«Радуйся, благодатная Богородица Дева, потому что из Тебя воссияло Солнце правды – Христос Бог нам, просвещающий находящихся во тьме (заблуждения и нечестия). Веселись и ты, праведный старец, взявший на руки Того, кто освободил наши души (от смерти) и даровал нам воскресение.» - звучал тропарь в зоновской часовенке в это воскресенье. Сретенье Господне! То есть встреча!
И ещё встреча Отца Николая со своими мужчинами-прихожанами в чёрных робах. Встреча в праздничное воскресенье! Что может быть лучше, что может быть приятней для грешной истерзанной грехами души, чем встреча со священником! Они давно заметили, что в праздничные дни благодать Божья была, как то ближе; ближе к сердцу был волшебный и невидимый свет, символизирующий доброту и истинную любовь. Эти два компонента христианской веры были, как некий аккумулятор, необходимый для освещения блуждающему во тьме человеку.
Солнечный февральский день в это воскресенье, был ещё светлей. Лучи солнца проникая через пыльные стекла сруба-часовни ложились словно семена одуванчика, сорванные ветерком: медленно и очень красиво. Они ложились на всё: на рамки икон, на алтарь, на книги, на откидные лавки. Они лихо отражались, переломляясь волшебными блестящими светлячками от позолоты книг и церковной утвари, от стёклышек икон и больших линз очков, пришедшего батюшки. И было счастье! Счастье от встречи мужчин со священником, счастье от новизны жизненного бытия этих зеков, которые на некоторое время забыли о своём социальном положении и о решётках с колючей проволокой на заборе. Их невзгоды и заботы в этот миг растворила тёплая обстановка Божьего храмика. Так сказать, чистого кусочка неба, настоящего кусочка свободы. Не того, где можно в любой момент «нырнуть» в магазин за пивом и сигаретами. Нет! Не этого! А того кусочка свободы, где душа человеческая расправляет крылья и летает, купаясь и очищаясь в звучащих молитвах.
«В склонённой мощной фигуре старца Симеона, поистине воплощён век, обретщий свой предел, и та сила, обретённая в долгой и праведной жизни в благословении Духа святого, которая позволяет ему принять на руки узнанного «Законодавца и закона Творца.» - звучит среди собравшихся голос Отца Николая. Торжество, счастье и молитва – этим сейчас дышали стоящие мужчины.
Они несколько минут назад, ещё до прихода священника, были весьма заинтересованы вторичным приходом седого и коротко стриженного, на вид 60-ти летнего мужчины, прозванного в момент с иронией этими зеками-прихожанами «праведным истцом». Должен сказать, что только в зоне может столь быстро и навечно к человеку приклеиться какое-нибудь обидное прозвище. Стоит лишь раз
1
«отчибучить» какой-нибудь «финт», смешное деяние, как утром уже знаменитость с «фирменным» и сугубо тебе принадлежащим прозвищем. Вот и теперь, мужчина лишь второй раз появился в часовне, а он уже «праведный истец».
-А, почему «истец»? – поинтересовался кто-то, не присутствующий в прошлое воскресенье на чаепитии в часовенке, у постоянных прихожан.
-Да пусть говорит спасибо, что не «баклан» или не «кухонный боец» - отвечали интересующемуся. –Он по ходу, до сих пор «пьяный»; в прошлый раз, придя сюда, вместо своего раскаяния за грехи, стал кричать и обвинять жену и дочь во всех своих бедах. Собирался на них в суд подать и отсудить «своё кровное». – Повествовали несколько прихожан о делах минувшего воскресенья. –Дурак старый! Одной ногой в могиле, пора уж и о душе подумать, а он: «в суд подам!» Ну может хоть в этот раз дошло, раз пришёл. – понадеялись вслух прихожане. Хоть и был этот седой, «отличивщийся» в прошлое воскресенье мужчина со «своим мировоззрением», не понятным для всех, но всё ж с добром был встречен. Окутан вниманием и заботой. Даже лики святых смотрели на этого человека по доброму, как-то, готовые простить грех человеческий. Ведь он – сын Божий! И стоит этому блуждающему во тьме и грехах человеку получить прощение от самого Бога и благодать при Таинстве Покаяния, найти силу не грешить вновь, как ближе станет его душа к Царствию небесному, и достойнее он станет Причащения Святых Христовых Тайн. Ведь чувствуется в этом святом месте, как тяготит его совесть забытые и не исповеданные грехи, тяготят его душу; они – есть причина его душевного недомогания!
