Терра Фелиситас

ПРЕАМБУЛА


Если что:

    Данная культурно-творческая практика оправляется человеком хронически НЕ УПОТРЕБЛЯЮЩИМ спиртосодержащих жидкостей и психостимулирующих препаратов, за исключением сладкой газировки и свежезаваренного кофе и, более того – презирающего всех пьющих, курящих и зависимых. Табу на употребление распространяется также на дебилов с испорченной генетикой и титулованных невежд, занимающих высокое положение в обществе, которых сейчас, ¬– к великому сожалению, – в избытке. То есть это – некая заявка на трезвость ума, ясность памяти и независимость суждений, к чему я шёл долгим, извилистым путём на протяжении многих лет.

Кроме того:

    Никто и никогда не сможет убедить меня в том, что я живу в гармоничном, рациональном, насквозь пронизанном добротой, пониманием и сочувствием социуме, в котором правят справедливые, оправданные логикой и многовековой практикой законы гуманизма. Увы, простейшее наблюдение убеждает в том, что меня повсеместно окружают мелочные, злые, жадные людишки, живущие даже не по принципам волчьей стаи, а скорее хаотично испытывающие перманентную агрессию и довлеющий над всем эгоизм. Эгоизм технотронной эпохи – в котором человеческие чувства постулированы машинным сознанием.  И, если ранее я считал, что хороших людей заведомо больше, то теперь далеко не уверен, что эта пропорция верна.
    Суть моего разочарования в следующем – мы все являемся порождением Зла, и печальный итог любых наших начинаний всегда приводит к полной, всеобъемлющей победе вселенского Зла.
    Мы – порождение Тьмы. Инфернальный выкидыш.


И в итоге:

Я не предлагаю с этим смириться, я предлагаю с этим бороться.
Бороться с самими собой.
Медленно. Болезненно. По капле. Выдавливать весь этот гной.
И отнюдь не всегда законными путями.
Потому что мы – в принципе – живём по дьявольским законам.
И жизнь по этим законам нам навязал Сатана.
Он – везде…

ТЕРРА ФЕЛИСИТАС.

…

    Бывают дни….

…

    Бывают такие дни, когда утром, несмотря на все насущные надобности, никак не оторвать голову от подушки. Наваливается какая-то чугунная безнадёга, неврастеническая хандра и фатальное ощущение бесполезной сущности всего происходящего. Дремотный унылый тупик. Ступор душевный. А насущных дел, – между прочим, – Прорва Бездонная!
    Но организм требует своего.
    Ибо в такие дни выходит наружу накопившаяся усталость.
    В такие дни нужно просто отлежаться и выспаться.
    Отваляться.
    До упора.
   

…

    И вот в один из таких дней он честно, не испытывая ни малейших угрызений совести, провалялся в постели до половины третьего. Дня! А денёк, кстати, выдался на редкость солнечным и пригожим, что отнюдь нехарактерно для этих широт в такое время года. И, когда зазвонил телефон, – именно тот телефон, звонки на который нельзя игнорировать категорически! – он взял трубку в руки, нажал на кнопку и, не дожидаясь приветствия, мрачно буркнул:
– Перезвоните позже….
    После чего бесцеремонно отключился и небрежно швырнул телефон на пол – довольно сумбурная выходка, которая явно не останется без последствий.

…

    Последствия себя не замедлили:
    Когда перезвонил телефон, он – голый и разомлевший – лежал в горячей ванне. Отставив в сторону бутылку с минеральной водой, он двумя пальчиками (чтоб не замочить) подцепил телефон, соблюдая некоторую дистанцию (чтоб не отпотел), поднёс телефон к уху и вежливо отсалютовал:
– Прошу простить, я вас слушаю….
    Сглаживая шероховатости – вежливость нужна завсегда!
    Телефон ответил быстро и яростно:
– Это я слушаю! Чё ты меня сбрасываешь?
    Последовала невразумительная пауза, по итогам которой оба трепетно выслушали друг друга – молчание ягнят.
    Первым не выдержал телефон:
– Алло! Чё молчишь? – Яростно уточнила трубка.
– Простите, вы меня врасплох застали…. Я в туалете….
    Трубку это не остановило:
– Послушай, прошло целых два дня!
    На что он резонно возразил:
– Прошло всего два дня….
    И вновь последовала ещё более невразумительная пауза.
– ПРОШЛО ЦЕЛЫХ ДВА ДНЯ! А тебя рекомендовали как невъебенного спеца! – Послышалось из трубки на повышенных.
    Судя по всему, разговор изначально планировалось вести на повышенных, но он на это не повёлся.
– Я польщён…. – Кротко признался он.
    Телефон среагировал немедленно:
– Ты чё там бурчишь? Обосрался что-ли?
– Не понял….
– Чё ты не понял? Время идёт! Сквозь пальцы утекает! Ты оставляешь ему возможность для манёвра, если он уйдёт из города – пеняй на себя.
    Главное сейчас было – не сорваться на повышенные. Ежу ведь понятно, что человек, который пошёл на такое (имеется в виду – кинуть на бабки такую публику), сделал всё не спонтанно и заранее просчитал все манёвры.
– Послушайте, не так просто найти в пятимиллионном городе….
– Нет, ты послушай! Ты найдёшь либо его, либо проблем на жопу. Ты врубаешься? Ты обещал, что вычислишь его, ты меня заверил, и я на тебя понадеялся….
– Я никого не заверял, я сказал, что постараюсь….
– Постараешься? За тот ценник, который ты озвучил? Прилежный ты мой, да ты мне его из-под земли достанешь, если не хочешь в Фонтанке в ноябре купаться! Не думай, что так просто соскочишь. И чтоб я больше этих трогательных монологов не слыхал, мамке будешь жаловаться: я старался – не получилось. Хохму затеял! В нашей сфере так не работают! Ты мне свой гонорар отголишь по полной!
– Кстати, гонорар, сегодня я бы хотел получить….
– Послушай, ты чё так разговариваешь? Ты хоть знаешь, с кем ты разговариваешь?! Ты ничё не попутал? ****ь, от чистого сердца советую – сбавь на полтона ниже! Я не таких как ты амбициозных обламывал. Ты меня понял?
    И здесь он изобразил смирение – облом амбициозный:
– Да, мой господин!
    И здесь он даже вытянулся во фрунт – голый, вспотевший, разомлевший в горячей ванне, но во фрунт вытянулся!
– Вот так-то лучше, я тебя научу, как с солидными людьми разговаривать, – похвалила трубка.   
    Солидный человек! Привет из девяностых. Эти «солидные» ничего не понимают. Они привыкли всё брать нахрапом, на абордаж, они от всех ждут подобострастия и лицемерного смирения. Тупая самонадеянная публика. Опасные скоты.
– В десять жду тебя в офисе, с докладом.
– Я не смогу в десять.
– В ДЕСЯТЬ! В ОФИСЕ! С ДОКЛАДОМ! И ПОСТАРАЙСЯ МЕНЯ НЕ ЗЛИТЬ!
    И трубка отключилась.

    Ну почему?
    Почему они привыкли со всеми разговаривать как с халдеями в кабаках? Почему они позволяют себе такой тон?

…

    Эту публику нужно учить. Дрессировать как нашкодивших котят. Натаскивать как щенков. Если нагадил – натыкать мордой в собственное дерьмо, если провинился – нещадно выпороть вожжами на заднем дворе, а кое-кого пора пристрелить в санитарных целях, поскольку, – увы и ах! –  другого языка эти энималс не понимают.
    Двуногие твари не слышат голос разума!
    Мясники и Пивники без насилия не внемлют, потому что эта свора людская – источник перманентного насилия. Как, впрочем, и жертва одновременно.

…

    Не нужно было браться за эту работу.
    Идти по простывшему следу – сумбурная затея. Клиент уже затаился, обставился, зачистил все подступы и  не исключено – занял оборону.  Занял оборону…. Кстати, у Клиента – разряд по биатлону. И он владеет боевыми искусствами.
   
    Ох, непросто найти человека в пятимиллионном городе….
   
    Итак:
    Что мы имеем?
    Не вникая в лирику – Клиент кинул контору на деньги, и деньги, судя по всему, немалые. И с этими деньгами он постарается выехать из города, по-видимому, навсегда. То бишь – в бега! Известно, что Клиент – достаточно состоятельный человек, что у него нет семьи, нет пагубных пристрастий, он не судим, не привлекался и на публике не примелькался. Прекрасное здоровье и два высших образования – типичный портрет Успешничка времён Свинцового Века.
    Известен также адрес, по которому Клиент проживал – самая обычная типовая двушка в новострое – финансовый директор крупного холдинга мог бы жить и покудрявее, кроме того известен адрес, по которому проживает его любовница – проплаченная куртизанка, используемая по прямому назначению для опорожнения семенников и известны адреса его немногочисленных друзей. Но все эти адреса по горячим следам Заказчик уже прошерстил до него и ему деликатно посоветовали больше туда не соваться. Потому что – зеро.  Скажем прямо, не так уж много известно об этом человеке.
    И – самое главное – каким-то образом Заказчику известно, что Клиент до сих пор город не покинул. То есть – Клиент с деньгами. Залёг в укромном месте. Затаился. Чего-то выжидает. Чтобы при случае тихо покинуть город. Слиться в никуда с колоссальной суммой денег на кармане.
    В качестве бонуса известно – у Клиента был сибирский кот, с которым они прожили вместе больше десяти лет. И ещё – Клиент всегда пользовался услугами такси, поскольку не имел собственного автомобиля по каким-то своим принципиальным соображениям.
    И это – всё.

…

    И это – всё?
    Долго рассказывать, как он вышел на Таксиста, услугами которого постоянно пользовался Клиент, не будем никого утомлять излишними деталями и, кроме того, в работе любого профессионала есть фирменные секреты, на которых и зарабатываются свои кровные. Если честно – найти Таксиста оказалось не так уж сложно. Непонятно, почему служба безопасности Заказчика изначально не пошла этим путём. Ведь логично предположить, что Таксист был в курсе последних передвижений своего «золотого» Клиента. И, вполне допустимо, что помог ему спрятаться понадёжнее.
    На ловца и зверь бежит.

…

    На ловца и зверь бежит.
    Таксиста он нашёл возле станции метро на «отстое».
    Интеллигентно отклянчив зад, он брякнул костяшками пальцев в боковое стекло и, когда стекло опустилось, проникновенно уточнил:
– Свободен, шеф?
– Свободен….
    Не дожидаясь приглашения, Он уверенно плюхнулся на переднее пассажирское и пафосно скомандовал:
– Тогда едем!
¬– Едем куда? – Без всякого пафоса уточнил таксист.
– Вперёд!
– Вперёд – называется проспект Большевиков?
– Вот именно.
– А потом?
– А потом я покажу.
– И сколько будет стоить «вперёд»?
– Не обижу….
– А сколько будет стоить «потом»?
– Поехали…. Не обижу.
…


    Когда машина тронулась:
    Он с некоторой тревогой прислушался к скрипу шаровых опор….
    К металлическому лязганью под днищем….
    К надсадному рёву порядком уставшего двигателя….
    После чего придирчиво осмотрел приборную панель и убранство салона….
    Даже навскидку было понятно, что этой машине лет десять и побывала она не в одной передряге. Странный выбор для состоятельного человека – выбрать именно эту раздолбанную колымагу для ПОСТОЯННЫХ передвижений по мегаполису.
    Очень странный выбор.
    Потом Он не менее придирчиво посмотрел на Таксиста. У богатых свои причуды. Не менее странный выбор на роль персонального водителя – поношенная кожаная куртка не по размеру – явно из сэконд-хэнда, в глазах – либеральное мировоззрение воспитанного человека – напрочь испорченного высшим образованием, неухоженные волосы, подчёркнутая небрежность во всём и огромные плюсовые очки на длинном хрящеватом носу.
    Так и хотелось назвать его Долгоносиком. Словом  – типичный ботан. На лихача-извозчика этот отставной доцент никак не походил. Достопримечательность российских мегаполисов – здесь дополна таких «бомбил», с которыми навскидку можно обсудить квантовую двуличность бытия.



