(Из сборника «Сказки для взрослых»)
«….Они бегут от рабской доли.
В кошачьем сердце рабства нет!
Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг - они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!...»
(М. Цветаева)
Мы ждали этого торжественного события давно. И вот – свершилось: Алёнка со своим вторым мужем и котом Васькой перебирались к нам на время ремонта. «Ура»,- сказал я тихо от смущения, но не удержался и облизнул родного братца в нахальную (с детства такой был) мордочку.
– Да…. а я погляжу, у вас тут ничего с тех пор так и не изменилось, – ходил, безошибочно выявляя свои хитро помеченные метки, Васька. – И синички, всё также бесстыже клюют из кормушки над карнизом?..
Он проводил досмотр мест, где прошло его детство и кусочек отрочества, принюхиваясь к своим, моим и явно незнакомым запахам.
У меня же от радости, наверное, пропал дар речи, поэтому я только кивал и улыбался, всему, о чем бы, не говорил Васька.
– Вам трубы уже поменяли? А счётчики на воду поставили? – словно иностранец, приехавший проведать пядь родной земли, расспрашивал братец, раскачивая хвостом как метрономом. Хвост Васьки – незабываемое зрелище! Все, от хозяев, до случайных кошек в ветеринарках, где по графику нам по братски делали необходимые прививки, на несколько минут впадали в гипноз от этого покачивания. Но это ещё не всё. Выходя из транса, все почему-то видели в Ваське много такого, что, например, не замечали во мне. Хотя разницы между нами почти никакой, если не считать того факта, что родились мы с разницей минут в сорок; хвоста-метронома и разного цвета усов у Васьки: на одной стороне у него росли былые усы, а на другой – чёрные. Но даже в моём «зеркальном» присутствии все восхищались Васькой. И когда мне это порядком надоедало, я, обычно, забивался в переноску «бедным родственником» и наслаждался минутами славы моего брата.
Время шло, ничего не менялось, и я как-то привык вместе со всеми восхищаться тем, что у меня такой классный старший брат. Даже когда встал вопрос о том, кто из нас переедет на новое место жительство, муж сестры нашей хозяйки ни минуты не поколебавшись ткнул пальцем в Ваську и безапелляционно заявил: «Берём. Но имя мы ему поменяем: с этой минуты его будут звать Сенсей-сан!». И все натужно заулыбались, потому что принимать или не принимать предлагаемое ему, кот с детства привык решать сам. Муж сестры моей хозяйки этого не знал (скорее всего, по рассеянности его забыли об этом предупредить) и обратился уже к Сенсею (а не Ваське), тем не менее, запросто: «Ну, как тебе, котяра, смена имиджа?» Какой такой «котяра», когда перед тобой стоит сам Сенсей-сан!? И Васька повернулся к мужу противоположным местом, откуда растет голова и нервно замотал своим хвостом, почти перед носом молодого «неуча». («И где их только учат хорошим манерам?! А плоды самообразования – вот они, гляди, на лицо!» - обычно указывал он мне на, действительно досадный промах, кого-нибудь из людей. Но, вообще-то, если бы не Васька, я бы сам многого не замечал).
После сеанса «кото-гипно-терапии» муж был «готов к употреблению»: теперь он сам будет бегать по зоомагазинам за свежим кормом, выбирать очередной домик-подстилку, следить за витаминным рационом, травкой, специальными массажными расческами, мохнатыми, пропитанными кошачьей мятой, мышами, когтеточилками, шариками, палочками с перышками и прочей фигней… Но главное – необходимые осмотры и вакцинации были в первые же дни забиты у него в телефоне, чтобы предупреждать заранее, когда и куда ехать. (А поскольку жена машину не водит, возит своего Сенсея муж сам. Этот вопрос даже не обсуждается). Кстати, о породе Васьки, тот же муж хвастает гостям очень оригинально: например, говорит, что Сенсей такой умный, что специально не родился каким-то исключительно породистым котом (как будто это и вправду от него зависело), а то бы, мол, пришлось тратиться на участие во всяких конкурсах, выставках, а хозяин (его зовут Антон) терпеть этого не может и т.д.
