кто-то там ещё, нет. Именно невеста. С перспективой на свадьбу, с кольцами, фатой, шампанским и воплями «горько» в сто сорок глоток!
Сергей Ярославович мгновенно оформил развод, а папа – ректор, который сначала, до знакомства с Идочкой, кое о чём подозревал, спустя месяц уже души не чаял в девушке. А главное – ректорша в её присутствии млела и таяла:
- Ну скромница! Ну умница! Не то, что другие стиляжки в этом возрасте! Именно такая жена и нужна нашему Серёженьке! Да и хорошенькая, с ума сойти!
(Ректорша – не промах: все справки навела, все сплетни выслушала. И с удивлением обнаружила, что про Идочку никто ничего «такого» не мог сказать. Не то что сказать, даже предположить!)
Идочка (в наше-то время и в двадцать лет!) была, оказывается, совершенно невинна! Вот это больше всего ректоршу и восхитило. Репутация – комар носа не подточит! Да и родители Идочки – не голь перекатная; имеют два своих магазина. Значит, Идочка действительно любит Серёженьку, а не по расчёту с ним встречается, это ясно, как день!
Насчёт Идочкиной «чистоты» - права была будущая свекровь. Умная девушка давненько поняла, что невинность – капитал, и немалый. Этим добром надо умело распорядиться, и тогда проценты будут огромные; знай себе собирай.
Вот так, постепенно, и осуществлялись Идочкины планы: свадьба (кстати, здесь были самые влиятельные личности города); отличная трёхкомнатная квартира в центре; ну и всё, что ещё положено: машина, материальное благополучие, косметика, «тряпки»… Идочка, оглядевшись на себя через годик, могла сказать: да, всё именно так, как хотелось. И даже лучше.
Закончив институт, Идочка стала молодым специалистом, но на работу не спешила. Не то, чтобы нельзя было устроиться, нет! При её-то связях да при таких родственниках! Просто – зачем?..
Хотя свекровь начала намекать, что мол, неплохо бы кем-то в жизни стать, кроме жены, и сделать карьеру. Однозначно – это не трудно; уж кому-кому, а Идочке – широкая дорога. Но Идочка вежливо (хотя со льдинкой в голосе) попросила оставить право выбора за ней.
Вообще-то родители мужа вели себя тихо, скромно, вежливо. Денег не жалели на подарки молодым, ни в какой просьбе не отказывали. Только вот свекровь начала поглядывать на Идочку с тревогой, когда та, на осторожный вопрос новой мамы о детях, решительно отрезала:
- Рано мне ещё свою жизнь под откос пускать!
Свекровь расстроилась: у младшего сына в семье – тоже пусто; у невестки проблемы «по-женски». Теперь здесь – тоже, похоже, проблемы. И неизвестно, какие хуже… Свекровь никогда не понимала женщин, которые не хотят иметь детей, жалела их, считала обделёнными. Саму себя называла счастливейшей из матерей, потому что ей-то Бог дал двух здоровых сыновей.
А тут – молодая, красивая, преуспевающая… Откуда у них, нынешних, такое нежелание хоть в чём-нибудь жертвовать собой!
А вот Идочкина мама – та, наоборот, сказала:
- Правильно! Успеешь. Поживи для себя.
Вот Идочка и жила. Её день был полон и плотен, она даже уставала. Пока приведёшь себя в порядок, да пока побываешь во всех магазинах… Там – договориться, здесь – примерить, тут – заказать… А маникюр, педикюр, причёска! За всем этим надо следить, а то – и оглянуться не успеешь, как превратишься в клушу в шлёпанцах, фартуке и вечных бигуди. Красота – ведь она требует работы, и немалой.
Поэтому Идочка искренне недоумевала: как можно самой, добровольно, при такой-то невероятной занятости, хотеть ещё и ребёнка?! Да это самоубийство, если хотите знать.
Папа – ректор пока помалкивал (он вообще был немногословен и вечно занят), но однажды всё-таки высказался, что, дескать, вопрос детей – дело будущего, а вот на работу молодой невесточке надо отправляться, как ни крути. Просто нехорошо бездельничать. Не понимал свёкор, что безделье – это и есть самая тяжёлая работа, а Идочкины бесконечные визиты по салонам и портнихам брезгливо называл «приоритетами безголовых бабочек-однодневок». Очень обидно, между прочим.
Но ссориться с родителями мужа было неумно. Кстати – сам муж, чистое золото. Какой там деспот-ревнивец, что вы!!! Попробовал разок затеять скандал, - Идочка задержалась у портнихи, - так в ответ получил такое, что закаялся НАВСЕГДА! И правильно. Идочка – не такая курица, как его бывшая, пусть зарубит себе на носу. Она может и вазочкой хрустальной в голову запустить, и голосочком так озвучит, что до первого этажа слышно. И что интересно – потом ещё муженёк прощение вымаливать будет.
Бывшую жену своего благоверного Идочка вымела начисто даже из семейных альбомов, и ещё – из воспоминаний. Теперь, когда первая невестка была в прошлом, свекровь начала находить в ней массу достоинств, которых раньше не замечала. И тихая она была, и скромная, и умная… Оказывается, хозяюшка прекрасная, и – детей хотела иметь, только пока не было… Два-три таких намёка – и Идочка взбеленилась:
- Наталья Петровна! Я себя тоже не на помойке нашла! Что ж вы такое сокровище не берегли, а?! Насколько я знаю, так это вы со своим сыночком её и допекли!!! Ну так бегите, догоните, верните!!! А если нет – тогда О-О-ОЧЕНЬ вас прошу: ещё одно слово про вашу любимую, - и будете меня долго искать!
Наталья Петровна поняла, что произойдёт именно так. И причём Идочка, если соберётся уходить, сделает это с размахом, с таким скандалом, что весь город полгода говорить будет и пальцами на них показывать. Замашки у невестки были откровенно торгашеские, несмотря на лоск и образование.
К тому же Наталья Петровна не могла не признать: да, и она тоже была виновата. Никогда не становилась на сторону Вари (первой невестки), наоборот; всегда считала, что Серёжа прав, и такую безответную, робкую супругу, которая не умеет за себя постоять, уважать, собственно, и не за что. Вечно ходила заплаканная, будто в чём-то виноватая… Значит, подавала повод?
Теперь Наталья Петровна, сравнивая, должна была признать: в первый раз сыну повезло значительно больше. Не уберегли, значит. Да кто ж знал, что Варька окажется способной на поступок?! – а вот сказала однажды «хватит!» - и на этом кончилось, разошлись. Если б знал, где упал… Однако, «бачили очі, що купували; тепер їжте – хоч повилазьте!»
Свёкор же, однако, продолжал настаивать: работу надо искать! И предложил несколько неплохих вариантов. Идочка покивала, процедила: «Спасибо. Я подумаю». Но решила, что никто не будет ей указывать. Ни в чём!
Поэтому спустя несколько дней она решительно заявила Ярославу Богдановичу (свёкру), что работу нашла сама. Приступает через неделю. Ректор искренне обрадовался и даже сказал жене:
- Ну вот видишь, Наташенька, не так уж она плоха, как ты думаешь. Молоденькая, глупенькая просто; наиграется – и всё пойдёт на лад. Начнёт работать – а там, глядишь, и декрет не за горами. Ей просто надо в коллектив; там на других посмотрит, сравнит – и себе захочется, чтоб детки были, чтоб как у людей. Разве ты не знаешь, как это бывает? Появится другой круг общения – появятся другие мысли. А то в этих салонах-саунах разве встретишь настоящих женщин?!
И добавил своё излюбленное:
- Там – одни бабочки – однодневки.
…Через неделю, действительно, Идочка начала ходить на работу. Но что это за работа и где она находится – никто не мог добиться. Идочка сказала, что у неё «свободный график» и что она теперь – «консультант» в какой-то засекреченной фирме.
Действительно, секретов вокруг Идочки сразу появилось множество: какие-то странные люди без конца звонили ей то домой, то на мобильный; сама она приходила и уходила вне всякого расписания. Было такое ощущение, что Идочка не работает, а всё время играет в какую-то непонятную игру «Найди меня». Муж даже посмеялся:
- Ну ты теперь прямо как шпион! Скоро без пароля и домой не пустишь!
