Голубки. Соседушки часть V (Гульсифат Шахиди) / Проза.ру

            НОВЫЕ СОСЕДИ

   Когда после развода с мужем уехала наша солнечная женщина Зебо, в их квартиру вселилась молодая семейная пара. Все соседи сразу увидели взаимную нежность влюблённых и прозвали их голубки. Имена молодых были, как из классической поэзии Фархад и Ширин. Мы с улыбкой и светлой завистью наблюдали за ними.
   Работали они вместе, отдыхали вдвоём, гуляли вечерами во дворе и постоянно о чём-то беседовали, будто ворковали друг с другом.
   Иногда Фархад уезжал в командировку, а Ширин скучала. Сидела с нами на топчане, но мысли её были где-то далеко. А когда он возвращался, обязательно присаживался к нам и ждал, пока жена увидит его в окошко и прибежит. Фархад никогда не стеснялся обнять её при всех и прочитать стихи моего любимого поэта Мирзо Турсунзаде:
            Я верностью к тебе храним. Чего еще ты хочешь?
            Я от тебя неотделим. Чего еще ты хочешь?
            У всех по-разному любовь берет свое начало.
            Я начал с именем твоим... Чего еще ты хочешь?

Говорят, такая любовь только в кино и в сказках бывает. Оказывается, и в жизни тоже: вот она во всей красе!
      Все соседи во дворе уже знали наизусть строки из песни на слова Мирсаида Миршакара, которые Фархад каждый раз пел при встрече с любимой:

            Ширин, ширин, ширинтари аз джони Ширин!
            (Ширин, сладкая Ширин, слаще жизни ты - моя Ширин!)

      Ширин по образованию была экономистом. Работала в управлении торговли, а потом, посоветовавшись с Фархадом, перешла бухгалтером в его институт. Мы, соседи удивлялись, как не надоедают они друг другу? Всегда ищут повод побыть вместе.
      Мы и предположить не могли, что голубки наши поженились вопреки воле родителей. С выбором детей они не смирились. Горная и гордая красавица Ширин была из Бадахшана, а Фархад из знойных южных степей. Они и внешне разительно отличались: она с копной длинных, огненно-рыжих волос, огромными глазами цвета лазурита, невысокого роста.
   «Маленькие женщины рождены для любви», - всегда говорил ей муж. Сам же он был с миндалевидными глазами цвета ночи, высокий брюнет. Познакомились они ещё студентами в университете. Полюбили друг друга, и решили после окончания пожениться. Родители были против их выбора, но Фархада и Ширин отказ не остановил, и они сыграли скромную комсомольскую свадьбу. В институте археологии решили помочь молодому перспективному специалисту и предложили выкупленную институтом квартиру.
   Первый и единственный ребёнок появился у них только через три года. Григорий Семёнович успокаивал:
   - Молодые, здоровые, чего ж не быть детям? Не торопитесь, всему своё время. Надо съездить к родителям и ко всем родным попросить благословения. Они обязательно простят вас, увидев, как вы друг друга любите.
   - Боюсь я родительского гнева, - отвечал Фархад. – Ведь я ещё с колыбели с кузиной помолвлен был. Смотрю на неё сейчас и становится смешно: она в четыре раза толще меня, да дело и не в этом. Она мне всё-таки родственница, а медицина таких браков не допускает.
   - А мне бабушка говорит, за «чахта» (чахт – кривой, в религии - ушедший по неправильному пути) вышла замуж: мы - исмаилиты, а он - суннит. Не хочет меня простить, и родители её слушают. Но религия-то у нас одна – мусульмане. И Бог один! – поддерживала мужа Ширин.
      - Не пойму, почему всё так несовершенно в мире, - удивлялся Григорий Семёнович. - Все религии проповедуют любовь, а в жизни сплошное разделение. Какая разница в наше время, кто ты? Главное вы друг друга любите, и это поймут ваши родные. Вы поезжайте к ним, а там, как Бог даст.
      И правда: после того, как молодые навестили родителей, поездили по святым местам, Ширин забеременела и родила дочку.
Весь двор любил малышку-красавицу, которую назвали Заррина. Она и правда, была лучезарная – тёмно-русые волосы, светло-карие светящиеся большие глазки, нежные розовые щёчки с ямочками. Просто куколка! Родители её обожали. Каждый день Фархад приносил что-нибудь для малышки, а любимой Ширин - цветы. Вечерами они теперь гуляли втроём.
      Бабушка Матрёна в Зарриночке души не чаяла. После декретного отпуска Ширин девочку в ясли отдавать не захотела, а нянечку и искать не надо было. Заррина уже привыкла к «бабуле» - так она стала её называть, и родители отдали малышку в её руки.
      Говорят, плод большой и чистой любви, как ангел божий. Заррина такой и росла - спокойная, смышлёная и весёлая, всем на радость. Любила сказки и бабушка Матрёна выводила её во двор в тот самый момент, когда на топчане собирались детки вокруг любимой сказочницы - бибиджон. Дома Матрёна тоже читала ей книжки и детские стихи, которые малышка сразу запоминала. Родители были рады. Все дворовые мальчишки вставали в очередь, чтобы покатать эту куколку в летней коляске. Спорили между собой, кто на ней женится в будущем, а взрослые, смотря на всё это, только улыбались.

