Глава 1.
Кислицын проснулся рано. Эта привычка сохранилась у него с армейских времен. Кровать была чужая, чужое одеяло из разноцветных лоскутков и пара подушек – все было чужое. Георгий Иванович, прикрыв глаза, стал вспоминать вчерашний день: где он был и что делал. Первую половину дня он вел допрос, потом отдыхал и обедал, почти до пяти часов вечера осматривали с Нечипоренко место происшествия: «Закрывать надо это дело. Все и так ясно – несчастный случай»- решил он. Кислицын хорошо знал Семенюка, и, если честно, он до сих пор не мог себе представить то, что пьяный Семенюк утонул в каком-то там овраге! Чушь собачья! Но все свидетели, до единого, показывали одно и то же. И не верить двум десяткам людей было нельзя. Ну, что ж, бывает и на старуху проруха! Кислицын сладко потянулся, но тут же лицо его стало озабоченно-испуганным. Он вспомнил все, что было с ним после осмотра оврага. Да, он встретил эту красотку Наталью, принял ее приглашение на пироги с картошкой. Кислицын вспоминал, как за ним суетливо, до приторности, ухаживали Натаха и ее мать, вспомнил, как вслед за пирожками, появилась на столе и другая домашняя снедь, а затем и бутылка водки. Кислицын вначале отнекивался. Но, поддавшись на уговоры женщин, разрешил себе расслабиться, чтобы хоть как-то компенсировать затраченное на допросе здоровье. Когда Кислицын захмелел, он уже не замечал, что женщины давно не пьют, а только подливают спиртное в его рюмку. Кислицын рассказывал Натахе и ее матери, что живет один, хотя женат уже давно, что его жена, Валентина Александровна сильно больна: у нее шизофрения прогрессирующей формы, что она в данное время находиться на излечении в больнице для душевно - больных:
-Это что же, она у вас дурочка что ли?- без обиняков, напрямик, спросила мать Натахи.
Кислицын поморщился и возразил:
-Ну, это сложная болезнь, нервы, понимаете ли, а они, материя тонкая. Сломать – легко, а вот наладить – почти невозможно.
Натаха переглянулась с матерью, и обе женщины поняли друг друга без слов. Рыбина была крупная, поймать ее будет нелегко, но попытаться нужно. Натахе шел уже двадцать четвертый год, а женихи приходили и уходили, не задерживаясь надолго. Вскоре Кислицын захмелел до такой степени, что стал похрапывать прямо за столом. Шел девятый час, на улице уже стемнело. Мать Натахи постелила «парадную» двуспальную кровать с огромными пуховыми подушками и новеньким лоскутным одеялом. Григория Ивановича раздели до исподнего белья и уложили в приготовленную кровать. Женщины убрали со стола и сели обсудить между собой план осады городского следователя. Мать Натахи осенила одна счастливая мысль: сыграть на порядочности Кислицына. Она заставила Натаху лечь рядом со спящим Кислицыным, чтобы вторая подушка была смята. Для Натахи это не было трудным делом, и она исполнила все, что просила мать. Затем, была найдена единственная в доме иголка, мать, не особо церемонясь, уколола ею палец дочери: Натаха вскрикнула, но стерпела. Кровь, показавшуюся из ранки, тщательно собрали в ложку, затем, испачкали ею простыню в том месте, где якобы спала Натаха:
- Ты погоди, не зажимай палец-то, подави его еще немного, надо же и подштанники женишку смазать. Ну, в этом самом месте,- учила Натаху мать.
Когда все было сделано, в доме, наконец, все стихло. Но спал в нем только один человек – Георгий Иванович Кислицын. Все остальные бодрствовали до самого утра. Проснувшийся следователь, не мог знать всего того, что замыслили против него простые деревенские бабы. Он поискал глазами одежду, чтобы одеться и встать, но так и не увидел ее. В это время в комнату вошла мать Натахи, которая нарочито радостно приветствовала его словами, от которых у Кислицына стало холодно в животе:
-Здравствуй, зятек, как почивал? Не жесткая ли у тещи постель?
