- Вета, а давай мы с тобой оформим фиктивный развод? - голос Георгия спросонья был слегка хрипловат.
Вета, лёжа на руке мужа, даже головы к нему не повернула. У них в семье любили розыгрыши и шутки. Сегодня первое апреля. Он, наверное, думал, что она об этом забыла, как несколько лет назад и собрался её разыграть. А чтобы было острей и веселей, так неожиданно начал.
- И какой у нас повод для развода? - спросила беззаботно, почти кокетничая.
- Ну, скажем, мы с тобой желаем сохранить нашу двухкомнатную квартиру в малосемейном общежитии и одновременно получить квартиру в новом доме, наша очередь подошла.
- Ты что, серьёзно?
- А почему бы и нет?
- Но тогда нам вместо трёхкомнатной дадут однокомнатную - тебе. А я с детьми останусь в малосемейке.
- Почему же однокомнатную? Если разумно ко всему подойти, то мне можно будет получить двухкомнатную. А две квартиры всегда больше одной по площади и по стоимости тоже. Олесе уже шестнадцать лет. Туда-сюда и замуж пора. Молодым будет где жить или можно продать при желании.
- А разумно это как? - Вета не особо верила в безнаказанность махинаций.
- К примеру, в судебном порядке поделим детей. Тогда мне наверняка дадут двухкомнатную, если, конечно, со мной останется Олеся, а с тобой Сенька.
- Ох, не знаю, Жорик, страшно как-то. Да и детям нужно будет что-то говорить, людям врать, с родственниками объясняться.
Вета понимала, предложение Георгия - чистой воды авантюризм. Но время тоже было лихое и авантюрное. И очень хотелось поддержать мужа. Она всегда и во всём его поддерживала.
- При чём здесь люди? - настойчиво и убедительно доказывал Георгий привлекательность своего предложения. - Нам с тобой нужно позаботиться о будущем детей. И никто нам не советчик, и не указчик. Во время приватизации руки как крылья развесили и остались ни с чем, теперь будем на родителей и братьев с сёстрами оглядываться. Не бойся, я с тобой. Развод - пустая формальность. И ещё, Вета, одна заморочка. Нам нужно будет частично выплатить стоимость жилья. Меньшую её часть, большую оплачивает наша организация. Однако, это немалая сумма. Я хочу попросить тебя оставить бухгалтерию и пойти работать в санаторий, в пищеблок. Продукты у нас будут дармовые, а зарплаты мы направим на погашение долга за квартиру. Года за два, думаю, справимся и тогда мы вольные птицы - будем учить детей, женить их и нянчить внуков.
- Кем же меня возьмут в пищеблок? В техникуме я училась на бухгалтера, а не на повара.
- Ну что делать, солнышко моё, придётся идти кухрабочей.
- Ты хотя бы представляешь, что там за ад? В горячем цеху, в масштабах большого санатория?
- Да, Ветусь, представляю. Но и я не печенье на фабрике перебираю, а пашу, как проклятый на стройке. И тоже ради квартиры. Если ты помнишь, мы вместе техникум заканчивали. Я, как помнится, электротехник, а не бетонщик, не стропальщик и не каменщик, однако ради семьи на всё пошёл.
Георгий говорил правду. И не от лёгкой жизни в последние три года он стал не слишком откровенно, но всё же попивать.
Вера, скрепя сердце, на все предложенные мужем условия согласилась.
Прошло почти три года. Вета на смене до блеска драила огромные пригоревшие кастрюли и сковородки, мыла посуду, печи, полы и панели, и к концу дня едва держалась на ногах. Потом с двумя неподъёмными сумками продуктов тяжело брела на автобусную остановку. Отдыхающие частенько не приходили на завтрак, обед или ужин, уезжая на экскурсии или с головой уходя в романтические приключения. Приготовленные блюда оставались нетронутыми. Кроме этого и шеф повар санатория заботился о каждом из сотрудников, не оставляя их без куска мяса.
Дома её ждала больная мама, которую они с Георгием забрали из деревни в связи с её инвалидностью и нужде в посторонней помощи. Хозяйка просто обязана была выглядеть не особо уставшей и довольной жизнью. Иначе члены семьи почувствуют себя обузой. Нужно было разобрать сумки, обмыть маму, накормить родных. Вечером на неё наваливались обычные домашние заботы. А тут ещё Георгий стал не в меру раздражённым и нервным. Вета связывала это с теснотой и неудобствами жизни в двух крохотных комнатках малосемейного общежития и предстоящим переездом.
