Некто

                Н   Е   К   Т   О



              К Н И Г А    М И С Т И Ч Е С К И Х    З Л О К Л Ю Ч Е Н И Й.   





« Ты не относишься к стаду рабов от природы, которые предпочитают довольствоваться гарантированным ничто, нежели полагаться на недостигнутое нечто.  А я именно тот
НЕКТО, в чьей  власти даровать то самое нечто». 


                « Эти слова являются  ко мне, вместе с их автором, каждую ночь;  а затем призраки обезглавленных трупов и животный хохот окровавленных голов.  Господи! мне не избавиться от этих чудовищных видений до самой смерти. Я на грани сумасшествия! Выхода нет!
   Но прежде чем рассудок покинет меня, я должна с кем-то поделиться причинами приведшими сознание к черте безумия.  И чем скорее я это сделаю, тем вероятнее шансы, что  моя   история  сохранит хронологическую точность тех жутких событий».

                Последние строки из дневника  Софии
                Арнольдовны Кольт, талантливой журналистки и
                моей хорошей знакомой.

          «Всё гениальное просто».   Чушь!  Простота есть проявление серой безвкусицы, а в некоторых случаях – вопиющего скудоумия!
                В. Ц.



                С   Ю   Ж   Е   Т    1


                ТАЙНЫЙ    УМЫСЕЛ.


           Луганск.  6 августа,   2003 года.



           «  Смертельным храпом хохотала глухая ночь над только что обезглавленным трупом безумной Жанны.  И грянул неизбежный рок, свершая беспощадное святотатство над той, чьи неестественно выпученные глаза, к великому ужасу,   продолжали, остервенело вращаться в порыве неземной муки, а в чреве искажённого рта клокотала пузырчатая, кровавая пена.
   Безжалостный палач цинично отпихнул от дубовой плахи еще содрогающийся труп. Коротко на него взглянул. Растянул поджатые губы в скупой, презрительной насмешке.  Бесцеремонно водрузив на белую грудь нагой жертвы свой  забрызганный бурыми пятнами  сапог,  он разверзся таким нечеловеческим рёвом вперемешку с хохотом, что многочисленные свидетели казни – пребывая в смиренном коленопреклонении -  были все, как один, повержены в хаос ужаса и вместе с тем отвращения.  Казалось, будто от   таких страшных, дьявольских воплей даже рваные чёрно-седые тучи, точно стая перепуганных ворон, бросились разлетаться в разные стороны, обнажая россыпи холодных звёзд и разрыдавшуюся луну».
   Женщина нервно захлопнула книгу /Дьявольский вопль/ одетую в красный переплет с золотистой готикой на обложке, растопыренными пальцами, от лба к затылку, отутюжила темно русые локоны и громко уронила чтиво на лакированную поверхность своего рабочего стола. 
    - Вам что, концовка не понравилась? – Тихо спросил пожилой мужчина в сером костюме, когда фигура шатенки переместилась к окну. Последние полчаса он усердно корпел над бумагами за таким точно столом, но по другую сторону вполне просторного кабинета.  Внезапный шлепок решительно вернул коллегу из производственной тяжбы в реальность. 
   Дама изобразила вид, будто вопроса не расслышала, продолжая безмолвно взирать сквозь блеск стекла на зависший над городом смог.  В следующую секунду, у правой руки лысеющего мужчины зазвонил телефон.  Тот еще раз прогулялся слюнявым взглядом по её загорелым мускулистым икрам.  /Эти б ножки да себе на плечи./  И лишь спустя томную паузу, как бы делая кому-то одолжение, поднял трубку.
   - Алло! – Серый костюм стремительно сменил тоскливую мину на улыбку романтических воспоминаний. – Привет Анюта!
   Шатенка встрепенулась плечами,  замерла. /Анна – Жанна/  Её прищуренный взгляд теперь не был таким туманным и задумчивым.  Какая-то искра шального озарения снизошла на эти каштановые глазки и они, подобно неугомонному маятнику, возбуждённо заерзали из стороны в сторону, как бы перелистывая невидимые странички: Что, отчасти, напоминало кошачьи глаза из старинных ходиков.
    Когда же мужчина,  по завершении страстного телефонного диалога, положил трубку, она повернулась, согнала со своих огромных, чуть раскосых глаз туман глубокомыслия, вонзила неморгающий взгляд в лысину оппонента, вкрадчиво спросила:
   - Как вы Иван Петрович думаете: - Серый костюм  снял очки, изобразил прищур бескрайнего любопытства, подпер кулаком подбородок. – Вот если, к примеру, прототипом главной героини послужила девушка по имени Анна, мог автор свой литературный персонаж не называть подлинным именем? /Но я же и так в этом уверена/
   Коллега повращал такими же, как  его костюм серыми глазами, утвердительно кивнул.
   - В таком случае, - продолжала развивать теорию шатенка, - этот самый автор, не утруждая себя чрезмерным головоломством, просто-напросто мог добавить одну букву, тем самым, превратив Анну в Жанну.  Вы не находите?
   Иван Петрович удовольственно осклабился. – Та-ак, София Арнольдовна, я гляжу, книга-таки произвела на вас должное впечатление.
   Женщина вновь облачила маску безграничной задумчивости.  Она присела на край подоконника, прикусила ноготок большого пальца, уставилась в пол.  Улучив паузу, Иван Петрович не преминул предвосхитить сгущающиеся над ней тучи.
   - Между прочим, в процессе сегодняшней планерки редактор очень уж разительно-навязчиво справлялся по поводу вашего нашумевшего материала о хищениях на Пеньковском мясокомбинате.  Шеф считает расследование весьма раздутым. /Видела б ты его зеленую морду./  Да он просто рычал от злости...
   Иван Петрович еще не менее минуты ожидал надлежащей реакции от соседки по кабинету. По прошествии этого времени сообразив, что женщине его предостережения как горохом об стенку, /Сучка/ он тяжко вздохнул, вернул на нос очки, и продолжил работу над статьёй.

            София Арнольдовна Кольт, имея престижное высшее гуманитарное образование, являясь специальным корреспондентом еженедельника « Криминальная хроника», в среде коллег  по перу уже давно и надежно снискала амплуа человека неординарного поведения и, в одночасье,  весьма талантливого профессионала избранного поприща.  К своим  тридцати восьми годам она имела довольно внушительный стаж журналистской деятельности и даже, растоптав в себе страх и впечатлительность, успела побывать в нескольких горячих точках бывшего Союза.  Неординарное же поведение Софии Арнольдовны в первую голову зависело от настроения, не слывшего устойчивостью и безоблачностью, а так же в виду крайне широкого спектра взглядов на мировоззрения.
Увлечения занятиями спортом Кольт успешно привил ее бывший муж, некогда призер олимпийских игр, а ныне чемпион Европы по боксу среди профессионалов.  И хотя они оказались уроженцами одного города, однако познакомиться счастливой парочке суждено было на черноморском курорте, куда молоденькая Соня отправилась по настоянию родителей после длительного траура и тщетных попыток отыскать своего младшего брата: Одним летним утром мальчик вышел во двор погулять и пропал безвести. 
   Бронзовая Соня, как с самого первого дня стал называть её новый знакомый, с одного лишь взгляда произвела неизгладимое впечатление на красавца атлета с волевыми, даже чуточку нахальными чертами лица и, на удивление, изысканными манерами.  Элегантный кавалер с безграничным восторгом поедал взглядом это чудо, которому природа даровала от мизинцев ног до макушки все самое изящное, красивое и  женственное.  В виду чего, из-под его густых черных бровей большие синие глаза светились настоящим небесным сиянием. Как бы то ни было, но их бурный роман вскоре перерос в весьма умеренное русло семейного консерватизма, что уже спустя несколько лет привело к неизбежному разрыву на взаимовыгодных условиях и при полном непротивлении сторон. /Узаконенное спаривание рассыпалось в прах./  Молодой жене сделалось скучным иметь супруга именитого спортсмена, вынужденного частенько разъезжать по другим городам и странам, и покидать свою бронзовую Софи в одиночестве.
   Ко всем своим талантам – не премину вовремя отметить – Дмитрий Сергеевич был  приверженцем литературного искусства:  Он не часто, но регулярно публиковал творения легкого жанра, что-то вроде любовно романтических новелл. Кольт некоторое время упорно пыталась – к сожалению тщетно – развить у супруга стремление к более серьезному сочинительству и сотворить из Димы известного романиста. Впрочем, углубившись в его творчество до самых корней,  скрупулезно проанализировав тождество характеров героев произведений и самого автора, София Арнольдовна смекнула, что ее старания не принесут ожидаемых плодов, ибо Дмитрий Татаркин не наделен, по ее мнению, семипядиевыми способностями к этому виду искусства. Она справедливо полагала, что Димочка в спорте добьется куда большего успеха нежели в литературе. А незадолго перед разрывом у них по этому поводу случился скандал, во время которого обозлённая Кольт озаглавила мужа посредственностью, неудачником и человеком совершенно не способным покорить ее фантазию ну уже хотя бы, чем нибудь. И видимо к тем словам причислялся смысл не одной лишь литературной направленности.  Еще одним важным вопросом в их не сложившейся семейной жизни был секс.  Вернее его отсутствие. 
Нет-нет, Татаркин отнюдь не являлся импотентом или приверженцем другой ориентации. Однако его частые отлучки, строгий предсоревновательный режим да еще масса неудобств с этим связанных, делали их сексуальную жизнь весьма скудной, должным образом не насыщенной и тому подобное.  Конечно, молодая жена могла элементарно впасть в любовные интрижки, в отсутствие мужа,  тем самым, восполнив  недостающую потребность в этой физиологической необходимости, если бы не одно «НО».  Бронзовой Соне супружеская измена представлялась делом крайне постыдным и унизительным. Она считала сие ниже своего достоинства и поэтому не желала впадать в крайности. Но лишь только развод был официально оформлен, это и послужило отправной точкой к внезапной, всепоглощающей  тяге к любовным утехам, причем в самых необузданных формах и проявлениях: будто наверстывая упущенное.    Женщина точно сорвалась с цепи  и эту безудержную похоть было не остановить.
   Страсть же к спиртному София Арнольдовна подцепила непосредственно в суровых условиях военного положения, информируя общественность о безобразной действительности то в азиатских конфликтах, то на Северном Кавказе. И вот теперь, удачливая журналистка Кольт могла менять поклонников то почти ежедневно, а то с одним и тем же кавалером появляться в обществе по нескольку месяцев.  Она могла каждый вечер посещать тренажерный зал, а когда спустя, скажем, месяц ей это надоедало, Соня ночи напролет  пропадала в ночных клубах, напиваясь до чертиков и объявляясь утром на работе с видом побитой собаки. /Метания умонастроений между глубоко зашифрованными иллюзиями и явственно марширующей действительностью./  И, тем не менее, это ее абсолютно не портило.  Кольт владела той редкой красотой, которую не способны разрушить ни растрепанные волосы, ни усталые глаза, ни легкая бледность.

                Дверь в кабинет неожиданно распахнулась и на пороге, поигрывая ехидной улыбочкой, возникла самая главная язва на всю редакцию – Стелла Вениаминовна Бузько. Эта высокая, дородная  дама держала в  руках несколько свернутых в рулон плакатов да коробочку с канцелярскими кнопками.
   - Доброе утро. – Процедила Бузько сквозь зубы и подошла к той стене, возле которой сидел Иван Петрович. -  Главный распорядился в каждом отделе повесить рекламу нашей газеты. /Чтоб ему пусто было./ - Женщина шумно развернула один плакат,  достала несколько кнопок. – Товарищ Макаров будьте любезны подкорректировать, иначе пришпилю косо.
   Пока серый костюм и местная язва возились у стены, София Арнольдовна, не поднимая глаз, продолжала беззвучно размышлять о чем-то своем. /Анна – Жанна./  Но когда их фигуры разошлись в стороны, журналистка исподлобья зыркнула на цветное изображение рекламы и раскрыв рот, /Ужели мне это не мерещится?/ уставилась на плакат, теперь критически округленными глазами.
    - Всего вам… /Хренового./ - Приторно промямлила Бузько, все так же ехидно покосилась на Кольт, и покинула помещение.
   На серебристо-синем фоне глянцевой бумаги, у самых канатов ринга, с голым торсом и в боксерских перчатках стоял улыбающийся, абсолютный чемпион Европы в тяжелом весе Дмитрий Татаркин – по прозвищу Наковальня.  В одной руке атлет держал экземпляр «Криминальной хроники», а второй демонстрировал огромный, шарообразный бицепс.
Да-да, с плаката добродушно улыбался именно ее бывший супруг.
    Минутное замешательство,  которое сменил крутой вираж  эмоционального всплеска, не стало неожиданностью для серого костюма. /Какой была взбалмошной, такой и осталась./   Под его пристальным взглядом Кольт несколько раз метушливо смерила кабинет по диагонали, беспрестанно бурча что-то сбивчивое и неразборчивое, а затем решительно устремилась к своему рабочему столу.
   - Вы собираетесь покинуть меня в одиночестве? – С детской обиженностью поинтересовался Иван Петрович, наблюдая как его коллега хаотично роется в ящиках стола и гамузом запихивает какие-то бумаги в свою сумочку.
   - Меня некоторое время не будет. Если главный спросит, я копаю материал: Возможно, снесу сенсацию.
   - И на какую же, если не секрет, тему? – Задал вопрос Макаров, который так и завис без ответа. /Не твое собачье дело./
   - Да! – Визгливо выстрелила Кольт, притормозив уже в открытых дверях отдела. – Материал по известному мясокомбинату лежит у его секретаря еще со вчерашнего обеда./Пусть эта курица раскроет пошире зенки./ - При слове «его», София Арнольдовна небрежно ткнула холёным ноготком в потолок. – Ну, вы меня поняли.
   - Хорошо Сонечка, хорошо, - с готовностью помочь отозвался Иван Петрович, - я шефу передам непременно. /И когда успела?/
   


                *     *     *

                Киев. 8 августа, 2003 года.   

              В этот летний теплый вечер центральный стадион страны пребывал в неимоверном аншлаге.  Фантастический ажиотаж вскипел вокруг грандиозного боксерского турнира, гвоздем программы которого должен был состояться бой за звание абсолютного чемпиона Европы в супертяжелом весе.  Свой титул отстаивал киевлянин Дмитрий Татаркин, по прозвищу Наковальня.  А вот претендентом на чемпионский пояс, из противоположного угла, горой мышц вырисовывался поляк Марек Жвапульский, по прозвищу Бомба. 
   С первого же раунда на ринге завязалась жесточайшая рубка.  Противостояние опыта и молодости повергло зрителей в настоящее буйство! При каждом достигающем цели ударе своего земляка толпа вскакивала с мест и дико визжала, подбадривая любимца и требуя немедленного нокаута. /Мочи ублюдка! Вали его!/   В этой агонии болельщических страстей, пожалуй, единственным равнодушным человеком была обворожительная шатенка, в бронзово-лиловом  вечернем платье с обнаженными плечами и до вульгарности глубоким декольте.  Её безэмоциональное выражение лица не изменилось ни единым миллиметром бархатистой кожи, даже когда бывший супруг был отправлен мощным правым крюком Бомбы в нокдаун.  А когда в следующем раунде непобедимый Наковальня был повержен – серией из кросса, апперкота и двух прямых в подбородок -  в финальный нокаут… На фоне всеобщей трагедии /Твою мать!!!/ София Арнольдовна лишь глубоко, /Не все коту масленица./    со скромной порцией досады  вздохнула, посмотрелась в зеркальце, и стала шустро пробираться в сторону выхода: где еще отсутствовала привычная толчея. Тут Соня с помощью журналистского удостоверения преспокойно проникла в сумрачный коридор, ведущий к тренировочному залу и раздевалкам.
   Как не прискорбно, но в тот августовский вечер победила молодость.  Абсолютный чемпион лишился своего титула и, вероятно, таким плачевным образом завершил блистательную карьеру на профессиональном ринге.
    Преграждая путь к двери в будуары, теперь уже экс-чемпиона, застыло монументальное изваяние, в черной униформе с надписью «секьюрити».  Завидев, как к его охранному объекту уверенно приближается обворожительная особа, груда мяса пришла в движение.  Выставив вперед почти детскую ручонку, охранник писклявым голосом заявил:
   - Сюда нельзя!
   Кольт невозмутимо смотрела на громилу /Скотло безмозглое/ и слышала, как из-за двери доносились отголоски гневной ругани да гул тяжёлых ударов.
   «А мой бывший расходился не на шутку». Подумала она про себя и уже раскрыла рот намереваясь что-то сказать охраннику, но за его спиной вдруг распахнулась дверь: Из-под руки бугая появился возбуждённый тренер. Он ни секунды не колеблясь узнал эту незабываемую женщину /Вот это телка!/ и оказался неслыханно этому рад.
   - Боже! Соня! вас послали сами небеса. – Тренер небрежно махнул охраннику;  тот послушно отодвинулся от двери. – Я вас заклинаю, милая Сонечка, попытайтесь успокоить Диму, он сейчас так взбешён.
  Не мешкая ни секунды, Кольт вошла в раздевалку, а  тренер закрыл за ней дверь, подпер ее спиной и торопливо перекрестился. /Пропади оно все пропадом./
   Только  что сверженный с трона Татаркин выглядел чернее тучи. Он с дикой яростью метался от стены к стене и голыми кулаками наносил по ним такой силы удары, что даже вздрагивали осветительные плафоны.  От выпуливаемых ним в пространство соответствующих словечек закладывало уши.  Его обе брови имели жуткие рассечения, кровь залила все лицо, а нос распух как от укуса бешеной осы.
   - Ты бы лучше на ринге так кулаками махал! – Не сводя глаз с этого жутковатого великолепия громко выкрикнула Кольт спустя паузу, в продолжение которой обозлённый Наковальня так занят был своим горем, что даже  не заметил ее присутствия.  – Чего уж теперь… в пустой след.
   Эти фразы мужчину словно подкосили, а высокий пьедестал его разума, наконец, вырвался из чертогов необузданного буйства.  Он бурей развернулся в сторону нежданной гостьи и застыл в неподвижности, с обвисшими, что плети руками и отвалившимся подбородком.  А его глаза, в данный момент, имели фотографическую схожесть с глазами затравленного быка, который тупо таращится на матадора и не возьмет в толк: Что наглецу надо?  Очевидно, после десятилетней разлуки Татаркин не в состоянии был поверить в то, что его обожаемая, некогда супруга,  вдруг обрушилась как снег на голову да еще в такой чрезвычайно неподходящий для него момент: Момент постыдного низвержения.
   Соня спокойно подошла к распалённому гиганту, чья грудь вздымалась точно кузнечные меха, и робко погладила его по окровавленной щеке.  Её каштановый взгляд блеснул каким-то промерзлым обожанием, а голос зазвучал властно, в приказном тоне.
   - Немедленно прекрати истерику, успокойся, приведи себя в порядок – это, во-первых. Во-вторых: ежели в тебе еще не выветрился дух авантюриста и романтика, и если хочешь прославиться действительно по-настоящему, максимум через три дня жду тебя в Луганске.
   Татаркин по-прежнему стоял как немое изваяние. Кольт тщательно обтерла о волосатую грудь, испачканные в кровь пальчики, весело щелкнула его по распухшему носу, хитровато  подмигнула.
   - Надеюсь адрес мой еще не забыл? – И наблюдая своего бывшего супруга в безнадежной прострации, /Во перемкнуло./ плавно покачивая крутыми бедрами скрылась за дверью:   В коридоре, Соня звонко расхохоталась, совершенно игнорируя общество тренера да уже суетящихся репортеров. Она ещё долго продолжала смеяться тем заводным смехом, который способен заразить любую компанию.
   - Вы настоящая волшебница! – Долго тряс ее руку возбужденный тренер, когда Кольт вновь обрела непроницаемое спокойствие.
   Она строго на него посмотрела и так же строго спросила: - Дима еще печатается?
   - О, Сонечка, еще и с каким успехом.
   - Под псевдонимом? – Сощурилась журналистка.
   - Конечно, как и прежде.
   - Но это достоверная информация?
   - Что он печатается? – Не понял сразу тренер.
   - Нет, /Тупое животное./ меня интересует другое: Дима точно не издавал своих произведений под настоящим именем?
   Тренер повращал зрачками. – На сколько я знаю, нет.
   София Арнольдовна на прощанье улыбнулась, позволила поцеловать себе ручку, и походкой крадущейся пантеры пошла к выходу.


                *     *     *

                Луганск.  12 августа,  2003 года.


                - Может тебе спинку потереть?! – Пытаясь перекричать шум воды, заявила Соня игривым тоном.   
   В блестящий влажным паром отвор показался мокрый мужчина, с намотанным по талии махровым полотенцем и белой пеной на лице.
   - А я уже. – В шутку, как бы обидевшись, промямлил он кривляя голос, но тут же улыбнулся двумя рядами ослепительно белых зубов. – Сейчас побреюсь и поступаю в твое полное распоряжение.
   Хозяйка частного домовладения  прогулялась томным взглядом по мускулистому телу, /А я за ним, оказывается, соскучилась./ и легонько ткнула мужчину в один из кубиков брюшного пресса.
   - Тогда я пошла накрывать.
   Экс-чемпион с наивысшей степенью сладострастия провел огромной ладонью по тому месту, где из-под полотенца бугрились гениталии.
  - Может... – он лукаво подмигнул, -  начнем сразу с десерта?
  И эта возбуждающая фраза, и вид соблазнительного мужского тела, тут же вспенили приятный зуд в самом низу живота. Впрочем, Софья мгновенно взяла позицию гимназистки-девственницы: Вычурно хмыкнула, вскинула подбородок, с силой захлопнула дверь перед самым его носом. Лишь затихло эхо, женщина рукой прикрыла рот, коротко усмехнулась.  Прежде чем покинуть коридор, в котором находилась, она заглянула в зеркало трюмо: Поправила прическу, расстегнула две верхних пуговки облегающего блузона.  Неслышно пройдя через просторный вестибюль,  хозяйка скрылась  в интимном полумраке богато обставленной столовой цвета бордо.  Еще не более получаса тишину уютного жилища оскверняли только шум воды да редкое цоканье обеденных приборов, а по истечении этого времени за круглым, со вкусом сервированным, столом уже струилась непринужденная беседа.
   - В принципе, Софи, за эти несколько дней я заключил вывод: Совсем не стоит все так глобально драматизировать. /Какая тут драма, тут натуральная трагедия./ Конечно, печально сознавать, что лавры первенства теперь пожинает другой но, все - таки, мне уже сорок один год. – Его глаза задумчиво скользнули по окружающему пространству. – Как ни крути, а корону, рано или поздно, все равно пришлось бы снять. /Лучше поздно./
   Спустя несколько секунд романтической задумчивости, в продолжение которых он – видимо и сам того не замечая -  пару раз загадочно улыбнулся, Татаркин вернулся в реальность: Посмотрев  в пустую тарелку блаженственно вздохнул.
   - А твои отбивные, как и прежде, неповторимы.
   Хозяйка промокнула губы салфеткой. – Надо же, ты и это помнишь. /А сам, небось, только и видит, в каких позах меня объезжал./  - Она покинула застолье, вынула из темно вишневого буфета золотистую турку, зажгла газ.
   Дмитрий Сергеевич встал, отодвинул стул и, оседлав его задом на перед, почти всем своим огромным туловищем улегся на хрупкую спинку, не отводя глаз от суетящейся у плиты дамы. /Ох, как вспомню./
   - Ну, да Бог с ним.  Мы уже столько времени все обо мне да, обо мне.  И в аэропорту, и в такси, и вот теперь.  А на сколько я помню, при нашем последнем рандеву…
    - Ах-ха-ха! – Звонко рассмеялась Кольт. – На котором ты не то, чтобы не проронил ни слова, ты даже не соизволил со мной поздороваться!
   - Но Машер! – Это еще одно ласкательное прозвище из лексикона бывших супругов. – Ты же видела в каком я пребывал состоянии. – В его голосе чувствовалось откровенное сожаление. – Согласись, не каждый день доводится расставаться с достижениями нескольких десятков лет.
   Кольт вдруг резко обернулась. – Вот кстати, а как там твои достижения на литературной ниве? /На хрена мне сдался твой мордобой./
   Мужчина вытянул лицо. – С чего вдруг? – Его брови так изогнулись, что казалось швы, стягивавшие рассеченную и еще чуть вспухшую кожу, сейчас начнут трещать.
   - А мой интерес, Дима, между прочим,  связан непосредственно с тем предложением которое было мной озвучено при нашем недавнем, - она по – детски  хихикнула, - как ты выразился «рандеву».
   - По поводу моей известности?
   - По поводу НАШЕЙ известности. /Если повезет./   - Слова «НАШЕЙ» София Арнольдовна особо выделила не только повышением голосового тембра, но и предала ему шарма таинственности.
   Весь исполненный внимания, не сводя с дамы пристального взгляда, Татаркин облизал широкие мясистые губы, да так и застыл с чуть приоткрытым ртом.
   - Я надеюсь, ты как  прежде, свои рассказы и повести издаешь под псевдонимом? /Только посмей сказать, что это не так./
   - И мало того! – Вспыхнул он плутовской горячностью. – Даже в издательстве /Агент свое дело знает туго./ ни сном ни духом, что Марк Пожарский ни кто иной, как чемпион Европы по боксу. – Он вдруг нахмурил брови и потупил глаза. – Правда, теперь уже бывший.
   - Это просто замечательно! – Выпалила радостным голосом Кольт  разливая по чашечкам кофе, но заметив, как Дима удивленно на нее смотрит, добавила: - Ах, пардон, я подразумевала твою анонимность.
   - Ну, ничего Машер, за последний год у меня скопилось несколько весьма недурственных работ.  И смею заметить, самых лучших из всего репертуара. Мой агент намерен зарядить их в такой тиражик… - Движением глаз он попытался изобразить великое множество. – И знаешь почему?
   Кольт поставила турку и скрестила на груди руки. /Тут и даун смекнёт./  - А хочешь, угадаю?
   Татаркин только блымнул двумя веками. /А ну детка, удиви./
   - Ты собрался предать огласке свое подлинное имя. – Она вскинула вверх ладони. – Я представляю, какого грандиозного слона раздует издатель. /Обмочатся кипятком от радости./  Ну, как же.  Тот самый, всеми любимый Пожарский ни кто иной, как отважный, величественный, искрометный Татаркин!  Непобедимый Наковальня! Гордость нации! Господа это ж сенсация!
   София Арнольдовна внезапно прервала свои ехидные юродствования и в один миг превратилась из дешевой кривляки в олицетворение самой глухой тайны. Она села за стол и вонзила в супруга свой каштановый взгляд с такой серьезностью… на какую только способна деловая женщина.  А спустя пару глубоких вздохов заявила:
   - Это категорически отпадает. – И наблюдая, как Дима начал тяжело хватать ртом воздух, добавила: - Во всяком случае, на ближайшее время.
   - Но Софи? – Наконец обрел дар речи Татаркин, впрочем, этим дело и ограничилось.
   Кольт не стала более томить: она  продолжала: - Тебе что нибудь говорит имя  Преподобный Нестор?
   Сперва Дима пожал плечами,  отрицательно мотнул головой, но  сию же секунду выпучил глаза. – То есть как? /Нонсенс!/  Ты что теперь уже взялась за историю?
   - Причем тут история?  -  Она была удивлена не меньше.
   - Да как же это при чем?  Преподобный Нестор является, чуть ли не основоположником украинского языка и литературы. Он еще был, кажется, монахом.
   - Дима, /Умник нашелся./ я не знаю какого Нестора ты имеешь в виду, но тот Нестор о котором говорю я, живет в нашей, Луганской области.  И уж ни к какой украинской литературе этот тип отношения не имеет. Вернее, не именно к литературе. Он печатает свои книги на русском языке и масса разных издательств, по всему миру, их переводят практически на все основные языки старого света.  И кроме как Преподобный Нестор других имен у него нет.  Да его вообще мало кто знает в лицо.  Весьма замкнутый, скрытный субъект, окруженный беспросветной тайной.
   - Ну, хорошо, а почему именно ПРЕПОДОБНЫЙ? Он что, священнослужитель? Или тоже монах?
   Соня заговорщически посмотрела на гостя и ее изящные губы язвительно поджались.
   - Скорее он сатана.
   Татаркин неуверенно улыбнулся. – Это что-то новое. Такой гротеск. /Да, время людей меняет радикально./
   - Рекомендую не торопиться с выводами, - бывшая лениво прошлепала через столовую к двери, - а сперва ознакомься с моей информацией, и с самого начала: Думает я шутки шучу. – Донеслось уже из коридора.
   Кольт посетила свой кабинет, вскоре  вернулась с  зеленой папкой, перетянутой черной узенькой резиночкой.   Затем раздвинула на большом окне бордовые шторы из полупрозрачного муслина и заняла за столом такую диспозицию, что яркий дневной свет падал на принесенные бумаги со спины.
   - Итак: - Теперь она выглядела воплощением самой беззаветной деловитости. – Этот до крайности эксцентричный тип объявился в наших краях сравнительно недавно. Четыре года назад,  поблизости бывшей деревни Омеловка, неизвестные рабочие – по слухам бригада числится за чешской строительной компанией – приступили к возведению небывалых размеров и необычайной красоты здания, по всем своим архитектурным формам и параметрам смахивающее на натуральный замок… Что? -    Прервала она свой рассказ, увидев, как визави поднял руку пытаясь привлечь внимание. /Ну, начинается!/
   - Машер, я извиняюсь, но, что значит «бывшей»?   Ведь именно в этой Омеловке жила моя покойная бабуля.  Да  вообще, все наши предки происходят родом из той, очень древней, деревушки.  Боже я как вспомню, какие там чудные места, как мне безумно нравилось проводить там летние каникулы...
   - Дима! – Пребывала в неприступной строгости София Арнольдовна. – Во-первых: Давай лирические отступления оставим на потом.  Во-вторых: Той деревни больше не существует, в виду отсутствия жителей.  Многие умерли в результате эпидемии какой-то, так и не установленной, болезни. Хотя, впрочем, мое убеждение таково, что власти умышленно скрыли истинные причины смерти более двух сотен человек.  А вот те, кто выжил, и те, кому посчастливилось избежать заражения, покидали Омеловку в панике.  И заметь, людей расселяли по разным уголкам региона в строжайшей тайне. А так же, с ними, видимо была проведена соответствующая беседа, на предмет не вступления в контакты с представителями прессы.  Мне об этом так и заявил один беженец, которого я совершенно случайно обнаружила аж в соседней губернии.  Мне, мол, мое спокойствие дороже, и распространяться на упомянутую тему я категорически отказываюсь: Заявил тот мужик сходу, лишь узнал, что я из газеты. Но правда потом, когда я, после тщетных попыток что - либо выведать собралась уходить, и уже с ним распрощалась, он с каким-то страшно искажённым лицом, шепотом заявил: « Это жуткое прошлое я пытаюсь забыть окончательно и, по этой причине не хочу о тех событиях даже  думать.  Но вам милочка, я скажу лишь одно: Тогда, в Омеловке, из-под земли выходил сам дьявол - он испортил деревню».
   - А-ах-ха-ха! – Взорвался Татаркин задорным смехом. – А ты у него справку из психушки не спросила? /Кстати, а у Соньки все в порядке?/
  Сверкнув суровым взглядом,  Кольт раздраженно шлепнула ладонью по столу.  – А вот, в-третьих, и я полагаю в последних, друг мой, чтобы я впредь не сбивалась, ты мою историю выслушай до конца, и желательно молча.    И еще: Кроме этого тебе доведется услышать массу таких вещей, от которых могут возникнуть вопросы аналогичного характера, как только  что. Поэтому, на будущее, приготовься быть более сдержанным и не перебивай. /А то разностальгировался./   И непременно хочу предупредить – до конца этой истории помни, я журналистка, а ты в курсе какими способами и методами мы добываем информацию. Поэтому, все вопросы, все  реплики - после.