У Кислицына екнуло сердце: что он мог натворить во хмелю? Но вслух он возмущенно воскликнул:
-Какой я вам зятек? Что это за дурные шутки у вас?
-Да уж какие, шутки, мил человек, какие шутки! Шутя, мне дочку опозорил в моем же доме, и это в благодарность за мои хлеб-соль? Хорош гусь! И эта, дуреха, подставилась, говорит мне: люблю я, мамаша, Георгия Ивановича, жить без него не могу! Вот и отдала тебе свое молодое тело. А теперь что?- мать Натахи развела руками, показывая, в какое безвыходное положение они попали.
Кислицын робко возразил:
-Вы уверены, что между мной и вашей дочерью что-то было. Мать Натахи, подскочив к постели, откинула одеяло, указала ему на небольшое кровавое пятнышко, и, торжествуя, спросила:
-А это что, по-вашему? Девушку испортили, товарищ следователь, непорочную, девственницу!
-Но это можно и подстроить,- не сдавался Кислицын,- кровь у женщины бывает ежемесячно.
-Бывает,- согласилась мать Натахи,- а здесь вот, она тоже бывает?- она торжествующе указала на такие же пятна на кальсонах Кислицына.
Кислицын с удивлением осматривал свое испачканное белье, а в мозгу билась одна и та же мысль: «Вот, попался дурачок на удочку! Как не смышленый пескарь клюнул! А ну, как пожалуется, тогда прощай все: карьера, положение в обществе – все пойдет прахом!» Он вдруг почувствовал, как озноб прошил все его тело.
-Позовите дочку, мамаша. Пусть она сама мне расскажет, как я над ней такое сотворил, где она?
-Вон же, в сенях плачет горькими, заливается,- мать Натахи ответила ему нарочито громко, чтобы слышала Натаха.
-Иди сюда, Наташа. Иди, не бойся!- позвала она дочь.
Натаха, услышав призыв матери, зачерпнула горстью в ведре воды, и смочила ею глаза и щеки. Нагнувшись, она изо всей силы дернула подол рубахи: старая материя повисла клочком. Натаха вошла, и не глядя Кислицыну в лицо, остановилась поодаль. Он посмотрел «на убитую горем» девушку, и осторожно спросил:
-Наташа, это, правда, что говорит твоя мать?
В ответ Натаха, молча, кивнула головой.
-А почему же ты не сопротивлялась, не кричала, не звала на помощь мать?- начал допрос Кислицын.
-Обещали жениться на мне, коли полюбовно соглашусь. Даже вот исподницу порвали от нетерпения,- Натаха разрыдалась в голос.
Если бы мать Натахи не была бы участницей этой авантюры, то приняла бы игру дочери за чистую монету. Она прижала голову Натахи к своей груди и подвыла ей, гладя дочь по голове. Кислицын был уничтожен. Он потребовал свою одежду, чувствуя себя неловко в таком положении, но мать Натахи сказала ему, что отдаст одежду только тогда, когда он пообещает ей устроить судьбу опозоренной им девушки, то есть Натахи. Кислицын попробовал было припугнуть женщин своей возможностью расправиться с ними, объявив их обманщицами. Они были непреклонны. В их противостоянии наступил такой момент, когда задуманный план мог потерпеть полный крах. Мать Натахи, Зинаида это почувствовала, и тут же изменила тактику наступления. Ее маневр привел к неожиданным результатам:
-Пойди, дочка, принеси одежду Георгию Ивановичу, пускай идет на все четыре стороны, пускай идет, людей, как жить учит: они власть, им все позволено. Плетью обуха не перешибешь. Не пропадем, выдюжим. Растила я тебя одна, не знала ты своего батьку – и твой ребенок его знать не будет!