«Он у меня фю-фю, - заметил как-то Васька,- ему бы в «звездные войны играть», да игрушки из киндерсюрпризов доставать, а он фирмой руководит, чтобы нас с женой кормить и на машине возить. А знаешь, про что он читает? Он когда читает, меня к себе на плед подтягивает. Так вот, я разок-другой мельком глянул: то картинки какой-нибудь китайской боевой методики, то комиксы. Чего ты ржешь, как лошадь!!? Я же тебе честно говорю» (и я обеими лапами зажимал рот, но всё равно прыскал со смеху, так смешно Васька передразнивал своего хозяина). «Человеки-пауки, человеки–мыши бэтмэны и какие-то уродцы, пришельцы с других планет…». И, почти безо всякого перехода: «Я вот не пойму, он каждый месяц новый телефон себе покупает, а старый выбрасывает. А, что, если ему придёт в голову, что ему нужен шарпей или мопс?..» - неожиданно закончил свой смешной рассказ на грустной ноте Васька. «Нет, я не против, если захочет взять, я его, конечно, воспитаю, опыт имеется (и он скорчил смешную рожу, дразня меня, младшего на 40 минут), а если…». Но он не договорил. Может, специально, а может, что-то его отвлекло. Я даже переспрашивать не стал, потому что исключал сам факт того, что от Сенесея-сана хозяин захочет избавиться, как от какого-то дурацкого неживого телефона. Это же невозможно – он даже спит в обнимку с котом и женой!
Но, что мне в брате особенно нравится, так это то, что, несмотря на все эти понты, Васька почти не задается. А брезгливо смотрящий свысока взгляд был у него всегда, даже когда он ещё толком ходить не умел. Просто такой взгляд, безотносительно чего-то. Но если бы я и захотел скопировать его, в шутку конечно, то ничего бы у меня не вышло. (Кстати, однажды, по его же науськиванию, уже пробовал: не-а, ничего похожего. Для этого, всё-таки, нужно быть Васькой).
– Слушай, Шнурок, давай, – (Шнурок, это моё имя собственное. Хозяйка у меня с юмором, но в этом смысле, совершенно безалаберная: сколько имен нормальных кошачьих, даже импортных, типо Саймон, Кисьян… да хоть Мурзик! – а она, проезжая где-то в автобусе, увидела табличку на магазине: «Шнукрок», поэтому меня так и назвала. Табличка ей, что ли, понравилась? Ну ладно, когда я был маленьким, тощим и гладким, от постоянных материнских вылизываний. Но теперь-то я не такой! Обидно, всё-таки. Ведь даже неизвестно, что в том магазине продавали!) Слушай, давай, - говорит мне Сенсей – Васька, - на антресоль слазаем. Пока все своими делами заняты. Я когда-то туда такую мумию мыши закопал! – закачаешься. Наверное, от неё один скелет остался, моль весь пух обожрала. А ещё, помнишь, мы там, в подземный туннель играли; и в «охотники за мышами-приведеньями»? Э-эх… А ты сам-то, давно там был?
– Был пару раз. Но без тебя мне там всё так скучно и неинтересно показалось. Хлам и хлам. Чуть старой вязальной спицей глаз себе не выколол…
– Брррр. Ну ты, брат, поосторожней, что ли. Я тебя, конечно, всяким любить буду, но с двумя глазами тебе и самому лучше, чем с одним, факт, – поморщился в испуге за меня Васька, заодно, выказав и свою неугасающую со временем, единородную любовь.
– Да, эти женщины, они такие барахольщицы! Всё-то им нужно, что давно выкинуть пора, потому что оно плохо пахнет. «Ну, а вдруг, пригодиться?» – зажимая нос лапой, смешно изобразил Васька какую-нибудь такую жеманницу-барахольщицу. Но мужики, тож себе, не меньше, – со знанием дела качнул головой Сенесей-сан. – Наши антресоли вообще, наверное, скоро или лопнут или на голову нам обвалятся. А попробуй один из супругов на какую-нибудь хрень покуситься, а что еще страшнее – какую-нибудь рухлядь выбросить без спросу: покрышку старую или болончик от протухшей аэрозоли, сапоги без каблуков или протертыми до дыр подошвами!... О!... вселенский скандал. Там вообще… такой завал… щелки свободной нет, какое уж там путешествие на досуге, - тяжело вздохнул Васька. – Ты то знаешь, что это моё самоё любимое занятие: путешествовать.
