Зеркало

Алекса Свет
«Чудо – оно лишь к тому приходит, кто его увидеть сумеет".               
                С.Лукьяненко «Близится  утро»



    Сегодня он был доволен. Доволен, как никогда за последние три-четыре года. Даже ненавистная работа обретала теперь вполне определенный смысл, ведь только благодаря вдруг проявившейся щедрости своего бездарного, но удачливого хозяина Макс смог позволить себе под Новый год такой подарок.
    Это было большое, два с лишним метра высотой, зеркало в оправе темного резного дерева. Когда-то давно оно украшало, наверно, холл какого-нибудь родового поместья. Не одно поколение знатных особ поправляло перед ним прически  или одергивало мундиры. Потом началась война, и  как положено  предмету роскоши оно превратилось в обычный трофей, кочующий от побежденного к победителю, пока не обрело новый дом где-то в глубинке России. При перевозках с места на место оно потеряло часть своего искусного  украшения ( от времени деревянная оправа окаменела и потому не сразу поддалась солдатам-умельцам, укоротившим не влезавшее в квартиру генерала зеркало ), но невысокие потолки последней приютившей его «хрущевки» скрадывали этот изъян. Оно опять заняло достойное  место в углу маленькой гостиной, став  гордостью ее обитателей, большой дружной профессорской семьи. Когда старый профессор уехал в другой город, зеркало вместе с квартирой и большей частью домашней утвари перешло в собственность его дочери, зятя и маленькой внучки, которой маститый дедушка прочил блестящее будущее.
    Но всего этого Макс не знал. Зеркало досталось ему случайно через старого приятеля, который и свел его со своей знакомой, немолодой женщиной, распродававшей по случаю переезда свое нехитрое имущество. Из всего убранства ее крохотной двухкомнатной квартирки молодого человека поразили лишь огромная, на обе комнаты, библиотека да зеркало, что стояло теперь перед ним, загадочно отражая своей поверхностью его холостяцкое жильё. Макс любовно поглаживал теплую матовую поверхность дерева, касался пальцами резных завитков и спускавшихся на зеркальное полотно листьев панно, испытывая при этом глубокое благоговение и трепет, как если бы ему принадлежало не зеркало, а прекрасная женщина. Впервые за три года он был по-настоящему  доволен. Доволен и счастлив.
      Придвинув ближе к зеркалу журнальный столик, Макс зажег ароматизированную свечу в высоком стеклянном бокале ( подарок подруги, которой соврал, что едет встречать Новый год к родителям), погасил свет и привычным движением откупорил бутылку. Пить в одиночестве в последнее время стало входить в привычку, что слегка беспокоило его дремавшую совесть и служило предметом скандалов с родителями и подругой. С экрана работавшего в углу телевизора слышалось приветственное  слово Президента. Макс равнодушно скользнул взглядом по выпускавшему изо рта клубы слов и пара руководителю государства,  наполнил белой жидкостью стоявшую перед собой стопку и с последним боем Курантов опрокинул ее, мысленно пожелав себе при  этом  удачи  в следующем году. Подцепил вилкой несуразно огромных размеров шпротину, положил ее на хлеб и отправил в рот. Год, по его представлениям, начинался удачно.
      Макс, он же Максим Львович Левин, был потомственным врачом, интеллигентом, черт знает, в каком поколении, происходившим от старинной (по материнской линии) ветви мелкопоместных дворян. Но то ли характер подкачал, то ли сказалось коммунистическое воспитание, то ли голубая кровь сделала его непригодным для жизни в новых условиях, но в свои тридцать лет, не достигнув ни званий, ни регалий, с неоконченной аспирантурой и двумя патентами на руках, он осел в частном врачебном кабинетике, где под руководством дипломированной бездарности осуществлял опротивевшие функции костоправа и массажиста. Встречавшие его немногочисленные друзья студенческих лет с трудом узнавали в этом сером, начавшем отекать от частых выпивок, человеке прежнего остроумного капитана институтской команды КВН, блиставшей долгие годы среди команд городских ВУЗов. Безвозвратно ушел в прошлое романтик и поэт, покорявший женские сердца своими стихами и песнями, и лишь внимательно приглядевшись, можно было угадать в этой вялой опустившейся фигуре бывшего мастера спорта по вольной борьбе. Его рыжеватые от природы волосы уже начали редеть на макушке, некогда пристальный взгляд синих глаз потускнел, кожа обрела нездоровую бледность. Весь он как будто съёжился, сник, стараясь казаться ниже ростом и незаметнее.
