Интересно, смог бы я жить здесь? Мне иногда так кажется, что я и жил когда-то, а потом меня взяли и увезли. И вот теперь я сюда приезжаю, а здесь дом. Солнце на стенах, чайки на Гагаринской…
Приехал я, значит, в гостиницу. Пришел в номер. А там лежит такая красивая бумажка на столе, и напечатано на ней золотыми буквами с вензелями: «Мы хотим, чтобы Вы чувствовали себя, как дома, поэтому ваш номер убрал и подготовил для Вас» и прочерк, чтобы имя вписать. А там корявым таким нерусским почерком нашкрябано: «Диля». С ударением на последний слог, надо думать. Старинное такое имя коренного петербуржца.
Или вот иду я по Московскому, а там бар, называется «Дубай». И мне мгновенно рисуется такая картина разговора двух мужиков богемной наружности:
- А ты в Дубае был?
- /отрыжка/ Да сто раз, епт!..
Рассказал обе истории двум девушкам, постоянно проживающим в Питере. Похоже, в мире прибавилось людей, считающих меня идиотом.
А помните, на углу, на Восстания, стоит такая невысокая вечная тетя неопределенных лет в яркой когда-то одежде и гнусавит сочно про какие-то там меха и дубленки? С год назад тёте приделали магнитофон с матюгальником, не хай он теперь надрывается, а саму тётю, жертву автоматизации, начали регулярно подменять ввиду потери эксклюзивности. Впрочем, суть осталась нетронутой. С этого года вместо тёти внутри потертого попугайского наряда – внимание – НЕГР! Негр, Карл!.. Ты представляешь, на углу Восстания стоит негр, вокруг лежит серый питерский снег, дует пробирающий до дрожи в коленках ветер, а негр улыбается своим черным африканским ртом, и от него голосом сварливой тётки-бабки по Невскому и Лиговке разлетаются в обе стороны шубы, дубленки…
А вот вчера я в столовой был. Обычная такая столовая, каких в Питере сотни, с дешевыми стульями и Ириной Салтыковой в телевизоре на стене. И так уж вышло, что в этой конкретной столовой было пусто, когда я зашел. А еще так случайно случилось, что сразу за мной вошло еще несколько человек. Наверное, именно за это хозяин меня по ошибке очень полюбил. Я так решил, потому что он тут же стал рассказывать мне про разные блюда, их достоинства и недостатки, всё время улыбался и всячески поддерживал, чтобы я не стеснялся и выбрал себе еду по вкусу. Когда я сел за стол, то сразу подумал, что нужно будет на прощанье сказать ему что-нибудь хорошее. А потом принялся употреблять харчо. И ребята за соседним столиком тоже кушали харчо. Харчо был с виду неважный, однако, на деле очень вкусный, ребята даже взяли добавку. Но это пусть. Мало ли кто захочет добавку горячего наваристого харчо, даже если он и выглядит зряшно. А вот что меня действительно улыбнуло, так это то, что смачно доев первые порции, они взяли пустые тарелки, подошли к раздаче и предложили хозяину налить добавку в них же, не пачкая чистые.
Ребята ушли раньше меня и на выходе пожелали хозяину всего хорошего. И еще ушел человек, и пожелал доброго вечера. А потом девушка, и она улыбнулась хозяину и сказала, чтобы тот передал привет своей жене. И каждый, кто выходил, обязательно говорил хозяину что-то хорошее, а хозяин улыбался и махал рукой на прощание. Вот так иногда сидишь в столовой и думаешь про себя: «Какой же я хороший да вежливый, не то что эти вон». А после выходит, что ты-то тут и есть самый главный неотёсаный чурбан, и тебе до «этих вон» как норвежцу до Монголии. Вот с этой-то мыслью я и принялся за куриную котлету с макарошками.
А еще я тогда подумал, помню: «Знаете», - подумал… Ну да, так и подумал, как будто бы со всеми с ними говорил, и с хозяином, и с ребятами, и с девушкой этой. Подумал вот как.
Знаете, Питер – это не Эрмитаж вам какой-нибудь и не дорогие модные магазины. Это не Дворцовая площадь, не Мариинка и не Атланты, и даже не шаверма.
Питер спрятан во дворах-колодцах, висит себе на прищепках между пододеяльником и трусами-семейниками, трепыхается на ветру. Питер запутался в паутине под высоким потолком одинокой комнаты, зацепился бумажным змеем за антенну на гремящей под ногами жестяной крыше. Питер выпал из авоськи тёти, выходящей из трамвая и разговорившейся со случайным попутчиком, проступил из-под отвалившейся штукатурки на стене дома, растянулся на мартовском солнышке перед Петропавловкой и загорает в то время, как его разыскивают всем городом. Питер на кончиках пальцев уличных музыкантов, в искрящихся на солнце гранях стакана с соком из трехлитровой банки, в приключениях, таящихся и поджидающих на каждом углу. Летом – в листве аллей и парков, зимой греется в метро и кофейнях, втянув голову в плечи и обнимая ладонями дымящуюся чашку. Странно, но я понял всё это с первого вздоха, который имел место в этом городе. Как будто я знал это раньше. Как будто когда-то жил здесь. А потом меня взяли и увезли. Питер – это очень много очень разных зон обитания, по-своему интересных и уникальных, сотни параллельных миров, персонажам которых запрещено переходить из одного в другой. А вам можно. Великая сила ни к чему не обязывающего разнообразия, если вы понимаете, о чем я.
Вот уеду в Питер насовсем, будете знать. И ищите меня тогда, хоть на Васильевском, хоть на Парнасе. Как черную кошку на темном чердаке.
А была ли кошка?..
P.S.
Название-то какое, Парнас!.. Как говорится, едешь на Парнас - бери с собой ананас.