Став Сенсеем, Васька приветствовал фэн-шуй и минимализм всеми четырьмя лапами. Всё, что касалось минимализма и фэн-шуя – он одобрял заранее. Но хозяева плохо поддавались на его гипноз. Ваську это двуличие просто раздражало: читать про китайскую борьбу, нахваливать суши-бары, назвать кота Сенсеем и превратить спальню в настоящий гардероб, где всё так полотно напихано, что гладить ничего не нужно: все само оказывается отутюженным! Нет, этого Васька понять не мог.
Сам же он считал себя котом-традиционалистом. Для чего Ваське был нужен хозяин, было ясно. А вот зачем ему нужна была ещё и хозяйка? (Живем же мы с моей Тамаркой, безо всяких мужей, уже года три, и ничего, справляемся). Послушать Ваську, так Люба (Тамаркина сестра) лично ему, особо и не нужна.
– Ну…если что,- лениво потягивался Васька,- мы с Антоном и так не пропадем, а Люба (жена хозяина)… Люба она, знаешь, так, по мелочи, для всяких пустяков. Что ты заладил, как попугай: «Пример? Пример?!...» Какой тебе пример нужен? Зачем нужна? Ну, в моём туалете наполнитель вовремя менять, массажной щеткой почесывать-массировать, чистоту ушей отслеживать и т.д. Если бы Антон в свои компьютерные игры по стольку часов не играл, он и сам, без Любы, со всем этим играючи управился. Даю сто.
– Хотя…, – после небольшой паузы добавил Васька, – да. И это «хотя» прозвучало как-то по-особенному. – Даже если есть хозяин, для чистоплотного, уважающего себя кота, хозяйка, всё-таки, вещь нужная. – Особенно, – поспешил добавить Васька, – когда хочется полного релакса и нежного поглаживания-почесывания. Здесь женщина, с её врожденным инстинктом холить и лелеять, ласкать, – практически с кошачьей нежностью, – бывает э…просто незаменима! Первоначально, я как-то не подумав сказал. Беру свои слова: «так, ни для чего, для всяких пустяков» – назад. (Был бы Васька человеком, наверняка бы сказали, что у него – феноменальная память и редкая, в наше время, самокритичность. Но так уж вышло, что о чудесных способностях этих, достоверно знал только лишь один я). – Кстати, – добавил брат Васька, держа многозначительную паузу, – Антону она, в основном, за тем же требуется. И это... – меня тоже почему-то беспокоит. – И он наморщил лоб, что означало, что этот вопрос его действительно сильно беспокоит.
…Я любовался Васькой но, как ни странно, никогда не завидовал. Пусть тот и не нарочно хвастался своим житьём-бытиём, просто так как-то выходило, что хвастался. Ну и что? Я давно уже не замечал этого. Ведь Васька никогда не кичился тем, что у него есть. Напротив, встретившись с братом, больше всего он вспоминал, как мы росли, совместное прошлое. Всегда (хотя это может показаться кому-то странным), с удовольствием вспоминал наше полуголодное детство (тогда голодали не только кот и только что, окатившаяся кошка, но и хозяйке Тамарке приходилось туго). И в тоже время, это была пора «безбашенного» т.е. ничего не боящегося детства – потому что никто нам толком не мог объяснить, что это такое – страх, а мамин теплый, полный молочка животик был всегда рядом. Игры с утра до ночи, поначалу неловкие; похожие на кувыркания, попытки встать на тоненькие ножки и любовные вылизывания, поглаживания родителями; мелкие потасовки с братцем и быстро-быстро стучащие сердца о грудную клетку друг друга. А ещё, была уверенность (откуда она бралась? неизвестно), – в какой-то, ну просто тотальной любви! Это значило, что куда бы нас не заводило глупое любопытство, – постоянно присутствовало ощущение полной защищенности. А ещё даже не было ни капли сомнения в том, что попади мы в беду, нас обязательно найдут, спасут, потому что такие мы (как нам постоянно твердили родители) абсолютно никем незаменимые. И когда? Ведь в ту самую пору, пока мы были страшненькими, слепыми, как усохшие изгрызенные игрушечные мыши, неуклюжими, на тонюсеньких лапках с практически прозрачными, хотя и цеплючими, коготками,– существами. Но мы оба чувствовали эту защищенность: она обволакивала нас как близкое, родное, ровное дыхание… Поэтому, наверное, нам было весело, радостно и совсем не страшно в те, вообще-то, тревожные, дни.