      По телевизору начинался Голубой огонёк. Решив, что не вовремя выпитая вторая – это испорченная первая, Макс опрокинул еще одну стопку и расслабился. Его взгляд остановился на колеблющемся пламени отраженной в зеркальной поверхности свечи. Спиртное всасывалось в кровь, стало тепло и необъяснимо легко и спокойно. Бездумно уставившись на мерцающий огонек, Макс умиротворенно отстранялся от окружавшего и погружался в легкий дремотный транс. Сон уже начал обволакивать его одурманенный мозг, бормотание телевизора  слилось в единый едва различимый сознанием звук, и тут его взгляд уловил слабое движение в зеркальной поверхности. Нехотя, ещё не приходя в себя, Макс попытался сконцентрироваться, но как только увиденное дошло до него, мужчина мгновенно проснулся и, разом протрезвев, уставился перед собой.
       То, что отражало зеркало, не поддавалось никаким физическим законам: прямо на Макса смотрел иной мир, иная реальность, воплотившаяся в скромно обставленной комнате. Легкий ветерок с приоткрытого балкона колебал тюлевые занавески, задерживавшие пробивавшиеся сквозь них лучи. Солнечная дорожка бежала от окна через письменный стол к небольшой аккуратно застеленной кровати, над которой висела неплохая копия Валеджио. С другой стороны комнаты во всю стену тянулись стеллажи с книгами, смутно что-то напомнившие Максу, но это что-то, еще не оформившись, тот час ускользнуло из памяти. На полу лежал выцветший ковер, потолок украшала самодельная хрустальная люстра. Видение было настолько реальным и в то же время иррациональным, что все мысли Макса сбились в одну кучу, мгновенно пересохший язык силился вытолкнуть из горла застрявший в легких воздух, а все тело застыло, оцепенев,  лишь до предела обострившиеся зрение и слух механически фиксировали происходившие перемены.
       Макс видел, как отворилась где-то сбоку дверь, и невысокая фигура в домашнем халатике подошла к окну отдернуть занавески. Комната разом наполнилась ярким солнечным светом, ослепительной голубизны небо и зеленеющие деревья напомнили  о жарком летнем дне. Максу почудился щебет птиц и стук закрывшейся от ветра форточки. Тем временем женщина повернулась и пошла  прямо на Макса. Он отпрянул, но не смог бежать, пригвожденный к месту  взглядом её серых внимательных глаз. Вот она приблизилась вплотную, остановилась, откинув рукой со лба чёлку, и он увидел в её тёмных коротких волосах  седые пряди. Про себя он удивился, потому что женщина была на вид молода (не старше тридцати). Удлиненный овал лица, слегка вздернутый нос и четкий контур чувственных губ неуловимо напомнили кого-то, словно Макс  уже видел её, но память опять предательски подвела его. А женщина, словно не замечая Макса, не спеша расстегнула  халатик и скинула на кровать, оставшись перед ошарашенным мужчиной в одних трусиках. Вконец обескураженный Макс скользил взглядом по ее полуобнаженному телу, но даже на его искушенный вкус старого ловеласа она была хороша. Золотистая гладкая кожа, маленькая упругая грудь, тонкая талия и полные бедра – все это гармонично сочеталось в ее фигуре. Но женщина была явно чем-то недовольна. Повертевшись перед обалдевшим Максом, она несколько раз провела руками по груди и ногам, наморщила носик и покачала головой  в такт собственным мыслям. Потом резко повернулась, подхватила халат и набросила на себя. В какой-то момент Максу показалось, что она хлестнет его полой по лицу, он резко дернулся на стуле, не удержал равновесия и упал, больно ударившись головой о край стола и произведя несусветный грохот в квартире.
