Была уже середина июля, когда Зина вернулась домой, а возвращение – всегда праздник.
- Почему вы мне писали такие короткие письма?
- Так не писатели мы. Извещали тебя о том, что в доме у тебя порядок. А зачем тебе подробные письма нужны были?
- Почитать.
- А что, тебе там почитать нечего было?
Баба Маша подморгнула соседке, и они обе дружно засмеялись и начали говорить. И сразу же Зиночка узнала о всех переменах, которые произошли в её отсутствие. Но самой главной новостью было исчезновение варвариного хуторка. Матвей Иванович договорился с электриками, которые неподалеку тянули новую линию электропередач, и они ему за несколько банок меда прошлогоднего сбора с собственной пасеки отдали две списанные бетонные опоры. Матвей Иванович обратился к односельчанам с призывом помочь устроить мост на варварин хуторок.
Всей деревней принялись за дело: вкопали столбы по разные стороны оврага, от них протянули канаты и подвесили опоры. Они были достаточной длины, легли на края оврага, но их закрепили на двух столбах по обе стороны на растяжку. Чтобы мост был надежным. Скрепили бетонные столбы в нескольких местах перетяжками из канатов. Уложили настил, сделали перила. Пешеходный мост получился прочным, надежным, хоть и нешироким. Его можно было сделать и пошире, но тогда кто-нибудь мог нечаянно проехать по нему. А такой нагрузки он бы не выдержал. После того, как был вбит последний гвоздь в это сооружение, вечером после работы все кудринцы собрались возле него.
Черемисин Иван Николаевич – друг детства мужа Вавары - пришел в кепке с лаковым козырьком и с гармошкой в руках. Под звуки этой гармошки нарядная Варвара Пантелеевна прошла по мосту туда и сюда, сходила в дом и принесла портрет мужа Ивана в нарядной рамочке и прошлась по мосту вместе с портретом. А потом поклонилась всем в ноги и пригласила всю деревню к себе на чай. У неё во дворе были накрыты столы, и каждому нашлось угощение: детям – сдобные булочки, женщинам – сладкий компот, а мужчинам какая-то подозрительная мутноватая жидкость в трехлитровых банках. Матвей Иванович произнес краткую речь:
- Варвара Пантелеевна, теперь Вы с нами и мы все рады Вашему возвращению!
- Ура! – выкрикнул дед Черемисин и грянул “Прощание славянки”.
А потом Варвара пела.
Под окном черемуха колышится,
Распускает лепестки свои!
За рекой знакомый голос слышится,
Да поют всю ночку соловьи!
Давно её голос не звучал так радостно. Теперь Варвара сама ходила в магазин, навещала подруг, ходила в клуб и смотрела все фильмы подряд, а когда возвращалась, гладила перила своего мостика и даже украдкой целовала его.
- Ей Богу! Сама видела. Прошла по мостику, оглянулась, меня не заметила, встала на колени и поцеловала его. Поднялась, перекрестилась, вспомнила добрым словом хороших людей и дальше пошла.
- Не преувеличивай! Целовала она там мостик. Рада, конечно, очень рада она! Но ты Прасковью не слушай! До поцелуев мостика дело не дошло! Фантазирует она. Начиталась книжек, а там у людей чувства все напоказ! А мы поскромнее живем!
Зина любовавалась своими милыми соседками. Полтора месяца не была дома, а было такое чувство, что она и не отлучалась. Такой был порядок вокруг.
И все-таки в самый первый вечер, когда соседки нагрянули на городское угощение, они не только рассказали ей деревенские новости, но и сами с острым любопытством задали осторожно жгучий вопрос.
- Ну, как ты там, в городе, никого себе не нашла?
Что было им сказать? Что сессия у заочников - это такой напряженный труд, что и в гору глянуть некогда! А по сторонам смотреть – тоже время нужно!
Конечно, был у неё один эпизод. В институтском буфете на неё все время смотрел очень приятный молодой человек, но не заговаривал. Когда она рассказала об этом новым подругам своим, они ей подсказали план действий. Ждать, когда молодой человек решится познакомиться, дело долгое. Нужно самой ему помочь. Девчонки научили Зиночку, как это сделать просто и естественно.
Зина и поступила так, как они посоветовали. Когда она в буфете опять увидела молодого человека, она вынула из кошелька деньги и подошла к нему.
- Молодой человек! Это не Вы обронили деньги?
По сценарию, он должен был отказаться, но это должно было стать поводом для непринужденного разговора, типа: кто же это мог быть?
Только Зина успела проговорить свою заготовленную фразу, как из очереди вылез какой-то встрепанный нахал, он выхватил деньги.
