Смерть И.В.Сталина и арест Л.П.Берии.
Было начало марта 1953 года. В это время я подходил к завершению обучения в Московском Краснознамённом пехотном училище им. Верховного Совета РСФСР (как часто нас называли «кремлёвские курсанты», из-за истории создания училища), наши коллеги по Парадам на Красной площади называли нас парадо-похоронники, по причине того, что наше училище постоянно участвовало в похоронах известных людей, удостаивавшихся быть похороненными на Красной площади.
Нашему миномётному взводу(единственному на 6 курсантских рот), в котором я был помощником командира взвода, осталось пройти последний Майский Парад по Красной площади, пройти лагерный сбор в Федулово (под г.Ковровым), сдать там выпускные экзамены, в начале июля вернуться в Москву и ждать Приказа Министра обороны о присвоении воинского звания и назначения на службу. А тут, как гром с ясного неба, хотя событие было и не совсем уж неожиданное. Но, как говорят даже если беду ждать, то её приход всегда бывает неожиданным.
А события начали происходить прямо-таки эпохальные. У нас в центре казармы на стене висел старенький репродуктор, кто-то, по-моему, принёс его из дома, и Александр Данилович (наш ротный, капитан Палыгин, отец родной) разрешил нам им пользоваться без вреда для учёбы. Дежурный по роте обычно включал его за несколько минут до подъема, и подымались мы утром, фактически, под звуки Гимна Советского Союза. А в этот день, 6-го марта, вся рота уже почти встала, а знакомых звуков нет. И, вдруг, из репродуктора раздаётся зловещий голос Левитана, с интонациями голоса ничего хорошего не предвещавшими. Торжественно-трагическим голосом он объявлял о кончине Великого и Родного. В роте стало тихо до звона в ушах. И, вдруг, я улавливаю звук, похожий на скуление сопровождающееся всхлипываниями. Рядом на койке сидит Иван Нечаев (командир 1-го отделения, комплекцией Ильи Муромца, и такой же невозмутимый при любых обстоятельствах), мы с ним все два года проспали на одном месте, я у печки, а он у прохода, его койка замыкала ряд. Я его спрашиваю:
- Иван, ты чего-нибудь слышишь?
- Не только слышу, но и вижу!
- Чего, где?
- А ты поверни свою физию вон туда, к репродуктору. Видишь Ковалевский весь скорчился носом хлюпает и сопли кулаком по физии размазывает!
- А что это, его так-то разобрало, ведь это не весть какая новость, уже несколько дней передают о тяжёлом состоянии?
- А ты, что, не знаешь его, он и здесь хочет свой навар снять, надеется, что начальство увидит и оценит, и куда нужно доложит!
- Иван, ты бы звук-то убавил бы, а то ведь если такие особи у нас в роте водятся, помилуй Бог!
- Да плевать я на них хотел! Только вот теперь, наверняка, потащимся мы в почётном эскорте по мартовской хляби, и за сутки жрать ничего не дадут, вот это меня больше всего волнует.
- Ладно, ты тут порули взводом, а я попробую начальство какое-нибудь отыскать, надо узнать, чего делать-то в такой ситуации.
- Валяй, мне так, чтобы завтрак во время был, а об остальном пускай у начальства голова болит!
При выходе из роты я наткнулся Палыгина, он спросил:
- Далеко ли направился?
- Да вот узнать, что нам в этой обстановке делать?
- Ну, и у кого же ты собирался выяснять обстановку?
- Так вот, хотя бы у Вас?
- Я сам ничего не знаю, иди во взвод, и занимайтесь по распорядку дня. Стологоров (мой комвзвода и тёзка) на месте?
- Нет, ещё не пришёл!
- А вот за Стологоровым пошли курсанта, и остальных взводных чтобы поднял, а то они проспят там всё на свете!
- Слушаюсь!
День выдался суматошный, но занятий не отменили. Как и предсказал Иван, после обеда начали собирать парадный расчёт, построили на плацу, и началась проверка наличия расчёта и состояния обмундирования. Погода стояла мерзкая, дороги расквасились, воздух промозглый, временами шёл снег. Нам официально объявили, что похороны состоятся 9 марта стоять нам у Дома Союзов с 3.00 напротив главного входа, со стороны Охотного ряда.
Потом мы узнали, что Сталин умер 5-го марта, около 10 часов вечера, а отбой у нас в 22.00, так что ничего удивительного, что мы о смерти узнали только 6-го в 6.00. Собственно для нас это было не очень важно, а важно было наше участие в похоронах. Естественно до 8-го включительно все занятия были отменены, а били только одни построения, тренировка, проверки и прочая бестолковщина.