        Боль вернула его к реальности. Когда он осмелился поднять глаза к зеркалу, видение исчезло, и поверхность, как ей и положено, исправно отражала стол, опрокинутую бутылку и его, сидящего на полу с дурацким видом. Облегченно выдохнув полной грудью, он встал, осторожно обошел зеркало, заглянул, на всякий случай, за него, но не обнаружил ничего подозрительного и опустился на кровать, краем глаза косясь на свое отражение и пытаясь дать вразумительную оценку происшедшему. По более-менее зрелому размышлению Макс пришел к мысли, что задремал, сидя на стуле, и все, что ему привиделось, - лишь сон. «Пить надо меньше, меньше надо пить,» -  констатировал он за героем  новогодней комедии. Потом прошел в ванную,  снял с веревки большое махровое полотенце и накинул его на зеркало. На всякий случай (сон сном, но кто его знает?). Щёлкнул выключателем  и нырнул с головой под одеяло. Через пятнадцать минут комнату огласил негромкий размеренный храп.
       Прошло несколько дней. Праздники закончились, и Макс вышел на свою опротивевшую работу. О новогоднем происшествии напоминала лишь небольшая шишка, и то если её случайно задевали. Наступило и минуло Рождество, которое он по старой традиции провел с родителями, успев за вечер поругаться с отцом  и выслушать набившие оскомину причитания матери по поводу своей не сложившейся холостяцкой жизни. Мать просила представить им подругу, и Макс, поартачившись, все же обещал заехать с ней в следующие выходные. Но в выходные  нашлась очередная причина задержаться дома, и знакомство в который раз отложилось на неопределенный срок.
        Приближался Старый Новый год. Подруга, обидевшись на Макса за то, что тот не сдержал слово, довольно резко заявила, что тот может и дальше отмечать праздники в одиночку, и потому он после работы завернул к приятелю сбрызнуть встречу и проводить Старый Старый год. Они пропустили пару стопок, после чего под ворчание супруги хозяина Макс был вынужден откланяться и под пронизывающим ветром поплёлся домой, где его ждали лишь холодная пустая квартира да огромное, пугающее своей бездонностью, зеркало.
        Зацепив пальто за ворот в обшарпанной прихожей (вешалка пару дней как оборвалась, а в виду ссоры с подругой пришить её было некому), Макс прошел в комнату, сходу, не раздеваясь, завалился на кровать и щёлкнул пультом телевизора. Передавали праздничный концерт. Но от несоответствия новогоднего настроения вечера и окружавшей его безысходности Максу стало и вовсе тошно. Он запустил пультом в экран, промахнулся, сел и, подперев голову руками, мрачно уставился в зеркало. И тут ему неожиданно так захотелось вновь увидеть наполненную светом комнату по ту сторону реальности, что он обхватил голову руками и, замычав, закачался на кровати из стороны в сторону. Потом вскочил, нашарил на столе остатки обгоревшей свечи, ломая спички и матерясь, зажег её и, установив между собой и зеркальной поверхностью, уставился сквозь мерцающее пламя в тёмный провал. Он долго смотрел, не мигая, в надежде, что зеркало вот-вот пойдет легкой рябью, но ничего не менялось. У него начали слезиться глаза, отчаяние все сильней сдавливало сердце. Еще мгновение – и он не выдержал бы, разбил стекляшку, но тут в дверь позвонили. Крепко выругавшись, Макс пошел  открывать.
         На пороге «теплый» сосед , покачиваясь, протянул ему бутылку:
         - Как обещал, Львович, от праздника до праздника. Ты один?
         Он заглянул за спину Макса в надежде на приглашение войти, но хозяин явно был не в духе.       
         - Извини, Палыч, не сегодня. Голова трещит, а завтра рано на работу. В следующий раз.
         - Ладно, - как-то сразу согласился сосед, - ну, я пошел тогда. Звякнешь, ежели что, - и он похромал вниз по лестнице.
         Макс захлопнул дверь , прислонился лбом к холодному косяку и  несколько секунд стоял молча. Потом выпрямился, поднял руку, мрачно посмотрел на завихрившиеся в бутылке пузырьки, вздохнул, поставил ее на тумбочку и шагнул в комнату.