- Это я потерял, я!
Молодой человек не успел и рта раскрыть, нахал присвоил Зиночкины денежки и стоял довольный, а Зиночка ушла из буфета, так и не перекусив, потому что денег с собой у неё больше не было. Ну, почему мы слушаем чужие советы? Слушаем и следуем им! Зиночке молодой человек после этой истории сразу разонравился, и хотя он и дальше смотрел на неё с повышенным интересом, она головы в его сторону не поворачивала.
Своим соседкам эту историю Зина рассказывать не стала. Зачем выставлять себя в невыгодном свете? А просто сказала, что ей было не до знакомств.
Не успела Зина переделать все накопившиеся дела, привести дом и двор в идеальный порядок, исправить все небольшие погрешности в делах, как вечером к ней явился Матвей Иванович. Опять он пришел по делу.
Он, как и прежде, скромно встал у порога и своим негромким голосом изложил свою убедительную просьбу. На время уборочной кампании на отделение прибывает группа студентов–четверокурсников из сельскохозяйственного института. Всего их – двенадцать человек. Жить они будут в клубе, там сейчас обустраивается помещение, а вот питаться им негде. Заброшенный домик, в котором прежде размещалась летняя столовая, пришел в такую негодность, что косметическому ремонту не подлежит. Утварь вся сохранилась на складе, а вот с помещением – промашка. И подумал Матвей Иванович, а нельзя ли использовать флигилек на Зиночкином подворье. Он просторный очень, и двенадцать человек запросто вместит. А чтобы еще удобнее было, к нему рабочие быстро навес пристроят, а навес этот потом Зиночке останется. Колодец у нее во дворе, два холодильника завезут и поставят у поварихи, а поварихой согласилась быть баба Маша, ей будет удобно, столоваться студенты будут рядом. Помогать ей будет баба Паша, а Зиночке тоже по нарядам заплатят за беспокойство и за посильную помощь.
Зиночка обомлела. И так у неё на квартире почтовое отделение, куда запросто может прийти каждый. А теперь, значит, и столовая ещё откроется? Зина только набрала в легкие побольше воздуха, чтобы ответить Матвею Ивановичу отказом, но он не дал ей высказаться.
- Я так и думал, что ты дашь своё согласие! Надеялся на твою доброту. Да и потом это ведь не насовсем, а всего на два месяца. Да к тому же и ты у нас уже студентка, а значит к студентам сочувствие имеешь. Значит завтра с утра подвезут стройматериалы, а с обеда рабочие придут, навес сделают, женщины флигилек побелят. Я его уже осмотрел, он вполне для дела подходит.
Матвей Иванович распрощался и ушел, а Зиночка ринулась во флигилек, который назывался летней кухней. Два года она им уже не пользовалась, однако он не был захламлен. Она достала из подполья гашеную известь, кисти для побелки, сделанные из травы, которую местные жители тырсой называли. За час кухонька была выбелена, а ещё через час она была отмыта, а некрашеные полы отскоблены до бела. Старые скамейки хозяйка вынесла во двор и принялась мыть и скоблить их с такой энергией, что и они сдались и засияли матовым светом, подсыхая на вечернем ветерке.
- Будут какие-то женщины порядок у меня наводить! Не допущу!
Зина выкрикивала эти слова так громко, что соседки услышали и явились к ней.
- Что за крики?
А когда они осмотрели флигилек, они восхитились.
- Ай, да Зина! Ну, какая быстрая! В руках все горит! Молодец! Ничего не скажешь. Вот только чем бы нам оживить убранство кухоньки? Кажется я надумала кое-что.
Баба Маша принесла старинные расшитые занавески на окна.
- Вот тут им и место! У меня в доме тюль висит, а эти занавески я ещё девчонкой под маминым руководством вышивала. Износа им нет, а только вот из моды они вышли. А тут пусть повисят, парней порадуют. А давай и сундук вынесем и отмоем. Тоже сундук вековой, наверное, вместо мебели в доме стоял когда-то, а теперь забыт всеми. Такие сундуки скрынями назывались. В них одежды праздничные хозяйки хранили. Видишь, какой он просторный. А мы отмоем его, высушим и будем хлеб в нем хранить, да макаронные и крупяные припасы.
- А варить мы что, на печке будем?
- Да нет же. Матвей Иванович газовую плиту с баллоном завтра установит.