         ПОСЛЕДНЯЯ КОМАНДИРОВКА

      Пришло время очередной экспедиции на археологические раскопк и Фархад готовился к отъезду. Ширин не хотела в этот раз его отпускать, твердила, что на душе у неё нехорошие предчувствия. Муж её успокаивал, но она никак не могла скрыть свою тревогу, даже заявила, что поедет вместе с ним. Он глядя на дочку, нежно гладил руки Ширин и говорил, что не позволит на два месяца оставить любимую малышку без родителей.
   - Зарриночка будет скучать, тебе её не жалко? Смотри, как она загрустила, не хочет, чтобы ты уезжала, - ласково убеждал он жену.
   - А я хочу, чтобы ты не уезжал, - грустно ответила Ширин. – Что-то мне неспокойно.
   - Ну это же не в первый раз! Сколько лет езжу и всё нормально. Ты не переживай, моя дорогая, у тебя теперь есть наша дочка. Вдвоём вам веселее будет.
   Он уехал, а через неделю в Душанбе начались волнения: в центре на двух площадях собрались огромные толпы народа. Одни требовали смены правительства, другие ратовали за исламское государство. Это противостояние вылилось в гражданскую, братоубийственную войну.
   Ширин всё больше переживала за мужа, от которого не было вестей. Хотела даже поехать на место раскопок, но мы её отговорили. Она была в отчаянии, как-будто чувствовала беду.
      Как-то зашла к бабушке Матрёне и сообщила, что всё-таки собралась ехать к мужу. Григорий Семёнович подошёл, обнял её и тихо сказал с дружеской укоризной:
   - Вот ты собралась в дальний район, сама, не зная, что там происходит. Допустим, случилось самое ужасное, а ты уезжаешь туда же? Ты посмотри на дочку, хочешь оставить её сиротой? Не думай о плохом и жди! Никогда, слышишь, никогда не отчаивайся: такая любовь как у вас с Фархадом, не умирает, а живёт, несмотря ни на что.
      - Увидела я сон, как он громко зовёт меня, а горы эхом несут моё имя. Это неспроста, - ответила она. - Дядя Гриша, Вы правы, я останусь и буду молить Бога, чтобы муж вернулся.
      - Успокойся, доченька! Ты должна взять себя в руки и не тревожить малышку нашу. Она-то в чём виновата? Посмотри, какая грустная Зарриночка, даже личико осунулось. Береги её, а то ненароком заболеет. Дети, ведь, как промокашки, всё впитывают в себя, и от плохого настроения тоже могут захворать, - успокаивала соседку Матрёна Ивановна.
      - Я себе места не нахожу! Но вы правы, не надо думать о плохом, хотя сердцу не прикажешь. Ничего не могу с собой поделать, но постараюсь, - тихо сказала Ширин, поцеловала дочку и вернулась к себе.
   Прошли две недели. Весь двор был, как на военном положении- везде стреляли и страшные слухи росли не по дням, а по часам. Мужчины двора во главе с Григорием Семёновичем поочерёдно дежурили по ночам: закрывали ворота, сидели на топчане, готовые защитить соседей от незваных гостей. Все мы удивлялись, как один народ мог встать друг против друга? С трудом понимали ужасы бессмысленной гражданской войны, когда брат идёт против брата, а сын против отца…
      Говорят, плохая весть летит как ветер. Это точно. Молодой сотрудник института археологии вечером подошёл к воротам и попросил пропустить его к Ширин. Григорий Семёнович почувствовал что-то неладное. Спросил его документы, повёл к топчану и стал расспрашивать, по какому поводу он прибыл.