    Довольно лихо миновав пробки, они выехали за город.
    Всё это время таксист презрительно молчал, сосредоточенно вцепившись в баранку – чувствовалось, что эту работу он искренне ненавидел и не менее искренне любил. Разговор не клеился, да и клеить его никто особенно не рвался, все вопросы только по существу:
– Здесь?
– Направо.
– Здесь?
– Налево.
– Здесь?
– Прямо.
– Прямо здесь?
– Прямо здесь.
    Проехав вдоль реки несколько километров, там, где кончалась линия коттеджей, обнесённых высоченным каменным забором, Он приказал таксисту свернуть в сторону старого заброшенного причала.
    Таксист беспрекословно выполнил приказание.
    Оказавшись в некотором отдалении от дороги, в замкнутом, безлюдном месте, Он расстегнул куртку, достал пистолет, снял шпалер с предохранителя и, уперев ствол таксисту в печень, мрачно скомандовал:
– Сиди, не дёргайся.
    Долгоносик ошарашено покосился на пистолет и настороженно замер, вытаращившись на него сквозь мощные плюсовые очки.
    Первым делом Он полез в бардачок.
    Порывшись, достал оттуда книгу.
– Это что? – Походя поинтересовался он.
– Это – кто. Иммануил Кант. Читать не умеешь?
– Не борзей, философ, – буркнул Он, продолжив рыться в бардачке.
– Уважаемый, хочешь уйти не рассчитавшись – уходи, драться не полезу, против тебя у меня нет шансов.
    Покончив с бардачком, Он полез обыскивать таксиста.
    Таксист с готовностью вскинул руки над головой, хоть его об этом и не просили.
– Парень, ты зря эту байду затеял, смену я только начал, налички – полторы тысячи, хочешь – забирай всё до копейки….
– Помолчи, я сам разберусь.
    И продолжил шарить по карманам таксиста.
    Таксист нервно фыркнул:
– Забавно, что ты решил ограбить именно меня, приду заяву писать – менты обхохочутся. Можешь забрать банковскую карточку, у меня на ней тыщи две накопилось, я тебе даже пин-код скажу.
    Удостоверившись, что таксист не вооружён, Он доверительно поинтересовался:
– Лопатник где?
    Таксист полез за лопатником:
– Если хочешь забрать машину, то непонятно зачем она тебе нужна после миллионного пробега и двух ДТП….
– Телефон давай.
    Таксист заметно оживился:
– Тебе нужен мой телефон? Держи, коли не шутишь! Только предупреждаю, его ни одна скупка не возьмёт, впрочем, попробуй пихнуть таджикам на стройке, они раскладушки любят их даже трещина на дисплее….
– Помолчи….
– Короче, ещё на триста поднимешься. Итого, поимеешь с этого налёта косаря три-четыре, неплохой навар для лихого гангстера. Впрочем, машину можешь тоже забрать, если тебе не западло на таких лохматках ездить, но там бензина осталось литра два, далеко не уедешь, если вообще….
– Заткнись.
    Он зыркнул на таксиста так, что тот предпочёл заткнуться.
    Он пристально осмотрел таксиста с ног до головы:
– Почему он ездил с таким дощепаном как ты? Что ли сильно прижимистый? Или у вас были общие интересы?
– Ты о чём?
– Я о ком! Самборский Евгений Степанович! Знаешь такого?
– Первый раз слышу.
– Не ври, Плутарх.
    Таксист презрительно хмыкнул:
– Пистолет настоящий?
    Он досадливо скорчился.
    Достал магазин, продемонстрировал патроны.
    После чего ещё более досадливо скорчился:
– Я вот думаю, что лучше: башку прострелить или печень?
– Парень, ты сдурел? За это не убивают. Клянусь, к мусорам не пойду, забирай барахло, забирай машину и уходи, тема – закрыта.
     Он отморожено осклабился:
– Жека Самборский! Как ты мог забыть? Евген мне тебя рекомендовал, как лучшего бомбилу Северо-Запада.
– Первый раз слышу.
– Ай-яй-яй, Плутарх, ты соврал второй раз, первый я бы ещё простил, но второй….
    И он прицелился таксисту в ухо.
    Таксист побледнел:
– Я не знаю никакого Самборского.
– Стало быть, где его найти ты тоже не знаешь?
– Как я могу знать, где найти того, кого не знаю.
    Так и сыпет силлогизмами. Алиса в Стране Чудес. Доцент в отставке.
    Куй железо – пока горячо.
    И Он продолжил заниматься куйней.
– Ненавижу враньё. Выходи из машины! – Скомандовал Он.

   Когда они оказались на причале, он подтащил таксиста к самому краю бетонного пирса и мрачно гаркнул:
– На колени! Руки вверх!
    Таксист покорно выполнил приказание.
    Он ткнул таксисту ствол в затылок:
– Ты, типа, смерти не боишься?
– Боюсь, – признался таксист.
    Внезапно! Прямо возле уха таксиста! Оглушительно вдруг грохнул выстрел! Он выстрелил в воду.
    Таксист конвульсивно вздрогнул всем телом и, обесточено обмякнув, едва не рухнул в реку. Поймав бедолагу за шиворот, Он встряхнул парализованного страхом таксиста, словно тряпичную куклу и прошипел в самое ухо:
– Тогда не откладывай – пришёл Господин Страх! Как мне найти Самборского?
    Таксист повернул к нему белое и неживое, словно загипсованное лицо:
– Так напугал,… себя не помню.
– Философ, ты – без документов, если я тебя сейчас пристрелю и сброшу в реку, у тебя есть все шансы навсегда остаться неопознанным трупом.
– Я уже давно живой труп.
– Чево?
    И Он посмотрел таксисту в глаза.
    И у таксиста, действительно, были глаза мертвеца.
– Как мне найти Самборского?!
    Вопрос повис в воздухе.
    Так и не дождавшись ответа, он вероломно вдруг громко гаркнул:
– КАК? МНЕ! НАЙТИ САМБОРСКОГО?
    После чего последовал короткий боковой в голову – не с целью вырубить, а с целью доставить боль и запугать. Хлёсткий, поставленный удар в болевую точку.
    Таксист конвульсивно дёрнулся, на какое-то мгновение поплыл, но довольно быстро выправился и снова посмотрел на него глазами мертвеца.
– Ты – отморозок,… я отморозков презираю,… это – мой принцип,… хочешь – убивай, – процедил таксист.
    После чего таксист смиренно понурил голову и зажмурил глаза, ожидая контрольный в голову. То есть – неминуемой смерти!
    Повисла гнетущая пауза.
    А ведь не блефует шеф-доцент – всё обострил до предела.
    Он обескуражено тряхнул головой.
– Теперь я понял, почему он ездил с тобой….. Садись в машину, жертва принципов.
    Он поставил пистолет на предохранитель и запихал ствол в кобуру. Убивать за принципы не было его принципом. Да и потом – зачем убивать не добившись своего?
    Из принципа?

    В машине состоялся следующий паскудный разговор:
– Тебя как зовут?
– Александр.
– Шурик…. Слушай меня внимательно: чужие принципы я уважаю, поэтому, как минимум до вечера пытать тебя не собираюсь, насилие – не моё амплуа, но вечером я буду вынужден позвонить людям, которые будут пытать тебя С НАСЛАЖДЕНИЕМ…. Шурик, ты меня слышишь?
– Слышу…. – Таксист потерянно кивнул головой.
– Шоу должно продолжаться! Предполагаю, что под пытками ты скажешь всё, что нужно, после чего я тебя пристрелю и сброшу с Вантового моста. Расчёт банально прост – тебя вряд ли когда-нибудь найдут, следовательно – мне за это ничего не будет. И знаешь, почему я сделаю эту мерзость? Потому что у меня тоже есть принципы – я любое порученное дело привык доводить до абсолюта. Поверь, муки совести я как-нибудь переживу и выполню обещанное, потому что работаю за вполне приличный гонорар. Расклад понятен?.. Шу-у-рик, тебе понятен расклад?!
– Понятен….
– Тогда заводи машину и поехали.
– Куда поехали?
– За город, дорогу я покажу.
– Какой «загород»? В баке – два литра.
– Ну тогда для начала – до ближайшей заправки. Не волнуйся, Спиноза, воспринимай меня как «золотого клиента», я щедро  заплачу. И даже дам на чай!
    И Он подмигнул таксисту.

…

    На ловца и зверь бежит.
    Первым делом нужно было куда-то упаковать таксиста, впрочем, у него для этого всё было подготовлено заранее, экспромтов Он не любил и считал, что если дело дошло до экспромтов, это следствие низкой профессиональной квалификации.

…

    На точке, покопавшись в телефоне таксиста, Он обнаружил на букву «С» сразу четыре – ЧЕТЫРЕ! – телефона Самборского. Три из них были ему известны – домашний, рабочий, сотовый, а вот четвёртый….
   Четвёртый! Теперь Клиента можно было вычислить просто по геолокации. Судя по всему, этот законспирированный телефон Самборский использовал только в самых экстренных случаях и звонил по нему только самым проверенным людям. Ай-яй-яй, как же можно было так подставиться! Теперь Клиента можно взять тёплым. Теперь Самборского можно сдать своим непосредственным работодателям и получить причитающийся гонорар – три тысячи долларов! Дело сделано. Неплохой куш – практически на халяву, даже морду бить никому не пришлось.
    И он под нос себе мурлыкнул:

Я – гениальный сыщик!
Мне помощь не нужна!
Найду я даже прыщик
На теле у слона.
Как лев, сражаюсь в драке.
Тружусь я, как пчела.
А нюх, как у собаки,
А глаз, как у орла.

    Настроение было – Спас Медовый!

    Но что-то мешало.
    Что-то где-то как-то свербело и зудело.
    Что-то мешало….
    Мешало что-то!
    Просто взять и сдать Самборского.