Деньги, однако, Идочка приносила, и немалые. К тому же у неё появилась масса разных недешёвых «мелочей»: новые сумочки, браслетики, совершенно необыкновенное бельё… Все попытки разузнать, чем всё-таки Идочка занимается, разбивались о её шуточки - прибауточки и железный аргумент:
- Работаю?! Зарабатываю?! Что ещё надо?! А не говорю, потому что сглазить боюсь! На моё место желающих знаете сколько? – тысячи!
Единственным человеком, с которым Идочка поделилась и посоветовалась, была, конечно, Яна Игоревна. Она внимательно выслушала дочь, но засомневалась, забеспокоилась:
- Идочка, детка, это ведь не совсем… как бы помягче сказать… не совсем законно. Смотри, чтоб не посадили.
- За что? – усмехнулась Идочка.
- За воровство, вот за что! – испугалась Яна Игоревна безмятежности дочери.
- Ну-у-у! – презрительно протянула дочурка. – Вы с папой полжизни проворовали, а когда Союз распался, на украденных «бабках» свой бизнес подняли, и ничего. Молодцы! Только лохи мимо себя носят!
- Как?! – обиделась мама. – Когда это мы воровали? Да мы «пашем», как лошади! Попробуй-ка, помотайся за товаром, а потом распродай его, да плюс ещё – каждому «отстегни», чтоб не трогали! один только рэкэт четверть доходов съедает!!!
Но Идочку трудно было смутить:
- Брось, мама, мы не в цирке. Я-то знаю, что и как у вас «схвачено». К тому же, насчёт воровства, это я о прошлом: не помнишь, что ли, как мясо с предприятия под комбинашкой таскала?! Это что же, тебя так за ударную работу каждый день вместе с папулькой премировали, а?
Идочкина мама похлопала глазами, открывая и закрывая рот, потом неожиданно всхлипнула и некрасиво заплакала, размазывая краску:
- Так мы ж… для тебя всё, чтоб ни в чём не нуждалась! Чтоб не как у других: шиш в кармане! Неблагодарная!..
- Почему «неблагодарная»? – засмеялась Идочка. – Напротив, я считаю, что вы с папкой – молодцы, всегда с вас пример брала. Просто я не люблю, когда прут против фактов. Воровство так и называется: «воровство». И вы воровали, вот и всё. И я не говорю, что осуждаю, ты заметила?
Яна Игоревна всё же ещё немножко поплакала, помолчала обиженно. Всё-таки услышать от родной дочери – «воровка», - штука, как ни крути, неприятная. Для неё же ведь старались! Ну, сказала хотя бы: брали, припрятывали! А то – воровали. Разве они уголовники какие??
Потом они торжественно помирились, и Идочка ещё раз, уже детальнее, рассказала маме о своей деятельности. – И Яна Игоревна согласилась:
- Только смотри, чтоб комар носа не подточил, а то, не дай бог…
Нет, сглазила таки Идочка, надо было и маме не говорить. Буквально через три месяца, однажды вечером, после «напряжённого трудового дня» Идочке позвонил свёкор. Ректор кипел от бешенства:
- Ты что, сучонка, устроила?! Моих друзей подставлять?! Чего тебе не хватало?!
Идочка попыталась перевести в шутку, отнекивалась, оправдывалась, но разгневанный Ярослав Богданович не хотел даже слушать и напоследок пригрозил:
- Завтра же всё вернуть людям!!! До копейки!!! В зубах к семи утра под дверь принести!!! Если нет – я тебя сам посажу, дрянь!
И бросил трубку.
Что ж, ошибки бывают у каждого. В данном случае Идочка «прошибла» и деньги вернула. Но только – в данном. Какое дурацкое совпадение, что эти лохи – ректоровы друзья юности. Подумаешь!
Идочка вообще не очень понимала смысл слова «дружба», и не пыталась вникнуть. «Знакомства», «связи», «приятели» - это да, это из её лексикона (и из лексикона мамы с папой). В своём «бизнесе» Идочка подставила и обобрала уже очень многих, в том числе и тех, кто думал, что дружит с ней. И ректорский гнев Идочку и удивил, и почти насмешил, - если бы не досада от понесённых убытков…
А «работа» Идочкина была простая: она стояла почти у верхушки некоей финансовой пирамиды. Не на самой вершине, конечно, нет! Те, кто на самом пике – так не вертелись, как Идочка; они только получали. Идочка же искренне считала, что она – работает, но, конечно, и у неё был целый штат людишек «помельче». Они бегали ещё больше, а получали – ещё меньше. Ну что же, каждому своё! Идочка знала, что её главный капитал – красота, и самое трудное в новом деле было – близко познакомиться с «тузами», которые затевали новое дело. Потом – проще пареной репы, её богатство (ножки, глазки, фигурка, талия) действовал безотказно.
Насчёт тюрьмы (ну или штрафа, или чего-нибудь ещё) Идочка не переживала: если кто-нибудь и сядет, то точно – не она. Идочка входила в так называемую «золотую двадцатку», и в случае провала в жертву готовились принести совсем других людей, из разряда «шестёрок». Из тех, что бегали – больше, а получали – меньше, зато много-много отдавали «руководству».
Жалко только было, что Серёжкины родители оказались «в курсе». И сам муж – тоже. Он ужасно расстроился, три дня с Идочкой не разговаривал; потом всё-таки сказал, что им нужно объясниться. Заявил, что ему стыдно! Стыдно?! – А денежкам большим радовался, слизняк? Не стыдно было, что жена больше него приносит?! Не спрашивал: откуда, почему? Какими трудами?! А теперь: ах, неудобно; ах, как неловко вышло!
Да уж. неловко! Теперь придётся из дела выйти, - с досадой констатировала Идочка. Это ректор настоял; иначе, сказал, «на всё пойдет». Этот – может, конечно. Посадить – не посадит, пожалеет; да и зачем ему скандал на весь город? Но – биографию испортить может.
Пришлось Идочке, скрепя сердце (и затаив дикую злобу и желание отомстить «родственничку»), поступить не по-своему чуть ли не впервые в жизни…
Осталась она опять не у дел, но теперь Ярослав Богданович не стал ждать, а очень-очень жёстко приказал:
- Или иди работай, или – костьми лягу! – а из нашей семьи тебя удалю! Дармоедка чёртова, пустышка!
Да, ОН – не свекровь… Он-то уж никаких скандалов не побоится: закалился на работе, всякое и всяких видал. Идочка, прежде чем уйти (а что уходить надо, ей было яснее ясного. Ну не идти же, в самом деле, в какую-нибудь контору!), спокойно прикинула, с чем и где она останется. Выходило так, что на квартиру мужа она претендовать не могла. И на то, что в квартире, тоже. В любом суде муж в два счёта докажет, что Идочка пришла на всё готовенькое. Поразмыслив ещё немного, Идочка сделала «работу над ошибками»: забрала свои вещи – а их оказалось очень даже немало, пришлось три раза папину машину туда-сюда гонять.
Расстались супруги почти мирно, без суда: просто пошли в ЗАГС и расторгли свой неудачный брак. Когда выходили, уже имея на руках документы, Идочка не удержалась и съязвила:
- Ну что, поводок лопнул? Беги, ищи свою бывшую, своё убоище безвольное! Ты ж мечтал!
Сергей как-то странно глянул на Идочку и глухо сказал:
- И побежал бы, если б… Она не простит.
И добавил:
- Не поймёшь ты…
Это было уже слишком!!! Ишь, какой понятливый выискался! Правильно мама говорила: интеллигент вонючий!
...Она долго ещё, с наслаждением, вопила вслед его удаляющейся спине, пока ей не сказала какая-то женщина:
- Милая, нельзя так-то! Сердце надорвёшь. Понимаю, горе у тебя. Но не одна ты такая, перетерпи! Не собирай толпу…
Что, какое горе?! Да это счастье, счастье! Идочка вновь была свободна, и во второй раз – а он обязательно будет! – ни за что с этими докторами-профессорами не свяжется; хватит, намучилась!
Только и слышно от них: «Почему ты ничего не читаешь? Как же можно без книги жить?!»
