который состоялся, несмотря ни на что…
- Ты узнаешь меня? – спросила мать.
Манкурт отрицательно покачал головой.
- А как тебя звать?
- Манкурт, - ответил он.
- Это тебя теперь так зовут. А прежнее имя свое помнишь? Вспомни свое настоящее имя.
Манкурт молчал. Мать видела, что он пытался вспомнить, на переносице от напряжения выступили крупные капли пота и глаза заволоклись дрожащим туманом. Но перед ним возникла, должно, глухая непроницаемая стена, и он не мог ее преодолеть.
- А как звали твоего отца? А сам ты кто, откуда родом? Где ты родился, хоть знаешь?
Нет, он ничего не помнил и ничего не знал.
- Что они сделали с тобой! – прошептала мать, и опять губы ее запрыгали помимо воли, и, задыхаясь, от обиды, гнева и горя, она снова стала всхлипывать, тщетно пытаясь унять себя. Горести матери никак не трогали манкурта.
- Можно отнять землю, можно отнять богатство, можно отнять и жизнь, - проговорила она вслух, - но кто придумал, кто смеет покушаться на память человека?! О Господи, как внушил ты такое людям? Разве мало зла на земле и без этого?..
И тогда начала она свой плач… И тогда вырвались из души ее причитания, долгие безутешные вопли среди безмолвных бескрайних сарозеков…
Но ничто не трогало сына ее, манкурта…*
«Это не праздник Танца, это праздник Мира на всем Кавказе!» - торжественно, хорошо поставленным голосом объявила со сцены ведущая, когда в роскошном концертном зале зритель, занял свое место, уверенный, что пришел, согласно заявленному на афише, как раз на праздник Танца. «Нам делить нечего: все мы братья от Адама и Евы!..» - в тон ей с пафосом заявил ведущий (по совместительству – министр культуры ЧР), как будто только вчера закончилась затяжная кровавая война между чеченцами, осетинами и балкарцами – участниками праздника.
Уже готовая провалиться сквозь кресла за свое невежество, услышала, что, оказывается, не война закончилась, а «ровно 18 лет назад на этой самой сцене последний раз выступали вместе» «Вайнах» с «Аланией»… О такой «круглой» дате вряд ли кто в зале слышал, кроме самого министра. Это был серьезный повод, из-за которого все прочие даты были просто Ничто! Ну и что, что Берия уже окружает Чечню студебеккерами и выдвигает из тупиков телячьи вагоны?.. Подумаешь, - Гвишиани подбирает конюшню, заготавливает канистры с бензином и солому!.. Ну и что, что расквартированные по чеченским домам красноармейцы пришли в боевую готовность?.. У нас еще есть целый день – 22 февраля, чтобы успеть сплясать!!! Поминать жертвы Хайбаха и семьдесят процентов погибших в депортации будем 23-го! Жертвоприношение в этот день все спишет!? И потому все внимание – на сцену: балкарский народный ансамбль танца открывает праздник… (Они в более выигрышном положении – до дня выселения балкарского народа остается 15 дней! А значит, Москва с Нальчиком обмениваются пока только телеграммами…) «Плавный» танец осетинского ансамбля сорвал первые овации: хореографический рисунок изящных фигурок в красивых костюмах и плавные движения артистов завораживали. Так могут танцевать только те, кому в затылок не дышат жертвы геноцида!
«Обладатели высшей государственной награды королевства Иордании… государственный ансамбль танца Чеченской Республики «Вайнах!» - разлетелось по залу из-за кулис. Зал дружно откликнулся. На сцену высыпали юноши. Искрометные движения, эмоции через край: дикая дивизия, обрушившаяся лавиной на германскую «железную дивизию», - не меньше. Но и не больше. Хореографии нет, а значит, нет танца… Только настроение. Только чувства. Желание любой ценой закрыть собой отсутствие у ансамбля художественного руководителя и балетмейстера, владеющих Школой Танца! Глядя на этот отчаянный танец, видишь только амбразуру. И хочется, чтобы пришла помощь. И она идет… на сцену выходят девушки. Не выплывают, а выходят. В розовых подобиях гIабли, с азиатским кроем и орнаментом, поверх платья из золотой парчи, они выглядели умирающими уточками, в крыльях которых нет жизни, и в груди которых не осталось чувств. И молодежь из зала, с гиканьем и свистом, пыталась помочь этим отчаянным юношам разбудить это сонное царство. Сменялись танцы и республики, но для нас это ничего уже не меняло. Героический танец осетин «Орлиное племя» прошел под овации зала. (Удивительное дело: у грузин никогда не было абреков, а знаменитую книгу о Дато Туташхия, прототипом которого был наш Зелимхан Харачоевский, написал грузин Чабуа Амираджиби; у осетин не было такой героической истории, как у нас, чеченцев, а героические саги в танцах ставят осетины! Браво!!!) Балкарский обрядовый танец показал их девушек во всей красе. Красивые костюмы, легкие красивые движения… Но «аланы» в роскошных боевых нарядах, с щитами и мечами, в очередной героической композиции вышли победителями. Поклоны воинов в конце танца - союз достоинства и красоты!.. Нужно было быть отчаянно смелыми людьми, чтобы выйти после такого яркого зрелищного танца на сцену. Ими оказались наши девушки с «вайнахским праздничным танцем», хореография которого тщательно скрывалась от зрителя. В ингушских головных уборах, в костюмах с нелепым сочетанием цветов, они потратили свое сценическое время без куража, без внутреннего нерва, с блуждающими по сцене взглядами, будто надеялись, что их досрочно отзовут. Но юноши не могли их спасти… Впрочем, как и министр культуры, который в гордом одиночестве** занимал два правительственных ряда в зале.
