Телефонный звонок раздался вовремя.
- Привет.
- Привет.
- В одиннадцать у Ленина.
- Как всегда.
- Как всегда.
Разговор был предельно кратким. Не потому, что не о чем было говорить. Просто тратить Веркины деньги и общее время было бессмысленно. Встречались у Ленина мы каждую неделю, благо, что постоянное его место жительства было практически в шаговой доступности. От Верки - 15 минут пешком, от меня - 15 минут на машине.
Она сидела, как всегда, рядом с вождём. Обычно весёлая, восторженная, легкомысленная, на сей раз выглядела Чернавкой. Крашеная жгучая брюнетка (блондинкой нынче быть неприлично - так считала её мама), чёрные джинсы, чёрная майка, даже лицо почему-то казалось чёрным. Собранные на затылке в жиденький пучок волосы вершились коротким хвостиком. И всё это, при беглом взгляде, напоминало фигу с высунутым вперёд большим пальцем. Кстати, на затылке Ленина гостевал тёмный голубь с хвостом. Очень уж это украшение напоминало Веркин фиговый пучок.
Скажу ещё, что вождь, доброжелательно разверзнув длань, протягивал её вперед, к месту решения нашей задачи. Метрах в 40 от постамента громоздился дом, в бесконечной череде окон которого было написано: "Добро пожаловать. Магазин "Монетка". Магазин открылся только на днях, для меня это было знакомством, а Верка просто пела о роскошности выбора французских сыров, который и не снился привычному супермаркету.
Роль вождя революции в данном повествовании можно было бы и завершить, если бы не слова, брошенные им в давно ушедшие времена со сцены молодёжной тусовки: "Учиться, учиться и учиться!" Времена ушли, слова остались и до сих пор греют душу. Но об этом чуть позже. Пока повторюсь: Верка выглядела Чернавкой. Даже голос её казался чёрным.
- Триста рублей одолжишь? - спросила она вместо приветствия.
- Конечно. Что присмотрела?
- Присмотрела?! Да ты на меня посмотри! - С этими словами Верка задрала чёрную свою футболку, и я увидела чёрно-чёрное её пузо. - Мать на сей раз постаралась,- чуть не плача продолжила моя знакомая. - Она решила, что вся моя одёжа выгорела на солнце, покрасила её в черный цвет, а закрепить краску забыла. Теперь чёрной стала я. Даже душа почернела. От злости. Хоть майку какую куплю. Не бойся, долг отдам, как только мать пенсию получит.
Бояться мне было нечего, но дважды повторённое слово МАТЬ вместо традиционных МАМЕНЬКА и МАМУЛЯ, а ещё злость в глазах и в голосе явно смутили. Спросила, правда, о другом:
- "А то, что после маминой пенсии... Тебя опять уволили?"
- Сколько раз просила правильно формулировать мысль! Не уволили! Сама не выдержала. Гадюшник не есть среда моего обитания.
Последние два месяца Верка действительно работала в гадюшнике, в зоопарке, в пристанище змей. Каким ветром её туда занесло? Да просто хроническое безденежье. Семья из двух женщин - пожилой мамы и взрослой дочери откровенно нищенствовала. А разговоры о тонких сырах в "Монетке" были лишь ширмой. Как умудрялись выживать две дамы на одну пенсию - загадка. При всём при этом гадюшником оказывалось каждое новое место работы Верки. А мест таких становилось бесчисленно. Начало казаться даже, что увольняют её гораздо чаще, чем принимают на работу.
Усидчивая и послушная медалистка в школе, выпускница МЕДа, дипломированный педиатр, получившая распределение в районную поликлинику, с первых же дней не смогла справиться с детьми. "Это же гадюшник!" - возмущалась Верка. То ли детская психология так тонка и чувствительна, но маленькие пациенты начинали реветь в голос и звать на помощь маму при первом же прикосновении к ним Веркиных рук. Детей детский врач действительно не любила.
- Зачем же ты пошла в Мед да ещё и в педиатрию?!