Да если хотите знать, без книг – и есть настоящая жизнь!!! Что, не правда разве? – правда! Ни один из «очкариков» (так Идочка называла людей интеллектуального труда) настоящих денег и во сне не видал! Предел их мечтаний – что? Обсмеётесь: духовная пища! Книги, спектакли и прочая мура. Да ещё языками мастера чесать: ах, статья! ах, премьера! С ними со скуки помрёшь. Ни моды современной не знают, ни музыки! Ограниченные! Идочка только и спасалась, что магазинами и салонами, да!!!
Конечно, она тоже была с высшим образованием. Так вот, его получают для имиджа, вот и всё! И чтоб маме с папой не стыдно было людям сказать, что именно дочурка закончила!
Кстати, к папе с мамой Идочка и вернулась; куда ж ещё? Родители были не то что не рады, а как-то растеряны. Особенно папа:
- Жаль, Серёжу я всегда любил. Деток бы вам, вот что! Глядишь, и наладилось бы всё…
Что, что наладилось бы?! Муж перестал бы копаться в книгах и купил бы Идочке «Мерседес»?! Чёрта с два! Наоборот, хорошо, что не завели ребёнка. Попробуй потом от них отвяжись. Видала Идочка в гробу такие радости!!!
Вот мама – та молодец. Сразу всё поняла и приняла Идочкину сторону:
- Дурак твой муженёк, так ему и надо! Такую красоту упустил, пентюх толстопузый!
Дома Идочка отдохнула душой и телом. Потом попробовала была вернуться в «пирамиду» - не вышло: свято место пусто не бывает. А всё – ректор, чтоб ему!..
Надо сказать, что Идочке очень повезло, просто она этого не знала: заигрались её бывшие друзья, жадность одолела. В таких делах надо вовремя остановиться, а этого, увы, почти никто не умеет. Деньги опьяняют, лишают чутья и разума, вот и сидели крепко пирамидные деятели на крючке. А сколь верёвочка не вейся… В общем, их поимка была делом нескольких дней. Очень вовремя Идочку увела судьба из опасного места, очень.
Так что тихо - мирно вписаться в домашний бизнес - было самое «то». Идочка начала помогать матери. Конечно, за прилавком не стояла – на них давным-давно работало несколько продавцов. А вот, как прежде, приглядеться, посоветовать, - в этом Идочка была признанный мастер.
Всё бы хорошо, но однажды мама потеряла сознание прямо на улице. Хорошо, что Идочка была с ней. Она не растерялась, быстренько вызвала «скорую», сразу сориентировалась, «кому, когда, сколько» - и уже к вечеру Яна Игоревна была чудесно устроена: одноместная дорогая палата, лекарства хорошие, сиделка личная… Глядишь, через дней пять-шесть - и на выписку. А пока – фрукты, покой, яркие журналы, телевизор, - он в палате, между прочим, есть; вот что значит хорошо заплатить!
Но перед выпиской дежурная медсестричка передала Идочке, что её очень хочет видеть главный врач, настоятельно просил зайти. Идочка предположила, что надо ещё приплатить: дело обычное. И решила не откладывать, тут же прошла в кабинет:
- Здравствуйте, я дочь Гуриной.
Главврач подхватился с места, подскочил к Идочке и, интимно поддерживая под локоток, сердечно предложил садиться и подвёл к креслу. «Долларов двести, не меньше», - сообразила Идочка.
Но главный повёл себя как-то странно: он вернулся за стол, посидел молча, побарабанив сильными пальцами по столешнице, а потом решительно выпалил, как нырнул, глядя Идочке не в глаза, а куда-то в плечи:
- Мама ваша очень плоха, извините за прямоту. Мужайтесь.
- Что? Как плоха?! Доктор, я дочка Гуриной, вы, наверное, перепутали?
- Да нет, - потупился главный. – Хотел бы я перепутать!
Он вынул из верхнего ящика папку и раскрыл её:
- Яна Игоревна Гурина, сорок шесть лет. Ваша?
- Да, но…
- Послушайте, милая девочка! – доктор снова встал и зашагал от стола к двери и обратно, тяжело ступая. – Поверьте, я многое бы отдал, чтобы не говорить этого людям. Но кто-то же должен, правда?..
- Ну и что теперь? – Идочка подумала, что так не бывает. Бред какой-то! Может…
- Доктор, - заторопилась она, - да вы не стесняйтесь, скажите, сколько? Эта проблема решаемая, не думайте!
Главный остановился, презрительно зыркнул:
- Вы, вероятно, по молодости ещё не догадываетесь, ну так я поделюсь опытом: есть такое, чего ни за какие деньги не купишь. И с вашей мамой – это именно так. Сто процентов. Простите, но я вижу, что с вами надо только до конца откровенно.
Идочкино сердце больно застучало, во рту пересохло. Она хрипло спросила:
- Когда?..
- Месяца через полтора, в крайнем случае два. Будем колоть обезболивающее, и это всё, что можно сделать.
- А выписка?! – охнула Идочка.
- Можете забрать, если хотите. Мы бессильны помочь. Уколы будет делать приходящая медсестра, я распоряжусь. Когда начнутся боли – позвоните, она придёт.
Идочка отлепилась от кресла, постояла ещё выжидающе: вдруг ещё не всё сказал?.. Но главный молчал, уставясь в стол, и Идочка тихо вышла.
Ей хватило ума ничего не сказать ни маме, ни отцу. Папа – человек слабый, начнутся истерики; а мама… Она сильная, но зачем ей знать?.. Узнает ещё. Сама… Яна Игоревна радовалась, что её выписали, что пролежала недолго и что можно, наконец, снова работать. Но с удивлением обнаружила, что стала необыкновенно уставать, да и боли какие-то странные, ранее неведомые, начинались. К чему бы это?..
Идочка, конечно, позвонила – и Яну Игоревну стали колоть на дому, бесплатно. Вот это «бесплатно» и приземлило женщину: она всё поняла… Идочка восхитилась, как мужественно мама встретила страшную новость.
«Я бы так не смогла, никогда не смогла!» - обмирала Идочка. «А вдруг – и со мной?.. Нет, не может быть, нет, нет!..»
Яна Игоревна молниеносно «сдавала». Каждый день она чувствовала себя намного хуже, чем вчера, а неделя превращалась в целую эпоху. Из цветущей, пышущей здоровьем женщины возникло вялое апатичное существо, кожа да кости. Она целыми днями молчала, лёжа, и лишь немного оживлялась, когда приходили делать очередной укол. Она смотрела на медсестру сухими исстрадавшимися глазами, как будто спрашивала: «Скажите, а вдруг?..»
Но медсестра ничего не говорила. Она быстро и ловко делала своё дело, аккуратно и равнодушно исчезала, оставляя после себя неуловимый запах больницы и взломанную пустую ампулу. Видно, спешила к другим таким же несчастным…
Отец с «бизнесом» управлялся плохо. «Мозгом» дела, его душой всегда была мама, и теперь всё шло наперекосяк, и тут – не так, и там – не то. Но Яне Игоревне было теперь всё равно. Она знала, что её ждёт, и, казалось, её душа уже отлетела, отошла от земных дел. Она ничего не спрашивала.
Так и угасла молча. Однажды утром встали – нет мамы…
* * *
…Идочкин отец смерть жены переживал тяжело, по-бабьи; сразу опустился и, что самое неприятное, начал пить. Было такое ощущение, что после первой стопки на поминках он не давал себе ни дня, чтобы протрезветь, хотя прошло уже три недели.
Толку от него не было никакого, и Идочке выпадало самой впрягаться в работу. Это было невыносимо, потому что приходилось, по сути, начинать всё сначала, а отец, который всё ж таки мог помочь, наотрез отказался:
- Хватит! У меня – пенсия, проживу. Крутись сама. Или продавай магазины, если хочешь, мне всё равно. А проживёшь денежки – иди работай, как все.
И заплакал пьяно: «Ой, Яночка! Ой, Яночка! Да на кого ж ты меня!...»
Ну как обычно; такие «спектакли» с пьяными слезами – это были уже реалии каждого дня.
Да, у него – пенсия, ведь он – значительно старше мамы. Ему хватит.
- А мне, а мне – хватит?! – вопила звонко Идочка. – Я молодая, я жить хочу! Ты понимаешь? – по-настоящему жить хочу!!! Не хочу – как все!
- Что?! – сощурился отец. – Так я тебе скажу, чего ты действительно хочешь! Ты хочешь сладко жрать да мягко спать – и всё! Эгоистка выросла!
