Спустя год Полька родила еще одного сына. Принимавшая роды Вера Силантьевна, радостно объявила:
-Сынок родился, Поля! Крепенький мужичок!
Полька, равнодушно посмотрев на ребенка, спросила:
- Вера Силантьевна, а как зовут вашего сына?
- Моего? – удивилась Вера Силантьевна, - Виктор. А почему ты об этом спрашиваешь, Поля?
- Вот и моего сына будет звать так же. Это я вам, то доброе возвращаю, что вы мне дали.
-И что же я тебе такое дала? – заинтересовалась Вера Силантьевна.
- Вы меня пожалели, как мать, пожалели. А это мне тогда больше всего нужно было.
Вера Силантьевна знала, о каком времени говорит Полька и возражать не стала, чтобы не бередить ещё свежую рану. Полька, вынашивая ребёнка, надеялась на то, что родится у нее девочка, взамен умершей Тани. Когда узнала, что родился мальчик, потеряла к нему всякий интерес. Виктор, как и Ванятка, не получил нужного ему материнского внимания.
Когда началась Великая Отечественная война, Полька проводила своего Гришку на фронт. Она не могла и подумать, что пройдет не более двух лет, как её жизнь круто изменится. Немец рвался к Волге, и советское правительство позаботилось о том, чтобы советские немцы, населяющие Поволжье, не встретились ненароком со своими сородичами. Их стали высылать в различные области нашей необъятной страны, подальше от фронта. Образовывали так называемые отряды трудармейцев, которые были обязаны помогать в хозяйствах той местности, куда были прикомандированы. Прибыл такой отряд и в Денисовку: трудармейцам поручалось работать на сплаве леса. Высокого и статного Андрея Полька заприметила сразу, пригласила его на постой. А по прошествии короткого времени, поняла, что влюбилась в этого спокойного и воспитанного человека. Чтобы удержать Андрея рядом с собой Полька родила от него ребенка – сына Владимира.
Когда Гришка вернулся с фронта, то нашел свою Польку, замужней и счастливой. Гришка пробовал отстоять свои права на семейное счастье, но получив недвусмысленный намек из уст благоверной, отступился. Слишком много в их жизни с Полькой было такого, что выносить на людской суд не требовалось. Разбитная Натаха, к тому времени, уже уехала из Денисовки, найдя для себя нового покровителя в лице пожилого майора интендантской службы. Об этом сообщила Гришке рыжая Нинка Веселова, у которой остановился бездомный Гришка, остановился на время, да так и остался, навсегда. Вскоре после окончания войны, высланным немцам разрешили вернуться в свои родные места. Многие из тех, кто обзавелся семьей в Денисовке, остались, остальные засобирались уезжать, среди этих отъезжающих был и Полькин молодой муж – Андрей. Только пригласил уехать с ним не Польку и рожденного от него сына, а молодую, красивую работницу почты – Варю Сидоренко, бездетную и свободную. Полька очень тяжело пережила эту измену любимого. Пыталась мстить, возвращать, но всё оказалось тщетным. Она окончательно уверилась в том, что мужики не стоят и ломаного гроша. Всю, оставшуюся жизнь она посвятила тому, что усердно разрушала семьи своих троих сыновей. Но это уже отдельная история…
В декабре, перед самой войной, умерла старая Сычиха. О её кончине ходило много толков и пересудов. Многое в этой смерти осталось необъяснимым. Морозным декабрьским утром соседка Сычовых, Прасковья, пошла на колонку, набрать ведро воды. Она бы не обратила внимания на продолговатый сугроб, у обочины дороги (ночью шел сильный снег с ветром, вот и намело), если бы не знакомый, подшитый резиной, валенок, валявшийся рядом с сугробом. Прасковья, приблизившись к сугробу, поняла, что под снегом лежит человеческое тело. Прибежавшие на её зов люди, обнаружили под снегом окоченевшее тело Сычихи. Простоволосая, в одной исподней рубашке, она лежала вытянувшись во весь рост, с открытыми глазами. В её глазницах, собрался и уже не таял снег. Окоченевшие веки Сычихи, так и не удалось прикрыть, бабы по углам, шептались: «Плохая примета в том, что глаза открыты, присматривает, кого бы забрать вместе с собой!»