…

    Он зашёл в комнату, в которой сидел прикованный к стулу таксист.
    Походив по комнате кругами, Он взял другой стул и уселся напротив.
    Уставился на таксиста с таким внезапным дружелюбием, что в воздухе некстати вдруг повеяло некоторой гармонией и взаимопониманием. Он даже разулыбался, словно олень исландский. Вкрадчиво заговорил, делая зияющие паузы между предложениями:
– Шурик…. У меня такой вопрос возник…. А кем ты раньше работал?
    Таксист отвернул голову и посмотрел куда-то в сторону и, когда уже показалось, что он оставит этот вопрос без ответа, внезапно проговорил:
– Философию преподавал в институте культуры.
– Я так и подумал…. Бухал, поди, как сапожник, за это и выгнали?
– Любовника жены убил, отсидел за это пять лет.
– Ну ты даёшь, Отелло…. Страшный вы народ, философы.
– У тебя ещё есть вопросы? – Таксист повернул голову и посмотрел на него своим фирменным презрительнo-снисходительным взглядом – как будто не он здесь был в роли жертвы, а наоборот.
    Под этим взглядом Он нервно ёрзнул на стуле и заговорил ещё более вкрадчиво:
– Шурик, давай чуть-чуть пооткровенничаем.
– Валяй, – в лоб согласился таксист.
– Ты что на самом деле смерти не боишься?
– Я жизни боюсь.
– Чиво?
– Мне пятьдесят пять лет. Всё прекрасное в моей жизни случилось – первое сентября, первая любовь, первая брачная ночь. Больше ничего интересного не будет, поэтому я здесь просто время коротаю. Прозябаю.
– Ты рисуешься, Шурик.
– Рисовки кончились лет десять назад. Любимая женщина была – обманула, друзья были – предали, любимая работа была – выгнали, дочь была – забыла, в тюрьму ни одного письма не написала. В этом мире для меня положительных эмоций не осталось. Меня даже водка не пьянит.
– Страшный вы народ, философы…. Я бы тебе посочувствовал, но ты в этом явно не нуждаешься…. Так значит, Самборского ты мне не сдашь?
– Не сдам.
– А если я тебе денег дам….. Ну скажем тысячу долларов?
– Я их не возьму.
– А если две?
– Я в жизни не встречал человека, которому бы тридцать серебренников счастье принесли, – буркнул таксист и посмотрел куда-то в пол.
    Диоген! Диоген из бочки. Полное отрешение от общества.
– То есть, если тебя будут пытать, – пытать профессионально! – ты мне все равно ничего не скажешь?
– Я постараюсь выдержать пытки.
    И таксист поднял на него глаза и посмотрел на него каким-то невероятно чистым, ОЗАРЁННЫМ взглядом.
    ****ь, ну надо же, какой Олег Кошевой выискался!
    Он паскудно поморщился. Поморщился потому, что почувствовал себя паскудой.
    Снова ёрзнул на стуле.
    И снова заговорил, с иезуитским лицемерием, – бывшая паскудная ментовская привычка, – пытаясь влезть в душу к собеседнику.
– Шурик, ты мне симпатичен…. И я не хотел бы доводить до крайностей…. Почему ты не хочешь вломить Самборского?.. Я бы взял тебя в долю.
– Потому что он мессия.
    И таксист вскинул глаза в потолок.
– Чиво?
– Он знает дорогу к счастью.
    И таксист потупился.
– А ты уверен, что к нему натоптали дорогу?
– Не уверен, но он проведёт окольными тропами….
    И таксист снова вскинул на него озарённый, просветлённый взгляд.
    Не в силах выдержать этот чистый, честный, неподкупный, метафизический взгляд, Он отвёл глаза в сторону  и ошарашено процедил:
– Страшный вы народ, философы.

…

    Минут через двадцать Он собрался уходить.
    Зашёл в комнату, в которой томился таксист, вместе со стулом молча подтащил бедолагу к батарее парового отопления, всё так же  молча расстегнул наручники на его запястьях, приковал таксиста за ногу к батарее, красноречиво пододвинул к нему пустое помойное ведро и бутылку с минеральной водой.
– Шурик, я сейчас упорхну по делам, придётся тебе здесь немного без меня поскучать. Учти, кричать и взывать о помощи – бесполезно, поэтому советую – веди себя тихо, я скоро вернусь и привезу тебе пиццу – «Толстую Берту»…. Чего молчишь, Шурик? Ты не любишь Толстую Берту?
– Зачем ты напялил мою куртку?
– На улице дождик намечается, а она мне как раз впору, я, кстати, машиной твоей воспользуюсь, ты не против?.. ТЫ НЕ ПРОТИВ, ШУРИК? – Рявкнул Он на вдруг притихшего таксиста.
    Таксист отрицательно кивнул головой:
– Я пиццу не люблю.
– Какой ты капризный, Шурик…. А говоришь в тюрьме сидел…. За убийство…. Людей убивать нехорошо…. Кстати, откуда ты знаешь Самборского?
    Вопрос повис в воздухе.
    Когда, казалось бы, что он так и провисит без ответа, таксист тихо проговорил:
– Мы с ним вместе на философском факультете учились.
– Он же экономист.
– Он по первому образованию  философ.
– Лишний раз убеждаюсь – гуманитарное образование людей портит…. Шурик, что ты на меня так смотришь?
– Ты обещал за проезд и на чай.
– Не волнуйся, если всё получится, я даже компенсирую ожидание.
– А если не получится?
– Если не получится, тогда убью и не заплачу…. Но ты не нервничай, будь оптимистом…. ЧТО ТЫ НА МЕНЯ ТАК СМОТРИШЬ?
– Хочу, чтобы у тебя ничего не получилось.

…

    У меня все получится.
    На ловца и зверь бежит.
    Куй железо пока горячо.
    Продолжим зверовать и заниматься куйней.
    Всё у меня получится!
Руки моей железной
Боятся, как огня!
И, в общем, бесполезно
Скрываться от меня!
Проворнее макаки,
Выносливей вола.
А нюх, как у собаки,
А глаз, как у орла.

…

    Самборский позвонил вечером. В половине девятого. То бишь – в двадцать двадцать семь.
    Набросив на телефон носовой платок и, держа трубку под углом, на некотором отдалении, Он хрипло выдавил:
– Аллё….
– Привет.
– Привет.
– Что с голосом? У тебя всё в порядке?
– Простыл немного,… но я в порядке,… работаю.
– Громче говори, плохо слышно тебя.
    Он гулко прокашлялся и с готовностью рявкнул:
– В порядке! Работаю!
– К десяти на Московский сможешь приехать?
– Смогу. Диктуй адрес.
– У тебя точно всё в порядке?
– В порядке.
– В десять приезжай к метро «Парк Победы». Не забудь попить чаю с лимоном. Договорились?
– Договорились.
    Договорились?
    И всё?
    Неужели так просто?

…

    В указанном месте он был в указанное время.
    Подъехал к метро и встал чуть поодаль от машин такси, чтобы не вызывать ненужных вопросов от тех «бомбил», которые здесь отстаиваются постоянно. Пристально огляделся по сторонам. Напялил на голову клетчатую кепку, которую позаимствовал у Шурика-таксиста. Издалека, в полутьме, в кепке и в куртке своего знакомого Самборский вполне мог бы принять его за искомое. Главное, чтобы Клиент сел в машину, а там начнётся новая песня, в которой, – не исключено – ему будет принадлежать сольная партия. По договорённости Заказчик платил только за то, чтобы вычислить Клиента, посмотрим, сколько он заплатит непосредственно за тело. А это будет уже не просто сольная партия, это будет симфония! Поторгуемся.
    Предположительно, десять тысяч бакинских должны устроить договаривающиеся стороны. А в случае вежливого отказа….
– Дружище, у тебя правое заднее спустило.
    Он даже не понял, откуда нарисовался этот персонаж. Чёрная куртка, чёрный петушок и чёрные треники. Лицо из Толпы. Среднестатистический щербатый мужичонка средней потёртости – встретишь такого в троллейбусе, только щербины и запомнишь – брякнул в правое пассажирское стекло костяшками пальцев.
    Левое заднее? Только этого не хватало.
    Он снова огляделся по сторонам. Удостоверившись, что Самборского поблизости не наблюдается, неторопливо вышел из машины – с этим нужно было что-то решать. Немедленно! На спущенном далеко не уедешь.
    Обогнув лимузин сзади Он непонимающе воззрился на АБСОЛЮТНО ИСПРАВНОЕ КОЛЕСО. Пнул его, чтобы удостовериться в этом окончательно, после чего покосился на Щербатого и уже начиная понимать, во что вляпался, старясь не делать резких движений, потянулся за стволом…. Но!
– Шеф, свободен?
    Прозвучало за спиной.
    Он обернулся.
    Успел буркнуть:
– Занят….
    И уже почти нащупал ствол в кармане.
    И даже почти успел выдернуть его.
    Но тут прозвучало:
– Значит, свободен.
   И внезапно! В грудь! Торцом! С каким-то индустриальным металлическим лязгом  ударило что-то похожее на железнодорожный рельс. От этого внутри кошмарно хрустнуло. Он поперхнулся на вдохе.  И от мощного, нокаутирующего удара сломался в коленях, и, коматозно заваливаясь вперёд, успел услышать последние слова, отчасти не лишённые душевного тепла:
– Будешь залупаться, головёнку сверну как цыпленку.


    Очнулся он уже в машине.
    На заднем сиденье.
    За баранкой сидел Щербатый.
    А они на пару с Амбалом, который вырубил его ударом в грудь, мирно, чуть ли не в обнимку – как закадычные приятели, восседали на заднем пассажирском. И было им вдвоём чуть тесновато, поскольку амбал по своим габаритам с трудом вписывался в столь убогую обстановку. Он покосился на кулак амбала – размером почти с футбольный мяч. Невольно возникал вопрос – как Он выжил после удара ЭТИМ?
    Некоторое время Он молчал, прислушиваясь и присматриваясь к обстановке и к новым персонажам.  И, как ему показалось на первый взгляд, его новые знакомые не были наёмными бандитами. Интуиция подсказывала, что они – люди случайные, вполне возможно, какие-то мирные фермеры из Нижнего Тутуяса.
    Что? Заставило? Крестьян! Пойти на похищение человека?
    Поймав на себе взгляд амбала, Он приветливо буркнул:
– Привет.
– Привет, – буркнул в ответ Амбал.
    Он болезненно сморщился и пощ-щупал себя за грудь.
    Немного погодя пафосно поинтересовался:
– Вы, партизаны, чьи будете?
    Амбал покосился в его сторону и вместо ответа презрительно хмыкнул.
   Он в свою очередь посмотрел на Амбала и внезапно требовательно поинтересовался:
– Тебя как зовут?
    Амбал посмотрел на него как на диковинную говорящую зверушку и, сделав существенную паузу, представился:
– Петром меня зовут.
– Здоровый ты мужик, Петя,… ты мне,… – Он болезненно повозился, пристраиваясь поудобнее, – ты мне, с-сука, ребро сломал.
– Базар фильтруй, пока я тебе спину не сломал.
    Какое хамство! Деревенщина!
    Он замолчал, отвернулся и посмотрел в окно.
    Немного погодя поинтересовался:
– Куда мы едем?
    Амбал промолчал и вместо него ответил Щербатый:
– Подумай сам – что и зачем ты спрашиваешь?
– Тебя как зовут? – Тотчас уточнил Он у затылка Щербатого.
– Владимир.
– Вовчик, хотел тебе дорогу до дома показать, меня там никто не ждёт, но в морозилке целая пачка пельменей, а я по затылку вижу – ты сам не свой до пельменей.
    И Он гостеприимно осклабился.
    Амбал Пётр недружелюбно попросил:
– Кончай трепаться.

…

    Примерно через полчаса машина свернула с шоссе и стала вилять по просёлкам. Он с интересом всматривался в темнеющий лес по сторонам, пытаясь запомнить дорогу, но после того как машина, миновала несколько развилок и въехала на территорию чего-то похожего на ведомственное садоводство, Он оставил бесплодные попытки – в таких забросах, даже зная точный адрес, можно полдня потратить на поиски искомого. Впрочем, в экстремальных ситуациях все чувства обостряются до крайности, будем надеяться, что и в отношении памяти этот принцип сработает. Если только….
    Если только сейчас ему не выписывают билет в один конец.
– Вылезай, приехали, – Скомандовал Амбал.
    Не без волнения. Он пытливо завертел головой. В свете фар увидел водонапорную колонку и табличку с надписью – «ПОЖАРНЫЙ ВОДОЁМ».
    Неужели всё произойдёт именно здесь? И пожарный водоём станет последним пристанищем?!
– А зачем мы сюда приехали? – пристально поинтересовался Он.
– Дальше не проехать, пешком пойдём.
    Неуклюже выкарабкавшись из машины, Он пощ-щупал больное место и сделал категоричное заявление:
– Имейте в виду, если к завтраку не вернусь, мама моя вас из-под земли достанет.
– Заткнись, голова от тебя болит, – сквозь зубы процедил Амбал.