   По выражению лица сидящего напротив Татаркина бывшая супруга уловила:  тот все усвоил  и готов внимать каждому ее слову.
   - … Таким образом, после мора, в Омеловке не осталось ни души, кроме бродячих собак да поселившихся там диких животных.  Все строения сиротеют в пустынном одиночестве, кругом свирепствует бурьян, разросшиеся до неимоверных размеров кустарники,  запущенные деревья.  Собственно, по большому счету, в тех краях лишь территория деревни является единственным лесным массивом.  Ведь, как ты и сам прекрасно знаешь, там на многие километры степь, яры, отчасти солончаки, залежи дикого камня да красно-бурые терриконы.  Но вернемся к Преподобному Нестору.  В пяти километрах  на юго-восток от деревни имеется гигантское белое плато. Эта мергелевая возвышенность окружена самыми настоящими каньонами, со скудной растительностью и постоянными суховеями.  На востоке от плато есть три огромных шахтных отстойника, за которыми тянется целая вереница очистных сооружений.  Между этими водохранилищами и замком местность голая и вдобавок болотистая: сплошные мочаки.  Они, по прогнозам местных аграриев, имеют все реальные шансы, со временем, превратиться в натуральные болота.  И все это, вероятно, результат отсутствия должного контроля над состоянием отстойников и очистных сооружений.  Шахта брошена, работы остановлены, летние и особенно зимние осадки переполняют эти гигантские чаши, вода постепенно размывает скверно укрепленные дамбы и регулярные разливы не дают почве успеть высохнуть.   Но! к чему я тебе все это излагаю.  Преподобный Нестор сказочно богат.  Он приватизировал все те земли, что называется с потрохами.  И плато, и болота, и отстойники, и даже шахту, которую же сам и закрыл. 
   Ах, да! – Кольт в порыве озарения взмахнула рукой. – Что касаемо таинственной эпидемии.  В принципе так, мелочная деталь, но, возможно не лишенная смысла.
Одно время в народе бродили слухи о, якобы, на самом деле имевших место причинах снятия с должности первого директора шахты.   Вроде бы в один будничный день к нему явились несколько человек в строгих костюмах, предъявили какие-то архиважные ксивы и заявили, что им необходимо захоронить несколько небольших свинцовых контейнеров в одном из уже недействующих шурфов.   Директор возмутился, сослался на свое министерство, и добавил, что он не обязан выполнять сомнительные распоряжения их ведомства, так как ему не подчиняется.  Люди в костюмах вежливо откланялись.  А через несколько дней из упомянутого министерства пришла директива о снятии с должности строптивого директора и назначении на его место нового. И когда уже этот новый вступил в должность, рабочие шахты вновь видели тех людей в строгих костюмах.  О том, что было в контейнерах, мы можем только догадываться, ибо ты сам разумеешь, какая в таких случаях фигурирует степень секретности.
   София Арнольдовна смолкла.  С целью отдышаться – пролистывая бумаги в папке – пригубила кофе, подкурила сигаретку, протянула Дмитрию Сергеевичу две фотографии.
   - Пока я буду говорить дальше,  внимательно  просмотри снимки и, быть может, когда речь их коснется,  у тебя возникнут наводящие вопросы. /Если тебе еще не до конца мозги отбили./
   Мужчина молча взял карточки, положил их перед собой на стол, принялся внимательно  разглядывать.
   - Во-от, значит: Прибыл к нам этот таинственный толстосум из Англии, причем сам он не коренной англичанин, я проверяла. Но и его настоящая национальность сокрыта за семью печатями.  Хотя, возможно, Нестор уроженец германских народностей. Но об этом чуть позднее...
   Итак, я возвращаюсь к прерванному.  Прибыл он не просто из Соединенного Королевства, а именно из предместий деревни Плакли.  Наведя необходимые справки я выяснила, что такая деревушка действительно существует.  Рядом, на самом деле имеется место, которое называется Фрайт Корнер. Там, на протяжении пяти веков стоял замок Преподобного Нестора.  Сама же Плакли, ну прямо с ног до головы – образно выражаясь – окутана мистикой, ужасами и всяческими тайнами. Местные жители, кстати, называют свою вотчину не иначе как «Деревня с дюжиной призраков». И вот вдруг, Нестор вербует несколько сотен рабочих, которые по камешку разбирают его великолепный замок, каждый такой элемент конструкции нумеруют, затем на зафрахтованных судах переправляют через Ла-Манш в Гавр, а уже из Франции, по железной дороге перевозят под Омеловку, где монтируют на этой меловой горе идентичный аналог. Спрашивается – зачем?!  С какой стати ему менять высокоцевилизованную страну на наш хаос!?  Уж не оттого ли, что хаос, страдания и угнетения есть его привычная среда обитания?  Где с помощью его богатства и нашей торгашеской жадности и раболепия можно весьма успешно пребывать на пике этого хаоса и наслаждаться чужими страданиями точно чудодейственным эликсиром.  Ты сам посуди, если взять Великобританию и наш хохляцкий беспредел, это же рай и ад!  А кто может мечтать сменить райское умиротворение на адские муки? Уж не тот ли кому в аду вольготней и сытнее?
   Кольт затушила в пепельнице сигарету, оттопырив нижнюю губу несколько раз энергично дунула на спавшую к переносице челку, тем самым, подбросив ее и разметав в стороны и, не отрывая возбужденного взгляда от своих конспектов продолжила:
   - Теперь коснемся Нестора лично. Он у тебя на левой фотографии, между двух телохранителей. – Рассказчица привстала, потянулась через стол, ткнула пальцем. – В любое время года он ходит в одной и той же одежде.  Длинное пальто из черной шерстяной ткани, свисающее до самых каблуков его черно-белых штиблет.  Черные лайковые перчатки, на голове черный боливар. Но ты Дима обрати внимание на его лицо!  Кстати, черные очки он тоже не снимает. Но лицо… будто он попал под выстрел шрапнели, либо переболел жуткой оспой. Особенно если смотреть с близкого расстояния – зрелище отвратное. Да плюс сине-лиловый цвет кожи.  А руки!  Ты оцени его неестественно длинные руки.  Мало того, что он такого же роста, как и ты, практически два метра, если не больше, но его ручищи… они ведь почти ниже колен!
   Внимательно изучая фотоснимок, следуя комментариям виновницы его тут пребывания, Татаркин вдруг поднялся, выпрямил спину, по швам - как в армии - опустил  руки. Когда же он убедился, что те достигают лишь середины бедра, так же молча сел на место.
    Кольт так же безмолвно проследила за его действиями, /Ну-ну, Фома неверующий./ не отводя взгляда от бывшего супруга отпила кофе, – используя спонтанную паузу –
а когда мужчина уже умостился за столом, в пространстве уютной столовой вновь заструился ее приятный, с ненавязчивой хрипотцой голос.
    - К тому же Нестор великий оригинал.  На дворе третье тысячелетие, а он покидает пределы замка всего раз в месяц. - Соня поймала заинтригованный взгляд слушателя. А затем, как бы еще более утверждая следующее известие, несколько раз качнула головой. – Представляешь!? Дядя раскатывает в крытой карете запряженной четверкой вороных. И осуществляет он свои редкие вояжи, которые у местного населения уже стали притчей воязыцах, в «Закоулок страха».   У нас в городе есть такой частный клуб закрытого типа:    Учредителем которого он же сам и является.  Впрочем это, пожалуй, единственное место о котором мне пока не удалось ничего толком выяснить.
   Женщина,  внезапно вспыхнув щеками, осуществила многозначительную и в одночасье многообещающую паузу.  Затем, прямо глядя в глаза гостю, мистическим полушепотом спросила:
   - А известно ли вам сударь, как будет по-английски «Закоулок страха»?
   Экс-чемпион пожал плечами. /Тоже мне, нашла полиглота./ - Я больше по-французски и немецки.
   - Так знай же!  - Теперь в ее голосе звучало торжество великой разоблачительницы. – «Закоулок страха», в английской интерпретации, означает – «Фрайт Корнер»!  Что находится в предместье Плакли, на юго-востоке Англии,  откуда был передислоцирован замок Преподобного Нестора. А мы, между прочим, пребываем на юго-востоке Украины.  Что это? Что это, я тебя спрашиваю, совпадение?
   Скорчив зверскую гримасу, Татаркин наклонился в сторону бывшей супруги. София Арнольдовна под его тяжелым взглядом – и вдобавок, после встречи с Жвапульским, изуродованным – смиренно опустила ресницы.
   - Ну, Софи, ты просто Эдгар По современности. /Если не сказать хуже./   - И тут же весело расхохотался.  А когда смех себя исчерпал, мужчина посерьёзнел и даже насупился.  – Ах, бедная Сонечка, /И угораздило же./ я просто теряюсь в догадках, в сумбуре догадок, ибо, когда я  первый раз за десять лет увидел твой очаровательный облик в своей раздевалке, то откровенно сознаюсь, был невыразимо приятно оглоушен. /Да что там, у меня даже в трусах все зашевелилось./  Я совершенно не слышал, что ты мне говорила в тот момент.  Я лишь думал о том что… /Нет, этого лучше не говорить./ что в тебе вновь вспыхнули былые чувства и до твоего сознания наконец дошло, что все те мимолетные встречи и фальшивые признания куда менее волнительны и добротны нежели наша любовь и наша тогдашняя совместная жизнь.  Но нынче, Софи, слушая всю эту бредовую нелепицу, на языке так и вертится вопрос:  Что за химеры поселились в твоей чудной головке? /Да ты спятила!/  Это же натуральный бред.  Мне даже неловко осознавать, что ты, беззаветная поклонница реализма, несешь такую ахинею. Как ты сподобилась подцепить эту заразу? Ты ведь всегда придерживалась гносеологического аспекта бытия: Не сущее есть, но только не в непосредственном смысле.
   Вращая выпученными глазами, Дмитрий Сергеевич вскочил с места, намотал пару кругов по столовой, видимо таким образом пытаясь утихомирить вспышку эмоций, и с недовольным видом вернулся за стол.  Он глубоко дышал, через раз фыркал, а его надбровные дуги то изгибаясь, подпрыгивали, то проваливались на веки, образовывая  над переносицей глубокую борозду.
   /Неужели мне не удастся его уговорить!?/ Кольт напряженно сопела.
   - Да уж, ты непредсказуемая женщина. – Наконец произнес он во время продолжительного выдоха, и всплеснул рукой. – Но черт меня дери, ты, что же действительно во все это веришь?
   - Скоро и ты поверишь. – Процедила Кольт сквозь стиснутые зубы. – Ты Дима прекрасно осведомлен, что меня весьма сложно убедить в чем либо пока я не получу веских доказательств.  Впрочем, иногда достаточно моей журналистской интуиции.  И уж если я погрузилась в эту тему…  /Стоп, тут нужно с другого боку./
   Изобразив скупую улыбку, женщина устремила в потолок взгляд исполненный лукавства. – А на счет вопроса о возобновлении былых отношений… мне кажется, у нас еще будет шанс вернуться к этой теме но, /Гляди-ка, разулыбался./ только по завершении задуманного мной мероприятия по разоблачению. Ибо, действительность всегда марширует впереди возможности.
   София Арнольдовна прекрасно владела всеми хитростями и уловками опытной женщины и отлично знала, как подцепить воздыхателя на крючок.  Она отметила, что действует правильно, так как Татаркин, заслышав о возможном возобновлении отношений, оттаял точно по мановению волшебной палочки, приняв более благодушный облик. В его больших синих глазах сейчас вновь вспыхнул огонек любовного обожания. Он удобней умостился на стуле,  что прилежный ученик за партой сложил руки.  Его взгляд, взгляд  искусного обольстителя,  медленно поглаживал  фигуру желанной женщины.
   - ... Хорошо, моя ласточка, - изрёк он вскоре - но только когда это произойдёт, я позволю себе напомнить одну фразу, которая принадлежит твоему авторству и которая задела меня за живое. – У Татаркина создалось впечатление, что последняя его фраза бывшей супруге пришлась по душе. Однако вместе с  тем она возымела ледяную невозмутимость.
   - Ты вот Димуля съехидничал, но и сам того не ведая, попал в яблочко.
   - Неужели?! – Заметно повеселев, взвизгнул Татаркин.
   - Да-да, не смейся. – Она мылила его лицо проницательным взглядом. – Ты Эдгара По, о котором в суе обмолвился, читал?
    Тот не на долго ушел в раздумья. /А ведь что-то было./  - Конечно читал. Но с моей загруженностью, совсем немного. Впрочем, сознаюсь честно: Мне не понравилось и больше к этому автору не возвращался.
   - А «Фолио клуб»?
   - Ну, так именно это я только и осилил.
   - Ага, значит, сюжет тебе известен?
   - Смутно… - Он закатил глаза под лоб. – Давненько это было.  Хотя, в общих чертах, в памяти восстановить смогу. /Вот черт, а что там было?/
   - Хорошо, давай я тебе на всякий случай напомню: Там, по задумке автора, в клубе собираются гости, где каждый должен рассказать свою историю.
   - Точно!  - Обрадовался Дмитрий Сергеевич. – Теперь я вспомнил. У тех участников еще были доволе юморные имена и фамилии. Какой-то Бестолковео и доктор Ейбогус. – В следующую секунду его улыбку точно сквозняком выдуло в печную вытяжку. – И что, наш таинственный эмигрант в своем клубе тоже устраивает нечто подобное?
   - Почти что да.  Преподобный Нестор, раз в год проводит в своем замке, что-то типа литературной тусовки для избранных. Только в нашем случае условия гораздо жестче.  Даже нет, жестче это мягко сказано. Они до скотства жестоки и бесчеловечны.
   - Одна-ако. – По ерзанью на стуле, покряхтыванию, плямканью и  неморгающему взгляду расширенных глаз оппонента, у хозяйки создалось впечатление, что Дима впал в бескрайнее любопытство. – И каковы они?
   Кольт вновь придала своей интонации шарма таинственности. – Уже три года подряд Преподобный Нестор проводит свои литературные состязания по принципу: Проиграл – исчез.
   Татаркин уронил подбородок. – Не понял???
   - А что тут понимать? Собираются шесть человек, из тех, кто никогда и нигде не печатался – то есть аматеры.  Каждый из них приводит с собой секунданта, из которых впоследствии формируется настоящий суд присяжных. Затем каждый автор зачитывает свое произведение: один рассказ за вечер.  А на седьмой день присяжные выносят вердикт. Чья история оказывается на последнем месте, тот из замка уже не выходит.
И знаешь, по какой причине? – Визави даже не моргнул. – По очень простой причине. Все те    люди перед, так называемым, турниром  у личного нотариуса владельца замка, оформляют в пользу Нестора завещание на все свое состояние, и, разумеется, на состояние своего компаньона. И если так случилось, что ты проиграл, то этот преподобный злодей становится еще богаче.
   - Так, погоди, а куда же деваются те, кому не повезло?
   - Увы, мой друг, сие пока загадка.  Впрочем, именно которую я и намерена разгадать.
   - А остальные? – Резонно любопытствовал Дмитрий Сергеевич.
   - Те участники, которые попали в пятерку счастливчиков, вручают свои рукописи Нестору, а он, в Лондоне издает сборник имеющихся в виду рассказов и повестей, причем миллионными тиражами и на нескольких языках.  Книга расходится по десяткам стран, а соавторы, помимо естественной известности, получают еще и солидные гонорары.  Но! – София Арнольдовна сакцентировала на этом особое внимание. -  Если ты всего лишь один раз принял участие в конкурсе, то от последующих состязаний отказаться уже не имеешь права.  Впрочем, отказаться, конечно, можешь, но в таком случае тебя постигает участь проигравшего.  А за годовой период, от турнира к турниру, агенты Нестора подыскивают новенького, шестого участника.  И, справедливости ради, осмелюсь отдать должное этому таинственному человеку. Дело в том, что Нестор издает не просто примитивный сборник рассказов – как я только что неправильно выразилась – он создает натуральный роман, в который, в качестве отдельных частей  вплетаются истории конкурсантов.  И мало того, хоть они не составляют основу сюжетной линии всего произведения, но, тем не менее, образовывают с несторовским романом единое целое.  Однако, этот вопрос можно рассматривать и под углом понятия сущности первопричин той материи, на которой мы базируем наши рассуждения.  Ведь мыслимость сущного постигается умом.
   - Вот именно, умом матушка! – Татаркин с озабоченным видом выбрался из-за стола, набрал из пятилитровой емкости стакан Миргородской, вернулся обратно. – Как на меня, вернее, как для моего ума, все это смахивает на сказку.  Даже хоть взять это их судейство.  Ведь оно не может, категорически не может быть адекватным. Ты сама посуди, ну какой олух станет голосовать против своего конкурсанта зная, что тем самым подписывается и под своим смертным приговором. Да тут же явствует одно из двух:  Либо парадоксальность происходящего, либо неверность твоей информации. – И, как бы упреждая реплику возмущения со стороны нечаянно обвиненной, взмахнул рукой. – Но лишь отчасти! Ведь ежели обозреть проблему с другого боку. Если у человека неординарная фантазия и денег «куры не клюют», отчего же не позволить себе разного рода таинственные шалости?
   - Хорошо, ты вот, кстати, тоже человек не бедный, но ты ведь не дофантазировался до преступной деятельности.  В твоем доме люди бесследно не исчезают.  Это естественно, ибо, зачем это тебе! И уж я категорически не поверю, что Нестор мутит всю эту котовасию с целью личного обогащения: с его деньжищами такое предположение нелепо.  Тогда стартует очередной и вполне естественный вопрос: А ему, в таком случае,  все это зачем?  Или – кому это выгодно?
   - Да хоть для того, чтобы напустить погуще туману вокруг своей загадочной персоны.  Может у него какая нибудь, еще с детства, фобия… комплекс.  Или и того проще, возможно ваш Нестор мечтает таким способом привлечь чьё-то внимание.  А что касаемо преступной деятельности, Софи ты забываешь в какое время мы живем.  Если бы там творилось нечто незаконное… карающие органы не…
   - Ха-ха! – Прервав запальчивый монолог, Кольт снисходительно ухмыльнулась. – А известно ли тебе, что соответствующие органы уже… /Дурында, все-таки проболталась./ Уже давно под него роют.  Однако, увы, у них нет достаточных улик.
   Теперь снисходительно ухмылялся Татаркин. – Это что же, сей прискорбный факт сообщили по местной радиостанции?
   - Не умничай, хохмач. Да будет тебе известно, я тет-а-тет встречалась с одним генералом из СБУ. – Бывший муж поднял брови и недовольно скривил губы. – Ой, Дима только не изображай ревность. /Знал бы ты про остальных./  После стольких лет самостоятельной жизни это глупо. – Она жеманно взмахнула рукой. – Так, ничего серьезного. Пару лет назад у меня был с ним легкий флирт.
   Татаркин издевательски прищурился. – А все твои легкие флирты обычно заканчиваются адюльтерами.
   Лицо у Софии Арнольдовны тут же покрылось бесцветными пятнами, глаза потускнели, а губы превратились в две узенькие полосочки. – На каком основании ты так похабно меня оскорбляешь!? – Прошипела она точно змея. -  Я, по-твоему, кто, бульварная девка?
/Но откуда такая осведомленность?/  Каков мужлан! Да кто тебе дал право…
   - Ну, что ты Машер, прости. – Он понял, что сморозил непростительную гнусность, /Вот бестолочь!/ и теперь, пытаясь загладить неловкость изобразил мину бескрайнего сожаления о выпорхнувших словах. Татаркин приложил пятерню к груди. -  Милая Сонечка, поверь, ничего такого и в мыслях не было. Ты не правильно поняла. Ты же знаешь какой я иногда бываю болван.
   Теперь в облике  женщины злость исчезла, в след за чем  появилась та театральная оскорблённость которой пользовались великосветские леди, когда на балах гусары позволяли себе лишнего.
   - И впредь, Дима, заруби себе на носу…  - Что должен был зарубить себе на носу ее бывший супруг, так и осталось за кадром, ибо Кольт, произнося фразу народного фольклора,  невольно скосила взгляд на именуемую часть лица своего гостя.  Лицезрея его распухший во все стороны нос, /Жвапульский там уже оставил свою зарубку./  женщина внезапно и неистово расхохоталась.     Дмитрий Сергеевич сходу смекнул, что произошло. Он мигом вцепился в удачное стечение обстоятельств, которое позволяло замять неприятный эффект от его непростительного словесаблудия, и сам задорно ухохатывался; то и дело пощупывая пальцами причинное место; чем подзадоривал хозяйку еще больше.
   Когда же, наконец, поугасла эта вспышка положительных эмоций, Татаркин, продолжая еще подхохатывать, спросил:
   - Минуточку, все же, видимо в виду своего беспрецедентного скудоумия, я никак не уразумею: к чему меня посвящать во все эти заморочки? Я-то тут, с какого боку?
   Кольт салфеткой стерла навернувшуюся от смеха слезу, и Дмитрий Сергеевич понял, Соня вновь погрузилась в бескрайнюю серьезность: от веселья и обид не осталось и следа.
Она скрестила пальцы рук, подпёрла ними подбородок, глубоко вздохнула.
   - Я хочу, /У меня просто свербит в заднице./ чтобы ты был моим напарником и помог попасть в замок на этот таинственный турнир.
   По глуповатому выражению лица бывшего чемпиона, которое в данный момент играло на его светлом облике, женщина с легкостью прочла, что он не воспринимает все ею сказанное всерьез,  с должной мерой ответственности.
   - Нет проблем Софи, ты же меня знаешь! Я просто обожаю приключения.  Да я вообще врожденный авантюрист.   – Он наклонился поближе к собеседнице. – А у тебя уже есть своя история?
    Кольт зябко поёжилась, откровенно насупилась. – Дима ты не до конца все понял? Или дурня клеишь?
   - Фи, Машер, что за жаргон? /Вот к чему приводят шашни с генералами./
   - Перестань паясничать и слушай.  Участником литературного побоища будешь ты.  А я займу место в судейской ложе.
   Первую минуту - вероятно – Татаркин пытался собрать воедино хаотично беснующиеся в голове мысли, а когда одну  удалось схватить, он честолюбиво прищурился.
   - Но ведь я же не аматер. Мои произведения выходят в свет уже больше десяти лет.
   София Арнольдовна скопировала его  прищур. – А ты дорогой назови мне хоть одного читателя, который бы слышал о таком писателе как Дмитрий Татаркин. Или хотя бы одного, кто имел удовольствие лицезреть воочию Марка Пожарского.
   Татаркин добродушно погрозил ей пальцем. – Ох, Машер, ход твоих мыслей меня радует. – И мгновенно посерьезнев, добавил: - А когда турнир? И каким, собственно, образом мы туда попадем?
   Кольт откинулась на спинку стула, осуществила глубокий вздох и протяжный выдох, затем ноготком мизинчика интенсивно почесала кончик своего прямого носа.
   - Нет Димуля, - она в безмятежном отрешении уставилась на визави, - отчасти ты еще не все понял.  А посему, будь любезен, внимательно  и,
опять-таки, молча выслушать очередную порцию информации, прежде чем дашь окончательный ответ.  Ты уразумей главное: Я тебя сюда не в «тимуровцев» играть пригласила.  Тут дела гораздо опасней.  От исхода нашего мероприятия зависит наша жизнь!
   - Ну все, все, давай без полемики. Что там по существу? – Он приложил к губам ладонь и  втянул голову в плечи, чем продемонстрировал незыблемую готовность к непререкаемому вниманию.
   - Так-то лучше. – Промямлила журналистка так, точно весь ее рот занемел от стоматологического наркоза: в этот момент она деловито просматривала газетные вырезки извлекаемые из папки.
   - Прежде чем мы удостоимся чести быть участниками литературного марафона, нам доведется заключить – образно говоря – контракт на все свое состояние. – Она взметнула над головой указательный палец как перст истины. – И даже, на свою жизнь! – Затем, приняв более  обыденные формы некоторых элементов лица, спокойно добавила: - Либо бесследно сгинуть в небытие бесславия, будто нас вовсе не существовало.
   Во встревоженном взгляде Дмитрия Сергеевича без труда читался немой вопрос: /Причем его бесшабашность испарилась именно на слове «сгинуть»./  «Но в таком случае, к чему эти чрезмерные жертвы из-за какого-то там заморского богатея с необузданной фантазией»?   И не дожидаясь голосового подтверждения, Кольт все также невозмутимо продолжала вещать.  Впрочем, накал эмоций уже зиждился.
   - Ты ведь знаешь, я репортер «Криминальной хроники», это мой хлеб, глаголить о сенсациях преступного мира.  А интуиция настоятельно твердит, что Нестор незаурядный преступник. Да и натура у меня такая.  Я словно та ищейка, лишь зачуяв необходимый запах, стремглав спешу по следу, и свернуть с пути уж не в состоянии  - моя ипостась.
/Главное не перегнуть палку./  И вот теперь, зловонье чего-то анормального, преступного,  попирающего элементарные нормы человечности безвозвратно инфицировало мои органы обоняния,  от чего душевное спокойствие меня покинуло.  Я больше чем уверена, что в замке,   тех, кто проиграл, попросту убивают.  Понимаешь, безжалостно лишают самого дорогого, что у нас есть, и ко всему прочему, все это преподносится в качестве развлекательного шоу.  В противном случае, если я ошибаюсь по поводу убийств, куда те люди деваются?  Почему бесследно исчезают?  И с какой стати те, кто составляют контингент постоянных участников, после первого раза начинают маскироваться: Менять места жительства и фамилии.  Это было  не из легких, однако мне все же удалось отыскать одного такого участника, чья настоящая фамилия Кренгольд. А скрывался упомянутый господин под фамилией Брейнштайн, аж во Львове.  Так вот, он только заслышал мой первый вопрос; «Знакомы ли вы с Преподобным Нестором?», как со злобно перекошенным лицом бросился от меня прочь будто от прокаженной,  при этом  изрыгая такие проклятия, что мне и самой сделалось не по себе.  И улыбнись нам удача попасть в пятерку выживших, я отвечаю; я такое разоблачение опубликую… Это будет сенсация начавшегося десятилетия: Возможно и века.
   - За Пулитцеровской премией охотишься?  /А этот Нестор достал ее до самых печенок./ - Подмигнул Дмитрий Сергеевич, отметив крайнюю взволнованность своей бывшей.
Впрочем,  взволнованность имела оттенок пьяной эйфории: бегающие глазки загорелись пылью славы.
   Теперь от изливания беспокоящих рассуждений Кольт опомнилась, как от удара кнута. Она сложила губки бантиком, премировала сидящего напротив – из-под полуприкрытых век – надменным взглядом, /Болван./ вкрадчиво спросила: 
   - Иронизируешь?  Для тебя, кстати, это тоже шанс.   Представь какой бестселлер сможешь сварганить после такого приключения. – Взмах кисти руки был похож на фальшивое равнодушие. – Впрочем, как знаешь. Но, я полагаю, то могла бы быть твоя лучшая книга.
   - А вдруг мы окажемся на последнем месте? – Вновь задал резонный вопрос Татаркин.
   София Арнольдовна, /Вот заладил./ достала толстую книгу с золотистой готикой на красной обложке,  положила её перед собеседником.
   - Это последняя, третья книга. Я её уже прочла, поэтому, оставь себе.  Также я читала и твои работы, которые, как мне кажется, гораздо интересней. /И чего не ляпнешь./ Слог у тебя более изысканен, но, вместе с тем, и более доступен. Вот, правда, тематика другая. Ты пишешь эротическую лирику, пытаешься приукрасить мир, разжечь страсть.  Но на сей раз нужно будет состряпать настоящий ужастик, так чтоб мороз по шкуре.   И именно в этих целях рекомендую прочесть несторовский роман.  Тогда ты лично убедишься, что ни один из тех дилетантов не способен с тобой конкурировать. – Кольт поправила прическу, задумчиво посмотрела в свою чашку, усмехнулась. – Помнишь, еще когда мы жили вместе, я неоднократно твердила: «Ты заражен гением».   Ты занялся боксом и достиг пика карьеры. Ты взялся за перо, и вот результат – Пожарского знают в нескольких европейских странах и с удовольствием читают.
   - Но я Сонечка, тоже хочу тебе напомнить, что на кануне нашего разрыва именно ты обвинила меня в отсутствии должной фантазии.  Я до сих пор, практически дословно, помню твою «искрометную» речь, когда ты, в своих философических рассуждениях поставила меня на одну ступень с муравьем.  /То была острая шпилька./
   Кольт неловко улыбнулась и жеманно пожала плечами. – Ах, Дима, у меня тогда свирепствовал кризис честолюбия.  Да и норов свой я контролировать могла едва ли, я же была пьяна.
   - Однако сие не помешало тебе четко и ясно констатировать личную позицию в отношении своего мужа, то бишь меня.
   - Да какая там позиция, Димуля, /И это через десять лет?/ то был пьяный бред и ничего более!  Боже, я и не предполагала, что ты такой впечатлительный.
   - Ни чего себе бред.   Уж на что, а на бред твои слова не тянули ну никак.  Я вот сейчас тебе напомню.  - Он прикрыл глаза и чуть поразмыслив – словно прокручивая в воображении кадры минувшего – заговорил тихо, но уверенно, будто вызубрил те слова наизусть и неоднократно репетировал.
   - Есть ли у муравья разум? Вот человек существо разумное. А муравей?  Конечно же, нет!  Насекомое, жалкое существо, по устоявшимся постулатам не является существом разумным.  И, тем не менее, муравей, так же как и существо разумное осуществляет функции жизнеобеспечения себя и своей семьи.  Он, муравей, идентично человеку занимается строительством своего дома, заготавливает на зиму припасы, ходит на работу, воспроизводит себе подобных, участвует в войнах, способен причинить боль как ближнему, так и существу превышающему его по всем параметрам.  В случае страха он, так же как и человек, начинает спасаться бегством либо проявляет агрессию.  Так может у муравья тоже есть разум, который, ученые лбы именовали  инстинктами?  Но, быть может, его поступками управляют извне? Некая высшая сила?  Возможно ли, что какой-то высший разум наделяет муравья необходимыми ему знаниями тех функций, которые ему необходимо выполнять?  В таком случае возникает реальность, что и человека программирует таинственная субстанция.  Мы все выполняем свои функции ради чего-то общего, какой-то цели, чьей-то мечты.  А может и забавы ради.  И вот после всего вышесказанного в сознании фигурирует вопрос:  Чем мы отличаемся от насекомых?  Почему нас выделили из общей массы живых организмов,  зачем  продвинули дальше? Вероятно, объёмом и физиологическими способностями мозга?  А быть может антропогенным сходством с тем, кто нас программирует?  Чем мы заслужили привилегию стоять на ступень выше, хоть той же гориллы?  Все очень просто – своей ФАНТАЗИЕЙ! Ибо лишь благодаря нашей фантазии мы способны достичь чего-то того, чего от нас ждут, и во имя чего затеян весь этот мир.
   Татаркин перевел дух после сбивчивого речитатива и добавил: - Ну, а после, ты  обвинила меня в отсутствии фантазии.  Так что же получается, теперь, в отношении меня, твое мнение изменилось?
   Щеки у Кольт пылали девственным жаром. – Господи, Дима, неужели я плела такую чушь?! /Он что, все десять лет к этому дню готовился?/ Поверить не могу. Ну и заскоки у меня были, теперь самой противно…  /Нужен контрход./   - Она обхватила щеки ладонями,  покачала головой. – Я в последнее время очень часто вспоминала те наши годы совместного счастья, они казались мне такими безоблачными, такими трепетными, настоящими. /Почему бы и нет?/
   - Говоришь, часто вспоминала? /Сомнительно./ 
   Кольт подперла голову кулачком, вонзила задумчивый взгляд в пустоту, мечтательно произнесла: - Ностальгия.
   - А тебе никогда не хотелось все вернуть?
   Погрузившись в воспоминания, видимо приятные, женщина романтично улыбнулась.
Однако мгновенно опомнилась, вернула своему облику строгость и деловитость.
   - Давай, мой милый, к этой теме вернемся – как я уже говорила – после выполнения за…
/Вот дура!/ - Она вдруг в испуге запнулась.
   - Ага! Машер, вот ты и проболталась. – Состроил заговорщическую мину Татаркин. – Ну-ну, колись дальше.
   Кольт быстро овладела собой. – Да, скрывать не буду, тот генерал, из безопасности, извини, фамилию назвать не могу, намекнул, что ему необходимо внедрение к Преподобному Нестору с целью получения информации.   Окончательного согласия я пока не дала, но понимаешь, у меня у самой все прямо зудит, так охота прижать этого урода к ногтю.  Ведь люди-то исчезают.  И именно с его появлением в наших краях, вымерло полдеревни. /Ах, как это тонко./  Кто остался в живых покидали родные дома в неизъяснимом ужасе. А сколько наших земляков осталось без работы, когда этот заграничный ублюдок выкупил и закрыл шахту.  Ради чего все это?  Но, разоблачив Нестора я смогу выйти и на другую дичь.  Ведь продать иностранцу неплодородный участок земли – это одно.  Но продать в чужие руки шахту!  Попахивает вредительством.
   - Так, Софи! – Татаркин решительным жестом прервал ее словесный поток. – Э-ко махнула.  Давай сперва решим вопрос с твоим пресловутым Нестором.  Впрочем… - Он задумался.
   - Может, ты боишься? – Спросила Кольт, ища с ним встречи взглядом.
   - Отнюдь. – Почти обиделся бывший чемпион, и теперь твердо смотрел даме в глаза. – Я тебе сразу сказал, что согласен. Это ты, мне тут баки забиваешь.  Вот, мол, я типа не до конца все понял. Я разумею лишь одно: Если тебе необходима моя помощь, ты ее получишь. А остальное – технические нюансы.  К тому же, действительно, чем черт не шутит, может на основе грядущей авантюры я напишу приключенческий роман еще покруче, чем у Кинга или Карра.  Но все же, кое-какие сомнения одолевают.
   София Арнольдовна безманерно ткнула в его сторону пальцем. – Твои сомнения развеются, когда дослушаешь мою историю до конца.  А вот упоминание про Кинга весьма уместно.  Ведь Преподобный Нестор тип непростой, и все, что с ним связано, покрыто беспросветным мраком.  Впрочем, сравнивать его с Кингом не совсем уместно. Вернее уместно лишь отчасти.  Кинг он кто? Он тончайший психолог. Нет, конечно, мистика и ужасы это одно. Но американский писатель хладнокровно выворачивает души своих персонажей на изнанку.  Он перетирает их потаенные, голые сущности до состояния детского яблочного пюре, а затем толстым слоем наносит на мозги читателя.
   Татаркин задрал вверх одно плечо и склонил к нему голову. – А почему именно толстым?
   - Да потому что в подавляющем большинстве его произведений присутствует навязчивый излишек этой самой психологической размазни, которая с каждой раздутой страницей начинает утомлять и раздражать: от чего появляется серая горечь сознания. – Переводя дух, журналистка растопыренными пальцами подцепила спавшую на нос челку и забросила ее до макушки. – Нестор же напротив, психологические аспекты дозирует умеренными порциями, зато жесткий садизм, черный ужас и мракобесие культивирует в самых безграничных пределах.  За два года пристального наблюдения, в моем сознании поселилась нерушимая уверенность: Тут пованивает не то, чтобы мистикой, а каким-то надвигающимся кошмаром.  Ведь все его литературные, казалось бы, фантазии, цепко сплелись с реальностью - это пугает.  Пугает так, как маньяк воплощающий в жизнь фантазии своего больного, извращенного воображения.  Я давно охочусь за таким материалом и абсолютно не собираюсь упускать грандиозный шанс. Это моя стезя, мой святой крест.  И нести его…
   - Нам обоим!-  Неуместно хохотнул Татаркин, но мгновенно посерьезнел, еле различимым бормотанием добавил: -  Бесспорно, свой крест лучше нести самому.  Ибо будет гораздо хуже, если его понесут другие. – Умолкнув, он задумчиво уставился в свой кофе.
  - Что ты сказал? -  Не расслышала Кольт.
   Тот вскинул голову, безэмоционально улыбнулся. -   Да нет, это я так, вспомнил одного сатирика.  Но, давай по существу.  Почему ты считаешь, что Нестор не от мира сего?
   София Арнольдовна достала из пачки сигарету, не спеша ее размяла,  элегантно подкурила.  Сквозь облачко прозрачного дыма, наконец, посмотрела на гостя.
   - Для начала изложу мои личные умозаключения.  Вот смотри:  Раньше Преподобный Нестор, как упоминалось, жил на юго-востоке Англии. Теперь переехал сюда, на юго-восток Украины. Почему именно юго-восток?  Но и это еще далеко не все.  В прошлом году я совершенно случайно столкнулась с непостижимым!  Тогда я встречалась с одним бизнесменом, и мы ездили отдыхать в Германию.  На юго-востоке Германии, над лесистыми холмами Баварских Альп стоит фантастический, по своей красоте, замок Нойшванштайн, построенный королем Людвигом I I Баварским.  В холле первого этажа расположена уникальная картинная галерея, посетив которую я чуть не лишилась рассудка. – Кольт достала из папки еще одну фотографию,  протянула Татаркину. – Там, на одном из полотен, - её голос все оседал и становился таинственным, - был изображен, - дама и вовсе перешла на змеиное шипение, - ни кто иной, как Преподобный Нестор в тевтонских доспехах. И дата там стояла.  На фотоснимке ее не видно, но писали ту картину больше двухсот лет назад.
   Татаркин увеличенными глазами стрелял с одной фотографии на другую, он вертел их под разными углами, стараясь получше разглядеть, поворачивал к свету, подносил почти к самому носу.
   - Фантастика! – Наконец изрек Дмитрий Сергеевич. – Одно лицо!  Но я не возьму в толк, почему на картине ему вместо нормальных глаз автор изобразил элементарное белое подобие… вот, как… - он пытался подобрать нужное определение, - как у гипсовых статуй греческих богов.
   - А, между прочим, на всех остальных портретах, в той галерее, у персонажей были нарисованы нормальные, практически как живые глаза.  Я специально там все осмотрела, когда схлынула первая волна  наваждения.  Да и смотритель музея странно повел себя, когда я задала вполне безобидный и, как для туриста, естественный вопрос: «Кто изображен на картине»?  Тот бедняга уставился на полотно будто видит его впервые.  Он так страшно побледнел, так  разволновался, что не смог связать даже  двух слов, лишь бормоча одну невнятную фразу: «Но, каким образом»???  А когда я спросила, что он имеет в виду, тот дядя вообще развернулся и спешно скрылся в соседнем помещении.
   Татаркин жадно влил в себя всю оставшуюся в стакане воду, затем тоже проделал с кофе. После, не отрываясь от созерцания фотографий, полюбопытствовал:
   - Может тут существует какая-то связь с тем фактом, что он никогда не снимает очков? – И нервно сбросив карточки на стол, с силой тряхнул головой. – Фу-ух, не могу поверить, что я несу такой бред. – Он зыркнул на Кольт. – Это же банальное совпадение.  Ты сама посуди, как мог человек с картины которой уже двести лет, оказаться в наших днях, и у нас в Луганске?  Абсурд!
   - Возможно. Однако замечание про его оптический аксессуар в тему. – Хозяйка покинула стул,  подошла к Татаркину сзади. – Вот, обрати внимание, - её ноготок указывал на нечто непонятное на плече идущего по тротуару Нестора, - тут, к сожалению скверно вышло, его практически не видно.  Но! это еще одна любопытная деталь в мистическом портрете Нестора.  Я, правда, не знаю как там в замке, но когда он выезжает в «Закоулок страха», у него постоянно на плече сидит африканских долгопят-привидение.
   - Ого, это еще что за чудище?
   - Раньше я и сама не знала, но в энциклопедии вычитала, что эти животные – соответственно своему названию – обитают в Африке.  Охотятся  долгопяты исключительно по ночам, прыгая между деревьев в поисках птиц, насекомых и т.д.   Голова животного похожа на обезьянью, лапки черные,  длинный хвост.   Но самая главная отличительная черта, это их огромные, чувствительные глаза. Дима я их видела!  Они в несколько раз больше чем у филина, они даже больше чем у лемуров.  Долгопяты и в темноте видят лучше, чем мы днем.  И вот что любопытно:  При ходьбе их головы двигаются синхронно! Понимаешь? Животное поворачивает голову в бок – и Нестор. Долгопят смотрит под ноги – и Нестор.  Идущий сзади охранник что-то сказал – и они оба поворачивают головы в нужном направлении.   Когда я за этим наблюдала, меня не покидало такое чувство, что этот зверек служит для Нестора зрением.  Он словно его глаза!
   Татаркин неистово почесал затылок. – Мне, пожалуй, легче десять раз схлопотать по физиономии, чем осознать непостижимое.
   - Хи-хи! – Посетил ничего не значащий смешок его обожаемую Софи. – Дальше круче! – Она плюхнулась за стол,  бегло прочла какой-то свой конспект. – Теперь вернемся к Туманному Альбиону, а именно, в деревню Плакли. – Рассказчица затушила о язык мифического чудовища – в виде пепельницы – окурок,  плеснула в бокал вина, пару раз жадно хлебнула.
   - Рядом с той деревушкой есть железнодорожная станция, близ которой находится глиняный карьер и кирпичный заводик.  По местной легенде, однажды, на одного из рабочих обрушилась глиняная стена и погребла несчастного под собой.  Его призрак, который будто бы бродит там до сих пор, издает такие же вопли, как  сам погибший перед смертью.  – Женщина интригующе посмотрела на Татаркина. – А теперь вернемся в Омеловку. Ты ведь провел там все детство и должен знать, что рядом с деревней, где за кладбищем тянется глубокая балка, заросшая терновником, лещиной и шиповником, есть старый давно заброшенный глиняный карьер: под самую завязку затопленный водой.  Его местные жителя, особенно детишки,  использовали для летних купаний.   Вспомни, как ты сам когда-то рассказывал, что там утонула молоденькая девушка из Омеловки; при доволе странных обстоятельствах. И, когда один из аборигенов вашей деревни возымел желание сходить туда ночью искупаться, то с торчащими дыбом волосами примчался домой, заикаясь, клялся и божился, что видел утопленницу, преспокойно разгуливающую по воде… пешком!  А, Димуля? Очередное совпадение? /Ага, личико вытянулось!/
   Вопреки торжеству Софии Арнольдовны, Татаркин слушал молча и, даже не моргая.
   - Теперь снова я возвращаюсь в эту таинственную Плакли, которую, как я уже говорила, величают деревней с дюжиной призраков. – Она отыскала в папке еще одно фото, но пока не спешила вручать его онемевшему слушателю. -  А впрочем нет, Плакли чуть позже. 
Ты когда нибудь слышал о таинственных фотографиях, на которых изображены привидения?  Но, сразу хочу оговориться: - Кольт заметила, как скользнуло по его устам ироничное движение. – Не дешевые фальшивки, а именно те загадочные снимки, над которыми даже эксперты, в недоумении лишь разводят руками.
   Ироничная усмешка испарилась, но мужчина все так же продолжал молчать, а на поставленный вопрос только отрицательно мотнул головой.
   Кольт сунула ему фото. – Однажды я подкараулила Преподобного Нестора у его частного клуба. Карета остановилась возле тротуара.  Дверца открылась, вышел телохранитель, осмотрелся, и кивнул.  После этого из кареты выбрался еще один бугай.  Они стали по обе стороны дверцы, дали команду, показался Нестор.  Лишь только он поставил ногу на нижнюю ступень, я тот же час сфотографировала его скрытой, в ручке зонта, фотокамерой: Меня ней снабдил генерал.  Больше в карете никого не было. Я готова в этом поклясться.  Превосходный обзор и через открытую дверь кареты, и через  незашторенные окошки, которые расположены по обе стороны от входа, и сквозь них прекрасно видны те места, где сидят пассажиры, напрочь отметают любые сомнения. Затем кучер отогнал карету от парадного входа на ближайшую стоянку и беззаботно заболтался с тамошними таксистами.  Я, естественно, этим моментом воспользовалась, чтобы тайком пробраться внутрь.  Собственно, ничего интересного я там не обнаружила.   Уютный салон, чисто убранный, в темных тонах, с баром и магнитолой.  Единственное, что в тот короткий миг меня смутило  -  резкий запах омелы.  – София Арнольдовна настойчиво постучала ногтями по столешнице, призывая гостя оторваться от изучения последней фотографии.  – Ты обратил внимание? Деревня Омеловка – запах омелы. Почему в карете смердело кустом паразитом?  Ведь опять прощупывается какая-то связь.
   - А что значит, «куст паразит»?  - Спросил Дмитрий Сергеевич.
   - Ты что, не учил в школе ботанику?  Это такой куст. Он селится на деревьях и за их счет себя подпитывает. – Кольт хлопнула в ладоши и с наслаждением ими потерла. – Но совсем не запахи потрясли меня в тот день.  Вечером, после очередной встречи с генералом, я зашла к нам в редакционную студию и сделала снимки: к тому моменту люди из СБУ вернули мне проявленную пленку. – Она извлекла из папки черный блестящий квадратик, не больше однокопеечной монеты,  вручила его бывшему супругу.  – На негативе нет ничего лишнего.  Ты видишь, при выходе из кареты Нестор слегка пригнулся. И… теперь смотри на фото!  Сзади него фотобумага проявила полупрозрачный силуэт женщины в белом!  Она словно сделана из серебристой дымки.  Причем глазами я ее не видела, но камера ясно запечатлела сие призрачное явление.  Сквозь нее даже можно разглядеть дальнюю стойку кареты и край одного окошка.  Мало того, эксперты СБУшники только пожимали плечами: Фотография подлинная и не подвергалась посторонним воздействиям.
   На некоторое время умолкнув, хозяйка сварила еще по чашке кофе.  Татаркин все это время восседал за столом, что немое изваяние, скрупулезно изучая представленные его вниманию фотоснимки.  В воспаленном сознании он пытался – хоть порой и тщетно -  упорядочить поступившую информацию и резюмировать мало-мальски приемлемое объяснение.  А когда же горячий, пенящийся кофе был разлит, а Кольт уже заняла свою привычную диспозицию, слух Дмитрия Сергеевича вновь начал принимать голосовые волны виновницы его тут пребывания.
   - Ну и, как я обещала, опять Плакли.   «Сарренден Деринг» было названием поместья рода Дерингов.  Центральная усадьба поместья сгорела при пожаре в 1952 году. Говорят, что в доме, в течение многих лет обитал призрак одного из членов семьи Дерингов, который именовали Женщиной в Белом.   Обычно призрак появлялся в библиотеке.  Там и по сей день живет ветхая старушка, тоже из их рода, которая утверждает, что, еще будучи девушкой лично видела Женщину в Белом. Я, по средством переписки, связалась с моим бывшим коллегой по Чечне – он сейчас аккредитован в Лондоне от киевской радиокомпании – и попросила об одолжении: Найти ту старушенцию и показать вложенное в письмо фото.  Он просьбу выполнил, но ответствовал отнюдь не письменно, ибо не в состоянии был сдерживать эмоции. Он в тот же день перезвонил мне из плаклинской почты.  «Ту бабку, - услышала я в трубке, - только лишь она взглянула на снимок, пришлось приводить в чувство нашатырем, а затем еще и отпаивать валерианой!  Мисс Моррвилл истерично тыкала в изображение своим костлявым пальцем дрожащей руки и, заикаясь от потрясения твердила, что именно это привидение она застала поздно ночью в родовой библиотеке, когда, в виду бессонницы, решила что либо почитать».
   - Да-а-а, Машер, я даже не решаюсь, что и думать.  Если честно, голова идет кругом как от хорошего нокаута. – Растирал виски экс-чемпион и отрешенно глядел на Кольт.
   Та лукаво подмигнула. – Потерпи еще капельку, я скоро закончу. Тем более, осталось самое интересное.
   - Так это были только цветочки? – Выпучил глаза Татаркин.
   София Арнольдовна совершенно проигнорировала  его вопрос. Она отпила глоток из чашки, причмокнула губами,  а после скомандовала мужчине взять в руки ту фотографию, на которой запечатлелась косматая женщина в ярко красной юбке.  Незнакомка шла в лунном мареве по пыльной грунтовке.  Она куталась в изодранную шаль и в зубах держала курительную трубку с длинным чубуком.
   - Когда я приступила к сбору информации о Преподобном Несторе, я, понятное дело, задумала пробраться к таинственному замку и все там внимательно осмотреть. Однако днем осуществить сие крайне проблематично. На всех подъездных дорогах и даже тропинках стоят таблички оповещающие, что дальше частные владения и, соответственно, проход воспрещен.  И мало того, там постоянно патрулируют конные разъезды из слуг безобразного хозяина.  А посему, вооружась фотоаппаратом я отправилась на разведку ночью.  Я намеренно дождалась одну из тех ночей, когда на ясном небосводе полная луна и повсеместно сносная видимость. Хоть после Чечни я распрощалась с трусостью, однако было жутковато соваться туда в глухую ночь.  Добравшись до мрачной деревни – а в ту ночь она мне вообще показалась каким-то призрачным видением – я не решилась туда войти.  Ощущалась какая-то навязчивая жуть, да плюс, там внутри отчаянно выли собаки.  Я обогнула брошенное селение со стороны темной балки, прошла мимо глиняного карьера:  Мне еще померещилось, что там кто-то плескался.  Дальше я направилась мимо кленовой посадки прямиком к замку. Сперва, на этом отрезке пути меня ничто не настораживало: Кругом было тихо, кое-где цвиринькали сверчки, да над головой изредка мелькали летучие мыши. Но вот когда я оказалась уже практически перед высоким каменным забором замка, а вернее перед громадной насыпью, ведущей на мергелевое плато, меня стало посещать такое тревожное чувство, будто я не одна. К тому моменту посадка закончилась.  Миновав немногочисленное скопище деревьев боярышника, я уже намеревалась выйти на дорогу, я уже карабкалась по покатой обочине, когда случайно оглянулась назад и обомлела!  Метрах в пятидесяти позади, по дороге, в мою сторону двигалась одинокая фигура женщины. С перепугу меня словно подкосило, и я тут же грохнулась в сплоченные заросли лебеды.  Благо бурьян был высоким и надежно скрывал дрожащее тело в своих объятиях.  Зато сама дорога просматривалась как на ладони.  Когда незнакомка оказалась совсем рядом, я разглядела в ней молодую цыганку.  Её распущенные, черные волосы спадали до самой поясницы, одежда выглядела старой, трубка – которую она не выпускала изо рта -  не дымилась.  Цыганка, как ни в чем не бывало, прошла мимо того места, где я скрывалась, и путь ее лежал прямиком к насыпи.  Распластавшись в бурьяне, я сделала один снимок, а затем, когда лицезрела следующее, у меня от мурашек зашевелилась вся кожа.  Ночная бродяжка невозмутимо преодолела крутой подъём насыпи, подошла к  каменному забору, метрах в тридцати от въездных ворот, и… самым непостижимым образом растворилась, как облако тумана.  Понимаешь!? Как обычно показывают в фильмах, когда призрак проходит сквозь стену. -  Кольт скривилась до невозможности, осуществила жадный глоток вина, судорожно поежилась. – Фух, даже сейчас, когда вспоминаю ту ночь, прямо холод по затылку. – Она еще глотнула винца и поедаемая пытливым взглядом сидящего напротив мужчины, продолжила: -  Когда я все же пришла в себя от увиденного, я  набралась смелости  подойти к  месту исчезновения цыганки, где мной не было обнаружено не то, чтобы калитки, там даже  отсутствовали щели.  Мое тогдашнее сознание пребывало в шоке! Я уже совсем решила, что рехнулась.  И тут в глаза бросилось еще одно несоответствие.  Даже справедливо будет сказать; странная техническая деталь.  В некоторых окнах второго этажа замка, а также в центральном куполе и башнях - горел свет. Электрический свет!  Но ни одной линии электропередач к замку не подведено.  Все  столбы с проводами, которые тянутся со стороны города, заканчиваются на околице Омеловки.
   София Арнольдовна, возбуждаемая предвкушением сенсационного заявления, легонько грюкнула по столу кулачком, глубоко вздохнула, и почти взвизгнула:
   - А теперь внимательно посмотри на фото цыганки и скажи: Что в ней особенного? – В ее  гортанных храпах отчетливо резонировал страх.  Но, что было еще паршивее, этот страх заражал и Татаркина; чего он не мог себе позволить. 
   Он опустил уголки рта,  пожал плечами. – Вроде ничего.
   - Ты так думаешь?! – Поскуливала от удовольствия Кольт. – Юбка по длине не доходит до земли сантиметров на двадцать.  А так как снимок сделан снизу вверх, при яркой луне, с близкого расстояния… мы должны видеть ее ноги! Посмотри на ее ноги!
   Глаза у Дмитрия Сергеевича полезли на лоб.  Он вскочил со стула, подбежал к окну, еще раз вгляделся в изображение.
   - Так ведь... – он мощным рывком развернулся лицом к женщине, -  у неё нет ног! – Вид у двухметрового гиганта походил на растерянного шкодника.
   - Вот именно!  - Вскричала торжествующая Кольт. – Цыганка не шла, она над дорогой плыла, парила!
   Дмитрий Сергеевич опустился на стул бесформенной массой и, сверля вытаращенными глазами пустоту, произнес без какой либо интонации.
   - Чертовщина наяву, не меньше...
   А София Арнольдовна, тем временем униматься  не думала, она вошла в раж, и ее было не остановить.
   - И теперь Димуля, в последних: 
   Он вопросительно,  как-то по-детски умоляюще покосился в ее сторону.
   - Возьми, милый мой, ту фотку на которой я сняла Преподобного Нестора между двух телохранителей и, так же как  в предыдущем случае, крайне внимательно ее изучи.
   Как-то по-смешному радуясь, Татаркин ткнул пальцем. – А у него есть ноги!
   Женщина от души рассмеялась. -  Ты чертовски наблюдателен, мой мальчик.  И вот сейчас ты поймешь, почему я считаю, что Нестор не от мира сего.  И почему мне навязчиво кажется, что в том замке творится нечто неестественное, а вместе с тем преступное.
   Кольт выдержала положенную в таких случаях паузу, во время которой гость не сводил глаз с фотографии, тщетно пытаясь узреть обещанную сенсацию.
   - Ну, ты готов? – Он кивнул. -  Этот снимок я сделала около трех часов дня, ясного, солнечного дня.  Ты видишь, где солнце? Ну, то есть в кадре его естественно нет. Но по общему фону это определить не сложно. – Татаркин вновь молча кивнул. -  А теперь обрати внимание, куда телохранители отбрасывают свои тени?
   Кольт заметила, как у ее бывшего супруга начали округляться глаза, лезть на лоб его зашитые брови и сама себя уронила нижняя челюсть.
   - Ты понял?! – Теперь ее сухой резкий тон обжигал, что удары бича. – Эти жлобы отбрасывают свои бесформенные тени, как и положено, в сторону противоположную солнцу.   В то время как тень Нестора, в точности повторяя его очертания, смотрит прямехонько в сторону источника яркого света.  И заметь еще! Тень идеально скопировала его фигуру, а вот сидящего на плече африканского долгопята-привидения нет.
   Теперь Татаркин молча таращился на свою Софи все с таким же безумным лицом.  Их обоюдная выжидательность, а быть может умственные операции, завершились очередной гипотезой боксера.
   - Выходит, та животина свою тень отбрасывает в правильном направлении, как и телохранители; по всем законам физики?
   - Браво! Неимоверная проницательность! – Выстрелила дама с некоторой язвинкой.
   - Ну, теперь то ты меня понимаешь? /В конце концов./ - Она хлебнула вина, неспешно закурила. - ... До тебя дошло, почему я не смогу успокоиться пока не докопаюсь до истины?
   Дмитрий Сергеевич тупо глядел на супругу и, тыча мизинцем в фото, пытался что-то спросить.  Заранее разгадав вопрос, Кольт  брызнула прямо в лицо.
   - Да! Совершенно верно, эту фотографию тоже проверяли эксперты.
   - С ума сойти и того мало. – Только и смог выдавить мужчина.
   - Вот то-то же. – Она принялась укладывать бумаги обратно в паку. – Поэтому мы  должны просочиться на турнир и сорвать все эти печати чертовой таинственности и мистической околесицы.  Генерал пообещал вывести меня на одного из агентов Нестора.
   - А я?
   - А ты, мой милый, - Кольт исподлобья, как бы с опаской, посмотрела на экс-чемпиона и погрозила кулачком, - готовься к бою.  Тебе предстоит в кратчайшие сроки написать страшный, мистический, переполненный – черт его подери – ужасами рассказ или повесть.  -   Она вдруг прервала свою возню с папкой и взметнула указательный палец. – Кстати, литературный турнир начнется вечером двадцать седьмого сентября.
   Татаркин с некоторой натугой проглотил ком обрушившейся на него чертовщины.  Смачивая пересохшее горло «Кагором» он некоторое время наблюдал за чудаковатым лицом своей бронзовой Сони.  Возясь с бумагами она держала в зубах дымящую сигарету, подвывернув правую часть лица вверх и сощурив правый глаз – дабы едкий дым в него не попал – а сизая струйка обволакивала русые пряди, точно утренний туман склоны холмов.  Когда он поставил бокал на стол, не меняя положения головы, Кольт подняла на визави взгляд исполненный вопрошания и тот резонно заметил:
   - После всего того, чем ты меня тут потчевала, на языке так и вертится вопрос. – Теперь ее прищур сделался более претенциозным. -   Нет, ты не подумай, что я юродствую, однако в свете услышанной информации, я просто вынужден полюбопытствовать: - Он секунду помедлил, а затем решительно заявил: - Эта дата, двадцать седьмое сентября, она тоже неспроста?
   София Арнольдовна изобразила жемчужный оскал полного удовлетворения. – Во-от, я уже наблюдаю в твоем сознании правильные тенденции. – Она, наконец, собрала свою зеленую папку и скопировав лучника зашлепнула резинку. – Ты абсолютно прав.  Народный календарь гласит: Именно этого дня происходит церковный праздник Воздвижение.  Как утверждают крестьяне – «Сдвижение тепло сдвинет, а холод надвинет».  И еще, именно с этого дня змеи уползают в норы на спячку.
   Дама собралась было покинуть застолье, но остановилась. – Кстати! чуть не забыла.  В конце книги, когда будешь дочитывать, обрати внимание; казненную девушку зовут Жанна.  А после третьего литературного состязания бесследно исчезла одна из участниц по имени Анна. – Теперь Кольт  встала,  направилась к шкафу. – Тут и дураку все понятно. При оформлении книги, с целью себя обезопасить, Нестор просто добавил жертве одну букву в имени.
   Дмитрий Сергеевич не мог в данный момент похвастать тем, что все услышанное уложилось в голове так, как того, вероятнее всего, ожидала Соня: особенно абсурдная мысль, что некто Преподобный Нестор, переехав из Англии под Луганск, перетащил за собой и банду призраков.  Впрочем сие лишь распаляло желание непременно отправиться с бывшей супругой в тот таинственный замок и доказать неразумной Софи, что такого не может быть. Но и еще кое о чем хотелось спросить.
   - Прости Машер, но, что значит  «при оформлении книги»?
   - О, Дима, я об этом уже говорила. Тебе что, на ринге окончательно память отбили? – От такой безманерности, Татаркин скривился, как от лимона. -  Да ладно тебе! – Она жеманно отмахнулась. – Повторяю; это произведение написано как один цельный роман.  А те шесть частей-рассказов вплетаются в общую картину по принципу интермедий.
   Татаркин почесал подбородок. – Выходит, Нестор тоже пишет? – Он сграбастал здоровенными ручищами книгу, медленно  прочел: - «Ночь третьего дьявола».  А скажи, Машер, гм, это…
   Кольт прочла в его облике нерешительность и подбодрила: - Ну, смелее Дима, тебя что-то смущает?
   - Вот, все-таки сознайся, ты хоть на какую-то долю секунды, во всем этом, хоть когда нибудь усомнилась?   Может все это банальный лохотрон?
   Софию Арнольдовну вопрос вверг в замешательство. – Мне не совсем ясен смысл? /К чему он клонит?/  Что значит лохотрон?
    Татаркин заерзал на стуле словно в поисках более удобной точки. – Ты понимаешь, мое личное мнение, которое особенно в последние годы укоренилось нерушимой верой, что мы все живем не в стране, а в одном огромном лохотроне.
   - Ух-ты! – Её тонкие брови встали домиком. -  Это что, какая-то твоя личная теория?
   - Скорее теорема, основанная на практических познаниях.
   - Ну-ну, любопытно, а доказать свою теорему в состоянии?
   - Конечно.  Вот только для более доходчивого решения требуются слишком объемные  временные рамки.
   - Хотя бы вкратце.
   - Вкратце? – Мужчина повращал зрачками. – Вот, возьми хоть мобильную связь или продукты питания.
   - А что в них такого?
   - В чем?
   - Да хоть в мобильниках.
   - А как же все эти беспрестанно меняющиеся тарифы?  Только лишь с пеной у рта разрекламировали одну тарифную систему, и тысячи болванов в нее встряли, как опа! уже рекламируют другую, «более выгодную». А та система что, уже не такая хорошая? Значит они обманывали?  Тогда болваны спешат приобрести эту, новую, и оказывается, что  в рамках новой системы кое-какие преимущества есть, но звонить с нее на другую систему очень даже накладно.  И так далее до бесконечности.  Там ведь умы сидят незаурядные, и все что не выгодно компании применяться не будет.  Зато всем твердят, что ты теперь вообще, чуть ли не бесплатный абонент: элементарная лапша.  А сами телефоны?  Сейчас вам по солидным ценам втюхивают то старье, которое за границей уже никто не покупает. А то, чем пользуется среднестатистический европеец, на нашем рынке появится еще года через два.  И вообще, тебе не кажется странным, что, приобретя скромненький телефон – я подразумеваю покупателя со средним достатком – он рассуждает так:  «Лишь бы можно было звонить. Зачем мне нужны все эти дорогие навороты».  Но как только проходит несколько месяцев, человека посещает непреоборимое желание этот телефон продать и купить другой, более усовершенствованный, а затем и третий.  Так поступают практически все. Зато таких желаний абсолютно нет у тех, кто ними вообще не пользуется.
Почему?  Уж не присутствует тут скрытая кодировка?   А реклама:  «Будь стильным, живи мобильно»!  Ха-ха, какой же это стиль, если уже и бомжи с телефонами бродят. Мой тренер купил себе дорогую мобилу, а у нее звук тихий, поменял, в другом батарея долго заряд не держит, еще поменял, там экран тусклый. Там по дешевке выбраковку скупают и сюда везут.
   - Минуточку!  Ты вот говоришь – «вы». А сам, что, связью этой не пользуешься?
   - Я эту связь категорически игнорирую.  Ней пользуются: мой тренер, промоутер, банкир. А я живу вне всей этой надуваловки.  Я превосходно обхожусь городской связью.  Там есть все необходимые услуги – звони хоть в Африку.
   Дмитрий Сергеевич взял со стола бутылку вина и прочел: - «Кагор». – Он отпустил по горлышку щелчок. -  Вот еще один лохотрон.  Машер ты ведь умная женщина, с нормальным достатком, а цедишь такое фуфло.
   - Ну уж и фуфло!  «Кагор» является одним из лучших десертных вин.
   - Вот именно, вино!  Чем древнее вино, тем оно качественнее. Я, ты догадываешься, телевизор смотрю крайне редко.  Но однажды совершенно случайно наблюдал рекламу: Чей-то там винный дом чуть ли не самый винный в мире. И они утверждали, что их вина самые престижные.  Ха! Вот и у тебя «Кагор» их производства.  А что мы читаем на этикетке? «Гарантийный срок хранения четыре месяца».  И это по-твоему вино?  Это сусло. А те упомянутые четыре месяца, ни что иное, как оставшийся срок до выпадения осадка и винного камня.  И, да будет тебе известно, вином может считаться лишь тот напиток, который двенадцать месяцев отстоялся после выпадения винного камня.  Так что в этой бутылке элементарное сусло, или, как называют французы – божоле.
   - Так, так, Димуля, /Во парня занесло./ я гляжу ты претендуешь на роль главного обличителя марширующего по стране лохотронизма?
   По безразличному выражению лица бывшей супруги, Дмитрий Сергеевич без суфлера усек, что откровения такого характера ей чужды.
   - Я понял Софи, сейчас первостепенная задача Нестор.
   - Правильно понял.
   - Ну, что же, попробуем.









