Лопата легко поднимала песок. Яма росла на глазах, слегка осыпаясь по краям. Я думал, что это будет намного тяжелее, но оказалось, это проще простого. Конечно, без очков ночного видения я бы такого не добился. Спасибо Марку, все нашел: и костюм, и очки, и даже эту лопату. В голове проносятся картинки из детства. Вот я, задыхаясь от рыданий, сижу на коленях отца. Пятилетний малыш вцепился изо всех сил в его одежду пальчиками, а голову спрятал на груди. Слышно, как в другой комнате мать кричит на бабушку.
- Зачем?! Кто тебе вообще дал право такое ребенку говорить?! Сколько можно?! - её высокий надтреснутый голос дрожит от гнева. Бабушку не слышно, похоже, она не отвечает.
Я притих. Отец, решив, что я успокоился, потянул меня за плечи, но я с новым воплем прижался к его груди. Я так боялся, что посмотрю в его добрые мягкие глаза и увижу правду.
Бабушка рассказывала много интересных сказок, историй. И накануне той истерики она тоже рассказывала. Говорила про свое детство. Про небо над головой, что было голубым. Про огромный огненный шар, который они называли солнцем. Про дождь. Про реки. Про теплую летнюю землю, пахнущую влагой и жизнью. Она рассказывала, а меня охватывало чувство страха. Я жил под свинцовым небом, я здесь родился. Та картина, которую она мне описала, врезалась в мое детское восприятия холодного металлического мира. Она меня напугала.
Я все еще всхлипывал, а отец не утешал меня. Через какое-то время я смог отделиться от его груди и посмотреть на него. Он молча положил мне свою теплую руку на голову, его светлые глаза смотрели мимо меня. Куда-то вдаль, за мою спину, куда-то далеко. Я не помню, как заснул.
Закончив копать и отложив лопату, я подтащил к яме пластиковый мешок. Прислонился к нему лбом и улыбнулся.
- Ты у меня самая лучшая, я не мог тебя им отдать. Это твоя земля, в ней ты сможешь спокойно спать.
Яма быстро заполнилась песком. Даже слишком быстро. Закончив работу, я вернулся к одной из запасных дверей купольного города. Там меня ждал Марк. Мы присели на небольшой бетонный выступ около металлической двери.
- Поздравляю, – Марк похлопал меня по плечу, – ты исполнил её последнюю волю.
- Она меня не просила об этом. Я просто не смог бы ее оставить в этой железной коробке, – после моего ответа он довольно долго молчал, почесывая одну перчатку другой. У него с детства была эта привычка: когда он нервничал, он чесал руку.
- Слушай, – мой друг резко повернул голову, но я не мог видеть его выражения лица из-за костюма, – если я вдруг помру раньше, закопай меня там же.
Я опешил и молчал. Марк опять почесавшись, продолжил:
- Я не хочу, чтобы меня кинули в крематорий, а потом пустили на удобрения. Я лучше буду с твоей бабкой рядом лежать. Составлю ей компанию.
Я не видел его лица, но знал, что он улыбается. Не так, как обычно, оскалившись жесткой ухмылкой. А свежей улыбкой мальчика, который, приходя ко мне поиграть, тут же усаживался рядом с бабушкой. Он не уходил, пока она что-нибудь ему не рассказывала. А он слушал, нервно почесывая руку и не отрывая от нее пытливый взгляд. Он не пугался. Он не плакал.
Если вам нравится мои произведения, то буду рада видеть вас в моей группе в вконтакте https://vk.com/daria_riza