         И сразу понял, что Это произошло. Словно отдавая дань уходящей надежде, зеркало ожило, вновь открывая Максу иной мир. Там тоже был вечер. На сей раз в комнате находились двое: женщина,  которую он уже видел, и высокий крупный мужчина. Макс замер, боясь пошевелиться, хотя уже начал понимать, что все происходящее по ту сторону реальности – не более чем отражение каких-то событий и что эти двое не видят его. Они явно ссорились. Мужчина, судя по поведению, муж незнакомки, что-то резко ей выговаривал, она защищалась, иногда защита переходила в нападение. Максу казалось, что он смотрит немое кино. Он попытался читать по губам, но тут же бросил, потому что в полумраке трудно было что-либо разобрать. Потом мужчина вышел, сильно хлопнув дверью, а женщина, зарыдав, упала на кровать. Отчего-то ему стало жаль ее, но он не смог обвинить ушедшего, потому что чувствовал, что дело не в жестокости мужчины. Перед Максом разыгрывалась какая-то семейная драма.
         Несколько минут женщина лежала неподвижно, только вздрагивали от рыданий плечи. Когда прошел первый приступ, она поднялась, вытерла рукавом слезы. Посидела, приводя в порядок чувства и мысли, затем решительно встала и подошла к зеркалу. Заплаканные глаза мрачно и решительно глянули прямо на Макса, и он попятился под этим тяжелым взглядом. Женщина долго изучала своё отражение, но, видимо, так ни к чему и не пришла. Закончив рассматривать себя в зеркале, она включила музыку и, к удивлению Макса, стала танцевать. Словно зачарованный, он наблюдал, как с каждым движением из нее рвалась боль. Женщина танцевала с закрытыми глазами, постепенно она успокаивалась, резкость уступала место плавности, грации, и вот, наконец, она замерла, вслушиваясь в себя. Когда её глаза вновь распахнулись во вне, в них не было прежнего отчаяния, только где-то в глубине их плескалась тихая боль.
         Макс потрясенно смотрел в эти бездонные глаза, постепенно они заслоняли все вокруг, а он продолжал погружаться в них и все тонул, тонул, тонул…


         Его разбудил трезвон будильника.  Макс сел на кровати, с трудом пытаясь сообразить, сколько же он выпил вчера, чтобы завалиться спать во всей амуниции, даже не сняв ботинок. Поморщившись от головной боли, он начал медленно вставать и вдруг замер, вспомнив о происшедшем накануне. Взгляд метнулся к зеркалу, но оно невозмутимо вернуло ему отражение его растерянного помятого лица. И опять Макс  не знал, видел ли он в действительности ту женщину, или же все это – лишь игра его больного воображения. Потихоньку он начал сомневаться в собственной  нормальности.
         Шли дни, недели. Несколько раз Макс пытался вызвать знакомый образ, но зеркало оказалось глухо к его потугам. Наконец, еще раз проанализировав ситуацию, он укрепился во мнении, что здорово набрался в тот вечер и все виденное им – лишь глюки. По этому поводу он даже (к великой радости матери и подруги) завязал с выпивкой, позволяя себе разве что бутылку пива по выходным, помирился со своей девушкой и удосужился представить ее родителям. В жизни наметился позитивный перелом, потихоньку все шло к свадьбе, и лишь одно тревожило Макса: секс. Стоило ему остаться наедине с подругой, как ему казалось, что кто-то подглядывает за ними из зеркала. Он вставал, занавешивал его простыней, что-то невразумительно при этом объясняя ничего не понимавшей подруге, но это не помогало. Однажды ему почудилось, что он обнимает не невесту, а ту, чужую женщину, и это вызвало такой всплеск неодолимого желания, что он едва не изнасиловал девушку. И ещё его преследовали Её глаза. Бездонные, непонятные, с затаённой болью на дне. И он задыхался во сне, когда они пристально глядели на него.
         Он стал нервным, раздражительным, несколько раз порывался рассказать обо всем подруге, но каждый раз что-то останавливало. И когда вместо очередной попытки поделиться наболевшим он вдруг сделал ей предложение, Макс махнул на все рукой.
         В тот вечер он задержался на работе дольше обычного. Созвонившись с подругой, предупредил, что устал, придет поздно и хочет отоспаться. Конечно, он знал, что это огорчит ее, но сегодня ему нужно было побыть одному. Поворачивая ключ в замке, он уже знал, что что-то должно произойти, что-то, что перевернет его жизнь. И Макс отчаянно ждал и боялся этого.