Приехавший Порфирий также не смог прояснить ситуацию: мать при их последней встрече ни на что не жаловалась. Разве что одиночество мучило, но от него не умирают.
Похоронили Сычиху рядом с мужем Павлом, могила которого от времени почти сровнялась с землей. Дочь Вера на похороны матери не приехала, так как в это время находилась на лечении в очередном санатории. Пока доберется до Денисовки пройдет неделя, а то и больше, какой же покойник станет дожидаться неупокоенный, даже холодной зимой.
Ситуацию своей странной кончины, могла бы объяснить только сама Сычиха, но она к тому времени уже покинула этот мир. А произошло вот что…
В тот день она улеглась в кровать рано, пока не остыла печь, чтобы можно было согреться под одеялом. Кот, примостившийся в ногах, уютно мурлыкал, нагоняя дремоту. Сычиха неожиданно для себя уснула быстро и крепко. Проснулась она так же неожиданно, от стука в окно: «Кто бы это мог быть? Чужой не войдет – Рекс не пропустит. Может, кто из своих? Случилось что?» Она подошла к окну и увидела мужскую фигуру, стоявшую возле входной двери: «Вроде, как Колька по фигуре, - предположила она, не сумев точно определить посетителя. – А Кольке, что так поздно здесь делать? Точно, что-то случилось!»
Она накинула на плечи шаль, сунув ноги в сушившиеся на грубке валенки, и пошла открывать дверь. Фигура не сдвинулась с места, только до неё долетел негромкий голос:
-Катя, ты что же не узнаешь меня?
Сычиха обомлела, перед ней стоял… её давно умерший муж Павел. Недаром и по имени её назвал и голос его и молодой такой же, как был в то время. Страха почему-то не было:
- А я тебя с Колькой спутала, - объяснила она свою оплошность. – Вы ведь с Колькой сильно похожи. Входи, Паша, что мерзнуть, холодно на улице.
- Нет, Катя, я за тобой пришел, пойдем, - он приблизился, протягивая ей свою руку.
На Сычиху пахнуло могильным холодом. Какое-то неясное сомнение промелькнуло в голове, но тут же ушло, как будто, кто-то специально его погасил. Она, не переставая вглядываться в лицо своего мужа, почему-то легко согласилась с ним:
- Сейчас, Паша, пойдем, только я оденусь теплее.
- Не нужно, Катя! Как только ты дашь мне руку, холод отступит, - и он протянул ей свою холодную руку, а она вложила в нее свою теплую. Холод, пронизавший Сычиху, был такой силы, что она задохнулась от неожиданности. Потом все куда-то исчезло и холодная улица, и земные звуки: осталась только блаженная легкость и тишина. Они плыли с Павлом рука об руку, молодые счастливые, как птицы, вырвавшиеся из долгого заключения. Она не спрашивала, куда они летят, потому что была уверена: он, Павел, знает!