-Священник является только свидетелем нашего покаяния-исповеди. – Объяснял староста часовни седому новичку. И какая-то невидимая, но ощутимая всем сердцем радость захватывала всех мужчин. Ещё бы! В их полку светлого воинства против тьмы, прибыло!
-На аналоэ перед ним лежит Евангелие и крест, как знак присутствия Христа, невидимого, но всё слышащего и знающего: на сколько глубоко наше раскаяние; и не утаили ли мы что-нибудь из-за ложного стыда. Готовиться к исповеди надо заранее, вспомнить свои грехи( или записать). – торжественно повествовал старый прихожанин.
«Боже и Господи всех! Всякого дыхания и души имый власть…Тебе, Владыко, суть вся, елико невозможно от человека. Аминь!» - звучала молитва перед исповедью преподобного Симеона Нового Богослова устами прихожан в чёрной робе, она(молитва), как свежий воздух заполняла их грудь и позволяла дышать от всего сердца с неведомым до ныне счастливым трепетом. Она, как мягкое покрывало ложилось на теплые деревянные стены зоновского храмика, прикрывая
2
грусть и печаль здешнего бытия осужденных. Разливалась и просачивалась душевной мелодией сквозь щель приоткрытой входной двери. Которую тут же, подхватывала и несла в облака ватага весёлых воробьёв. Казалось, вся природа просыпалась под звуки этой священной и необходимой человеческой совести молитвы. И не было большего счастья слышать её! Дышать ей! Наслаждаться ей! И значило это, что началось великое Таинство Исповедания, назначенное визитом в часовенку отцом Николаем.
Народу было придостаточно, поэтому стояли в тесноте. Но, как говориться не в обиде! Седой новичок-прихожанин пристроился у окна, опёршись на его белесую покрашенную раму.
-Знамо дело не привычно. – понимающе одобряли стоящие. – Привыкнет – оправдывали они. Начинающего кривляться и чесаться седого мужчину. Они всё ещё оправдывали по доброму его, старались мысленно поддержать новичка, который всё больше и больше стал поглядывать на плац зоны. Ему там было почему-то интересней. Его почёсывания и переминания начались ещё до поочерёдного покаяния у аналоэ.
-«Первая седмица Великого поста именуется: начатком святых постов, а сам пост воспевается, как мати целомудрия, обличитель грехов, проповедник покаяния, жительство ангелов и спасение человеков».- разъяснял священник собравшимся мужчинам, которые покорно и с великим вниманием стояли напротив. Стоял и наш седой «герой», но взгляд его батюшка не ловил. Не видел у него интереса к христианской жизни, его интерес был направлен куда-то далеко через окно на бытовуху и суетное движение на территории зоны.
«Да, нет! Не может быть! Он же пришёл. Вот стоит передо мною. Сейчас покаится и всё будет хорошо.» - успокаивал сам себя священник, оправдывая седого прихожанина. Так не хотелось батюшке разочаровываться в этом человеке. Не хотелось разочаровываться очередной раз в людях. Эта разочарованность дарила сердцу батюшки, какой-то невыносимый и неприятный осадок, нудящую тупую боль за заблудившуюся в грехах душу.
-Господи! Сколько раз я это уже видел! – болезненно сожалея думал священник. – Какое возникает уныние от виденного. Вроде ходят, слушают, внимают. И опять в омут: пьянство, блуд и пропала душа. Господи, как тяжко за них! Как страшно! – батюшка с превеликим усердием отгонял тёмные мысли. Хотелось думать о лучшем. – Но не всех же, под одну гребёнку! – пытался справиться с унынием он.