                С   Ю   Ж   Е   Т   -   2


                У  З  Н  И  К  И     С  Т  Р  А  Х  А

………………………………………………………………………



                Леденящим душу мраком заволакивало весь город - город, обреченный на дионисийскую Вакху.  Мучительные стоны гнущихся деревьев, под беспощадными порывами шквального ветра, усугублялись частыми раскатами оглушительного грома: он зарождался из электрического разряда и тут же перерастал в дикий грохот небес.  Черных, со снежной проседью небес, демонстрирующих устрашающую паутину белых, корявых молний.
   Незапертая калитка, позади фруктового сада, осатанело металась из стороны в сторону, пытаясь своим скрипом переорать взбешённую стихию.  Дорожки из гравия ожили и теперь импульсивно извивались, корчились в судорогах как серые гадюки; а давно нестриженная трава походила на кишещее стадо саранчи.  Молния погасла – видение исчезло. Доминирующая темень жалкие секунды нашёптывала свои таинственные страхи, с тем, чтобы в следующее мгновенье всё поглотил ревущий глас рассвирепевших небес.
   ТОРЖЕСТВОВАЛА  РОКОВАЯ  СМУТА…
   В неистовых порывах бешеного  урагана скрипело даже изящное деревянное крылечко, которое приютилось у тыльной стороны погрязшего в сон особняка.  Оно было оформленное в лучших традициях древнеславянской культуры: всё украшенное резьбой замысловатых узоров и ритуальным петушком на коньке.
   Новая вспышка электрического разряда заставила заблестеть соседнее с дверью оконное стекло, в сизом отражении которого промелькнул зловещий силуэт густой крадущейся тени.  Это был большой, воровато сгорбленный человек.  Мягкие мокасины на его упругих ногах не издавали ни звука, а темно серое трико, черная спортивная куртка с капюшоном и такого же цвета театральная маска на лице, в этом сумраке ночи делали его и подавно невидимым.    Он словно черная туча проскользил к входной двери, где  застыл над замочной скважиной.  Спустя минуту та отворилась, и таинственный призрак растворился за ней будто померещившееся видение.
   Некто без суеты пересек просторный вестибюль...  вошёл в гостиную.  Подмигивающие белым светом окна на некоторое мгновенье освещали внутреннюю обстановку, давая возможность ориентироваться в помещении, что позволяло  не натыкаться на предметы мебели.   Преодолев и эту комнату, завораживающее видение беззвучно выросло перед арочной дверью, ведущей в спальные покои.  Крайне осторожно, с тягучей медлительностью, пред ним открылся темный провал.  Яркая вспышка молнии на пару секунд вырвала из тьмы круглую кровать с белоснежным кружевным бельем, на которой, разбросав свои изящные тонкие руки спала женщина редкой красоты.  Формы ее роскошного тела, скромно прикрытые коротеньким пеньюаром из черного шелка, как магнитом притягивали взор загадочного визитера, а изогнутая линия ее чуть поджатых ножек была способна разжечь страсть даже у самого матерого женоненавистника.
   Черный человек тихой сапой подкрался к ее изголовью, выдержал упоительную паузу – наслаждаясь общим видом спящей прелестницы – а затем осторожно накрыл ее рот своей огромной рукой в перчатке.  Жертва непрошенного визита встрепенулась всем телом и яростно распахнув, до смерти перепуганные, глаза, затравленным взглядом уставилась в нависшую над ней темную массу.  Она чувствовала на лице тяжелую, властную ладонь и ощущала, как стынет в жилах кровь, а дикий вой ночной бури, в совокупности с грохотом грозы и вспышками молнии, делали эту картину  вовсе ужасающей.
     - Ты выполнила свою задачу? – В унисон рыдающей за окном стихии послышался до безобразия отвратительный, с легким акцентом голос, который походил на урчание пересохшего водопроводного крана.  Однако, та повелительная интонация, какой был задан вопрос, заставляла беспрекословно повиноваться, от чего женщина судорожно кивнула головой, давая утвердительный ответ.
   Страшный пришелец медленно убрал свою тяжелую ладонь с ее вдруг вспотевшего лица. – Я знал, что ты и в этот раз меня не подведешь.  Ты хороший агент, за что я весьма тебе благодарен.
   Опираясь дрожащими руками о постель, женщина приподнялась чуть выше на подушках.
   - Как ты сюда вошел? – В ее голосе негодование отсутствовало, лишь  теплилась претензия на удивление.
   - О, милая, а как может ворваться в обороняемую крепость ветер?  Как волны прилива могут очутиться на полу твоего бунгало?  Как непрошенная мысль способна проникнуть в разум и безжалостно поедать его, как это делают могильные черви?
   Женщина не издавала ни звука, едва заметно вздрагивая всем телом и учащенно дыша.
   - Я надеюсь на сей раз, - продолжал призрак, - твой протеже окажется посостоятельней той легкомысленной щебетуньи.
   Заложница страшного видения еще некоторое время колебалась в своих порывах дать какой либо ответ, но все же нашлась и спросила:
   - Что ты сделал с Аней? Она была моей лучшей подругой, но с тех пор я не могу ее нигде найти.
   Призрак пришел в движение, он подался  вперед и оказался лицом к лицу с журналисткой. – Я задал вопрос: Кто будет шестым участником четвертого турнира? – В его голосе появилось откровенное раздражение и бедняжку начало колотить еще сильнее.
   - Я уговорила своего бывшего мужа, экс-чемпиона Европы по боксу.
   - О, сие выше моих ожиданий. И как же его зовут?
   - Дмитрий Сергеевич Татаркин.
   - Тот самый Наковальня?  Ты не лжешь!?
   - Я говорю правду. – Проблеяла Кольт и в нерешительности замялась, швыряя взгляд в разные стороны, при этом, тужась еще что-то добавить.
   Нестор схватил на лету причины заминки. – В чем дело, что-то не так?
   Наконец ее дрожащие губы пришли в движение. -  Только на этот раз у меня есть одно условие.
   При следующем озарении комнаты хозяйка дома заметила, как недовольно опустились уголки его гадкого рта и широко раздулись крылья горбатого носа.  Перепуганная женщина на секунду пожалела о своих словах, но ее испуг прервало мокрое хрипение ночного визитера.
   - Тебя что, перестали устраивать твои гонорары?
   Бедняжка суматошно вращала блестящими, в сумраке, глазами и чувствовала, как мгновенно оледенели лодыжки.  Она так панически боялась этого человека, что казалось язык, налился свинцом, а волосы на голове шевелятся будто змеи Горгоны.
   - Ты что оглохла!?  - Повысил он голос, что было весьма скверным знаком.
   - Нет-нет, право же, в финансовом смысле все отлично. – Оттаяла вдруг Кольт. – Просто я хотела попросить об одном одолжении… если, конечно, такое возможно.
   - Продолжай. – Коротко, но злобно рыкнул призрак.
   - На сей раз, я хочу лично принять участие в турнире.
   Нестор не удивился и, как ей показалось, был готов услышать нечто подобное. – Меня посещают сомнения по поводу твоей состоятельности.
   Кольт еще глубже вжала голову в подушку, ибо, ощутив, как его большая ручища легла на шелковую ткань в области живота, почувствовала невыносимое желание очутиться где-нибудь за тысячу километров отсюда.  Следующую фразу несчастная пролепетала таким голосом, что казалось говорит вот-вот разрыдающийся ребенок.
   - На кон я поставлю все.
   Визитер аккуратно опустил на краешек постели свое гигантское тело, от чего  та, немощно пискнув, прогнулась.  Его рука скользнула вверх, на мгновение задержалась на груди, а затем теплая шерсть вязаных перчаток застыла на ее пульсирующей шее.  В эту минуту женщине показалось, что перед глазами поплыли мутные кругообразные разводы и начали млеть виски. От страха она уже не чувствовала своего тела: только леденящий холод внутри и звенящая пустота в мозгах.  И вот в недрах этой пустоты ей вновь начал слышаться его мерзкий голос, только теперь он был еще ужасней.  Теперь звучал мертвенный, замогильный голос самого дьявола.
   - Пожалуй, я соглашусь на твое участие в ложе жюри.  Однако помни, ежели твой нынешний выдвиженец окажется не столь искусен в своих предъявленных фантазиях, так же как и предыдущая барышня, тогда лично для тебя неизменной платой за проигрыш будет твое вечное покорное рабство.
   Кольт почувствовала как тошнотворный ком, вопреки воле, предательски пополз из трепещущей утробы и теперь клокотал где-то под подбородком.
   - Все остальные условия остаются прежними.  Твои дальнейшие ходы тебе известны.
   Жуткое существо – а в тот момент София Арнольдовна никак иначе его назвать и не смогла бы – инфицировав беззащитную женщину чувством животного страха и панического отвращения, продолжая удерживать ручищей тонкую шейку, вдруг наклонился и поцеловал ее обильно взопревшее чело, как обычно прощаются с усопшими у еще пустой могилы.  Губы призрака были точно лед, а сухая шершавость походила на уста столетнего, высохшего старца.
   - А теперь спи… - Он сквозь сцепленные зубы процедил последнее слово еще несколько раз и точно облако поднимающегося ввысь свинцового дыма растворился в отблесках загорающихся белыми вспышками окон.
    

   
               
                27  сентября   2003 года.
                6 часов утра.   Предместье Омеловки.

              Это субботнее утро, за последнюю декаду выдалось самым холодным, впрочем, и самым романтическим.  Потрясающая тишина, которая несомненно являлась следствием торжествующего в атмосфере тумана, казалось, резала слух своей беспрецедентной непогрешимостью.  Излагая предыдущие строки, я, Боже упаси,  не подразумевал городскую дисгармонию природной круговерти. Ибо лирическое умиление человеческой души ни коим образом не намерено пускаться пусть даже в самые смешные сравнения между многоэтажной серостью и вековым величием  золотых дубов, да голубых елей.   Как можно даже помыслить о сравнении убогого, грязного, монотонного асфальта заезженных и заплеванных улиц  с божественной чистотой искрящихся от росы полей. А россыпи луговых цветов?  Эти ненавязчивые и такие чудесные цветовые гаммы! разве пойдет им в пример нелепое, дикое, а порой и вовсе неестественное сочетание мазни страдающего безвкусицей маляра.  Остановись, где бы ты ни был в городе и взгляни под ноги.   Согласен, такое зрелище глаз не радует.  Тогда подними голову, оглянись, пошарь в округе взглядом:  Либо серые, либо светлые с грязными потеками стены примитивных однотипных коробок, несчастные деревья с серой от копоти и пыли листвой, серые бетонные столбы, черные провода, одноманерные, с тусклой облупившейся краской окна.  Правда за редким исключением, в виде белого пластика, что у большинства человечества, отчасти, ассоциируется с больничными палатами.  И лишь изредка промелькнут жалкие попытки обывателей приукрасить окружающий антураж, да и то, ненадолго.  Глобальная городская серость со временем подавляет и эти вспышки разнообразия, заставляя их блекнуть, тускнеть и деградировать.
   Но вернемся к хмельному раздолью природной идиллии  и совершенства. Сегодня, в это чудное раннее утро, за городом, все великолепие и прелесть воспринимаются как-то по особенному, с уклоном на таинственность и загадочность. И видимо, как я уже упоминал, именно благодаря опустившемуся на землю туману.
   Змеевидная трасса, с белым пунктиром, гравиевой обочиной и черно-белыми оградительными столбиками, извиваясь по высокой насыпи, скользила меж густыми дебрями сравнительно молодых сосенок и березок. /Их молодость следует трактовать в вековом исчислении./  Темные лапы хвои, как из сказки выныривали из седых разливов тумана; будто предупреждая: «Мы здесь, иди к нам, мы расскажем тебе страшную историю».  И ты точно в гипнотическом дурмане уже готов спуститься с обочины, за которой, тут же, сразу в низинке,   еще пока зеленого кювета, теперь разливались молочные реки с рваными берегами; старательно повторяя все изгибы мокрого и поэтому контрастно черного дорожного покрытия.  И ты замечаешь, что сказочная таинственность тут присутствует во всем.  Вот свежий, еще не трухлявый пень, окутанный сизым облаком, точно являющийся свидетелем приключений Маши и медведя.  А вот сойка, вспорхнув с рыжей ветви, как дельфин из воды, вынырнула из насыщенного тумана и снова погрузилась в его влажные объятия. А горбатая  берёза  так и продолжает взмахивать ей вслед своей уже полуопавшей рукой  - а может и нам, нарочно зазывая под сень настораживающего сумрака и сказочных неожиданностей.
   В том месте, где дорога делала крутой вираж, огибая небольшую опушку с несколькими свечами жёлтого коровяка, кустиками синего цикория и одной  красной рябиной, скрываясь из виду в белом мареве имелся накатанный съезд в сторону леса. На меже которого ровный слой щебня плавно переходил в песчаную, относительно глубокую колею, исчезающую в загадочном лесу, словно начало брода у реки.  Как раз в том месте, где кончались камни, и начинался песок, не до конца растворившись в дурманящих объятиях молочных кулис, мерещилась одинокая фигура женщины. Она топталась взад-вперед, часто поправляя на плече красную сумочку и, похоже, кого-то ждала.  Её бирюзовый плащ жатыми полами спадал почти до узеньких меховых опушек, которые венчали красные осенние полусапожки.  А черная шляпа, будто бы под тяжестью оседающей сырости опустила свои широкие поля чуть вниз, что в совокупности с поднятым воротником придавало ее внешнему виду шарм ненавязчивой загадочности.  Таинственная незнакомка то прятала руки в карманах плаща, вероятно желая согреть озябшие ладони и пальцы, а то обнимала себя за плечи и, еле заметно пританцовывая, пыталась их интенсивно растереть: видимо таким способом отгоняя  закравшийся под одежды холод.  Барышня часто вертела головой, мечтая пронзить взглядом, туманные сумерки лесной чащи, а затем прогуливалась зорким прищуром по пустынной дороге, чтобы тут же осязать циферблат маленьких наручных часиков и недовольно топнуть ножкой. По всей вероятности ожидание было томительным.
   Со стороны леса в очередной раз донесся троекратный сорочий возглас, а затем треск сухой ветки и суматошное биение крыльев на взлете.  Женская фигура мгновенно замерла, обратив изучающий взор в пугающую полутьму, и прослушав несколько аккордов последующей тишины, возобновила шагательное измерение ширины песчаного тракта: от мокрых кочек пырея до идеального коврового покрытия из курчавого барвинка.
   Наконец, в той стороне, где дорожная насыпь исчезала в белом молоке, послышались звуки, которые заставили наблюдаемый нами объект застыть. Женщина пристально вгляделась, настороженно прислушалась.  На фоне красных гроздей рябины вырисовывались очертания сказочного трехглазого чудовища.
   Впрочем, ах, я увлекся.  С более близкого расстояния жёлтый шалашик и две противотуманки довольно явственно очертали габариты синего «Форда». Такси остановилось у самого съезда в лес, оттуда выбрался человек, хлопнула дверца.  Автомобиль развернулся и с нарочитой спешностью скрылся в обратном направлении; унося с собой эти чуждые, в данном великолепии, звуки.
   - Машер!!! – Разлился над низинкой знакомый голос. Эхо гулко ударилось о стену сосновника  и скрылось в таинственных дебрях тумана.
   - Дима!? – И радостно и недоверчиво воскликнула особа.
   - Аз есмь! – Возвышенно ответствовал мужчина.
   Кольт облегченно выдохнула. /Однако./ И теперь уже окончательно расслабившись, демонстративно выставила вперед ногу, норовисто уперев руки в боки. К ней приближался сияющий Татаркин.  Теперь её колючий взгляд, взгляд коршуна, приятно потеплел, ибо, в виду скверной видимости, в первые секунды у Сони в груди подскочило сердце, так как она приняла Диму за другого. Посудите сами: Бывший супруг, а ныне компаньон по опасному предприятию, шёл во всем черном, да и стиль его одежды кое-кого напоминал: Кожаное пальто на распашку демонстрировало вязаный свитер под горло. Идеально отутюженные брюки легкой гармоникой спадали на лакированные и до блеска начищенные туфли, а шляпа, с широкими, по бокам скромно вздернутыми полями, и по тулье опоясанная кроваво-красной лентой, соскользнув на лоб, закрывала практически все лицо.  В руке Татаркин держал тёмно-синюю папку с блестящей никелированной застежкой, такими же уголками и серебристой надписью.
   - Привет Софи! – Возбуждённо щебетнул радостным голосом Дмитрий Сергеевич.
   - Ну, ты и вырядился. – Она поправила шляпку. – Я тебя сперва не узнала.
   Мужчина остановился в трех шагах, расставил руки в стороны, принялся с фальшивым интересом разглядывать свою внешность: вертясь во все боки и пытаясь заглянуть за спину.
   - Доброе утро. – Тихо произнесла Кольт, не дожидаясь его очередной фразы.
   Его глаза на миг застыли во взгляде бывшей супруги, а губы растянулись в улыбке бескрайнего восторга.
   - Доброе!? – Он набрал полную грудь тяжелого, слегка обжигающего воздуха и устремил васильковый взгляд в небо. – Да оно категорически очаровательно! – Затем вплотную подошёл к Соне, взял её руку, поднес тонкие пальчики к губам. – Впрочем, Машер, с тобой, - его уста коснулись прохладной кожи, - это утро не идёт ни в какие сравнения.
   София Арнольдовна улыбнулась одними только уголками глаз и, мгновенно посерьёзнела.
   - Дима, с этой минуты мы обязаны подчинить все наши стремле…
   - Знаю! Знаю! – Прервав супругу он скислил мину детской обиженности. – Машер мы же обо всем договорились: В стократных повторениях надобности нет.
   - /Ой, ли./ В таком случае о деле: Ты подготовил завещание?
   Он кивнул. /Во, даёт, с места и в галоп./
   - И рассказ написал?
   Татаркин на уровне груди вскинул папку, сощурил один глаз, прицелился в неё пальцем. – Тут всё!
   Покосившись на густо-синий замш журналистка выгнула брови. – Дэви Джонс!? – Прочла она тоном безграничного удивления серебристую надпись.
   Впрочем, Дмитрий Сергеевич удивился не меньше. – И что?
   Её каштановые глаза теперь не моргая таращились в его синие. /Он что, отоваривается в обществе сатанистов?/ - Ещё в начале восемнадцатого века, Дэви Джонсом английские моряки называли дьявола.
    /Ну и дела…/   Мужчина опустил краешки рта и неопределённо пожал плечами. – Надо же, кто б мог подумать.
   - Ну-ка, - Кольт ухватилась большим и средним пальцами за никелированный уголок и потянула к себе, - дай рукопись полистать.
   - Э не-ет! – Возразил автор. - /Размечталась./  У меня принцип: До публичной презентации никаких посторонних контактов. /Сие есть мой маленький каприз./
   - Боже, с каких это пор ты стал таким суеверным? Раньше, помнится, за моим Димулей такого не наблюдалось.
   - Ну-у-у! – Присвистнул мужчина и как-то застенчиво улыбнулся, обнажая жемчужную кость стиснутых зубов. – Что было раньше, кануло в лету. Нынче я стал совершенно иной личностью.  И суеверие тут ни при чем.
   Женщина одарила его снисходительным взглядом из-под полей шляпки,  отпустила папку, посмотрела на часы, /Ох не нравится мне это./ затем в сторону леса: ей почудилось, что там, в глубине, что-то скрипнуло, и вновь, но уже дружелюбно, на компаньона.
   - Да и черт с тобой.
   - И заметь, - с полуюмором-полусерьёзностью воскликнул Татаркин, - в таких мероприятиях как наше, весьма недурственная компания! 
   Кольт его реплику абсолютно проигнорировала;  она продолжала без тени веселья. - Но, в таком случае, сознайся; как ты сам оцениваешь свою работу? /Впрочем, глупо задавать такой вопрос автору./
   Экс-чемпион скорчил физиономию непритязательной рассудительности. – Если сравнивать с писаниной из той книги, которой ты меня наделила, то-о-о... весьма и весьма.
/Во всяком случае, не хуже./
   Такой ответ бывшую супругу не устраивал – это Дмитрий Сергеевич прочел в её глазах – но она пока молчала, посапывая скептическим неудовольствием.  Женщина выудила из карманов всё необходимое и закурила.
В продолжение затянувшейся паузы никто из стоящих в плотном тумане более не отваживался нарушить тишину.  София Арнольдовна нервно курила; часто затягиваясь и глядя куда-то в пустоту. /Только бы не подвел./    Её спутник, деловито заложив руки за спину, /Хоть дуйся хоть, нет, а принцип есть принцип./  что-то ковырнул носком туфли в песке, а затем сошёл с дороги на мокрую траву.  В глаза бросилась красная шляпка молодого мухомора. Он с детским азартом размахнулся, да так сильно его буцнул, что отфутболенный гриб, разломившись на несколько частей, пролетел добрый десяток метров, и с характерным шорохом скрылся в густых сосновых дебрях.  Женщина вдруг резко обернулась, точно в порыве неведомого прозрения, и широко раскрытыми глазами уставилась на Диму; с явными намерениями что-то изречь, но в лесу, со стороны накатанной грунтовки донеслось лошадиное ржание. /О Господи!/  Первостепенная мысль запуталась в голосовых связках и вместо неё Кольт тревожно проронила:
   - Начинается!
   Татаркин почти бегом сократил образовавшееся между ними расстояние. – София! – Кольт вздернула брови: Так он никогда её не называл. – Ты уверена, что генерал не подведёт?
   Женщина машинально дотронулась до одной из своих больших, круглых клипс,  слегка потерла красную с перламутром поверхность. /Что, уже обделался?/
    - Не переживай, - теперь голос звучал твёрдо, и она подмигнула, - если даже мы проиграем, что, как мне кажется маловероятно,  я посылаю сигнал СОС, и целая рота спецназовцев в считанные минуты возьмёт замок штурмом. /Во всяком случае, так было обещано./ 
   Дмитрий Сергеевич вытаращил глаза. /Чувствуется размах./  - Просто агент 007, не меньше. – И тут же вскинул одну бровь. – А оно сработает?
   Кольт последний вопрос проигнорировала, так как её настороженный взгляд теперь был прикован к лесу, где из белёсой дымки начали вырисовываться какие-то смутные силуэты; доносилось лязганье конской сбруи, мягкий топот копыт и чья-то заунывная песнь.  В том месте, где сосны и берёзы только начинались,  к песчаному тракту примыкала маленькая, с ровным травяным дёрном, полянка.  Кучер умолк и со знанием дела направил туда крытый, двухколёсный экипаж.  Гнедой мерин, послушно описав дугу, вновь вырулил на колею, но теперь в обратном направлении.
   - Тп-ру-у! – Воскликнул возница...  Экипаж замер.
   Перед изумлёнными людьми стоял настоящий английский кеб, будто вынырнув не из тумана, а из прошлого века.  Сидевший сзади высокой кабины кебмен намотал длинные вожжи на крюк,  важно обернулся, расцвел в улыбке непомерного добродушия и радости.  Это был мальчик цыган, на вид не более четырнадцати лет от роду.  Его блестящие чёрные кудри закрывали весь лоб и уши, а с правой стороны поблёскивала подковообразная серьга.  Наряжен он был в малиновый камзол с большими перламутровыми пуговицами, в такого же цвета бриджи, белые чулки и чёрные башмачки с серебристыми пряжками.  Лишь только мальчик завершил визуальное обозревание застывшей парочки, из тумана на гарцующей лошади выехал ещё один, по всей вероятности сопровождающий, член команды Преподобного Нестора.  Он был как две капли похож на улыбающегося, белозубого цыганёнка: Правда, последний выглядел на несколько лет старше. Он гордо восседал на молодой пегой кобыле и, в отличие от маленького возницы, даже без намёка радости, строго, взирал на остолбенелых людей. Его одеяние имело идентичность с одеждами кучера, но только вместо белых чулков и башмачков на ногах красовались высокие, старательно начищенные, хромовые сапоги со шпорами.  Одной рукой он удерживал поводья, а второй, опустив её вниз, вдоль ноги, шлёпал жокейским стеком по сияющему голенищу. За спиной у грозного всадника висела охотничья двустволка.
   Мужчина и женщина молча изучали явившееся видение.  Впрочем, и сопровождающий, прежде чем, что-либо произнести, с неким величием осмотрел незнакомцев, после чего указал стеком на экипаж.
   - Господа прошу в кеб. – И секунду помедлив, добавил: - В замке вас ждут. /С нетерпением./
   От этих слов парочка  оттаяла: они решительно направились к экипажу.  Сопровождающий развернул пегую и собрался её пришпорить, как его намерения остановила шутка высокого мужчины в шляпе.
   - Эй, пацан, а ружье зачем, чтобы мы не дали дёру?
   Ни один миллиметр смуглого цыганского облика  /А это ещё как понимать?/ не выдал истинного настроения своего хозяина. Он медленно повернул каменное лицо в сторону спросившего.
   - Ехать придется через деревню призраков. Оружие необходимо чтобы отпугивать диких собак. /Болван./
   И тут же потеряв интерес к шутнику, он чмокнул губами, залихватски гикнул и пустил лошадь в туман.
   Кольт перевела взгляд на  улыбчивого кебмена.
   - Это наверное был твой родственник?
   Парнишка распахнул улыбку ещё шире и гордо отчеканил: - Десперадо мой брат!
   Татаркин взобрался на узкую площадку, отворил двухстворчатую дверцу, подал даме руку. – Вот так имечко! – Поразился он вслух. – Наверное, одно из цыганских имён?
   София Арнольдовна умостилась на обитой плюшем сидушке и заметила: - Вероятнее всего это не имя, а прозвище.
   Присаживаясь рядом, компаньон вскинул брови. – Почему ты так решила?
   - Это испанский. Десперадо, по-нашему – отчаянный.