    Минут через двадцать, петляющая между заборами тропа, вывела их к воротам, за которыми возвышался большой двухэтажный каркасный дом терракотового цвета. Дом был практически неосвещён, лишь перед входом горела тусклая сороковатная лампочка. Практически в потемках они прошли через какое-то подобие прихожей и очутились в просторном помещении с высоким потолком, освещенном лишь одним софитом в конусообразном абажуре, болтающемся на шнуре. Посреди помещения стоял обшарпанный антикварный стол, за которым на старомодном стуле с высокой спинкой восседал – а ля Самборский Евгений  Степанович собственной персоной.
    Вау! Здрасьте наше Вам! Попался, негодник!
    Он подозрительно потянул носом и покосился в сторону металлической печи фабричного изготовления, в которой весело потрескивали горящие дрова.
– Печка чадит, угореть не боишься? – Фамильярно обратился Он к Самборскому.
– Разве мы переходили на «ты»?.. Садитесь…. – Самборский указал куда, собственно, садиться.
   Он подозрительно покосился на обшарпанный табурет, и кисло хмыкнул:
– Да я подумал к чему формальности, среди деревенских, на свежем воздухе….
    Он через плечо бросил выразительный взгляд на стоящего за спиной Амбала. Затем мимоходом осмотрелся по сторонам, так сказать полюбовался на окружающий антураж: ничего выдающегося, без особых примет, похоже на съёмный коттедж или загородный дом, в который самовольно вселились без ведома хозяев. Если его притащили сюда без всяких мер предосторожности, значить не боятся засветить адрес, если только это – не билет в один конец….
    Но интуиция подсказывала, что эти люди на убийство не пойдут.
    Он поймал на себе беспристрастный, сканирующий взгляд Самборского, в свою очередь посмотрел тому в глаза и, стараясь понапрасну не нарываться, первым отвёл глаза в сторону. Зачем махать красной тряпкой перед носом у быка? Коррида ещё не началась.
    Он покорно уселся на обшарпанный табурет и, запрокинув голову, посмотрел на тусклый софит, висящий в аккурат над его головой. В эпицентре зрительских симпатий. Кумир толпы.
    Всё дальнейшее напоминало допрос с пристрастием по аналогии с известным телешоу:
– Как вас зовут?
– Разве не мои документы лежат у вас на столе?
– Зачем вы меня ищете?
– Предположительно – убить.
– Сколько вам обещали за мою голову?
– Три тысячи долларов.
– Скажем прямо, негусто. И вы готовы убить меня за три тысячи долларов?
– Нет, за три я брался вычислить, но если вас закажут, то мочкану я вас,… тысчонок за тридцать. Или сорок. 
– Что вы сделали с Лонге? Он жив?
– Кто такой Лонге?
– Вы на его машине приехали.
– А-а, Шурик,… С ним всё в порядке.
– Я бы хотел убедиться в этом наглядно.
– Никаких проблем – в обмен на мою свободу и, скажем, десять тысяч долларов.
– Думаете, в вашем положении уместно торговаться?
– А чем так плачевно моё положение? Я на восьмом месяце беременности?
– Ваша судьба в моих руках.
    Он кисло хмыкнул:
– Господин Самборский, я верю в Вашу порядочность.   
– Господин…. – Самборский заглянул в лежащий перед ним паспорт.  – Козырев. В наше время на порядочность рассчитывают только непорядочные люди.
– В плохие времена выпало жить, – скорбно подытожил Козырев.
– Не похожи вы на жертву эпохи, – не менее скорбно подытожил Самборский.
    Они оценивающе посмотрели друг на друга. И, если судить по анатомически безжалостным глазам Самборского, сакральная вера в порядочность рассыпалась как обветшалое строение, превращаясь в печальные безрадостные руины. Человек с таким взглядом может и убить, если его вынудить.
    Козырев первым отвёл глаза в сторону:
– Я хочу в туалет. У вас здесь есть туалет?
– Что насчёт Лонге? Я хочу решить вопрос немедленно.
    Козырев вжал голову в плечи:
– Я не в состоянии решать вопросы, мне нужно….
– Попросил бы вас смотреть мне в глаза. Он жив?
– С Лонге всё в порядке, мне нужно в туалет… – Козырев сжался в стыдливый комок и ещё ниже опустил голову.
    Самборский возвысил голос:
– СМОТРИТЕ МНЕ В ГЛАЗА! ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ С ЛОНГЕ?
    И здесь съежившийся в жалкий комок Козырев тоже возвысил голос, и прозвучали в его голосе едва ли не панические нотки:
– Я ХОЧУ В ТУАЛЕТ! РАЗВЕ ВЫ НЕ ЧУВСТВУЕТЕ?
    Теперь этот нестерпимый позыв почувствовали все.
    Самборский брезгливо потянул носом и презрительно вытаращился на Козырева. Повисла невразумительная пауза.
– ХВАТИТ БЗДЕТЬ, ПРИЯТЕЛЬ! – Внезапно громко подал голос Амбал.
    Без комментариев.
    Не сказав Козыреву ни слова, Самборский обратился к стоящему возле двери Амбалу:
– Пётр, отведи его в туалет.


    Когда Пётр привёл Козырева в туалет:
    Перед дверью в туалет Козырев остановился и протянул Пётру руки, скованные наручниками:
– Развяжи, – потребовал он.
    Пётр слегка заколебался. Впрочем, колебался он недолго. Освободив ему руки, Пётр включил свет в туалетной комнате и втолкнул внутрь Козырева. Едва не упав, Козырев ввалился в туалет и возмущённо обернувшись, посмотрел на невозмутимого Петра.
    Без комментариев.
– Дверь закрой, – потребовал Козырев.
– Зачем?
– Затем, что я буду по-большому.
    Пётр невозмутимо фыркнул:
– Ну и сри на здоровье.
    Козырев вдруг стал похож на голливудскую звезду.
    И даже позу занял соответствующую:
¬ – Дружище, нисколько не стесняюсь. Всегда готов посрать на публике. Но я за твою психику переживаю. Все эти звуки. ЗАПАХИ! И прочие чудовищные подробности. Зрелище не для слабонервных. Не настолько мы с тобой близки, чтобы….
    …. Не дождавшись апофеоза, Пётр захлопнул дверь.
    Оставшийся один Козырев бодро скинул портки, деловито пошарил у себя в трусах, – будто проверяя сохранность чего-то архиважного, – осторожно переложил это нечто в карман куртки, после  чего оседлал толчок и громко прокричал, обращаясь к туалетной двери:
– Пётр!.. Петя!..
– Ну говори, чево.
– Ты философский факультет не заканчивал?
– Сри, давай.
    Козырев не унимался:
– А духовную семинарию? Не посещал?
– Не посещал.
    Разговор явно не клеился.
    Но Козырев по-прежнему не унимался:
– Петя!.. А если припрёт меня кончать, убивать меня ТЫ будешь?
– А чё ты спрашиваешь?
    Козырев вскинул в потолок прочувствованный взгляд:
– Хочу посмотреть в глаза своему палачу.
    За дверью надолго замолчали.
– Чего молчишь, Петя?
– Ты посрал?
    Козырев встал, дёрнул за смыв и громко шваркнул крышкой стульчака:
– Жаль, Пётр, что ты – не философ.


    Ничего лишнего. И ничего личного. В коридоре помолодевший и посвежевший Козырев вновь прицепился с разговорами к Амбалу.  И здесь ему почти удалось разговорить Амбала, пока тот застёгивал ему наручники.
– Здоровый ты мужик, Пётр…. – Козырев оценивающе осмотрел Амбала с ног до головы. – Интересно кто меня кончать будет? Нутром чувствую, что не ты…. – И здесь он с энтузиазмом спохватился. – Подожди! Минуточку! Неужели Самборский собственноручно? Испачкаться не побоится?
– Вовчик кончать будет, он коновалом работал.
– Каким коновалом?
– Ветеринаром. – И Амбал толкнул в спину, показывая, что разговор закончен.
– Бедные животные…. А потом?
– Что потом?
– Ну, когда грохнете. С трупом чё делать? Я надеюсь, хоть похороните по-человечески?
– Здесь болото недалеко, упакуем в целлофан, батарею на шею, это и будут торжественные похороны.
– Блин, говорила мама, что плохо кончу…. Думаешь, не всплыву. По весне! И потом, а как вы меня до болота допрёте, я ж молодой, сильный, брыкаться буду.
– Упру, не сомневайся.
    Козырев с уважением осмотрел Петра с ног до головы:
– Ты упрёшь…. Не сомневаюсь…. Скажи честно, тебе меня не жаль?
– Шагай, трепло! – И Амбал пихнул так, что запутавшийся в ногах Козырев едва не грохнулся на пол.