Накануне похорон ужин нам устроили в 6 часов вечера, вместо 7, чаю не давали, но у нас у всех бал заранее заготовлен лимонад из курсантского магазина. Спать уложили в 20.00. Подъём в час ночи, 20 минут завтрак опять без чая. В 1.30 построение и погрузка в машины. В 1.45 выход колонны машин из расположения училища. Разгрузили нас на нашем старом месте, на Кремлёвской набережной. К Дому Союзов мы подошли в 3.10. Встречал нас Командующий МВО генерал- полковник Артемьев. Встали мы, как на Красной площади по-батальонно, развернутым строем, фронтом на вход Дома Союзов. Вынос гроба с телом был назначен на 9.00 9.05.53г (а потом мы узнали, что его перенесли на 10.00). Нам предстояло стоять на мартовском холоду, почти 7 часов в полном бездействии! Такого армейского идиотизма нормальному человеку трудно представить. Но это был факт. Мы буквально окоченели и, не вытерпев, начали прыгать на месте. Наши командиры начали было шикать на нас, но Артемьев, видимо тоже промёрзший до костей, остановил их усердие и, подойдя к нам вплотную, сказал:
- Ребятки, я всё прекрасно понимаю, не по делу вас такую рань сюда пригнали, но что делать, так было приказано всем. Потерпите, ещё осталось 2 часа, попрыгаете, потолкайтесь, только строя не ломайте. А я попрошу вашего начальника училища дать вам завтра день отдыха. Уже совсем светло, вот возьмите свежую газету, почитайте. Так нам пришлось ещё 2 часа мыкаться. Мы хорошо видели Пушкинскую улицу, битком заполненную скорбящими, многие из которых потом были раздавлены неуправляемой толпой, как неукротимым селем или снежной лавиной. Это было ужасно. Во время войны я пережил весь ужас озверевшей толпы.
Мы услышали, как на кремлёвских курантах забили часы. Около дверей Дома Союзов сразу наступило оживление, стоявшей там толпы офицеров МВД, КГБ и людей в штатском. Наконец двери медленно начали открываться. Генерал Артемьев, срывающимся голосом, то ли от холода, то ли от трагизма момента, скомандовал: « Смирно! Для встречи с фронта! На кра-а-ул». Двери окончательно распахнулись и на улицу вышли военные с орденскими подушками. Я стоял в первой шеренге, и мне было хорошо видно, кто шёл с орденскими подушками. Их несли Маршалы Советского Союза: С.М.Будённый, В.Д.Соколовский, Д.А.Говоров, И.С.Конев, С.К.Тимошенко, Р.Я.Малиновский, К.А.Мерецков, и другие генералы. За генералами, несшими ордена на подушках, показался гроб с телом И.В.Сталина, он лежал в гробу со стеклянным колпаком над изголовьем, а на крышке гроба была прикреплёна его фуражка. В это время подъехал артиллерийский лафет, запряжённый шестёркой лошадей, и остановился недалеко от нашего строя. Первыми с гробом шли Г.М.Маленков и Л.П. Берия. Выносившие гроб, установили его на лафет, кому было положено, поправили его, и траурный картеж медленно тронулся в сторону Красной площади. За лафетом пошли те, кто нёс гроб и те, кто потом вышел из зала Дома Союзов: члены семьи члены Политбюро, Секретари ЦК, члены Правительства и проч. После прохождения этой высокопоставленной процессии, когда освободилось место для нашего перестроения, Артемьев скомандовал нам: « К траурному маршу! На пра-а-во! По- ротно! Дистанции на одного линейного! Шаго-о-м марш!». И мы, еле шевеля застывшими членами, медленным, совершенно не привычным для нас шагом, пошли следом за траурной процессией. В то время, любому нашему курсанту от места стояния до Красной площади 10 минут ходьбы, мы шли 20 минут. Это было просто ужасно, не ходьба, а какой-то балет. Таким шагом сейчас ходят солдаты Президентского полка при возложении венков к мемориалам. И таким шагом мы прошли до самой Красной площади. Вся траурная процессия прошла на Красную площадь, а наше училище остановили в Кремлёвском проезде, между Историческим музеем и кремлевской горкой с угловой башней ( Арсенальной). Катафалк с гробом остановили напротив входа в мавзолей, а все кому положено поднялись на мавзолей для проведения траурного митинга. Когда училище вошло в Кремлёвский проезд, командование и знамённая группа остановились на самом верху этой горки, у выхода на Красную площадь, немного не доходя до Никольской башни. А, поскольку, мы были построены в колонны по-ротно, то всё училище растянулось вниз, по всему Кремлёвскому проезду. Вначале всё училище стояло замерев, в пристальном внимании к происходящему на площади. Поскольку эта горка достаточно крутая, то даже мы, стоявшие в первых шеренгах, видели только «макушку» Мавзолея, а остальным не было видно и этого. Красная площадь представляет собой, практически замкнутую «коробку» и звуки в ней, из-за многократно отражённого эха, воспринимаются довольно плохо. По этой причине всё происходящее на площади мы не только не видели, но почти и не слышали. Все главные сведения о происходящем на площади поступали к нам, как по эстафете, от знамённой группы через наших командиров.