    Буквально через десять минут спокойной езды сосновник закончился.  Миновав красный столб с табличкой – «Частная собственность. Проезд запрещён!» экипаж выехал на необъятный взором пустырь, оккупированный мужественным репейником да сплочёнными легионами буйной лебеды; между которыми то тут то там маячили непроходимые островки ядовитой, полузасохшей амброзии.  Коляска катилась небыстро, мерно поскрипывая рессорами и плавно покачиваясь над каждой кочкой будто на волнах; что, впрочем, не причиняло чрезмерного неудобства пассажирам кеба, или, проще говоря, крытой двуколки. Сквозь небольшие прямоугольные окошки, встроенные по бокам кабины над большими колёсами, наши путешественники с интересом осязали все видимое пространство на сколько позволял это сделать туман; который, к слову будет тут отметить, на открытой местности уже не выглядел таким таинственным и зловещим.
   - Глянь! глянь, заяц. – Брызнула восторгом София Арнольдовна, бойко теребя соседа за рукав пальто. – Какая прелесть!
   /Да уж, действительно прелесть./ Татаркина задел за душу её по-детски наивный всплеск радости и сердце сладко защемило.  Решительно не обращая внимание на прыткого грызуна, он с улыбкой на устах принялся любоваться красивым,  чистым личиком любимой, некогда супруги.
   Миновав придорожный курган, над которым ворча кружила потревоженная стая грачей, согнанная звуком приближающегося экипажа с группы дикорастущих подсолнухов, пассажиры поняли: кеб начал катить под гору, а высунув головы в окошки увидели, как просёлочная дорога – по обе стороны окаймленная ровными рядами минаретообразных тополей – скрывается в сказочной, бездонной долине.  Она была зажата меж голыми холмами, которые, из скромной растительности, курчавились лишь зелёной травой, да изредка проглядывались кусты тёрна, шиповника и бузины. А там, внизу, где туман был гораздо гуще, чем на вершинах холмов, разливался настоящий оазис.  На фоне окружающей скудной растительности крутых склонов, гигантская долина тонула в раскидистых кронах зелёных, жёлтых, оранжевых и красных деревьев, между которыми выныривали: когда коричневые черепичные, когда серые шиферные, а порой и горчичные соломенные крыши деревенских хат, с неизменными кирпичными трубами над коньком.
Этот запущенный сад, благодаря волнообразным маковкам лиственных деревьев, смахивал на разволнованное водохранилище, над которым в утренней заре поднимается седой пар, и по чьим волнам снуют бесстрашные рыбацкие баркасы.  А взметнувшаяся в стороне водонапорная башня служила судёнышкам спасительным маяком в этом коварном непроглядном молоке.  Правда те воображаемые кораблики были давно покинуты людьми и теперь походили на корабли призраки.  Их трубы не дымили, паруса сорвало и унесло бурей, а в округе не прослушивалось ни единого звука, который нельзя было бы назвать  не птичьим щебетом.
   Теперь, попервой умчавшийся вперёд сопровождающий вернулся.  Прижав поводья к заботливо расчёсанной гриве своей пегой красавицы, он  лениво трусил, отстав на полкорпуса от гнедого мерина в трёх белых носочках.  Украдкой Кольт обратила внимание, что её спутника посетила непроницаемая вуаль меланхолического образа. /Пробрало./
   - Давно тебе не приходилось бывать в здешних краях? Поди соскучился? – Женщина с любопытством наблюдала за сентиментальным взглядом свирепого Наковальни.
   - Все-таки тут прекрасно. – Не отрывая зачарованного взгляда от окошка, вымолвил он с солидной порцией грусти. – Сколько раз мне всё это снилось…
   Соня недвусмысленно повела бровью. /Конечно, с жиру можно и побеситься./  - Чего же тут прекрасного?  Забытая Богом, угрюмая деревня.  Глухомань. Никаких тебе удобств, кругом грязь, бурьян. – Вполне разумные доводы на секунду прервал  далекий визг собачей грызни. – Во! ещё и псы дикие шастают.
   Татаркин предпочёл не пускаться в пререкания. Он лишь глубоко вздохнул,  безучастно покосился на спутницу, /А романтизмом она не обезображена./  и продолжил визуальное любование плывущими видами.
   Миновав длинную скирду с чёрной, практически полностью испревшей соломой, кеб вырулил, как казалось, на главную улицу деревни.  Крайне неприглядная картина предстала пред ошарашенными взорами путников, которые в миг оторопели.  Жуткое запустение и страшная разруха правили бал повсеместно,  с поражающим размахом. На въезде тощие свечеобразные тополя сменились родственниками того же вида, но только теперь, необъятные стволы и высотные буйные головы тополей-великанов, вперемежку с вековыми каштанами и акацией, своими могучими конечностями  тяжело нависали над дорогой, устраивая под собой настоящий живой коридор. Впрочем, живым его сейчас трудно было назвать.
   Сразу за деревьями исполинами, с толстой обезображенной кривыми суками  корой, по обе стороны тянулись вереницы  покосившихся, согбенных, а подчас и вовсе рухнувших дощатых заборов с оборванными калитками. Все, что попадало в поле зрения -палисадники, деревья, летние беседочки, кусты барбариса, калины и сирени были хаотично пленены дикой виноградной лозой и оливковыми водопадами неухоженного хмеля.  Невиданно огромные простыни лопуха, гораздо превышали высоты чернеющего штакетника: причём под одним таким листом от дождя мог запросто спрятаться взрослый человек. А заросли крапивы и рододендрона!?
   На мгновенье отпрянув от окна женщина перевела дух, одними только губами прошептала обрывок какой-то молитвы и вновь вернулась к удручающему созерцанию творящегося хаоса.  Перекошенные стены побеленных мазанок вселяли грусть, а местами вываленные элементы кладки жалость.  Почти во всех домах отсутствовали стёкла, а в некоторых оконные рамы и двери, что свидетельствовало об имевших место набегах мародеров. Часто встречались провисшие или вообще обрушившиеся крыши летних кухонь, сараев и обветшалых курятников.  А обсыпанная с некоторых стен глиняная штукатурка обнажала блеклые глыбы, от сырости синего мергеля.  Путники молча смотрели на свирепство разрухи и только изредка тяжко вздыхали, нарицательно покачивая шляпами.
   По мере продвижения в глубь покинутого селения неприглядная картина становилась всё мрачнее и тревожней.  Чрезмерная скупченность запущенных деревьев, причём как ещё живых, так и давно погибших, с бессчётным количеством вороньих гнёзд наверху и вовсе повергли окрестности во мрак будоражащей душу тишины и необъяснимой тревоги.
Натуральные паруса из нетронутой паутины, вперемешку с огромными коконами уже мутировавших гусениц, опутали весь средний ярус дремучих дебрей, а кое-где решительно уходили под непроглядный полог, повсеместно скрывающий от обзора небо. София Арнольдовна прилипла к окошку и неморгающим, трагическим взглядом пожирала проплывающие виды.  В ее сознании создавалась иллюзия будто деревня ушла на дно мёртвой бездны, ушла на века... безвозвратно. В какую-то минуту ей померещилось, что рядом с накренившейся стеной ветхого флигеля, за обнажёнными камнями известняка, промелькнул чей-то, смутно мерцающий в сизой пелене, силуэт.  Сощурив краешки глаз, она до рези под веками напрягла зрение. Медленный ход  кеба, смещаясь в прежнем направлении, теперь вскрыл для пытливого ока вторую, противоположную стену домика, до середины высоты зашторенную зарослями колючего осота.  И вновь, правда теперь несколько размывчато – видимо от напряжения начали слезиться глаза – из-за куста черноплодной рябины, в сизых разливах, словно лебедь, из тумана выплывал уже ей знакомый, мертвенно неподвижный образ молодой цыганки.
   - Дима!!! – Её руки дрожали, сердце рвалось из груди, и трудно было дышать.
   От такого внезапного и оглушительного крика Татаркин подскочил на месте, /Ё-моё!/ и в изумлении раскрыв рот безмолвно-вопросительно уставился на перекошенную, толи от ужаса то ли от волнения Кольт.  Бедняжка истерически тыкала дрожащим пальцем в окно, а в смерть перепуганные глаза, на фоне бледной кожи, горели каким-то пугающим огнем безумия. Он даже ничего не успел толком сообразить, как его напарница прямо на ходу распахнула дверцы и, презрев элементарную осторожность, в стремительном прыжке уже скрылась из поля зрения ошарашенного мужчины.
   - Стой!!! – Взвыл нечеловеческим голосом Татаркин и рванул следом. Эта короткая, но громоподобная команда по всей вероятности оглушила юного возницу, ибо он с перепугу так рьяно натянул поводья, что конь сперва замер как вкопанный, а в следующее мгновенье – прижав к голове уши, обнажив зубы и панически заржав – взметнулся на дыбы: подавая всем телом назад, в результате чего чуть не перевернул экипаж.  Следом за женщиной на дорогу выскочил растерянный Татаркин. /Что за выходки!?/
   Гарцуя и фыркая, пегая кобыла решительно преградила путь, казалось, обезумевшей журналистке.
   - В чём дело!? – Злобно рявкнул сопровождающий, пытаясь утихомирить животное.
   Кольт застыла в нерешительности. – ТАМ! Там девушка призрак! – Она заглянула в колючие, сверкающие чёрным огнём  глаза всадника и осеклась.
   - Немедленно вернитесь в кеб! – Повелительно приказал он.
   Подоспев, компаньон сграбастал бывшую супругу за плечи. – Софи, что стряслось?
- Властным порывом Дима развернул её к себе лицом. – Что тебе взбрело в голову?
   - Мне не взбрело! /Тупица!/ - Она суматошно освободилась из цепких объятий и указала в сторону череды домов. – Там, за стеной, я видела ту призрачную цыганку, с разодранной шалью и трубкой в зубах! – Кольт шумно дышала всей грудью и не знала куда девать руки.- Я клянусь, я не лгу.  Ты мне не веришь!?  /Но ведь я действительно видела!/
   - Десперадо! – Прорезал туманную вуаль встревоженный окрик маленького кебмена и все воззрились в его сторону. Взволнованный мальчик судорожно тыкал пальцем куда-то вперёд.  Он  восседал выше остальных  поэтому, вероятно, мог видеть нечто нехорошее, что покамест было недоступно остальным.
   - Свора! – Наконец подыскал он нужное определение.
   Сопровождающий в мгновение ока сорвал с плеча ружьё. – Вы, оба, быстро в кеб! Я приказываю!  - Он швырнул взгляд на кучера. – Рома  сворачивай в проулок и без остановки гони к объездной дороге! Я догоню за карьером! Мчи во весь опор! 
   Спешно запрыгнув обратно в экипаж путники начали отличать из общего звукового фона всё нарастающий непонятный гул.  А когда кеб развернулся перпендикулярно улице они в ужасе увидели, как с той стороны куда первоначально направлялась коляска, разбрасывая в разные стороны комья грязи и образовывая жаркими дыханиями клубы пара, неслась разъярённая стая диких собак, которую возглавлял огромный пёс палевой масти.  Он был самым крупным из всех и, несомненно, являлся вожаком.
   - Мать чесная! – Испуганно выдохнул Татаркин.
   Противный свист, а следом сочный удар кнута, сработали что автомобильный акселератор.  Рванув с места экипаж стал стремительно уноситься, как казалось, в самое сердце деревни-призрака.
   Впоследствии, когда экс-чемпион Европы по боксу воскрешал в памяти события того впечатляющего утра, он не переставал удивляться, каким образом удавалось его бронзовой Софи так молниеносно менять настроение и управлять чувствами?  Что, впрочем, можно было отнести на счёт её мизантропических всплесков ещё в годы их совместной жизни.
   С той стороны, где минуту назад в пелене тумана скрылся сопровождающий, прогремели выстрелы: следом пронзительный визг и скулеж предсмертной агонии, очевидно, подстреленных хищников. Кольт метала из угла в угол ледяные взгляды, она что было сил сжала правый кулак – до белых косточек -  и влепила им глухой удар в штофную обивку боковой стеночки; как показалось сидящему рядом мужчине – с невыразимым наслаждением.
   Позади несшегося от погони кеба, сквозь отчаянный топот копыт и лязг сбруи, устрашающе летели истерические рыдания и свирепый кашель безжалостных псов убийц. Прогремели ещё два выстрела, которые, судя по дальнейшему озвучиванию, достигли цели. Это действовало успокаивающе. Но вот, внезапное, невыносимо страдальческое, даже не ржание, а лошадиный плач, врезался в сознание наших героев щемящими сердце догадками.  Люди даже не обратили внимания, когда эти роковые звуки стихли. Они тупо таращились в заоконную действительность, где стремительно мелькали оккупированные бурьяном усадьбы, полуразрушенные дома и запущенные сады. Выстрелов больше не было. В этой трагической ситуации первой опомнилась София Арнольдовна.  Придерживая рукой шляпу она высунула голову в окно, изучила  приближающийся ландшафт, а затем, обратив суровый облик к кучеру, властно рявкнула:
   - Скоро поворот! Придержи коня и гляди не переверни свой тарантас!
   Она вернула голову внутрь, умостила спину в угол, скрестила на груди руки.  Её пристальный взгляд сверлил бывшего супруга, который сидел рядом таким же манером и с интересом разглядывал невеселые виды за окном; те навевали самые фантастические фантазии.  Впрочем, в цвете складывающихся событий, в мозгах экс-чемпиона теперь зиждилось бремя весьма скверных догадок и предположений.  Теперь Дмитрий Сергеевич более реалистично представил те опасности, в которые  так безрассудно позволил себя втравить. А вот во взгляде удачливой журналистки, тревоги присутствовал скромный минимум, на фоне безграничной решительности, что твердило о полной готовности к любым действиям.  Её поджатые губы под тяжестью злобы опустили свои края вниз, и вперёд выступил маленький подбородок. Бледность лица уступила бурым пятнам, а крылья носа раздувались, что кузнечные меха.
   За глиняным карьером, вдоль извивающейся грунтовки, начиналась густая кленовая посадка. Она скрывалась в узкой расщелине меж двух небольших холмов, поросших дерезой и чертополохом.  Туман практически исчез, что подарило мало-мальски приемлемую ясность в атмосфере.  И  хотя серое небо со свинцовыми разводами проявило белое, еле мерцающее солнце, всё равно казалось, что вот-вот припустит дождик. 
  Экипаж остановился,  из него  вышли двое.  Кучер со своего места вертел головой в разные стороны и по трагическому выражению его влажных глаз путники поняли; тот, кого он тщетно пытается высмотреть – отсутствует.  Ни сказав ни слова София Арнольдовна присела, обняла ноги руками, уронила на колени голову и подкрепила горькими рыданиями недвусмысленные догадки.  Мужчина с жалостью смотрел на дрожащую шляпку,  глубоко вздыхал, порывисто охал.  Естественно, что в сознаниях современных, образованных, искушённых цивилизацией людей совершенно не укладывалось то, что произошло считанные минуты назад. Вне всяких сомнений наши герои полагали, что молодой, красивый юноша погиб от челюстей одичалых собак, и это выглядело непостижимым. В век развитого научно-технического прогресса быть разорванным оголтелой, голодной стаей! Даже в некоторое мгновенье, быть может, сей факт был способен вызвать иллюзию первобытности сегодняшнего времени, точно реальность восстала из тёмной ямы жестокого прошлого и, тут же, понимание абсурдности таких иллюзий.  И, тем не менее, выбор уже сделан, игра началась, отступление чревато губительными последствиями. Посему компаньонам не оставалось ничего другого как взять себя в руки и, действуя согласно намеченному плану, идти к цели решительно и до конца.
       
       С близкого расстояния казалось, что громадная плоская возвышенность имитирует величественную гору, с которой искусно  срезали и удалили верхнюю её половину, заменив на шикарный замок: Как бы высказался медиевист, (Историк изучающий средние века.) принадлежащий эпохе католических суверенов Фердинанда и Изабеллы. Если вам, дорогой читатель, когда-либо доводилось лицезреть, хотя бы иллюстрацию, церкви Сан Хуана – в 1495 году возведённую в Толедо и служившую в те века королевским пантеоном – вы без колебаний, (И я в этом нерушимо уверен.) отметили бы некоторое сходство в их архитектурных особенностях. 
   Замок Преподобного Нестора имел центральный корпус и два одинаковых двухэтажных крыла, с высокими мансардами, к которым по торцам примыкали круглые башни с зубчатыми парапетами.  Над башнями гнездились конусообразные черепичные кровли. Первые этажи тут имели ровные стены, с вереницами прямоугольных окон, и длинными колоннадами, поддерживающими умеренно покатый козырёк: Он образовывал надёжную преграду от прямого попадания жарких солнечных лучей в помещения первого этажа.  А вот на втором этаже, обеих торцевых пристроек, напротив, имелись трапециевидные эркеры, осуществляющие более интенсивную инсоляцию комнат. Эти навесные башенки поднимались до самого края ската основной кровли, где сменялись остроконечными черепичными пирамидами. Каждая пирамида имела свой кованый шпиль, гораздо превышающий высокий конёк жилой мансарды. Кстати тут, наряду с многочисленными слуховыми окошками-треугольниками, вырос целый лес кирпичных дымоходов и вентиляционных шахт.   
   Центральный же корпус замка представлял собой более монументальное зрелище. Его нижний ярус вмещал в себе высоту двух этажей примыкающих крыльев.  Он имел квадратный периметр, с барельефным изображением ложной аркады на всю высоту. В аркаду было вмонтировано множество маленьких арочных окошек, расположенных по всей стене в шахматном порядке.  Далее, как бы обозначая второй этаж, ввысь тянулась круглая стена – по принципу цилиндра – своим диаметром равная периметру нижнего яруса. Сие цилиндрическое строение так же вмещало в себе гирлянды арочных окон по всей окружности.  И в завершение, сферический купол, в окружении маленьких декоративных башенок, с коническими макушками и венчающими их железными шпилями.   Кстати, купол мастеровые оформили вереницами маленьких шестигранных окошек, да так умело, что их изобилие создавало вполне реальное подобие пчелиных сот, в форме половинки футбольного мяча.
    Главный корпус замка практически втрое превышал примыкающие здания и имел высоту каждого яруса ровно шесть метров.  Но, тем не менее, не взирая на всё великолепие обозреваемого шедевра, всё же ощущалась его ненавязчивая угрюмость и даже враждебность.  Видимо такие ассоциации навевали небрежно отёсанные камни хмуро серых, с коричневым отливом стен, в совокупности с готическим обрамлением окон чёрными тягами.
    Каменный забор опоясывающий по самому  краю всё плато не представлял архитектурной изюминки и служил лишь в качестве дополняющей бутафории всего ансамбля: подкреплённый величественными воротами из красного, местами позеленевшего металла, грубой ручной ковки.  Ворота висели меж двух монументальных столбов, и со стороны казалось, что под их тяжестью столбы утомлённо накренились внутрь, что придавало шарма древности и почтения.
   К воротам тянулась подъездная дорога. Она начиналась далеко от плато, сглаживая крутой скачёк перепада рельефа местности в более лояльный подъём.  Геодезисты добросовестно справились с расчетами в области нивелирования ландшафта, в результате чего, заасфальтированная насыпь из  огромных валунов дикого камня  - которые свозились к подножию возвышенности и, разумеется,  специальными механизмами укладывались слой за слоем с такой рачительной придирчивостью, как это по обыкновению осуществляется при возведении дамбы, какого либо водного сооружения, -
я продолжаю; эта заасфальтированная насыпь без особых трудностей для гнедого мерина привела гужевой транспорт с нашими авантюристами к медной браме, за которой их ждала пугающая неизвестность – способная ввергнуть в душевный трепет и понукающая сознание к волнующему возбуждению.  Замогильным, потусторонним скрежетом их приветствовали исполинские врата, лениво отворяя свои широкие тяжёлые объятия, точно изготовленные не в кузне, а в мастерской самого маэстро зла.  Кеб плавно тронулся и уже спустя считанные секунды гости с неподдельным изумлением имели удовольствие обозреть прекрасно ухоженный сад, спрятанный за холодным камнем крепостной стены; что напрочь перечёркивало ужасные звуки зеленеющей меди.  Вся флора выглядела чудесно молодой и от этого чистота, и непорочность сияли тут в своем первозданном облике – навевая неправдоподобие. Конь степенно цокал подковами по блестящей от осевшего тумана брусчатке, которая словно дотошный гид петляла узкой змейкой по стриженому газону, демонстрируя гостям садовую архитектуру. С внутренней стороны вся поверхность высокого забора скрывалась под густыми кудрями вечнозелёного самшита и вьющегося плюща. Причём последний до самой вершины карабкался не по самой стене, а по вмонтированной в неё, под углом, проволочной сетке, что весьма реалистично имитировало вид альпийских склонов с высоты полета пассажирских авиалайнеров. И тут же, у подножия, декоративные кусты, стриженные под египетские пирамиды чередовались с изящными холмиками пестреющими лесной фиалкой, маргаритками и гроздями алой наперстянки. На зелёных лужайках, которые раскинулись меж треугольных кипарисов и пикообразных туек, то тут то там маячили огромные коряги, щедро облепленные кустиками орхидеи, а вокруг кляксообразные брызги розового барвинка, мака, да щепотка анютиных глазок.
   Следуя изгибу путеводного тротуара экипаж, поскрипывая, завернул на следующую аллею. Новые виды  поразили воображение гостей ещё больше чем при въезде.  По  обе стороны брусчатки, образуя неповторимый каскад, тянулась живая радужная галерея. У самых бордюров кустились плотные ряды зелёного папоротника. Сразу за папоротником поднималась густая гряда молоденьких голубых елей.  Из-за их переливающихся макушек выглядывали тёмно рыжие листья дуба.  И в завершение композиции высились белые берёзы с, почему-то, серебристыми листочками.  Каждый последующий ряд насаждений был выше предыдущего, в приблизительном визуальном измерении, на два метра, что представляло собой гигантскую лестницу уходящую к самому небу. /Как могло показаться человеку с необузданным воображением./
   Ошарашенные пассажиры кеба с неподложным восторгом осязали возникшее чудо, выглядывая в окна почти до половины туловища. Теперь цокот копыт сделался более глухим и, вроде бы как, с шаркающей пробуксовкой.  Обогнув мраморную стойку декоративных арочных ворот, экипаж выехал на широкий дугообразный мост, воздвигнутый из дикого камня, морёного дуба и металлического каркаса жёсткости. Оградительных перил тут не существовало, а под этой сказочной переправой разливался идеально круглый прудик. В конце моста декоративных ворот не было, зато по краям росли идеально вымуштрованные шеренги красного кедра.
   - О-хо-хо… - Горестно произнесла Кольт, которую, похоже, и сие казалось совершенно непонятным, захлестнула волна отчуждения: Точно предвкушая спрятанную коварность за всем этим великолепием.
   Дмитрий Сергеевич встретился с её пустым взглядом. – Что? – Он почувствовал, что она хочет что-то сказать.
   - Гм… - Напарница собралась с мыслями не сразу. – Гм.., меня не покидает такое ощущение, что в воздухе притаился запах гротеска.
   - Ну-у, моя милая, - Татаркин непринуждённо отмахнулся, - чем-то ужасным пахнуло от твоей безумной идеи ещё при первом нашем разговоре на эту тему. Однако я полагаю, что не стоит всё так чутко воспринимать. При нашей последней встрече ты живописала такие жуткие картины и перспективы… А тут, ты посмотри какая прелесть. – Он взял в руку свою папку, поднял на уровне лица, слегка ею потряс. – И вообще, мы ещё не проиграли, поэтому; твои волнения считаю преждевременными.
   Кеб остановился.  Покинув его, наши соискатели приключений очутились у широкой лестницы ведущей к парадному входу в замок; где только что закрылась массивная, трёхметровой высоты, дверь; с элементами резьбы на дубовых филёнках.  К ним неспеша приближался маленький, сутулый, на толстеньких кривых ножках человечек. Отсутствие шеи заставляло его угловатую голову сидеть прямо на плечах, причём с каким-то анатомически неприемлемым креном вправо. Длинные, век не чёсанные, тусклые пряди жёлто-седых волос в неприличном беспорядке падали на плечи и спину и, из-под них торчали весьма оттопыренные большие уши. А макушку оседлала чудная шляпа, по формам смахивающая на греческий петас.
   - Дворецкий. – Догадалась София Арнольдовна, рассматривая его малиново-зелёную, расшитую золотыми нитками ливрею.
   - И к тому же горбатый. – Дополнил эскиз приближающегося образа Татаркин.
   - Ты обрати внимание на его лицо. – Самым краешком рта прошипела Кольт, ибо кривоногий горбун был уже в пяти шагах от гостей.
   Он остановился в полутора метрах от вновь прибывших участников грядущего литературного марафона и, не издавая ни звука принялся изучать парочку своими маленькими, серенькими глазками: с болезненно желтыми белками, на которые легла кровавая паутина лопнувших капилляров. Уродливый старик только подошел к людям, как те начали ощущать какую-то непонятную, ничем не оправданную тревогу и, даже! элементарный страх: Холодный, ноющий где-то под ложечкой страх. Создавалась такая беспричинная иллюзия, будто бы сей мерзкий горбун мог в любую минуту наброситься и начать рвать их мягкую плоть своими рыжими и, в виду вывернутого прикуса, торчащими наружу зубами. А кожа его лоснящегося, воскового лица была вся безжалостно изрезана такими глубокими морщинами, что где-то глубоко в подсознании у  Кольт, словно искра, вспыхнула и – видимо по причине своей никчёмности – погасла доволе неуместная в этой ситуации мысль: « Но, как же он умудряется так гладко выбривать свою физию?»  И в следующую секунду по их спинам – во всяком случае, по спине женщины – поползли мурашки, так как те ужасные борозды пришли в движение:   Горбун натянул кисельные губы в презренной, низкой, коварной усмешке; обнажая кривые зубы с воспалёнными, слюнявыми деснами.
   Дмитрий Сергеевич не рискнул более затягивать гнетущую паузу.  Стараясь придать своей голосовой интонации самого бесшабашного спокойствия, он произнёс:
   - А у вас тут весьма мило. Мы в самых бескрайних пределах уже успели воздать должное изысканности ботанических изощрений вашего сада. – Он приложил пятерню к груди. – Мои поздравления садовнику.
   Дворецкий излучал нудную безэмоциональность. – Должность садовника у нас отсутствует вообще, да…  А всё, что вы успели увидеть, пластмасса.
   Бывшие супруги в недоумении переглянулись – их терзало самоуверенное чувство: / И как же это мы лопухнулись?!/ 
   - При рождении, - дальше вещал кривоногий карлик, - родители наградили меня суровым именем Густав. – Голос у горбуна походил на звуки, доносящиеся из медного рупора старинного граммофона; при этом изо рта вырывалось облачко отвратного зловонья. Он не сводил своих крысиных глазок с обворожительной шатенки и, как казалось, силою своего воображения пытался её раздеть до нога.  Кольт – на интуитивном начале – это почувствовала и неловким движением дрожащей руки запахнула отвороты плаща до самого горла. И в следующую секунду Софию Арнольдовну будто осенило! Она немилосердно выпучила глаза и от волнения вся затряслась.
   - О, Боже! как мы могли забыть: Там, в деревне, с одним из ваших людей стряслась беда.
   Татаркин уже разинул рот, чтобы тоже изречь нечто по этому поводу, однако Густав, не прекращая поглаживать Кольт своим мутным взглядом, не дал ему этого сделать.
   - Все происшествия не связанные с литературным состязанием, вас не обходят. – Он сказал, как отрезал. - На протяжении всего пребывания в нашем замке я буду неотлучно находиться в вашем распоряжении. – Дальше его глухой медный голос приобрел вкрадчивый тембр, а серый взгляд, скользнув по всей фигуре содрогнувшейся женщины, остановился на её широких, красивой формы губах. – И если вам что нибудь понадобится, я с величайшей радостью исполню любой ваш каприз – в любое время суток…
   Татаркин отметил крайнее смятение во взгляде бывшей супруги, и в его душе что-то шевельнулось.  Выпятив свою могучую грудь он набрал полные лёгкие воздуха, сунул синюю папку под мышку и широко раздувая ноздри, изверг целый ураган углекислого газа. Горбун обратил на это внимание, но глаз от гостьи не отвёл.
   - Послушайте-ка, любезнейший, - Дмитрий Сергеевич сцепил пальцы рук в замок и крепко сжал ладони, - мы прибыли в вашу скромную обитель, - дворецкий продолжал вульгарно таращиться на Кольт, - дабы принять участие, в некотором роде, в литературном шоу. И вы уж меня извините…
   - Я вас извиняю. – Перебил его Густав, даже не моргнув.
   - В таком случае, сделайте милость; прекратите гнусно скалиться и соблаговолите препроводить нас, и представить, своему хлебосольному хозяину. – Завернул боксёр тираду вполне сдержанным голосом. Он собрался ещё что-то дополнить, но тут они заметили, как на рыжую бровь горбуна села большая зелёная муха: На что дворецкий абсолютно не отреагировал.  Он всё так же продолжал поедать вожделенным взглядом женщину, которая чувствовала себя совершенно обнажённой.  Кровь отхлынула от её бледного лица так, что казалось, даже поблекли зрачки и губы.
   А тем временем мохнатая паразитка пробежалась до переносицы; по крылу тонкого, крючкообразного носа спустилась под левый глаз.  Там муха, словно предвкушая сытный обед, потёрла свои передние лапки и, шустро преодолевая все холмики и ложбинки морщинистого лица, короткими перебежками рванула в сторону подбородка.  Горбун продолжал неподвижно таращиться на Софию Арнольдовну, по-прежнему мерзко улыбаясь. Аналогично и люди, не издавая ни звука, взирали на эту поразительную картину. Казалось, что назойливое насекомое вовсе его не беспокоит, как могло бы побеспокоить любого другого, нормального, человека: Который, желая от неё избавиться, хотя бы тряхнул головой.  Однако восковой блеск лоснящейся кожи – кажущейся вообще пергаментной – не проявлял совершенно никаких, даже микроскопических, движений. Насекомое, являющееся разносчиком многих инфекций, невозмутимо прогулялось от уголка рта до середины верхней губы и остановилось. Муху что-то привлекло, видимо что-то, по её разумению, вкусненькое.  Она беспрепятственно сползла на жёлтые передние зубы; продефилировала по нескольким из них и, скорее всего, любопытства ради, заглянула в широкую щель между выщербленными резцами.  Зрелище, безусловно, состоялось весьма достойное отвращения. Впрочем, последующие за ним действия оказались и вовсе препротивнейшие.  В следующую секунду – когда муха изучала межзубное пространство – горбун, последние полминуты походивший на безжизненную куклу, молниеносным и для паразитки роковым движением сомкнул губы, осуществил несколько жевательных движений и... сглотнул!  Кольт обронила челюсть; затулив ладошкой рот в порыве приступа брезгливости.  Брови Дмитрия Сергеевича подпрыгнули так высоко, что додай он ещё одно ничтожное усилие, и они имели бы все реальные шансы оказаться в теменной области.
   А тем временем, удовлетворённый взгляд и благодушная улыбка яснее полной луны сияли на безобразной физиономии горбуна: Отчего жёлтые морщины погрузились в мякоть ещё глубже.  Теперь он соизволил-таки удостоить этого великана, в кожаном пальто и шляпе, своим нездоровым, запредельно отрешенным взглядом; озвучивая его смысл безликим, сомнамбулическим голосом.
   - А тебе, громило, я бы рекомендовал не относиться к жизни слишком серьёзно. – И нехорошо сверкнув колючими глазками, добавил: - Тебе в любом случае не уйти от неё живым.
   Боксёр согнулся почти пополам, и когда его багровое от негодования  лицо оказалось на расстоянии ладони от скалящейся мины горбуна, он решительно заглянул в его подёрнутые кровавой сеткой глаза и прорычал:
   - Это угроза!?
   По всей вероятности у дворецкого напрочь отсутствовало не только чувство такта, но и чувство страха.  Не переставая широко улыбаться, он раскрытой ладонью пару раз легонько пошлёпал своего оппонента по щеке,  после чего издевательски хохотнул:
   - Хи-хи, друг мой разлюбезный, это чистейшей воды афоризм.
   Татаркин был до крайности обескуражен такой наглостью, /Ах ты ж гнида!!!/ и теперь, весь, залившись алым румянцем, колебался в нерешительности; толи породить достойный ответ, толи немедленно стереть уродца в порошок?   Наконец, мужественно выдержав надменный взгляд горбуна, Дмитрий Сергеевич медленно выпрямился, принял гордую осанку, изобразил мину знатного вельможи, из-под полуопущенных век взглянул на Густава.
   - Ну, что же, я прекрасно осознаю, что ваше отринутое всеми, маленькое «величество», в придачу обделённое вниманием природы, - он настроился бить врага его же оружием и вложил в голосовую интонацию всю сладость на какую только был способен, - пытаясь корчиться в бессильной злобе, изо всей мочи тужится – впрочем, напрасно – побольнее ужалить очевидное превосходство.  Однако не премину заметить, что мне претит хамство в любом его проявлении.  А посему, давайте прекратим взаимное уничижение, ибо мы находимся в этом оазисе по совершенно другим поводам. – И дабы предать своему образу ещё большего благородства, добавил: - Впрочем, еже ли вы намерены развивать начатую тему, я готов отрядить вам, надлежащий в таких случаях картель; либо принять и выслушать ваших секундантов.
   Абсолютно не меняясь в лице, горбун продолжал улыбаться с таким видом, будто последних предложений  вовсе  не расслышал, от чего взгляд экс-чемпиона помутился тенью растерянности.   
   - Моя интуиция подсказывает, -  Густав в блаженстве прикрыл глаза, - о, нет, она настойчиво твердит, что нынешний турнир, для кого-то закончится фатально.
   - Ах, скажите! – Иронично скривился мужчина в пальто.
   Теперь горбун вернул прежнюю надменность взгляда и его голос зазвучал той же медью. – Хотя, сие никак не причина, а скорее следствие, того, что неотвратимо, ужасно и трагично.
   Дмитрию Сергеевичу это давалось с трудом, но он изо всех сил старался вести себя подчёркнуто вежливо.  Впрочем, при складывающихся обстоятельствах, в его душе уже вскипала сатанинская злоба.    
   - О, милейший, вами обуяла излишняя гордыня?  Или вы претендуете на роль злого пророка?
   Дворецкий сощурил краешки глаз. – Я позволю себе уточнить: На пророка зла.
   - Господа! /Мать вашу!/ - Неожиданно взвизгнула София Арнольдовна. – Право же, сие в край непостижимо! – Теперь она восстановила самообладание, в виду чего её щёки вернули некую, хоть и скромную розовость. – Благоволите, наконец, ответствовать по существу. Признаться, мне уже опротивели ваши пропитанные приторной язвительностью речи. – Женщина с гневной настойчивостью зыркала то на одного, то на другого. – Дима, мы явились сюда не за этим.  А вы, уважаемый Густав, /Мерзкая тварь!/ займитесь, в конце концов, своими прямыми обязанностями. Я вас умоляю, не сочтите за чрезмерный труд проводить нас к Преподобному Нестору. /Безмозглое животное./
   В мгновенье ока горбатый Густав потрясающе переменился!  Он за какую-то долю секунды принял настолько официозный вид, что эта неестественность в поведении бросалась в глаза как фотоаппаратная вспышка.  Точно незримый кукловод, на пульте управления нажал нужную кнопку и вверенный ему механизм послушно сменил предыдущую программу на новую. Во всяком случае, именно такое впечатление и воспалил дворецкий в сознаниях вновь прибывших гостей.
   - Имею честь сообщить, мадам, - его лицо было строгим, а взгляд пронизывающим, - что увидеть хозяина вы сможете лишь сегодня вечером, на открытии заседания литературного клуба, который Преподобный Нестор нарёк – «Дьявольские чтения». Увы, господа, но таковы незыблемые правила.  А так же, на церемонии открытия, председателем будет проведена элементарная лотерея, по результатам которой  установится очерёдность участников.  И не далее, как нынче в полночь вы заслушаете исповедь первого литератора.
   Татаркин вознамерился что-то спросить, но дворецкий, проявив потрясающую проницательность, всё понял  без слов.
   - Исповедь – есть придуманная вами история.  В такой способ Преподобный Нестор – он же председатель турнира – старается обходить привычные клише, дабы оградить своё доброе имя от обвинений в однообразии и подражательстве. – Он метнул косой взгляд на зажатую под мышкой у Татаркина папку. – К слову: Нынешние чтения хозяин решил так и  озаглавить – «Моя история».
   С этого момента Густав  стал говорить ещё быстрее и без остановок, что походило на зачтение полицейским преступнику его прав.
   - Безоговорочные условия вашего тут пребывания следующие: С той минуты, как вы переступите порог этого замка, и вплоть до того, как прозвучит финальный гонг, покидать его пределы запрещается.  Судьям и участникам запрещается контактировать друг с другом на протяжении всего марафона и покидать отведённые вам покои без чрезвычайной надобности; особенно в ночное время.   Нами строжайше будут пресекаться любые, даже косвенные попытки склонить кого-либо из судей на свою сторону.  Во время публичной читки очередного произведения категорически запрещается говорить вслух, равно, как и своими действиями мешать автору это делать.  Наказанием за вышеперечисленные нарушения нашими правилами предусматривается публичная порка в двадцать плетей.  Также вы сегодня подпишите соответствующий документ о неразглашении всего тут увиденного и услышанного. За нарушение этого условия следует наказание – СМЕРТЬ!   Аналогичный, СМЕРТЕЛЬНЫЙ приговор выносится автору занявшему последнее место в нашей литературной баталии.  Наказание СМЕРТЬЮ грозит человеку, уличённому в подлоге, подделке, одним словом, в попытке фальсификации юридических документов, являющихся неотъемлемой частью предстоящего состязания; как гаранты вашей состоятельности.
   Всё это время Густав не без злорадства наблюдал, как женщина нервно вздрагивала при каждом слове «СМЕРТЬ», которые он нарочито подчёркивал усилением голосового звучания. И, наконец, удовлетворившись своим произведением, он лениво перевёл взгляд крысиных глазок на  Татаркина.
   - А теперь, Дмитрий Сергеевич, ваше завещание.
   Тот нехотя вынул из папки коричневый конверт и жестом, исполненным нерешительности, вложил в протянутую руку крайне непрезентабельного дворецкого.
   - Благодарю вас. Я немедленно передам документы личному нотариусу хозяина.  А тем временем вы, господа, - зажатым в кулаке конвертом он указал на дверь, - можете войти, вас там встретят.
   - А-а… - Надумала что-то уточнить Кольт.
   - А об остальных бытовых нюансах вас проинформируют слуги.
   Лишь только гости оставили за спиной Густава и уже взошли на первую ступень парадной лестницы, как Татаркин гневным полушёпотом прорычал:
   - От этого богомерзкого горбуна так и разит формалином.
   - Ужасный тип. – Согласилась Кольт. – Наверное, питает ненависть ко всему сущему./Подонок/.  – Она в замешательстве, как бы не услышал её подсознательную мысль сам виновник, обернулась, да так и застыла, что вкопанная.  Татаркин сперва не понял причину бескрайнего изумления своей спутницы, а когда оглянулся, и сам почувствовал выползающую откуда-то из чрева оторопь.  Теперь, на том месте, где десять секунд назад ними был покинут отвратительный горбун, неподвижно стояла страшная, точно сама смерть, старуха. Незнакомка была закутана во всё чёрное с таким примерным тщанием, что можно было подумать будто на дворе лютый февраль.  Её дряблое лицо, это пожалуй единственное, что можно было разглядеть; имело зеленоватый овал, синие растресканные губы, чёрные круги под глазами и абсолютно пустой взгляд. А при более пристальном осязании напрашивалось заключение, что лицо это уже взялось первичным трупным   распадом.  Она подобно мумии стояла, безмолвно таращась куда-то сквозь. Причём к слову «сквозь» относится самое обширное понимание – сквозь всё и вся.
   Когда же первая волна смятения отхлынула, Татаркин оглянулся по сторонам и сдавленным скрежетом пробурчал: - Что за чертовщина, ведь старухи там не было? /Проклятое место/.
   - Точно провалился.., в ад.., там ему самое место. – Мямлила Кольт, обшаривая взглядом окрестности.
   Однако горбун и впрямь, что называется, растворился: или, как могло прийти в голову в сложившейся ситуации, превратился в зомбированную, чёрную старуху. Между тем бабка, наконец, пришла в движение. Она медленно развернулась на сто восемьдесят градусов и, продолжая хранить молчание, словно на протезах пошла прочь.
   - Кхе-кхе, - в пересохшем горле Дмитрия Сергеевича сейчас болезненно першило, - это какая-то мистерия.., чтоб я сдох. – И взяв бывшую жену под руку, они неуверенно пошли к двери.  Мужчина, как и подобает истинному джентльмену, пропуская даму вперёд, взялся за массивную деревянную ручку и сильным рывком распахнул тяжёлое полотно перед самым её носом.
   - Ах!!! – Как будто заглянув в глаза дьявола, заверещала журналистка и очертя голову шарахнулась в бок, чуть не сбив с ног вздрогнувшего от её крика Татаркина: Оброненная папка шлёпнулась под ноги.
   А на пороге, лукаво улыбаясь, стоял  горбун Густав.  К  Татаркину на полусогнутых подошла Кольт, он поднял папку, и теперь они воссоединили  свои взгляды в едином порыве изумления; буравя это маленькое гнусное создание, которое, почему-то, вселяло внутренний трепет.  Отчасти, конечно, и общая атмосфера, и душевные муки – о том, что их тут ожидает – и та ответственность, которую на них возложили, всё это уже само по себе разжигало нервозность ума и психологические перипетии сознания. Но сей презренный тип, с безобразной внешностью и парадоксальными способностями внезапно исчезать, а затем появляться в самом неожиданном месте, он просто дестабилизировал волю, тем самым, заставляя себя бояться уже на уровне подсознания.
   - Господа, - продолжал недобро скалиться дворецкий, - я совсем забыл вас предупредить; будьте осторожны, господа, тут у нас высокий порожек.
   В следующую секунду из глубин замка, в открытую входную дверь начал вырываться стремительный поток холодного воздуха.  Космы Густава развевались в этом гигантском сквозняке, словно высохшее бельё на верёвке, и от этого неприятный облик становился и подавно жутким.  Гости войти не решались. Теперь, поток ветра, казалось, превзошел все мыслимые барьеры мощности, а проклятый горбун разразился каким-то демоническим рёвом, который навязчиво походил на хохот шизофреника. Некоторое время даже мерещилось, что ветер зарождается в его чёрной, широко раззявленной зубастой пасти: Органы обоняния фиксировали зловонье, какое обычно источает во время разговора человек с нездоровыми органами пищеварения.  На какое-то мгновение порыв ветра превзошёл и этот критический пик:  С голов гостей сорвало и унесло шляпы,  в то время как петас Густава даже не шелохнулся, точно прибитый гвоздём. Людям стоило немалых усилий устоять на ногах, полы плащей трепетали что боевые знамёна, и перехватывало дух так, что казалось совершенно не возможным дышать.  Но лишь стоило Густаву захлопнуть рот, и стремительный поток воздуха исчез, словно его отсекли саблей, а фантастическое видение прекратилось.  Кольт с Татаркиным ещё не успели отойти от первой волны потрясения, когда за их спинами раздалось нечто похожее на мычание глухонемого человека, желающего привлечь внимание. Две фигуры повернулись в полуоборот, и на их лицах потрясение сменилось глубочайшим изумлением и, ещё чем-то, что совершенно не возможно описать.  Ибо в двух шагах, в смиренном полупоклоне замерла та чёрная старуха, которую они, не далее как три минуты назад, проводили взглядами до деревянного моста.
   Все эти события категорически не желали укладываться в голове, ведь она была дряхлая, немощная, ей с трудом удавалось передвигаться, а тут такое – чуть ли не молниеносное – перемещение в пространстве.  Хотя, после того фортеля, который выкинул горбун – непонятно каким образом умудрившись за считанные секунды исчезнуть и очутиться за дверью замка –  теперь не мудрено было вообразить, какими ещё способностями наделены другие обитатели замка.
   А согбенная карга продолжала неподвижно стоять, держа в вытянутых руках унесённые ветром шляпы гостей.
   Первым оттаял Татаркин; он выхватил из длинных костлявых пальцев оба головных убора и протянул Кольт её шляпу.
   - Я не знаю, как там и что, - произнёс он неуверенно, - но чувствую, что это будет покруче, чем у Эрнста Гофмана.
   Дворецкий неуклюже попятился в глубь залы, не без ироничного кривляния отвесил приветственный реверанс, и продолжая нахально скалиться, развел руки в стороны.
   - Прошу, господа, на наши «Дьявольские забавы»! – Затем загадочно подмигнул и добавил: - Мальчики налево, девочки направо.
   Мало-помалу ошарашенные взгляды гостей теплели, корка изморози в душах оттаивала, а нервные узлы потихоньку прятали свои воспалённые иглы.  И в момент приятной оттепели Кольт подумалось, что этот маленький уродец до противного театрален.
   - При первой же встрече с этим пресловутым Нестором я не премину воздать должное такому экзотическому приёму.  А впрочем.., хоть я пока и не знаю, что всё это значит, тем не менее,  не в моих принципах пускаться в академические софизмы. – Непонятно кому адресовал Татаркин эту, казалось бы, нелепую фразу, и первым шагнул к порогу. Видимо вследствие такой вакханалии некоторое путанье мыслей все же имело место.
   - И вот ещё что, леди и джентльмены, - горбун вдруг нешуточно посерьёзнел, но именно это и настораживало, - всё, что вам понадобится во время пребывания в замке, разумеется, в пределах разумного, достать смогу только я: Даже верёвку и мыло!  Ха-ха-ха! – Громоподобно расхохотался Густав, дребезжа всеми своими внутренностями: Что служило вящим восхвалением его безграничного честолюбия.
   Когда же новые участники литературного состязания очутились в самом начале огромного, необъятного даже восхищённым оком зала –  тот занимал своей потрясающей площадью весь главный корпус – их совершенно обескураженные лица  до малейших деталей сходствовали в едином захватывающем дух восторге.  Да, именно захватило дух.  Они изумлялись молча, неподвижно, восторгались одними только глазами. Взгляды медленно скользили по каменным, испещрённым фресками стенам; по усланным персидскими коврами полам; по чёрным и белым мраморным колоннам; по дубовым панелям; по бронзовым канделябрам; по языкам пламени в каминах; по бесконечному множеству изысканной мебели; по рыцарским доспехам и старинному оружию; и воображение их требовало услады безграничного насыщения.
   Неизвестно сколько бы гости так ещё простояли, не подай свой противный голос дворецкий.
     - Вижу, вам по душе изысканная роскошь того ристалища, где вскорости состоится прозаическая битва за жизнь.
   Дмитрий Сергеевич, не отводя глаз от общего интерьера, заметил: - Вы знаете, Густав, я склоняюсь к такому резюме, что ваше болезненное, даже не убоюсь этого слова – экстранеарденарное!  восприятие смерти, граничит ну просто с какой-то сверхъестественной реальностью. Даже с потусторонней, быть может.
   Горбун напыжился и спросил: - А вы отрицаете присутствие высшего разума?  Вы что же не веруете в существование более могущественных возможностей человека?
   - Послушайте, - он безманерно ткнул в Густава пальцем, - не мелите ерунды. Заладили со своей смертью.
   Дворецкий проницательно посмотрел на Кольт. В его глазах горела крайняя решительность доказать свою правоту и он злобно прошипел: - Тем не менее, самая верная женщина это смерть. По крайней мере, она ещё никого не обманула. – Он вопросительно изогнул брови. – Не так ли, Машер?
   София Арнольдовна чуть не грохнулась в обморок, а в млеющих висках взбурлила настоящая магма. На мгновенье женщине показалось, что из-под ног уходит земля и в глазах всё идёт кувырком. Что за мистерия тут творится?   С помощью каких потусторонних сил, это гадкое существо узнало её супружеское, интимное прозвище?
   В то же время и опешивший Татаркин пожирал бестолковым взглядом обоих, судорожно сжимая кулаки и перекатывая жилистые, лучистые желваки. «Машер!?» Его стеклянные глаза застыли на бывшей супруге. «Это что, случайность? Или, быть может, я чего-то не знаю? От меня что-то скрыли?»
   Дворецкий хлопнул в ладоши. Один из слуг, который протирал пыль с медного всадника, подошёл и поклонился. – Слушаю вас господин. – В его облике присутствовало бескрайнее раболепие.
   - Немедленно принесите сюда весы и пригласите нашу  несравненную Спирохету.
   Татаркин заметил странное: Бронзовая Соня, на удивление, оказалась подозрительно радой смене тематики разговора.  Она живо отреагировала на слова дворецкого: услышав забавное слово, Соня чуть не брызнула заводным смехом, сопровождая  своё поведение неловкой жестикуляцией и мимикой. Густав уловил причину её спонтанного перевоплощения и поспешил уточнить.
   - Видите ли, упомянутая барышня страдает беспрецедентной бледностью.
   На сей раз, журналистка не выдержала и рассмеялась.  – И вы решили сыграть с бедняжкой злую шутку, обозвав медицинским термином не самого благоприятного значения.
  - Такова воля хозяина.  К тому же, когда Спирохету нашёл  Преподобный Нестор, путешествуя по низовью Дуная, она не знала своего имени, ибо таковое ей не было дано; каким образом очутилась там, где была обнаружена, абсолютно не помнила. Однако впоследствии, по замысловатой татуировке на её правой груди, удалось выяснить, что безымянница принадлежала к мадьярскому ордену ведьм.
   Теперь горбун воззрился на Татаркина. – Ещё Аристотель считал, что у каждой вещи есть своя идея, то бишь внутренняя движущая сила.
   - Ого, да вы просто мистический наркоман! – Наконец совладал с предыдущим удивлением экс-чемпион.
   - А вы, месье Татаркин, законченный скептик.  И прежде чем познакомить вас с нашим Залом шёпота, я продемонстрирую один любопытный опыт – в довесок предыдущему.
   Кольт показалось, что она не расслышала. – С каким Залом?
   - С Залом шёпота. – Любезно повторил горбун. – Во всём мире существует всего два таких чуда.  Первое находится в самом центре лондонского Сити. Это собор Св. Павла, спроектированный сэром Кристофером Рэном на месте бывшего храма богини охоты Дианы, в 1675г. Там есть галерея шёпота.  Стоя у одной стены собора вы можете услышать, о чём шепчутся люди у противоположной стены на расстоянии 36 метров. Тем же самым вы имеете удовольствие насладиться и в нашем замке.  И мало того, если вы приедете в Лондон и, став посередине моста Чёрных монахов, посмотрите на купол собора, то откроете, что это идентичный купол нашего, который возвышается над замком Преподобного Нестора.  Наш купол тоже поддерживают 34 колонны из белого и чёрного мрамора. Кстати, в Неаполе, по образцу римского Пантеона, в 1817г был воздвигнут собор Сан Франческо ди Паоло, в котором, так же как и здесь купол поддерживают 34 мраморные колонны.
   Густаву пришлось прервать изложение исторических справок, так как со стороны боковой лестницы показались двое слуг.  Это были молодые рослые парни, одетые в малиновые камзолы.   Они несли напольные весы-площадку, с электронным дисплеем на вертикальной стойке.  Следом за ними древний старик бережно вёл под руку молодую девушку. Последняя почему-то шла с закрытыми глазами, но лишь только Кольт возымела более реальную возможность её разглядеть, то в удивлении обнаружила, что девица имела потрясающее сходство с прекрасной Линдой; от чего тут же вспомнилась картина Машека  «Провидица Либуша». Белый сарафан, но только с длинными широкими рукавами, как у мантии. Он был щедро расшит золочёными узорами и окаймлён традиционными орнаментами закарпатских народностей.  Вдобавок он покрывался шикарной белой накидкой, усыпанной разноцветным бисером и каменьями.  Венок из белых искусственных цветов, какими обычно украшают могильные венки, опоясывал её густые кудри, цвета дёгтя, и от него вниз, до самых плеч струились перламутровые и чёрные гирлянды искрящихся бус.  Лицо же, как и предупреждал Густав, имело молочный цвет с еле уловимым, голубоватым оттенком.
   Старик подвёл девушку к горбуну, передал ему принесённую для чего-то метлу. Все трое поклонились и удалился.   И вот теперь, когда таинственная Спирохета была совсем рядом гости заметили, что её закрытые глаза, зашиты чёрными нитками!  Вернее было бы выразиться так: Безжалостный изверг пришил её веки к коже верхней части скул.
   Новые участники предстоящего состязания, преследуемые неизгладимыми впечатлениями оттого, что уже было увидено, восприняли очередную сцену в более смиренных чувствах, и даже не проронили по этому поводу ни слова; надеясь на скорые разъяснения дворецкого.  Однако Густаву было не до этого.  Он деловито возился с весами, нажимая какие-то кнопки на электронном устройстве и пытаясь с помощью выдвижных болтов установить идеальную горизонтальность.  Наконец он привёл весы в рабочее положение, вручил Татаркину метлу, пафосно заявил:
   - Наша несравненная Спирохета, как я уже вас информировал, принадлежит к мадьярскому ордену ведьм. Однако не только принадлежность делает её той, кем она является.  Эта девушка урождённая ведьма в пятом поколении.
   Кольт махнула в его сторону рукой и надменно фыркнула. – Ох-ох, эка невидаль!  В последнее время таких шарлатанок хоть пруд пруди.
  - Скоро вы убедитесь в опрометчивости сказанного, но прежде, я бы хотел спросить:  Вам доводилось слышать о забавном предсвадебном ритуале, даже в наши дни процветающем на Балканах.
   И мужчина, и женщина молча пожали плечами.
   - В тех краях, - продолжал дворецкий, - прежде чем юноша обвенчается с невестой, ведёт её в церковь и в присутствии священнослужителя взвешивает свою избранницу сначала саму, а затем верхом на метле.  И если вес девушки с метлой окажется меньше…
   Татаркин с любопытством посмотрел на метлу, а после перевёл на Густава взгляд пресыщенный скептических подозрений.
   - Так вы хотите сказать, что…
   - Вот именно господа. И даже показать. – Он помог девушке взойти на весы, обошёл всё это сооружение с другой стороны и, нажав на мониторе белую кнопку, жестом пригласил взглянуть.  На сером дисплее шустро забегали зелёные циферки и уже через секунду замерли, демонстрируя вес, который составил 59,3кг.  Густав нажал красную кнопку,  весы вернулись в нулевую отметку.
   - Дайте ей метлу. – Обратился он к боксёру.
    Дмитрий Сергеевич вставил предмет домашней утвари в руки подопытной.  Спирохета, уже видимо привыкшая к таким демонстрациям, незамедлительно оседлала ореховый держак и в такой позе замерла.  Густав снова нажал белую кнопку.  Спустя мгновение, две пары глаз навыкате, что обличало безмерное изумление, таращились на зелёное число 58,3кг.
   Потухшие глаза горбуна, которые прятались глубоко в глазницах, теперь засияли лучами упоительного благоговения.
   - Ну-с, сударыня, как вам такой поворот?
   София Арнольдовна не сразу оторвала взгляд от экранчика. Она как-то странно посмотрела на своего компаньона, еле заметно улыбнулась, вероятно, воскресив в памяти нечто из высказываний бывшего супруга и, глубоко вздохнув, теперь вернула, на миг утраченное самообладание.
   - И, тем не менее, досточтимый Густав, - слово «досточтимый» было выделено надменным сарказмом, - надо вам при всём этом заметить, что нашу действительность уже давно пленил самый банальный лохотронизм.  Тут я привела цитату речей одного моего знакомого. – Татаркин бегло зыркнул в её сторону. – А от себя лично добавлю:  Это обычный фокус, не более.
   Горбун свёл Спирохету с ёрзающей площадки,  жестом указал журналистке на свободное место.
   - Ну, уж увольте! – Захлопала она ресницами. – Я вам что кролик, или собачка Павлова?
   Дворецкий, пытаясь улыбнуться, оскалил свои рыжие зубы. – Ну, мадам, смелее.
   - Но, право же, это странно, что за фантазия?
   И тут оживился Татаркин. Он без приглашения встал на весы и сам нажал кнопку. – Ну вот, как всегда, в одежде 108кг.
   Горбун вывел ноль,  вручил атлету метлу.  Тот зажал её между ног и размахивая над головой шляпой, гримасничая, выкрикнул:
   - Раньше был чемпион Наковальня, а теперь будет ведьмак Татаркин!
   - Спешу разочаровать. – Густав уже произвёл необходимые манипуляции, - с вами этого не случится.
   Все посмотрели на застывшее число 110 и, вернув метлу дворецкому, Дмитрий Сергеевич спустился на пол, изображая детскую обиженность.
   - Так не интересно. Я всегда подозревал, что во мне есть нечто необычное, загадочное. – Он взглянул на бывшую супругу и кивком головы пригласил встать на весы.
   Однако Кольт повторять его опыт  не собиралась. Женщина проигнорировала призыв. Она принялась более детально изучать изуродованное, бледное как у мертвеца, лицо  Спирохеты; позволив себе полюбопытствовать.
   - Но Густав, признайтесь, зачем вы так жестоко с ней обошлись? Ведь это бесчеловечно, лишать способности видеть.
   - Бесчеловечно, милейшая София Арнольдовна, так это то, что Спирохета может сотворить с человеком, если своим колдовским взглядом проникнет в вашу душу. Зашить ей глаза хозяин распорядился после двух случаев с нашими слугами, которых после её, так называемых, телепатических сеансов довелось поместить в психиатрическую клинику. Вам известен такой медицинский термин – Спонтанный атавизм? Это когда под напором сильного чувства страха или опасности человеческое сознание на миг уступает свои права подсознанию.  И тогда полноправным хозяином человека становится инстинкт. Но в случае с нашими слугами одним мигом дело не обошлось. Их и по сей день держат в смирительных рубашках и не ведают, какими ещё способами умудриться вывести несчастных из этой психоневрологической комы.  А ежели вас смущает сам способ, каким мы вынуждены были оградить себя и окружающих от её губительных чар, то спешу заверить, что эта процедура была не мучительнее обычного пирсинга.
   Горбуна перебил скрип отворяющейся входной двери. А когда гости обернулись на шум, то с нескрываемой радостью и облегчением увидели вошедшего Десперадо. Все одежды на нём были изодраны и перепачканы грязью, на руках и лице блестела кровь, а на левой ноге зияла огромная рана со свисающими ошмётками рваной кожи и белого мяса.  Парень пребывал в крайнем возбуждении, и на его молодом облике корчилась маска невыносимых страданий.
   - Что произошло? – Голос дворецкого звучал по-хозяйски холодно и надменно.
   - Дикие собаки. – Страдальчески выдавил он.
   - Что... дикие собаки?
   - На меня набросилась целая свора псов.
   - А где Искорка?
   Юноша опустил глаза. – Она погибла.
   - Ступай, доложи хозяину. – Зло прошипел горбун.
   - Но помилуйте, в первую очередь ему нужен врач! – Возмутилась журналистка, за что отвратительный тип одарил её таким испепеляющим взглядом, от которого Кольт сделалось не по себе.
   Густав секунду помедлил и указал цыгану на деревянную лестницу, ведущую на второй этаж правого крыла. – Я сказал, ступай!
   Оставляя на полу красно-чёрные следы, парень похромал в указанном направлении, а Густав, облачив более благодушный вид, собрался  обратиться к гостям, как вдруг: до этого неподвижная Спирохета начала медленно поднимать свою правую руку. Три пары удивлённых глаз неотрывно следили за этим интригующим действием, наблюдая как тонкие, неестественно длинные пальцы девушки вытянулись в сторону поднимающегося по лестнице Десперадо.  Затем, шумно вдыхая воздух, при этом, устрашающе раздувая свои большие ноздри, она начала говорить удивительно звонким, в меру грубоватым голосом.
   - Дэви Джонс уже крадётся серой тенью за душой раба своего, чьи муки он намерен продлить во славу гордыни своей.
   Кольт не знала, как следует трактовать сие изречение, однако упоминание ведьмой старинного названия дьявола ввергло её в необузданное смятение.  Она испуганным взглядом покосилась на синюю папку своего компаньона, бегло прогулялась по серебристой надписи «Дэви Джонс» - как бы убеждаясь, что там, у обочины, в объятиях сизого тумана ей всё это не померещилось – и, заглянув в синие глаза бывшего, одним лишь взглядом задала немой вопрос: «Что это значит»?
   Впрочем, Татаркин, видимо, не имел желания пускаться в то единоборство, которое дети именуют «гляделки».  Он с неподдельной заинтересованность обратился к дворецкому.
   - Скажите, дружище, на что это она намекает? – Задавая свой вопрос, Дмитрий Сергеевич продолжал наблюдать за трепетными пальчиками ведьмы: его поразила их длина.
   - Каждый волен понимать пророчества нашей несравненной Спирохеты как ему заблагорассудится.  В нашем обществе не принято обсуждать или предавать публичному расшифровыванию те словесаблудные пассажи речи кои время от времени порождают её мёртвые уста.
   Теперь Татаркин изумился ещё больше. – С чего вдруг мёртвые?
   Горбун загадочно оскалился. – Если вы к её губам прикоснётесь своими, то поймёте без излишних пояснений. Впрочем, существует ещё одна причина такому определению, как «мёртвые уста».
   - И какова же она?
   - Спирохета – мертвоед.
   Последнее слово дворецкого, наконец, отвлекло задумчиво молчаливую Кольт: По выражению её лица можно было заключить, что София Арнольдовна стряхнула с себя ту невидимую пелену мистического наваждения которую нагнетали обстановка и общество, и теперь более трезво смотрела на вещи.
   - Послушайте Густав, вы не находите весь этот примитивизм до раздражения надоевшим? Ваши намерения нас запугать, для меня лично, представляются неудобоисполнимыми.  Я, видите ли, человек вполне реалистичных понятий о жизни, нежели вы, быть может, рассчитывали.
   Дворецкий в полупоклоне склонил свою угловатую голову и ехидно улыбнулся. – Отчасти вы правы мадам, обстоятельства не всегда располагают к желаемому восприятию поданной информации, и ваше отрицание правильного виденья существующей действительности мне весьма очевидно. А за сим позвольте более не томить вас дальнейшими таинственностями, тем паче придет время, и они сами к вам вернутся. Пора уже познакомить вас с Залом шёпота.
   Густав церемониальным взмахом пригласил новых участников литературного соревнования пройти в центральное помещение замка.
   Оставив за спиной Спирохету – девушка замерла с вытянутой рукой, будто её посетила неподвижность смерти -  Татаркин поравнялся с горбуном и полюбопытствовал:
   - Вероятно, ваша подопечная недурственно владеет игрой на музыкальных инструментах? Не премину отметить, что пальчики у девицы очень даже музыкальные.
   - О-о! – Растянулся в улыбке дворецкий. – Я надеюсь, у вас ещё будет возможность послушать те божественные меццо форте и меццо пиано, какие способны породить её удивительные ручки.
   Когда все трое оказались в центре гигантского зала, Густав остановился и с горделивым видом взметнул вверх указательный палец.
   - Леди энд джентльмены, обратите ваше дражайшее внимание на купол замка, который удерживают на своих могучих плечах 34 колонны; образуя собой круг диаметром в 20 метров. Не правда ли, размах достойный королей.  Ведь каждая колонна достигает высоты 12 метров.
   У гостей, действительно, спёрло дыхание, когда они устремили свои восхищённые взгляды вверх.  То было воистину потрясающее зрелище, коих доселе им видеть не доводилось. А если учесть, что на тех гигантских колоннах, – которые чередовались чёрные с белыми, – громоздился стеклянный купол, – имеющий от верхней пяты колонны до центра свода 6 метров; что в совокупности с колоннами составляло уже 18 метром, то можно себе представить, как способно было сие сооружение воздействовать на человеческую впечатлительность.
    По центру образованного колоннами круга стоял большой, массивной конструкции, деревянный стол; по периметру которого, вместо стульев тянулась вереница удобных мягких кресел.  Стол был квадратным и безупречно чёрным, что на фоне светлых полов – если взглянуть на это из-под купола – походило на известный «Квадрат» Малевича. Впрочем, упомянутое сходство было бы более совершенным не красуйся по самому центру стола ядро из прозрачного стекла, размерами с чугунную бабу для крушения стен. Обычно в своих потусторонних опытах такие шарики, только в гораздо уменьшённых вариациях, используют разного рода провидцы, предсказатели, медиумы, и т. д.
   - Итак, господа! вы в состоянии лично осуществить открытие, что весь зал имеет квадратный периметр: По центру которого колоннада образует правильный круг; в центре которого находится квадратный стол; в самом сердце которого покоится геометрически идеальный шар. – Густав удовольственно сиял. -  Не правда ли, весьма удачное сочетание гибкости и прямолинейности?
   - Отрицать не стану, отчасти, зрелище впечатляющее. – Высказалась София Арнольдовна, пытаясь удержать маску равнодушия.
   Горбун изобразил кислую мину, однако произнести ничего не успел: его опередил Татаркин.
   - Смилуйся Софи, почему же отчасти? Я нахожу этот антураж вполне шикарным.
   Кольт неопределённо пожала плечами. – Ну, не знаю. Конечно, высота, впечатляющие габариты, это да... критерии, несомненно, достойные восторга.  Но-о-о. – Она вдруг оживилась. – Между прочим, вы что-то говорили про шёпот.
   - Ваше любопытство очевидно мадам, и я именно тот человек, который способен его удовлетворить. – Горбун распростёр руки в стороны, а  его маленькие крысиные глазки искрой энтузиазма блеснули из тёмных провалов лица. – Соблаговолите разойтись к противоположным стенам и тихонечко шепните друг другу, что вам будет угодно.
   Дворецкий даже не с удовольствием, он с честолюбивым упоением наблюдал за обалдевшими лицами гостей.  Впрочем, в его внимании больше доминировала София Арнольдовна, нежели её спутник. И он, естественно, так же слышал их голоса.
   - Дима ты меня слышишь? – Чуть шевеля губами, прошелестела Кольт и мгновенно вытаращила глаза.
   - Софи это фантастика! Я скверно тебя вижу, но слышу отменно. Будто ты шепчешь мне в самое ухо.
   Журналистка стояла в тени отбрасываемой стеклянным шкафом с рыцарским холодным оружием времён жестокого средневековья.  В этом сумраке её лица даже дворецкому было не разглядеть, однако влажный блеск её  бегающих глазок виден был в достаточной мере. Это особо привлекало внимание. Но Кольт не учла, что их необычный диалог доступен органам слуха и горбуна, и ещё нескольких слуг, снующих  по залу для наведения порядка.  В её голове, последние несколько минут, гнездился мучительный вопрос, и ей очень хотелось задать его бывшему супругу. Но задать без свидетелей, с глазу на глаз.  И вот теперь, перешёптывание сработало как обычный инстинкт: Если мы шепчемся, значит, нас больше никто не слышит. Поэтому Кольт тихонечко спросила:
   - Слушай Дима, меня очень пугает то обстоятельство, что эта блаженная девка упомянула Дэви Джонса.  Ведь на твоей папке написано именно это имя. Это в край подозрительно.  Да и горбатый уродец назвал меня Машер... Что за наваждение? Ты понимаешь, о чём я?  Тут что-то нечисто.
   Когда дворецкий услышал такие нелестные эпитеты в свой адрес, он жутко переменился в лице. От злости он даже позеленел. А двое слуг, бросив протирать пыль с медного всадника, так и застыли в испуге.  Впрочем, Густав совладал с эмоциями практически моментально:  Он трижды хлопнул в ладоши, завершая это ознакомительное перешёптывание: Кольт так и не получила от Татаркина ответов на свои вопросы.
   - Господа я весьма сожалею, но мы ограничены временем.  Все участники грядущего турнира обязаны соблюдать установленный регламент мероприятий.  Хотя, если у вас возникнет желание, вы беспрепятственно сможете после всего остаться и необходимое время погостить в замке: Хозяин весьма радушен.
   Возбуждённый Татаркин, в виду новых открытий, подошёл к дворецкому и спросил:
   - Это потрясающее явление!   Но каким образом достигается такой эффект? – Густав с ответом медлил. – Или вам сие не ведомо?
   Тот метнул недружелюбный взгляд на подошедшую Кольт, а затем вновь на двухметрового великана.
  - Отчего же, таинственность предъявленного явления очевидна лишь для ума не посвящённого. Однако, в том-то вся изюминка. Секрет Зала шёпота держится в строжайшей тайне, ибо её разглашение повлечёт упадок ценности этого чуда.  Но вкратце, дабы усладить любопытство, я скажу:  Любой орган человеческого тела имеет свою резонансную частоту.  Причём частота резонансов отдельных органов различна и обыкновенно лежит в интервале от 4 до 10 герц.  Вам это о чём-нибудь говорит?
   - Ну, уж увольте! Вы ставите меня в неловкое положение.  Я отнюдь не являюсь страстным ревнителем такой науки как физика.  Впрочем, не премину заметить, что замок ваш вполне достоин  конкурировать со знаменитым замком Клингзора, воспетым великим Вагнером в опере «Парсифаль».
   - О! – Густав был польщён. – Вы имеете в виду замок злого волшебника, где подвергались соблазну рыцари святого Грааля?
   Всё это слушая,  Кольт вздохнула с таким видом, будто считала себя выше всего этого.
   - Я не знаю, какой там волшебник застрял в мозгах Вагнера, но чувствую, в силу скептического отношения к всякого рода магическим таинствам, что хозяин этого замка, скорее всего, окажется последователем печально известного Иоганна Андреаса Эйзенбарта.
   - У! – Татаркин вздёрнул брови домиком. -  И что это за Иоганн такой?
   - Это немецкий глазной врач, родившийся ещё в 1661 году - выдавал себя за мага и чудотворца.  А вот когда его раскусили, его имя стало в немецком языке синонимом шарлатанства.
   Ехидно гримасничая Дмитрий Сергеевич подмигнул дворецкому. – Чувствуете, в чей огород камень?
  Но Густав оказался абсолютно безразличным к колкостям дамы и даже делал вид, будто её не замечает.  Он проигнорировал всё вышеуслышанное и ровным невозмутимым голосом обратился к экс-чемпиону.
   - Мне, Дмитрий Сергеевич, тоже хотелось бы спросить. В своих литературных изысках вы мистик или фантаст?
   Тот не ожидал такого вопроса.  Поэтому, прежде чем ответить растерянно повращал зрачками. – Конечно, я не осмелюсь ставить себя на одну ступень с господином Эммануилом Сведенборгом – был такой шведский мистик – и по этой самой причине сознаюсь: Я фантазёр.  По моему глубокому убеждению, фантазёрство и фантастика две хоть и параллельные сущности, однако марширующие рука об руку. Я отнюдь не утверждаю, что пишу фантастику. Я лишь подчёркиваю, что в своей новеллистике я фантазирую на грани фантастики и, иногда,  позволяю себе чуть-чуть перешагнуть эту грань, дабы усугубить впечатление.
   - Ну, что же, месье Татаркин, я удовлетворён вашим исчерпывающим ответом. – Горбун возымел вид беспристрастного распорядителя. – Спешу доложить, что через час всех гостей пригласят к обеду.  Думаю, для вас будет не лишним перед трапезой успеть ознакомиться со своими апартаментами; возможно, принять душ или отдохнуть с дороги.
   Пользуясь случаем Татаркин вновь спросил: - Но вот меня, откровенно говоря, смущает ещё один нюанс.
   - Я вас слушаю. – Обернулся к нему дворецкий.
   - Ведь каждый из судей будет голосовать именно за своего участника.  Где же, позвольте заметить, адекватность арбитража?
   Горбун лукаво ухмыльнулся. -  А с чего вы взяли, что они будут информированы, за кем закреплены?   Нестор тайно поменяет участников с судьями, поэтому голосовать нужно будет по справедливости.
   Соня с Димой молча переглянулись.
   Густав сопроводил гостей через зал к небольшому тамбуру, где две одинаковые лестницы вели в противоположные крылья замка.  Тут по-прежнему стояли весы, но девушка с зашитыми глазами уже отсутствовала.  Татаркин остановил бывшую супругу за руку.
   - Машер, - он взял у стены метлу, - доставь нам удовольствие.
   Кольт упёрла руки в боки. – Вот пристал!  Ты что действительно веришь во всю эту чушь?
   Горбун подшагнул к ней почти вплотную. – Я бы остерегался таких опрометчивых заявлений. Наш хозяин слишком себя уважает.
   - Ну же, Софи! – Насупился Дмитрий Сергеевич.  Отстранив своим телом дворецкого, он приник к самому её уху. –  Честное слово, Машер, я не пойму твою политику.  У себя дома ты клятвенно меня заверяла, что тут творится нечто необычное, запредельное и такое прочее.  А теперь твердишь, что это чушь и шарлатанство.  Меня начинает беспокоить твоё поведение.  В наших планах что-то изменилось?
   Кольт пронзила Татаркина своим каштановым взглядом, вместо ответа недовольно хмыкнула и не медля более ни секунды, встала на весы.
   - 56 килограмм. – Засвидетельствовал компаньон и протянул метлу.
   Шесть вылезающих из орбит глаз, наверное, минут пять сверлили ошарашенными взглядами зелёные цифры, которые демонстрировали число 55.
   - … Святая Матер кара!  /Богородица. Лат./  - Наконец вырвалось из пересохшего горла дворецкого.  Он боязливо зыркнул на женщину с метлой, отпрянул от весов, трижды хлопнул в ладоши.  Из маленькой подсобной дверцы показались двое.
   - Люсиль ты поступаешь в личное распоряжение госпожи Кольт. Проводи Софию Арнольдовну в её покои.  По необходимости, будь при ней неотлучно.
   Он смерил взглядом Татаркина, который ещё не пришёл в себя и казался полностью отрешённым. – Дмитрий Сергеевич вашего слугу зовут Фернан; он вас проводит.
   Но тот словно глухонемой не моргая таращился на бывшую супругу.
   - Месье Татаркин! вы меня слышите? – Боксёр безучастно кивнул. – София Арнольдовна вы адекватно оцениваете ситуацию?
   Женщина, наконец, оттаяла: поспешив покинуть весы она отшвырнула метлу на пол. – Это какая-то гнусная инсинуация. – Пробурчала Соня себе под нос так тихо, что этого никто  не расслышал.
   - А теперь прошу немедленно покинуть это место. – Скомандовал дворецкий.  Он было собрался удалиться, но в следующий миг, по всему помещению вдруг прогулялся   обжигающий своей холодностью ветер.  Горбун, в его ледяных потоках, с таким безграничным упоением поёжился – как бы наслаждаясь объятиями ветра – что можно было подумать, дует не морозный сквозняк, а жаркий экваториальный бриз, пропитанный ароматом жасмина.
   Гости с минуту наблюдали за этим странным явлением, а когда ветер исчез, дворецкий встряхнул своими жёлто-белыми кудрями – словно избавляясь от пелены незримого наваждения – и произнёс: При этом посмотрев на Кольт так, будто в чём-то её подозревает.
   - Меня срочно вызывает Преподобный Нестор. Разумеется, я не премину предвосхитить ему ваше присутствие на открытии «Дьявольских чтений».

