Давеча прочитал интересный рассказ в котором автор сетовал через какие трудности, непонимание и нервотрёпку пришлось пройти его герою. А он - то, всего навсего, хотел вырастить, себе в радость, поросёночка на "свежину", как водилось в доброе время - к первому снегу... И поплыли чередой воспоминания той поры, когда человек ещё не оторвался от титек Матушки - Земли...
До сих пор свежи они... Мы запросто выращивали свиней и другую живность на дому. Тогда не заморачивались, вопросами типа: зачем я буду возиться в навозе - лучше купить готового мясца. Или, где достать корм, да подешевле... Пузырь водки и проблема решена - полный кузов зерна или отходов обеспечены, а этого за глаза хватит на откорм, знай только не ленись, вари и парь кашу - варево для свиней. Затем холи и лелей, с радостью взирая, как из розовобоких, ушастых, довольно похрюкивающих созданий, бодро растут "ощетинившиеся" крепыши, набирая вес не по дням, а по часам.
Рано или поздно, как не приростай к ним душой, неминуемо подходила пора забивать их... Увы, но таково поросячье предназначение!...
Обычно это происходило с первыми устоявшимися морозами. Зима ещё не нагуляв силу, робко пробует её - обычно по утрам. Не слежавшийся снег радует глаз своей новизной и чистотой, преследуя неустанным хрумканьем редких пешеходов.
- Ну дети, пора! Завтра с утра, все гуртом, забиваем кабанчика...
Здесь неверующий отец, отложив правленые ножи разного калибра, осенил себя крестом. Делал он это в редких и ответственных случаях. Пройдя горнило войны, имея многие боевые ордена и медали, он, как ни строжился, по натуре оставался добрым и мягким человеком. Зарезать курицу или гуся, было для него проблемой, а выпестованного своими руками кабанчика, тем паче... И приступал к этому неприятному ритуалу только после принятия "фронтовых" ста грамм.
Утром, раскрасневшись не столько от мороза, более от двойной "фронтовой" дозы, лихо заправив длинный тесак в валенки, нарочито бодрясь, командовал немногочисленным войском:
- Витька, ты поздоровше всех, не мешкай, хватай за переднюю, правую ногу!...
Затем сдвинув шапку, поскрёб затылок.
- Нет, всё таки левую... И не дрейфь..., рывком переворачивай его на спину!... Сразу коленом наступай ему на шею... Не боись!...
Как тут не бойся?! Мне, шестнадцатилетнему пареньку, впервые предстояло это кровавое побоище.
- Колька, ты будешь держать заднюю ногу! Ну а ты, Волыфири... - обратился он к моему младшему брату и нашему другу, Витьке Волынкину - подсобляй ему...
Привязав верёвку за заднюю ногу ничего не подозревающего кабанчика, чухая за ухом, отец вывел его из сарая. Тот радуясь свободе и свежему воздуху, обдавая себя клубами пара, довольно завертел завитком хвоста. Это на слове он был кабанчиком... На самом деле кабаняра ещё тот - далеко за сто... А может и правда у страха глаза велики?!...
Не дав бедному животному осмотреться, отец резким и сильным движением за верёвку, опрокинул его на бок.
- Витька, давай!..
Вмиг откинув неуверенность и страхи, я насел, как учил отец. Оглушительно визжа на всю округу, кабанчик отчаянно задёргался. На его задней ноге трепыхался младший братишка. Витька Волынкин, почему то сидел на заснеженной крыше гаража, испуганно созерцая на происходящее. Отец, неуверенно шаря рукой по свиной, волосатой груди, искал место сердца. Его рука опускалась всё ниже. Скоро ладонь нащупала судорожно вздрагивающий живот зашедшегося в крике кабана, где обычно находилось знаменитое, кабанье достоинство.
Я с ужасом увидел, что отец на него и наставил острющий нож.
- Оте-е-е-ец! Ты куда?!... Там - же...
Озадаченно ругнувшись, он вновь потерянно стал рыскать по груди...
Не буду описывать наши переживания. Мы всё таки добились своего - уморили бедного кабанчика.
- Нет батяня, тебе с твоей "лёгкой" рукой, надо только выращивать, а не забивать животных!... - говорил я, трясясь в нервном тике.
Через несколько часов, мы дружно уминали наваристую свежину. Я, нет - нет, кидая на осоловелого отца улыбчивые взоры, подковыривал его:
- Ну что батя, как его ты, кабанчика нашего, чуть в "самое сердце" не порешил?!...
Сытый и сомлевший хохот дружно сотрясал ставшую тесной кухоньку. Отец, ни мало не смущаясь выливая остатки "московской":
- С кем не бывает!... И правда, чуть не обесславил кабана... Мать, ты там пошарь в заначке... Надобно хорошо помянуть... - он кивнул на дымящиеся стол.
И тут без всякого перехода...
Мы очередной раз, дружно развесив уши, слушали байки о его героических подвигах, постреливая на ордена и медали, которые за просто так, ни кому не давали...
29 декабря 2015 г.
с. Чапаево