Неизвестный некоторое время постоял около скромного дома, утопавшего в кипенно-белом снегу, а затем, будто опасаясь чего-то, немного отошёл в сторону. Девушка, одолеваемая тяжким бременем, насквозь пронзавшим всю её сущность, не отваживалась шелохнуться или сдвинуться с места. Раздвинув атласные шторы, Эми пристально вглядывалась в блёклое световое пятно, окрашивавшее девственно-чистые сугробы в чуть желтоватый цвет. Арнетт не могла отвести затуманенного взора от таинственного силуэта, замеревшего среди бескрайней пустыни вечных снегов, и мысли её, скрытые завесой страданий, начинали терять привычный ход.
Жгучая тревога, смешанная с нестерпимой болью, снова прокралась в сердце несчастной и теперь постепенно сковывала всё её тело. Аларм словно стремился проникнуть в самые потаённые уголки её бренной души и остаться там навеки. Клокочущая битва, начавшаяся сразу после смерти Николаса и уже было притихшая, вновь разыгралась, поглотив все чувства одинокой странницы вместе с беспристрастной истиной. Теряясь в пучине собственных воспоминаний о былых временах, проведённых с ныне покойным возлюбленным, Эми Арнетт опять и опять невольно становилась бесхитростной служительницей обмана, жаждавшего нещадно пожрать всё ещё существо.
Трепетные уста девушки, из которых несколько минут тому назад лилась сладостная колыбельная, безотчётно произносили невнятные речи, смысл которых терялся в тумане боли. Единственным словом, звучавшим чётко и резко, словно бурный гром среди беспечной лазури, являлось имя «Николас».
Не смея пошевельнуться, Эми продолжала вглядываться в неясный силуэт незнакомца, в то время как неизвестный, по-видимому, поборов любопытство и решив не беспокоить нового жителя деревни, направился к открытой дощатой калитке. Её протяжный скрип вскоре растворился среди монотонных завываний вьюги. Свет фонаря, ранее резво игравший на искристых сугробах, постепенно отдалился, а затем и вовсе померк, канув в глубокий омут непроглядной тьмы.
Вслушиваясь в томную песню ветра и пытаясь отогнать от себя тяжкие думы, Эми Арнетт какое-то время стояла у окна. Однако отчаянная битва, безумно кипевшая внутри неё, по-прежнему не давала покоя молодой отшельнице. Стараясь побороть себя, странница приходила в смятение. Она металась из угла в угол, пытаясь понять, что стало причиной внезапного приступа душевной боли. С одной стороны, ей хотелось выбежать из дома, несмотря на ревущую вьюгу, последовать за неизвестным, догнать его и, быть может, узнать в нём своего покойного возлюбленного, а с другой, нечто, возвращавшее её к реальности, мешало девушке это сделать. Наверное, это был голос разума или еле слышимый глас беспристрастной истины, на какой-то момент выглянувшей из-под лживой маски мира.
Немного успокоившись, Эми отошла от окна. Мысли её были по-прежнему спутанными, но она уже начинала осознавать реальность. Пламя тревоги, смешанной с адской болью, всё ещё горело в её сердце, однако теперь оно не доставляло девушке столько проблем. Та ожесточённая битва, что несколько секунд тому назад вспыхнула, словно животрепещущий факел, вновь стихала, уступая непроницаемому хладнокровию.
Незнакомец скрылся в кромешном ночном мраке, и тяжкие оковы безмолвия опять окутали забытую Богом деревушку. Кипенные снежинки, поднимаемые лютым ветром, снова вальсировали над заброшенными домами, а затем опускались, теряясь в бескрайних сугробах. Чёрное небо было затянуто густой пеленой туч, поглощавших всякие краски и навевавших тревогу своим весьма безрадостным видом. Свирепая метель, перестав бесноваться, притихла, но ветер по-прежнему выл, словно тщетно пытаясь обрисовать миру его истинное лицо. Возможно, его попытки бы увенчались успехом, но ложь оказалась сильнее, и потому никто не внимал его протяжному вою.
Тьма сгущалась, как и пелена обмана, окутывающая мир. Эми Арнетт снова подошла к окну и стала вглядываться в таинственные очертания объектов, объятые мраком. На задумчивом лице её опять застыла неподвижная ледяная маска, и девушка равнодушно взирала на безбрежный океан снега, пытаясь забыть того, кто посмел своим нежданным визитом напомнить ей о Николасе.