        Они уже были там. Те же мужчина и женщина сидели на кровати и разговаривали. Нет, они не ругались, но Макс видел, что слова мужчины причиняют Ей не меньшую боль, чем в прошлый раз. Вот она не выдержала, ткнулась головой ему в грудь, прижалась всем телом, словно ища защиты. Он обнял ее, поцеловал в макушку, потом отстранил и, резко поднявшись, вышел из комнаты. Она осталась сидеть, уставившись в одну точку, и лишь слезы тихо стекали по застывшему лицу.
        В бесконечном молчании тянулись минуты. Вот женщина встрепенулась, встала, вытерла слёзы. Макс уже знал, что будет дальше. Она опять включила музыку. Но на этот раз она танцевала не отчаяние, то был танец-прощание, грустный, нежный, одинокий. И Макс опять потрясенно замер в ожидании, когда распахнутся Её колдовские глаза. И вновь этот взгляд вынимал из него душу и уносил в бесконечные дали.
         Но вот выражение глаз женщины сменилось, и очнувшийся Макс  сполз на стул, неотрывно следя за каждым движением в зеркале. Видимо,  Она поставила другую кассету. Какое-то время женщина стояла неподвижно, прислушиваясь то ли к музыке, то ли к себе, потом сделала шаг. И снова был танец, но теперь она следила  за каждым своим движением в зеркале, словно проверяя, достаточно ли они красивы. Зрелище, видимо, удовлетворило ее. Легкая озорная улыбка скользнула по губам, она обняла себя за плечи и, повернувшись к Максу спиной, обнажила их. Тот, почувствовав, как в ответ напрягается его тело, подался вперед. А она, полуобнаженная, уже стояла лицом к нему и, в упор глядя перед собой, торжествующе улыбалась. Небрежно отброшенный халат валялся где-то у ног. Лифчик она, видимо, принципиально не носила, да и ни к чему он ей был. Заворожено Макс смотрел на ее  покачивающиеся бедра, на пальцы, ловко поддевшие узкие трусики. Несомненно, она не раз видела, как другие танцуют стриптиз, но сама танцевала впервые. Это было заметно и по тому, что она не умела держать паузу, и по тому, как не сразу совладала с последней деталью своего туалета. Но Макса это не волновало. Едва она выпрямилась во весь рост и его взгляду открылись и маленькие груди с торчащими сосками и темный холмик в низу ее живота , как  он понял, что больше не в силах сдерживать свое естество, и, задыхаясь, выскочил в коридор.
           Когда  Макс вернулся в комнату, зеркало встретило его немым молчанием: дверь в иной мир захлопнулась. Но теперь Макс был почему-то уверен, что, стоит ему захотеть, и он снова увидит ту комнату и ту женщину.
           И чутьё не подвело его. Теперь каждый вечер, приходя домой, Макс знал, что Она уже там. Пару раз еще появлялся ее муж, но чаще Она бывала одна, и он сделал вывод, что они расстались. Постепенно ее боль проходила, но занятия танцами и особенно стриптизом, похоже, пришлись ей по вкусу, и не раз Максу случалось выбегать, чтобы облегчить свою участь.
        Постепенно Макс превращался в затворника. Чтобы не спугнуть видение, он наотрез отказался от посещений подруги, предпочитая изредка сам навещать ее.  Но  секс с ней не шел ни в какое сравнение с тем, что испытывал он, глядя на танец-импровизацию, и его визиты становились все реже и реже. А когда подруга заговаривала о свадьбе, он мрачнел и уходил от ответа. Кончилось тем, что они опять поссорились, и она ушла, хлопнув дверью. И Макс понял, что теперь уже навсегда, но это странно не огорчило его.
        Он был своеобразно счастлив. Его не отпугивали ни невозможность физической  близости, ни нереальность происходившего. Он жил тем миром, он любил  и желал женщину того мира, он обладал  ею в той степени, в какой позволяла невидимая граница, и для него все это было естественным  и не отторгалось его сущностью.