    В помещении, где его допрашивал Самборский, Козырев невозмутимо брякнулся на табурет и принялся крутить головой по сторонам, осматривая обстановку бесцеремонным, прощупывающим взглядом. Выглядело это по меньшей мере невежливо, а когда он вскинул голову и неотрывно уставился на тусклый софит, это стало выглядеть даже вызывающе.
– Что-то не так? – Поинтересовался Самборский.
– Темно здесь, – не сразу отозвался Козырев.
– А зачем вам понадобился свет?
– Свет нам нужен обоюдно, в потёмках вряд ли договоримся.
– Включите свет, – распорядился Самборский.
    Щёлкнул выключатель и по сторонам помещения загорелись такие же парные тусклые софиты, свет которых был направлен индивидуально на Козырева, видимо Самборский тем самым подчёркивал своё желание остаться в тени или как минимум на грани светотени.
– Что вы молчите?
– Жду, что вы мне скажите.
– Вы кажетесь неглупым человеком, но заставляете меня повторяться. Мне нужен Лонге – живой и невредимый. У меня много аргументов, но главный аргумент – ваша судьба в моих руках. Я – не радикал, но если мы не договоримся, я буду вынужден решать вопрос радикально. Вы меня понимаете?
    Козырев вяло мотнул головой, – дескать, – понимаю.
    Но тут!
– Момент истины…. – Козырев надменно воззрился на Самборского. – У меня тоже есть аргументы.
– Какие? Изложите.
– Развяжите меня…. – И Козырев потупился.
– Зачем?
– Не привык чувствовать себя жертвой. Развяжите меня.
    И Козырев посмотрел Самборскому в глаза.
    Самборский тоже посмотрел ему в глаза.
    Оба замолчали.
    Это было необыкновенно красноречивое молчание.
– Пётр, развяжи его…. – Распорядился Самборский. – Надеюсь, вы не вынудите сделать из вас жертву. Вы меня понимаете?
    И Козырев снова мотнул головой, – дескать, – понимаю, и замер – изображая жертву, пока Амбал снимал с него наручники.
    Оставшись без наручников, Козырев обнадеживающе уставился на Самборского и немного погодя надменно фыркнул.
– Что вы смеётесь? – Поинтересовался Самборский.
– Вы помните, с чего начался наш разговор?
– Он начался с того, что я попросил вас представиться.
– Представиться никогда не поздно…. – Козырев скорбно нахмурился. – Наш разговор начался с того, что я предложил вам выкупить Лонге.
– Вы уверены, что в силах его продать? – В словах Самборского прозвучала ирония.
– Слышь ты, наглый фрукт…. – Подал голос Амбал.
– Пётр, помолчи…. – Одёрнул Самборский.
    Козырев бодро шлёпнул себя по ляжкам и отзывчиво улыбнулся:
– Так вот! Господин Самборский, моё предложение в силе. Буду краток – я готов продать Лонге за пятнадцать тысяч долларов, после чего мы забываем совместные обиды, и расстаёмся друзьями.
    Некоторое время ушло на то, чтобы Самборский ЭТО заглотил.
    И вновь не обошлось без иронии.
    И она прозвучала:
– Смею вам напомнить, что до туалета вы просили десять, – подал голос Самборский.
– Продешевил! Десять не передаёт накала страстей. Я не планировал провести вечер в вашей тёплой компании, кроме того, я испытываю моральные страдания, меня истязают, кажется, ребро сломали, не пускают в туалет,… ОБЗЫВАЮТ! – Последние слова предназначались персонально Амбалу. – Так что – ПЯТНАДЦАТЬ, пока я не передумал и не захотел дваддцать.
– Почему вы так игриво себя ведёте? Вы что не понимаете всю серьёзность вашего положения? Вы меня вынуждаете…
    И в словах Самборского не прозвучало ничего обнадёживающего.
    Козырев сунул руку в карман куртки:
– А я предупреждал, что у меня есть аргументы.
– Какие?
    Козырев вытащил руку из кармана куртки и продемонстрировал НЕЧТО.
    НЕЧТО прозвучало довольно аргументировано.
    Козырев выдержал зловещую паузу.
    И, купаясь в лучах софитов, явно работая на публику, заговорил, словно великий маг-волшебник-престидижитатор, громким, поставленным, немного авторитарным голосом:
– ГОСПОДА! МИНУТОЧКУ ВНИМАНИЯ! У МЕНЯ В РУКАХ ПРОТИВОПЕХОТНАЯ ГРАНАТА «РГО» УДАРНО-ДИСТАНЦИОННОГО ДЕЙСТВИЯ, ПОДЧЁРКИВАЮ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ЛОХОВ – ОСКОЛОЧНО Ф-У-УГАСНАЯ….
    И Козырев, не моргнув глазом, разогнул усики предохранительной чеки:
– ВОВОЧКА И ПЕТЕЧКА, ВАС КАСАЕТСЯ ПЕРСОНАЛЬНО, РАДИУС ПОРАЖЕНИЯ  – СТО МЕТРОВ….
    И Козырев выдернул чеку.
    Подняв гранату над головой, продемонстрировал всем присутствующим;
– СРАБАТЫВАЕТ БЕЗ ЗАМЕДЛЕНИЯ, ПРИ СОУДАРЕНИИ С ТВЁРДОЙ ПОВЕРХНОСТЬЮ, ПОЭТОМУ, ГОСПОДИН САМБОРСКИЙ, Я БЫ ПОПРОСИЛ ВАС НЕ МЕДЛИТЬ.
    Самборский побледнел:
– Что значит – «не медлить»?
    Козырев пояснил доходчиво:
– Шустри, Жека, пока я братскую могилу не устроил. Для начала скажи своим бандерлогам, чтобы они покинули дом.
    Самборский воззрился на Амбала:
– Пётр, откуда граната, ты же его обыскивал.
    Козырев вновь возвысил голос:
– ИЗ ЖОПЫ ДОСТАЛ! СКАЖИ, ЧТОБ ОНИ УШЛИ!
    Самборский тихо уточнил: 
– Откуда граната, Пётр?
    Амбал покраснел с натуги:
– Евгений Степанович, мой косяк, я всё исправлю.
– Твой Пётр – дилетант, слишком многого требуешь от овцы провинциальной…. – Козырев рывком обернулся. – Петя, чего вылупился? Медленно положи пистолет на пол и отойди в другой угол…. МЕДЛЕННО!
    Но увы! Всё пошло в разнос. Амбал, словно разбуженный циклоп выходил из повиновения и Козырев понял, что ситуация неумолимо выходит из под контроля – запахло деструкцией. Единственное что оставалось – вежливо попросить не провоцировать, что он и сделал:
– Петя,… пистолет,… на пол….
    После чего последовал довольно жёсткий обмен репликами:
    Пётр:
– Слышь, трепло, думаешь, напугал своей хлопушкой?
    Козырев:
– Петя, не обостряй…. Жека, скажи своим берендеям, чтоб не рыпались!
    Самборский:
– Пётр, положи пистолет на пол.
    Пётр:
– Да он понторезит.
    Козырев:
– МЕДЛЕННО! ПИСТОЛЕТ НА ПОЛ!
    Пётр:
– В жопу засунь свою хлопушку.
    На этом конструктивный диалог закончился. Наступил тот пикантный момент, когда типы с завышенной самооценкой и заниженным инстинктом самосохранения вынуждают перейти от слов к делу. И что прикажите?
– Здоровый ты мужик, Пётр…. – Козырев разжал пальцы и отпустил запал. – Но твои пробелы в воспитании….
    …. После чего Козырев наклонился и легким движением кисти метнул гранату к ногам Амбала….
– Исправлять нужно….
    ….Козырев зловеще ощерился и тигриным броском метнулся в угол.
    Граната ударилась об пол и….

    Но прежде чем прозвучал БА-БАХ!
    Амбал Пётр сломался в коленях и всей своей полтора центнера с гаком тушей рухнул на гранату. И не похоже было, что он лишился чувств от страха, либо банально поскользнулся. Петя на подвиг пошёл. Сознательно. Закрыл своим телом.
    Матросов – ****ь-колотить!
    И вот здесь прозвучал: 

БА-БАХ!

    Всё смешалось в доме Самборского. Раздался какой-то дикий панический рёв, и чья-то тёмная тень метнулась на выход. И уже там, на выходе, душераздирающе громко брякнулся металлический таз.
    И наступила мёртвая тишина.
   
…

    Не успели клубы дыма рассеяться…..
    Козырев пружинистым акробатическим броском гуттаперчиво вскочил на ноги.
    Бросил дикий взгляд в сторону Самборского – тот всё это время невозмутимо просидел за столом и лишь во время самого взрыва непроизвольно закрылся руками.
    Козырев подмигнул ему и цинично ощерился.
    После чего бесцеремонно пнул ногой труп Петра и отморожено хохотнул: – Здоровый, сильный был пацан, пока не сбил его «Сапсан».
    Дотошно осмотревшись, Козырев подобрал выпавший из рук Амбала пистолет и снова пнул труп Петра:
– Вставай, Петя! Хватит мёртвым прикидываться. Герой по кличке Маромой. Граната учебная, все по достоинству твой подвиг оценили.
    Лежащий на полу труп вяло шевельнулся.
    Козырев присел рядом на колено, схватил Амбала за волосы и, рывком вывернув ему шею, менторским тоном заговорил воскресшему из мертвых в самое ухо:
– Пётр, персонально для тех, кто привык брать массой тела. Я – профессионал. Я мог бы убить всех. Но на данном этапе мне это не нужно. Мне нужны деньги! Я – мерзавец, меня не интересует ничего кроме денег. И если, Пётр, ты дёрнешься ещё раз, во-первых, я тебя однозначно убью, а во-вторых, потребую ещё больше денег. Мне кажется, на сегодня мерзостей достаточно…. ВАМ ПОНЯТНО, ДЕГЕНЕРАТЫ?! – Рявкнул Козырев в сторону входной двери, обращаясь к тому, кто столь позорно ретировался с поля боя.
    Затем Козырев поднял упавший табурет, поставил его на прежнее место.
    Уселся на табурет, как на царский трон.
    Помахал руками, разгоняя слои едкого дыма
    Положив нога на ногу, скрестил руки на груди.
    Посмотрел на Самборского свысока.
    И высокомерно изрёк:
– Я вас слушаю, господин Самборский.
– Откуда вы взяли гранату? – Самборский не выдержал его взгляд и отвёл взгляд в сторону.
– В трусах нашёл, твои фермеры там пошарить постеснялись.
    Всё это время Козырев держал Самборского на мушке и готов был стрелять по любой движущейся мишени.
– Что вы хотите?
– Денег!.. Я изначально хотел только денег и предлагал выгодную сделку.
    Самборский посмотрел куда-то в другую сторону.
    Потом посмотрел на Петра, который теперь сидел на полу и пялился вокруг осоловевшими, вытаращенными глазищами.
– Хорошо. Пусть они уйдут. Я дам десять тысяч.
– Двадцать! Теперь это стоит – два-а-адцать!
    Самборский согласился с подозрительной легкостью:
– Хорошо, я дам двадцать.
– Минуточку! Двадцать двести.
– Почему двести?
– Двести за гранату. Со скидкой.
– Хорошо, двадцать двести…. Вы обещали отдать Лонге.
    Легко. Подозрительно легко.
    А на сегодня мерзостей достаточно.
– Волхонское шоссе, 198, там не заперто, езжайте – забирайте своего Лонге.
    На заднем плане снова громыхнул металлический таз.
    Самборский кивнул головой и посмотрел на появившегося на пороге второго горе-боевика.
– Владимир, бери Петра, поезжайте на адрес и заберите Лонге.
    Козырев чутко прислушался к невнятной возне за своей спиной.
    На всякий случай обернулся.
    Пусть уходят бандерлоги, это ничего не решает, из этой деревенщины вряд ли выжмешь двадцать штук.

    Когда стихла невнятная возня.
    Когда напоследок снова громыхнул металлический таз.
    Когда стихли шаги в прихожей, и негромко хлопнула входная дверь.
    Козырев вскинул на Самборского внезапно окрылённый взгляд:
– Ну а теперь – в закрома!
– Подождём, пока они найдут Лонге, если хотите, могу налить вам чаю.
    Козырев посмотрел на часы:
– Тридцать минут. Жду свой чай.