На следующий день Зиночкино подворье стало неузнаваемым. Флигилек стоял нарядным, а навес за флигильком из нового теса примыкал к раскидистой черемухе, и она прикрывала его с двух сторон. Под навесом смастерили длинный стол, накрыли новой клеенкой, расставили скамейки. Электрик провел под навес свет на тот случай, если ужин для студентов припозднится.
Вечером пришел Матвей Иванович и отводя глаза в сторону огорошил Зину новостью.
- Начальство все пересмотрело. Студентов оставят на центральной усадьбе, а на наше отделение прибудет автоколонна из десяти машин. С ними механик и бригадир, так что кормить будете не студентов, а мужиков. И ты вот что, Зина, на ночь закрывайся накрепко на крючок и окна открытыми не оставляй.
- А что, они такие опасные, эти командировочные?
- Да нет. Но мужики есть мужики, а ты девушка видная. Так что, не женихайся с ними, они – люди семейные!
Матвей Иванович как-то хмыкнул и одобрительно осмотрел Зиночку с головы до ног так, что ей стало не по себе.
Час от часу не легче!
Неприятности начались на следующий день. Колонну ждали к обеду, поэтому и повариха и её помощницы начали хлопоты на рассвете. Чтобы борщ получился к обеду наваристым, его не только сварить, его протомить нужно. Сварили, поставили на медленный огонь напариться, потом все отправились в школу, потому что там была единственная на весь поселок русская печка, в которой вся деревня на Пасху выпекала куличи под чутким руководством тети Паши. Теперь в ней выпекали постряпушки с разными начинками для городских командировочных, чтобы удивить и порадовать приезжих. Овощи для салата по просьбе Матвея Ивановича собрали на частных огородах. Котлетки и молодая картошечка должны были завершить обед.
К двенадцати часам все было готово, только кормить было некого. Разлили остывший борщ в кастрюли поменьше и убрали в холодильник. Котлетам тоже нашлось там место. К вечеру после споров и раздумий картошечку скормили скотине. Овощи, намытые и просушенные, лежали в большом тазу под навесом, накрытые чистым полотенцем. Постряпушки сложили в сундук. Остывший компот в эмалированном баке поставили на пол.
Матвей Иванович не находил себе места. Дозвониться он никуда не мог, и был в полном неведении. Женщины долго сидели на крылечке Зиночкиного дома, но устали ждать приезда командировочных и пошли по домам. Зина тоже сбегала в сумерках на речку, ополоснулась перед сном и стала подниматься на крыльцо.
Вдруг темноту ночи прорезал свет фар от множества автомобилей. В тишине в село въезжала автоколонна. Зина вышла на дорогу и подняла руку. Автоколонна встала.
- Откуда такая красавица взялась в этой глуши? Подскажи, девушка, куда нам ехать? Где дом управляющего?
Зина не видела того, кто говорил, она только слышала его, но голос говорившего очаровал её. Это был настоящий мужской бас с рокочущими нотками и нежными переливами. Голос обволакивал, завораживал, ласкал и убаюкивал. Говоривший открыл дверцу автомобиля, легко спрыгнул на дорогу и пошел навстречу. Когда он оказался в кругу света, Зина была слегка разочарована.
Это был невысокий молодой мужчина. Он был подстрижен под ноль, но имел холеные усики. У него были разные уши: одно слегка оттопыреное, а другое – прижатое. От этого казалось, что он к чему-то прислушивается. Прямой крупноватый нос с легкой горбинкой, высокий лоб, красивые брови делали его лицо привлекательным. Зина посмотрела в его глаза и внутренне ахнула второй раз. Большие, карие, выразительные, они смотрели на Зинаиду как-то особенно.
Взгляд мужчины был оценивающим, а оценка, которую получила девушка, была высокой. Зина заволновалась и даже сглотнула, потому что во рту у неё мгновенно пересохло.
- А вы почему так припозднились? Мы с утра вас ждем.
- Вы с утра нас ждете? Именно Вы? Очень приятно это слышать! Я оценил шутку, девочка, но все-таки, где дом управляющего?
Зина не успела ответить на вопрос незнакомца, потому что Матвей Иванович на своем газике уже подъезжал к автоколонне.
- Милости просим, милости просим!
Зина и не знала, что Матвей Иванович такие слова знает. Держит марку! Знай наших!
- Не стану спрашивать, почему так поздно, наверное, были свои веские причины, но у нас все готово. Автомобили поставите на зерновом дворе, там места достаточно, да и территория охраняемая. Жить будете в клубе, а фильмы пока на улице будут демонстрироваться. Не зима, народ не замерзнет. Завтра осмотрите нашу механическую мастерскую – она в старой кузнице. Завтра все покажем. Если не голодные, то ставьте автомобили и располагайтесь на ночлег. Я не представился. Матвей Иванович – глава отделения совхоза.
