В январе 1989 года мы с женой неожиданно остались в поселке одни. Посёлок Исток состоял из 4 жилых домов, постоянно проживали в тот год три семьи. Работниками Кроноцкого заповедника числились мы с женой и семья Жуковых, наши наставники. Жил ещё гидрометеоролог Валера Друзяко с женой и детьми, они работали на другое ведомство. Все они разом улетели на пару недель на вертолете в Петропавловск-Камчатский, оставив на нас нехитрые рутинные обязанности: выходить на связь с городом по рации два раза в будни, а также брать замеры температуры воздуха, скорости ветра, выпавших осадков и уровня воды в реке. Надвигался конец недели и мне не сиделось на месте. Я предложил жене подняться на лыжах к нашему участку с названием "Вулкан Крашенинникова". Или на местном жаргоне "Крашенина".
Двухдневный поход рисовался мне очаровательной прогулкой, типа пикника на пленэре. В кальдере вулкана находилась проходная избушка заповедника. От нас до неё было 21 км пешего хода. Нужно было забраться на борт чаши провалившегося вулкана, затем пройти еще около 9 км по плоскому дну кальдеры. Предпосылки все были: впереди были выходные без обязательств, погода стояла ясная и безветренная, и кроме этого, началось полнолуние. Я думал, что если не хватит светлого времени, то при полной луне мы легко найдём избушку. Жена согласилась, с условием, что утром она испечёт хлеб в дорогу.
В субботу мы сильно замешкались, жена долго провозилась с хлебом, я нервничал и торопил её. Она тормозила, явно не хотела идти, но прямо возразить не решилась. Будь я тогда мудрее или хотя бы опытнее, то утром отменил бы задуманное. Однако в молодости не слушаешь внутренний голос. Вернее, не отличаешь его от остальной разноголосицы. Так не слышно на корабле капитана, когда голосит вся команда.
Вышли после 11-ти. Первые три часа поднимались по распадку в зоне берёзового леса. Лес исчез, остался торчать только ольховый стланик. Склон становился всё круче, а края ущелья теснее и ниже. Идти на широких лесных лыжах вверх по твердому насту было неудобно. Пробовали идти пешком, волоча привязанные к рюкзаку лыжи сзади - тоже плохо, проваливаешься. Вспомнился совет бывалых: облить мочой лыжи. Помогло, лёд сразу прилип на морозе к дереву, лыжи перестали скользить назад.
Медленно, но верно, мы ползли вверх. Я изумлялся своей глупости: зачем я набил рюкзак консервами? Думал оставить запас в избушке. По старой памяти казалось, что 20 кг поклажи на спине - это нормально. С горем пополам к 17 часам вылезли на перевал. От вида белой Кроноцкой сопки высотой 3500 м на фоне синего океана захватывало дух. Передохнули наслаждаясь панорамой. Сocкоблили ножом мочу с лыж. Странно было думать, что в радиусе 40 км мы здесь одни. Я был уверен, что самые трудные километры и 600 м превышения по вертикали уже позади. Дальше ровно и без рыхлого снега. Садилось солнце, одновременно поднялась круглая луна. В 18 наступила ночь. Передвигаться внутри кальдеры было действительно легче, но сильно мешали снежные заструги. Обточенный ветром, как наждаком наст, напоминал застывшие волны. Идти по застругам на лыжах было не сахар.
Пейзаж внутри Крашенины напоминал поверхность луны. Я сравнивал себя с астронавтом Нилом Армстронгом. Меня утешало, что здесь, хоть и изредка, пару раз в год, все же появлялись люди. Мы сами были здесь прошлым летом, тогда удивило отсутствие растительности и других признаков жизни. На верхах изредка попадались олени. Медведи обходили стороной это место, а птиц не было вовсе. Сейчас, зимой, борта кальдеры напоминали потёки чёрного шоколада на белом торте. А ночью эффект марсианского ландшафта только усиливался. Белая вершина вулкана на фоне звёздного неба. -20 градусов мороза при полном безветрии и полном безмолвии. И всё это под куполом равнодушного, мерцающего звёздами, космоса.
Медленно тащились мы по снежным застругам этой пустыни часа три. Я рассчитывал, что в 20.00 мы увидим избушку. Ориентироваться в кальдере относительно вершин и рельефа было бы просто. Но я совсем не учёл, что в лунном свете мир не похож на привычный. Определять расстояния до объектов и их размеры было трудно.