         А потом произошла катастрофа. В один из унылых  осенних вечеров в ее жизнь вошел другой. Кажется, она затеяла ремонт в своей квартирке, потому что Макс видел то одного, то другого  мужчину в рабочей одежде, заляпанной краской. Потом один исчез ( видимо, закончив свою работу ), зато другой стал все чаще задерживаться в ее комнате. Он  был молод, красив какой-то хищной красотой и непоколебимо уверен в себе. Длинные иссиня-черные волосы небрежно спадали на широкие плечи, из-под густых бровей насмешливо и внимательно смотрели необычайно синие глаза, упрямо сжатые губы  терялись в не менее густых усах и ухоженной бородке. Если бы Макс не видел, чем занимался этот человек, он бы решил, что перед ним художник, но никак не строитель. Высокого роста, с сильными руками, которые оканчивались такими же сильными кистями с длинными пальцами, стройный, этот человек производил неизгладимое впечатление своей внешностью не только на женщин, и Макс, скрепя сердце, наблюдал, как они подолгу о чем-то разговаривали.  Разговор этот, скорее, напоминал монолог, а мужчине отводилась роль слушателя.  По изменявшемуся выражению ее лица Макс догадался, что она рассказывает свою историю. Потом появились какие-то тетради, и врач шестым чувством угадал, что это либо дневники, либо стихи. Ее стихи. И это совсем не удивило его, как не удивило и то, что мужчина в ответ принес свои. Он жутко завидовал тому, кто мог так свободно говорить с ней, глядеть прямо в ее серые глаза, а однажды понял, что они уже стали близки. И ревность поселилась в его сердце.
           Теперь почти каждый вечер незнакомец проводил в ее комнате. Они пили крепкий кофе, оживленно что-то обсуждали, спорили. Заканчивались эти посиделки обычно тем, что его рука ложилась на бедро женщины и, поднимаясь все выше, задирала легкий халатик и обнажала бедра и живот. Чаще всего Макс не выдерживал таких моментов и выбегал на кухню. Его терзали ревность и желание, он готов был крушить все, что ни попадалось под руку. Но наступал следующий вечер, и его опять тянуло к магической поверхности,  за которой развертывалась немая история человеческих  судеб.
            За месяц он сильно похудел, на щеках частенько задерживалась двух-трехдневная  щетина, в глазах появился отчаянный блеск. В эти дни он понял, какой вкус имеет горькое счастье. Но вопреки всему он не запил. Сцепив зубы и раздирая в клочья душу, он с упорством маньяка продолжал наблюдать за развитием любовного романа, ненавидя и любя, умирая и воскресая  каждый раз. Он  видел, как день ото дня расцветала женщина, каким счастьем светились ее глаза, обращенные на ее избранника, замечал, как все пасмурней становилось лицо мужчины, отягощенного  какими-то своими заботами. Потом Макс догадался, что тот, видимо, был женат, и эта связь начинала влиять на отношения в семье. Кажется, ему так и не удалось скрыть  свой роман, потому что однажды в маленькую комнату  ворвалась чужая женщина и закатила настоящий скандал. Мужчины  в это время не было, и хозяйке пришлось одной сдерживать ее натиск. Но она не испугалась, не ответила грубостью на грубость, и та, разгневанная, ушла и больше не вернулась. Мужчина появился позже, сильно пьяный, бледный и с трудом владевший собой. Она хотела обнять его, утешить, но он резко отстранил ее и что-то холодно сказал. Женщина непонимающе замерла, потом изменилась в лице, сжала зубы. В глазах ее появилась такая тоска, что мужчина не выдержал, махнул рукой и выскочил из комнаты.
          Она не кинулась за ним, а медленно осела на пол, глядя в одну точку, и застыла неподвижно, лишь время от времени ее горло сдавливали спазмы, и она, задыхаясь, принималась судорожно глотать воздух. Так продолжалось час или два. Макс не на шутку испугался. Но вот она словно очнулась, дернулась всем телом, и из ее глаз потоком хлынули слезы. Шок сменился истерикой. Макс в отчаянии от своей беспомощности смотрел, как она сотрясалась в конвульсиях и никак не могла справиться с собой.
           Когда первая острая боль вместе с силами покинула ее, женщина доползла до кровати и, натянув на голову одеяло, затихла. Прошел еще час. Макс, продолжавший из кресла внимательно следить за происходившим, уже подумал, что она уснула, но тут женщина зашевелилась, выбралась из-под одеяла и, дотянувшись до телефона, набрала номер. Глаза ее лихорадочно блестели, но говорила она спокойно. Видимо, там, на другом конце провода, ее услышали и поняли, потому что взгляд ее прояснился, и облегченно вздохнув, женщина положила трубку.  Расслабившись, она опустилась на подушку, закрыла глаза и через пару минут уже спала.