Ещё стоя в ожидании окончания траурного митинга, мы знали, что митинг открыл Н.С.Хрущёв и передал слово Г.М. Маленкову. После Маленкова произносил прощальную речь с рыданиями Л.П.Берия, а после него солидно клялся в верности В.М. Молотов. После этих «тяжеловесов» выступали представители культуры, общественности и иностранные гости. Митинг длился всего немногим более часа. Затем Н.С.Хрущёв объявил о закрытии митинга, начался прощальный салют и прохождение войск Московского гарнизона торжественным маршем. Пока с Мавзолея неслись торжественные клятвы и проливались слёзы, минут через 20 после начала митинга, в районе нашей «стоянки» разыгралось трагикомическое происшествие, могущее иметь, по тем временам, очень серьёзные последствия, если не для всего училища, то, во всяком случае, для его командования. Рассказ мой носит исключительно эксклюзивный характер, поскольку, свидетелей этого события или очень мало, или не осталось вообще!
Во всяком коллективе обязательно найдётся весьма находчивая личность, по определению Льва Гумилёва, личность пассионарная. Нашлась такая личность и среди 400 участников нашего эскорта.
Так вот, эта самая пассионарная личность, в тайне от отцов-командиров, провела разведку сооружения очень похожего на общественный туалет. А речь идёт об общественном туалете, кстати, одном из лучших в Москве, внутри горки под Арсенальной башней Кремля. И выйдя из него с чувством неизъяснимого облегчения, сообщила эту чрезвычайную новость своим соседям по строю. Не смотря на все ухищрения наших начальников, содержать наши мочевые пузыри пустыми, затея эта потерпела полное фиаско. От выпитого ещё в училище, заранее заготовленного лимонада, наши мочевые пузыри просто лопались от желания немедленно опорожниться. Сначала по нескольку человек, а потом целыми шеренгами, курсанты начали 2-х стороннее движение, к туалету и обратно. Наступил момент, когда в строю остались только первая шеренга и правофланговая колонна. Всё это событие совершалось со стремительной скоростью, курсанты чувствовали всю ответственность момента и старались всё делать это как можно быстрее. Но, к сожалению, скорость эта определялась в основном скоростью истечения жидкости из переполненного мочевого пузыря. Наши командиры, поглощенные событиями, происходящими на площади, не сразу заметили эти преступные действия курсантов. А когда они это обнаружили, то, буквально, пришли в ужас. И для того, чтобы прекратить это безобразие, их оказалось слишком мало, всего-то 6 человек, два комбата и четыре ротных. Прошу читателя меня извинить за подробности, но не могу удержаться от искушения лишний раз продемонстрировать армейский идиотизм. Памперсов в то время не было, не знали даже такого названия. Но ведь организаторы этого мероприятия знали, что имеют дело с живыми людьми. И все это можно было предусмотреть и организовать, а не надеяться на русское «авось». Наши командиры в панике кинулись в туалет, чтобы выдворить оттуда курсантов. Дело доходило до смешного. Офицеры пытались некоторых курсантов оттаскивать от писсуаров, хватая их сзади за пояс, а курсант в это время продолжал своё эанятие и кричал, что осталось совсем немножко! При этом главным аргументом, постоянно напоминаемым курсантам офицерами, было слово «Колыма». Если при «проколе» на параде с участием авиации, комендант Москвы обещал всем Сибирь, то наши командиры сделали уточнение о месте нашего пребывания за это безобразие. Уже потом, когда всё закончилось благополучно, и никто на Колыму не попал, курсанты и офицеры, обсуждая этот случай, не могли понять, как могли так проколоться КГБешники, оставив этот туалет открытым в момент проведения такого мероприятия. И пришли к заключению, по теперешнему выражению, от нахлынувших на страну проблем у всех «крыша поехала».
На фото: Почётный караул, следующий за гробом. (у правого края фото чёрный прямоугольник-это наше училище)
Пока наши командира решали «писсуарную» проблему, настало время двигаться и выполнять свое предназначение на этом мероприятии.