После трёх часов изнурительной пахоты мы стали выискивать очертания знакомой избушки.
«А, вот она! Смотри, видишь, квадратная тень на белом фоне?»- обрадовался я.
Прибавили шагу. Нет, это отдельный валун на снегу.
«Ну, это точно она! Смотри, даже труба видна!» Через минуту «избушка» превращается в кустарник ольхи высотой пару метров.
«Ну а это? Что если и это не то?» Ещё несколько минут усилий, «изба» на глазах трансформируется в квадратный лавовый постамент.
Надо сказать, эта пытка изматывала и подтачивала силы не меньше, чем необходимость непрерывно двигаться на морозе. Она лишала надежды, а с ней и энергии. Казалось, что горы устроили нам западню, зловещий театр теней, а сами расположившись зрителями в амфитеатре. Тем ни менее я посматривал на них с восхищением, напоминая себе, что никто не приглашал нас сюда. И если уж суждено было здесь погибнуть, то только по собственной прихоти. Дурная голова ногам покоя не даёт.
Что такое "холодная ночёвка" я представлял. Но условия для неё были хуже не придумаешь. Дров нет, снега нет, укрытий нет, палатки тоже нет. Есть летние спальники, но от них было бы мало проку. Ещё есть консервы, хлеб и насквозь мокрая от пота одежда. В такой ситуации, можно перетоптаться одну ночь. Но это значит, что нельзя спать. Надо вскакивать каждые 5 минут, глотать холодную сгущенку со снегом, прыгать, приседать и орать песни. Такая перспектива только и давала шанс вернуться завтра домой. Сон неминуемо означал смерть от переохлаждения. Я читал, что при переохлаждении людей напоследок посещают сладкие грёзы. Кто-то сравнивал состояние с морфиновым кайфом. Такие замерзают с блаженной улыбкой. Это утешало, но не сильно.
Каждый очередной растаявший мираж добавлял мне отчаяния. Когда я окончательно сдался, то скоро объявил жене: «баста, здесь мы ночуем », показав на удобную щель в лавовых потоках. Она стала умолять меня собраться с силами и ещё испытать судьбу хотя бы три раза.
«А ты понимаешь, насколько велика вероятность, что мы избушку уже проскочили? А стало быть каждый километр в этом направлении означает, что наша обратная дорога будет на километр длиннее» - возражал я.
На уговоры её я всё же поддался, одели лыжи, потопали снова. Ноги предательски дрожали. Прикидывал, стоит ли избавиться от лишних консервов прямо здесь, или
они ещё пригодятся. Сгущёнка замерзла, превратилась в замазку, но и она не снимала усталости. Жажда вынуждала сосать снег малыми порциями.
Первый не очень, но второй мираж сильно походил на избушку. И контуры ближних склонов казались такими знакомыми! В какой то момент мы отчётливо разглядели трубу над крышей. Тем ни менее я старался даже не смотреть в ту сторону. «Врёшь, не верю! Ещё один раз я вытерплю, потом начну копать яму и резать кирпичи из снега»-бубнил я под нос, толкая вперёд окаянные свинцовые лыжи. Избушка, тем ни менее, не растворялась, а всё нахальнее прикидывалась настоящей, увеличиваясь в размерах. Не подвела она даже тогда, когда я ткнул в дощатую дверь лыжной палкой.
«Да неужто это ты, спасительница» - приветствовал я сараюшку. Нашему ликованию не было предела. Откуда то нашлись новые силы. Они понадобились для того, чтобы кастрюлей расчистить от снега печку и тамбур. Пурга имеет особенность находить даже малейшую щель в рубероиде и наметать через неё сугробы внутри дома. Дрова в избушке были привозные, их закидывали вертолётом по необходимости. Затопили печку. Адски ломило спину. От жары начался вдруг дождь: снег, набитый в карманы между досками и рубероидом на крыше стал таять.
С крыши капало во многих местах. Это, однако, не омрачило нашей радости. Печка давала возможность сварить тёплую рисовую кашу с тушёнкой, напиться вдоволь горячего чаю, высушить одежду. А самое главное - вытянуться на нарах. «Теперь я знаю что такое счастье. Это когда ты можешь позволить себе закрыть глаза, зная, что вновь откроешь их завтра»- сообщил я жене под звон капели.
-------------------------