Смерть избавила старую Сычиху от страшного известия, которое пришло из далекой Москвы, спустя полгода. Пришла телеграмма, в которой их зять Федька Зайцев, сообщал о скоропостижной кончине своей любимой жены Верочки. Причина смерти не называлась. И только спустя добрый десяток лет, Порфирий узнал о причине гибели сестры. Приехав по делам в город, он встретил на рынке старого Калгатина, дядю Федьки Зайцева. История, которую Калгатин поведал Порфирию, повергла последнего в такое уныние, какого он не знал уже давно. Как оказалось, его сестра Вера умерла от кровотечения после аборта. Вера привыкла считать, что детей у них с Федором нет по её вине. Она бесплодна. Веру радовало, что Фёдор не укоряет её за это и согласен с ней жить и без наличия детей. Она быстро привыкла к хорошей жизни, работа на железной дороге давала им с мужем возможность бесплатно путешествовать по стране, путевки на лечение от бесплодия были так же доступны Вере. Ничего их не связывало: ни детей, ни общих интересов, один только быт. Когда умерла мать, Верочка очередной раз отдыхала в санатории на Черном море. В это время года и на черноморском курорте – скука смертная. Но с появлением его, красивого морского капитана, всё пошло в ином русле. Вера, забыв осторожность, бросилась в курортное приключение со всей своей нерастраченной страстью. Капитан тоже не был аскетом и вскоре об их романе знал уже весь персонал санатория. Капитан отбыл подозрительно быстро, не долечившись предусмотренного путевкой срока. Поговаривали, что на имя главврача санатория пришла телеграмма, которая и стала причиной скорого отъезда бравого капитана. Вера была обескуражена: «А как же клятвы? Признания? И отъезд по-английски, не прощаясь!» Но основной сюрприз ждал её дома: она с ужасом узнала, что беременна, явно, не от мужа. Делать аборт в городской больнице – это все равно, что подписать чистосердечное признание в измене мужу: « Значит, Фёдор был причиной их бездетности? Знал и молчал? Потому и не корил её!». Первой мыслью Веры было уехать к матери и родить там своего нежданного ребенка: « Пусть Фёдор не лжет!» Но другая мысль содержала более весомый аргумент в пользу аборта: как можно бросить сытую жизнь, красивую одежду, все те удовольствия, которые ей предоставлял Федька в обмен на желание быть матерью! Но для этого требовалось освободиться от нежданного дара. Близкая подруга посоветовала Вере сделать аборт подпольно, у врача, за определенную сумму, только неофициально. Она выбрала время, когда Фёдор был в двухнедельной командировке и решилась. Нашла Веру мертвой всё та же близкая подруга: Вера не отвечала на звонки и подруга забеспокоилась. Когда взломали дверь, то обнаружили хозяйку квартиры в спальне, мертвой, вся постель была пропитана кровью. Врач, определяющий причину смерти, констатировал, что причиной смерти явилась не сама операция, а её последствия: обильное кровотечение.
Второй страшной потерей в семействе Сычовых была гибель Павла, любимого внука бабки Сычихи. Павел погиб в первый месяц войны. Больно опасной профессии выучился он, которой в свое время так гордился! Работал он помощником машиниста, на одном из перегонов налетели на состав немецкие бомбардировщики: машинист был убит наповал сразу же. Пашка, вывел состав из-под бомбежки, и умер в госпитале от большой кровопотери.
Порфирию повезло в жизни больше других: домой пришел после окончания войны целый и невредимый. Ксения родила ему три дочери и двух сыновей. Всех вырастили и вывели в люди. Вместе дожили до глубокой старости.
Не повезло второму сыну Сычихи Николаю, может быть, материнское неудовольствие сыном внесло свою лепту в его непростую судьбу. Николай ушел на фронт в одно время с Порфирием, но воевать ему довелось под командованием печально известного генерала Власова. После войны, с клеймом предателя родины, отбывал срок в лагере. Домой пришел угрюмым и малообщительным человеком. Чтобы как-то привыкнуть жить с этим негласным ярлыком, стал пить, день ото дня все больше. Умер, не примирившись ни с родными, ни с этим миром.
Старики Степиковы: дед Ероха и баба Матрена Савельевна также умерли в первый же год войны. Дед Ероха умер во сне, добровольно покинув этот свет. Баба Матрена, оставшись без своего защитника и помощника, замерзла в собственном погребе: полезла зимой набрать картошки и, оступившись, сорвалась с лестницы. Сломанная нога не позволила старушке вылезти из подвала. Дверь в сарай, где находился погреб, старушка предусмотрительно закрыла, чтобы не померз картофель в погребе, поэтому ее криков о помощи никто, кроме собственной собаки, и не услышал. Нашла бабу Мотю соседка, встревоженная там, что у Степиковых воет собака и давно не видно самой хозяйки дома. Хоронили Матрену Савельевну сельчане, так как родни у стариков не было.
После войны, население Денисовки заметно поубавилось: кто не пришел с войны, кто уехал искать лучшей доли в других краях. Освободившиеся места стало занимать местное население, стекаясь с гор и привыкая к оседлой жизни, и к благам цивилизации. Подрастало новое уже послевоенное поколение, имена прежних жильцов постепенно стирались из памяти молодых сельчан. И только на сельском погосте еще можно было прочитать на скорбных табличках, кто здесь когда-то жил и обрел в свое время вечный покой…