Ночь длиною в жизнь

Алекса Свет
                «Нужно не просто отречься от страдания – нужно принять счастье.
                Поверить в то, что оно есть».
                Анхель де Куатье "Золотое сечение"

         Стояло довольно хмурое осеннее утро, одно из многих в череде ее многих осеней. Водяная пыль, повисшая в воздухе, и слякоть под ногами, слегка прикрытая начавшей буреть красновато-желтой листвой, не могли улучшить и без того невеселого настроения  невысокой стройной женщины в пальто по последней моде, до колен, отороченном мехом  короткошерстного  зверька. Казалось, она специально скрывала лицо за большим мягким капюшоном, а ее узкая изящная ножка в сапожке на высокой шпильке время от времени поддевала и переворачивала жухнувшую листву, словно незнакомка пыталась что-то отыскать под нею.
         В конце старого бульвара ватага ребятишек гоняла по мокрому асфальту мяч, и женщина, чтобы ее не забрызгали, вынуждена была сделать довольно большой крюк, но это не вызвало в ней, как в других случайных прохожих, недовольства. Она ни к кому не спешила, никуда не стремилась успеть. Она просто шла, вдыхая полной грудью влажный осенний воздух, изредка поднимая к серому небу красивое усталое лицо и ловя чувственными губами капли, падавшие с отяжелевших листьев деревьев, что смыкали над узкой аллеей поредевшие кроны.
         На пересечении аллеи с загазованной улицей, по которой, обгоняя друг друга, неслись вечно спешащие автомобили, к незнакомке пристали две цыганки.
         - Позолоти ручку, красавица, всю судьбу расскажу.
         Погруженная в свои невеселые мысли женщина вздрогнула и, как человек, которого резко выбили из состояния глубокой задумчивости, взмахнула рукой в защитном жесте. Капюшон мягко соскользнул ей на плечи, и на цыганок глянули испуганно-отрешенные глаза.
         - Позолоти ручку, красавица, - завела опять одна из них, но ее товарка, та, что постарше, заглянув в громадные непонятные глаза незнакомки, резко что-то сказала на своем птичьем языке и потащила враз умолкнувшую напарницу к стоявшему поодаль табору. Там она что-то громко принялась объяснять большой толстой старухе, поминутно тыкая пальцем в сторону застывшей женщины.
         Несколько прохожих с недоумением задержали шаг, разглядывая непривычную сцену. Один или два узнали в незнакомке популярную актрису и теперь с откровенным интересом рассматривали живую знаменитость. Обнаружив, что ее инкогнито раскрыто, женщина нахмурилась и, вздохнув, вернула капюшон на место. Она уже повернулась, чтобы идти дальше, как ее запястьем завладела пухлая, унизанная золотыми перстнями, рука.
         - Погоди, красавица, - непривычная перемещаться с подобной скоростью пожилая цыганка едва переводила дух от быстрого шага. – Слушай, что скажу. Не надо мне твоих денег. Встретишь ты нынче того, кого всегда ждала. Знала давно, но увидишь впервые. Будет у вас одна ночь и любовь на всю жизнь. Он уйдет одним, но вернется другим. Был  тебе отцом, станет сыном. Любил всегда и будет любить вечно, но вы никогда не соединитесь. А теперь прощай, красавица, сил тебе и терпения великого.
         Цыганка заковыляла прочь, оставив актрису в полнейшей растерянности посреди улицы. Один из наблюдавших действо зевак подошел к ней и учтиво осведомился, не требуется ли какая помощь. Она непонимающе глянула, потом заставила взять себя в руки.
         - Нет, ничего, спасибо.
         - Может, Вас проводить?
         В предложении прохожего не было ничего от докучливой назойливости поклонников, и женщина согласилась. Конечно, он знал, кто она, и даже назвал пару фильмов с ее участием, но… Просто у него были свободные полчаса, просто он оказался свидетелем  странной сцены и, наконец, просто теперь он мог похвастаться друзьям, что проводил  до гостиницы саму Лили Стар. У высокой парадной лестницы  он галантно поцеловал ей руку и скрылся в пестревшей зонтиками толпе. А она поспешно поднялась в свой номер и, приказав горничной не беспокоить ее до начала вечерней премьеры, долго в одиночестве рыдала на королевской кровати, зарывшись лицом в шелк простыни.