А в это время, седой то чесал затылок, то нервно дёргал ухо, то зевал, даже не прикрывая рот, тем самым обнажая прокуренные остатки зубов.
3
-В первые четыре дня этой седмицы, на повечерии читается покаянный канон св.Андрея Критского, а в среду и в четверг: канон прп.Марии Египетской, бывшей образцом совершенства, какого может достигнуть раскаянный грешник при содействии благодати. – продолжал отец Николай для своих осуждённых прихожан, прилагая большущие усилия, чтобы не замечать седого неадеквата. А, тем временем, седой уже основательно, и всем телом, прислонился к стене. Откровенно потягиваясь и совершенно не стесняясь торжественности святой обстановки. Он стал подумывать куда бы присесть; оглядываясь на сложенные скамейки он сильно огорчился. Ему так хотелось оказаться в сидячем положении.
-И действительно, мне это зачем всё слушать?! Это ведь грешникам только нужно. А я то, не такой! Я был хороший муж и отец. Зарабатывал хорошо. – начал размышлять, шевеля губами седой. Он стал протискиваться к выходу, откровенно намереваясь покинуть часовню. Побыстрее расстаться с молящимися мужчинами. Протискиваясь и вредно толкаясь, он им сильно мешал. Стоящие зеки недоумённо смотрели на этот седой экземпляр человеческой «чистоты». Им было жаль его от чистого сердца. Кто-то осуждающе качал головой. А седой упрямый, как баркасик пробирающийся среди первых льдин, рвался к выходу, издавая недовольные звуки и отпуская в сторону молящихся непристойные словечки.
Не обижались на него прихожане, пропускали и жалели. Жалели потому, что не ведал покидающий храм мужик, куда направляется. Да и не он сам в этот момент шёл к выходу. Радостные бесы тащили его от правды. Не на улицу к свету и воздуху, как он думал сам, а в кромешную темень. В вонючую страну грехопадения! Вот почему прихожане сейчас смотрели на ретирующего от покаяния седого, с огромной братской жалостью. Они то знали его будущее без Бога!
Смотрели, пропускали жалея и вмиг забывали. Потому, что мысли прихожан были связанны лишь с предстоящим покаянием. Они поочерёдно подходили к батюшке и словно в священной «бане» мыли свою совесть перед Господом. Староста часовни вслух читал последование к святому причастию, а стоящие и ждавшие своей очереди покаиться зеки вторили ему, знаменуя себя крестом. В эти минуты в голове у них творились странные вещи. Кто-то ощущал боязливость и стыд рассказать правду о совершённых грехах, кто-то ждал с трепетной радостью очередной раз очистить совесть и поговорить с Богом. Господь ведь в эти минуты, как никогда был рядом и внимал человеческим бедам, вольным и невольным человеческим отступлением от христианской праведности. Кто-то откровенно недопонимая ценности покаяния шёл бахвалиться перед батюшкой, какой он «хороший человечеще». Исправившийся, хоть сейчас на небеса отправляй. « Спаси их Господи!» - лишь повторял слушая всех священник, впуская в себя чужие жизни и ощущая боль, сдавливающую горло. Как будто заболевший ангиной и
4
глотающий колючие семена репея. Такова была доля священника – принимать чужую боль, как свою. И боль эта волнообразно и толчками от органов чувств отца Николая шла куда-то далее, через купол часовни, далеко в небеса. По назначению, для дальнейшего всемилостивого прощения, отпущения накопленных грехов и всеобщей любви!