…Однажды в своих изысканиях, мы откопали старый пожелтевший, вероятно оказавшийся лишним, рулон, трудно сказать какого цвета, обоев. И пахло от него странно: чужой, совсем неведомой жизнью. Её не получалось представить или выдумать целиком, потому что запах «той» жизни был совсем ни на что не похож. Но ведь эта чья-то странная, неведомая жизнь когда-то была? Сама мысль об этом и дразнила и пугала одновременно: как будто, если мы захотим узнать больше, то взамен (за отгадку тайны) у нас могут отнять что-то дорогое…
– А, давай, сейчас убежим? – внезапно прервал мои воспоминания Васька. – Они там так суетятся и заняты собой, что даже и не заметят, что мы куда-то пропали. (Василий – всегда был заводилой и любителем попроказничать. Только теперь, повзрослевшему Ваське, ведущему абсолютно иной образ жизни, таких проделок, как видно, хотелось всё меньше и меньше. Он становился вальяжнее, рассудительнее и всё чаще прикладывался куда-нибудь, чтобы вздремнуть.
– Куда? - не понял я.
– Какая разница?! Убежим. Отсюда. И всё равно куда.
– Тебе, плохо? – словно, что-то почувствовав, какую-то нехорошую тревогу, спросил я брата.
– Представь себе, да. Плохо. По разным причинам. Например, я завидую тебе.
– Мне?! Но ведь этого не может быть. Ты, смеёшься надо мной, да?
– И в мыслях не было. Завидую тому, что тебя назвали обычным шнурком.
– Васька, ты меня разыгрываешь, как в детстве? Да? Конечно, как я сразу не догадался! Или это какой-нибудь мудрый коан: «От себя не убежишь» или «Чтобы стоять на месте, нужно бежать в два раза быстрее»?.. Ха, а я почти поддался на твою удочку Сенсей-сан.
– Васька я, а не Сенсей, ясно? И не розыгрыш это и не шутка. Извини, что запутал. Я не этого хотел. Думал, справлюсь сам… Но сам, оказывается, я могу не так уж и много.
– Ну, а чего же ты, тогда хотел? - я так силился понять Василия, что у меня даже вздулись венки на шее.
– Глупо, что я ещё и тебя впутал, прости, Шнурок. А то, что я успел тебе наговорить – забудь. Это была... ну вроде, блажь – минутная глупость, понятно? Просто… этот запах… «не нашей жизни», даже – не запах наших владельцев, а тех, кто жил здесь, до них… Это неведомое, помнишь? Им вновь незаметно и тоненько потянуло с антресоли, но я учуял. Втянул этот дразнящий запах, вот и потянуло куда-то, прочь от всего этого… Понимаешь?
– Быть может, тот запах нас никуда бы и не привел. Может, это просто запах грусти? Что, все мы – рано или поздно – покидаем этот мир, разница лишь в том, что кто-то знает или понял своё предназначение и стремится его реализовать. А кто-то, даже зная для чего он родился, реализовать себя, так и не сумел. Но в этом нет его вины, как и у того, пожелтевшего и засиженного пауками, рулона, не сгодившегося хотя бы для чего-то другого. Наверное, его предназначение было (со всеми остальными обоями) сделать дом уютным, радостным. Но… кто-то неверно рассчитал, и, в итоге, он оказался лишним. Потом его закинули на антресоль: «вдруг, для чего сгодится», но постепенно задвинули другим хламом... Про него просто все забыли. Навсегда… Васька, ты думаешь о чем-то схожем?
– И, да и нет. Скажи, Шнурок, тебе никогда не казалось, что твоя жизнь в одночасье может стать другой? Только, честно?
– И, да и нет, – ответил я, повторив Васькины слова и немножко сжался, как- будто уменьшился в размерах. Почему-то мне, стало неуютно от нашего разговора.
–…когда «это» будет зависеть не от тебя, а от кого-то другого?