- Юрий Григорьевич Черепанов! Глава автоколонны. Припозднились из-за неразберихи. Нас вначале совсем в другое место направили, диспетчер в райцентре напутала. Нам бы перекусить не мешало чего-нибудь. Мы целый день в дороге провели, но, наверное, это из области фантастики. В такой час нас никто не накормит.
- А вот и ошибаетесь! Ваша кормилица перед вами, а ужин для вас мы разогреем.
Справимся, Зинуля?
- Вполне! Приглашай гостей, Матвей Иванович, мойте руки, располагайтесь за столом, а я мигом!
Зиночка помчалась на кухню. Она не видела тех, кто входил к ней во двор. Она только слышала, как звенел умывальник, да Полкан громко лаял на гостей.
- А ты что так развоевался? Нехорошо так гостей встречать! А ну-ка, дай лапу!
Она узнала голос говорившего. Это был Юрий Григорьевич.
Полкан лаять перестал. Зина включила все конфорки и поставила борщ разогреваться, холодные котлеты она решила пропарить, выложила их в кастрюлю, плеснула на дно кипяченой водички и отставила её в сторону. А пока вынесла стаканы на подносе, уже наполненные холодным компотом, поставила в маленьких плетеных корзиночках свежую и чуть теплую стряпню, взяла нож и стала нарезать овощи на салат.
- Разрешите оказать посильную помощь?
Зина опять вздрогнула от звуков этого голоса, а Юрий Григорьевич взял из её рук нож и ловко стал нарезать помидоры прямо в салатницы.
Мужчины шумно рассаживались вокруг стола. Зина увидела их всех вместе и была разочарована: ни одного молодого лица. Юрий Григорьевич в этой компании оказался самым молодым. Зина метнулась на кухню за борщом, принесла кастрюльку и стала разливать по тарелкам, которые, накрытые полотенцем, поджидали едоков с самого обеда.
- Извините, что борщом кормим. Мы к обеду вас ждали!
- Ничего, ничего! Мы – народ неприхотливый. Чем накормите, тому и рады будем.
Потом за столом воцарилась тишина. Зина давно не видела, как едят проголодавшиеся мужчины. Неторопливо, с достоинством, но все до капельки.
- А добавочки можно?
Вежливый такой и осторожный вопрос.
- Конечно! Но ведь еще котлеты есть!
- Котлеты? И много?
- Мы на всякий случай по три штуки на одного сделали.
- Считаете достаточно?
- Ну, да!
Зина растерялась, не чувствуя никакого подвоха. За столом засмеялись.
- Так неси скорей!
Матвей Иванович поторопил Зину. А когда она принесла из домашнего холодильника ещё и банку молока, от угощения не отказался никто, так что трехлитровая банка вмиг опустела.
Матвей Иванович о чем-то тихо разговаривал с Юрием Григорьевичем, а стол тем временем опустел.
- А больше ничего нет!
Голос Зины звучал так виновато и растеряно, что все опять засмеялись.
- А больше ничего и не нужно. Мы и так сыты через край. Так что, как говорят в пионерском лагере, «спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам». Спасибо, Зиночка!
- Так я не одна старалась. Ваши поварихи спят, не дождавшись вас, а завтра они будут вашими кормилицами. Да уже сегодня! Время–то уже первый час! Так что не успеете проголодаться, а уже завтрак будет ждать вас.
- Поняли все, что столоваться будете здесь, на Зиночкином подворье? Она добровольно согласилась открыть у неё столовую. Зиночка у нас – начальник почты, уважаемый в селе человек. Прошу любить и жаловать и ничем не обижать! А если будут вам писать, то письма она вам доставит аккуратно.
А начальник почты в старых рваненьких тапочках и в легонькой белой маечке, в коротеньких черных шортах больше походила на подростка, который старательно изображает взрослого человека. Мокрые волосы свои она спрятала под платком, которым повязалась как-то по-бабьи. И только блестящие темные цыганские глаза её завораживали. Все мужчины смотрели на неё одобрительно. Она впервые в жизни была одна в таком солидном мужском обществе, но все водители были людьми взрослыми, наверное, семейными. Всех мужчин, которым было за тридцать, Зина с высоты своих двадцати лет считала пожилыми. В качестве потенциальных женихов она их не воспринимала. А раз девушку некому сватать, то и нет никаких причин для волнения.