Натаха с изумлением смотрела на мать: сколько стараний вот-вот полетит в тартарары:
- Погодите, погодите,- в нетерпении прервал ее монолог Кислицын,- это о каком ребенке вы говорите? Чей ребенок, причем здесь ребенок?- он требовательным взглядом окинул обеих женщин. Натаха стояла, отвернувшись к окну, а Зинаида, ее мать, со смирением ответила: « Да твой ребенок, твой, Георгий Иванович! Была с тобой Наташка? Была. Значит, в ней есть твое семя,- и она бесцеремонно указала Кислицыну на то место, откуда берется это самое семя,- уже в ее утробу пошло, вот и народится от нее у тебя сыночек…
-Чей сыночек? Мой?- Георгий Иванович даже задохнулся от мысли, что у него может быть сын: реальный, теплый, озорной. У них с Валентиной Александровной детей никогда не было. Оба работали на партийной работе: то он в командировке, то она до утра заседает. Поэтому Кислицын всегда считал, что дети бывают только по желанию. Он так и сказал Зинаиде:
-А если я не желаю никакого сыночка!
На что Зинаида, усмехнувшись, ответила:
-Не желаешь сыночка? Будет дочка, такая вон красавица, как Натаха! Это Бог располагает, Георгий Иванович, кого тебе дать. Что посеял то и жать будешь. Не отбрыкивайся ты от Натахи, не хочешь женой, так по дому работать возьми. Кто осудит? Ты мужик видный,- льстила ему Зинаида,- тебе догляд бабий нужен, да и в постели разве молодая да здоровая баба будет тебе лишней? Да и дите при вас же…
И, уже обращаясь к дочери, приказала:
-Неси одежду, почисть хорошенько, а я пойду, завтрак соберу,- она заспешила, повернувшись к Кислицыну спиной.
Георгий Иванович виновато вздохнул, глянул на ее устало согнутые плечи, на Натаху, все еще шмыгающую покрасневшим носом, и, сдаваясь, пообещал:
-Хорошо, хорошо, я подумаю, чем помочь можно. После обеда в сельсовет ко мне зайдите,- обращаясь к Натахе, проговорил он.
Глава 2
Гришка слонялся около сельсовета: приказ Ничипоренко никуда не отлучаться был для него, как кость в горле. Дома работы накопилось видимо-невидимо. Польке одной досмотреть несколько огородов не под силу. Бабаня прибаливала: теперь она была не в силах делать никакую работу по дому, и не потому, что не хотела – уже не могла. Гришка досадливо сплюнул: рот был сухой, вязкая слюна плохо смачивала язык и небо. Надо было бы опохмелиться после вчерашней попойки, да никак нельзя на службе быть выпивши. И надо ж ему было вчера встретить деда Ероху, поддаться на его уговоры выпить по маленькой. «Маленько», как всегда не получилось, и Гришка только затемно попал к себе домой. Он ввалился во двор, плохо соображая, где во дворе, что находится. С первых же шагов, споткнувшись, едва не расшиб себе лоб! Это «что-то» оказалось логушком, в котором бабаня обычно ставила домашнюю брагу. Логушок загремел, покатившись по двору. Гришка, выругавшись, начал продвигаться на ощупь, ориентируясь на полоску света, едва пробивавшуюся из-под двери: «Боится, чтобы мошки в комнату не налетело, закрылась. А чтобы мужа встретить, чтобы не покалечился – так нет, не догадается!»
Добравшись до дверей, он долго шарил по ней, ища ручку, и никак не мог найти. На шум, тяжело ступая, из дверей вышла бабаня. Она с силой толкнула входную дверь, распахнув ее настежь, Гришка, не ожидавший такого поворота дела, получил ощутимый удар в лоб и отлетел в сторону, больно ударившись обо что-то затылком. Бабаня, увидев лежащего внука, все поняла, она, встав в воинственную позу, подбоченившись, закричала: «Да что же это такое? Когда ж это все кончится? Господи, прибери ты меня уже, чтобы мои глаза не видели этого сраму! Что же ты, варнак, творишь? Почитай, что каждую неделю два-три дня пьяный являешься! Завтра же пойду к твоему начальству и спрошу его: где это вас до усрачки поят? Нет, прибери меня, Господи, сделай так, чтобы мои глаза этого пьяного варнака не видели!» Бабаня могла еще долго вопрошать плохо соображающего внука, но тот, отодвинув ее, ввалился в комнату. Он не пошел в спальню, а упал, в чем стоял, на топчан в кухне. Бабаня, семенившая за Гришкой вслед, закричала: «Куда, куда падаешь? Иди к себе – там и воняй всю ночь! Нет от тебя покою ни днем, ни ночью: не куешь, так мелешь, и все бестолку! Ирод, проклятущий!» Она в сердцах, ткнула Гришку в бок сухим и уже бессильным кулаком.