И опять пьяно плакал:
- Ой, да думали ли мы с матерью?,, Ой, да всё ж для тебя!.. Ой, да хоть бы и мне помереть!
Слушала – слушала Идочка, да и плюнула однажды.
Взялась-таки резво за погибающий бизнес, но так же быстро и очнулась: нет, не по ней всё это, надо смотреть правде в глаза.
Пришлось действительно магазины продать. Получились очень неплохие деньги, и Идочка тут же купила себе огромную квартиру в центре и (давно хотела!) съехала от отца. Пусть живёт как хочет; похоже, быть ему алкоголиком. Идочка не могла сказать, жалко ей его или нет? Она не любила слабаков, а папа с его податливостью всегда раздражал.
Вот и деньги от продажи бизнеса она разделила, отдала отцу почти половину. Честно, а как же? Разве она зверь какой? Но – заставила написать расписку: мол, я, такой-то, получил от дочери сумму (прописью), за то-то и то-то; так что претензий – никаких и никогда. «А то пропьёт, - думала Идочка, - и начнёт клянчить, а то и в суд подастся; пусть по закону дочка содержит. Бывает ведь такое, говорят. Документ – это защита. Она ему ничего не должна, и точка!
Оставшиеся деньги грели сердце; но всё же, на Идочкин аппетит, были суммой «на мелкие расходы» и могли быстро кончиться.
Идочка решила сама быть кузнецом своего счастья, и однажды, хорошенько поразмыслив, набрала один из старых номеров из «пирамиды». Была узнана, обласкана; с радостью узнала, какой опасности случайно избежала.
- Ну а ты? – допытывалась она. – Ты как выскочил? Или платить пришлось?
- И платить; не без этого, сама понимаешь. Но в общем – считай, повезло. Я ведь сам ни одной бумажки не подписал, все распоряжения – устно, помнишь? Так что теперь свободен, как ветер, и чист, как хрусталь.
А про Идочкины деньги – присоветовал так:
- Знаешь, деточка, «бабки» только тогда «бабки», когда они в деле. Иначе – мёртвый груз, сама знаешь. Если хочешь – могу сказать, куда вложить; сам собираюсь это сделать. Есть одно местечко для белых людей, говорю тебе по старой дружбе. Так что – решай, Если надумаешь – звони. Устроим. Три дня тебе на мысли, а то – поезд уйдёт; поняла, красотуля?
Идочка воспарила: вот она, удача!!! Судя по всему, дивиденды будут огромные, и быстро. То, что нужно. Потом – снова вложить, и так – по нарастающей. Удача, удача!
И не надо раздумывать аж три дня; Фортуна – тётка капризная. Сразу, сейчас! И Идочка дала ответ уже на следующее утро, и сама отнесла всю «наличку». Взамен получила документ, - всё на месте, подписи, печати, гарантии. Она ж не дура; прочла, проверила.
А первое беспокойство ощутила только через недели три, когда перезвонила «другу»: вспомнила, что кое-что надо уточнить. Номер оказался «временно не доступен»; ну что ж, дело обычное.
Но ни завтра, ни послезавтра старый приятель доступнее не стал; и Идочка поехала к нему домой. Там очень удивилась: здесь такой не проживает, квартиру давно продал. Где живёт? – без понятия, он не докладывал.
Ёкнуло сердечко, почуяло что-то… Идочка звонила ещё и ещё, но уже всё поняла. Обманывала себя: не может быть, не может быть!!!
Может быть. Если это бывает с другими, то почему – не с ней?
- Сволочь! Ворюга! Скотина! – вопила Идочка на всю свою роскошную квартиру, тычась от отчаяния из угла в угол. – Стрелять таких! Последнее отнял, подонок! И знал, ведь знал! Ну, попадись ты мне!..
И решила: в милицию, в прокуратуру, немедленно! Слава Богу, документ есть!
Документ оказался фальшивым, и ей, ухмыляясь, посоветовали:
- В следующий раз, девушка, у государственного нотариуса заверяйте. Там хоть какие-то гарантии. А ваша бумажка – на гвоздик в интересный кабинет, с номером «00». Никакой суд не примет!
Идочка ехала домой, глотая злые слёзы. Как же можно так с людьми, куда смотрит государство, где власть??
Даже поплакаться было некому! Мама?! Она – поняла бы, она – посоветовала бы! За что ж судьба осиротила Идочку, за что?! Ну ничего, ничего; как мама говорила: «Будет день – будет и пища»! Будет. И пища, и к пище.
«Меня «опустить», меня? Не выйдет!» - кипела Идочка. Так, кому позвонить? – Идочка листала справочник. Через полчаса с ужасом убедилась некому. «Пирамидным» дружкам – боже упаси, уже одному позвонила… Школьным, институтским? – так ведь нет друзей, одни номера остались. Никто и никогда Идочке не был нужен, а значит, и она… К тому же, многих из них она, глазом не моргнув, обобрала в «ТОТ» период «работы» на «секретной фирме». Вот так же, как её сейчас. И Идочка теперь знала, что они к ней чувствуют. Звонить им? – бр-р-р…
Съездить к отцу, что ли? Хоть посочувствует, не чужие ведь.
Со времени покупки новой квартиры прошло ни много ни мало – два месяца. Домой Идочка не звонила, и вот теперь чувствовала себя не очень ловко. Получалось, что когда у неё всё в порядке – то она сама по себе, а когда плохо – прибежала? «Ну да ладно, глупости», - отмахивалась Идочка от самой себя. Если на то пошло, папа и сам бы мог позвонить, а он – и не подумал. Так что «ничья».
- Поеду, - решила Идочка. – Посидим, поговорим. Может, вернуться к нему, а свою квартиру сдавать? За такую – очень хорошо можно брать, и жить пока спокойно; а там – будет видно.
С тем и отправилась к родителю, заехав по дороге в супермаркет: не с пустыми же руками, в самом деле, явиться! И водки бутылочку не забыла. Это даже лучше, что он начал пить. Сейчас, за рюмкой и колбаской, всё решится легко и быстро.
Идочка почувствовала, что, кажется, нащупала твёрдую тропочку. Да, потихоньку - помаленьку, не теряя головы, можно выбраться на привычный островок покоя и благополучия. Не суетиться только, не рваться, чтоб опять не увязнуть.
И так, отягощённая колбасой – сыром – выпивкой, Идочка возникла на пороге родной квартиры. Дверь открыл отец, абсолютно трезвый (странно!) и какой-то отстранённый, что ли?..
- А, это ты, - протянул он равнодушно. – Ну заходи, раз пришла.
Идочка шагнула в коридор, и не успела ещё снять туфельки, как из большой комнаты вышел какой-то высокий мужчина, который очень вежливо спросил:
- Вы к нам, девушка?
- Ида – заторопился отец, - познакомься. Это – Аркадий.
Аркадий готовно протянул сильную руку и встряхнул Идочкину ладошку:
- Так вы – дочка, да? Приятно! Значит, сестрёнка моя! Давно хотел увидеть, честно говоря.
Он сердечно жал Идочкину руку и что-то ещё говорил, а она слушала и не понимала, о чём это он, а?
- Ну проходи, что ж ты тут?.. – приглашал отец.
И пояснил наконец: «Это мой сын. От первого брака.»
Та-а-ак… Очень интересно, очень. Идочка что-то такое слышала от мамы, давно, но не придала никакого значения. Какой-то там сын из прошлой жизни папы никак её не касался и, значит, был всё равно что на другой планете.
А он – вот он?! Здра-а-асьте!!!
Надо было до конца понять, какую роль новый брат здесь играл? И Идочка с готовностью прошла в комнату.
Они долго пили чай – от водки отец категорически отказался, а братец решительно сказал: «Не пью. И никогда не пил». Но сердечный разговор завязал: мол, давно хотел разыскать отца, хоть и вырос без него. Ну так получилось; мало ли что в жизни бывает, правда? А вот теперь его мама умерла («так что я тоже самое дорогое потерял, сестрёнка, как и ты. Ох понимаю я тебя!»), осталась родная душа – отец. И вот Аркадий его нашёл! Теперь они всегда будут вместе!
- Да?.. – заинтересовалась Идочка. – И… где вы будете вместе?