             Он больше не появлялся. Она  вернулась к прежней размеренной жизни, в которой  Макс помнил каждую минуту.  Все пошло как раньше, с той лишь разницей, что  изменилось выражение глаз женщины, что частенько в них стояли слезы, когда она доставала из стола маленькую фотографию. Она много читала Фрейда и Ницше, библиотеку практической психологии и Юнга, пару раз в ее жизни возникали новые мужчины, но эти связи были слишком быстротечны, и ни на одного из них она не смотрела так, как на ушедшего. И никогда больше не танцевала.
             Месяц проходил за месяцем. Лето сменила осень, за осенью подкралась зима. Макс настолько сроднился с образом в зеркале, что воспринимал его не как отражение, а как вполне реального человека. Он создал своего рода виртуальную семью и жил виртуальной жизнью женатого человека. И вот в один из декабрьских  вечеров к нему заглянул тот самый приятель, который когда-то помог Максу купить зеркало. Как водится, они сбрызнули встречу, а потом друг попросил показать ему покупку.  Макс не знал, как избежать сложной ситуации, и соображая, что же делать, повел гостя в комнату. С замирающим сердцем он откинул закрывавшую зеркало простыню. Женщина сидела за столом и что-то писала. Макс побледнел и перевел взгляд на приятеля. Тот, как ни в чем не бывало, разглядывал деревянную оправу, касаясь резных завитков. И Макс вдруг понял, что тот не видит ничего, что зеркало показывает все лишь ему одному. Вздох облегчения вырвался из его груди.
           - Да, шикарная работа. Недаром она так хочет вернуть его, - приятель еще раз одобрительно похлопал по оправе. – Будешь продавать, ломи цену. Она много даст.
           - Кто даст? То есть как – продавать? – от неожиданности Макс даже поперхнулся.
           - Да дочка хозяйки. Как она свою мать ругала, что та продала тебе зеркало. Жуть. А теперь ко мне пристала:  сходи, говорит, уговори назад продать. Дорого оно ей чем-то.
           - Да не собираюсь я продавать, - взорвался Макс. – Пусть катится со своими деньгами куда подальше.
           - Эй, ты чего? – опешил друг. – Вот уж не думал, что такие страсти из-за какого-то зеркала будут.
           Он постоял, почесал в затылке, потом решился.
           - Слушай, продашь ты или не продашь – это твое дело. Но, будь другом, хоть поговори с этой бабой, ведь всю плешь проела, - он вопросительно глянул на Макса.
           Тот недовольно поморщился.
           - Ладно, но только поговорю. Ни о какой продаже речи идти не может.
           - Ну, и ладненько.  Так и передам. Когда ей зайти?
           - В выходные.
           - Хорошо. Ну, я побежал, а то жена  опять допрос учинит, где был,  - и хлопнув Макса по плечу, он скрылся в темноте подъездного коридора.
           Два дня Макс готовился к предстоящему разговору, проигрывая в уме,  чем мотивировать свой категоричный отказ, но так ничего вразумительного не придумал и, плюнув, решил, что  не стоит  объяснять кому-то что-либо. Не хочет и не продает.
           Женщина позвонила в субботу. У нее оказался приятный тихий голос, и это немного смягчило Макса. Еще по телефону он попытался объяснить, что не собирается продавать зеркало, и тогда она попросилась посмотреть на него. Не найдя причины для отказа, он согласился. Женщина вежливо поблагодарила и сказала, что тот час приедет.
           Макс ждал ее, нетерпеливо меряя шагами комнату и поглядывая на женщину в зеркале:  та, укрыв одеялом ноги, лежала на кровати и читала какой-то роман. По ее губам изредка пробегала легкая улыбка, вся она была такая домашняя и уютная, что сердце Макса сжала какая-то непонятная тоска.
           - Я тебя никому не отдам, - одними губами прошептал он.
           В дверь позвонили. Машинально задернув зеркало, он пошел открывать. Звонко щелкнула в тишине задвижка, заскрипела на давно не смазанных петлях дверь, впуская стоящую на пороге невысокую стройную женщину в длинной дубленке с большим красивым капюшоном.
           - Можно? – спросила женщина,  поднимая голову и откидывая капюшон.
           И дыхание замерло на губах Макса, когда его глаза встретились с ее бездонными серыми глазами…