И началась на подворье Зинаиды развеселая жизнь. Кроме того, что у неё на дому было почтовое отделение, у неё теперь и столовая квартировала! Возле дома все-время стояли огромные машины, потому что водители дружно собирались только на завтрак. На обед и ужин они приезжали в зависимости от дальности поездок на элеватор и на поле. Уборочная страда была в разгаре, урожай выдался очень хорошим, погода стояла ясная, непривычная для этого времени года. Обычно август в этих краях бывает дождливым, а тут стоят и стоят теплые денечки и радуют хлеборобов! Правда ночи уже стали по-осеннему холодными, и Зина даже однажды протопила легонько печку в доме дровишками на ночь, отчего в доме стало особенно уютно.
Вечерами на огонек приходили соседки и судачили о командировочных. Они знали теперь о них всё. Кто из них был женат и как он был женат, у кого жизнь заладилась, а у кого нет. Они знали, какие жены у водителей и какие дети, кому письма поступают регулярно, а кому пишут редко. Не знали только они ничего про Юрия Григорьевича. Должно быть, он женат, по годам должен был, ведь ему около тридцати. А кто же до такого возраста в холостяках ходит? Мужики бы и весь век ходили, да женщины им этого не позволяют. А уж выйти за военного – для девушки честь! А Юрий Григорьевич был военным человеком. Работал молодой мужчина в автоколонне недавно, за плечами у него было военное училище и несколько лет офицерской службы. Демобилизован он был по ранению. Долго лежал в госпитале, а когда выписался, устроился на работу в автоколонну.
Военные привычки свои он не забыл, требовал, чтобы во всем был порядок и дисциплина. Сам не употреблял и пьющих прямо на дух не переносил. Его в автоколонне даже опытные водители зауважали. Дело свое знал, механик просто замечательный! В деревне ему нравилось очень, но вечерами кино, которое демонстрируется на вольном воздухе под навесом возле клуба, Юрий Григорьевич не смотрел. Посмотреть на танцы тоже не ходид. Зарок дал, траур соблюдал какой-то. Служил в горячей точке, а где – не говорил. Писем ему никто не писал, но он при всяком удобном случае звонил маме в город и беспокоился о её здоровье. На местных красоток тоже не обращал никакого внимания, а уж Вера, которая разошлась со своим непутевым Геной, так и глядела на него, так и глядела! Взглядом манила!
- А это, слышишь, Зина, совсем обнаглела, на днях и вечером явилась разнаряженная в клуб, в комнатку отдельную, в которой Юрий Григорьевич спит, да ты знаешь где, в коморочке за сценой, попросила дров на зиму нарубить ей. Она видите-ли, одинокая женщина! Он пошел, нарубил, почему-то только одной рукой все делал, а второй даже не помогал! В дом к Верочке даже не зашел и на виду всей деревни вернулся в клуб, заперся в своей комнатушке. Она пришла, наглая, стучаться стала, на ужин благодарственный приглашать, а он ответил из-за двери, что сытый, потому что вкуснее, чем мы еду готовим, никто не приготовит. Она постояла, постояла, но тут к ней подошел Федька – рыжий такой – и сказал, что если остались еще дрова не наколотые, то он наколет с удовольствием и от благодарственного ужина не откажется. Федька разведенный тоже, только от него жена сама ушла к другу его, так ему не грех дрова поколоть. Так, видать, дров у Верки много, уже пятый день на ужин Федор не ходит, все дрова колет, бедный.
И тут соседки захихикали и переглянулись, как две заговорщицы!
Зина слушала соседок невнимательно, про похождения Верки ей и совсем было не интересно, но когда соседки говорили про Юрия Григорьевича, она настораживалась и боялась пропустить даже слово. Почему-то она всегда чувствовала его присутствие во дворе, даже тогда, когда не видела его. Она узнавала звуки его шагов. А он тоже сиротливо оглядывался, если на стол подавали поварихи, а Зиночки рядом не было. Если подавала на стол она, Юрий Григорьевич светлел лицом.
Что-то тайное происходило между ними. Они испытывали необыкновенную симпатию друг к другу, хотя между ними не было никаких личных отношений. Говорили они по делу, общались только на виду у всех. Зина все ждала, что Юрочка, как она мысленно называла его, заговорит с ней, пригласит на прогулку, но он не делал никаких шагов ей навстречу. И только однажды, когда она была дома одна с расплетенной косой и расчесывала возле зеркала свои вьющиеся волосы, он вошел неожиданно без стука и замер на пороге, рассматривая Зину с необыкновенным вниманием. Она быстро заплела косу, а он издал какой-то странный звук протеста. Но тут же извинился и совершенно другим тоном начал деловой разговор.