М.М.КИРИЛЛОВ
КЕРЧЕНСКИЙ ПРОЛИВ
Очерк
Поезд Саратов-Симферополь. Это было в 1970- м году. Ехали я, жена Люся, дочь Маша (15 лет) и сын Серёжа (8 лет). Занимали целую секцию в плацкартном вагоне. Впереди были Камышин, Волгоград, Элиста, Краснодар, Керчь, Симферополь, Судак. Последний отрезок пути, до Судака был автобусным. Прежде я бывал только в Судаке, но тогда я приезжал из Москвы, и было это в 1940-м году, в раннем детстве.
Небольшой городок Камышин проскочил в теии акаций и тополей. Дорога до Волгограда была скучновата, за окнами тянулись поля пшеницы – шла уборка зерновых. Август, жарища, унылая картина лесостепи. Полосы лесонасаждений – память о послевоенных сталинских замыслах страны. Ждали приближения Волгограда, который и тогда, как и сейчас, воспринимался всеми именно как Сталинград.
Ещё при подъезде поезда к городу, издалека стал виден величественный памятник матери-Родине на Мамаевом кургане. Временами памятник скрывался за холмами, позже открывался вновь, ещё позже у железнодорожного полотна появились городские дома и скверы. А мы всё смотрели и смотрели, как уже совсем близко проплывает перед нашим взором курган и на его вершине мощная фигура героической женщины, олицетворявшей Родину-мать. Ни до этого, ни после я не видел ничего более величественного, чем этот памятник. Пассажиры вагона столпились у окон вагона и радостно, перебивая друг друга, обсуждали увиденное ими. Сам город был виден недолго, железная дорога как бы огибала курган. Во время довольно продолжительной остановки мы с сыном Серёжей походили по вокзальному перрону, чуть не опоздав на уже медленно отходивший наш поезд. Мы были молоды тогда (мне- 37, а ему – 8 лет) и, почти не испугавшись, вскочили на подножку первого же двигавшегося мимо нас вагона. Когда отъезжали, долго ещё за оконным стеклом виднелся силуэт памятника.
Где-то позже, уже ночью, проехали Элисту, столицу Калмыкии, и утонули в ночной тьме.
Бывал я здесь проездом и позже. В этих местах когда-то грохотал Сталинградский фронт. Тысячи советских солдат погибли здесь в 1942-1943 годах. Сталинград невозможно оторвать от памяти о товарище Сталине. А-то что же это: ни памятника, ни музея, ни хотя бы дощечки какой-нибудь! Это ведь неуважение не только к нему, но и к народу, к погибшим здесь солдатам.
Утром проезжали вдоль по Волго-Донскому каналу, рядом с Цимлянским морем. Помню: канал в гранитных берегах, красивые шлюзы, высокий памятник Сталину в шинели и без фуражки. Будто бы стоит он в степи, на берегу моря и смотрит вдаль. Помню, но не понимаю: ведь к 1970-му году все памятники Сталину уже были сняты со своих постаментов? Посмотрел по интернету: судя по старой фотографии, в пятидесятые годы стоял здесь именно этот памятник. Я помню, что тогда ещё подумал, как вождю должно было быть одиноко одному посреди ногайских степей? Наваждение? Но я точно видел. Не мудрено: 46 лет прошло. Может быть, тогда я эту фотографию и видел?
К утру следующего дня поезд достиг уже таманского полуострова. Впереди простёрлась гладь Азовского моря. Поезд стоял на высокой насыпи, а внизу катились тяжёлые зеленоватые и непрозрачные волны. Вдали, километрах в семи, с насыпи виднелся пологий берег Крыма.
Наш состав готовили к погрузке на паром, идущий через пролив от станции Кавказ на Тамани до станции Крым в районе Керчи. Загоняли на паром сначала только часть вагонов, через час другую. Мы этим пользовались: оставив кого-то одного из нас в вагоне, спускались с насыпи к морскому берегу и купались. Оказалось, что оно было очень мелкое, приходилось уходить далеко-далеко, чтобы как следует понырять. Но так как состав в любой момент мог тронуться, мы особенно не заплывали. Берег был песчаный, но грязный, сказывалась близость железной дороги. Здесь же, на пляже, до самого парома, разместились торговые ряды и местные продавцы с провизией: огурцами, варёной картошкой, фруктами, хлебом, копчёной и вяленой рыбой здешнего улова. Торговали селяне и рыбаки. Рыба была разная, в основном, мелкая. Бычки и барабулька, это то, что я запомнил. Уносили рыбу с пляжа в вагоны в кульках и, перепачкав пальцы и губы, с удовольствием и до отвала ели, делясь с соседями.
Вскоре наступало наше время попасть на паром. Это происходило очень медленно и осторожно. Через какое-то время паром, на котором разместился наш поезд со всеми пассажирами, отошёл от стенки и стал медленно двигаться в сторону Крыма. На пароме была верхняя палуба и возвышалась капитанская рубка. Многие пассажиры, особенно ребятня, вылезали из вагонов и по лестнице поднимались на палубу. С неё всё было видно: и ход парома, и море, и приближающейся Крымский берег. Справа от нас было Азовское море, слева – подальше - Чёрное. Над кораблём летали чайки и на лету ловили кусочки хлеба, которые бросали им пассажиры. Мы были на вершине блаженства. Пьянил воздух, простор и предстоящая встреча с Крымом.
При прибытии в порт под названием Крым всё повторялось в обратном порядке и столь же последовательно и медленно. Но купанья в море уже не было. Когда состав на путях был сформирован, он, всё убыстряясь, двинулся вдоль по извилистому Керченскому полуострову. Это было уже не так интересно: от поезда слева тянулись всё ещё разбитые после войны дома, заводские корпуса и трубы какого-то коричнево-ржавого цвета. Кто-то видел будто - бы легендарную гору Митридат. Море уже не показывалось. Через Старый Крым поезд пошёл на Симферополь. Дальше, в посёлок Судак, мы добирались на автобусе, но я этого почему-то не запомнил, да и мои спутники – тоже. Наверное, это было ночью. Как выяснилось, всё здесь почему-то именовалось Украиной. Но мы-то хорошо знали, что это СССР и Россия. Всё это тогда казалось формальностью.
Судак радовал морем. Бескрайним Чёрным морем. Рядом с особняком санатория МО, в котором меня разместили (семья моя поселилась недалеко в частном доме), сохранялись остатки бывшего детского санатория, в котором я отдыхал 30 лет тому назад. Вокруг возвышались горы, где нам иногда попадались кристаллы горного хрусталя. В километре от города на горе, обрывавшейся прямо в море, стояла древняя генуэзская крепость. Теперь здесь был музей. Мы поднимались туда несколько раз. С группой отдыхающих путешествовали в окрестности Судака к винным погребам князя Голицына. В них сохранялись элитные марки ещё дореволюционного «Шампанского», убережённого в годы войны от немцев. А вечерами на территории санатория, прямо под открытым ночным небом шло кино. Помню, звучала жалобная песня-просьба «Миленький, ты мой! Возьми меня с собой! Там, в краю далёком назови ты меня женой…»
Обратно мы возвращались в Саратов через Москву.
Март 2016 г., Саратов.