   Следуя за служанкой по лестнице, София Арнольдовна с опаской окидывала тревожным оком место предстоящего турнира.  Каштановый взгляд порывисто скользил по деревянным панелям, расписанным эпигонами под Францию восемнадцатого века, которыми был отделан низ каменных стен. Выше тянулся ярус отполированных малахитовых плит, над которыми нависали колотые уступы из яшмы.  По всему периметру, на равном расстоянии друг от друга, алым жаром мерцало невиданное количество мраморных каминов, чьи зигзагообразные дымоходы ползли по стенам к самому куполу и скрывались в тени массивных ригелей, служащих его связующим звеном с колоннами.   Вот только в данный момент вихрь мозговой сумятицы не позволял журналистке в полной мере насладиться завораживающими видами размаха и богатства. «Что это было»? Душила её единственная, пожирающая сознание мысль.  Кольт была одновременно и шокирована и деморализована.  Нет, она, конечно, в отправных своих побудительных мотивах уже давно привела сознание к готовности к чему-то необъяснимому и, может быть, даже потустороннему. Однако беспрецедентные выходки этого декадента Густава, с явными намерениями подчеркнуть их уязвлённость в этих стенах…   София Арнольдовна сама себе была готова сознаться, что к таким оборотам сценария её сознание не питало приязни и не было к этому должным образом самодисциплинированно.  В её голове совершенно не укладывалось последнее событие, и она не ведала, как к этому отнестись?  Как к розыгрышу?  Или в природе действительно существуют ведьмы?  В таком случае возникает регулятивная гипотеза: Почему это аномальное человеческое состояние открылось лишь сейчас?  Почему доселе это душевное и метафизическое состояние никак себя не проявило?    До той поры как её нога ступила на те чёртовы весы, Кольт считала себя состоявшимся эзотериком.  Она смотрела на вещи сверху вниз; впрочем, и не только на вещи.  Её мало интересовал в людях именно человеческий фактор.  Но теперь, всё это мракобесие, казалось, было способно сломить, испепелить и развеять  устоявшиеся приоритеты, и низвергнуть душу в состояние химерной ничтожности.
   Она тяжело преодолевала тёмно коричневые ступени дубовой лестницы и в её голове тревожным набатом гремели шаги бывшего супруга, который в противоположном конце этого волшебного зала следовал за своим слугой.  «Но почему Дима так навязчиво настаивал на моём участии в глупом эксперименте с метлой»? Приобретённая, за годы журналистских расследований, подозрительность, в серых клетках мозга уже выдвигала очередную версию.  «Ведь когда мы дискуссировали на эту тему в моём особняке, он практически поднял меня на смех.   И судя по его тогдашнему поведению, казалось, что согласие отправиться со мной в приключение явилось причиной исключительно из чувства неравнодушия ко мне как к женщине: В надежде на возможное возобновление наших отношений.  Да я и сама, будучи  заинтересованной в его участии, дала повод к таким надеждам». Кольт пятернёй интенсивно помассировала лоб и надбровные дуги.
«Боже, я кажется начинаю параноидировать»!
   Люсиль отворила полотно арочного дверного проёма, учтиво пропустила объект своей опеки, застыла навытяжку.  Щурясь от яркого света, участница необычного соревнования вошла в просторный коридор.  «То, что эти безмозглые затворники попирают нормы морали – однозначно.  Однако лучше отложить эту тему впредь до естественного разъяснения дела.  Я тут на задании и сие есть главенствующая идея всего задуманного».
   Следуя за красивой женщиной словно тень – впрочем, Люсиль и была похожа на тень, ибо в сельских районах смуглолицых, чернобровых ит.д., девиц обычно кличут чернушками -  молоденькая служанка вошла в просторную комнату и закрыла за собой дверь.
   - Это ваши покои, София Арнольдовна.  Тут вы найдёте всё, что вам может понадобиться. -   Она открыла боковую дверь, клацнула  выключателем, придирчивым взглядом окинула ванную. – Если вам понадоблюсь я, над изголовьем кровати нажмите кнопку вызова, и я тот час прибуду. – Служанка погасила свет,  вернулась к входной двери. – Вам что-нибудь угодно?
   Чуть вздрогнув Кольт оторвала взгляд от  картины на стене.  Она смерила высокомерным  прищуром застенчивую Люсиль, слегка качнула головой.
   - Ты пока можешь идти, я намерена отдохнуть в одиночестве.
   Та смиренно поклонилась. – Обед через сорок  пять минут. Я вас приглашу и проведу в столовую.
   Когда девушка удалилась София Арнольдовна принялась расхаживать по комнате, осуществляя визуальную ревизию спального интерьера.  Фиолетово-сатиновая драпировка стен.  Неуклюжая, но доволе просторная кровать с шатрообразным тюлевым балдахином, в стиле французского ренессанса.   Письменная конторка с громоздким стулом. Китайские вазоны с оранжевыми вьющимися растениями.  Двустворчатый платяной шкаф, над которым отсчитывали время настенные кварцевые часы.  По центру комнаты, рядом с плетёным креслом-качалкой, стоял электрокамин на колёсиках.  Кольт подняла взгляд, и он на некоторое время застыл на большой, размерами с дверное полотно, картине.   Ей даже показалось, что она где-то её уже видела.  Обнажённая купальщица выглядела в том романтическом эротизме, какой присущ лишь образу девственной нетронутости.   Глаза пришли в движение, и теперь её взор пал на ещё один шедевр живописи, правда гораздо меньших размеров.   Искусный художник в угрюмых тонах сумрачно запечатлел величественную богиню мудрости Минерву. Она стояла на одном из римских холмов со скрещенными у подбородка пальцами. Временная обладательница этой скромной кельи задержала задумчивый взгляд на мифических одеждах богини и нахмурилась.
   - Ах, как мне нужна сейчас именно мудрость. – Она в полголоса, с расстановкой выговаривала себе под нос беспокоящие мысли. – Нужна как воздух, как глоток живой воды погибающему – И тут её глаза стали неумолимо расширяться. – А может!? -  Журналистка плюхнулась поверх застилающих постель покрывал прямо в плаще и замерла. – Неужели? – Глаза напряжённо перепрыгивали с какой-то одной невидимой точки на другую. – Я два года была агентом этого оборотня Нестора по вербовке участников.  По какой причине он избрал именно меня?  Ведь почти всё его окружение состоит из ненормальных, обиженных судьбинушкой людей, как и он сам.  Впрочем, нет, даже не людей - существ.   Вот хоть как этот богомерзкий горбун.  А вдруг это преподобное исчадие ада как-то чувствует необычность? Неординарность!  Колдовство! Магию!
   Кольт нетерпеливо покинула смятое ложе,  подошла к окну.  «А тогда, после моей язвительной статьи о заморском толстосуме, скупающем нашу Родину… Он ведь сам меня нашел и при первой нашей встрече так долго и молча изучал мою внешность, что вся оледенелая кожа, казалось, покрылась налётом инея.   Он что-то во мне разглядел и его попервой злой, пугающий облик сменился маской благодушия и доверительности.  Нестор меня словно загипнотизировал, зомбировал, соблазнил деньгами, склонил к сотрудничеству».
   Прикусив палец, Кольт уставилась в горизонт. – Как же он тогда сказал?
   «Ты не относишься к стаду рабов от природы, которые предпочитают довольствоваться гарантированным ничто, нежели полагаться на недостигнутое нечто. А я именно тот некто, в чьей власти даровать то самое нечто».
   «Плебейское честолюбие, эта формулировка вашей морали режет слух. Она, вероятно, уже выведена вами в аморальную формулу? Вы аморален! – Сказала я ему и сама испугалась собственного заявления. Но он вовсе не обиделся, он с надменной усмешкой заявил: -  О, нет, София, я не аморален, я внеморален. Что является принципиально противоположными истинами».
   - Может я действительно не такая как все?  - Это интриговало и вместе с тем пугало.
   Из окон замка наблюдались зелёные холмы, на востоке обозреваемой панорамы.  Из-за крайнего виднелся коричнево-синий разлив водной глади отстойника, с чёрными, размывчатыми берегами. От него тянулся длинный серый шлейф болотистой равнины, с двух сторон эскортируемый долинами на которых абсолютно отсутствовала растительность. Склоны же холмов, в этих местах, белели грязными обрывками мергеля. Впрочем, один экспонат флоры тут присутствовал.  Это алкоголичка ива, склонив свои буйные пряди до самых луж, казалось,  безудержно утоляла похмельную жажду.  Ближе к югу, где всё видимое пространство представляло собой одно огромное мёртвое поле, стояли два тёмных, почти равнобедренных треугольника.  Эти терриконы смахивали на скромный караван в пустыне и олицетворяли собой вечные памятники всем живым и погибшим рудокопам этого края: А необъятная голая степь символизировала широту их босых душ.
   Ближе к замку, а вернее к плато на котором он стоял, находился ещё один, последний и самый высокий, холм.  На его лысой вершине, опустив края позолоченных ветвей, осиротело скорбела стройная берёза, что на фоне блеклого серого неба казалось имитацией неподвижного огонька.  Гигантская свеча.   А редкие огрызки дождевых туч, словно нарочно спикировав пониже, теперь шествовали в парадной степенности и торжестве: Жалея и успокаивая, гладили её изящную, чуть подрагивающую крону.  Высоко над деревом, на лице грядущего ненастья, Кольт заприметила чёрную родинку.  Парящий коршун, расправив крылья плавно скользил в воздушных потоках, закручивая свою спираль всё ниже и ниже, пока, наконец, не бросился камнем вниз, исчезнув где-то в дали зелёной массы.
   Теперь, когда безмятежность бытия уже стала воспоминанием, Софию Арнольдовну мучили тревога и неизвестность: Отчасти страх за дальнейшую судьбу.  Однако рассудительность взяла верх и Кольт, веруя в обнадёживающие обещания генерала, предпочла предоставить событиям течь своим чередом, хотя бы на первом этапе её личного расследования.   К тому же дальнейшие обстоятельства, возможно, сами продиктуют необходимые решения.
   Внезапный скрип заставил съёжиться всё естество. Женщина в испуге обернулась, и её лицо исказилось нарастающим чувством тревоги.  Дверь в комнату открывалась сама по себе, с тягучей медлительностью обнажая страшную пустоту ВРАЖДЕБНОГО коридора.   Тем временем в висках салютовала мрачная догадка: «За дверью кто-то притаился»!  Полотно раскрылось до половины и замерло, оборвав этот выворачивающий душу скрежет.  Теперь Кольт находилась лицом к входу, а порыв холодного воздуха, словно с каким-то еле уловимым шорохом вырывался из стены, обдувая замершей женщине левый профиль лица.  София Арнольдовна скосила взгляд.  Женщиной на мгновенье обуяла иллюзорная  впечатлительность.  Исключительно в своём подсознании  она заметила, что рыжий камыш за спиной обнажённой купальщицы, трепаемый порывами «воображаемого» ветра и есть источник того страшного шороха, который появился вместе со сквозняком.
   «Из картины дует воздух»! Коротким замыканием вспыхнула идиотская мысль.  Соня тряхнула головой,  усилием воли взяла себя в руки,  решительным шагом пересекла комнату и не колеблясь захлопнула дверь.  Ветер исчез. Она развернулась на сто восемьдесят градусов, подперла дверь спиной.  В следующую секунду в комнату настойчиво постучали.  От неожиданного испуга Соня рванулась вперед, но практически сразу остановилась. Её глаза приобрели затравленный взгляд.
   - О Господи!  - Продолжительно и облегчённо выдохнула женщина, услышав последующий за стуком голос Люсиль.
   - София Арнольдовна позвольте войти. Я принесла вечерний туалет для сегодняшней церемонии.
   Кольт сознавала – нервное напряжение нарастает.
   Когда служанка, в очередной раз полюбопытствовав «не желает ли чего гостья» получила настоятельную рекомендацию смазать дверные навесы, и вознамерилась покинуть комнату, Кольт её остановила.
   - Люсиль.
   - Да София Арнольдовна.
   - Это правда, что в замке живёт настоящая ведьма?
   Девушка в растерянности замялась, её глазки забегали и, казалось, она не знает куда девать свои руки.  Кольт смекнула; девица собирается соврать, но не решается, как лучше это сделать.
   - Итак, Люсиль, ты боишься сказать или не знаешь?
   - Я не знаю. – Скоропалительно произнесла служанка.
   Журналистское чутьё уловило ложь. – Вам что, хозяин запрещает об этом говорить?
   Та опустила заблестевшие глаза. – София Арнольдовна если вам больше ничего не нужно, то я лучше пойду; мне необходимо закончить сервировку к обеду.
   Приложив ладонь ко лбу, Кольт запрокинула голову и прищурясь уставилась в потолок.
   - Да-да-да… - Процедила она задумчиво.
   Люсиль приняла это на свой счёт, сдержанно поклонилась,  быстро вышла.
   - Я, кажется, начинаю понимать. – Гостья резким движением сбросила плащ, разулась, влезла в стоящие у шкафа новенькие шлёпанцы.  Войдя в санузел отвернула блестящий кран горячей воды на ванном смесителе.  К потолку потянулись клубы пара. Кольт опёрлась о борт фаянсовой раковины умывальника и, заглянув в зеркало, принялась изучать своё отражение.
   - Спокойно Соня, спокойно.  Я прибыла сюда, чтобы разоблачить этого ублюдка... И я его разоблачу.  А пока процесс идёт по плану, то и нечего паниковать.  – Успокаивала она себя, внимательно изучая белые, с небесным отливом, глазные яблоки.  – А вся их примитивная абракадабра умышленно подстроена Преподобным Нестором.  По всей вероятности он таким образом действует лишь с одной целью – устрашение.  Таинственный шарм нагнетает, недоносок. – Она сплюнула в раковину и подмигнула самой себе. – Ну ничего, пафос позы это ещё не признак величия.
   Зеркало начало потеть,  журналистка  сняла с вешалки махровый халат, пошла в комнату переодеваться.  Её взгляд на секунду приковала изображённая на картине Минерва.  Вскинув чёлку, она обратилась к богине кивком головы.
   - А разве у времени нет времени?  К чему спешить? Я организую всю свою мудрость и подчиню ей холодный расчёт.  Эпохистика, вот что мне поможет.  Я скрою свои убеждения и создам видимость игры по их правилам. А там, Бог даст, дальнейшие события сами определят время моего реванша. Генерал, небось, только и ждёт моего сигнала.  И как только он его получит, этому закамуфлированному подонку крышка.