- Здесь, конечно, где ж ещё? – вскинул брови Аркадий. – Мы уже две недели вместе живём. Ты пойми, сеструха, - наклонился он к ней доверительно, зашептал почти на ухо, - папку спасать надо, а не то сопьётся. Хорошо, что ещё не поздно. У него теперь цель в жизни появилась, а это – главное. Теперь всё будет хорошо.
- Интересно. Очень. А какая цель? – Идочка уже чуть не плакала: ну надо же, и тут – упустила! Прямо куда ни кинь – всюду клин. Так что ж там за цель, а? Сыночка прописать в эту квартиру?!
- О внуках заботиться, вот! Ожил старик; посмотри, какой взгляд весёлый, прямо орёл!
«Орёл» пока тихонько кушал, умилённо глядя на своих детей: как дружно сидят!
- Что, и внуки есть?! – Идочка уже не могла сдерживаться, и получился вопль.
- Есть, есть! – засиял папа, – двое, представляешь? Сразу – двое. То – никого, а то… Двойняшки, Машка и Мишка. Да ты сама увидишь, они скоро придут; просто пошли с невесткой гулять. Такие детишечки, куколки! им уже по восемь лет, а Машуня вроде на тебя похожа, да!
- Я рада, - Идочка сцепила зубы, схватила бутерброд и начала его заинтересованно рассматривать. Потом принялась яростно жевать, с трудом слушая дальше.
А папа всё чирикал, а Аркашка всё улыбался, и Идочке хотелось ногтями вцепиться в эти рожи и рвать, рвать им щёки до кровавых ошмётков! Ох и ловок новый сынок, ничего не скажешь! Приехал папочку спасать! Вместе со своим инкубатором и курицей-женой!!! Тоже мне, Чип и Дейл спешат на помощь!
- Так вы тут прописались? – наконец-то главный вопрос был задан.
- А как же? – удивился Аркадий. – Конечно! Разве я мог иначе поступить? Отец так просил остаться!
- Где ж вы раньше жили? – вкрадчиво спросила Идочка.
- А, не стоит разговора, - махнул рукой Аркадий. – Жили с родителями моей жены, так что и им теперь посвободней, там квартирка – «малосемеечка». Представляешь, как тесно было? А теперь все счастливы.
- И особенно я, - процедила Идочка. И тут её как огнём обожгло:
- А деньги я тебе давала, половину. Где они?! – спросила отца; но уже знала ответ.
- Не беспокойся, сестрёнка! – встрял Аркадий. – Я уже взял это на себя. Папку нашего, оказывается, лечить серьёзно надо. Сердце – это не шутки, сама понимаешь. Договорился, оплатил, скоро отец поедет в хорошую клинику, когда вызов пришлют. Дорого, конечно, что говорить! – он сделал выразительный жест, потерев пальцами, - ну так здоровье дороже. Починим отца, будет как новый; ещё и правнуков дождётся, куда денется!
Та-а-ак… Всё. Ни квартиры, ни денег. Вот как люди умеют, смотри!!!
Идочка закипала. И главное – НИ-ЧЕ-ГО нельзя сделать, ничего! Она ещё немного посидела, поприкидывала. Скандал учинить? – смысла, наверное, нет. Надо пока мирно. Пока. Там жизнь покажет, мало ли что может случиться. Нет, скандал – точно не выход: остаться сейчас в полном одиночестве было ей не по силам.
Поэтому она дождалась жену брата и своих племянников, очень мило с ними познакомилась, выразив артистично полную любовь и радость, - вот, мол, какая мы теперь большая дружная семья! – и ушла.
А вот дорогой – уже дала волю своим эмоциям: шла и ругалась шёпотом вовсю, скрипя зубами. Она чувствовала себя большим сильным зверем, которого обложили со всех сторон, и куда ни кинься, - стоит охотник с ружьём навскидку, и пуля в лоб гарантирована в любом случае. Не-е-ет! Плохо они её знают!!! Никакого отстрела не будет, потому что есть у Идочки и сила, и воля, и разум.
Итак, первым делом – сходить всё-таки в ЖЭК, узнать, когда и как прописались новые родственнички. Потом – будет видно по обстоятельствам.
Она купила приличную коробку конфет, баночку кофе, и с этим презентом на другой же день возникла в конторе. Идочка умела очень быстро входить в контакты с любыми людьми, и буквально через час нужной информацией уже владела. Да, дело было тухлое: всё законно. Весь «инкубатор» - вписан, даже лицевой счёт уже переделан. Идочка – дура, дура!!! – купив новую квартиру, из родительской – выписалась. Зачем?! Это было совсем не обязательно. Хотела полной, абсолютной свободы, это так. И чтоб с папой – полная ясность: каждый сам по себе. Вот и не могла теперь, глупая, повлиять на ситуацию; её согласия, по закону, никто и не должен был спрашивать.
Она ещё всё-таки подзадержалась, попробовала в душевной беседе поискать новые ходы. Может, в суд подать? – что это даст? Что, что делать?! Но ничего хорошего придумать не удалось. Это была глухая стена, с существованием которой приходилось просто смириться, ибо биться об неё – и разбить себе лоб – было совершенно бессмысленно…
Только если отец умрёт – тогда Идочка будет иметь право на часть наследства, не более того. Тогда и в суд – и можно, и нужно. А папуля умирать как раз не собирается, он теперь, видите ли, счастлив!
Кстати, что там про клинику братец молол? Наверное, под этой маркой обманул старика; и денежки все – тю-тю! Купил путёвку в третьесортный санаторий, а разговоров! Клиника, обследование, уровень!!! Тоже надо хорошенько выяснить, почём это всё на самом деле. Но это – потом. Да и что оно даст? Какой дурак деньги возвращает?! Тоже глухо, если честно. Разве что для интереса разузнать, чтоб за дурочку не держали.
Ну ладно, проехали. Теперь – что? Жить как? На какие средства?
Идочка лихорадочно соображала: продать квартиру, купить – две, поменьше. В одной – жить самой, вторую – сдавать. Пока так.
Что ж, это был, во всяком случае, хоть какой-то план, и Идочка с присущей ей энергией, ни на час не откладывая, принялась хлопотать.
Осторожная, злая, ушлая – палец в рот не клади! – очень удачно разменялась да ещё оказалась и с хорошим наваром. Вот это дело. Идочка чувствовала, что, слава богу, вновь обретает прежнюю хватку, и что удача опять поворачивается к ней лицом. Медленно, но верно.
Новый брат постоянно звонил, звал заходить, но Идочка отговаривалась большой занятостью; при этом, однако, была отменно вежлива и даже сердечна. На всякий случай.
Вторую квартиру удалось сдать быстро и за неплохие деньги. Идочка поставила условия жильцам: плата – на три месяца вперёд, а потом – каждый месяц, первого числа. И зажила, пусть не роскошно, но всё же спокойно, без нервов. Решила побаловать себя и, прежде чем строить новые планы, с полгодика просто побездельничать, много и основательно. А что потом? Потом – выйти замуж, это было ясно.
Идочка решила, что за эти полгода отпуска самой себе она окончательно решит, как дальше сложится её судьба. Она всё учтёт, просчитает наперёд и, как всегда, сделает: спокойно и уверенно.
Выбирать надо было такого мужика, чтоб о деньгах вообще не думать, - это было первое и главное условие будущего замужества. Теперь – возраст: ровесника или постарше? Тут надо подумать, кем легче будет руководить. Выходило так, что с молодым – будет проще. Молодой и при больших деньгах? – это сочетание редкое, только при богатых родителях. Но тогда не Идочка, а именно мама-папа будут иметь решающий голос, это ясно. Если же найти кого-то постарше – то с какой радости солидный мужчина, который сумел заработать огромные «бабки», позволит собой командовать?! М-да-а, задача.
Идочка решила подождать: может, жизнь сама что-нибудь подскажет? И вот тут она оказалась права. «Золотая рыбка» нашлась практически под носом! И что самое интересное – просто в соседнем подъезде. Вот это и называется «судьба»!
А всё – почему? Идочка – наблюдательная, с хорошей памятью на лица, дальновидная, как классный шахматист.
Вот она и заприметила молодого, хорошо одетого парня, который постоянно приезжал в их дом (на «БМВ», между прочим). А через два-три часа уезжал. Вывод: навещает родных. Почему не любовницу? – а потому что по любовным делам ходят не с таким лицом. У этого красавца выражение было такое, что и дураку ясно: здесь – проблемы.