Но были и приятные подвижки. Долг за двухкомнатную квартиру они с Георгием совсем недавно окончательно выплатили. Олеся училась в колледже. Сена значительно вытянулся и сформировался в подростка. Но самое главное - можно было переселяться в их новое жилище. Предстояло вымыть полы и окна, чем Вета и собралась заняться в ближайшие выходные. А там можно будет вернуться и к своей привычной работе, которую она знала и любила, в тихую и уютную бухгалтерию.
В субботу Вета покормила всех завтраком, вымыла посуду и, прихватив халатик, тряпки и моющие средства, отправилась подготавливать квартиру к скорому переезду.
Ещё с улицы она заметила на окне третьего этажа женщину, старательно натирающую стекло.
- Тоже готовятся к новоселью, - подумалось ей мельком. - Видать, наши будущие соседи.
А когда своим ключом открыла дверь и вошла в квартиру, то на окне увидела именно ту женщину, на которую обратила внимание снаружи. Она стояла в спортивной майке и трико, и заканчивала мыть окно, слегка изогнувшись в сторону вытянутой руки.
- Здравствуйте. А вы что здесь делаете? - спросила Вета удивлённо и непонимающе. Жора вроде бы ничего не говорил о найме помощницы.
- Это я бы хотела узнать, что ты здесь делаешь? - беспардонно передразнила незнакомка.
- Я хозяйка этой квартиры, пришла мыть окна.
- Вот как? А может быть хозяин квартиры Георгий Кривой? - всё так же нахально и насмешливо продолжила незнакомка.
- Да, конечно, он хозяин. А я его жена.
- Что ты говоришь?! - издевательски продолжила незнакомка. - А может, бывшая жена? Настоящая жена я. С тобой он развёлся ещё три года назад. Признайся, ты ему давно в паспорт заглядывала? Так не поленись, поинтересуйся. Мы с Георгием женаты официально. А ты так - сбоку припёка. Нужно же ему было как то за квартиру рассчитаться, он и валандался с тобой до сих пор. На самом деле мы уже пять лет вместе, а то и побольше.
У Веты потемнело в глазах. Она не помнила как вышла из квартиры, как добралась домой. Очнулась только от собственных громких рыданий, точнее от испуга за ничего не понимавшую больную маму, видевшую как она билась в истерике и несвязно что-то выкрикивала.
В тот же день маме стало совсем плохо. После обеда она потеряла сознание. Врачи Скорой не стали её забирать и к вечеру женщина, не приходя в себя, умерла.
Георгий появился в сумерках, видимо, для того, чтобы окончательно объясниться с Ветой. Но увидел на диване строго вытянувшееся, накрытое белым тело и, приняв смерть тёщи за дурной знак, выругался и сбежал, выкрикнув напоследок, что хоронить её не собирается.
Вета понимала, что скоро появятся её старшие сёстры и брат со своими семьями, во всем ей помогут, но никогда ещё в жизни не осознавала себя так глубоко и безнадёжно одинокой. Она потеряла маму и была предана самым близким, бесконечно родным человеком. Предана им обдуманно и подло. Кроме того он использовал её к личной выгоде и выгоде той незнакомой женщины на окне, заранее просчитав, как можно извлечь из ситуации максимум пользы. Она же всем своим открытым, глупым сердцем любила его, поддерживала и готова была ради него на любые испытания и трудности. И пока не знала, как пережить неслыханные обиду и унижение, сумеет ли, от нежданно грянувшей беды, когда-нибудь оправиться.
Георгий отказался прописывать в своей квартире дочь Олесю. Категорически отказал в материальной помощи несовершеннолетнему сыну, дескать по суду его обязана была содержать мама. Официально он должен был помогать только дочери. А постольку поскольку она уже достигла совершеннолетия, то и ей никоим образом не должен.
Вета работала за троих, всё в том же санаторном пищеблоке и в той же тяжкой должности кухонной рабочей, а ещё подменяла заболевших официанток. Она полностью заботилась о себе и сыне и основательно поддерживала Олесю. Оплачивала учёбу, готовилась к выпуску дочери из колледжа, зарабатывала деньги на свадьбу. Дети во всём могли положиться только на свою маму. Отец на все просьбы отвечал жёстким неприятием детей и даже в малой степени их не поддерживал.
- У меня своих проблем хватает. С нами тоже растут двое, - отвечал на все просьбы сердито и озабоченно, намекая на детей жены.
И всё чаще люди видели его не трезвым.
- Новая жена спаивает, уговаривает, чтобы переписал квартиру на неё, - замечали общие знакомые. - Сама ему водку ставит.
А после того, как Георгий узнал, что дочь собралась судиться с ним за право прописки в квартире, поторопился сделать дарственную супружнице, и с тех пор сам стал проживать там на птичьих правах. Полноправной хозяйкой квартиры стала его жена, у него же осталась только прописка и право проживания.