И тогда решила Найман-Ана не расспросами, а внушением попытаться дать ему узнать, кто он есть.
- Твое имя Жоламан. Ты слышишь? Ты – Жоламан. А отца твоего звали Доненбай. Разве ты не помнишь отца? Ведь он тебя с детства учил стрелять из лука. А я твоя мать. А ты мой сын. Ты из племени найманов, понял? Ты найман…
Все, что она говорила ему, он выслушал с полным отсутствием интереса к ее словам, как будто бы речь шла ни о чем. Так же он слушал, наверное, стрекот кузнечика в траве.
И тогда Найман-Ана спросила сына-манкурта:
- А что было до того, как ты пришел сюда?
- Ничего не было, - сказал он.
- Ночь была или день?
- Ничего не было, - сказал он…
- Дай я посмотрю, что они сделали с твоей головой, - потянулась Найман-Ана.
Манкурт резко отпрянул…
Очень интересных девушек из Балкарии в выразительных костюмах, сшитых специально для танца «Индербай», сменили наши, в очередной раз продемонстрировав верх безвкусицы в нарядах: голубые гIабли поверх платьев из серебристой парчи. Если бы не белые шифоны, накинутые на головы, никто бы в них не заподозрил чеченок. «Это наш танец? - спорили женщины в зале, - да нет же, это ингушский танец…». Ни царственной осанки, ни горделивой стати девушек легендарного «Вайнах» советской эпохи – предмета зависти русских девушек из не менее легендарного ансамбля «Березка»!
Осетинский девичий танец вновь сорвал овации. В белоснежных национальных нарядах, подчеркивающих точеные фигурки, девушки, словно белые лебеди, плыли по сцене, создавая безупречный танцевальный рисунок за рисунком. И зритель находился в плену этой магии танца, которой с самого начала обволакивали зал представители Осетии. Карачаево-черкесский танец балкарцев был лучшим их номером и по костюмам, и по композиции, и по хореографии из всех их танцев. Осетинские «игры чабанов» - зрелищное, полное сочного юмора, настоящее массовое действо во время народных празднеств. Чудеса акробатических и хореографических этюдов с национальным колоритом, а не классическим, придавали особый вкус и аромат происходящему. Оставалось вдохнуть в себя аромат горных пастбищ и запах жареного шашлыка, настолько вкусно это было сделано.
«Под небом Вайнахов!» - торжественно донеслось из-за кулис. «Наконец-то! Героическая баллада? Сага?.. Кому еще, как не нам, рассказывать хотя бы языком танца свои воинственные истории?» - мелькнуло в мыслях в ожидании самого массового коллектива. Но на сцену вышли девушки. Большие национальные кувшины, бока которых так сверкали в огнях софитов, своей активностью буквально задавили своих хозяек. И слава Богу! Потому что в зеленых гIабли и таких же плотных зеленых головных уборах, повязанных по-грузински, они никак не воспринимались под небом Вайнахов.
Оказалось, что это жалкая попытка повторить легендарный танец советского ансамбля, в котором две враждующие стороны примиряла женщина, обнажив голову. Платок ее – непременный атрибут чеченки - брошенный в самую гущу непримиримых сторон, в ту же минуту, согласно древнему обычаю, останавливал войну: главным для мужчин оказывалась честь женщины – не имевшей права появляться на людях с непокрытой головой. Серьезный замысел был сведен солисткой танца к детской игре про обычаи, когда она, подбежав к двум воинам, кинула свой платок к их ногам и застыла довольная, как хулиганка, досадившая мальчишкам в песочнице. Когда же мужчины вернули ей платок, она торжествующе подняла его над головой, готовая запрыгать на месте: «Вы видели? Это все я!..» Для взрослой женщины - глупая выходка, для ребенка – опасная игра, а для танцовщицы – бездарность. Непростительная. Но художественному руководителю ансамбля, по совместительству – министру культуры – похоже, танец понравился: глядя на сцену, он улыбался...
- Жоламан! Жоламан! Здравствуй!
Сын оглянулся, мать вскрикнула от радости, но тут же поняла, что он отозвался просто на голос.
Снова пыталась Найман-Ана пробудить в сыне отнятую память.