Быть может, тот силуэт был всего лишь видением, навеянным внезапным порывом безрассудства? Ведь, как известно, сия деревушка уже давно потеряла своих жителей, покорившихся клевете. Они бестрепетно покинули родные уютные жилища, стерев их из своей памяти и пойдя навстречу новой, не менее тяжкой жизни. Лишь Эми, пожелавшая уединения, приехала сюда и теперь, честно сказать, в какой-то степени пожалела о столь опрометчивом поступке. Но всё же, без сомнения, было в этом что-то странное, как и, наверное, в каждом уголке сего затерянного поселения.
Тугие нити хладного спокойствия вновь образовали прочный щит на сердце и душе Эми Арнетт, и тревога утихла, сменившись абсолютной апатией. Вероятно, в обычном состоянии девушка бы определённо заинтересовалась странным, пусть опасным происшествием и непременно попыталась бы всё выяснить. Ведь любопытство — один из главных врагов осторожности. Оно, как и страх, нередко затмевает собою лик истины, строя в человеческом воображении увлекательные картины. Внемля его заманчивому зову, люди часто забываются, теряя бдительность, что приводит к непоправимым последствиям.
Но Эми Арнетт было всё равно. Она находилась на грани, разделявшей боль и безразличие, страх и любопытство, истину и ложь. Её сознание, подчиняясь безумию, по-прежнему пыталось строить некие заманчивые образы, но сердце, скованное льдом, твердило иное. Оно защищало одинокую отшельницу от атаки обмана и в то же время вгоняло её в безвыходное положение. Ей, бесспорно, было больно, но теперь, в отличие от прежнего, боль приносила девушке какое-то наслаждение, окутывавшее всю её сущность.
Несмотря на позднее время, сна у Эми не было ни в одном глазу. Она по-прежнему глядела в окно, не лицезрея там, однако, ничего, кроме бархатного покрывала мрака. Вьюга истошно завывала, будто разделяя с девушкой её горе и призывая боль вернуться, растопить прочный щит хладнокровия, но все её попытки были напрасны.
Мертвенно-бледный огонёк по-прежнему трепетал в старинной керосиновой лампе, озаряя комнату своим тусклым светом. Он разгонял тьму, вместе с тем частично открывая истину, и уютная спальня, тонувшая в этом свечении, выглядела уже не такой приветливой. Она, казалось, таила в себе некоторую опасность, которая могла в любой момент выбраться из своего убежища и, встретившись лицом к лицу с Эми, изменить все её видения.
Внезапно Арнетт почувствовала невыносимую сонливость, навеянную, по-видимому, навязчивыми мыслями. Однако она боялась засыпать, ибо не желала вновь очутиться в обманчиво прелестном мире иллюзий. Обитель лжи звала девушку, отвлекая её от реальности, делала её веки всё более тяжёлыми, а мысли — бессвязными. Эми пыталась противиться сему зову, так как осознавала, какие он несёт за собой последствия, однако сил её не хватало. Она не погружалась в страну лживых грёз, но отчаянная битва, уже совсем затихшая, заклокотала в её душе и сердце с новой силой. Воспоминания пробудились, вонзившись острыми кинжалами в кровоточащую рану девушки. Пламя боли, заточённое в клетку равнодушия, растопило лёд и вновь вспыхнуло, однако в скором времени, не сумев побороть безразличие, померкло.
Эми Арнетт проворочалась в кровати до утра, пытаясь справиться с битвой, бушевавшей в глубине её сознания. Лишь когда первые лучи солнца, пробравшись сквозь плотную завесу туч, заглянули в уютную комнату, девушка немного пришла в себя. Её мысли были сумбурными, однако она не ощущала ни боли, ни апатии. В тот момент, искоса глянув в окно, Эми засомневалась, что вообще может что-то чувствовать. На какой-то миг ей показалась, что битва, творившаяся в её бренной душе с самой гибели Николаса, выела все её эмоции, а вместе с ними и сознание, и разум.
Неожиданно странница вспомнила про силуэт, возможно, пригрезившийся ей этой беспокойной ночью, и беспокойство вновь охватило её. С одной стороны, сие странное видение выглядело абсолютно реальным, а с другой, порождало своим видом сомнения. Казалось удивительным, что мятежная душа Николаса, выбравшись из могилы, решила найти одинокую девушку и забрать её к себе, в мир бесплотного мрака, но в то же время там, в проклятой обители лжи, это было вполне обоснованно. Ведь обман, овладевая своими наивными служителями, порождает безумие, которое, в свою очередь, медленно убивает несчастных.