И Идочка быстренько всё разузнала. Точно, проблемы: его воспитывала бабушка, которая сейчас при смерти; старенькая очень. Говорили, что мать парня пропала много лет назад; скорее всего, убили. Считалось – «без вести». А бабка эта – родная, по матери. Больше у него никого нет, потому что родился вне брака, кто отец – неизвестно.
Но бабушка его вырастила, выучила. Парень оказался с головой, смог хорошо устроиться и раскрутиться. Он вроде компьютерщик какой-то исключительный; такие деньги имеет за свой талант – ой-ой-ой!
Но бабушке уже помочь не в силах, старость никого не щадит. А говорили, денег на неё не жалеет: лекарства, продукты, операции… Живёт один, отдельно, а здесь – каждый день; бывает, что и по несколько раз в день.
- Почему ж они вместе не живут? – хотела понять Идочка.
- Да кто ж их знает! Вроде как бабушка против; хотела, чтоб внук не был к ней и к её болячкам привязан. А он – вот какой. Дай Бог всякому таких детей! – вздыхали во дворе.
Вот это – вариант! Всё сходится: молодой, богатый, без родственничков. Отлично, отлично! «А вдруг у него есть девушка»? – притормаживалась Идочка. Узнать, немедленно узнать! И, если можно, устранить. Отбить, если откровенно. Дело обычное!
Познакомиться с ним было проще пареной репы. Идочка давно усвоила: люди думают, что прямота – это честность. Значит, сделала точно по писаному; увидела, подошла:
- Извините, я хочу Вам помочь. Я живу в этом доме, маму недавно похоронила. Давайте, я по-соседски, от всей души. Люди же должны помогать друг другу?
Парня звали Юрий. Он сначала предложил Идочке денег (её помощь была бы очень кстати, в самом деле), но она так обиделась, так возмутилась, что Юра почувствовал себя последним хамом. Ну, действительно: такая славная, миленькая, искренняя! Глаза – вся чистота мира! А он – «сколько вам платить»? Глупец, ведь не всё, как она сказала, измеряется деньгами, далеко не всё. Просто по-человечески, по-хорошему стремиться поступать, и это так понятно. Она, видно, немало горя хлебнула: и маму похоронила, и отец их бросил ещё давно.
«Хорошая девушка», - понял Юра.
И Идочка начала каждый день ходить к бабушке. Старая женщина была вполне в здравом уме и твёрдой памяти, только очень слаба. Идочкину помощь приняла с благодарностью: всё-таки Юра был мужчиной, и, сами понимаете…
Идочка приходила сначала два раза в день, а спустя неделю – три: покормить, немножко убрать, помочь переодеться, ну и разные другие небольшие дела. Гордая старуха из последних сил старалась как можно больше управиться сама, и Идочкина помощь была даже не столько физическая, как духовная:
- Сядь, деточка, давай поговорим…
Идочка даже подружилась с соседкой, если можно так сказать:
- Ой, Екатерина Алексеевна, вы мне прямо как мама! Я даже стала забывать, что одна на свете!
- Деточка, ты послушай, - жалела её старуха, - вот я скоро умру, так ты не замыкайся, не надо! К людям иди, к людям. На свете много одиноких, а двое одиноких вместе – уже не сироты. И не плачь обо мне, не надо, хорошо? Сердечко у тебя доброе, вот и страдаешь на этом свете…
«Хорошая девушка» благоговейно внимала, поддакивала, украдкой вытирала воображаемые слёзы. Идиллия, да и только.
«Спектакль» не затянулся: через полтора месяца Екатерина Алексеевна умерла. Идочка не отходила от Юры и, когда всё кончилось, он сказал:
- Спасибо, славный ты человечек, Ида. Денег всё-таки не возьмёшь, а? Ну-ну, знаю, что нет, не злись. Тогда так: обращайся ко мне в любое время дня и ночи, чем смогу – всегда помогу, идёт?
- Да, конечно. Дружить будем…
Честно говоря, Идочка думала, что спустя неделю-другую Юрий начнёт названивать (или просто сразу придёт), и они станут встречаться. Ведь Идочка не потратила зря ни одной минуты, обеспечила всё; и Екатерина Алексеевна не раз говорила:
- Хорошо бы, Идочка, чтобы вы с Юрой… Такая жена – чистый клад, и мне на том свете было бы спокойно…
Но Юрий не звонил, не появлялся; как в воду канул. Тогда Идочка решила нарушить свой основной принцип – ждать хорошего клёва! – и позвонила Юре сама.
Он обрадовался, сказал снова много хороших слов, спросил, нет ли проблем и не нужна ли помощь? И всё. Всё!!!
- Ну ты звони, если что, не стесняйся!
Да она-то и так не стесняется, чёрт бы его побрал! Это он – не мычит, не телится! Ладно. Сказал, звонить, если проблемы? Проблемы найдём, раз на то пошло.
Идочка крепко всё обмозговала и таки набрала Юрин номер:
- Помоги устроиться на работу. Но, только, - застеснялась она, - может, в вашей фирме что-нибудь есть, а? Понимаешь, я сирота, заступиться некому. Начнут гонять без толку, я знаю. Или приставать. Со мной такое уже было, пришлось уйти…
Юра обещал посодействовать. Но, однако, там, где он работал – ему отказали: штат был плотно укомплеткован. Да и к компьютерам Идочка не имела никакого отношения. И тогда Юрия осенило:
- Слушай, Ида, я тут подумал: а не сдавать ли мне бабушкину квартиру? Всё равно ведь пустует. А ты – найди жильцов, проконтролируй, что и как – и пусть платят тебе, ладно? Я пока в деньгах не нуждаюсь, не то, что ты. Хоть немного отплачу тебе добром. И не вздумай отказываться, обижусь! …А Идочка и не думала. Отличный вариант! И хороший повод частых встреч с Юрой. Однако приличия надо было соблюсти:
- Неудобно, Юра. Я ж не попрошайка какая-нибудь. Это получается, ни за что, за просто так, такие деньги?! Ужас!
Но Юра был очень настойчив, очень. И всё-таки (он думал, что с большим трудом) Идочку уговорил, убедил.
- Это временно, пойми. Пока не устроишься как следует. Ты ж сама говорила: люди должны помогать друг другу!
* * *
Вот так Идочка и расчищала себе место под солнышком. Две квартиры сдавать – это уже совсем-совсем неплохо!
Тут Идочке пришла в голову гениальная мысль: а что, если сдавать, как сейчас делают, «по часам»? Это намного, намного выгоднее! Клиентура – найдётся, было бы желание.
Она решительно выдворила жильцов из своей – «той» - квартиры; занялась вопросом вплотную и – пожалуйста, кто хочет – тот добьётся! Начался новый период.
Это было довольно хлопотно. Если раньше – получила денежки раз в месяц и гуляй себе, то сейчас – надо было подсуетиться несколько раз в день, тем более – на две квартиры. Но оно того стоило, и Идочкин мобильный еле-еле вмещал «деловые» номера. Сразу возникла куча посредников. Лишние затраты, да; но без них – никуда, иначе – много «простоя». У так – «график» плотный, деньги текут уверенным напористым ручейком. Хо-ро-шо!
Два месяца всё шло гладко, как по накатанному. И Юрочка, кажется, заглотнул наживку:
- Знаешь, Идочка, нравишься ты мне. Я пока ещё не разобрался, ты не обижайся… У меня никогда девушек не было, всё как-то некогда, что ли. Смешно, да?.. А к тебе вот тянет… Может, это любовь? Давай подождём.
Ждать Идочка умела, и, судя по всему, «дожидаться» Юру ей оставалось недолго.
Но тут – сглазили какие-то сволочи, наверное! – в Юриной квартире учинился скандал: один ретивый муж «вычислил» свою неверную половину и крепко избил дружка жены. Соседи вызвали милицию. А дальше – кто, что, откуда? – позвонили, нашли Юрочку (хозяин, не так ли?) Потом – всю компанию – в милицию, протокол составлять.
Юра немедленно вызвал Идочку, и она, бледная и насмерть перепуганная, приехала в отделение. Куда ж денешься?!