      - Меня зовут Парвиз. Я был поваром на полевых работах в экспедиции. Через неделю после приезда на стоянку мы узнали, что в столице неспокойно. Фархад-ака страшно переживал за жену и дочку. Мы его успокаивали, как могли. Он очень любил свою семью, - с волнением начал молодой человек.
      - Ты почему о нём в прошедшем времени говоришь? Скажи прямо, что случилось? - перебил его Григорий Семёнович.
   - Утром следующего дня я спустился за водой к речке, слышу выстрелы наверху, и громкое эхо в горах вторило имя Ширин, - вытирая слёзы, продолжил Парвиз. – Я тихо стал подниматься наверх, и увидел, как открытый черный джип, полный вооружёнными людьми, уезжал с места стоянки. Я побежал к месту раскопок – а там убитые. Среди них был и Фархад-ака. Завтра всех должны привезти в Душанбе. Дорога опасная, я только вчера доехал до города. Спасибо, хорошие люди помогли мне.
   - Надо сказать Ширин, - грустно вздохнул Григорий Семёнович, и пошёл к подъезду соседки.
      Мы с бабушкой Матрёной поспешили за ним. Дверь была не заперта, Ширин с дочкой собирались пойти погулять. Бабушка Матрёна
взяла Заррину, и, не проронив ни слова, ушла. Ширин посмотрела на нас и сразу всё поняла.
   - Нет! Нет, нет, не говорите ничего, - горестно запричитала она, глотая слёзы.– Не зря я видела тот сон. Как же я без тебя буду жить, мой Фархад? Ведь Заррина так ещё мала и не насытилась твоей любовью, как я. Почему ты меня не послушал? Я ведь всё чувствовала…
      Я обняла Ширин за плечи, но она вырвалась из моих рук и побежала на улицу. Увидела Парвиза и бросилась к нему.
   - Это ты принёс страшную весть? Ты был там? Ты видел его? Почему так случилось? Где его тело? Я не хочу в это верить, – рыдала она. – Расскажи про него живого, ты же его видел последним. Хочу запомнить его живым!
   Григорий Семёнович не отходил от Ширин ни на шаг. Он крепко прижал несчастную к своей груди, уговаривая:
   - Поплачь, поплачь, говорят, слёзы помогают. Тебе много сил потребуется. Ты должна держаться, доченька. Я знаю ваши похоронные традиции. Завтра у тебя трудный день, но мы рядом. Главное, будь сильной, твоя любовь тебе поможет. Вон, уже несут тебе траурный платок. Матрёна останется с тобой. Ты должна обязательно поспать.
   - Зульфия, - обратился он ко мне, - успокой её. Пусть поспит, завтра ей целый день на ногах придётся стоять.
      Я забежала к себе забрать лекарства и тонометр и пошла к Ширин.
Мужчины стали готовить всё необходимое для похорон Фархада, а женщины были с убитой горем соседкой. Я попросила всех разойтись, чтобы приготовить комнату для последнего «прихода» хозяина. Ширин после успокоительного забылась сном. Заррина со своей бабулей Матрёной заснули в детской. По телефону мы за ночь оповестили всех родственников.
      Траурные дни не хочется вспоминать. Все соседи искренне соболезновали Ширин и до последнего помогали ей. Григорий Семёнович, прожив столько лет в Таджикистане, знал все традиции и обряды и делал всё, как положено. Никогда не забуду, как Ширин говорила о своем любимом и повторяла стихи, которые он ей читал:

            Твое господство признаю. Чего еще ты хочешь?
            Когда пою - тебя пою. Чего еще ты хочешь?
            На имя записал твое - и подпись я заверил -
            И жизнь мою, и смерть мою... Чего еще ты хочешь?

      - Фархад не зря читал мне эти стихи, он и смерть свою на моё имя записал. Как будто бы знал. Он подарил мне нашу кровиночку – дочку, ради неё буду жить. Без него жизнь моя не имеет смысла, если б не дочь, - без конца повторяла Ширин.
      …Прошли годы. Но боль от потери не утихла. Когда мы собирались на топчане, Ширин говорила только о муже. После его смерти она как-то сразу повзрослела. Много работала, а когда мы упрекали её в трудоголизме, отвечала, что заботы помогают забывать о грусти. И добавляла: – «я хочу, чтобы доченька стала самой красивой невестой, как хотел Фархад».

            ПЕСНЯ НЕВЕСТЫ

   Ширин так больше и не вышла замуж, хотя желающих было, хоть отбавляй. Она полностью посвятила себя дочке. Заррина выросла, школу закончила с золотой медалью. Любила книги: Григорий Семёнович всю свою библиотеку отдал в распоряжение внучки – так он её называл. Сказал, книги будут его подарком на свадьбу. Бабуля Матрёна вязала ей всё – от шарфов и шапочек, от платьев до пальто. Одевалась Заррина всегда скромно, но со вкусом. И домашним хозяйством занималась с любовью: умела и готовить, и шить, и на зиму банки закрывать по Матрениным рецептам. Училась в медицинском университете, готовилась стать кардиологом. А Ширин много работала, каждое лето возила дочь куда-нибудь отдыхать. И бабушку Матрёну иногда с собой брала.
Как-то Заррина зашла за очередной книгой к своим старикам.
   - Ну, внученька, получила диплом, пора тебе и о замужестве подумать, - как бы невзначай сказал Григорий Семёнович. - Мама твоя всю жизнь мечтала об этом радостном событии, да и мы все хотим увидеть твоё счастье.
   - Вот начну работать, и маме будет легче. Хочу, чтобы она отдыхала. С первой зарплаты сделаю ей хороший подарок. А замужество никуда не убежит, - весело ответила Заррина.
   - Замужество этому не помешает. Есть у тебя парень? Ты не тяни, я уже совсем старый, боюсь, не доживу, - продолжил он.
   - Доживёте, и вместо папы меня за руку поведёте к жениху. Я так хочу! А парень есть, мой однокурсник. Любит меня, но такой стеснительный: ходит, молчит, а глаза всё выдают. Мне он тоже нравится, - призналась Заррина.
      - Тогда будем готовиться! – с радостью заявил Григорий Семёнович.
Матрёна Ивановна рассказала мне об этом и мы радовались, как- будто свою кровиночку собирались замуж выдавать. Само собой Ширин всё знала и с улыбкой поглядывала на всех. Через неделю пришли сваты и дело было решено.
   В день свадьбы Заррина вышла в зал к гостям под руку с дедушкой Гришей. К удивлению собравшихся, вдруг подошла к микрофону. Заиграла музыка, и невеста запела о том, чтобы её суженный смог дать ей любовь, которую недодал отец. Просила любить так же сильно, как мама, которая всю жизнь отдала ей и передаёт сегодня дочь в руки мужа. Любить так, как в поэме жизни о Фархаде и Ширин.
Чистый звонкий голос Заррины, душевные слова песни, которую она сама сочинила, покорили сердца слушателей. Весь зал плакал. Жених тоже не сдержал слёз - подошёл к невесте и крепко обнял её на глазах у всех. Никто этого не ожидал, ведь по традиции наши невесты всю свадьбу безмолвно сидят, скромно опустив голову, и даже не притрагиваются к еде.
      Как же радовалась Ширин за свою дочь! Поздравляла молодых от себя и от своего любимого Фархада, будто он был рядом.
И без устали танцевала: и не было ни одного гостя, кто бы не встал с ней в пару. А, когда вышли танцевать молодые, она взяла микрофон и громко произнесла, обращаясь к жениху:
      - Я хочу, чтоб ты любил Заррину, как любил меня мой Фархад!
      Весь зал дружно зааплодировал.