    Прошло полчаса.
    И стакан чая был давно выпит.
    Всё это время Козырев сидел на старомодном кожаном диване и пристально наблюдал за Самборским. Пистолет лежал рядом.
    Козырев посмотрел на часы.
– Прошло полчаса…. – Козырев энергично шлёпнул себя по ляжкам. – Нас ждут закрома!
– Закрома подождут, – вежливо откликнулся Самборский.
    Козырев не менее вежливо уточнил:
– Зачем им ждать?
– Хотелось удостовериться, что с Лонге всё в порядке. Подождём звонка.
    Козырев кисло сморщился:
– Господин Самборский, я могу слюфтить в прелюдии к сделке, но на момент заключения сделки веду себя принципиально честно – гарантирую, что ни один волос не упал с головы вашего Лонге, я его даже не бил. И потом ведь теперь всё зависит исключительно от МОЕЙ порядочности – на данный момент ВАША судьба в моих руках…. – Козырев выразительно покосился на пистолет. – Кстати…. Ваш Лонге…. Похож на глубоко порядочного человека…. Передайте мои искренние извинения…. Если у вас возникли подозрения в его адрес, готов их развеять – на вас я вышел самостоятельно, Лонге никого не сдавал, и думаю, что он бы никого не сдал даже под пытками.
    Самборский кивнул головой:
– Я знаю об этом.
   Окрылённый Козырев с энтузиазмом брякнул костяшками пальцев:
– Стало быть, мы поняли друг друга. Итак! Где мои двадцать штук? На Большом Каретном?
– Вы говорили – двадцать двести.
– Ценю пунктуальность в мелочах, где мои двадцать двести?
    Впервые за всё это время Самборский посмотрел Козыреву в глаза.
– Боюсь вас разочаровать, но у меня нет денег. Закрома – пусты.
    Козырев нервно хмыкнул:
– Разочарование – не то слово…. – Козырев снова покосился на пистолет и с интересом уставился на своего визави. – Послушай, Самборский, зачем ты это делаешь? Я ведь на самом деле убить могу!
    И Козырев с отвращением взял пистолет в руки.
    И даже посмотрел ему в дуло.
– Денег у меня нет. Закрома – пусты.
– Я могу убить…. – С отвращением подытожил Козырев.
    И!
    Навскидку! Не целясь!
    Выстрелил в стакан из-под чая, стоящий на столе.
    Стакан – вдребезги! – разлетелся на мелкие осколки.
    Самборский вздрогнул, но не проронил ни слова, только побледнел ещё больше.
    Козырев люто осклабился:
– …. Жека, не доводи до неконтролируемой ярости, я отсюда так просто не уйду, тем более, что уже потратился на боеприпасы.
    Но Самборский был непоколебим:
– Денег нет. Можете убивать.
    Козырев снова нервно хмыкнул, после чего маниакально пристально уставился на Самборского и взгляд у него был – двустволка. Человек с таким взглядом способен на самые решительные действия, тем более, что лимит слов был исчерпан, пришла пора переходить к делу.
    Повисла замогильная пауза.
    И неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы в этот момент не зазвонил сотовый Самборского.
    Козырев кивнул головой:
– Ну чего ждёшь? Ответь на звонок. Это твои партизаны семафорят, можешь даже помощи у беспомощных попросить.
    Самборский поднёс телефон к уху и тихо заговорил:
– Да…. Слушаю…. У меня всё в порядке…. У вас всё в порядке?.. Ждите звонка…. Если не дождётесь, уезжайте без меня…. Так надо, Лонге знает, что делать…. Всё, отбой!
    Когда Самборский закончил говорить, Козырев, вскинув подбородок, пытливо воззрился на Самборского и криво ухмыльнулся:
– Вот видишь, свою часть сделки я выполнил честно, твой Лонге цел и невредим. Хотелось бы взаимности.
– К сожалению, не могу ответить взаимностью, денег у меня нет.
    Козырев издал тяжкий стон:
– ****ь! Что за денёк? Тебе двадцать штук жалко? Жека, я ведь в любой момент могу изменить расклад…. Объясняю, я могу тебя, как тушу целиком, продать заказчику. Причём, если будешь упираться, могу продать как труп, РАСЧЛЕНЁННЫЙ, думаю, заказчика это устроит. Жека, вариантов – тьма, свои деньги я получу не мытьём, так катаньем, но подумай сам, что лучше индивидуально для тебя – заплатить мне или попасть в руки к своим подельникам, где с тобой вряд ли будут церемониться?
– ДЕНЕГ…. У МЕНЯ…. НЕТ.
– Господин Самборский…. Вы меня заинтриговали…. Расклад я дал подробный…. Заказчик из вас кишки выпустит…. На идиота вы не похожи…. ЗАЧЕМ ВЫ ЭТО ДЕЛАЕТЕ?
    Самборский взял академическую паузу, после которой предположительно должно было прозвучать нечто очень значимое.
    И ОНО прозвучало:
– Я ДЕЛАЮ ЭТО РАДИ ИДЕИ.
    Козырев сначала заценил этот посыл, а потом запоздало встрепенулся:
– Ёб твоё дышло! Куда я попал? Что за «Молодая Гвардия» такая? Один на гранату кидается, другой под пулю, третий на дыбу. Чувствую себя изгоем, а не героем. Объясни мне, убогому, что за идея такая, ради которой каждый из вас готов пожертвовать жизнью?!
– Я не готов разговаривать в таком тоне.
– Хорошо, какую тональность мне избрать?
– Успокойтесь, и мы поговорим.
    Поговорим?
    Поговорим!
    Козырев покосился на настенные часы:
– Сколько вам нужно времени?
– Думаю, полчаса.
– Двадцать минут устроит?
– Я постараюсь.
– Постарайтесь.
    Козырев поставил пистолет на предохранитель и сунул его в карман.
    Вновь покосился на настенные часы:
– Я спокоен. Как видишь, полностью готов для задушевной болтовни…. – Он развёл руки, демонстрируя, что не вооружён. – Но я морально не готов к тому, что не увижу свих денег.