         Премьерный показ прошел с большим блеском. После  спектакля досужие журналисты облепили столичную знаменитость и не желали отпускать, пока продюсер буквально пинками не отогнал их от своей подопечной. На своем новеньком лимузине он доставил актрису в гостиницу и, на прощанье коснувшись губами тонких, почти прозрачных, пальцев с удлиненными ногтями и пожелав хорошенько выспаться, покинул номер.
         Лили вздохнула. Безусловно, Виктор – сама учтивость, и, что бы ни писала о них желтая пресса, хороший семьянин. То, что однажды произошло между ними, осталось в далеком прошлом, и сейчас она имела в лице продюсера одного из преданнейших друзей. Не сказать, чтобы ей порой не хотелось большего, но ради дружбы она готова была отказаться от сиюминутного каприза.
         К своим почти сорока годам (которые  тщательно скрывала, благо время еще не тронуло ни ее тела, ни лица) Лили Стар достигла пика популярности и теперь почивала на лаврах известности в определенной роскоши, которые в свое время обрела благодаря  труду и таланту. Но жизнь актрисы – путь, устланный прекрасными розами  с острыми шипами, и Лили не раз натыкалась на их острые колючки. Имея армию поклонников и просто будучи шикарной женщиной, она могла позволить себе менять любовников, как перчатки, чем и грешила первые годы актерской карьеры. Со временем калейдоскоп красивых лиц и важных персон утомил ее, и Лили потянуло к оседлой жизни, непременными атрибутами которой она представляла большой стильный дом на берегу моря, заботливого и внимательного мужа и пару вихрастых ребятишек с такими же точеными, как у нее, чертами лица. Из всего этого ей удалось приобрести лишь дом, пятый год пустевший на побережье в ожидании хозяев. С остальным как-то не клеилось. То ли она оказывалась слишком требовательной к очередному кандидату в мужья, то ли тому надоедало бесконечное откладывание личной жизни в пользу гастролей или премьер, но время шло, а она так и продолжала оставаться для поклонников вечно юной, прекрасной и одинокой богиней. Сама же богиня нередко задерживалась после спектакля в гримерной перед зеркалом, скрывая предательские следы времени вокруг глаз, или орошала по ночам слезами подушку, горюя по поводу не сложившейся личной жизни. Уставшая от ожидания женщина в Лили уже не верила в возможность для себя счастья, от того-то так болезненно отдались в ней слова старой цыганки.
         Вечер подходил к концу. Волнение и радостная эйфория от премьерного показа уже сошли, и Лили всерьез подумывала, не улечься ли ей спать пораньше, потому что наутро предстояли пробные съемки в новой картине, и выглядеть на них она хотела как никогда свежей и отдохнувшей (возраст начинал брать свое, и ее неумолимо подпирали молодые, дерзкие и небесталанные  конкурентки), когда ей позвонил портье и сообщил, что в вестибюле какой-то странный субъект, представившийся  коллегой по театральному колледжу, требует незамедлительной аудиенции. Лили вздохнула: если пересчитать всех, кто претендовал сейчас на звание ее сокурсника, можно подумать, что она проучилась, по меньшей мере, десять лет. Скорее, это очередной поклонник или…
         - А он точно не из прессы?
         - Нет, мадемуазель, исключено. Но вид у него более, чем странный.
         - Так выставьте его на улицу. Хотя, постойте, - вдруг изменила решение Лили, - пусть его проводят в номер.
         Портье пожал плечами: женская логика – вещь непредсказуемая.
 

           Когда незваный гость вошел, актриса укрылась за невысокой ширмой, откуда могла, оставаясь незамеченной, разглядывать являвшихся к ней визитеров, составляя первое впечатление о человеке, дававшее в ее руки фактор неоспоримого преимущества. Но то ли сегодня Лили не везло, то ли незнакомец каким-то непостижимым образом  знал о секрете ширмы, только, едва переступив порог гостиничного номера, он направился прямиком к актрисе с явным намерением ликвидировать перегородку, так что ей пришлось в спешном порядке выскочить из своего укрытия.