Первый раз наше училище открывало торжественный марш парадного расчёта гарнизона. На Красную площадь мы так и вышли в ротных колоннах, в таком же строю прошли и мимо Мавзолея. Остальные войска шли, как и на парадах, в батальонных колоннах. С трудом разыскал в Интернете фото нашего прохождения. На нём видно, что день пасмурный, а площадь покрыта раскисшим снегом. Идти было очень трудно. На снимке видно, как левофланговый курсант в передней шеренге заметно «вывалился» из общего строя. Слава Богу, что никто не свалился на такой «подстилке». Правофланговый в первой шеренге очень похож на автора этих строк, но я не вполне уверен в этом. По возвращении в расположение училища нас построили на плацу и устроили разбор-разнос. За участие в мероприятии похвалили, а за туалет, отругали, но с оттенком некоторого юмора. И, как обещал Командующий, следующий день объявили выходным. Я, конечно, отпросился у Стологорова домой, он почти никогда мне не отказывал. В редких случаях, когда ему выпадало дежурить по училищу в Воскресенье, он брал меня в помощники, говоря при этом:
- Не расстраивайся, пусть Аида (моя жена, а он был её соседом по дому) сама приедет, здесь пообщаетесь, ничего не поделаешь, служба есть служба. Пусть привыкает, что у неё муж военный. Да я и не обижался, жили мы с ним душа в душу. Взвод был на хорошем счету по всем показателям, а что ещё надо командиру взвода? Не успели «очухаться» от похорон, как подошло время тренировкам к майскому параду, моему последнему параду на Красной площади. Так я думал, но оказывается совсем зря, и это показало будущее.
Подготовка к параду и сам парад прошли как обычно, учебное полугодие закончилось, экзамены сданы, началась подготовка к выезду в Федулово. Там же, в летних лагерях, мы должны были сдавать выпускные экзамены. Возвращение в Москву, ориентировочно, намечалось на конец июля. Таким образом мы с Аидой расставались на 3 месяца.
Никто из нас тогда не предполагал, какие события ждут нас в скором будущем. Прибыли мы в Федулово, восстановили свой летний лагерь и приступили к обычным своим делам: полевые занятия, стрельбище, автодром, внутренняя и караульная службы, в общем, всё, как всегда, одно слово, повседневная рутина.
Но вот, однажды, в нашей повседневной жизни произошло событие равноценное взрыву бомбы!
Станция Федулово от палаточного лагеря находилась не далее полутора километров. Там у них на столбе висел репродуктор, такой же, как были в Москве. И он вещал круглые сутки московское радио. Был такой же репродуктор и у нас в лагерном сборе, но вещал только днём, а с 22.00 до 6.00 молчал. Руководил этим процессом дежурный по лагерному сбору. А вот теперь о главном. Как-то в начале июля ( потом эта дата определилась точно- 10 июля), полусонный курсант перед самым подъёмом выскочил из палатки по малой нужде. Возвращаясь в палатку, он заметил что-то необычное в районе грибка дневального на «Генеральской линейке». Когда он из-за любопытства подошёл поближе, сон его вмиг пропал. Картина, увиденная им, привела его в неописуемый ужас. Дневальный стоял у портрета Л.П.Берии и с остервенением резал его штык-ножём от АК-47, с которыми обычно дневальные стояли у грибка. Курсант, наблюдавший эту картину, не своим голосом заорал: « Ро-о-та подъём!!!». Как раз в это время включили репродуктор, и из него изливалась мелодия Гимна Советского Союза. Вся рота, как разворошённый муравейник, высыпала из палаток и, не понимая в чём дело, вся кинулась к месту событий. Когда я выскочил из палатки, стоявшей в тыльном ряду жилой зоны и, подойдя к месту происшествия, я во все этой толпе сразу увидел Ивана Нечаева, своего командира отделения. Палатка его отделения находилась совсем рядом с местом происшествия, я подбежал к нему и спрашиваю:
- Слушай! Что тут происходит, в чём дело, что за бедлам?
- Дневальный у грибка с ума сошёл, разрезал портрет Берии!
- А что там за куча мала, на линейке?
- Курсанты дневального лупят, чтобы он в себя пришёл!
-А что, это новая методика лечения сумасшедших? Нука, быстро разгони всю эту компанию патриотов, надо разобраться во всём. Дневального немедленно доставить дежурному по лагсбору! Подожди, а что это там передают по радио? Ты слышишь? «…арестован враг народа, агент международного империализма… Берия». Слушай! Ты понимаешь, что происходит, я например, ничего не понимаю!
Курсанты подводят потрёпанного курсанта, дневального по роте. Тот, всхлипывая и размазывая слёзы по лицу, говорит, что курсанты полные идиоты или глухие, потому, что из Федулова уже давно идёт эта передача, и я не виноват, что никто ничего до сих пор не знает. Я его успокоил и сказал, что сейчас пойдём к дежурному по лагсбору, и там во всём разберутся. Но никуда идти не пришлось, откуда-то появились Полыгин со Стологоровым, забрали несчастного пострадавшего, а нам приказали заниматься по распорядку дня.
Кареев В.Н. 2008год.