   Весь день, до глубокого вечера, струился подобно тихой покладистой реке; не напрягая по ней плывущих ни пенящимися порогами, ни коварными омутами.  София Арнольдовна приняла горячую ванну, отдав тело расслабляющей неге. Затем привела в порядок волосы, категорически отвергнув предоставленную в её распоряжение французскую косметику, которую она нашла на туалетном столике под большим овальным зеркалом.   К обеду Соня была препровождена в отдельно оборудованную для членов жюри столовую.  Она немножко опоздала и вошла в помещение в момент горячего диспута между остальными пятью персонами из суда присяжных.  Их лица казались багровыми толи от чрезмерного усердия в виду рьяных доказательств своей правоты, толи от стен, в которых доминировал красный викторианский цвет; с редкими, золотистыми элементами декора.  Видимо по этой самой причине,- спор на повышенных тонах – уже присутствующие за столом участники обеда чрезмерного интереса к новенькой не проявили: Однако старались быть подчёркнуто вежливыми и пытались придавать своей разговорной речи аристократического акцента.  Что, впрочем, резало слух, ибо на этом фоне у них проскакивали доволе примитивные фразы, присущие неотёсанной толпе.  Особенно это касалось мужчин, которых в данном обществе находилось двое.
   - Высокопробная доброта это отдохновение после того, как ты уже стоишь на вершине той высоты, к которой шёл напролом, с холодным сердцем и без сострадания в душе. И заметьте, я говорю именно о Высокопробной доброте, а не об идиотской незлобливости. – Распалялся маленький худощавый, с огромным носом и гладко зализанными волосами мужчина. Он отрекомендовался Евгением Сигизмундовичем и, прильнув долгим поцелуем к руке, исподлобья одарил Кольт недвусмысленным взглядом старого ловеласа.  София Арнольдовна про себя сразу окрестила этого тщедушного обольстителя Карлик Нос, и всем своим видом дала понять, что ему ничего не светит.
   Вторая же особь мужского пола оказался более сдержанным и даже, что бросалось в глаза, равнодушным к её незаурядной внешности.
   - Родион Аггейевич. – Сухо отрекомендовался лысеющий блондин с мясистым лицом. Он обронил в сторону Кольт небрежный взгляд, бесчувственно потряс протянутую руку, после чего незамедлительно вернулся к   прерванной  беседе.
   - Э! куда хватил.  Вы мне ещё поставьте в пример Канта.
   - Кант!? – Гаркнул Евгений Сигизмундович. – Это величайший тормоз интеллектуальной правдивости  Европы!  Чтоб вы знали.
   - Да вы просто глобальный уничтожитель.  Может, вы и любовь отрицаете?
   - Любовь это чистейшей воды эгоизм.
   - В таком случае, почему моралисты отсекают понятие ЭГО?
   - Моралисты это тупоголовые болваны! В них прогрессирует инстинкт порчи, декаданса.  Вот отсюда и отрицание всего естественного.
   И в таком духе они продолжали без умолку.
   С остальными тремя дамами мы познакомимся чуть позднее, вместе с нашей героиней, так как в этот день, при их первом совместном употреблении пищи, эти расфуфыренные кокетки – лишь только Кольт вошла в столовую – предоставили мужчинам, роль застольных развлекал. Они не соизволили обмолвиться с Кольт ни словечком, однако с вящим тщанием обшаривали её внешность блестящими взглядами плотоядных животных: Как бы раздумывая, что вкусить первым, ножку или ручку?
   Поэтому Софие Арнольдовне ничего другого не оставалось, как производить дегустацию предложенных блюд в гордом уединении, не взирая на присутствие коллектива.  Правда эти словоохотливые болтуны один раз попытались и её втравить в обсуждение очередной философии на тему принципности и ещё каких-то индийских учений.
   - Вот, София Арнольдовна, - обратился к ней Евгений Сигизмундович, - гениальная система Вендат, одна из шести главных систем индийской философии. Вот в чём гениальность нравственности – низводить телесность до степени иллюзии.
   Кольт пребывала в невозмутимости и безэмоциональности.  Но ответила даже без малейших колебаний.
   - Я допускаю логическую фикцию ваших суждений об отречении от жизни посредством её отрицания.
   - Это ваша принципиальная позиция? – Вмешался блондин.
   - Я предпочитаю экономию принципов, нескромному коллекционированию оных.
   - Что, вероятнее всего, способно привести к полнейшей беспринципности. – Такое обвинение старого ловеласа задело Софию Арнольдовну, которая всегда слыла человеком принципиальным.
   - Ваши пафосные демагогические рассуждения, в виду вашей же некомпетентности в этих дисциплинах, затмевают истинный смысл. – Ужалила Кольт.
   Родион Аггейевич так на неё посмотрел, будто барон на нищего бродягу. – В таком случае, милочка, может вы, прольёте нам неграмотным свет?
    И тут Кольт произнесла историческую тираду, после которой за столом воцарилась гробовая тишина, и никто не посмел её нарушить до окончания трапезы.
   - Я уже довольно долго вас слушаю и прихожу к мнению, что: Там где толпа ест и пьёт, там неизменно воняет. Но я отнюдь не подразумеваю, вонь естественную, я имею ввиду вонь от сирых, смердящих своим убогим происхождением и скверным воспитанием.
   Соня ещё в юности, зачитываясь трактатами по философии, в одном из них подцепила нечто подобное и теперь не преминула использовать знание в собственной интерпретации.
   Послеобеденная прогулка по зимнему саду, тонувшему в нежных ароматах тамаринда, /эфиопское перцовое дерево/ чуть-чуть приподняла настроение.  Покидая  скучную компанию, предварительно заказав Люсиль доставить в свои покои, из библиотеки, томик Роберта Блоха, она соизволила уединить своё тело и душу.

   - София Арнольдовна, через тридцать минут вам надлежит явиться в судейскую ложу.  Я за вами зайду. -   Услышала журналистка, лишь только проснулась от стука в дверь.   Она сидела в кресле-качалке, укутавшись клетчатым пледом. На коленях покоилась раскрытая книга, а у ног алым жаром переливался электрический камин.   За окнами уже давно стемнело, а сумрак кельи разбавлялся  лишь завораживающими кровавыми бликами раскалённых спиралей.   В данный момент Кольт пребывала – на удивление – в совершенном умиротворении и хорошем расположении духа. Любезно предоставленное платье, с большим декольте сзади и глубоким декольте спереди, синим водопадом струилось до пола, а щедрые россыпи стразов и кое-где  жемчуга придавали убранству неповторимой шикарности.  Да впрочем и туфли, которые она достала из коробки принесённой Люсиль, абсолютно не входили в сравнение со всем тем, что ей приходилось видеть доныне. Со стороны они казались хрустальными,  полностью идеально прозрачными,  от шпильки до носка, а втиснутая ножка выглядела обнажённой, досягаемой внешнему обзору до самой последней промежности между пальчиками.
   Горбатый дворецкий собрал всех участников жюри в отдельной комнате с зеркальными стенами и дюжиной ламп дневного освещения. Он монотонно, но весьма в доходчивой форме зачёл напутствующие инструкции о правилах поведения во время литературного турнира, а так же о непосредственных обязанностях судейства.  Внимательно слушая Густава, Соня обозрела присутствующих коллег и нашла их убранства теми же, что и во время обеда; будничными и, скорее всего своими личными.  От этого она почувствовала себя неловко, сообразив, из каких таких побуждений Преподобный Нестор надумал одарить именно её, Кольт, недвусмысленным  вниманием.  И вспомнив, как его рука скользила по её стылому телу, почувствовала лёгкую изморозь кожи.
   По завершении назидательной речи дворецкий окинул всех собравшихся своим нездоровым взглядом – не стыдясь на мгновенье  задержаться на полуобнажённой груди поёжившейся Кольт: Элемент необузданного эротизма.  А затем с пафосной позой распахнул двухстворчатую дверь.
   - Леди энд джентльмены... прошу занять свои места!
   Длинный балкон, украшенный гипсовой лепниной и дорогими коврами, нависая в шести метрах над полом торжественного Зала шёпота, скалился своими выпуклыми ограждениями на чёрно-белую колоннаду, где галогеновые люстры даже с избытком освещали уже подготовленное ристалище.  Стоявшие на балконе кресла оказались такими же мягкими и удобными, что и внизу, вокруг мощного чёрного стола.  Застыв в нерешительности, Кольт сделала открытие, что с обратной стороны кресельных спинок имеются прямоугольные таблички с фамилиями.  Её место находилось крайним справа и, как назло, по соседству с носатым похотливым прилипалой.  Таким образом, к одиннадцати десяти жюри уже заняло отведённое им ложе.  Откуда-то сверху стали доноситься тихие звуки органной музыки.  Совершенно непроизвольно подняв лицо, Соня обратила внимание, что сквозь стеклянный купол отлично   просматривается ясное звёздное небо, с чуть наклоненной половинкой луны.
   «Пасмурный день уступил свои права кристально чистому таинству ночи». Поэтически рассудила она и тут же вздрогнула от внезапных громких ударов.  Это седобородый лакей, наряженный в праздничную ливрею, трижды стукнул церемониальным посохом о холодный мрамор, и парадная дверь залы отворилась.  Шесть авторов, важно шествуя друг за другом, вошли в пятно света,  образовав своей шеренгой полукруг.  Все они были мужчины и все как один облачены в одинаковые чёрные фраки.  Вот только спереди их безупречно белых воротничков, вместо бабочек, свисали пышные кружевные жабо, практически полностью закрывая накрахмаленные манишки.  Последним в этом параде стоял Татаркин, заметно выделяясь гигантским ростом.  Он настойчиво обшаривал глазами весь зал и, как догадалась  Кольт, взглядом искал с ней встречи.  Впрочем, балкон располагался в тени мрачных стен и каминных дымоходов, поэтому ослеплённый ярким светом писатель не в состоянии был разглядеть желаемое.
   В виду потрясающих акустических возможностей замка, сидящие на балконе люди слышали буквально всё: И медь органных труб, и многоголосый шёпот жарких углей, и тихое урчание некоторых электрических ламп, и робкие фразы участников, и даже скрип подошв.  От всего этого звукового каламбура у нашей героини начало ломить виски.  Она оглянулась.  Позади кресел, на мягких оттоманках сидели все шесть служанок, и лишь Кольт остановила взгляд на Люсиль, та немедленно встала,  в ожидании замерла.
   - Детка, будь добра, принеси таблетку от головы и стакан воды.
   Когда Соня повернулась и взглянула вниз, то сразу смекнула:  её фразу – не взирая на то, что она почти шептала – слышали и стоявшие в зале мужчины.  А улыбающийся Татаркин теперь неотрывно смотрел в её сторону. Он в надежде, что Софи сейчас его видит, задорно подмигивал.
   Где-то под балконом скрипнула дверь.  Оглашая всё пространство гулом тяжёлых шагов, что совершенно не вязалось к его карликовому росту, к шеренге авторов вышел Густав.  Он сухо поприветствовал участников и пригласил незамедлительно занять за столом свои места.  А когда те начали степенно умащиваться, у холодеющей Кольт отвисла челюсть и свело живот.   Прямо лицом к ней, в метре от бывшего мужа, вульгарно развалясь и забросив ногу на ногу, сидел... обещавший поддержку ГЕНЕРАЛ!   Тот, кто её сюда заманил!  Тот кто  твердил, дескать, без её проникновения в логово зверя им не собрать достаточное количество улик!  Что им необходимы её последующие свидетельские показания!
   Соня до слёз всматривалась в его лицо, словно пытаясь убедить себя, что это ошибка,  что в виду приличного расстояния ей просто показалось.  Однако факт оставался фактом.  За столом присутствовал лично Геннадий Ермолаевич Ружа, генерал СБУ: Завербовавший талантливую журналистку для работы под прикрытием.  Но ведь на каждый новый турнир приглашается только один участник. А ежели в этом сезоне ним был Дима, то выходит, что генерал уже принимал в  «Дьявольских чтениях» участие?  Но он умышленно скрыл свою причастность к турниру.  И в прошлом году Ружа так же не мог  быть новичком, ибо по её протекции новенькой была подруга Аня.
   «Черт побери, что же это получается? Генерал с самого начала знаком с Нестором! Выходит, я умышленно вовлечена в эту авантюру?  Да это же западня! Я обречена! Я пропала!  Проклятье, что делать?»  Примерно такие мысли вихрем проносились в её голове, и Кольт уже мерещилось, что весь мир настроен враждебно и непременно против неё. Ей казалось, что это неизбежная расплата за грехи, и, главным образом за то, что она подставила свою лучшую подругу, которая бесследно исчезла и вероятнее всего уже мертва.  Сердце колотилось так, будто собралось вырваться из груди, в мозгах скрежетали цепи обречённых на вечную муку, а перед глазами всё расплывалось.
   - София Арнольдовна. – Услышала Кольт, пребывая в полуобморочном состоянии. Её затравленный взгляд метнулся в сторону служанки и даже напугал  девушку. Та принесла заказ, и теперь  замерла с маленьким разносиком точно официант перед клиентом. Но, заглянув в глаза своей подопечной, в страхе отпрянула.  Глаза у журналистки походили на глаза приговорённого, за секунду до казни.  Руки её так сильно тряслись, что, запивая таблетку, она расплескала немного воды на платье: Чего, впрочем, даже не заметила.   Сейчас ей было не до этого, сейчас череп разрывал главенствующий вопрос первостепенной важности: «Где найти выход из сложившейся ситуации»???  Однако уже спустя томительную минуту в голове что-то щёлкнуло, что-то вонзилось в мозг инъекцией просветления, и роковые тучи трагического затмения уступили поволоке ясных мыслей.  Кольт вдруг осенило!  Она прозрела и поняла, что имел в виду Ружа, обещая полную безопасность участникам операции.  «Видимо благодаря каким-то своим каналам он умудрился внедриться в это жуткое место, в саму преисподнюю.  Ведь с одним из пяти оставшихся в живых участником турнира, за этот год, могло стрястись что угодно. И для нынешнего сборища могли понадобиться уже двое новых участников.  Ведь той ночью, когда Нестор проник в мою спальню, он же не отчитывался, что там и как: С какой собственно стати.  Я искала шестого участника, а кто-то пятого.  Вот Ружа и воспользовался ситуацией, чтобы  устроить  личный контроль за ходом операции».
   Теперь на душе стало немного спокойнее, хотя общее волнение и тревога так просто не сдавались.  Кольт очень не нравилось всё это, и её подозрительность вновь восторжествовала в самых необъятных границах. Она готова была размышлять на текущую тему хоть до утра, но тревожные думы прервала воистину потрясающая картина.  Из-под вершины громадного купола, лавируя меж густых теней, спускался сам Преподобный Нестор.  Он точно исчадие ада, в чёрном суконном балахоне с глубоким капюшоном, парил в воздухе как шаровая молния, то зависая на месте, то плавно спускаясь вниз.  Когда хозяин замка только возник в сумрачной вышине купола, в окружающем пространстве появились томные, страдальческие завывания ветра; пламя в каминах странным образом забеспокоилось, а широкое его одеяние, трепеща сизыми отливами, реяло подобно полковому знамени.  Когда аналогичные трюки проделывал великий иллюзионист Копперфилд, это, по меньшей мере казалось забавным, но в данной обстановке… С небес спускался сам маэстро зла; с надменным оскалом, презирающий всех и вся.  Его неизменный спутник африканский долгопят-привидение невозмутимо восседал на правом плече хозяина, хищно поблёскивая огромными глазищами.  Воздух постепенно насыщался каким-то невидимым движением, даже нет, не движением физическим, но движением неосязаемых звуковых колебаний. 
   Мороз по коже прогулялся у перепуганной Кольт, и она почувствовала как цокотят её зубы.  Однако странные ощущения близости чего-то невидимого рассеялись мгновенно, стоило только Нестору коснуться ногами ковра.  С этим растворился во мраке сводов и вой ветра, и беснующееся пламя в топках каминов поутихло и, вдвое уменьшилось.   Да вообще бесследно испарился даже малейший намёк на звук.
   Он стоял молча, не шевелясь, и лишь кривая усмешка змеилась на его бледных поджатых губах.  Торжествующая тишина начинала звенеть в ушах.  Кольт замерла в предвкушении перспективы чего-то торжественного, фейеричного. Но происшедшие далее события зашвырнули её в омут смятения и мрачного, холодного страха.  В глубине зала стали раздаваться непонятные звуки, словно рокот невидимой машины.  Нестор со значением воздел руки к небу, которое, кстати, сквозь стеклянный купол стало просматриваться ещё отчётливее.  В промежутке между рукавами его балахона блеснула яркая вспышка, с характерным треском электрического разряда.  Все участники замерли на своих местах как кролики перед удавом, не смея даже шелохнуться.
   - Я рад приветствовать наше очередное собрание достойных литераторов своего времени!
   Следующая вспышка блымнула меж рук тянущихся уже в сторону гостей, от которой, по направлению зависшей над столом конусообразной чаши, метнулась фиолетово-синяя дуга, а звук хлопка породил высокие оранжево-голубые языки пламени. Сияющая зеркальной шлифовкой чаша крепилась между колонн на толстых цепях – в метре над стеклянным шаром – и напоминала гнездилище олимпийского огня.   Теперь, в отблесках трепетного пламени, которое выгодно плясало на медном всаднике – казалось, что конь ожил и пытался передними копытами раскрошить свой мраморный постамент, а сам рыцарь, освещаемый лишь частично, наводил ассоциации с героем Вашингтона Ирвинга, из его «Легенды о сонной лощине».  Тевтонский шлем с высоким забралом прятался в густой тени, и вся композиция олицетворяла всадника без головы.
   Вспышек более не было, но председатель литературного сборища продолжал тянуть руки в сторону шести участников.
   - Вам господа известно, - вновь зазвучал его булькающий голос, - что создание триумфально марширующего конкурса мистической фантазии, есть ни что иное, как мой творческий каприз.  Но прежде чем провозгласить начало, вашему покорному слуге предначертано исполнить миссию блюстителя установленного закона о проведении нашего авторского поединка.
   За спиной Кольт почувствовала настораживающее движение, а когда оглянулась ей показалось, что сердце сжалось до размеров фиги. За креслами стояли два обезьяноподобные урода /натуральные зинджантропы/ с верёвками в руках.  Они были облачены в такие же туалеты, что и сидящие внизу авторы. Вот только на этих «неандертальцах» аристократическое одеяние выглядело до идиотства смехотворным. Туго стянутые плечи, короткие – практически до локтей – рукава, фалды оттопырены назад, точно их подбросили, штанины гамаш подскочили над штиблетами сантиметров на тридцать. Зато их мохнатые, свирепые лица, напротив, вызывали ощущение внутреннего трепета.
   - Все вы были заранее информированы о тех незыблемых условиях, нарушение которых влечёт за собой тяжкие последствия! – Никто из гостей не смел даже моргнуть, а Нестор продолжал вещать; медленно, с суровым выражением лица и в конкретизирующем тоне, подчёркивая даже ударения. – И, тем не менее, в рядах нынче здесь присутствующих, находятся особи осмелившиеся нарушить заведённое положение вещей и правил.
   От услышанного у Софии Арнольдовны начали труситься колени, от спины к затылку промчалась волна мерзких мурашек, а над верхней губой проступили капельки пота.  Ей почему-то показалось, что все взоры устремлены именно в её сторону.  Что эти напыщенные кокетки ехидно перешёптываются и лукаво на неё поглядывают.  От этого хотелось провалиться сквозь землю.  Пульсирующая река страха поглотила всё беснующееся сознание, а возникшая в голове пустота не приносила совершенно никаких, пусть даже самых ничтожных, мыслей. Затравленный взгляд скользнул к парадному входу.  Оттуда, по направлению колоннады бесшумно направлялся огромный, такой же, как и те, что за спиной, но гораздо больших размеров, субъект. Кольт отслеживала направление его движения и ощущала, как душа покидает почти бесчувственное тело, а в уши будто натрамбовали вату. Обезьяноподобный громила подскочил сзади одного из кресел, схватил ручищами, точно клещами, за голову вскричавшего от боли мужчину, сильным рывком высмыкнул его из-за стола.  Опустив рядом с собой, громило заключил жертву в стальной хватке.
   Неизъяснимым ужасом обдало ошалелую Кольт, ибо в объятиях монстра, корчась и что-то мыча, трепыхался сам генерал Ружа.
   «Значит он не за одно с этим дьявольским отродьем»!  Большего пока сообразить не удалось, так как она почувствовала лёгкий толчок в плечо. С перепугу бедняжка чуть не лишилась чувств, а  когда обернулась – нервным прыжком сорвалась с кресла  и шарахнулась в сторону.  К её счастью Журналистка не представляла интерес для волосатых уродов с лицами умственно отсталых дебилов.  Они схватили Евгения Сигизмундовича и, не взирая на его отчаянные попытки вырваться, потащили ещё одну жертву к выходу.
   Разорванное сознание, торнадо чувств и частичное разжижение мозга – вот что в данный момент творилось внутри Кольт.
   Пока хозяин замка углубился в перелистывание и перечитывание каких-то бумаг, которые он взял со стола, - похоже, то была рукопись Геннадия Ермолаевича, безэмоциональные «неандертальцы» выволокли с уже связанными руками и кляпом во рту носатого коротышку.  Они,  жестоко подавляя его тщетные потуги освободиться, замерли рядом с пленённым генералом.  Нестор продолжал молча читать.  Те, кто оставались за столом молча поглядывали то на него, то на схваченных.  Все безмолвные взоры судейской ложи так же были устремлены вниз.
   Кольт задыхалась, ей не хватало кислорода, всё тело взмокло, а лицо покрыли бурые пятна.  Тем не менее, стараясь более не привлекать внимание, София Арнольдовна взяла себя в руки, уняла дрожь тела, вернулась на покинутое место.  Она подняла упавшую сумочку, достала  платок.
   «Безмозглый СБУшник! – Негодовала она в душе. – Какого хрена он сюда сунулся? Идиот! А если Нестор узнает о нашей связи? Это ж окончательный провал, фиаско, низвержение в небытие. – Соня судорожно промакивала платком  мокрое лицо и верх обнажённой груди. – Впрочем, если меня ещё не сцапали, значит, я пока вне подозрений.  Значит, ещё есть возможность спасти генерала.  Ведь за стенами замка в боевую готовность приведена рота спецназа». Её сумбурные размышления, на злобу дня, прервал Нестор.  Оставив бумаги, он вскинул одну руку и голосом непримиримого обличителя произнёс:
   - Эти двое, презрев табу на фальсификацию юридических документов, позволили себе дерзость проникнуть на наш турнир под вымышленными именами и, как мне кажется, для осуществления шпионажа. Я не стану омрачать наше торжественное открытие «Дьявольских чтений» гнусными подробностями, каким именно образом им удалось это осуществить.  Отмечу лишь, что один из участников, который представился Константином Омельченко, ни кто иной, как сотрудник службы безопасности, и его подлинная фамилия Ружа. Засим объявляю: У меня есть все основания полагать, что нынешние состязания будут вынужденно ограничены пятью историями, ибо мы не в праве допускать к участию низких аферистов, дабы не осквернять задуманную идею и не отступать от всеми приемлемых правил.  И я смею уверить почтенную аудиторию, что приложу все усилия для выявления замаскированных сообщников, которые, как мне кажется, скрываются под личинами других участников.
   Последняя фраза продрала слух еле живой Кольт, точно стальной скребок, а скосив взгляд на Татаркина она заметила на его лице маску критического смятения.
   - А правила моего литературного каприза гласят: - продолжал организатор сборища. – За совершение проступка такой тяжести, виновных ожидает СМЕРТНАЯ  КАЗНЬ! – Он жестом дал команду и приговорённых потащили к боковой двери, вероятно ведущей в подземелье.
   От услышанного Кольт стало казаться, что отнялись все конечности, а под рёбрами утробу сковало беспощадной судорогой.
   - Насладиться этим волнующим зрелищем мы сможем по завершении состязания. – Добавил Преподобный Нестор, и Кольт поняла, что пора брать себя в руки и действовать.
   «Ну, довольно! Кажется, пришло время кончать с этим балаганом».  Её трясущаяся рука потянулась к спасительной клипсе, а в мозгах рвануло: «Сейчас парни в бронежилетах покажут тебе настоящее шоу»! 
   Наверное, с минуту пальцы обеих рук, до болевых ощущений мяли ПУСТЫЕ мочки ушей, и женщине казалось, что вылезающие глаза вот-вот брызнут из глазниц.  И, тем не менее, клипсы отсутствовали! Ещё там, на воле, генерал предупреждал, что во избежание поломок сигнального устройства, эти женские украшения лучше держать от воды подальше.  Теперь  Кольт  отчётливо вспомнила, как, собираясь днём принять ванну, сняла их и положила на туалетный столик.  Она, наконец, оставила в покое  уши и в отчаянии посмотрела на хозяина замка. «Ну ничего ублюдок, сегодняшнее чтение будет для тебя последним: мне бы только добраться до комнаты».  Сознание включило внешнюю громкость, и голос Нестора вновь стал доступен органам слуха.
   - Итак!  - Он распростёр руки в стороны. – Пора начинать «Дьявольские чтения»!!! – Возопил он слишком уж рьяно. Нестор трижды хлопнул  в ладоши, и вместе со своим зверьком они задрали головы вверх.
   Соня, как бы следуя их примеру, тоже взглянула под купол. От того, что пришлось узреть она  влипла в спинку кресла с каменным лицом, и кажется, перестала дышать.   В первую секунде даже мелькнула мысль, что это ей мерещится, однако невероятное было реально и очевидно.  Только что ясное, звёздное небо, словно по команде таинственного колдуна начало заволакивать серебристо-чёрными тучами. Причём быстро, и сразу со всех сторон.  Где-то вдали небо озарялось короткими белыми вспышками, а когда зловещие тучи наглухо сомкнулись над куполом, то ветвистые молнии заблестели над самыми стёклами, а ревущий грохот громовых раскатов сотрясал даже стены замка. Обалдевшей журналистке всё это казалось каким-то неправдоподобным, сверхъестественным.  Впрочем, наша героиня видела грозу своими глазами, а своим глазам она привыкла верить.  Шквальный ветер остервенело бросал тучи из стороны в сторону, наваливал одну на другую, а частота устрашающих вспышек почти удвоилась.  Рёв бури теперь не смолкал и вовсе.  Очередная молния, разметав свои угловатые косы по всему небу, одной из них дотянулась до железного шпиля над макушкой купола и, извергая снопы искр, коротко его лизнула.  В помещении взорвался мощный электрический треск, от чего мгновенно пропало освещение; ввергнув замок в объятья тьмы.  Собственно, кромешной тьмой её назвать было нельзя.  Символический огонь в чаше, в поле своей досягаемости создавал таинственные сумерки, которые пытались проглотить беснующиеся тени.  Погасшая молния, казалось, унесла с собой и все остальные, так как небесная мгла более не порождала очередных вспышек.  Торжество  мрака и тишины, секунд через пятнадцать растерзали оглушительные раскаты грома, заставив под звон стекла содрогнуться всё что  находилось вокруг.  Как только грохот растворился в ночном небе, в зале вновь загорелись  люстры. Преподобный Нестор  теперь завис в воздухе на расстоянии вытянутой руки от балкона, и его изъеденное оспой лицо пришло в движение.
   - Я надеюсь, наши беспристрастные судьи готовы?
   - Да, Преподобный Нестор. – Монотонно и в один голос произнесли все кроме Кольт, которая пребывала в полном оцепенении.
   Две головы, одна человека, а вторая животного, повернулись в её сторону... выжидательно замерли.  Сквозь чёрные очки она не могла разглядеть глаз этого летающего и повелевающего стихией чародея, но в огромных круглых глазах долгопята-привидения женщина вдруг увидела своё перекошенное от страха, пугающее отражение.
   - Да-а. – Неуверенно проблеяла она севшим голосом и шумно сглотнула.
   Нестор развернулся, скользя по воздуху  переместился ближе к освещённому столу с участниками.
   - Итак, господа, случилось!  - он в очередной раз распростёр руки в стороны, изобразив своим телом крест. -  Небеса нас благословили!  Судейская коллегия готова к справедливому арбитражу; а сие означает, что ваши фантазии должны быть услышаны! – Хозяин замка принялся осуществлять какие-то замысловатые пассы, в финале которых неистово завопил:
   - АЗ, БУКИ, ВЕДИ, ГЛАГОЛЬ, зачните свой хоровод!  ЗЕЛО, ПАКИ, МЫСЛЕТЕ, составьте им компанию и закружите нас в волшебном танце пожирающего разум страха!!! – Причём к концу тирады интонация его голоса приобретала всё большей свирепости.  И наконец, лишь эхо воплей стихло, как клубившиеся над замком тучи, словно заговорённые, поползли в обратных направлениях, освобождая из своего плена звёзды и луну.
   - Осталось дело за малым. – Теперь голос Нестора звучал более вкрадчиво. – Нам предстоит, путём жеребьёвки, установить очередность, в которой будут выступать наши уважаемые участники.
   Изо всех сил Кольт напрягала своё сознание, которое категорически отказывалось повиноваться. Она пытаясь постичь причину внезапного, безосновательного отчаяния.  По началу ей казалось, что в виду ни с того ни с сего нахлынувшего приступа впечатлительности, на неё так отрицательно подействовал невидимый взгляд этого дьявола воплоти Нестора, который словно телепатировал в мозг мощный поток флюидов зла.  Но уже в следующее мгновение женщине чудилось, будто её напугало собственное отражение в зеркальных глазах того не моргающего зверька. Кольт увидела себя безобразной старухой, с волосатыми ноздрями и страшно сморщенным лицом.
   «Нет, нет, это элементарная игра теней и света. Мне померещилось. Я была напугана. Тоже было и в Чечне, когда нашу съёмочную группу шесть дней продержали в заложниках; всячески запугивая, затравливая самыми бесчеловечными картинами жестокости. А затем благополучно освободили бойцы из группы захвата.  Тогда мне больше месяца в каждом безмятежном мальчишке мерещился боевик Масхадова, и всё время казалось, что по пятам ходят их шпионы.  «Параноидальные последствия», заключил полковой психолог и уверил, что это явление временное».  Убеждала она себя, растирая виски и скользя ничего не замечающим взглядом по самым потаённым, тёмным уголкам Зала шёпота.  «Это ни в коей степени не реальное восприятие.  Я отнюдь не справедливо руководствуюсь своими эмоциями и чувствами. – Вспоминала она сеансы психолога. – Нужно собраться, прекратить нервничать, пока всё неплохо,  я доберусь до своей комнаты и спокойно воспользуюсь клипсой.  Один сигнал и всё позади».
   Кольт зажмурилась, представила морскую гладь на закате солнца, начала осуществлять глубокие, ровные вдохи и выдохи. Такой дыхательный аутотренинг обычно помогал приобрести нервное равновесие, от чего, уже после двадцатого повторения  почувствовала некоторую умиротворённость.  Она открыла глаза и включила слух.
   - Я вас искренне поздравляю, Аркадий Андреевич. – Пребывая в «отключке» Кольт пропустила сам процесс жеребьёвки,  теперь лишь наблюдая, как авторы вертели в руках шарообразные лоты, которые, по всей вероятности, только что разыграли. 
   - Друзья! – Всё так же пафосно правил бал Нестор. – Нынешней ночью нашему, уже ветерану, господину Кренгольду впервые выпала честь открыть очередные «Дьявольские чтения» презентацией своего четвёртого произведения.
   Кольт вспомнила как разговаривала с Кренгольдом во Львове.  Теперь этот человек держался гораздо увереннее и раскованней.
   Пока председатель клуба говорил, журналистка принялась изучать присутствующих «охотников» за смертью.  Уже упомянутый Аркадий Андреевич, своим откровенным копированием Пушкина, вызывал даже некоторую иронию, ибо его курчавая чуть рыжеватая шевелюра и большие пышные баки, в совокупности со строгой формой носа, уж никак не гармонировали с огромными, по-чебурашьи оттопыренными ушами.
   Быть вторым, так сказать, декламантом своей фантазии, жребий улыбнулся уже известному нам Татаркину; которого Нестор наградил несколькими похвальными эпитетами в связи со спортивной карьерой, и высказал надежду на его успех и в творческом начинании.
   Третьим автором, которому предстояло поразить  аудиторию своим мастерством, судилось выпасть весьма экстравагантному юноше.  Причём привлекал внимание не только его внешний облик, но так же звучный и короткий псевдоним – Вавила. Этот худосочный паренёк на вид казался в том возрасте, когда всё вокруг представляется в розовом цвете, а над головой неизменно порхают бабочки. В первую секунду Кольт даже подумалось, мол, ну, ладно ещё этот практически отживший своё жирный старикан, который сидит рядом.  Ему, по всей вероятности, и так мало осталось. Но этот мальчик, куда он влез? Неужели такая уверенность в своих способностях?
   Его длинные вьющиеся кудри золотым водопадом струились на розовые щёки. В одной ноздре кольцо, во второй сверкающий камешек, в нижней губе тоже кольцо, но гораздо больших размеров.  Вокруг цыплячьей шеи плотно облегающая оранжевая лента, и почти на каждом пальце белели серебряные кольца.  И завершала общий портрет не сходящая с уст нагловатая улыбка.  Этот поклонник пирсинга, поигрывая ямочками на щеках, не понятно чему, но постоянно улыбался, и в его  образе журналистке на миг показалось что-то неуловимо знакомое. Что-то что заставило всколыхнуться в груди щемящие волнения от какой-то непонятной, душевной, сладкой тревоги.  Впрочем, сей незначительный нюанс, она отнесла на счёт оттепели после испуга, который был вызван разоблачением генерала.
   А вот участником номер четыре и являлся тот жирный старикан: Гурий Гордеевич Огиевич. Этот седовласый джентльмен и впрямь оказался самым пожилым из всех, да собственно и самым упитанным. Его старческий недуг Паркинсона производил впечатляющие сотрясания тройного подбородка и даже, казалось, обрюзглых коричневых мешков под маленькими узкими глазками.  Огиевич был наполовину лыс, а складки шеи непристойно наворачивались на стоячий воротничок манишки.
   И на закуску, то бишь пятым соискателем, в некотором роде известности, был объявлен некто Шкуропатов Эммануил Вельгельмович. Квадратное лицо, мощная линия подбородка, надменный прищур, сильно выдающиеся вперёд надбровные дуги с густыми бровями и чёрный ёжик на голове. А вместо носа, как казалось из далека, просто две дырочки.
   Завершив свои церемониальные дифирамбы, Преподобный Нестор занял председательствующий трон: А иначе сие величественное сооружение, из красного дерева, красной кожи и позолоченной инкрустации, назвать было невозможно.   В этот момент слуги разнесли и расставили напротив каждого стаканы, минеральную воду, пепельницы и плевательницы. Только они удалились, как освещение притухло; ярко сияла лишь та люстра, которая находилась над головой готовившегося к чтению Кренгольда.
   Кто-то закурил; кто-то пшикнул открыв газировку; где-то хрустнуло кресло; некто тихонечко откашлялся.
   Кольт посмотрела под купол.  Небо было ясное, звёзды переливались разными цветами, а под луной скользила светлая точка спутника.
   - Я могу начинать? – Услышала София Арнольдовна приятный голос с ненавязчивой картавостью, и перевела взгляд вниз.  Поклонник Александра Сергеевича, нацепив элегантные очки-капельки, застыл над стопочкой листов писчей бумаги, обратив внимание на сидящего в тени Нестора.  В его чёрных очках мерцали отблески танцующего пламени символического огня из чаши. Ни проронив ни звука председатель молоточком ударил в стоявший перед ним на столе гонг, и звонкий шелест, просквозив по всему залу, и скрывшись под сводами купола, оповестил о начале очередного литературного состязания, ставкой в котором была жизнь.
   - «ТЫ, МОЙ ДРУГ, СЛЕДУЮЩИЙ». – Огласил Кренгольд название своей истории и принялся штурмовать текст.














                С   Ю   Ж   Е   Т   -   3




                Т Р А Г Е Д И Я     Р А З У М А     И Л И
                Д У Ш Е В Н О Е     Т О Р Н А Д О.
 

…………………………………………………………………………………………………
               

                Лишь только подсевший за время чтения голос выступающего растворился где-то в вышине зеркального купола, все присутствующие за столом участники литературного ристалища поздравили автора сдержанными, высокопарными рукоплесканиями.
   - Ну, что же, господин Кренгольд, - Преподобный Нестор, казалось, источал само благодушие, - вынужден с удовольствием отметить, что за прошедший год ваш профессиональный уровень значительно вырос; по крайней мере, в моих глазах.  В вашем сочинении затронуты весьма важные аспекты, как мирского бытия, так и определяющих к нему предпосылок.   Лично я вынес из всего услышанного пресущественнейшую мораль:  «Без смерти нет становления».  И вы знаете, слушая вас, мне невольно вспомнился Лион Фейхтвангер, особенно его новеллистика: Ничего лишнего, отсутствие надутых растянутостей.  Это вполне отвечает динамизму нашего времени. Впрочем, тлетворное влияние именно нашего времени, бестактного даже, коснулось и вас, друг мой.  Местами, признаться, откровенный жаргонизм некоторых ваших героев резал слух, да-с.
   И, тем не менее, уже упомянутый мной Фейхтвангер, в отдельных своих произведениях прибегал к приёмам такого речитатива.  Вот, кстати, в этом весьма недвойственно отслеживается личный почерк автора.
   Ну, и раз уж тут был упомянут всем известный классик, я не премину процитировать принадлежащее его перу высказывание: «Есть люди которым предначертано быть несчастными именно потому, что родились они для величия». 
   А впрочем, я увлёкся.  Конечно, моё субъективное  мнение никоим образом не в состоянии повлиять на окончательный вердикт нашего уважаемого жюри.  Но мне, Аркадий Сергеевич, вы доставили, однако, огромное удовольствие.  Я, право же, убеждён, что ваша история займёт в моей будущей книге достойное и вполне заслуженное место.
   Польщённый похвалой автор, пафосно склонив голову, поклонился.
   
    После завершения первого литературного чтения, когда Кольт переступила порог своего будуара, прошло уже минут десять. Одну шестую часа она беспрерывно сновала из угла в угол, суматошно роясь везде и во всём, что подворачивалось под руку. В ванной комнате всё было перевёрнуто вверх дном, но, спасительная клипса БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗЛА! Собственно, как и её безобидная двойняшка. Кольт походила на умалишённую: Глаза дико вращались, волосы торчали дыбом, поджатых губ не было видно вовсе, и при каждом громком выдохе гневно бугрились ноздри.
   «Это провал! Полнейший провал! – Метались в одурманенной паническими догадками голове страшные мысли. – Но куда могли деваться украшения?  Что за идиотизм?  Я ведь точно помнила, что положила их на туалетный столик»!  Женщина рухнула на четвереньки и опять, уже, кажется, в третий раз, принялась сантиметр за сантиметром исследовать мудрёные ковровые узоры под упомянутым предметом мебели и около него.   Спустя несколько минут тихой возни она уже истерично давила на кнопку вызова прислуги.
   - Что вам угодно София Арнольдовна? – Застыла на пороге невозмутимая Люсиль.
   Каштановый взгляд глубоко дышащей от негодования Кольт сверкал ярче солнечного зайчика. – Ответь милочка, в моё отсутствие эта дверь запирается?
   - Нет София Арнольдовна, в таких мерах нет необходимости.
   - То есть, как это нет необходимости?!  Что же получается, сюда может войти каждый кому не лень?!
   - Сие категорически невозможно.  Никто не смеет вторгаться в покои гостей без их непосредственного участия: Разумеется, кроме личных слуг.
   - Никто не смеет?! – Взвизгнула журналистка. – А известно ли тебе, что, пока мы находились в Зале шёпота… - Она вдруг осеклась, закусила нижнюю губу, уставилась отрешённым взглядом куда-то сквозь служанку.
   Люсиль продолжала стоять в прежней неподвижности.
   - Хорошо, ступай. – Спустя длительную паузу оттаяла Кольт и, не дожидаясь церемониальных откланиваний захлопнула дверь перед носом служанки.  Ключ торчал в замочной скважине. Она осуществила полтора оборота,  развернулась лицом к комнате, подпёрла дверь спиной.   Прищуренный взгляд шарил по внутрикомнатному пространству: женщина впала в запредельную задумчивость.
   «Но, что же теперь делать? Заявить о пропаже?  А как к этому отнесётся Нестор?  Исчезла дешёвая бижутерия, копеечное дело, а я поднимаю панику... это может показаться подозрительным.  Может насторожить».
    Соня отлипла от двери и пересекла комнату.  Чёрная брешь оконного проёма; где в стекле, как в плохом зеркале отражалась внутренняя обстановка.  Ладони легли на холодный подоконник.
   «И всё же, ведь кто-то их взял?  С какой целью?  Может Люсиль?  Банальная клептомания?  Впрочем, это тоже маловероятно. Та спартанская строгость в которой их тут содержат…  А вдруг Нестор, как-то разнюхал об их истинном предназначении? Тогда почему меня не сцапали вместе с генералом? Стоп! Генерал! – Во взгляде торжествовало прозрение. – Если Ружа, снабдив меня критическим сигнализатором, и сам ухитрился проникнуть в замок, то не с пустыми же руками!  Наверняка и у него имеется нечто подобное: Запонка, там, или хитрая зажигалка.  Сто процентов!  И скорее всего тревожный набат уже пронзил толщу эфира в нужном направлении.   Тогда что же, остаётся ждать, надеяться. – Она посмотрела на небо. – Ну, где же красные ракеты?  Где эти предвестники к началу штурма враждебной крепости? – Она зажала виски холодными ладонями и настойчиво их помассировала. – Боже, я схожу с ума. Это трепещет моя слабая воля, этот прогнивший дух романтизма, который я подцепила здесь, в мирской суете бытовой трясины.  Там, в горячих точках, бросаясь в полымя смертельных опасностей, я была куда твёрже, беспристрастней, хладнокровней.  А что теперь?  Ах романтика, эта злобная фея, колдунья, презирающая всё кроме себя.  Это она разъедает твёрдость духа. Это она и есть злой гений.  К чертям плебейское честолюбие!  Мне необходимо – если я намерена выжить -  возродить в сознании непреоборимое, всепоглощающее желание высвободить волю от гнёта навязанного гения, то бишь романтизма, этого искусственно  привитого, дряхлеющего гения от сострадания».
     И вдруг Соня услышала в своём сознании рёв фанфар, звон меди: Рихард Вагнер!  То была увертюра к Мейстерзингерам.  Вот он огонь и мужество; что-то чересчур тёрпкое, почти кошмарное, и в тоже время сурово торжественное, антилогичное.  Вот она мощь! Собрать воедино волю и разум!  Отмести жалость к самому себе и тем паче к окружающим!  Главенствующая идея – цель!  Цель любыми средствами.
   «У меня есть прошлое, и есть будущее: Настоящего у меня уже нет»!!!
    По чёрному небу медленно проплывали  мутно-сливочные пятна лунного света.  Теперь, в той части мозга, где секунду назад бушевала буря, образовался вакуум: Благодать умиротворённости.
   - Это какая-то чертовщина. – Кольт отошла от окна и бросила тревожный взгляд на постель. Это был единственный предмет мебели не сдвинутый с места, не обшаренный, не всклокоченный. – Я ведь только что, полчаса назад, в Зале шёпота, сквозь стеклянный купол наблюдала чистое звёздное небо. С того момента, как это преподобное чудовище разогнал тучи, там оставался непогрешимый ни одним посторонним пятнышком космос.  Но теперь всё вновь затянуло чёрными блондами хмурого ненастья… Странное место. – Она тряхнула головой. – Чистая аномалия.
   Журналистка ещё раз проверила дверь; замок закрыт, ключ в скважине.  Сбросив «хрустальные» туфельки и платье Соня влезла в халат и поёжилась; прохладная ткань возбудила гусиную кожу.
   - Бр-р-р, быстрее под одеяло. – Она сорвала плюшевое покрывальце и, замерла.  Ровно по центру постели имелась овальная, продолговатая вмятина.  Женщина с минуту тупо пялилась в это место, а затем приложила к одеялу внешнюю сторону ладони. Вмятина оказалась ни теплой, ни холодной. Она имела такую же температуру что и кожа: В то время как края постели, в совокупности с халатом, имели заметную прохладность.
   «Что за маразм? – Принялась она конструировать тревожные размышления на обрывках памяти. – Днём я немного повалялась на кровати, поверх покрывала. После этого я её не застилала. Но теперь, покрывало кто-то безупречно натянул, подушка заботливо взбита, а вот одеяло с матрацем вмяты словно тут что-то лежало.  Но почему что-то? Если существует разница температур.., значит КТО-ТО! – Кольт начала воскрешать в памяти сегодняшний вечер поминутно. – Ведь Люсиль, с того момента как покинула комнату и до того как сюда вернулась, находилась при мне неотлучно: За исключением пяти минут, когда она ходила за таблеткой. – Её туманный взгляд шарил по углам и стенам как бы в поисках ответа. – Значит, тот, кто украл клипсы, тот и ложился на кровать. А иначе, зачем уничтожать следы своего тут пребывания, застилая покрывало и взбивая подушку»?
   Кольт вернула покрывало в изначальное положение,  склонилась над ним, и только начала визуальный досмотр, тут же обнаружила на нём, ближе к подушке, очевидно контрастирующий с тёмным плюшем, длинный белый волос.
   - Горбатый уродец! – Первое, что вырвалось в раздражении, и журналистка брезгливым жестом отбросила в сторону это вещественное доказательство. – Проклятый извращенец! Ничего, скоро каждому воздастся!
   