Обувь мужчин смешной и однородной массой скопилась у двери часовенки. В ней здесь не было нужды, потому что тёплый толстый ковёр, от души подаренный храмику одним из многочисленных прихожан, гостеприимно принимал любые стопы приходящих к Богу. Для него(для ковра) не было различия обуты ли эти мужские стопы в уютные шерстяные носки, которые с любовью передали в передаче родные своему папе, дяде, брату или сыну, либо казённые и успевшие продырявиться. Так сказать: «одеяния ног» с заботой выданные государством. И государство действительно сейчас заботится: не нуждается ни в чём сегодняшний зек, кроме чистоты душевной! И стоят сейчас эти разношёрстные стопы молящихся мужчин, и просят Господа простить их. Кто-то от всего сердца и от души, готовой в раскаянии разрыдаться кровавыми слезами, кто-то недопонимая и не по полноте сознания, но идя упорно к осознанности совершённого греха, а кто-то от нечего делать и от непонимания реальности происходящего, как наш седой «праведный» посетитель храма.
Обувь же зека не отличалась оригинальностью и почти не отличалась друг от друга. Лишь размером и следами внутри, которые могли себе позволить зеки, о которых заботились и ждали родные по ту сторону бетонного с колючкой забора. Конечно же в связи с «особыми» отношениями с женой и дочерью, у нашего седого героя не было возможности отличить свои зековские ботинки или, как их с досадой называли сами зеки «гады», особыми отличительными и сугубо индивидуальными особенностями. Да, ещё и темень в углу, с кучей одинаковой обуви, вызванная плотно стоящими мужчинами, мешала найти седому свою обувку. Чтобы скорей покинуть невыносимое для поселившихся в нём бесов, место.
Люди молились и готовились к исповеди, а седой лазил у них в ногах и громко чертыхался. Люди молились – а седой всё лазил и не мог найти свои «кровные» гады. Люди молились, изредка срываясь со своего места от толчков в ногах седым, чертыхающимся и сквернословящим существом, лет 60-ти, на вид и на первый взгляд степенного и умного. Но его поведение вмиг рассеивало первичное впечатление наблюдающих эту смешную на полу картину. И даже его мат уже никого не шокировал: все понимали, что эта «овца заблудшая» и продолжали жалеть.
Это продолжалось не менее двадцати минут. Пот уже градом лил с его серого от злости лица, очки предававшие ему солидность и степенность сползли на кончик
5
его сморщенного носа, обнажив красный нос алкоголика. Он во всё горло начал
обвинять собравшихся прихожан в «коварном заговоре» против него. Что его «великолепные и не похожие на другие» ботинки нарочно спрятали, чтобы он не мог покинуть их «сборище». Он называл святое действие уже сборищем. Его серые глаза покрылись неистовой злобой и ненавистью к присутствующим. Святую атмосферу всё чаще и чаще разрывали на куски мат, злоба и брызгающие слюни «седого демона». История достигла эпогеи. Читающий староста не выдержал и громко крикнул ему:
- Дурак старый! Не ужели, ты, не понимаешь! Это Бог тебя дурня держит и пытается спасти!...
Сгорбленный от злобы седой мужичок семенил быстро прочь от сложенной из гладкообтёсанных брёвен зоновской часовенки, даже не завязав шнурки. Его ботинки гулко хлюпали бесовской радостью. Он шёл и матерно чертыхался на оставшихся исповедываться мужчин:
- Вот вам надо, вы и стойте. А я не грешен: я был хороший муж и отец! Хорошо зарабатывал!...
«Как слабому и вовсе безсильному самому по себе, на дела благия, смиренно со слезами молю Тебя, Господи, Спасителю мой, помози мне утвердиться в моём намерении: жить прочее время жизни для Тебя, возлюбленного Бога моего, богоугодно, а прошедшия согрешения моя прости милосердием Своим и разреши от всех моих, сказанных пред Тобою, грехов, яко благий Человеколюбец. Так же смиренно молю Тебя, Пресвятая Богородице, и вас, Небесные силы и все угодники Божии, помогите нам исправить нашу жизнь.» - звучала молитва прихожан-мужчин после исповедования грехов. Молились за себя, за родных и близких, и конечно же за седого бедолагу.
И ещё молилсяза него отец Николай, грустно переступавший по тому самому плацу, который больше интересовал седого грешника, чем спасение собственной души…! Господи, спаси его грешного!
6