    Самборский начал разговор издалека. Настолько издалека, что ввёл тем самым Козырева в некоторое недоумение.
– У вас есть высшее образование?
– Ну….
– Вы родом из Сибири?
– Ну….
– Это ваше «ну»…. Оно выдаёт в вас северянина, так говорят только в тех краях.
– А ещё в тех краях говорят – «Короче, Склифософский!»
– Что для вас является счастьем? – Внезапно пристально поинтересовался Самборский.
    Козырев напрягся:
– Это обсуждать обязательно?
– Обязательно.
    Козырев наморщил лоб:
– Затрудняюсь ответить, последний раз был счастлив,… э-э-э-э-э, на выпускном утреннике в детском саду,… – Козырев ёрзнул под пристальным взглядом Самборского, – на мне был колпак звездочёта, и мне казалось, что я способен дотянуться до звёзд.
– Дотянулись?
– Не дотянулся, рассчитываю, что философ материально поможет.
– Не помогу, каждый сам для себя формулирует понимание счастья и реализует его на практике.
– Вас не затруднит,… поделиться,… – Козырев выразительно пошуршал пальчиками, – пониманием?
– Я сделаю это позже….. Вы любите путешествовать по России?
    Козырев капризно кивнул головой:
– Промотаем вопрос.
    Самборский отвернулся и заговорил, обращаясь к тёмному углу:
– Мы живём в великой стране, и некоторые из нас даже слабо представляют её величие. На территории России есть много удивительных мест. Одно из таких  находится в дельте крупной сибирской реки. Это – скалистый остров, довольно редкое геоморфологическое образование. Посреди острова возвышаются несколько сопок, покрытых густыми лесами, а береговые отмели представляют собой живописные песчаные пляжи. На острове великолепная трофейная охота и рыбалка, широкое многообразие флоры и фауны, прекрасные возможности для отдыха и восстановления. К сожалению, я не в состоянии на словах передать все прелести тамошнего ландшафта, рекомендовал бы вам, при случае, самому посетить эти места….
    Самборский сделал паузу и критично воззрился на Козырева.
    Козырев насупился и не менее критично воззрился на Самборского:
– Господин Самборский, я не в турбюро пришёл.
– Вы спросили, почему я ЭТО делаю, и я вам, как могу, объясняю.
– А я как могу, пытаюсь понять, куда вы клоните?
– Думаю, вы поймёте…. На этом прекрасном острове испокон века жили люди, вели нехитрое хозяйство, занимались рыболовством и рыбопереработкой, здесь был порт, несколько причалов, судоремонтный цех, пилорама. Множество поколений аборигенов, за все это время образовали обособленную межэтническую общность, в которой органично перемешались кровь и нравы славянских и северных народов. Прибавьте сюда местный этнографический колорит и фольклорные особенности – результат потрясающий. Вообще-то остров должен был исчезнуть и людей планировалось переселить – в советские времена на реке хотели построить крупную ГЭС и, если бы грандиозные планы осуществились, остров ушёл бы под воду и от него остались лишь разрозненные макушки некоторых сопок. К счастью, планы не сбылись…. – Самборский снова замолчал и снова воззрился на Козырева.
– Планы не сбылись! Что вы замолчали, я внимательно слушаю. – Вскинулся Козырев, который до этого придирчиво изучал носки своих ботинок.
    Самборский сделал значимую паузу и тихо уточнил:
– Вы знаете, что такое Высшая Справедливость?
– На данный момент – мои двадцать двести.
– Высшая Справедливость существует помимо нашей прихоти и вне зависимости от земных законов, она – основа всеобщего Счастья. Над ней не властны короли, президенты, федеральные судьи и правительственные чиновники, она является вселенским императивом. Только диктатура Высшей Справедливости может привести к постройке идеального общества…. – Самборский посмотрел на Козырева. – Нарушая принципы высшей Справедливости, мы нарушаем тонкие идеальные законы.
– Я – материалист, живу по волчьим законам.
    И Козырев снова – эстетически пристально – уставился на носки своих ботинок.
    А Самборский снова заговорил, обращаясь к тёмному углу:
– Борьбу Добра со Злом никто не отменял и по сути своей это не борьба, скорее – война. Проявления высшей справедливости не являются сиюминутными порывами, это длительный, мучительный и нередко кровопролитный  процесс, но в ёё победе не должен сомневаться никто.
– Не сомневаюсь, философа мне не переспорить.
    Самборский сначала посмотрел на Козырева, а потом снова в тёмный угол:
– Впервые я попал на этот остров лет двадцать тому назад. Это была довольно противоречивая картина. С одной стороны – удивительная природа и здоровый климат, с другой – брошенные на произвол судьбы люди, которые из-за экономических трудностей, оказались практически на осадном положении. В то время на острове жило почти три тысячи человек, все они остались без работы и без всякого участия со стороны государства. Корабли перестали заходить в удобную гавань, прекратились поставки топлива, перестала работать больница, детский сад, школа и даже почта. Катастрофа! Ржавеющие рыбацкие шхуны на фоне заброшенного причала, обветшалые строения, брошенная – простаивающая без солярки, и всё это в окружении неописуемых природных красот и живописного рельефа – философский натюрморт тщеславной бренности бытия. Лишь присутствие реальных людей вносило некоторый диссонанс в апокалиптическую картину – на мёртвом фоне живые люди всё портили своим участием, требовали гуманной корректировки…. – Самборский посмотрел сквозь Козырева. – Но за всё это время, несмотря на житейские трудности, остров не покинул ни один человек, они коллективно, а не в одиночку, продолжали бороться за существование, потому что знали, если оставить посёлок, жизнь на этом острове больше не возродится НИКОГДА, по той простой причине, что в нынешних экономических условиях это – НЕРЕНТАБЕЛЬНО. А люди жили на острове почти пятьсот лет, на местном кладбище покоился подводник – Герой Советского Союза, на одном из холмов возвышался полноценный православный храм, у них была собственная история и глубокие отметины в генетической памяти – никто не собирался добровольно покидать обжитые места…. Вы меня слушаете?
– Внимательно! – Бодро вскинулся Козырев.
– Меня многое тогда поразило. Меня поразила природа – белки из леса приходят в дома и обедают вместе с людьми, лоси – пасутся на лугах, словно коровы. Меня поразил странный геологический ландшафт, никак несвойственный этому региону. Но больше всего меня поразили люди. Какая-то библейская, заповедная порядочность этих людей. Никто не пил, не паниковал, не воровал и не мошенничал, даже в самые трудные времена люди продолжали оставаться людьми, и не превращались, как некоторые, в озлобленных, опустившихся скотов. Могу вас заверить, на острове, даже в самое трудное время, вам непременно вернули бы потерянный бумажник вместе с деньгами…. – Взгляд Самборского сконцентрировался на Козыреве.
– В мире дополна идиотов, – пожал плечами тот.
    Самборский словно бы не слышал этой реплики:
– …. Слишком много «почему?» возникло в моей голове. Почему не профинансировать некоторые вполне осуществимые проекты? Почему государство бросает этих людей на произвол судьбы и даже – элементарно – не пытается получить дивиденды с этой порядочности? Почему такая расточительность? Ведь никто не стоял с протянутой рукой, при всей суровости ситуации, люди не отказывались от возможности работать и заработать: на острове царил негласный сухой закон, практиковались общественные работы – на которых трудились даром, на уборку снега выходили поголовно все, к зимнему сезону готовились сообща, пилили дрова, заготавливали торф. Посёлок продолжал жить даже в условиях экономической блокады. И никто не голодал, потому что промысловики делили свою добычу поровну между нуждающимися. В свою очередь, если кому-то из рыбаков требовался новый лодочный мотор – это становилось проблемой всего поселка, и они покупали новый мотор вскладчину. Вот только денег не было, все магазины позакрывались из-за этого…. Что вы улыбаетесь?
– Прям Берендеево Царство какое-то…
– Вы не очень вежливые высказывания себе позволяете.
– Осталось десять минут моей вежливости, не знаю, какие планы у ваших архаровцев, но я и так сильно рискую, вступая с вами в философские диспуты.
– Вы никогда не пытались жить по совести?
– Мне это не по карману.
– Чтобы победила Высшая справедливость, нам всем нужно забыть об алчности, если с завтрашнего дня всё начнёт делаться по совести, а не из-за денег, страну через три года будет не узнать.
– А ещё через год совесть всех оставшихся доконает.
– Знаете, что нас губит? Каждый из нас пытается построить своё индивидуальное счастье на несчастье окружающих. В той или иной мере. И нет понимания того, что личное счастье на таком фундаменте не выстроить. Счастье – величина коллективная и, если тебя будут окружать люди, которых ты осчастливил лично, это и будет всеобщее счастье.
– У вас есть возможность меня осчастливить, – Козырев снова пошуршал пальчиками, и интимно подмигнул.
– Люди, которые меня заказали…. Это плохие люди. Я работал в компании почти двадцать лет. Компания за эти годы разрослась и значительно укрупнилась, в этом есть и моя заслуга, но я, – как не последнее лицо в иерархии, – могу ответственно заявить, все эти годы наша компания занималась преступной, вредительской и практически подрывной деятельностью. Мне есть, что рассказать….
    Козырев отмахнулся:
– Подробности опустим, я немного в курсе.
– Я не ищу себе оправданий, но по вине этих людей я двадцать лет был соучастником преступных деяний, довольно крупных афер с трагическим финалом….
– Каяться надумали?
– Вы знакомы с моими работодателями лично?
– Лично – нет.
– Вам повезло, сказать по правде, это – дурно воспитанные скоты, в руках которых, по прихоти буквально демонических сил, вдруг оказались мощные властные рычаги. Влияние этих людей пагубно. Мало того, что мы вынуждены на практике осуществлять больные фобии патологических субъектов – лишенных порядочности, ума и фантазии, вся эта нечисть заставляет нас жить в условиях суррогатного права. Вакханалия псевдозаконов – разрешающих всё немногим и запрещающих многим всё. Я называю это расцивилизацией – утратой цивилизованности. С ними нужно бороться. Любыми способами!
    Козырев поддакнул вполне искренне:
– Я в авангарде этой борьбы!
    Самборский высокомерно воззрился на Козырева и резко сменил темп и тональность:
– А теперь скажу то, ради чего затевался весь этот разговор, вы кажетесь мне неглупым человеком и вы должны понять, несмотря на позу, которую всё время занимали: весь этот мир – фатальная ошибка. Этот мир не предназначен для счастливого проживания. Мы создали мир, который нас убивает, обворовали себя собственноручно – похитили собственное счастье…. Что вы молчите? Хотите мне возразить?
– В чём-то наши рассуждения совпадают….
    Самборский сделал глубокую паузу:
– Безнравственные времена. Мы живём не по Совести. По воле сиюминутных лидеров мы играем в поддавки. Создаем атмосферу вражды, недоверия и бесчестия. В борьбе за рентабельность элементарную порядочность не соблюдаем….
    Самборский сделал ещё более глубокую паузу:
– Двадцать лет я приносил вред и несчастье. Двадцать лет был орудием преступления в чужих руках. Наступает момент, когда в этой жизни нужно сделать что-то настоящее. По совести! Это глубинный процесс….
    Самборский внезапно замолчал.
– Не поздновато спохватились?
– Лучше умереть хорошим человеком, чем жить плохим.
– С точки зрения теории хорошо подготовились.
– Теорией дело не ограничилось, я воплотил свои идеи на практике, я – финансист, пусть не самый лучший, но своё дело знаю. Не буду посвящать вас в тонкости, но за время работы в конторе, путём использования многоходовых схем и подставных фирм я смог похитить довольно крупную сумму денег….
– И теперь рассуждаем о Совести….
– И Высшей Справедливости! Я должен был обокрасть этих людей, исходя из интересов Высшей Справедливости. Я мог бы и дальше красть совершенно безнаказанно, но когда-то нужно было остановиться. Не так давно я прекратил латать дыры, тайное стало явным, и теперь эти люди не отступятся, они будут искать меня везде.
– И какова цена вопроса?
– Семь миллионов долларов.
    У Козырева округлились глаза:
– И после этого хватает совести говорить о пустых закромах?
    Самборский посмотрел куда-то в неопределённую даль:
– Я больше не намерен жить с пошлятиной в душе, с этим внутренним раздраем. Я меняю свою судьбу, меняю карму, вы сейчас наблюдаете в некотором роде катарсис. Я очищаюсь от скверны. Отныне и навсегда, я намереваюсь жить и умереть – ПО СОВЕСТИ. Я больше не буду лебезить, подстраиваться и гримасничать, я возвращаюсь к своему естеству….  Что вы на меня так смотрите?
    Козырев жутковато осклабился и отрицательно покачал головой:
– Да вы псих, господин Самборский!
– Вы мне не верите?
– Ничего не получится, не дадут вам жить по Совести.
– У меня уже всё получилось! Терра фелиситас! Я не только поверил сам, я заставил поверить в это три тысячи человек! А вера – половина дела! Я вывел из теневого оборота семь миллионов долларов – каюсь! – воров обокрал! Но со стороны правоохранителей ко мне претензий нет! Даже если меня убьют, эти деньги никто, никогда, никак,  не сможет вернуть. Десять лет я понемногу аккумулировал средства, а потом почти десять лет вкладывал их в экономику острова. Уже семь лет, при нулевой рентабельности, на острове полноценно функционирует порт, все эти годы люди трудились даром, ради того, чтобы восстановить судоходство по реке. С прошлого года на промысел стали выходить три – пока три! – шхуны, а в этом году их будет пять. Жизнь возвращается! Три года подряд работает первая линия рыбного цеха,  а ещё через неделю запускается вторая и цех приносит прибыль! Работает детский сад, школа, больница, ведётся строительство комбикормового завода и молочной фермы – люди там тоже работают практически бесплатно, понимая, что это – вклад в будущее. В этом году заложили новый микрорайон, ремонтируется храм, люди работают не требуя денег, потому что воочию видят результаты своего труда и я намереваюсь довести эти начинания до конца даже ценой собственной жизни…. ЧТО ВЫ НА МЕНЯ ТАК СМОТРИТЕ?
– Вы определённо, псих.
– Да, я – псих! Я НАМЕРЕВАЮСЬ ПОСТРОИТЬ  КОММУНИЗМ! Вернее, уже построил, я веду войну за Высшую Справедливость и я докажу – если не воровать, грамотно мотивировать людей и рачительно тратить средства, можно добиться абсолютно всех поставленных целей. Я докажу это всем и в первую очередь – кремлёвской банде….
    Козырев громко крякнул, отвлечённо кивнул, бросил взгляд на настенные часы и, внезапно шлёпнув себя по ляжкам, внезапно громко продекламировал:
– Ветер весело шумит, судно весело бежит, мимо острова Буяна, к царству славного Салтана, и желанная страна вот уж издали видна.
    Повисла натянутая пауза
    Самборский тактично уточнил:
– Что вы хотите сказать?
– Всё! Лимит исчерпан. Двадцать минут прошли, а мы так ни о чём не договорились. Выбирайте сами, господин Самборский, – либо двадцать тысяч, либо я сдаю вас заказчикам.
– У меня нет денег.
– Безумству храбрых, поём мы песню…. – Козырев томно потянулся. – Вижу вам понравилось, когда три тысячи работают бесплатно, но я бесплатно работать не намерен. Господин Самборский, я просил не так уж запредельно много, для вас – весьма состоятельного человека, это не составило бы существенного урона, а вот для вашего подвешенного в воздухе проекта,… находящегося в весьма ответственной фазе,… Самборский, вы подставляете своих подельников, вы что, готовы в период старт-апа  оставить свой коммунистический инкубатор без руководителя? Боюсь, что ренессанс просрёте и вложенные средства профукаете, а цена вопроса – двадцать тысяч. ВСЕГО – ДВАДЦАТЬ! Воистину, скупой – платит дважды. Непонятно, кого вы сейчас в жертву приносите, себя или три тысячи горячо любимых островитян? Объясните мне, недалёкому!
– Я уже говорил, – Я ДЕЛАЮ ЭТО РАДИ ИДЕИ.
    Козырев гадливо поморщился:
– То есть вы до моей совести пытались достучаться?
– Пытался….
– Пытались меня воодушевить и образумить?
– Пытался….
    Козырев буркнул себе под нос, не рассчитывая быть услышанным:
– Зря время тратил.
    Но его всё же услыхали:
– Не зря, вы – не потерянный человек. Советую поменять работу, вам не стоит работать вышибалой. Вы могли бы приносить пользу.
    Следующую реплику Козырев выдал едва ли не с восхищением:
– ВЫ, ОПРЕДЕЛЁННО, ПСИХ.
    Самборский с лёгкостью согласился:
– Не повезло вам со мной….
    Не повезло! Не повезло, что в этом мире, всем правит Зло, а не Добро!
Смело, товарищи, в ногу!
Духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.
    Козырев вскинул голову и, будто стервятник, уставился на Самборского.
– Спрашиваю последний раз…. Вы отдаёте себе отчёт? Если я сдам вас заказчику, вас вряд ли оставят в живых? Вы понимаете?
    Самборский с честью выдержал этот взгляд:
– Понимаю….
    Козырев встал.
    Козырев с отвращением поморщился.
    И с нескрываемым отвращением процедил:
– Собирайтесь, господин Самборский, не хотели в закрома – едем на живодёрню.

…

    На пороге дома Козырев тщетно всмотрелся в непроглядную темень, пытаясь нащупать хоть какие-то стационарные контрольные точки, которые помогли бы сориентироваться на местности. Крылатое выражение «не видно ни зги» сейчас обретало зримое воплощение, не зная дороги, из этого места, под названием «комфортабельный загородный посёлок» вряд ли выберешься без поводыря, а по небу, как финикийский мореход, он ориентироваться не умел.
    Козырев покосился на Самборского:
– Далеко до шоссе?
– Пять километров.
– Вызывайте такси.
– Сюда не один таксист не поедет, а если поедет, то дорогу не найдёт.
    Козырев интеллигентно ужаснулся:
– Остаётся пешком?
– Остаётся….
    Конечно, никто и не рассчитывал, что двадцать тысяч долларов достанутся столь непринуждённо просто, но ночной марш-бросок по сказочному лесу….
     Накануне трудного решения Козырев вздохнул и лаконично предупредил:
– Не вздумайте бежать, сразу пристрелю.