     Ночной светильник дребезжал синим сиянием у дальней стены кельи. Нахлобучив одеяло до самого носа наша авантюристка лежала на спине, устремив взгляд в исчезнувший за густой массой теней потолок и предавалась бесплодному умствованию.  Внезапно, ей почему-то сделалось не по себе и от этого по всему телу поползли мурашки.  У правого уха, за  ковром над кроватью, что-то клацнуло и зашевелилось.  Неожиданный звук заставил содрогнуться, а пальцы ещё сильнее вцепились в одеяло.  Повторный щелчок сменился тихим шуршанием.   Холодея от страха женщина просто вросла в постель, боясь даже выдохнуть из лёгких распирающий грудную клетку углекислый газ.  Мозг грызла очевидность, что в соседней комнате кто-то ходит, причём так близко от стены, что все эти подозрительные шорохи создаёт трущаяся об неё одежда.  И ещё, в подсознании вспыхнула иллюзия того, будто стена до ничтожества тонка.
   - Вот дурочка. – Соня, наконец, осуществила долгожданный выдох и шумный вдох. – Перепугаться из-за сущего пустяка, какая нелепость. – Ей сделалось стыдно за саму себя. – Это же скорее всего одна из тех чопорных гусынь, которые за обедом так развязно на меня пялились.  Небось бессонница одолела. – Она уже расслабилась, как поняла, что на голове начинают вставать дыбом волосы! До её сознания дошло: Теперь этот гнетущий, таинственный шорох медленно переместился в ту сторону, где находилось окно, и направлялся к противоположному углу. – Но ведь за той стеной нет помещений! – Бубнил из-под одеяла тревожный голос. -  Там, по меньшей мере, восемь метров высоты! – Очередная волна смятения поглотила гостью мрачного замка. – Что же это?  Кто-то бродит тут ночами не за стенами, а прямо в них???
   Дикий ужас разметал её русые локоны по подушке, а глаза застыли словно в потусторонней вечности.  Если бы Кольт спросили, она не нашлась бы, что ответить, ибо ей и самой было неведомо, сколько времени она вот так пролежала в метафизическом забытьи, душой покинув реальный мир и воспарив к виртуалам иллюзорного наваждения.   И, что самое поразительное, слуховые качества её организма, вместе с рецепторами остальных чувств, нарушила беспрецедентная тишина.   Тишина, антоним звука и раздражения, теперь именно она послужила толчковой пружиной приведшей сознание назад к реальности.  Движущийся блеск глаз вновь заскользил в пространстве.  Ночной мрак окутал уютную спаленку как-то неестественно. Не то, чтобы необычно, нет, вся странность состояла в необъяснимом чувстве тревоги и грядущего страха.  Это ощущалось каждой клеточкой организма, всеми закоулками души и каждой шевелящейся волосинкой.  Некий морозец сквозил по самым укромным уголкам сознания, и этой мягкой хваткой сдавливало череп, распаляло чувство самопохерения и низвергало в бездну невыносимой муки.  Кольт нервно плевалась затравленным взглядом по чёрным стенам, блекло мерцающей в синем мареве мебели, воображаемым очертаниям ковров, картин…
   А вот и «Купальщица».  Это, пожалуй, единственное полотно из всей скромной экспозиции тускло проявленное скудным свечением ночника.  Тёмных элементов живописи было не разглядеть, однако телесные тона обнажённой девушки ненавязчиво мерцали во всё поглотившем сумраке и, именно это: - Соня вдруг в панике смекнула: - «ИМЕННО ЭТО»! заставляло чаще биться сердце и возбуждало затылочный холодок уже вторично.  Шорохи в стенах исчезли, но теперь! Тело обнажённой купальщицы, написанное маслом неким искусным художником, вдруг пришло в движение!  ПРИШЛО В ДВИЖЕНИЕ!  Это совершенно не вязалось со здравым восприятием реальности.  Впрочем, к искажению зрения вполне могла привести слезливость, как естественное следствие напряжённого неморгания. Но почему этого не происходило раньше? Ужели от- того, что движения не было!
   Обомлев, журналистка холодными трясущимися пальцами натянула, как тогда казалось, спасительный элемент постельного белья до самых ресниц. Цепкий взгляд до колючей рези впивался в необычное видение лишь с одним желанием. И, тем не менее, надежда усомниться в страшных подозрениях таяла с каждой секундой: Обнажённое тело продолжало двигаться. КАРТИНА ОЖИЛА!  Купальщица вроде бы вышла из оков теней, секунду помедлила, и вероятно передумав, отступила на прежнее место: Боясь покинуть его как доверенный пост. И вдруг! Нечто тёмное на какое-то мгновение затмило расплывчатый образ голого тела, и исчезло…    Словно тень безликого призрака метнулась в сторону её постели и растворилась; беззвучно притаившись под покровом ночи. Нервное напряжение узницы своих ночных страхов нарастало с каждым порывистым вздохом.  У несчастной дамы всё внутри сперва вспыхнуло обжигающим жаром, а уже спустя миг заметелило ледяным холодом.  «В КОМНАТЕ, ЧТО-ТО ПОЯВИЛОСЬ»!  - взорвалась в голове жуткая мысль, пронзая осиным жалом левую грудь.
«Я ТУТ НЕ ОДНА»!  - бахала в висках следующая догадка, и теперь существование сделалось вообще невыносимым.  В данную минуту ей до безумия возмечталось оказаться на другом конце планеты, в открытом космосе, в ином измерении.   Взгляд вновь вонзился в телеса обнажённой купальщицы.  Её формы оставались неподвижными и, как для картинного изображения, естественными.  Соня несколько раз зажмурилась, опять посмотрела: Всё по-прежнему.
   - Господи, из-за своей идиотской впечатлительности я скоро точно чокнусь. – Произнесла она на выдохе облегчения и уже собралась перевернуться на бочок, как внезапно на голове зашевелилась кожа, а все внутренности охватили уже знакомые жар и холод.  По озябшему лицу прогулялись кем-то потревоженные потоки воздуха.  Зубы до ломоты сжались в мёртвой хватке,  полезли на лоб глаза.   Прямо над своим изголовьем, в смерть перепуганная женщина узрела выныривающий из темноты образ Преподобного Нестора.  Он безобразно скалился и от этого, видение превращалось в картину бескрайнего ужаса.  Это было не дешевле апокалипсиса.  Всё онемевшее тело парализовало чрезвычайным страхом, а душа, потоком колючих заноз рванула прямиком в пятки.
   Исчадие ада молча уселся на край кровати, и София Арнольдовна с омерзением почувствовала как его огромная ручища – так же, как и когда-то в её особняке – медленно скользит по стылым от страха ногам.  Такое поглаживание через одеяло длилось с минуту.  Всё это время, не переставая скалиться, посредством долгопята-привидения, Нестор терзал застигнутую врасплох жертву взглядом плотоядного чудовища.  Искажённый женский образ блекло мерцал в ночи маской смертельного ужаса. Ей даже мерещилось, что эти звериные, блестящие глаза человеческие.
   Но вот, белый овал её бледного,  лица вдруг начал лущиться словно тонкая наледь на мёрзлом зеркале: Губы пришли в движение.
   - Прекрати! -  Сочно выпорхнуло неожиданное слово из перекошенного рта журналистки именно в тот момент, когда тяжёлая ладонь непрошенного визитёра добралась уже до промежности.  Она даже сама испугалась своего собственного голоса, который превратился в утробное урчание.  Тяжесть руки исчезла, что обнадёживало и придавало некоторой уверенности.
   - Кто тебе позволил войти без стука? -  Зазвенел её голос уже более твёрже.
   - Пф! – Пренебрежительно фыркнул Нестор. -  Скоро мне будет позволено всё. Ты ведь не забыла, каковы условия нашего с тобой нерушимого пари?
   Кольт знала, что этот человек – если можно так выразиться – был безгранично честолюбив и до скотства жесток, но нынешняя интонация его, не ласкающего слух голоса дополнила общий портрет ещё одним штрихом – Нестор до неприличия коварен.
   - А я пока не проиграла.
   - Ручаюсь, ещё не вечер. У тебя всё впереди.
   - Значит судейское ложе фарс? Проституированное жюри? Как это низко!  Ты учредил свою собственную «Фему» и, очевидно, собой гордишься?
   Нестор был удивлён. – Что такое «Фема»?
   - Это тайное партийное судилище гитлеровской организации.  Впрочем, твоё заблуждение очевидно. Если ты держишь в узде всё своё отребье, то это ещё не всё человечество, это лишь ничтожная часть худшей его половины.
   После этих хрупких слов дрожащей под одеялом Кольт, мощный крещендо Нестора грянул не скромнее трагического ямба.
   - Узда и есть то адское пекло, устрашая которым дьяволы держат в ней определённую часть своих недоразвитых собратьев, кои впали в «детство» и уверовали в придуманные дьяволятами сказочки.
   - А, вон ты куда хватил, возомнил себя всемо…
   - Ты наивная дурочка. – Не дал договорить хозяин замка. – И мало того, ты одна из жалкой горстки невежд.  Устрашась задумайся, а задумавшись попытайся сформулировать истину: Дьявол это зло?
   - Несомненно. – Коротко ответила Кольт.
   - Хорошо. Тогда дальше. От кого на земле всё зло: беды, горе, несчастья?
   - От таких как ты! – Ляпнула разгорячённая диалогом журналистка и от этих своих слов почувствовала, как пересохло в горле.
   - Совершенно верно, - невозмутимо продолжал он, - всё зло на этой земле от человека. А отсюда и теория моя такова: Дьявол это человек, а Бог это миф. Миф, который придумал дьяволочеловек для более успешного манипулирования всеобщим стадом.  А страх, как раз и есть тот бич, в руках пастуха, которым он руководствуется для побуждения к действию.
   Последние минуты София Арнольдовна начала чувствовать себя более раскрепощено.  Она уловила, что и для этого сумасброда существует та незримая черта, за которую он не собирается переступать.  Теперь руки чуть приспустили одеяло, обнажив её облик полностью.
   - Значит, ты претендуешь на роль того пастуха, от которого зависят судьбы стада?
   - Стадный инстинкт непререкаемого послушания, в отправной своей точке, уже сам по себе предопределяет присутствие идола, так сказать пастуха. Что, кстати, объясняет появление упомянутого тобой же Гитлера, или любого другого жёсткого правителя.
   - Я не знаю, Нестор кто речет твоими устами, но отмечу: Гитлер и ему подобные, есть плоды вычурного отрицания человеческого бытия.  Они, это порождение бешеной ненависти ко всему человечному.
   - О, в твоих словах я слышу храбрость совести.  Тем лучше для нас обоих. Мне всегда хотелось иметь в замке достойного противника для душевных дискуссий.
   - Твоё повторное упоминание о том, что моя судьба предречена, почему-то наталкивает на отождествление с хитро расставленной ловушкой. А твоя фигура в нашем обществе вообще напоминает волка одиночку изгнанного из стаи.
   - Ужели? Образ изгоя! -  Нестор чистосердечно удивился. – Отнюдь Сонечка, изгой не я, изгой общество. Оно корчится в своём беспомощном отречении, а я этим любуюсь и наслаждаюсь.
   А впрочем довольно. Космополитизм вкуса не мои приоритеты. И, между прочим, я алчу не жестокости, я мечтаю о категорическом избавлении от чрезмерной добродетели. Покойнее быть злым, нежели слюняво добрым и неосмотрительно доверчивым.  А что касаемо твоих подозрений, то смею уверить: Они совершенно напрасны.  В моём шоу всё справедливо, и твой конкурсант на равны со всеми условиях.
   Такие увещевания хоть и не способны были подарить полную душевную безмятежность, однако кое-какое успокоение вселяли.
   - Вот, между прочим, про шоу. – Даже в такой щекотливой ситуации журналистские навыки выдавали себя с головой. – Нет, конечно, теперь-то я понимаю, что «Дьявольские чтения», в твоей трактовке, звучат вполне безобидно. – «Человеческие чтения».  Но откуда взялась сама идея? Это что, твоя личная фантазия? Что определило стиль?
   - Ну, положим, моя личная фантазия это была лишь предпосылка стиля, а вот отправной точкой послужило сочинение, возможно, тебе ещё неизвестного автора: Его фамилия Цыбуля.
   Кольт неопределённо пожала плечами. – Что-то знакомое…  Впрочем, сейчас мне трудно вспомнить.
   - Не утруждайся. Придет время и у тебя будет возможность прочесть ту книгу, сюжет которой меня  окрылил. Роман называется «Страхолюдие».
   София Арнольдовна хотела ещё что-то спросить, но большая жаркая ладонь собеседника тяжело опустилась на её ледяной лоб, а пронизывающий взгляд африканского долгопята-привидения, казалось, ворвался в самую душу.
   - Ответь, у тебя всё в порядке? Ничего непредвиденного не случилось?
   В его вопросах Кольт почувствовала провокацию и ей тут же вспомнились исчезнувшие клипсы. – Нет, нет, отчего же. – Взвизгнула она предательской фальшью.
   - Тогда спи, мой ангел. Грядущий день ниспослан свыш-ше.
   Слово «свыше» как-то приторно растянулось, будто жевательная резинка – свыш-ш-ш-ше – и это коварное шипение провалилось в бездонном пространстве.
    
                Назойливый солнечный зайчик упрямо дрожал на трепетных веках и длинных ресницах. Женщина спала, рассыпав по подушке волосы, и во сне чему-то нежно улыбалась.  Хлопки крыльев приземлившегося на оконный отлив голубя, а следом за этим противный скрежет маленьких коготков по металлу, заставил вздрогнуть всё тело; и уже спустя секунду пугливый взгляд шарил по окутанному рассветным маревом интерьеру. Спальня выглядела унылой и пустынной.  Кольт проворно выскользнула из-под тёпленького одеяльца и, шлёпая босыми ногами по лакированному паркету, словно одержимая бросилась к двери, чтобы в недоумении застыть в трёх шагах от неё. Ключ торчал в замке именно так, как она его оставила с вечера: Повернув на полтора оборота.  В таком положении его невозможно вытолкнуть со стороны коридора. «Но как этот мерзкий тип сюда вошёл»?  Пульсировал в голове вопрос, от которого даже бросило в озноб.  Бедняжка стояла, обняв руками свои плечи, и не могла сосредоточить соображение.  Только один вопрос, как заевшая пластинка: «Как он вошёл»?  И вдруг, точно пуля просвистев у виска, в мозгах мелькнула похожая на реальность догадка: «Картина»! Выходит это не иллюзия сонного воображения! Нынешней ночью «Купальщица» действительно приходила в движение»!  Кольт стояла рядом с большим полотном и боялась на него взглянуть.  Женщине казалось, что за картиной притаился злобный Нестор и украдкой за ней подсматривает; в любой момент способный выпрыгнуть, как беспощадный хищник.
   - Ах! – Вырвался из глотки возглас отчаянья: В дверь громко постучали.   Из коридора послышался неизменно вежливый голос служанки, которая оповестила, что гости замка через три четверти часа будут приглашены в столовую к завтраку.
   Кольт раздражённо выдохнула.   Ладонь скользнула под левую грудь, ощутив клинически бешеный ритм сердцебиения.  Она бегло зыркнула на обнажённую купальщицу и уже сделала шаг в сторону ванной комнаты, но что-то вновь заставило остановиться и задуматься.  Некий неуловимый штрих кисти художника ей вновь показался знакомым, правда, теперь в более навязчивой форме.  В глубине души вспыхнула искра наития, что-то щемящее. Соня вернулась к картине, всмотрелась повнимательнее..,  а через миг издала гортанный звук острого изумления.  Она в припадке полнейшего непонимания отшатнулась вглубь комнаты, затулила обеими руками распахнутый рот, на некоторое время потемнело в глазах и подкосило ноги.  Как же она не заметила этого раньше, ещё вчера!?  В принципе да, пленённая неестественными событиями, пик  впечатлительности, это дестабилизировало внимание, отвлекло от способности сосредотачиваться на деталях. Да и само полотно расположено таким образом, что «Купальщица» всё время находится в тени.  Только в утренние часы, когда на востоке солнце только покидает горизонт, и под нужным углом проникает в эту сумрачную келью, только теперь его лучи ясно осяивают картину. В результате чего ошарашенному взору Софии Арнольдовны явилось то, чего она не могла себе даже и представить.  На картине, на берегу диковинного пруда, с зелёными кувшинками и зарослями жёлтого камыша, на деревянном мостике с изящными перильцами, стояла  ОНА! собственной персоной и во всей естественной красе.  Даже родимое пятнышко на лобке, на эстетически оформленном треугольничке, было её собственное.  Впрочем, и лицезреть это пятнышко можно лишь тогда, когда интимная курчавость окультурена до состояния стриженого газончика.
   Стеклянный взгляд журналистки вторил о полнейшей отрешённости.  В изображении существовал ещё один нюанс.  На картине она была гораздо моложе. Даже её тогда необрезанная коса спадала на высокую грудь с вплетённой голубой лентой, как Соня обычно любила делать.
   «Боже мой, теперь понятно, почему горбун так липко на меня пялился. Он тоже видел эту картину». Ей показалось, что мозги превратились в кашу.
   - Что за скотство!?  - Простонала обескураженная женщина, обмякнув всем телом на постель, будто мешок мокрой ваты. – Я никогда никому не позировала. Кто мог видеть меня в те годы голой?   Тем паче художники.  – Она судорожно рылась в памяти. – Да среди моих знакомых таких вообще не было.  После развода с Димой я косу обрезала. И Дима, вообще, был первым мужчиной, которому я отдалась, и кто увидел меня обнажённой.  Ни до него, ни во время супружеской жизни, других мужчин не было. – Кольт со злостью ударила кулаками себя по коленям. – Чёрт подери! Что происходит!? Ох, не спроста это всё творится, ох не спроста.   То идиотский трюк с весами; то наглые заявления Нестора, что рано или поздно, но я буду принадлежать ему; то теперь картина.  Тут явно кроется какая-то тайна, подвох, чей-то злой умысел направляет эту враждебную агрессию именно против меня.
   Её взгляд вдруг сделался безумным. – А вдруг это вообще западня!?  Что если и генерал подставное лицо?   Нестор его науськал, заплатил, запугал, вот Ружа и втянул меня в эту гнусную авантюру.  А вчера вечером, разоблачение и захват были запланированным спектаклем.  Ну конечно!  Как ещё можно объяснить, что до сих пор сюда не ворвались омоновцы?  Господи, какая же я бестолочь, ведь этот ублюдок с самой нашей первой встречи склонял меня к сожительству, обещал золотые горы, а я отсекала его домогательства самым решительным образом.   Вот он и придумал, как завладеть мной с помощью хитрости. Да это всё ложь, что судейство будет честное. Тут всё подстроено. Вот дура, я ещё и Диму в это втравила.
   Соня не выдержала и разразилась неимоверной истерикой. Слёзы лились по лицу ручьями, заикания и всхлипы сменились неразборчивой руганью и горестными стенаниями.
   Явившейся в назначенное время Люсиль был дан категорический отказ. Ни о какой пище не могло быть и речи.  София Арнольдовна прорыдала еще, по меньшей мере, час, после чего вспомнила о таинственном проникновении в её комнату Преподобного Нестора.   И так как никаких сомнений по поводу существования за картиной потайной двери не было, то Кольт и надумала для начала разгадать, покамест, эту тайну.
   Но, вопреки ожиданиям секрет потайной двери оказался крепким орешком. Сперва она хотела отодвинуть картину от стены, что совершенно не получилось.  Явствовало такое впечатление, что раму, по всему периметру намертво приклеили или, возможно, даже каким-то хитрым способом вмонтировали в стену.    Тогда она начала осторожно тыкать пальцем в холст, наугад, но он постоянно упирался в подрамник.  Затем Соня принялась крайне тщательно исследовать саму раму, выполненную из резного дуба и вскрытую бесцветным лаком.  Она рассчитывала обнаружить замаскированную детальку с помощью которой, как ей казалось, можно будет привести потайной механизм в действие. Однако, увы, таковая отсутствовала.  Она даже обследовала каждый сантиметр стены вокруг картины, нажала на каждый фиолетовый цветочек сатиновой драпировки, но долгожданного щелчка – который в её представлении сопутствует всяким потайным механизмам -  не последовало.  В отчаянном состоянии Кольт завалилась на кровать и без каких либо движений, не смыкая глаз пролежала почти до самого обеда.  Она даже не отвечала на вопросы заботливой Люсиль, на предмет её самочувствия или, не желает ли чего гостья.  «Торжество грусти в обители печали». Пожалуй, именно так можно было озаглавить сей сюжет.
   Попытаться описать все те мысли, роившиеся в её голове бесполезно, ибо тот винегрет, который там творился невозможно подвергнуть какому либо анализу или логической деталировке.
   Когда служанка, как и положено, заранее предупредила о скором обеде, Кольт наконец оттаяла.  Сев на постели она ощутила просто зверский аппетит. Все свои эмоции к этому времени она уже более менее утихомирила и, не желая за обедом показаться расстроенной принялась наводить марафет в своём весьма осунувшемся, за последние дни, облике.  Но, прежде чем принять ванну с морской солью и воспользоваться – почему бы и нет – предоставленной косметикой, София Арнольдовна осуществила некую перестановку интерьера.  Пыхтя и охая она передвинула тяжёлую буковую конторку поближе к картине и придвинула её вплотную к полотну.  Такие действия имели вполне логическую основу.   Не сумев открыть потайную дверь, дама уверовала, что та отпирается только с другой стороны, и дабы воспрепятствовать вторичному проникновению в свои покои коварного Нестора, подпёрла её громоздким предметом мебели.  Впрочем, не взирая на кое-какую успокоенность психики, Соня не могла в данный момент похвастать безупречной твёрдостью духа.   Мысли о том, во что она ввязалась, похитили собранность окончательно.   То несколько раз вываливался из рук брасматик; то изгиб губ вульгарно выползал за привычные границы; то левая нога упорно попадала в правую штанину.  Одним словом, полнейшая рассеянность правила бал.  Однако, отправляясь на обед, наша героиня не преминула запереть дверь своей комнаты на замок, чем ввергла в крайнее удивление Люсиль.
   Нынешнее застолье, в отличие от предыдущего, не состоялось таким нудным и скоротечным.  Сервировка стола торжествовала прежней шикарностью, серебро было так же начищено, а хрусталь сиял тем же небоясным сиянием.  Вот только блюда теперь имели безупречно китайское происхождение, что рьяно контрастировало со вчерашней украинской кухней.   Причём восхищал не только изысканный вкус, но и бесконечный ассортимент.   София Арнольдовна всегда считала китайцев грязными свиньями, которые жрут всё что не попадя, но сегодня вынуждена была признать своё мнение опрометчивым.
   Обслуживая обед, слуги не переставали удивлять сознание всё новыми кушаньями, которые они виртуозно подавали по малейшему желанию. Возле каждого гостя лежало меню, и можно было заказывать, что душе угодно.  Правда незнакомые названия ничего не говорили о содержащихся в том или ином блюде продуктах, в виду чего  гости без устали задавали вопросы присутствующему тут, по такому поводу, повару.
   - Что значит «Суп с тофу»? – Любопытствовала белокурая дама средних лет, с явным вульгаризмом макияжа.  Видимо этой чрезмерностью она пыталась скрыть истинное состояние кожи лица. С первого дня, как только Кольт её увидела, ей почему-то не понравился взгляд этой женщины.  Звали её Эмма Ивановна.  В глазах блондинки недвусмысленно читалась развязная похоть, от чего Кольт сразу подумалось, что эта стареющая дама  - нимфоманка.
   Грузный повар, в белоснежном френче и высоком колпаке кротко поклонился. – Тофу, Эмма Ивановна, есть распространённое в Китае название соевого творога.
   - Фу! – Скривилась она. – Терпеть не могу сою.
   - Но в супе так же применяются китайские грибы, варёная курятина, крабы, имбирь.
   - Звучит заманчиво. – Отозвалась Елена Станиславовна: Старая седая еврейка. – Ну-ка голубчик, - взмахнула она слуге, - я, пожалуй, отважусь отведать такого супчика.
   - А что значит суп – вонтон? – Не унималась Эмма Ивановна.
   Повар расплылся в наисладчайшей улыбке. – Вонтоны это как наши галушки.
   - Но сои там нет?
   - Там всего одна ложечка соевого соуса.
   Эмма Ивановна пока не решалась, зато лысоватый блондин, Родион Аггейевич, сотрясая своим мясистым лицом, наконец, выбрал кушанье по душе.
   - Суп с лепестками хризантемы в глиняном горшочке. – Прочёл он, довольно растягивая слова. -  Как это пикантно. Ну-с любезнейший, я готов вкусить сей кулинарный шедевр.
   Ещё одна участница жюри, Александра Александровна, которую все называли Шурочка, представляла собой молодую, не обезображенную манерами, впрочем, вероятно и интеллектом, девицу; с широко сидящими чёрными глазами, носом картошкой, пухлыми губками и стрижкой под ёжика.  Шурочка щёлкнула пальцами слуге, приглашая подойти поближе, и ткнула указательным пальцем в меню.
   - Плесни-ка мне дружок вот этого вот супца с мясными рулетиками, а то все остальные названия меня не прикалывают.
   Эмма Ивановна на неё посмотрела и улыбнулась. – Вы знаете Шурочка, наверное я последую вашему примеру: Мясные рулетики – звучит аппетитно.
   - Так я ж и говорю, как можно жрать суп вприкуску с дерьмовыми цветами.
   Родион Аггейевич одарил девицу взглядом полного уничижения.
   София Арнольдовна предпочла суп с «яичными цветами», помидорами и говядиной.
   Приступая же ко вторым блюдам, публика проявила не меньшую любознательность от чего добродушному, неизменно улыбчивому повару пришлось весьма долго и утомительно растолковывать, что «завтрак велорикши» это что-то наподобие наших макарон по-флотски, но только вместо обычного мяса тут применяется свиное сердце, соевый соус, рисовая водка и некоторые специи.  А блюдо «пьяная» курица называется так потому, что в течение недели курица находится в вине.
  Так же в ассортименте имелись: «Сосновые шишки» из пресноводной рыбы, утка жаренная с ананасом, креветки «Бабочка», «Львиные головы» с мясом краба и, цзяоцзы – китайские пельмени. Но самый большой восторг был вызван коктейлем «Шанхай».
   - Этот коктейль, - углубился в нюансы повар, - нужно готовить из варёного куриного мяса, шампиньонов, добавлять ананасы, майонез, несладкий йогурт, рисовое вино, горчицу и листья зелёного салата.  Но сперва я подготавливаю вазончики, как для шампанского, из прозрачного стекла на высокой ножке.   В них я кладу предварительно вымытые листья салата.  Затем нарезаю тонкими ломтиками куриное мясо, если грибы маленькие я оставляю их целыми и вместе с ананасовыми дольками, разумеется и с курицей, укладываю их горкой в вазончики.  После этого в отдельной ёмкости взбиваю до однородного состояния майонез, йогурт, вино и горчицу, с тем, чтобы по завершении обильно полить получившимся соусом каждую порцию коктейля.
   К концу такого смачнослюнного повествования все единодушным мнением решили отведать этого экзотического коктейля «Шанхай».
   Наслаждаясь вкусовыми качествами блюда, Кольт вдруг ощутила короткое, даже скорее робкое прикосновение к своей ноге, с внутренней стороны, чуть выше коленки.  Прикосновение состоялось мимолётным и могло показаться, что кто-то, переставляя или разминая под столом ноги задел её совершенно случайно.  Но в следующую секунду это мягкое прикосновение повторилось, на сей раз даже переросло в поглаживание.  Она прекратила жевать, как бы между прочим отвела  взгляд от вазончика, прогулялась ним сперва по столовой сервировке,  затем дальше. Напротив сидели двое: Лысеющий Родион Аггейевич и увядающая нимфоманка.  Мужчина откровенно наслаждался коктейлем. Он причмокивая жевал, отхлёбывал из бокала рисовое вино,  тщательно изучал присутствующие в вазончике ингредиенты, абсолютно не выказывая своей причастности к интимным намёкам в виде физического контакта.
   Эмма Ивановна же, отправив в рот кусочек ананаса, элегантно его пережевывала, приподняв маленький кругленький подбородок и устремив взор в потолок. Она смаковала и этим наслаждалась.  Хотя нимфоманка на Кольт  не смотрела, но Соне почему-то казалось, что та очень внимательно следит за ней боковым зрением, как бы изучая реакцию на происходящее.   Журналистка ещё секунду помедлила,  отдёрнула ногу, убрала  их обе под стул.  Женщину весьма интриговало это событие.
   «Что это, Родион исподтишка пытается привлечь её внимание?  Или белокурая Эмма проявляет свои лесбийские наклонности?  Ха, ситуация становится забавной». Размышляла на текущую тему София Арнольдовна, продолжая изучать поведение обоих сидящих напротив.  Те, в сою очередь, ни малейшими движениями не демонстрировали своей причастности к текущим событиям.  Теперь Кольт уже жалела, что в тот самый миг, когда чьи-то шаловливые пальчики коснулись её ноги, она быстро не посмотрела под стол.  Она даже начала незаметно коситься на сидящую по правую руку Шурочку.  Ей вспомнилось, что в начале обеда, когда она подавала девушке салфетку, та взяла её так, что своими пальцами коснулась пальцев дающей и, вроде бы как между прочим, на них задержалась. Распространённый мужской приём.  Но, в то мгновение когда Кольт косилась в сторону Шурочки, в глаза бросилась пышная причёска Эммы Ивановны. Её вдруг осенило! «Длинный белый волос возле подушки»!  Когда журналистка его обнаружила, ей сразу на ум пришел Густав.  Но теперь очевидно, что тот волос не мог принадлежать ему.  У горбуна длина волос едва достигает лопаток. А память назойливо твердила о том, что она видела волос раза в два длиннее.  «Вот так дела. – Продолжала размышлять Соня. – После обеда обязательно отыщу его на полу и проверю цвет.  У Густава волосы седые, с ржавым оттенком, а у этой фурии чистенькие, беленькие, с еле заметной желтизной».
   - А что друзья, - прервал её мысли голос Елены Станиславовны, - не устроить ли и нам свой собственный конкурс на лучшую мистическую историю?
   Родион Аггейевич перестал жевать. -  Что вы подразумеваете?
   - Ну, надо же как-то коротать время от чтения к чтению.
   - Так ясное дело, чем же вам ещё заниматься. – Отозвалась Шурочка.
   Кольт взглянула на девицу и увидела, что та, произнося эти слова смотрела на улыбающуюся нимфоманку и страстно облизывала свои пухлые губы.  «Так-так, - подумала она, - барышня своей ориентации не скрывает».
   - А мне идея нравится. – Вдруг поддержал Елену Станиславовну единственный мужчина за столом. Он  подмигнул Кольт. – Вы как, София Арнольдовна, примите участие в таком эксперименте?
   Она пожала плечом. – И каковы ставки?
   - Кто проиграет, проведёт ночь в постели с Еленой Станиславовной! – Радостно сморозила непристойность Шурочка и звонко расхохоталась.
   Слуги, которые стояли вокруг стола откровенно смутились: не говоря уже о гостях.  Эмма Ивановна пригубила вина, дождалась когда стихнет Шурочкин смех, заявила:
   - Александра ваше неординарное чувство юмора натолкнуло меня на мысль более глубокую и изощрённую.  Думаю, любопытнее будет поступить следующим образом:  Кто расскажет самую неинтересную историю, тот должен будет поцеловать в губы нашего неотразимого красавчика Густава.
   Кольт представила эту картину; вспомнив сюжет с мухой, и ей сделалось дурно.
   - Предлагаю проголосовать. – Продолжала Эмма Ивановна. – Кто за?
   Кольт не поверила своим глазам. Все кто сидел за столом, кроме неё, подняли руки!
   - Что же вы, голубушка, - обратилась к ней Эмма, - или вы с мужчинами не целуетесь? – Шурочка вновь расхохоталась.
   - Я не намерена принимать участие в вашем балагане.  А вашу колкость, на первый раз, я проигнорирую. – Кольт сверкнула в сторону юмористки таким зверским взглядом, что та мигом стёрла с лица язвительную ухмылочку.
   - Девочки, ну не ссорьтесь. – Взял на себя роль миротворца блондин. – Я предлагаю дать Софии Арнольдовне время подумать. Эта забава дело добровольное.
   - А кто будет судить наше соревнование? – Отозвалась седая еврейка. – Ведь всё должно быть по правилам.
   - Наши личные слуги! – Выпалил пришедшую на ум идею блондин.
   Спонтанное  рождение условий  было коллегиально поддержано, и все сошлись в единодушном мнении, что рассказывать истории будет удобнее в зимнем саду, за бокальчиком «Мартини» и сигареткой.  Кольт представилось любопытным понаблюдать за этим со стороны.  Так что она вместе со всеми, после обеда отправилась в то райское местечко, где  диковинные растения, в отличие от тех что она видела во дворе замка, были исключительно живые, с настоящими запахами.
    Компания расположилась на мягких диванчиках в окружении пышущей свежестью зелени, впрочем, щедро разбавленной яркими красками цветов всех мастей.  Слуги подали напитки, подкатили столики с сигаретницами, пепельницами и плевательницами.
   Первой рассказать свою историю вызвалась сама инициаторша этого микротурнира. Елена Станиславовна некоторое время медлила, как бы собираясь с мыслями. Она пафосно курила тонкую дамскую сигаретку и, с видом потомственной аристократки прикладывала к губам бокал с прозрачным вином.  Все смиренно ждали.  Взгляд Софии Арнольдовны неторопливо перескакивал с одного лица на другое и в голове зиждились мысли о том, что прошедшей ночью холопы Преподобного Нестора схватили двоих людей. А сам хозяин, хоть на то и не имеет права, вынес несчастным смертный приговор. Причём один из пленённых был из их общества.  Ещё вчера они сидели за одним столом, ели, пили, друг другу улыбались.  Но сегодня никто из развалившихся на этих диванах даже о них и не вспомнил.  Словно так и должно быть! Будто беззаконие в порядке вещей!
   - Ну, что же господа. – Отогнал сентиментальные умствования глубокий, с басцой голос Елены Станиславовны. – То о чём я намерена поведать произошло лично со мной, и произошло в действительности.  Мне тогда стукнуло тридцать, я была в разводе, без детей, полна сил, энергии.  А главное, я обладала жутким желанием насладиться всеми доступными прелестями жизни. О, неосмотрительная дева, разве могла я тогда знать, какими чрезвычайными обстоятельствами грозит моя праздность и торжествующий дух веселья.  Они отбросили меня на несколько десятилетий назад…   А впрочем, тогда я об этом ещё и не догадывалась.
  - А можно без всех вот этих нудных раздобырдов? – Отштамповала Шурочка с ненавязчивой порцией раздражения.
   Рассказчица в её сторону даже не глянула. – Я гнала свой автомобиль по заснеженной трассе, над головой сияла голубая даль, а на горизонте вырисовывались чудные надежды, от которых ликовала душа.   Неподалёку от Луганска есть один маленький провинциальный городок; шахтёрский посёлок. Его название я не стану афишировать, ибо боюсь, что по окончании нашего литературного турнира ваше  любопытство этим делом сможет навредить моим сокровенным желаниям вернуться в то время, из которого я была похищена самыми таинственными обстоятельствами: А в связи с этим и вернуть утраченную молодость.
   Так вот, я мчалась в тот город, дабы некоторое время провести у своей сестры, которая пригласила меня накануне в гости.  Несколько незабываемых дней  утонули  в самых изощрённых развлечениях.  Порой они и сейчас являются в радужных снах, как свидетельство того, что такое забыть невозможно.  Шикарные наряды, красивые элегантные мужчины, дорогие вина, необузданные эротические фантазии, исполнения которых стоило лишь только пожелать.  Ах, господа, то были чудные деньки.
   И вот однажды, сестра сослалась на какое-то неотложное дело, и покинула меня в пустой квартире саму.  Я, признаться, даже обрадовалась такому обстоятельству.  Именно этот вечер мне почему-то возмечталось провести в одиночестве, дать организму немножко отдохнуть от того бала жизни, который гремел вот уже несколько суток.  Но я отнюдь не собиралась оставаться в унылой квартире и скучать.  Я отправилась в город, побродить по вечерним, сияющим неоновыми огнями улицам, позаглядывать в магазинчики.  Я посетила превосходную цветочную галерею, парк аттракционов и, вволю нагулявшись, забрела в  весьма уютное кафе: С морозца выпить горячего шоколада. Я ещё не успела прикончить первую чашечку, как учтивый метрдотель начал ходить от столика к столику и вежливо напоминать посетителям, что кафе работает до двадцати двух ноль-ноль, и что у нас осталось не более десяти минут.  В принципе мне и этого времени было с избытком, так что уже минут через пять я стояла в фойе и ждала когда гардеробный подаст мою шубку.   В этот момент к стойке подошла молодая пара. Из их разговора я поняла, что ребята вкрай недовольны таким ранним закрытием кафе и лишь только гардеробный вынырнул из зарослей одежды на вешалках, юноша сразу полюбопытствовал, дескать, есть ли тут по близости увеселительное заведение работающее, по меньшей мере, до полуночи.  Пожилой мужчина, с рыжими усами и в зелёной фуражке почтительно подал мне шубку; придержав пока я влезала в рукава, а после занялся парочкой.  Пока я перед зеркалом застёгивалась и укладывала на голове платок, за спиной услышала тихий, вкрадчивый, и от этого таинственный голос.
   - Если вы, молодые люди, хотите весело и незабываемо провести эту ночь, вы можете посетить ночной бар «Феникс»; он работает круглосуточно.
   - А где он находится?  - Спросил обрадованный юноша.
   Голос гардеробного теперь и вовсе превратился в звуки чревовещателя. – Бар расположен на территории заброшенной шахты, за городом. Транспорт туда не ходит, только такси.
   Ну, что я вам могу сказать господа, слова старика заинтересовали меня до невозможности. Посудите сами: Загадочный бар, на территории какой-то заброшенной шахты, а главное голос, каким это было сказано.  Я даже не предала значения словам швейцара, который всё слышал и не преминул предупредить молодёжь, что лучше бы поступить куда благоразумнее и посетить упомянутое заведение днём, так как все считают то место гиблым и опасным. Я услыхала предостережение уже когда покидала кафе.  И, тем не менее, моё жаждущее приключений сознание уже было безнадёжно инфицировано такой заманчивой перспективой.  Поэтому, я лишь очутилась на ступеньках перед кафе, как сразу  начала взглядом искать свободное такси.
   Ехать пришлось весьма долго; скользкие дороги, местами заносы.  Но главное – темень!  Я бы в жизни сама не нашла обратной дороги.  Но это и заводило!  Та таинственность, которая  в моём сознании курилась вокруг заброшенной шахты и бара «Феникс» ещё более подстёгивала желание побыстрее туда добраться.
   - Прямо «От заката до рассвета»! – Вдруг взвизгнула радостным голосом Шурочка.
   - Не совсем. – Продолжала Елена Станиславовна. – Вопреки ожиданиям увидеть нечто яркое, красочное, шумное, наша машина очутилась возле чего-то тёмного.  Громоздкие корпуса угрюмо наступали друг на друга, а в свете фар застыли перекошенные железные ворота с двумя большими звёздами на створках.  Шофёр заглушил двигатель,  включил в салоне свет, выжидательно замер.   Я ещё с минуту, через лобовое стекло, изучала подозрительные виды, не вселяющие ничего весёлого, а затем спросила: Туда ли мы попали и где, собственно, сам бар?
   - Туда, кисуля, туда. – Загадочно улыбнулся он в ответ. – Войдёшь вон в ту калитку, тебя там встретят и проведут.
   Конечно, мой задор весьма ослаб после такого поворота событий, но отступать было не в моих принципах.
    Как и предупреждал таксист, во дворе шахты меня действительно встретил человек в старинном тулупе из овчины и шапке ушанке из куницы. Взмахом руки он подал знак следовать за ним. Хотя и нерешительно, но я пошла.  Тут, как и снаружи, торжествовала темень. Ни в одном окне не горел свет, и лишь одинокий прожектор, с крыши какого-то высокого бетонного бункера более менее освещал окрестности. Мы пересекли двор и дальше шли вдоль железнодорожной колеи, правда, гораздо уже обычной.  На пути нам попалось несколько вагонеток,  после которых, наконец, подошли к небольшому, одноэтажному, кирпичному зданию; за маленькими зелёными воротами которого скрывались рельсы.  В ворота мы не вошли, а вошли в боковую дверь; очутившись в просторном, светлом зале в котором совершенно отсутствовала отделка: Голые кирпичные стены, ребристый потолок из бетонных плит, а весь пол услан широкими полосами толстой резины.  В конце этого помещения имелась чёрная железная дверь из двух створок,  которую отворил передо мной мужик в тулупе.  Я тупо пялилась на просторную кабинку и соображала: «Это что, лифт? Но в таком случае, почему вместо зеркальных или пластиковых стенок тут одни ржавые решетки»?   Видимо уловив моё недоумение и смекнув, что я тут впервые провожатый пояснил, дескать, это обычная клеть,  в каких шахтёров опускают под землю, и она непременно доставит меня в бар, который находится на глубине шестисот метров.  Можете представить господа, в какое изумление я впала от такой экзотики.
   Эмма Ивановна поёжилась как от проникшего под одежду мороза. – Брр, какой ужас! Я бы ни за какие деньги не отправилась под землю на такую глубину. Боже упаси, меня и в обычном метро мутит.
   - И всё же азарт познать доселе мною невиданное взял верх над благоразумием.  Хоть и не совсем уверенно, но я шагнула в клеть, а   мужичонка в тулупе запер за мной двери. Первые несколько минут всё было тихо, после чего над головой пришёл в движение какой-то невидимый механизм, раздался жуткий скрежет; будто рвался металл.  Лифт начал спускаться.  Он с каждой секундой увеличивал скорость, перед глазами всё мелькало, всё проносилось так быстро, что я не успевала ничего заметить.  Вскоре спуск сделался таким стремительным, что казалось все внутренности подкатили к горлу,  а ноги вот-вот оторвутся от пола.  Впрочем, этого не произошло, клеть начала сбавлять скорость падения, и наконец остановилась.  Причём так неожиданно, что я чуть не грохнулась.  Только лишь я успела перевести дух и успокоиться – правда ещё были заложены уши – как  двери отворились.  Я натурально обомлела! Моё лицо начало заливать пунцой и затряслись коленки. Передо мной стоял полностью обнажённый мужчина, за исключением некоторой мишуры: Вокруг шеи галстук, на запястьях белые манжеты, а у основания члена маленькая чёрненькая бабочка. Красавчик имел отлично сложенное тело, а на его устах играла та обаятельная улыбка, которая способна свести даму с ума. Он держал перед собой маленький серебряный разносик на котором стоял бокал с шампанским.  Превозмогая истомную дрожь во всех своих конечностях я вышла из кабинки,  взяла бокал. Мужчина велел следовать за ним. Я осмотрелась и нашла, что пребываю в огромном полукруглом тоннеле, освещенном тысячами факелов. В воздухе струилась лёгкая симфоническая музыка,  курились сладкие запахи.  Толи от этих странных запахов, толи от шампанского – что вряд ли -  а может и от чертовски привлекательного, возбуждающего вида идущего впереди меня голого мужчины, но я стала ощущать некоторое головокружение.  Впрочем, головокружение улетучилось, как только мы оказались у маленького, почти детского паровозика: С открытыми вагончиками и маленькой, вероятно электромашиной, которая должна была тянуть весь состав. За рулём, образно выражаясь, ибо вместо руля имелись рычаги и кнопки, сидел ещё один обнажённый мужчина и улыбался такой же умопомрачительной улыбкой.  Я ещё тогда подумала, что этих жеребцов, скорее всего, обучает улыбаться один и тот же наставник. Мне помогли взойти в первый вагончик. Я присела на деревянную скамью, паровозик зажужжал - мы тронулись. Как только началось движение, я обратила внимание, что по всем стенам тоннеля, в промежутках между факелами висят картины принадлежащие кисти портретиста.  Я спросила у возницы, что за люди запечатлены на полотнах?  Он пояснил, что это лики тех шахтёров которые погибли в шахте когда она ещё работала.
Мне стало интересно, и я попросила остановиться.  Картины ничего особенного собой не представляли.  Я осмотрела их несколько, но не нашла ничего выдающегося. Правда, меня поразило одно лицо; широкое, скуластое, с длинными чёрными усами, у которых края были чудаковато закручены вверх. Мне показалось то лицо до боли родным и милым. Понимаете?  Не просто знакомым, а таким с которым могут быть связаны самые тёплые воспоминания.  К сожалению у меня опять началось головокружение, я вернулась в вагончик и мы продолжили путешествие.  Мы сворачивали то вправо то влево, то взбирались в гору, а то стремительно мчались вниз.  И вот, электровоз очутился в огромной, с высокими сводами пещере, залитой разноцветными огнями и грохотом музыки.  То был настоящий подземный ресторан; с многочисленными рядами заполненных людьми столиков, с эстрадой, с  танцевальной площадкой. У дальней стены пещеры наблюдался бар. С потолка на толстых цепях свисали железные клетки в которых исполняли эротические танцы обнажённые люди обоих полов.  Мимоходом взглянув на одну такую клетку у меня спёрло дыхание: Там происходил настоящий половой акт! Но тут ко мне подскочил тощенький вертлявый официант.  Ёрзая с места на место – точно шило в заднице – пригласил следовать за ним.  Он усадил меня за свободный столик, вручил меню и скрылся. Другой официант принёс шампанского. Чуть пригубив я, было, вознамерилась углубиться в изучение предлагаемых яств, как из общего шумового фона отчётливо начал выделяться приятный мужской голос, который обращался именно ко мне. Я подняла голову и увидела, что возле столика, спрашивая разрешения присесть, стоит тот самый волнительный красавчик, который встретил меня у лифта. Правда, теперь на нём идеально сидел чёрный смокинг. По моим внутренностям вновь прогулялась пьянящая волна сладкого трепета и, я позволила ему присесть.  Я думаю, нет смысла вдаваться во все нюансы нашего совместного застолья и уж тем более перечислять дегустируемые блюда. Я только отмечу, что на протяжении всей трапезы с нетерпением ждала, когда же Манфред – так он представился – осуществит конкретное предложение.  И...  дождалась! Он повёл меня в боковой тоннель, не такой широкий как предыдущий, однако вполне удобный для передвижения.  Там царствовал полумрак, посетителей видно не было,  отсутствовали снующие официанты. Мы зашли в какую-то маленькую пещерку, где горел всего один факел. Стены переливались искрящимся углем, а полы неведомый дизайнер услал шикарными коврами.  Я не ведаю сколько времени мы предавались обуявшей нас страсти. Мой любовник оказался неутомимым, он покрывал меня без устали, делая каждое соитие более продолжительным, более страстным, и порою мне казалось, что я вот-вот лишусь рассудка.  И вот, совершенно обессилев мы заключили друг друга в объятия и уснули.
   Проснулась я от холода. Я лежала совершенно голая на своих собственных вещах. Где-то рядом капала вода, а в нос ударил мерзкий запах сырости.  Я пошарила вокруг руками но рядом никого не оказалось. Исчезли даже ковры. Было темно.  Абсолютно не соображая, что происходит, я натянула шубу и, нащупав в кармане зажигалку, попыталась осветить окружающее меня пространство. О ужас! Никаких, даже намёков на присутствие людей: Ни голосов, ни музыки, ни факелов, ни ковров, ни пустых бокалов и бутылки из-под шампанского, которые мы с собой прихватили.  НИЧЕГО! Только сырость, какие-то обломки брёвен, доски, глыбы угля и... кап, кап, кап. Теперь я точно пребывала на грани помешательства. Вы только вообразите мои тогдашние ощущения и мысли.  Первые минут тридцать я верещала что истеричка. Я звала на помощь, я рыдала навзрыд, но всё тщетно.  Тогда, более менее взяв себя в руки, я оделась и попыталась развести огонь.  К сожалению у меня ничего не получилось. Что же оставалось делать?  Я решила самостоятельно отправиться на поиски выхода.  Точно не могу сказать, сколько дней провела в тех кошмарных лабиринтах прежде чем меня полумёртвую от голода и жажды обнаружили шедшие в лаву «грозы».  Когда я увидела в вдалеке свет от нескольких коногонок, то справедливо уверовала, что уже в аду и по мою душу идут черти.  Кричать не было сил, и я тихонько расплакалась.  Но, узрев сквозь слёзы взволнованное лицо первым подошедшего шахтёра, ещё более утвердилась  в своих догадках, ибо таращилось на меня именно то скуластое лицо с портрета, с чудными усами.  Короче говоря, меня уже в бессознательном состоянии подняли наверх и поместили в больницу, тут же, при шахте.  Когда я стала приходить в себя от голодного обморока, я начала замечать, что вокруг моей койки крутится слишком много людей в белых халатах, которые  задают странные вопросы. А главное: Каким образом я попала в шахту? Скрывать я ничего не собиралась, поэтому  рассказала всё как было.  После этого меня каждый день и по нескольку раз на день спрашивали о том же но разные люди, и я всем рассказывала свою историю. И что вы думаете? Меня перевезли в психушку, где  почти год держали  взаперти. Я требовала, чтобы вызвали мою сестру и родителей, требовала мобильный телефон, но люди в белых халатах только выкатывали глаза и пожимали плечами. А по поводу родителей утверждали, будто вообще не могут их найти. Затем стряслось совершенно необъяснимое.  Вернее стряслось оно той ночью, когда меня понесло в проклятый бар «Феникс». Один из санитаров принёс газету, где помещалась статья о небывалом случае произошедшем на одной из шахт региона. Шахтёры обнаружили, неизвестно каким образом попавшую под землю, женщину. И фотография того человека, который первым меня нашёл. Это был тот широколицый усач.  Но когда я глянула на дату выпуска газеты, у меня всё померкло: Газета была тридцатилетней давности! Я ещё долго приходила в себя от шокового потрясения. Тогда мне стало очевидным, что никаких сотовых нет и в помине. Что бара «Феникс» ещё не существует, и до закрытия шахты ещё ой как далеко. Естественно, я начала вести ту игру, которая была мне выгодна, и спустя несколько месяцев удалось покинуть больничные застенки.
   Первым делом я отправилась в тот город. Там всё выглядело по-другому. Дом, в котором проживала моя сестра, ещё отсутствовал даже в проекте, а на его месте садовой зеленью буйствовал частный сектор. Но что мне оставалось? Я продолжала жить. И вот теперь, прозябая в том мрачном городе, я внимательно слежу за таинственной шахтой, которую, кстати, уже закрыли в виду чрезмерной смертности шахтёров  от несчастных случаев; то и взрывы газа и обвалы. И мало того, один из местных олигархов собирается открыть там бар… Не догадываетесь какое название он придумал для своего детища?
   Елена Станиславовна умолкла.  Никто из присутствующих попервой не решался прервать  тишину.  Кто-то задумчиво цедил вино, кто-то с таким же видом курил.  Кольт украдкой обозрела публику. Ей почему-то сделалось смешно, ибо те серьёзные мины, какие корчились на лицах людей,  создавали впечатление безоговорочной веры во все, такие нелепые, россказни.
   Первым нарушил паузу блондин. -  И каковыми вы планируете свои дальнейшие действия, когда бар будет открыт?
   Елена Станиславовна ждала такого вопроса, поэтому ответила не задумываясь. – Я обязательно туда наведаюсь и отыщу Манфреда.
   - О-ох, неугомонная старушка. – Лукаво щурясь, с недвусмысленным намёком потрясла пальчиком Шурочка. – Никак не можете забыть того жеребца?
   Видимо от этой девицы женщина ничего другого  не ожидала, поэтому и не смутилась. – Увы, Александра, просто с его помощью я надеюсь, если уж не вернуться в своё время, то хотябы пролить свет на те мистические обстоятельства в связи с которыми всё тогда так таинственно получилось. Путешествие во времени - штука забавная.
   «Ну, довольно. – Решила Кольт и встала с дивана. -  Слушать эти байки конечно интересно, но мне ещё нужно кое-что сделать».
   - Вы нас покидаете? – Удивилась Эмма Ивановна, внимательно отслеживая  действия журналистки. Кольт заметила в её взгляде что-то схожее с взглядом похотливого мужика.
   - Если вы намерены донести до моего сведенья ещё какую либо трагедию подобного репертуара, то смею уведомить, что всё выше услышанное не произвело на меня должного впечатления.  – Она с суровым видом повернулась к служанке. – Люсиль ступай на кухню и принеси в мои покои стакан тёплого молока и печенье.
   Соня услышала за спиной тихое ехидное хихиканье Шурочки, но не соизволила вдаваться в скабрезности: Она  покинула сие оазисное озеленение с гордой осанкой, и высоко поднятой головой.
   Келья пребывала в обычной тишине и сумраке.  София Арнольдовна зажгла основное освещение и принялась осуществлять задуманное. Она так скрупулёзно – в поисках волоса – осматривала прикроватный коврик, стоя на четвереньках и едва не касаясь густой ворсы носом, что даже не заметила, как отворилась дверь и на пороге, в изумлении застыла Люсиль: На разносе девушка держала заказ,  учащённо хлопая ресницами.
   Кольт как ни старалась не могла отыскать тот проклятый волос, что начинало  раздражать.  Она опомнилась лишь когда служанка робко прокашлялась, желая, наконец, обратить на себя внимание.
   Раскраснев щеками Соня живо поднялась. – Ну и, чего застыла? Поставь на столик и можешь быть свободна.
   - Вы что-то потеряли? – Задала девушка вопрос, направляясь к конторке.
   Такое любопытство настораживало. – С чего ты взяла?
   Люсиль поставила заказ, вернулась к двери, посмотрела на Кольт. – Вы что-то искали на полу, вот я и подумала…
   - Что ты подумала?
   - Что, вероятно, смогу вам помочь.
   -  Каким же образом?
   - Чтобы вы не потеряли, но, именно там его не было... я это отлично запомнила.
   Кольт ощутила, как начинают гореть уши и щёки. – Послушай Люсиль, твои загадочные бредни начинают меня нервировать. Я никак не возьму в толк; о чём ты пытаешься меня проинформировать?
   Девушка прятала глаза и дрожащими пальцами мяла краешек белого передничка. – Я прошу прощения за неуклюжесть моей речи… - Она запнулась.
   - Да говори же, тюхтя, ты меня изводишь!
   - Просто, когда я сегодня убирала вашу комнату, на том месте, где вы что-то искали, абсолютно ничего не было. – Казалось, Люсиль сейчас разревётся.
   Кольт подступила к ней вплотную. – Ты говоришь, убирала?
   Та не поднимая глаз кивнула.
   - Что-то я не припомню, чтобы ты сегодня вообще переступала порог моей спальни; кроме как сейчас.
   - Наводить порядок в комнатах наша ежедневная обязанность.
   - Не лукавь, негодная, мне плевать какие там у вас обязанности. Я желаю немедленно знать, когда ты здесь сегодня успела побывать?
   Девушка жалобно всхлипнула. – Пока вы вместе с остальными находились в зимнем саду.
   - Да как же ты посмела покинуть свою опекаемую особу, если слугам было определено внимательно слушать, а затем рассудить, чья история самая неинтересная.
   - Но вы же София Арнольдовна отказались от участия в этой забаве.  Следовательно,  моё присутствие было излишним.  Я воспользовалась свободной минутой, пришла сюда, смахнула везде пыль, пропылесосила и произвела уборку ванной комнаты.
   Пока Люсиль отчитывалась, глаза Кольт расширялись всё больше и больше.  Вспыхнув по всему лицу багряными пятнами она поставила руки в боки, раздула ноздри. Если бы служанка этого не заметила она бы возможно и дальше продолжала бубнить о проделанной работе но, в испуге замолчала и приготовилась услышать нечто страшное.
   Кольт поняла, что наконец-то наглая особа даёт и ей вставить словечко, и злобно прошипела:
   - А как же ты, дорогуша, сподобилась проникнуть в мои покои, если дверь была заперта на ключ, который всё время находился у меня в сумочке?
   Люсиль облегчённо выдохнула. – В сборной для прислуги есть стенд, на котором висят дубликаты ключей от всех номеров: Мы работаем по гостиничному принципу.
   Обезоруженная Кольт не знала что сказать. Она ещё несколько секунд дико повращала зрачками, а затем бесцеремонно выставила Люсиль за порог, наказав более  не тревожить.  Но непременно, за час до начала очередного чтения явиться и сообщить.
   Более часа героиня нашей истории провела в глубокой медитации. Она больше не желала обо всём этом думать, тратить нервы и ломать голову, теряясь в тысячах мыслей; как связанных с происходящим, так и совершенно безобидных, путающихся меж главных и от этого мешающих сосредоточиться на чём-то конкретном.   Правда по завершении успокоительного аутотренинга  Соня всё же предприняла ещё одну, но опять безрезультатную, попытку отыскать тот потайной механизм, который служит ключом для открывания сокрытой за картиной двери. Она настойчиво перепробовала всё тоже, что в первый раз и даже сверх того.  Упрямая дверь, увы, оставалась такой же неприступной.
   Как и было велено Люсиль явилась за час до начала чтения и застала Кольт нежащуюся в ванной из пены.  Она крикнула через дверь, что к назначенному времени будет готова, и пальчиками ноги отвернула краник с красным колпачком: ей захотелось добавить кипяточку. 
   Сегодняшней ночью свою фантазию должен был поведать её бывший супруг, и это обязывало к более приподнятому настроению.  Теперь, когда сознание твердило, что помощи ждать неоткуда, оставалось уповать на твёрдость несторовских заверений о невозможности фальсифицирования судейского вердикта и надеяться, что Дима сумеет своим творением тронуть сердца людей от которых зависит его жизнь и  её будущее.
   Кольт пребывала уже при полном параде, однако прежде чем покинуть апартаменты остановилась перед «Купальщицей» и на минуту занырнула в омут воспоминаний: Когда её коса ещё спадала до поясницы, а рядом неизменно присутствовало плечо, на которое можно было опереться.  В груди штормовало волнение. Казалось, что сегодняшняя ночь решающая, что от Диминого выступления зависит всё. Соне захотелось подбодрить саму себя, и она вспомнила, как это делал Татаркин.   Когда он видел грусть в облике своей обожаемой Софи, он с детским задором жал пальцем на кончик её носа и весело пипикал. От этого воспоминания у женщины потеплело в душе.  Она потянулась к картине, нажала купальщице на кончик носа, и произнесла: - ПИП! В следующую секунду стряслось непредвиденное: За картиной что-то тихо щёлкнуло, и рамка с одной стороны отошла от стены! Чуть-чуть, на сантиметр, не больше, но Соне уже казалось, что земля уходит из-под ног и не хватает воздуха.
   «Так вот в чём секрет картины! – Грохотало в голове победным маршем. – Но чёрт возьми, тот кто сие смастерил, в годы нашего с Димой супружества был одним из наших близких друзей. Кто же из посторонних мог знать об этом «пип»!?  Кто мог видеть те ребяческие выходки мужа»?
   Внезапно в дверь постучали.  Люсиль даже не успела ничего сказать, как услышала грубый рык из комнаты.
   - Сейчас иду! Жди возле зеркальной шкатулки.
   Кольт надавила на отошедшую часть рамки.  Издав идентичный щелчок, дверь закрылась.
   - Пи-ип! – Ещё раз нажала она на свой собственный нарисованный носик.   Картина вновь отошла от стены на сантиметр. – Браво Кольт! – Вырвался возглас радости и, в очередной раз заперев потайную лазейку она направилась к выходу. Теперь в голове крутился калейдоскоп из образов.  Журналистка пыталась сопоставить лица увиденные в замке с лицами из прошлого. Впрочем, не находя желаемого соответствия, она снова закручивала хоровод портретов былых знакомых но всё с тем же результатом.  Соня так увлеклась этой затеей, что даже не заметила, как очутилась на балконе, сидя в своём кресле.