Вспоминая все это, Гришка клялся себе не брать спиртного ни крошки: разве что по праздникам и то немного. Из дому он просто сбежал, пока Полька доила корову, а бабаня пошла за чем-то в огород. Ему всегда, после подобного происшествия было стыдно, особенно перед бабаней. Плохое настроение Гришки на работе только усилилось: его раздражало все. Особенно глуповатый взгляд Митяя Раззявы, который уже с утра крутился возле сельсовета, поджидая, когда освободится Гришка. Поджидал, известно, с одной только целью – на халяву выпить! Гришка понимал: если после работы будет с кем выпить – он опять напьется!
Гришка выпивал и раньше, но, всегда, мог вовремя остановиться: не делать выпивку регулярной пьянкой. После того, как погиб Семенюк, что-то сломалось в Гришке: к его внешней бесшабашности добавилась внутренняя тоска. Гришка чувствовал, как она заполняет его нутро: каждую клеточку, как давит тяжелым грузом на его совесть! Вот её-то и пробовал он заливать водкой. Раньше он – жил, как плыл, мало задумываясь, куда и зачем. Но смерть Семенюка, хорошего, умного человека, и Гришкина трусость, окончательно перевернули его понятия о правильности предыдущего курса жизни. Он начинал задумываться, сравнивать и взвешивать свои поступки. Всё это – выходило не в его, Гришкину, пользу. Водка на короткое время давала передышку, но потом муки совести становились еще более жестокими: «Уж лучше бы утонул, спасая Семенюка, чем так мучиться. Утонул – хоть честь была бы… посмертно!» Но в следующий момент он с содроганием гнал от себя эту страшную мысль, что его, Гришки, вдруг не стало бы на этом свете! Он каждое утро давал себе зарок не пить и к вечеру нарушал его: всегда находился повод выпить, пропустить который просто не было сил!
От скуки Гришка решил навести порядок около вверенного ему объекта, то есть подмести сельсоветовский двор. Тем более что ему, как охраннику, вменялось содержать двор в чистоте. Он послал слоняющегося Митяя за водой, чтобы сбрызнуть двор и тем самым прибить пыль, обильно покрывающую землю. Гришка направился за метлой, но в дверях столкнулся с Натахой: «Куда это она направилась? – вопросил сам себя Гришка, - будний день, а она разоделась, как на свадьбу?» Гришка, по привычке ущипнул Натаху за пышный зад, когда та проходила мимо. То, что последовало в следующий момент, осталось навсегда позорным пятном на Гришкиной биографии: Натаха, почувствовав щипок, круто повернулась к нему и звонкая оплеуха смачно впечаталась в Гришкину скулу. Гришка оторопел:
-Ах ты, шала… - но он не успел договорить, как вторая оплеуха, не менее сильная, не дала ему продолжить начатый комплимент.