***
Занимался день. Бескрайний свод небес, покрытый завесой туч, оставался зловещим, внушавшим тревогу. Свинцовые обрывки облаков, плывшие по поднебесью, тяжело нависали над покинутой деревней и, смешиваясь между собой, сливались в единую картину, поглощавшую всякие краски неба. Вьюга, уже поведавшая миру какую-то историю, больше не выла, но лилейные снежинки, закручиваемые ветром, всё ещё продолжали свою безмятежную пляску. Им, хрупким белоснежным созданиям, словно не было никакого дела до той лжи, что ежедневно покоряет человечество. Они, соединяясь с загадочным полотном зимы, становились частью маски, накрывающей мир, иллюзии, обитающей в каждом его уголке.
Эми Арнетт, вышедшая из скромного домика Саманты Арнетт, стояла среди безбрежного моря сугробов, кипенно-белый цвет которого, сливаясь с прочими красками деревушки, казалось, поглощал всё вокруг. Покорёженные дома с обветшалыми крышами да хмурые деревья, теснившиеся в белоснежной кисее, выделялись на общем фоне и выглядели заблудшими путниками, неизвестным образом попавшими в монотонное королевство. Кроме того, среди снегов виднелась узенькая тропинка, совсем недавно протоптанная таинственным незнакомцем. Эта тропа, собственно, и заинтересовала Эми, не верившей, что загадочный силуэт, который она лицезрела прошлой ночью подле дома своей бабушки, был очередной иллюзией.
Дорожка выглядела достаточно свежей, и это говорило, что неизвестный, скорее всего, навещал новую жительницу деревни ни один раз. Пока Эми боролась с сонливостью, возвращавшей её к тяжким думам, незнакомец, по-видимому, явился вновь, однако что-то опять помешало ему встретиться с девушкой на более близком расстоянии. Но теперь, когда бархатистая пелена мрака отступила, уступив законное место дневному свету, и аларм улетучился, Арнетт решила выяснить, что же происходило в то время на самом деле, а также встретиться с опасностью лицом к лицу, заодно бросив вызов лжи.
Преодолевая препятствия, попадавшиеся ей на пути, девушка неумолимо шла к своей цели. Она была беззащитной, но это не мешало ей двигаться вперёд, сквозь морозный туман, сквозь густой снегопад. Ведь она осознавала, что рано или поздно ей предстояло лицезреть неведомого гостя вживую, а значит, бояться было нечего.
Путы гнетущего безмолвия по-прежнему сковывали затерянную деревню, поглощая в себя всякие звуки. С каждым мгновением они, казалось, становились всё крепче, стесняли бесплотное пространство, как цепи, надетые на беспомощного узника. Безмолвие, будучи верным последователем лжи, манило, звало к себе, в свой странный мир, звуки которому были неведомы, однако Эми не сдавалась. Беспощадная тишина, давившая на барабанные перепонки, без сомнения, представляла для неё очередное препятствие, но вожделенная цель была всё ближе, и Арнетт не останавливалась.
Через некоторое время девушка очутилась около небольшого домика, выглядевшего наиболее ухоженным, нежели остальные строения. Именно сие жилище привлекло внимание Эми, когда она, не ведавшая о данной деревушке практически ничего, кроме пресловутых слухов, пробиралась сквозь капризы непогоды к дому покойной бабушки. Тогда она решила, что это здание, весьма пригодное для обитания людей, было покинуто не так давно, но теперь становилось понятно, что там действительно кто-то жил: тропа, по которой двигалась странница, вела чётко к дощатой калитке, а массивные замки, покрытые серебристым инеем, были отперты.
Подойдя ближе и приоткрыв калитку, Эми посмотрела вперёд. Извилистая дорожка, начав петлять, повернула вправо, в ту сторону, где, как приметила девушка, некогда находился сад. Понять это было нетрудно, так как там, скованные мохнатым инеем и утопающие в сугробах, виднелись беззащитные растения. Понурив хрупкие ветви, они страдали, теряясь в вечных снегах, но, возможно, именно они способны были выслушать безутешные стенания метелей, пытавшихся донести до мира истину, или, может быть, они также являлись частью лживой маски.
На некоторое время, окинув сад задумчивым взором, Эми представила себе, каким он выглядел летом, когда ослепительные солнечные лучи, пробегая по нежным стебелькам, касались спелых плодов, а трепетный ветерок, безобидно проказничая, ласкал хрупкие листики. Однако эти мысли вскоре улетучились, сменившись неотступными тяжкими думами, и девушка вновь вернулась к суровой реальности.
Внезапно, переведя взгляд влево, Эми Арнетт узрела, что, со всех сторон окружённый безбрежными снегами, неподалёку от сада стоял мужчина. Не обращая внимания на кипейные снежинки, кружившие вокруг него, незнакомец, замерев на месте, смотрел вдаль. По-видимому, он был погружен в свои мысли и не замечал никого и ничего вокруг себя.