Все эти манипуляции были так омерзительны, что Вета уже давно ни о чём не просила бывшего мужа и только удивлялась, как она в своё время не сумела рассмотреть гнусную суть Жоры. Жалела и молча презирала его.
Лишь однажды пришёл крепко поддатый Георгий к Вете, - она так и не поняла зачем. То ли порадоваться сложностям её жизни, то ли чему-то научить. Стоя у порога менторски произнёс:
- Эх, дурёха ты, дурёха! Тебе бы всё людям помогать! А сама так и сдохнешь в этом тараканнике.
- Твоими молитвами, - ответила сухо и равнодушно, - Пошёл вон!
И обрадовалась. Наконец-то полностью освободилась от чувств к бывшему мужу и даже какой бы то ни было привязанности. Она была ещё достаточно молодой, самодостаточной и материально независимой. И вообще, ни от кого не зависимой. Двоюродный брат, живший на Крайнем Севере, отказался от своего наследства в её пользу, решив, что лучше в отпуск будет ездить к южному морю, чем ежегодно приводить в порядок ненужные ему дом и сад. Вета нежданно-негаданно стала владелицей просторного дома и обширного участка всего в трёх километрах от шумного города. Квартиру в малосемейном общежитии собиралась вскоре передать взрослеющему сыну.
Посёлок, где находилась усадьба Веты, располагался на возвышенности, к востоку от Пятигорска. И закаты здесь бывали долгие, красоты неописуемой. Когда солнца, павшего за гору Бештау, в городе уже было не видно и подступали сумерки, в посёлке оно сияло вовсю, заливая дома и улицы самым сочным и богатым на оттенки предвечерним светом. А потом светило медленно уплывало за горизонт и небо разрисовывалось абстрактными красочными картинами в самом невероятном цветовом колорите. На фоне этих ярких картин проступали знаменитые горы-лакколиты, создавая ощущение завершённости фантастических произведений нерукотворного искусства.
Вета любила в такие часы сидеть у себя во дворе за книгой или мелкой работой и нежиться в закатных лучах солнца. В один из таких ранних вечеров позвонил Виталий, их с Жорой кум, крестивший совсем маленьким сына Арсения.
- Кума, ты уж меня извини, вот попросил у жены, кстати, привет тебе от неё, твой телефон. Очень надо увидеться. Если ты не против, то можно я подъеду к тебе на пару слов? Только встреть меня, пожалуйста, на дороге, - не знаю, где твой дом.
Пара слов оказалась, на самом деле, целым долгим разговором. Для начала Виталий попросил свою куму выслушать его, а потом уж, не торопясь с ответом, решить как ей поступить.
Георгий в новой семье действительно постепенно спивался и деградировал. Его падчерица вышла замуж и одного за другим родила троих детей. Георгий, его жена, падчерица с мужем, их дети и пасынок все вместе продолжали жить в двухкомнатной квартире. Жена Георгия, под предлогом, что от него до тошноты пахнет перегаром, стала стелить ему на ночь постель у самого входа на коврике в прихожей.
Как-то раз он не выдержал и пожаловался мужикам из своей бригады, в каких условиях живёт. Те, естественно, возмутились. Дескать, не для того он двадцать лет гондобарил на стройке, зарабатывая эту квартиру, чтобы спать как собака у двери на коврике. И дали "добрый" совет. Ты, мол, вмажь покрепче, возьми топор и погоняй всю эту поганую мафию, враз отучишь над собой издеваться.
И он погонял. Жена только того и ждала. Вызвала полицию, написала заявление. И вот теперь, он, как социально опасный, жил в канаве, верней неглубоком овражке, возле железнодорожного моста. Там под свои нужды приспособил старый матрас и одеяло. Запил по-чёрному. Ночи становились прохладными, скоро ожидались дожди.
- А я здесь при чём? Разве я его из квартиры выгнала? - удивилась Вета.
- Ну ты же ездила хоронить свою свекровь в прошлом году, когда она умерла?
- Да, ездила. И я её хоронила, и Олеся с Сенькой. Она их бабушка и ничего плохого нам не сделала.
- Так у тебя есть телефоны твоего бывшего свёкра и Жоркиного брата?
- Есть, конечно.
- Ветка, прошу тебя, позвони им, пусть кто-нибудь приедет и заберёт Жорку. Пойми, его надо лечить, потом судом определить какая часть квартиры будет в его распоряжении. И пусть доживает, как сам себе запрограммировал. Дурак, конечно, но иначе ему кранты. Или они его посадят, или же он сам сгниёт в той яме.