            ЛЕБЕДИНАЯ ВЕРНОСТЬ

      Через две недели после свадьбы Ширин решила на месяц уехать к родным, оставив новобрачных наедине. Попросила меня и Григория Семёновича поддержать молодых, если им нужна будет помощь.
   - Ты даже не сомневайся, у всех соседей под присмотром будут твои дети, - ответили мы ей в один голос. Да они сами не лыком шиты, уже вполне самостоятельные. Отдохни Ширин и приезжай: мы все тебя будем ждать.
   Я заметила, что взгляд Ширин был необычным. Она слушала, а глаза были устремлены куда-то вдаль. Вместе с молодыми я пошла провожать её до машины и мне вдруг показалось, что она прощалась с нами как-будто навсегда. Меня это встревожило.
   - Можно я поеду с тобой до аэропорта, - спросила я её.
   - Если хочешь, Зульфия, пожалуйста, я буду рада, - Ширин как буд-то ждала этих слов.
   - А нам, не разрешила! - с лёгким укором сказала дочь.
   - Не хочу, чтобы мы долго прощались, ещё заплачу. Я ведь впервые уезжаю без тебя. Обещаю, в следующий раз мы все вместе поедем к родным, - а сейчас думайте о жизни, учитесь жить, - как всегда ласково ответила она.
По дороге в аэропорт Ширин молчала, всё думала о чём-то. Я не мешала. А перед посадкой в самолёт Ширин призналась, что неизлечима больна.
   - Ну как же так, я врач, ты должна была раньше сказать мне об этом, - возмутилась я.
   - Нет, Зульфия, я бы и сейчас не сказала, но ты мне близка, как старшая сестра, и поймёшь. Я сама узнала о диагнозе перед свадьбой Заррины, и уже тогда врачам было ясно - всё поздно, - грустно ответила она.
   - Обследоваться никогда не поздно, не говори чепуху. Никуда тебя сейчас не отпущу! Мы поедем в больницу! - стала я уговаривать Ширин.
      - А я хочу к моему любимому Фархаду. Он ждёт меня. Столько лет дочь меня сдерживала, и я должна была жить ради неё. Но раз болезнь случилась, значит, я скоро снова буду с ним. Поэтому ничего не боюсь. Сейчас мне необходимо увидеть своих родных, и успеть попрощаться. А ты не переживай, и детям моим пока ничего не говори. - Ширин улыбнулась, крепко обняла меня и пошла на регистрацию.
      Домой я вернулась убитая горем. Пошла к Григорию Семёновичу. Он совсем недавно похоронил свою Матрёну Ивановну, и в доме явно не хватало того тепла, которое было при её жизни. Известие о неизлечимой болезни Ширин стало для старика ещё одним ударом.
   - Мы уже ничем не сможем ей помочь, раз она решила уйти к Фархаду. Вот это любовь! Про такое чувство только поэмы писать. Как же она жила всё это время? Всё внутри себя переживала. Эта болезнь от нервов, от страдания, от душевных потрясений, – грустно ответил мне Григорий Семёнович, - «Лучше умереть, когда хочешь жить, чем дожить до того, что захочешь умереть» - не зря сказал Ремарк. Мне бы надо к Матрёнушке, а Ширин ещё жить и жить…
   Я впервые увидела, как он плачет. Этот сильный мужчина, прошедший столько испытаний за долгую жизнь, не сдерживал свои слёзы. А я задыхалась от жалости к старику, ставшему для нас отцом. Как врач, я опасалась за его сердце, вместившее столько горестей и общих бед.