- Вспомни, как тебя зовут, вспомни свое имя! – умоляла и убеждала она.- Твой отец Доненбай, ты разве не знаешь? А твое имя не Манкурт, а Жоламан. Мы назвали тебя так потому, что ты родился в пути при большом кочевье найманов. И когда ты родился, мы сделали там стоянку на три дня. Три дня был пир...
Но она билась в наглухо закрытую дверь…
«Спасибо Кадырову, президенту Чеченской Республики, за все, что мы увидели здесь, - поблагодарил за всех представителей из Осетии руководитель группы и преподнес в дар чеченцам картину Махмуда Эсамбаева, работы местного художника, который писал ее, собирая в ладонь кровь со своей изувеченной руки. Дважды слив ее в банку, на третий раз он понял, что только она и может послужить фоном этой картины, и вылил ее на картину.
Были желающие приобрести картину, было искушение подарить ее высоким гостям Республики, но картина оставалась у ее обладателей, пока они не приняли твердое решение: «Эта картина может находиться только в Чеченской Республике!»
«Мы были покорены, приехав в Грозный. Это чудо! Такую масштабную стройку я видел только в Астане!..» - выразил свое восхищение чеченским народом и ее президентом руководитель ансамбля из Кабардино-Балкарии и передал в подарок Р. Кадырову папаху - как настоящему мужчине!..
«Мира вам, мы вас любим!» - от души пожелала и выразила свои чувства к чеченцам, добросовестно отработавшая в гостях в роли ведущей, осетинка Зарина Батаева.
Весь концерт в глубине сцены, на подмостках, играли по очереди три оркестра народных инструментов. Балкарские музыканты были в национальной одежде, осетинские – в концертных костюмах, но в национальным стиле. И были третьи музыканты. В ярко-красных рубахах навыпуск, подпоясанных ремнем, - совсем в стиле косовороток русских мужиков. Они весь концерт работали на наш ансамбль «Вайнах». Кто они были по нации, судить не берусь. Но спасибо им уже за то, что были не в лаптях и без алого цветка за ухом…
Праздник Танца состоялся. Несмотря на то, что 21-е число было красным днем календаря, подаренное российской армии российским государством за ее великие заслуги перед Родиной... Правопреемница Советского Союза, Россия взяла на себя не только ее обширную собственность, но и ее великие преступления перед народами… Наверное, поэтому к 23 февраля, она прибавила родной армии два предшествующих дня, о чем оповещали все средства массовой информации…
Праздник Танца состоялся, несмотря на то, что на чеченском государственном Радио были отменены все увеселительные передачи в память о жертвах Хайбаха, заживо сожженных в конюшне имени Берия… в память о жертвах тотального выселения...
Надо понимать, что организаторы Праздника спешили отплясать 21-го в Чечне, чтобы успеть в Кабардино-Балкарию к 8 марта! «Сколько можно жить прошлым? Сколько можно плакать по убиенным?!» - спросите у жертв Холокоста, Хатыни, Бабьего яра… Может, евреи сокрушат, наконец, свою Стену плача и станцуют в день памяти Жертв фашизма?! А 9 мая на Красной площади в Москве пройдет парад танцевальных коллективов страны!!! Главное, начало положено. Пусть помнит и плачет тот, у кого память злая, т.е. - злопамятный. И Он плакал. Т.е. – Оно. Небо. Оно плакало в этот день за всех нас… потерявших память. А может, и этот дождь организаторы праздника приняли за благословение…
- Жоламан! Где ты? Это я, твоя мать! Где ты?
И, озираясь по сторонам в беспокойстве, не заметила она, что сын ее, манкурт, прячась в тени верблюда, уже изготовился с колена, целясь натянутой на тетиве стрелой. Отсвет солнца мешал ему, и он ждал удобного момента для выстрела.
Жоламан! Сын мой! – звала Найман-Ана, боясь, что с ним что-то случилось. Повернулась в седле. – Не стреляй! – успела вскрикнуть она и только было понукнула белую верблюдицу Акмаю, чтобы развернуться лицом, но стрела коротко свистнула, вонзаясь в левый бок под руку.
То был смертельный удар. Найман-Ана наклонилась и стала медленно падать, цепляясь за шею верблюдицы. Но прежде упал с головы ее белый платок, который превратился в воздухе в птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Чей ты? Как твое имя? Имя? Твой отец Доненбай! Доненбай! Доненбай! Доненбай, Доненбай!...»
- Как твое имя?.. Чей ты? Кто ты? Ты, благословивший спектакль о «рыцаре кавказских гор» - Ермолове, сплясавший на пепелище сожженных заживо в Хайбахе, на костях погибших от голода и холода в казахских и киргизских степях?.. Чей ты? Кто ты? Как зовут твоего отца?..
* Чингиз Айтматов. И дольше века длится день…
** Так и не дождавшись вип-персон из высоких чиновничьих кабинетов ЧР, организаторы праздника начали концерт с опозданием на 30 минут.
Марьям Вахидова.
22 февраля 2009.