- Маменька сказала, что это самая благородная профессия.
- Но ведь именно мама уговорила тебя избавиться от неродившегося ещё твоего собственного ребёнка!
- Мамуля сказала, что он свяжет мне руки, не даст возможности моего роста.
Не знаю, о каком Веркином росте думала мама, но поздний по времени беременности аборт сказался не только на здоровье дочери, но и на её дальнейшем восприятии мира. По жизни она стала летать, как бабочка. Она уверила себя, что рождена всё знать, а для этого должна всему учиться. Чему, например? Бухгалтерскому делу. Записалась на курсы, закончила их. Но то ли курсы были слишком краткосрочными, то ли не все цифры укладывались в голове, но, устроившись в какой-то фирме бухгалтером, быстро поняла, что сводить дебит с кредитом не её призвание.
Потом были курсы иностранных языков. Учила английский в школе, в институте учила, но то ли учили не те, то ли училась не так... Факт остался фактом - в первые же месяцы работы переводчиком выяснилось, что знания её оказались так примитивны, так архаичны и хаотичны, что скрыть улыбки удивления и недоумения вежливые пришельцы с Запада не сумели.
В Интернете бесконечно висели Веркины резюме. Работодатели время от времени покупались на три её образования. Но покупки эти каждый раз заканчивались вежливым сообщением: "В Ваших услугах фирма не нуждается". А из Веркиных пламенных речей не исчезало: "Маменька сказала..." Мама решала судьбу дочери.
И вот последнее увольнение из зоопарка. На каком языке разговаривала Верка с ядовитыми змеями, мне неведомо. Но в том, что хладнокровные зло шипели вслед новой смотрительнице, нисколько не сомневаюсь.
- Так что ты дальше делать будешь?
- Учиться.
- На кого?
- Пока не знаю. Мамуля уже думает. У неё богатый жизненный опыт. Я всегда буду следовать её советам. - Сказала и вдруг застыла, как соляной столб. - "Как же, мать-перемать, она посмела такую подлянку мне с краской устроить!!! Я всю жизнь думала, что она всё знает! Я верила ей!" Верка била себя в грудь и чёрная пыль от линяющей краски разлеталась по белу свету.
- Интересно, - подумала я, - впервые слышу, чтобы она засомневалась в достоинствах матери. Достаточно было некачественно покрасить джинсы, чтобы понять - мать - не Википедия, которая всё знает. Но ведь раньше были ситуации круче почерневших физиономии и живота. И выбор самой благородной профессии, и безобразное замужество, через два месяца закончившееся разводом. Издалека было видно, что парень дрянь. Бездельник и резонёр. Но он считался художником, а для экзальтированной мамы это казалось верхом достоинства. А неродившийся ребёнок, а бесконечное "учиться, учиться и учиться"... Даже живя в нищенстве, мама придумывала себе французские сыры и датский горячий шоколад, как две капли воды похожий на наше какао, на которое, кстати, тоже не было денег.
- Стоп, что-то меня занесло... Отмоет Верка лицо, пузо и что-то ещё. Сполоснёт в уксусе джинсы и майку, а потом пойдёт на очередные курсы. Денег нет, так займёт. Зато в интернетском её резюме не три образования, а уже четыре появятся. Авось кто-то клюнет, хоть не надолго. Ведь ей самой так проще, так комфортней. Расстались мы с Веркой на этот раз без особого желания новой встречи.
А "Монетка" оказалась вполне приличным магазином. А сыры там были хоть с иностранными буквами на упаковке, но российского производства. Кстати, вполне съедобные сыры. Только к Ленину я теперь езжу без Верки. С мужем езжу. И очень часто с благодарностью вспоминаю свою маму. Ещё с малых лет, обсуждая мои проблемы, она говорила: "Думай, думай сама. Жизнь, конечно же, научит. Но только тогда, когда включишь собственный разум". Стараюсь делать это как могу, но, скорее, как получается.
Рисунок из Интернета.