- Я то позвоню. Да только свёкру с ним возиться не по силам, за ним самим сноха ухаживает. Вот разве что Валера приедет, да возьмётся за перевоспитание.
- Ну, а сама, кума, как?
- Нормально. Живу в гражданском браке с Андреем, помнишь в парке весной встречались?
- И что он за человек?
- Хороший. В центре города квартира. Живём, в основном, здесь. Сегодня он остался ночевать у себя. За квартирой тоже присматривать надо. Олеся замужем, уже внучке три годика. Арсений тоже скоро, по-видимому, женится. У нас всё замечательно.
- Знаешь, кума, смотрю я на тебя, ведь ты и сейчас красавица, и думаю, какого рожна Жорке надо было? И вся наша бригада так считает. Профукал он свою жизнь и собственных детей. Вот уж точно, Жора Кривой! Всё гуляет кривыми дорожками. Рассказывал, что заходил как-то к Арсению, а сын ему и стула не предложил. Спросил, отчего, мол, с отцом так? А Сеня ему в ответ: "Да какой ты мне отец?"
- Правда? Впервые слышу. Мне ничего Сеня не рассказывал.
- Он пацан путёвый. Видать, не хотел мать расстраивать.
На телефонный звонок Веты брат Георгия Валера отозвался так, будто только этого звонка и ждал. На другой день он разыскал своего непутёвого запропастившегося младшенького и увёз его в родное село. Вернулся назад Жора только через полтора года. Спиртное он больше не употреблял. В квартире отсудил одну комнату для пожизненного пользования и продолжил работу в своей бригаде на строительстве многоэтажных домов.
Дорога Веты из города вначале направлялась в сторону Георгиевска, а затем более узким ответвлением поворачивала в гору. При желании можно было подъехать маршруткой прямо к дому. Но Вета любила выйти у поворота и медленно подниматься по косогору к посёлку дорогой, с двух сторон сплошь усеянной полевыми цветами, мимо пруда, с плавающей стаей белых домашних гусей, мимо ряда высоких пирамидальных тополей и двух, стоявших в начале улицы, бревенчатых колодцев.
С некоторых пор она стала замечать в отдалении высокого мужчину, издали похожего на её первого мужа. Однажды он стоял гораздо ближе и Вета поняла, что не ошибалась. Георгий догнал свою бывшую жену и взял из её рук хозяйственную сумку.
- Привет!
- Привет! А ты как тут оказался?
- Наверное, соскучился за тобой.
- А не слишком ли много времени для этого понадобилось?
- Я очень давно за тобой скучаю.
- Ну заходи. Видать, давно ждёшь?
- Часа три. Не знал когда ты появишься, просто надеялся на удачу.
- Обедать будешь? У меня борщ и голубцы.
- Честно говоря, проголодался.
- Тогда садись за стол.
Вета, со свойственным ей чувством собственного достоинства, несуетно двигалась по кухне, ухаживала за нежданным гостем и дивилась своему ровному и почти тёплому отношению к бывшему мужу, - будто к очень дальнему родственнику. Ни обиды, ни боли, ни злости. Но также ни тени злорадства или чувства превосходства. Человек зашёл, она его угостила, вот , собственно, и всё. Георгий видел - Вета своей жизнью довольна и, похоже, была вполне счастлива.
- Говорят, ты вернулась к прежней работе?
- Да. В тот же коллектив и даже в свой кабинет, только обновлённый и с персональным компьютером.
- А я давно хотел поблагодарить тебя за то, что вышла тогда на Валеру, я бы сам никогда не посмел сообщить родственникам, в какую яму скатился.
- Поверь, мне это ничего не стоило. Благодари своего кума, это он хотел тебя вытащить. Может подогреть ещё пару голубцов?
- Нет, спасибо, больше не хочу. У тебя, как всегда, очень вкусно. Я, можно сказать, отвык от домашней еды. Сам себе готовлю, преимущественно из полуфабрикатов. Да и то лишь тогда, когда на кухне никого нет. У нас такая договорённость. А там вечно кто-нибудь топчется.
На лице женщины при этих, ненужных ей подробностях, появилось скучающее выражение.
- Вета, можно я иногда буду приезжать к тебе в гости? Без всяких претензий. Просто повидаться.
- Нет, Жора, нельзя. Я не хочу.
- А я было подумал на похоронах матери, что ты с детьми появилась не просто так. Что и ко мне, возможно, какие-то чувства ещё сохранились.
- Ты ошибался. Всего лишь дань уважения к свекрови и человеческое желание с ней проститься.
- Ну, тогда я пойду?
- Да, конечно. Я тебя провожу.
Вета накинула на плечи шерстяной, вышитый золотистой нитью палантин, и вышла за Георгием закрыть на замок калитку.