- Елы-палы! Вот это да! – раздался за его спиной насмешливый голос Митяя, - за что это она тебя, Гриша? Митяй заржал, не пытаясь сдерживать свои эмоции. На шум, из дверей показался седеющий ежик Кислицына, а затем, вся его ушастая головка. Увидев Натаху, воинственно размахивающего кулаками Гришку, он скомандовал зычным голосом:
- Ти-ха! Молчать всем! В чем дело, гражданка? Вам что здесь бульвар? – обратился он к возмущенной Натахе. Та, при слове «гражданка» обиженно поджала свои пухлые, похожие на спелую вишню губы и гневно проговорила:
- Так что же это получается, товарищ Кислицын? Иду я, по-вашему вызову, никакого повода вольничать со мной этим обормотам не подаю. А этот гад, - Натаха ткнула пальчиком в сторону Гришки, - меня, извините за подробность, Георгий Иванович, за задницу ущипнул! Я – честная девушка, вы же знаете, Георгий Иванович, а этот… - Натаха, не находя сравнения, задохнулась от возмущения. Гришка, воспользовавшись паузой, выкатив глаза, заорал на весь двор:
- Ой-ой! Держите меня, она – честная девушка! Была, до вчерашнего дня!
При этих словах, маленькая головка Кислицына, вдруг дернулась, куда-то в сторону, кадык заходил ходуном, его маленькие, неопределенного цвета глаза, совсем утонули в глазницах. Кислицын угрожающе глянул на онемевшую от страха Натаху, та в ужасе попятилась от него. Отступая, Натаха отрицательно трясла головой, что могло означать для Кислицына: никому об их свидании она не говорила. Тогда весь свой гнев, следователь обрушил на торжествующего Гришку:
- Ах, ты, кулачий выродок! – брызгал слюной Кислицын, - забыл, где находишься? Не научили тебя, как вести себя на службе? Получишь взыскание!
- За эту прошмандовку мне взыскание? – засмеялся Гришка, делая вид, что не заметил нанесенного ему оскорбления, - стоит ли, товарищ Кислицын, из-за гулящей девки такой шум поднимать?
-Какой я тебе товарищ? Тамбовский волк тебе товарищ! Засужу, подлеца! В тюрьме сгною! Вон, отсюда, чтобы и духу твоего здесь больше не было! Ишь, пристроился в охранники! Иди канал рыть – там твоя прыть поубавится! – Кислицын так затопал ногами, что вошедший в это время Ничипоренко, с минуту стоял, остолбенев от увиденного.
Гришка, не прощаясь, зашагал к калитке:
- На-ка, шалава, выкуси! - Гришка резко выбросил в сторону сельсоветовских дверей сжатую в кулак руку, но там уже никого не было: никто не принял и не оценил его вызов, кроме Митяя, идущего за поруганным товарищем. В руках Митяй всё ещё держал полное ведро воды, принесенное им по поручению Гришки. Гришка, не найдя подходящего объекта для своего гнева, обрушил его на голову ни в чем неповинного Митяя:
-Ну, чего ухмыляешься, рожа слюнявая? Рад, что дружбана так отделали? – Гришка, что было силы, пнул Митяя под колено: тот присел, ойкнул, но на ногах удержался. Резко выпрямившись, Митяй, схватил ведро с водой и одел его на голову Гришки. Затем придерживая ведро за ручку, он кулаками и пинками отделывал дружбана за проявленную несправедливость. Гришка кружился на месте, стараясь сбросить с себя ведро, а, когда ему это удалось: Митяя уж и след простыл. Мокрый, злой, побитый, униженный морально и физически, Гришка направился к собственному дому. У калитки его встретила бабаня, сидевшая возле дома на лавочке. Увидев внука трезвым и рано вернувшимся, поняла, что что-то стряслось. Спрашивать ничего не стала, знала, когда отойдет, сам всё расскажет. Гришка, видя удивление на лице бабани, пояснил:
- Митяй, гад, вздумал играться: целое ведро воды на меня вылил! Полька дома? Мне бы переодеться в сухое.
- Лежит Полька твоя, болеет. – проворчала бабаня.
- Чем это она заболела, - полюбопытствовал Гришка, - серьезное что?
- Серьезное, несерьезное, - проворчала баня, - это кому как! Понесла Полька, вот и не можется ей!
- Что понесла? – не понял Гришка.
- Дитя понесла, дурень ты, эдакий! Спите вместе, а все болячки бабе достаются! – бабаня отвернулась от Гришки, считая разговор оконченным. Гришка поспешил в дом, к жене.
http://proza.ru/2016/03/04/746