         Они оказались лицом к лицу: невысокая, слегка напуганная агрессивным поведением незнакомого человека, женщина и здоровенный гигант с длинными черными волосами, стянутыми на затылке в пучок, и пронзительными темными глазами. «Сабля сбоку, повязка на глазу – и вылитый пират,» - отчего-то пришло на ум Лили. С секунду они молча в упор разглядывали друг друга, потом мужчина широко улыбнулся и с неожиданной для своей комплекции грацией поклонился. 
          - Прошу извинить за вторжение. Кажется, я Вас напугал?
          Глядя в его улыбавшиеся на обветренном лице глаза, Лили вдруг с удивлением отметила, что никакие они не темные,  а серые, и вовсе незнакомец не гигант, просто довольно высок и широк в плечах. Видимо, ее сбил с толку рассеянный полусвет номера. Она хотела отделаться дежурной фразой, но вместо этого неожиданно для себя произнесла:
         - А как, Вы думаете, чувствует себя женщина, когда в ее номер вламываются, не спросив разрешения, и вытаскивают из-за ширмы? А если бы я переодевалась?
         - Но Вы же не переодевались. К тому же, я вряд ли  увидел бы больше того, что Вы уже  успели продемонстрировать всему миру, - Лили ощутила досаду и раздражение. – Впрочем, как и большинство мужчин, я бы не отказался от столь великолепного зрелища.
         Мгновение он наслаждался ее замешательством, потом произнес:
         - Может, мне все же в виде исключения предложат чашечку кофе?
         - Ах, да, извините, сейчас распоряжусь, - эмоции эмоциями, а долг гостеприимства требовал от нее соблюдения элементарной вежливости.
         Несколько минут спустя они сидели друг напротив друга, и, вдыхая ароматный запах, навевавший мысли о тайнах и чудесах Востока, Лили исподволь изучала незнакомца, казалось, целиком поглощенного содержимым крохотной в его руках чашечки.
         - Ну, как, я Вас больше не пугаю?
         Он опять привел ее в замешательство своим вопросом, но вместе с тем она поняла, что, действительно, больше не боится его, и невольно смущенно улыбнулась:
         - Нет.
         - И Вы даже осмелели настолько, чтобы поинтересоваться, что заставило меня столь бесцеремонно прервать Ваш покой? Ведь Вы уже ложились?
         - Так что же?
         - Мне очень хотелось Вас увидеть. А Вам не кажется, что мы уже встречались?
         - А мы встречались?
         Он отставил чашку и, враз посуровев лицом, в упор глянул в ее глаза:
         - Встречались. Но не так. Не здесь. И не в этой жизни.
         Ей стало не по себе. «Сумасшедший, - мелькнула в голове паническая мысль, но ее тут же сменила другая. – Нет, не сумасшедший. Просто другой. Не как все. А что, если старая цыганка утром не лгала, и это и есть та самая, предсказанная, встреча? Одна и на всю жизнь?» Любопытство, так свойственное каждой женщине, победило и на этот раз.
         - Так где же мы познакомились?
         Что ж, для нее происходившее продолжало оставаться игрой. Он не стал разубеждать: слишком мало времени. Просто продолжил говорить. Конечно, она не все и не сразу поймет, но потом, со временем…
         - Впервые мы встретились на пиру. Ты была моей королевой, а я твоим верным рыцарем. Твоим и своего короля, - он сделал паузу, погрузился глазами в ее изумленные глаза, а она даже не заметила, как он перешел на «ты».  – Своего короля. Ты понимаешь. Между нами ничего не могло быть. Кроме любви. Когда я умирал на твоих руках, ты прокляла небо за тот день, когда мы встретились, а я… Я обещал, что мы еще будем вместе. Потом я увидел тебя совсем юной девушкой в лесу, с подругами, в ночь на Ивана  Купалу. В ту пору мне перевалило за пятьдесят, но я сразу узнал свою королеву. Только теперь мы поменялись ролями: ты – босоногая деревенская девчонка, а я – твой вельможный пан. Я приказал привести тебя в мой дом. Ты была слишком напугана, ведь обо мне по всей округе ходили слухи, что я колдун и черпаю свои силы, отнимая жизнь у невинных детей. Ты дрожала от страха, но твои глаза… В них было столько внутренней силы… Я что-то наплел о старой дружбе с твоим отцом (ты не знала своих родителей) и своем обещании разыскать тебя после его смерти и позаботиться. Странно, но ты мне поверила. Поверила и стала моей воспитанницей. Я был тогда безмерно счастлив: видеть тебя всегда, представлять всему миру, идти рука об руку на балах. Никто не верил, что ты просто моя воспитанница, а я так ни разу и не посмел прикоснуться к тебе, разве что целовал на ночь в лоб. Когда я умер, ты всю ночь прорыдала на моей могиле, а наутро уехала в монастырь принять постриг… В следующий раз я испытал потрясение, когда обнаружил тебя в теле молодого воина в одном из крестовых походов. А, может, это случилось раньше? Мы подружились. Такого друга у меня больше не было никогда…
         Незнакомец ушел в воспоминания, задумчиво окидывая всю ее взглядом, словно здесь была не она, Лили, а тени тех, давно ушедших, о которых он говорил. Она сидела в полном смятении.