Ох и много интересного Юрий узнал буквально за полчаса: Идочка-то, оказывается, хозяйка второго «притона» (если б она ведала, что её квартирой уже давно плотно занимаются!!!) А тут ещё этот мент недоразвитый разговорился не к сроку: вопросы Идочке стал задавать! Мол, всё нужно прояснить. Даун!!! И про мужа бывшего, и про отца, и про братика с семейством…
Надо было видеть Юрино лицо, когда у него на глазах «сиротка» и «душевная девушка» превращалась в хозяйку двух борделей (один из них – его!!!), дочь преуспевающих в прошлом бизнесменов; жену крупного чиновника, - пусть бывшую. И очень не вязалось с её одиночеством наличие целой кучи родственников, включая папу. Это тот, про которого она, рыдая, повторяла: «Он бросил нас! А мне было всего два годика!»
…Юрий отделался крупным штрафом, брезгливо заплатив за себя и за Иду, чтоб её отпустили. Заплатил много, щедро, чтоб с гарантией: криминала не надо, уходим с миром. Как говорится, «ступай и не греши».
С тем же брезгливым выражением лица он вышел вместе с Идой на крылечко отделения и… - только она набрала воздуха в грудь, чтобы начать пылкую речь (вчерне уже сообразила, как можно всё объяснить), как Юрий быстро сказал:
- Давай так: тебя никогда не было.
И мгновенно уехал на своей превосходной машине. Один! Навсегда…
* * *
Прошло ещё две недели. Обычно Идочке такого срока вполне хватало, чтобы справиться с любым потрясением. А тут – депрессия, и всё. Ну чего, чего?! Подумаешь, девственника упустила! Да пусть катится!!! Вот денег – действительно жаль…
Квартирку-то («притон», по протоколу) она быстро продала на всякий случай. И деньги за неё, безусловно, должны были кончиться.
Однозначно – должны, и быстро.
Идочка буквально не знала, куда себя деть. Не идти же, в самом деле, на службу!
От нечего делать пару раз съездила к родственникам. Отец действительно побывал в одном дорогущем медцентре и теперь чувствовал себя хорошо, да и выглядел – отлично. Он даже стал мало похож на себя прежнего: новые жесты, новые взгляды, и голос как-то изменился. Он часто смеялся, и видно было, что от души. «Я теперь только понял, что значит жить!» - сказал он дочери.
Но оставшиеся деньги (оказывается, клиника «съела» далеко не всё) отец с братом решили купить ещё одну квартиру на их же площадке, по соседству. «Вот как повезло!» - радовались. Соединили обе квартиры в одну, сделали отличный ремонт – и теперь всем было действительно просторно.
- Давай и ты к нам! – звал Аркадий. Ну что же ты, сестрёнка, всё сама да сама? Хорошо, хоть появляться стала, а то мы всё время переживали: что да как там с тобой? Переезжай!
«Блаженный какой-то!» - думала Идочка. Другой до смерти был бы рад, что избавился от лишнего жильца, а этот… Идочка не верила в бескорыстие, и в словах брата всё время искала скрытый смысл: может, он и на её квартиру глаз положил? Нет, вроде не похоже. Ну, значит, точно – не все дома, это бывает.
Но, однако, ловила себя на мысли, что завидует. Да, завидует!!! Что-то такое они знали, секрет какой-то, который Идочке, похоже, был недоступен. А может, действительно, так и надо: выйти замуж за хорошего трудящегося мужика, родить ему детей, найти работу… А?.. «Да что в этом хорошего?! - одёргивала себя. – Тянуть лямку всю жизнь: на работу – с работы, дети – кухня – стирка… Серое существование толпы!» А она – не из толпы, нет. Ей нужно многое, очень многое.
Да тут ещё, как продолжение навязчивой идеи, встретила бывшую одноклассницу. Ну да, именно то: муж, ребёнок, работа. И щебечет, щебечет!.. Идочка вежливо послушала, про себя обозвала старую подружку «жирной наседкой», а потом, дома, проревела весь вечер. Почему?! – если бы ей кто-нибудь объяснил…
Идочка полюбила ходить по улицам просто так, средь бела дня, без всякой цели. Это успокаивало, умиротворяло; создавалась иллюзия, что она – не одна: ведь идут – и она идёт… Иногда заходила в маленькое кафе в двух шагах от дома, брала пару пирожных и долго сидела, смакуя их с кофе.
И вот однажды подсел к ней заурядной внешности мужчина средних лет: «Около вас не занято? Можно?»
Идочка пожала плечиками и позволила. Мужчина торопливо съел свой бутерброд, быстро, булькая, запил соком, и вдруг, ни с того ни с сего, брякнул:
- Девушка, а вы не хотели бы в клипе сняться?
Идочку передёрнуло: она – что, так похожа на «лохушку»?!
- А вы, значит, режиссёр, не так ли? Давно ищете подходящий типаж и во мне нашли свой идеал, да? И мы сейчас с вами, прямо сейчас, пойдём на эротические кинопробы?!! – Идочку трясло от злости.
- Нет! – испугался мужик. – Вы меня не так поняли, извините… Послушайте, - заторопился он, - не обижайтесь, я сейчас объясню. Понимаете, вы действительно красивы, и даже очень. Вы и сами это наверняка знаете, правда? Так вот, есть одна женщина – молодая, талантливая, изумительный голос! – но её нельзя показывать людям. И я давно мечтаю соединить её голос с достойной внешностью; такой, например, как у вас. В случае успеха мы все могли бы неплохо заработать, понимаете?
- А в случае неуспеха? – Ида начала успокаиваться. Не похож этот деятель на уличного приставалу.
- Ну!.. – развёл он руками. – На нет, как говориться, и суда нет. Рисковать надо. Но вы-то как раз ничего не потеряете, потому что, кроме вашего образа, нам от вас ничего и не надо.
- Кому это «нам»? – беседа становилась интересной. – У вас что, целая кинокомпания?
- Какое там! – махнул он рукой. Ты, да я, да мы с тобой. И денег – кот наплакал.
- А что за женщина? Очень страшненькая? Так загримируйте хорошенько! Или очень толстая? – так жрать меньше надо.
- Не смейтесь, прошу вас, - нахмурился мужик. – Не хотите – не надо. Я же вам ничего обидного не сказал…
Он поднялся с явным намерением уйти.
- Подождите! – остыла Идочка. – Сядьте, договорим. Поймите, я же должна знать всю правду, раз уж мы можем стать… э… компаньйонами.
Мужчина снова сел. Заговорил:
- Как вас зовут? Меня – Боря, - он пожал Идочкину руку. – Так вот, Ида: певица эта – безнадёжный инвалид, на коляске, понимаете? Но играет на гитаре и поёт; а песни – сама сочиняет. Хорошие! Не такие, как нынче поют, - сплошную бессмыслицу, - а настоящие!
- А вы, Борис, почему так о ней хлопочете?
- Потому что она моя сестричка. Понимаете?! Я хочу, чтоб она пробилась! Другого шанса у неё нет! – он отвернулся к окну.
- Ладно, - согласилась Ида, - попробовать можно.
Позже, обдумывая, Идочка пришла к выводу, что попробует. Она действительно ничем не рискует, ничем. А получить можно многое. Даже если концерты будут – фонограмма, и порядок. Все так делают. И ещё неизвестно, какой процент «звёзд» скачет под чужой голос, ха!
Сотрудничество с Борей и его сестрой захватило Идочку, увлекло. Всё оказалось гораздо проще: она просто вызубрила хорошенько тексты трёх песен, немножко попела под Бориным руководством, чтоб попадать во все паузы; плюс разные мелкие хитрости. А потом – красиво села с гитарой «на фоне природы» (поехали в одно очень живописное место) и на любительскую камеру отсняли, как Идочка открывает рот и «играет». Слух у неё, правда, был, а голоса – никакого; но когда её «выступление» совместили с пением Аси (ну, той самой), вышло лучше, чем ожидалось. Боря был в восторге: это же надо так хорошо попасть, прямо в «яблочко»! Идочка как бы «подсветила» Асин талант своей красотой, и песни зазвучали так, что сама автор сказала: «Да, впечатляет».
Теперь надо было ждать. «Я позвоню», - сказал Борис. И действительно, позвонил, и намного раньше, чем обещал. Но голос у него был тусклый, нерадостный:
- Надо встретиться, Ида.