    Поскольку на преодоление пятикилометровой дистанции пешком в среднем уходит около часа – целый час Козырев не задавал глупых вопросов. И вопросы он стал задавать только после того, как они выбрались из леса и теперь шагали вдоль длинного забора, по вполне приличной укатанной грунтовой дороге. Несмотря на принятые меры предосторожности, вопросы прозвучали даже глупее, чем он рассчитывал:
– Долго ещё идти?
– Почти пришли.
– А где обещанное шоссе?
– Кажется, вот за тем поворотом.
– Кажется?.. Вы что, дорогу не знаете?
– Я немного заблудился, очень темно, но мы на правильном пути.
    Немного заблудился? Козырев не без трепета вслушался в кромешную тьму, но характерного для оживлённой автострады шума проезжающих мимо большегрузных машин не услыхал. Одно из двух – либо они ещё далеко от шоссе, либо большегрузные машины по этому шоссе не ездят. Мы на правильном пути?
    Минут через десять-пятнадцать они свернули за поворот, еще минут десять прошагали по узкой тропе вдоль невысоких заборов и, когда упёрлись в какие-то закрытые ворота, Самборский тихо сообщил:
– Мы пришли.
– Куда пришли?
    Козырев не без трепета всмотрелся в темноту. Тревожно замер.
    Где-то далеко. Очень далеко. На другом конце Вселенной. На высоком одиноком столбе висела мощная газоразрядная лампа. Благодаря тусклым отблескам этой далёкой  лампы Козырев всмотрелся ещё тщательнее. Всмотрелся в калитку. Всмотрелся в оградку. И всмотрелся в очертания дома. Ещё раз присмотрелся к калитке. И узнал!  Узнал, сердешную, несмотря на кромешную темень!
    Бля, да мы здесь были! Козырев узнал знакомую калитку, знакомую оградку и узнал знакомые очертания знакомого дома. Узнал тот самый дом Ашеров, из которого они выдвинулись в сторону шоссе. Круг замкнулся! Плачевный результат практических занятий по ориентированию в кромешной тьме.
    Козырев дико хохотнул и повёл себя совершенно по-хамски:
– Зачем ты это сделал?
    Козырев поймал Самборского за отвороты пальто и намотал эти отвороты на кулак.
– ЗАЧЕМ?
– Простите, мне кажется, я – заблудился.
    Козырев оттолкнул Самборского в сторону.
    Выхватил из кармана пистолет.
    Ещё раз дико хохотнул.
    Затем! Козырев снял пистолет с предохранителя и прицелился Самборскому в ногу:
– Если сейчас не ответишь, я тебе ногу прострелю. Без балды. Отвечай.
– Не понимаю вашего….
– Зачем ты тянешь время? ОТВЕЧАЙ!
    Самборский. С достоинством. Выдержал паузу. И с не меньшим достоинством ответил:
– Я прикрываю отход.
– Какой отход?
– У нас есть план спасения на случай форс-мажора.
– План спасения? За тобой спецназ ВДВ вышлют?
    И Козырев не без опаски осмотрелся по сторонам.
– Не вышлют. План предусматривает жертву. Я не руковожу проектом единолично. Я выступаю как филантроп, непосредственный руководитель – Лонге, он гораздо более мощная фигура для таких вещей, тем более, что родом из тех мест.
– Хочешь сказать, что приносишь себя в жертву?
– Хочу сказать. У проекта – два руководителя, дублёром можно пожертвовать. По моим расчётам Лонге уже сидит в самолёте. Если проект останется без меня – невелика потеря, а Лонге – знаковая фигура, харизмат, одинаково хорош как в теории, так и на практике, у него богатый жизненный опыт и люди пошли за ним, а не за мной. Проект – не умрёт!
– И что, твой Лонге сбежит, – бросив тебя на произвол судьбы? Совесть не замучает?
– Он не сбежит, он выполнит план отхода. В интересах дела. А если они попробуют достать его и там, пусть рискнут сунуться на остров.
    Козырев невменяемо хмыкнул.
    Не любил он испытывать сильные эмоции, но именно их он сейчас испытывал. Убить что ли кого?  По-звериному взвыть, разрядить всю обойму в мишень и упиваться видом страданий жертвы!
    Козырев фыркнул ещё более невменяемо.
    Осади! Нужно держаться! Нужно!
    В этот момент зазвонил телефон. Сотовый телефон в кармане Козырева. Звонил заказчик. По этому телефону мог звонить только Заказчик.
    Козырев вытащил телефон и приложил его к уху. Рывком успокоился, несмотря на переполняющие его эмоции. Отошёл немного в сторону и снова приложил телефон к уху.
    Состоялся очередной короткий и яростный разговор.
– Ты где сейчас?
– Я-а,… на работе.
– Я тебе приказал в офисе быть в десять!
    Приказал?
    А собачий вальс на задних не станцевать?
    Козырев едва сдержался, чтоб не сорваться на апломб.
    Перевёл дух и подобострастно осклабился:
– Простите, мой господин, сейчас не могу разговаривать.
– Что ты сказал?
– Я сказал – «Простите, не могу разговаривать». Занят.
– Послушай, занятный ты мой, я тебе за что бабки плачу?
– Я никаких БАБОК пока не получал.
– ПАлучишь, дружище! Всё пАлучишь! Ты сначала работу сделай!
– Был разговор о предоплате….
– А за что тебе предоплачивать? Два дня вола ****, теперь предлагаешь заплатить?
    Вола! ****?!
    Какое утончённое извращение!
– Послушай-ТЕ, мой господин, при цене вопроса в семь миллионов вы проявляете такую прижимистость, что чувствую себя отъёбанным волом.
    На другом конце чуть-чуть подзависли с ответом, видать – впопыхах куботурили, а когда откубатурили, заинтригованно уточнили:
– Откуда ты знаешь про семь миллионов?
– За два дня волоёбства додумался.
– У тебя что-то есть?
    Козырев скрипнул зубами.
    Подумал, но вслух не сказал, едва сдержался, – «Аллергия на вас у меня есть», вместо этого он сказал:
– Я занят, мой господин. Освобожусь – перезвоню.
    И бросил трубку.
    То есть,  – реально бросил! – вытащил из телефона батарею и, широко размахнувшись, швырнул мобильный гаджет далеко в кусты. МТС – тариф «Доступный», пусть с болотными жабами таким тоном разговаривает.
    Затем. Словно манекен. Повернулся всем корпусом и неприлично долго уставился на Самборского. Сделал несколько шагов ему навстречу. Рассеянно заулыбался.
– Может, зайдём в дом? – Предложил Козырев.
– Зачем? Если надумали меня застрелить, сделайте это здесь.
    Козырев придвинулся к Самборскому неприлично близко и гипнотически пристально всмотрелся тому в лицо. Благодаря тому, что теперь глаза привыкли к темноте, его доселе тщетные усилия оказались вполне продуктивны – Самборский почувствовал исходящий флюид.
    Авторитарным тоном, не терпящим возражения, Козырев сообщил:
 – Такому психически нестабильному типу как вы, нужна охрана.
– У меня есть охрана, – возразил Самборский.
    Козырев проявил настойчивость свойственную психически стабильному типу:
– НАДЁЖНАЯ охрана. Это бутафория, а не охрана.
– Хотите кого-то посоветовать?
– Присмотритесь внимательней ко мне…. Улавливаете?
    Самборский, глазами – привыкшими к темноте, не менее пристально присмотрелся к Козыреву, после чего отпрянул немного в сторону. Флюид, может и уловил, но виду не подал.
– Не понимаю, – не понял Самборский.
– Имейте совесть, Евгений, Степанович, мало того, что без денег оставили, так ещё и без работы, пристройте меня в свою тоталитарную секту, чтоб я с голодухи не пропал.
– Вы шутите?
– Евгений Степанович, я замёрз и есть хочу, вам, вообще, в какую сторону?
– То есть…. Не понимаю….
    Беззаботная улыбка появилась на лице Козырева.
– Допустим, я вас сейчас отпущу. Предполагаю, что вы тотчас поедете в аэропорт. Правильно я предполагаю?
– Допустим….
– Жаль! Не по пути! Вам в другую сторону! А так могли бы на такси сэкономить!
– Вы меня совсем запутали….
– Мы. Сейчас. Обменяемся телефонами. После чего расстанемся на позитивной ноте: я – вас не видел, вы – меня. Не люблю навязываться, но мне было бы интересно принять участие в вашем феерическом проекте. Как вы говорили – Терра Фелиситас? Земля Счастливых? Мечтаю приобщиться!
    И Козырев разулыбался столь щедро, широко и открыто, что ни один умудрённый жизненным опытом человек не поверил бы в искренность этой гротескной улыбки.
    Что Самборский и сделал:
– Я вам не верю.
– И правильно делаете. Но! Исходя из Высшей Справедливости. Они давали три без предоплаты, вы дадите три с предоплатой. Почему бы вам просто не перекупить эту работу?
– И с такими моральными установками вы хотите получить у меня работу?
– Да, Евгений Степанович! Хочу! Хочу единовременно сейчас получить три тысячи долларов наличными, подписать с вами трудовое соглашение и не откажусь, если на острове мне подыщут симпатичную островитянку не старше тридцати пяти. Обещаю даже жениться! И обещаю не изменять!
– Кому не изменять? Мне или жене?
– Разумеется вам, жены это не касается.
– У меня нет наличных денег.
– Меня расписка устроит, приеду на остров – рассчитаемся.
– Вы понимаете, что это всё….
– Всё понимаю! Диктатура Высшей Справедливости! Совесть – превыше инстинктов! ВАШЕ честное слово меня устроит вполне! Могу даже до Пулково сопроводить.
– Чем вызваны такие метаморфозы?
    С лица Козырева вдруг исчезла беззаботная улыбка, он как-то затравленно осмотрелся по сторонам.
– Знаете, кто мне сейчас звонил. Заказчик….  Эти жлобы намереваются кинуть всех. У них нет будущего, предполагаю, что будущее за такими как вы. Готов вам служить!
– Неужели совесть проснулась?
– О чём вы? У меня совести нет, голимый расчёт.
– И что за расчёт такой? Моё честное слово под необеспеченную расписку? Не понимаю.
– Я всегда за тех, кто побеждает. У вас опять всё получилось.
– Снова не понимаю.
    Козырев цинично хмыкнул, головокружительно вдруг опечалился, проникновенно  кивнул головой и сделал важное признание:
– Евгений Степанович, откройте небольшой секрет, я заметил характерную особенность, у таких как вы, всегда всё получается…. Почему у таких как вы всегда всё получается?
    Самборский увесисто помолчал, прежде чем ответил:
– ПЕРЕСТАНЬТЕ СТАВИТЬ ЛИЧНЫЕ ИНТЕРЕСЫ ВЫШЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ И У ВАС ВСЕГДА ВСЁ ПОЛУЧИТСЯ.
    На лице Козырева вновь появилась беззаботная улыбка.
    Практически безбашенная!
– Может, зайдём в дом? – Беззаботно предложил он.
– Зайдём, – не менее беззаботно согласился Самборский и замолчал, пристально рассматривая Козырева, как будто видит его впервые – он даже сократил дистанцию для этого.
– Что вы на меня так смотрите? – Поинтересовался Козырев.
– Вам когда-нибудь приходилось убивать?
– Имеется в виду человека?
– Человека…. Только честно.
– Нет.
– А если я прикажу это сделать? Как вы собираетесь на меня работать?
– Я практически уверен, что человека убивать вы не прикажите, а если прикажите, то это будет нелюдь без вариантов.
    Самборский снова замолчал, снова досконально рассматривая Козырева, как будто вновь видит его впервые. И, казалось бы, темнота нисколько не мешает ему в этом дерзновенном  начинании.
    Когда затянувшиеся смотрины наконец-то закончились:
– Зайдём в дом! – Беспрекословно распорядился Самборский совершенно другим тоном.
    И это был тон…. РАБОТОДАТЕЛЯ!

























О. Новиков.   04.03.2016 г.
г. Санкт – Петербург.