         - Были мы и врагами. Но никогда, ни в одной из жизней я не мог назвать тебя своей, обнять, ощутить на ладонях шелковистость твоих волос, а на губах – вкус твоего поцелуя. Всегда и во все времена между нами стояли люди и обстоятельства. И тогда я решил купить  у судьбы шанс быть с тобой ценой собственной жизни.
         Мужчина замолчал. Лили разрывали противоречивые чувства. Нет, конечно, все, о чем он рассказал, не более, чем бред сумасшедшего… Но отчего же тогда так рвется  навстречу ему душа, почему ей приходится силой удерживать на месте готовое вот-вот прильнуть к нему тело? Или он не лжет?.. Нет. Она решительно тряхнула головой, отгоняя бесполезные мысли.
         -  Итак, вы нашли меня. Что дальше?
         Он вздохнул, постарев сразу лет на десять.
         - Это не все. В этой жизни я лишь один раз могу встретиться с тобой. Сегодня. Сейчас. Завтра меня не станет, - он жестом прервал готовые сорваться с ее уст слова. – Но я еще вернусь. Вернусь и уже никогда не покину тебя. До конца твоих дней.
         - И как же я узнаю об этом? – она еще пыталась защищаться, цепляясь за реальность.
         - Узнаешь. В свое время. Так же, как я всегда узнавал тебя. А теперь иди ко мне, - и он протянул ей навстречу руки.
         Его взгляд обладал странной властью над нею. Лили сделала осторожный шаг. Другой. Ее разум возмущенно бился в виски с током крови: «Это сумасшествие. Ты сошла с ума. Он загипнотизировал тебя. Остановись.» Но что-то более сильное, чем разум и инстинкт , толкало ее вперед, что-то, что вынимало душу из тела в едином устремлении слиться во взгляде, прикосновении. Его губы почти коснулись ее губ, глаза сами собой закрылись, тело было готово повиноваться его сильным рукам.
         - Нет. Получить твое тело – это слишком просто, а я достаточно долго ждал. Смотри мне в глаза.
         Он отстранился, взял ее за подбородок, развернул так, что их взгляды встретились. Он погружался в нее до бесконечности, а она словно таяла, растворялась в этом взгляде. Потом Лили ощутила безмолвный мощный толчок и устремилась вверх. Взлетая, она даже не оглянулась, потому что каким-то непостижимым образом знала, что там, посреди гостиничного номера, утопая в густом мехе медвежьей шкуры, осталось неиствовать в объятиях незнакомого мужчины  ее роскошное тело. А сама она продолжала подниматься все выше, окутанная искрящимся белым облаком, сливаясь и перемешиваясь с его сиянием, наполнявшим всю ее ощущением неземного восторга, настолько огромным, что его не могло вместить никакое физическое тело…


         Она проснулась поздним утром одна на неразобранной постели с ощущением потери чего-то столь важного, без чего ее дальнейшее существование теряло смысл. Лили сосредоточилась в попытке вспомнить вечер накануне. Какой-то странный незнакомец, портье сказал, что он представился как старый приятель по театральному колледжу. Но она готова поклясться, что видит его впервые. Хотя… Что-то такое неуловимо знакомое в том, как он глядит на нее, кланяется. И все же они никогда не встречались. У нее слишком хорошая память на лица, несмотря на всю пестроту ее неустроенной жизни. Потом… Что же было потом?.. Да. Он нес какую-то чушь о том, что она – королева, а он – ее рыцарь. Незадачливый поклонник, насмотревшийся исторических фильмов с ее участием. А ведь лет десять назад она, действительно, сыграла Гиневру. Кто тогда исполнил роль Ланселота? Впрочем, неважно. Что еще успел рассказать этот сумасшедший? Что она была мужчиной? Лили наморщила лоб. Нет, она не исполнила в своей жизни ни одной подобной роли. В своей жизни. Стоп. Вот где ответ. Он говорил, что они были знакомы в прежней ее жизни. Жизнях. И что он всегда любил ее и называл своей королевой. Словно во внезапном озарении ей вдруг отчетливо вспомнился каждый миг, каждая деталь этого странного вечера, вплоть до того момента, когда необычайно яркая вспышка света не поглотила ее сознание, увлекая в спасительное небытие.