   Никто во дворе не знал, как мы ждали возвращения Ширин. Мой муж пытал, почему я так беспокойна и грустна. Я рассказала ему всё. Он тоже стал переживать за Заррину с мужем, ведь им предстояли большие испытания.
   Встречать Ширин не пришлось: её прямо с самолёта на скорой помощи увезли в нашу больницу. Я работала в соседнем корпусе и сразу пошла к ней. Она была очень бледна, сильно похудела. Видно было, что она меня ждала. Взяв меня за руку, поближе притянула к себе, тихо сказала, что хочет видеть Григория Семёновича. Мы переглянулись с Зарриной: она не отходила от мамы, сдерживая слёзы, улыбаясь, рассказывала ей о своих буднях.
      Я позвонила дяде Грише, и он быстро приехал в больницу. Ширин попросила дочь пойти купить ей минеральной воды и осталась наедине с любимым соседом. Потом позвала меня:
   - Мне осталось совсем немного, давай обсудим с тобой моё последнее желание. Ты ведь мне как старшая сестра. Думаю, что дочери будет сложно провести похороны. Не хочу никаких рыданий и причитаний - это для меня будет радостный день и я, наконец, соединюсь с моим любимым Фархадом. Знаю, ты всё сделаешь, как подобает, - очень спокойно произнесла Ширин и слабеющими пальцами погладила руку Григория Семёновича, а потом мою.
   Похороны прошли очень скромно. Без громких речей и слёзных причитаний. Все знали, что это было последней просьбой умирающей. На Заррину было больно смотреть, когда она прощалась с мамой. Похоронили Ширин рядом с её любимым Фархадом.
   Через сорок дней Григорий Семёнович попросил меня поехать с ним на кладбище к Ширин.
   Удивилась, как за такой срок можно было украсить место захоронения. Красивая ограда, молодые кипарисы по углам, а на могиле
черный надгробный камень с двумя смотрящими друг на друга голубками.
      - Вы, Григорий Семёнович, их называли голубками. Как же это красиво! – со слезами тихо сказала я.
      - Зульфия, помнишь, перед смертью Ширин позвала меня к себе? Рассказала, что камень привезла с Памира и столько лет не ставила на могиле мужа, хранила у родных в гараже. Оказывается, ей сегодняшние святоши не разрешали живность на камне вытесать, вот она и попросила меня. Вроде, красиво получилось…Это как-будто её лебединая песня…
   - Какой же Вы молодец! Я думаю, их души рядом и радуются, что опять вместе. Ведь такая любовь не умирает никогда.
Как бы в подтверждение моих слов, мы увидели на ограде двух голубей, воркующих рядом и, невольно, улыбнулись.
      - Вы написали на камне слова любимого Ремарка: «Мы никогда друг друга не забудем, но никогда друг друга не вернем». Хорошо сказал писатель, как будто про них, - поразилась я.
      - Нет – это не про мертвых. Это для живых. Как назидание, чтобы берегли и любили друг друга, - ответил он.
      Когда мы возвращались, в небе пролетала длинная стая белых лебедей. Мы долго смотрели ей вслед. Показалось, что они машут нам крыльями и поют песню о настоящей любви.