– Думал. Когда родители Антона забрали к себе в деревню маму и папу. Антон говорил, что им там будет хорошо, а летом и мы прикатим, как сделаем все прививки… И вот всё никак не прикатим. Мы даже не знаем, где они, куда их увезли?.... Я гоню эти мысли, они для меня очень страшные… – Не выдержав, я, как последний шнурок, расплакался.
– Ну-ну, не раскисай, братишка, не всё так плохо. Я просто предлагал тебе вариант , когда не ты ждешь неизвестно чего и неизвестно когда, а сам решаешь: жить тебе и дальше такой жизнью или решиться на то, чтобы изменить её на какую-то другую.
– Какую?
– Ой, не смотри на меня так доверчиво, а то я тоже начну плакать. Никто никуда не убегает. Рэкс-пэкс-фэкс!- игра закончилась, и всё остаётся таким, как было. Почти таким. Плюс вот эта наша с тобой тайна. Ведь ты её, Шнурок, никогда никому не расскажешь?!
– Кому же я её расскажу?.. – всё ещё всхлипывая, но, уже улыбаясь, ответил я.
– Да, хотя бы, мышам приведениям!!!!!!! – состроил смешную рожу Васька. – А теперь – маленький сюрприз для маленьких шнурков! Нет, – вздохнул он и покачал головой, – будто ты и вправду родился не через сорок минут, а лет через десять, - и начал щекотать меня, чтобы я быстрее прекращал ныть. А потом, в подтверждение правоты своих шуточек, он с трогательным наслаждением и любовью наблюдал, как я всё ещё размазываю остатки слез по всей мордочке.
– Та-та-та-тамм! - торжественно произнес мой единственный, во всём мире, брат. - Ха-ха! Хныкающих котов просим покинуть помещение! – снова кого-то смешно пародировал Васька. – Сейчас нас позовут угощаться на кухню разными вкусностями, но сюрприз тебе я хочу открыть сам, чтобы ты снова не разревелся, как кошечки в японских мультиках,– и он показал это так смешно, что я уже просто держался за живот от смеха.
– Итак, внимание: в выходные... мы... едем... за стройматериалом с Антоном и Любой в деревню к его родителям. Да-да-да-там! - и нас возьмут с собой. Может, на выходные, а может, и на всё лето, пока будет ремонт. Поэтому Тамарка твоя, тоже сможет катить в свою Алушту! Ну, что, брат-Шнурок: «Ура?!»
– Ура! Ура! Ура!!!! Мы самые счастливые коты на свете, и пусть наше счастье обогреет кого-то ещё!
– А теперь пошли на кухню, нас уже обкисикались и обкричались, звамши, – и Васька подтолкнул меня к дверному проёму. (И в этом – вся его суть: как только брат заметил, что я слегка занервничал, решил тут же прекратить разговор на эту, возможно, и важную для него тему. Может даже решил, не заговаривать об этом и впредь. Не знаю…. Так мне показалось. Похоже, Васька и сам успел пожалеть, что вообще затеял его, поэтому я до сих пор не знаю, что же он хотел мне тогда сказать).
– Правду мама говорила: «…разве из этого ушастика со впалым животиком, настоящий кот вырастет?...» , – дразнил меня Васька по-доброму. А сам, наверное, успел подумать: «Нет, не вырастет. Никогда. А жаль».
С нежностью и каким-то удивлением оглядывал он меня, своего младшего братца, вроде бы так похожего внешне, пока я шлепал на кухню (я спиной чувствовал этот его внимательный взгляд). Смотрел, а сам, наверное, думал: «Шнурок, натурально. Хорошее имечко ему Тамара дала, вполне подходящее». И он неторопливо, подняв свой хвост, но, не делая им никаких лишних движений, последовал за мной, где нас действительно поджидали мисочки с лакомствами.
– Кстати, сегодня ведь не только у нас праздник, – восседая во главе стола, заявил Антон. Ах, вы не знаете какой? Вот так, раз!... Да нет, не Первый день весны, девчонки, а, натурально: «День кота»! Ох, не хотел бы я быть вашим котом,- чуть ли не на полном серьёзе, вздохнул он.
– «Ну и не будь, - хихикнула Люба, вы нам и такие как есть, с хвостами и без хвостов, нравитесь.
И, поглядев на то, как их коты уплетают праздничную кормежку, все снова рассмеялись.