         Пришедшая через час убираться горничная обнаружила актрису на полу у кровати в глубоком обмороке. Примчавшийся по вызову врач диагностировал сильнейшее переутомление.
         - У вас стресс, мадемуазель. Ближайшие пару недель – никаких съемок, иначе вы серьезно рискуете отправиться на инвалидность.
         Она послушно пролежала в постели  большую часть из этих двух недель, отказывая в приеме  всем без разбору, пока ее продюсер не уговорил доктора выпустить его подопечную из добровольного заточения. Еще через две недели, на съемках, она с паническим ужасом обнаружила, что беременна. Наблюдавший ее психотерапевт  категорически отсоветовал делать аборт, настаивая, что может повториться нервный срыв.
         - К тому же, простите, но вы в том возрасте, когда пора подумать о ребенке, иначе будет поздно, - добавил он напоследок.
         И Лили смирилась.
         

         Последний месяц беременности она провела в тихом городке у моря, наслаждаясь необычайными тишиной и покоем, впервые за всю жизнь снизошедшими в ее душу. Все вокруг утопало в весеннем цветении садов, и вместе с пробуждавшейся от зимнего сна природой  расцветала и Лили. Немногие друзья, с кем она позволяла себе видеться, нашли, что перемены ей очень к лицу. Единственное, что омрачало ее существование, это шушуканье за спиной по поводу, кто же отец ребенка. Впрочем, потом и сплетни перестали волновать. Она просто жила, впитывая в себя каждое мгновение, каждую мелочь, недоумевая, как раньше умудрялась проходить мимо всей этой красоты.
         Роды были тяжелыми. Учитывая возраст, ее заранее готовили к этому, но она странно не боялась, потому что знала, что все закончится благополучно. И все же у нее не осталось сил  даже взглянуть на ребенка, когда кошмар родов остался позади.
         - У вас мальчик, - сообщила ей акушерка, принимавшая роды.
         - Спасибо, я знаю, - прошептала Лили, не открывая глаз.
         Ребенка принесли кормить на следующий день, когда новоявленная мать уже успела выспаться  и теперь с нетерпением ожидала увидеть своего маленького мучителя. Малыш крепко спал, когда его передавали с рук на руки. Не проснулся он, и когда Лили тихонько сдунула с его лба черный пушок волос.
         - Просыпайся, маленький проказник, - она нежно коснулась губами щеки младенца. – Кушать пора.
         Словно отзываясь на ее голос, ребенок зевнул во весь свой крошечный ротик, приоткрыл подернутые синеватой пленкой глаза, смешно наморщил нос и вдруг звонко чихнул. Чихнул и уставился на Лили  еще не осмысленным, но таким непонятно знакомым взглядом.
         «Я еще вернусь. Вернусь и уже никогда не покину тебя. До конца твоих дней… Моя королева…»
         Голос пришел из каких-то тайных глубин ее давнего прошлого и вновь ушел в небытие, оставив в реальности лишь ощущение легкой тяжести младенца на руках. Ее ребенка. Ее сына.
         Лили вздрогнула.
         - Здравствуй, мой рыцарь. Твоя королева приветствует тебя.
         Заглянувшая забрать ребенка нянечка решила повременить со своими прямыми обязанностями  и поспешила предупредить врача, что у их пациентки, возможно, послеродовая горячка: «Ох, уж эти артистки! Такой слабый народ.»