Идочка пришла, и Борис рассказал, как неожиданно всё вышло. Человек («из крупных, учти!»), к которому попала плёнка, очень заинтересовался, но сказал, что хочет лично поговорить с певицей и послушать её. Вживую!
- А ты разве не мог ожидать такого поворота? – изумилась Ида.
- Нет, почему же? Мог! Но я думал, что… Чёрт его знает, что я думал, дурак! – выругался Борис. – Ведь с самого начала понимал: обман никогда ни к чему хорошему не ведёт!!!
- Ну так уж и никогда, - усмехнулась Ида. – Да ладно, не горюй! Может, предъяви ему свою Асю, а там – чем чёрт не шутит? Вдруг это к лучшему?
- Ты думаешь?.. – обнадёжился Боря. – А!.. Всё равно – другого выхода нет, попробуем «в лоб», честно. А вдруг?..
- Ну вот и хорошо, - расстроилась Ида. Она-то думала, что Борис скажет: что ты, без тебя теперь никак нельзя, а он…
- Спасибо, Идочка! – Борис уже улыбался. – Извини, что морочил голову, ну и… желаю тебе всех благ. Эх, красивая ты девчонка, вот если б Аське хоть наполовину такой быть!
Он ещё долго сыпал комплиментами, но Идочка его уже не слушала. Что, снова – пустота?.. И до каких же пор, до каких?..
Она решительно оборвала Бориса на полуслове и быстро ушла: «Спешу! Пока».
Дома безобразно залилась шампанским в одиночку и упала в сон… Наутро невыносимо болела голова, и Идочка целых два дня никуда не выходила. Как Борька сказал? – «Эх, и красивая ты!» Ну и что толку, куда эту красоту деть?! Даже Аська его, Богом убитая, - а вон какая счастливая, талант!!!
«А я?! – мучилась Идочка. – Я?!!»
Нет, надо ещё раз хорошенько себе подумать, раз и навсегда! По закону полосатой жизни пора бы уже выйти на белое поле! Надо искать главное.
«Что во мне главное? Красота». Вот из этого надо исходить. Люди всегда продают то, что имеют, это – закон жизни. Кто – труд, кто – способности, кто – идеи. А она будет продавать красоту!!! Как? Придумаем, не вопрос. Главное – цену правильно назначить.
«Если б меня сейчас кто-то слышал, - ухмыльнулась Идочка, - то подумал бы: собирается податься в проститутки. Ну да, раз хочет красоту продавать, то куда ж ещё?! А вот и ошибаетесь, дорогие, примитивно мыслите, по себе судите. Я – птица высокого полёта. Всем докажу!!!»
Она уже поняла, что сделает. Надо выйти замуж за богатого – за о-о-очень богатого иностранца, вот и всё! У них там – огромный спрос на славянских жён!
«Потому что мы – красивее этих иностранных кобыл! – злорадствовала Идочка. – А к тому же – умнее, душевнее, честнее!»
* * *
Брачное агентство «Счастье без границ» - это было то, что нужно.
- Дура, - ругала себя Идочка, - зачем столько времени зря потеряла, почему давным-давно сюда не пришла?!
Выбор «женихов» приятно удивлял. Идочка долго и придирчиво изучала и сопоставляла данные на каждого кандидата. В основном жениться рвались мужчины 35-45 лет, но были и постарше. Идочка вчитывалась и думала: надо сделать так, чтобы наверняка! А потом, лет через пять, приехать, например, в гости, встретить кого-нибудь (ну хотя бы ту, которую - недавно) и выложить ей: у меня – яхта, вилла, личный островок; а зовут меня – ну, скажем, мадам Дюбарри. И это будет, будет, будет! Пусть тогда поперхнутся своим недоделанным счастьем. Всё!!!
Идочка, щедро заплатив, отправила резюме на себя по двенадцати адресам, обдуманно снабдив всё это лучшими фотографиями. Агентство работало оперативно, через интернет, и в фантастически короткие сроки Идочке предложили руку и сердце и в Австралии, и в Англии, и даже – двое!!! – в США. Вот он, момент истины, её вершина. Вот она, достойная цена настоящей красоты.
Идочка мудро решила не тратить время на личное знакомство. Ну чего тянуть?! Время – деньги. Она выбрала лучшее из предложенного, и – не удержалась – похвасталась родным.
- Не делай этого! – испугался Аркадий. – Сестричка, не надо! Чего тебе не хватает - скажи только. Всё сделаем!
- Не понять тебе, - весело отмахнулась Идочка. – Столько, сколько я хочу, у тебя и через сто лет не будет. А квартиру мою, - Идочка и про «всякий случай» не забыла, - сдавайте пока, деньги мне потом перешлёте, если попрошу. А если нет – себе оставите. Я думаю, что так оно и будет. Предчувствие такое, понимаешь ли, что мне этой мелочью вашей и рук марать не захочется.
…Да, выбор был классный: Штаты; мужчина 43 лет, женат не был. Владелец крупного завода, 3 дома, 4 машины. И, судя по фото, не урод. «Даже если разведёмся, - прикидывала Идочка, - то по «их» законам муж должен будет мне такого «отступного» дать, что на всю жизнь хватит».
Идочка быстренько собралась, причём «тряпками» решила руки не обременять: купит себе всё там. Ехать надо налегке, красиво, чтоб ещё возле трапа жених дар речи потерял, когда она выйдет к нему: длинноногая, лёгкая, прекрасная, как мечта. А он сложит весь мир к этим ногам!
Идочка давала последние распоряжения родным, подводила итоги, хлопотала насчёт документов. Жених прислал хорошие деньги, чтобы она взяла себе в самолёт дорогой билет, не копейничала, чтобы нигде никакой задержки. Идочка чувствовала уже превосходство очень богатой женщины: она торопила других там и тут, уверенной рукой раздавая подачки. Взятки, по-русски. И брали, а как же. А взяв, становились сверхлюбезны и суперпредупредительны.
Брачное агентство тоже было удовлетворено: все расходы по хлопотам Идочки в интернете оплатил щедрый американец. Он с нетерпением ждал свою молодую красавицу и уже, кажется, любил её без памяти: электронные письма дышали страстью и были полны нежности. Правда, Идочка по-английски не знала ни слова, и письма ей переводили в том же агентстве. Но «Ай лав ю» она понимала, а дальше – дело техники. Научится, были бы деньги! Главное что? – там если купюру покажешь, они и по-русски зачирикают лучше, чем она. Не боги горшки обжигают, короче говоря.
…И ТОТ ДЕНЬ наступил! Наверное, Идочка всю жизнь его ждала. С родными она попрощалась ещё накануне, запретив себя провожать. Дескать, примета плохая. А на самом деле – она уже и телом, и душой была в Америке, и, отъезжая от родного дома на такси в аэропорт, подумала:
- Всё! Вот теперь я действительно начну жить как следует!
В самолёте её разместили по высшему разряду. «Вот оно, уже началось!» - торжествовала Идочка. Всё время перелёта она любовалась облаками в иллюминатор, и было ощущение, что она не просто летит в другую страну, а перемещается на иную планету. Так, наверное, летят в рай праведные души…
* * *
А в это время человек, который сделал Идочке предложение и к которому она сейчас мчалась на крыльях любви, бодро докладывал тучному хмурому господину, стоя навытяжку в большом аляповатом кабинете:
- Всё готово, шеф. Я сам её встречу. Думаю, что лучше сейчас отправить её в наш чикагский филиал, а оттуда - сразу в Эмираты. Она как раз во вкусе нашего главного заказчика; очень красивая.
- Хорошо, Джон. Только не забудь тут же взять у неё паспорт; скажешь, надо сдать в мэрию для оформления брачного контракта.
- Обижаете, шеф. Это же элементарно. Разве я что-нибудь забываю? Не первый раз.
- Ну-ну, это я на всякий случай. А то увидишь смазливую мордашку – голову потеряешь.
- Не беспокойтесь, шеф! Вечером буду с докладом.
- О'кей. Свободен.
И, отпустив Джона, он закурил.
…А Идочка между тем уже подлетала к новой стране, к новой жизни, к новому счастью. Начинался новый день, который сулил ей новую, доселе неизведанную, пищу…
К О Н Е Ц