    После уже привычного ритуала начальной фазы очередного слушания, наша героиня совершенно переменила свои настроения, чему главной побудительной причиной послужило лицезрение своего бывшего супруга среди вышедших в зал авторов.  София Арнольдовна вновь ощутила те волнительные, благоговейные нотки души, которые заставляли переживать за своего конкурсанта.  Она решила своё новое открытие – причём открытие, как в прямом, так и в переносном смыслах – оставить на потом. Сейчас главное выступление Татаркина.
   Дима казался бодрым и жизнерадостным.  Он улыбчиво посмотрел в сторону затенённого балкона, взмахнул короткой челкой, весело подмигнул; как показалось именно ей. Будто он знал, где сидит его бронзовая Софи,  от чего у женщины на душе стало ещё теплее. Она даже в ответ махнула рукой, хотя отчётливо понимала, что этого жеста ему видеть не дано.
   В преддверье читки Нестор повторил свой искромётный выход с летанием под куполом. И, как в первый раз, на ясном небосводе, по его велению сползлись тучи, заблестели корявые лучи,  громыхнул оглушительный раскат.  А после возгорания ритуальной чаши всё стихло, тучи шустро разбрелись и сияющие россыпи далёких звёзд, во главе с белой луной, вновь открылись всеобщему обзору.  Наблюдая это потрясающее зрелище вторично, Соня в подсознании чувствовала, что такого не может быть. Она не являлась тем человеком, который слепо верит в подобные наваждения.  Но та непогрешимая реальность, с которой всё происходило, даже не ошеломляла – Она пугала! Пугала, словно нечто превосходящее разум, непостижимое уму, а значит - повелевающее.  Женщина упорно не хотела верить в сверхъестественные способности этого таинственного человека. Она противилась этому.  Однако то, как он это делал, с какой нерушимой уверенностью и правдоподобием, сеяло чувство трепета, точно чего-то низшего перед чем-то высшим.  А если присовокупить сюда имеющиеся в распоряжении журналистки факты, добытые собственными усилиями…  Всё это впечатляло и колебало устоявшиеся понятия о реальном восприятии общепринятого мировоззрения на рассматриваемую тему. Слушать чьи-то мистические фантазии, видеть во сне кошмары: какие там колдуны, медиумы и ведьмы, которые только и напускают туману мудрёными фразами и определениями.  Это же полнейшая чушь! Бред сивой кобылы!   Но то, на что смотрели глаза и то, что слышали уши, наводило на мысли отнюдь не радужного мировосприятия.
   Следующим участником, которому предстояло блеснуть мастерством пера и разгулом фантазии – как нам уже известно – был Дмитрий Сергеевич Татаркин; по чьему внешнему виду трудно было утверждать, что он нервничает или хотябы переживает.   Смиренно дождавшись от Преподобного Нестора персонального приглашения, автор не торопясь поднялся и в сопровождении чинных телодвижений, ровным, отрепетированным голосом объявил название своего произведения: «ОБРАТНАЯ  РЕАКЦИЯ».  Затем степенно обвёл уверенным взглядом всех сидящих за столом, чуть дольше задержал взгляд на хозяине замка, и лишь после этого принялся читать.
   С самой первой минуты, как только «Зал шёпота» наполнился зычной дикцией двухметрового гиганта во фраке, и до того момента, как ним было произнесено последнее слово, неподвижная  Кольт слушала словно зачарованная; стараясь не пропустить ни одной фразы. Её лицо то озаряла добродушная улыбка, то маска нервного напряжения, а порой – в особо печальных местах – немые слёзы блестели на щеках в отблесках ритуального огня. Женщине так понравилась история её бывшего супруга,  которая, по вспыхнувшему впечатлению, казалось, не шла даже ни в какие сравнения с его тогдашними слюнявыми опусами, что после затихания последних звуков красивого мужского голоса Соня не удержалась и отчаянно захлопала в ладоши.  Этот бурный всплеск восхищения поддержали почти все присутствующие. Исключение составили лишь Преподобный Нестор и его «адъютант» Густав. Эти два субъекта с ледяным спокойствием дождались окончания оваций и без малейших эмоций приступили к завершающей стадии церемонии.   








                С   Ю   Ж   Е   Т   -   4





       З А Г А Д О Ч Н Ы Е         П Р О И С Ш Е С Т В И Я.





………………………………………………………………………………………

                Положим и пребывала София Арнольдовна после прочитанного Татаркиным в эйфорической невесомости, однако вернувшись в свои апартаменты первым делом бросилась проверять потайную дверь за картиной.  Кольт почему-то казалось, что в её отсутствие тут непременно кто-то побывает. Впрочем, опасения оказались напрасными.  Сигнальный волосок, её собственный, поблёскивал из тени в нетронутом состоянии.   Она высмыкнула его из чёлки и, предварительно мазнув края бесцветным лаком для ногтей, приклеила одним концом к ситцевой обивке стены, а вторым к холсту.  В той ситуации, в которой она очутилась никакая приподнятость настроения не могла помешать первостепенному стремлению захватить контроль за событиями.  Пока она ним не владела, она чувствовала себя уязвимой, и в мозгах доминировало лишь стремление борьбы; за независимость, за свободу, за жизнь.
   С такими мыслями Кольт и приступила к действиям, а разгадка потайной двери придала ещё большей уверенности.
   - Значит, в моё отсутствие сюда никто не заходил: Это радует. –  Она  погрузилась в кресло качалку, и принялась размышлять о дальнейших своих шагах. «Непременно побывать в недрах того потайного мира, вход в который всего в двух шагах? Да, да, да!  Но как это осуществить с минимальным риском?  Как не навлечь на свою головушку ещё большей угрозы?  В этом замке всё так и дышит враждебностью.  Один неверный шаг и всё, дальше холодная пропасть. – Блестящий взгляд прошвырнулся по комнате и замер на «Купальщице». – Ах, чёрт! Я же так и не пришла ни к какому заключению по поводу этого «ПИП».  Память на лица у меня отменная, но я, право, даже теряюсь, что и думать?  Здесь, в этих угрюмых стенах мне ещё не встречался человек из нашей с Димой молодости.  А трюк с носом, конечно, мог самопроизвольно родиться в голове того, кто заказывал мастеру секрет отмыкания двери.  Но такое, с позволения выразиться, незаурядное совпадение»?
   Соня ещё с минуту буравила взглядом картину, как вдруг от души шлёпнула себя по лбу.
   - Вот балда! – Она вскочила с кресла,  направилась к «Купальщице». – А причем тут вообще это «ПИП»?
   Рука дотянулась до нарисованного носа,  палец энергично нажал на его кончик.  Заветное слово она не произнесла. Под пучкой пальца что-то вдавилось и хрустнуло, после чего дверь щёлкнула и приоткрылась.
   - Ха! Впечатлительная тупица. – Наградила она сама себя зычным эпитетом. – Конечно же это совпадение.  Потайной ход отмыкается и без всякого дурацкого озвучивания.  Отчасти, элементарный приём.
   Повернувшись к картине спиной и закусив ноготь на большом пальце Кольт вперилась взглядом в  продолжающее покачиваться кресло.  «Ну что, отважная Софи, может сейчас и отправишься»?  Поинтересовалась она у своего второго «Я».  В данный момент журналистка была переполнена решимости, и ей жуть как не терпелось побывать за таинственной дверью. Её тянуло туда словно магнитом.  Снедаемая любопытством она уже принялась, пыхтя и охая, отодвигать громоздкую конторку, но внезапно остановилась и впала в безмерное глубокомыслие.  Попытка отвратить себя от этого скоропостижного решения изобличала здравость суждений и хладнокровие, что свидетельствовало: Кольт сумела развеять искусственно нагнетаемый туман психологического гротеска. Она заарканила-таки свою волю и разум, начав мыслить весьма разумно.
   «Ужели я поступаю безрассудно?  Ведь мне теперь известно с какой стороны ждать беду, а я вознамерилась совершить очередную ошибку. Боже, я ли это?! – Соня вернулась в кресло. – Ну уж дудки, милая Софи, пожалуй я сочту сие опрометчивым поступком, ибо какое-то шестое чувство шепчет…  О.., оно настойчиво шепчет, что этот преподобный монстр нынешней ночью возжелает посетить ту, которую он определил в будущие наложницы».
   Кольт сощурила краешки глаз и цыкнула зубом. – Негодяй, я не подарю тебе того отрадного утешения, которого тебе хотелось бы.
   «Ведь если нарушение тех табу, которые определил властелин замка для остальных, влекут за собой смерть, то для меня это окончательное рабство.  Беспрекословное подчинение воле вероломного господина.  И попадись я ему сейчас, в секретном потайном ходе, Нестор с величайшим удовольствием, не дожидаясь окончания турнира овладеет мной, грубо и бесцеремонно.  А Дима? Ведь его могут убить»!
   Кольт во мгновение ока очутилась возле картины и решительно захлопнула дверь.  Она ещё тщательнее забаррикадировала её конторкой и утвердила осуществить свой план после визита Преподобного Нестора; ибо так ей казалось, этот план был единственно правильным.  А в том, что хозяин замка явится и сегодня, не возникало ни малейших сомнений.  Впрочем, и в его наискорейшем уходе, так же недоверий не присутствовало.
   Она похлопала по деревянной поверхности конторки. «Нестор попытается войти, это ему не удастся, - женщина щёлкнула пальцами, - и не солоно хлебавши отправится восвояси. – В её взгляде искрилась ледяная самоуверенность. – А уж затем я непременно отправлюсь на постижение зловещих таинств этого угрюмого логова.   Хоть я и не чувствую себя под охраной законов человеческого гостеприимства, всё же мои журналистские расследования всегда были сопряжены с определённой степенью риска».
   Соня начала переодеваться. – Кто не рискует… - Она хотела продолжить известное изречение традиционно, однако передумав, спустя секунду прорычала: - Тот болван!
   Серебристо-синее вечернее платье упало на спинку кресла, чем  возбудило лёгенькое покачивание.
   Как предчувствовала Кольт, так всё и случилось. Лишь успела она принять холодный душ и лечь в постель, как в стенах вновь послышались шорохи.  Они со скрупулёзной точностью повторили звуки и их направления прошлой ночи и, затихли в стороне картины.
   «Демон выползает из своей норы». Проползла в сознании серая мысль. Соня вцепилась пальцами в одеяло,  тревожно всмотрелась в своё нарисованное обнажённое тело.  Сердцебиение участилось, в животе запекло, по вискам прогулялись мурашки. Блекло мерцающее, в сумраке комнаты, изображение купальщицы пока не двигалось.   Спустя секунду до её обострённого слуха донёсся тихий щелчок и глухой удар. Это рамка картины стукнулась о конторку. Тишина.
   «Вероятно кумекает, что это было»? Соображала гостья, ожидая дальнейшей развязки.  Ей безумно хотелось услышать щелчок захлопнувшегося механизма и шорохи в обратном направлении, однако гнетущая тишина изводила на нет все сокровенные чаянья, и колебала надежду на лучшее. 
   По-видимому, Нестор  действительно не ожидал такого хода со стороны своей заложницы и теперь размышлял: Как поступить?
   Всё это время, вслушиваясь в тишину Кольт тряслась под одеялом.  Но вот вновь раздался стук дерева о дерево.   Женщина ощутила, как тоскливо заныло сердце, так как следом за этим тишину будуара пронзил душераздирающий писк.  Это получалось в виду трения ножек конторки о лакированный паркет.
   «Святая Богородица! как же я упустила такую возможность»?  Пылала в голове авантюристки невыносимая мысль. Конечно, ведь Преподобный Нестор, с его комплекцией, отнюдь не был человеком немощным.  Он налёг на дверь и теперь пытался с её помощью отодвинуть тяжёлый предмет мебели. Кольт готова была разреветься, все  старания выявились напрасными, расчёты бездарными.  Она облажалась и это уничтожало приобретённую недавно самоуверенность в прах. Оно превращало торжество твёрдости духа в зыбучий песок, седой пепел всё той же обречённости и неспособности противостоять силам агрессии.
   А тем временем зловещий писк выворачивал душу на изнанку. Этот звук рождал в женском сознании рокот несмазанных деталей гильотины, в тот момент, когда неумолимый палач приводит в исходное положение широкое, тяжёлое лезвие.  Кольт неслась на гребне шокового состояния.  Но.., вот.., писк прекратился… Теперь она услышала шуршащую возню за картиной.   Она сосредоточилась ещё больше, подчинила себе все имеющиеся в распоряжении человека слуховые возможности и поняла: «Нестор пытается протиснуться сквозь образовавшуюся щель»!   Он гневался, рычал.  Впрочем, тщетно. Ему что-то мешает, что-то не сложилось в намерениях и теперь, хозяин замка лишь злобно сопит, не прекращая безуспешных попыток просочиться в опочивальню той прелестной дамы, которую возжелал. Соня с замиранием сердца лежала в постели боясь даже пошевелиться. Теперь в её чудной головке торжествовал шабаш сумбура.
   «О, Боги, вы проявляете благосклонность к своей рабыне. Вы не покинули меня на произвол судьбы! Вы помогаете мне!  Я знала, что не буду брошена на милость этого разнузданного дьявола в человечьем облике»!
   Теперь до неё дошло, что в комнате вновь царит тишина.  Предаваясь восхвалению богам, она пропустила, что же теперь? Ушёл ли Нестор?  Удалось ли ему проникнуть в покои?  Впрочем, случить именно это, он наверняка был бы уже рядом.
   Соне достало мужества покинуть ложе и отправиться посмотреть, но внезапно тишь пронзил знакомый голос.
   - София, подойди и стань подле меня. – Та тихая вкрадчивость, с которой сие было изречено, походила скорее на заклинание гипнотизёра, нежели на просьбу.
   Кольт застыла по середине комнаты в нерешительности.  Голос доносился из-за картины, что означало: Нестору она не доступна. Во всяком случае сейчас.
   - С какой стати мне тебя слушать? – Полуобнажённая шатенка почувствовала сквознячок уверенности. – Я прибыла на это специфическое состязание не для того чтобы…
   Нестор заскрипел зубами, однако продолжал твердить сдержанно, придавая голосовой интонации повелительного шарма.  – Прошу тебя подойди, внемли словам моим, ибо сие есть истина.
   - И не подумаю! – Отрезала Кольт. – Мне тебя и отсюда превосходно слышно. – Голос за картиной натужно простонал. – И вообще убирайся, я желаю отдохнуть. А ежели свербит со мной поговорить, так приходи днём. Пригласи даму, к примеру, в зимний сад, на кофе. Там и побеседуем. – С каждым словосочетанием она наращивала мощь своего голоса. – Это же в высшей степени не прилично, вот так вероломно врываться в покои леди да ещё затем, бесстыдно её лапать. Да я сейчас такой визг подниму, что сюда сбежится вся твоя дворня, и тогда все узнают какова сущность их обожаемого хозяина!
   Исполняя свой обличительный речитатив, Кольт запыхалась и, преследуя цель одышаться, смолкла. Из-за картины доносилось тяжёлое сопение.  Журналистка смекнула:  «Нестор пребывает в нерешительности». И вдруг, этот невидимый призрак пришёл в ярость.
   - Ну ты ещё об этом пожалеешь! – Казалось, слюна летит во все стороны. -  Ты, София Кольт, ты как вампир, ты воруешь сердца, а затем безжалостно ними жонглируешь, терзаешь души.  Но увы, моя милая, со мной этого не выйдет.  Я клянусь, что ты сама приползёшь в мои объятия! – Он влепил кулаком в стену. – Да будет так!
   Потайная дверь захлопнулась,  ускоренное шуршание проделало обратный путь, растворилось  за ковром у кровати.
   Мороз прогулялся по её спине. Кольт дрожала стоя посередине комнаты и понимала, что взбесила зверя. Теперь его следовало опасаться вдвойне.
   - Ну, уж не-ет, действовать и только действовать. Необходимо найти Диму и бежать из замка.  Чёртов генерал, чёртовы амбиции, чёртов рейтинг, чёртова работа! – Женщина плюхнулась в кресло. -  И дёрнула же меня нелёгкая самой сунуться в пекло. Проклятье! – Она вдруг вскочила,  стремительно пересекла комнату. Клацнул выключатель.  Кольт подошла к конторке.  Та была наискось отодвинута от стены, сантиметров на двадцать. Взгляд упал на пол. – Ах, вот оно что… - Один брусок паркета был небрежно уложен и выступал над остальными на пару-тройку миллиметров, не более. Но этого вполне хватило, дабы уперевшись в него ножкой конторка уже не сдвинулась ни на дюйм.
   - Что же Нестор, гневайся не гневайся, гнусный ублюдок, а меня тебе так просто не заполучить. – С такими словами она принялась отодвигать конторку на прежнее место.

    В потайном ходе свирепствовала темень, хоть глаз выколи. Тут гулял сквознячок и присутствовал стойкий запах омелы.  Соне не нравился этот запах, но именно он, почему-то внедрял в сознание некоторое спокойствие.  Видимо в подсознании отпечаталась та сцена, когда она, дрожа от страха – боясь быть пойманной – проникла в карету Нестора, где  впервые столкнулась с этим запахом лесного паразита.  Тогда с ней ничего дурного не случилось, разведвылазка прошла успешно, а следовательно и запах этому сопутствующий отпечатался в мозгах как положительный эскорт удачи.  Впрочем, одинарный случай еще не твердил о закономерности.
   Стены тут имели шершавую поверхность, а под ногами, что-то шуршало; не то мелкая галька, не то подсыпка из шлака. Проход оказался таким узким, что идти представлялось вкрай неудобно; приходилось всё время одно плечо держать впереди, а второе отводить назад.  Кольт переставляла ноги очень осторожно, а вытянутая перед собой рука вскоре упёрлась в такую же шершавую стену. «Поворот под девяносто градусов». Смекнула она и свернула влево, но, осуществив четыре шага, вновь упёрлась рукой. «Это что, тупик»? Мелькнула первая мысль при обшаривании пальцами стен со всех трёх сторон, однако тут же до неё дошло – преграждало  путь окно.  Кольт присела.  Не прекращая ощупывать пространство, преодолела и этот рубеж: Постоянно цепляясь волосами за что-то шершавое.  Видно ничего не было но, тем не менее, женщина успешно миновала ещё два поворота под прямыми углами, а спустя короткий промежуток времени наткнулась на развилку.  Один ход уводил влево, а второй, соответственно, вправо.  И из этого, правого ответвления как раз и тянуло сквозняком.
   - Ай! – Взвизгнула Соня когда, пытаясь ощупать стену, чем-то больно уколола палец. – Вот напасть-то! – Её начинала раздражать свирепствующая беспросветность, этот навязчивый запах омелы и вообще та ситуация в которой довелось очутиться. – А как же я, собственно, найду обратную дорогу?» – Спросила она у темноты. – Так же можно и заблудиться. – Её мозги трудились в напряжённом ритме, однако ничего лучшего Кольт не придумала, как вернуться в спальню: Нужен был источник света.
   Оказавшись в своей комнате она поспешно разделась, отомкнула входную дверь, включила основное освещение,  улеглась в постель. Несколько длительных нажатий на кнопку вызова прислуги, и в покои скоро постучали.
   - Что вам угодно, София Арнольдовна? – Донеслось из коридора.
   - Входи, дверь открыта.
   На пороге возникла заспанная Люсиль, в ночной рубашке и тапочках-зайчиках.
   - Послушай милочка, тут вот какая оказия: Я ещё с детства не могу спать при полнейшей темноте, вот именно по этой причине, дома я всегда включаю ночник.  У меня он розового цвета.  Но здесь, это ядовитое синее свечение меня страшно раздражает.  Я уже битый час маюсь, а уснуть не в состоянии: Даже пришлось включить свет.  Но сама понимаешь, при ярком освещении это не так уж просто сделать. Я уже вся извелась.
   Люсиль продолжала неподвижно маячить в дверях.  Было очевидным, что потревоженной среди ночи служанке совершенно безразличны чьи-то откровения и она, в надежде побыстрее с этим покончить да отправиться спать дальше, жаждала немедленных приказаний.
   - Короче говоря, Люсиль, забери отсюда этот противный синий ночник,  и принеси свечу.
   Девушка мигом высмыкнула из розетки шарообразный прибор и, исполненная решительной готовностью, скрылась за дверью.  Кольт порадовалась ловкости своего мышления, от чего её очаровательные уста озарила лукавая улыбка.
   Не прошло и пяти минут, как безэмоциональная Люсиль вновь возникла на пороге.  Не проронив ни слова она поставила на туалетный столик одинарный подсвечник на удлинённой ножке, чиркнула спичкой, зажгла свечу, спичечный коробок положила рядом, погасила люстру.    Затем,  пожелав спокойной ночи, удалилась. Её шаги ещё не стихли в коридоре, а Кольт уже повернула ключ, как и всегда на полтора оборота, и бросилась натягивать вещи.
   При освещении потайной ход оказался в светло сером цвете: Все стены были вскрыты элементарной отделочной структурой типа «Шуба», а под ногами, как она и предполагала, искрилась мелкозернистая мраморная крошка.   Сейчас, при более  сносной видимости Кольт преодолела уже ранее пройденное расстояние гораздо быстрее.  Правда теперь ей на пути попались ещё две двери, видимо устроенные для проникновения  в другие комнаты.   Здесь, изнутри потайного хода, камуфляж секретности отсутствовал, поэтому механизм отмыкания можно было привести в действие путём нажатия маленького крючкообразного рычажка. Естественно, что журналистка хоть и сгорала от любопытства – в чьи же апартаменты ведут эти двери? – но по понятным причинам не рискнула злоупотреблять жаждой познаний, ибо велик был риск себя обнаружить. И не существовало гарантии, что её ночные скитания не станут достоянием гласности и не повлекут за собой немедленную опалу.
   Добравшись до уже известной развилки, Кольт решила свернуть вправо, так как имелись все основания надеяться, что там есть спасительный выход: Именно оттуда дул ветер.
   Оставив за спиной ещё три поворота под девяносто градусов, она обратила внимание, что теперь потайной ход увлекал её куда-то вниз.  Спуск был не крутой, однако, весьма заметный.  А вскоре, мало того, что расстояние между стенами стало гораздо шире, так ещё и шуршащая подсыпка сменилась крутыми ступенями.  «Я за пределами замка»! Осенила женщину радостная мысль, и сердечко затрепетало.
   Теперь, с той стороны, куда она направлялась, начали доноситься еле уловимые звуки. Это произошло на одиннадцатой ступеньке. Соня решила их на всякий случай сосчитать; так же как сделанные повороты. На сорок восьмой ступеньке она уже более отчётливо слышала плеск воды и какой-то непонятный скрежет.  В том, что свобода совсем рядом не оставалось и тени сомнений, так как воздушный поток превратился в более свежий и стремительный. Кольт чувствовала, как сильно бьётся сердце, она хотела пощупать его рукой, но боялась убрать от свечи ладонь; её могло задуть сквозняком.
   На девяносто второй ступени ей почудилось, что где-то рядом шумит водопад, а глухой рокот, это звук от деревянного колеса старинного парохода или водяной мельницы. На сто двадцать третьей ступеньке женщина упёрлась в железную дверь.  Теперь, в том что рядом плещется вода возражений не возникало, а в широкие щели над и под дверью сочилось яркое свечение. Впрочем, создавалось странное впечатление, ведь на улице торжествовала ночь, значит за дверью не мог находиться выход из замкнутого пространства.  Но этот оглушительный шум воды? Она точно падает с большой высоты и, разбиваясь о камни, стонет.  Да-да именно стонет, тяжко, мучительно.
   Соня трижды перекрестилась. Свеча моментально потухла. Трепетная ладонь обжала холодный металл дверной ручки. Лишь вторая рука отодвинула скрипящий засов, как мощный порыв ветра распахнул полотно с такой силой, что чуть не сшиб женщину с ног, а от потока яркого света пришлось зажмуриться. В нос ударил запах речной воды. Она сделала шаг на встречу неизвестности и.., в изумлении вытаращилась. Перед ней простиралась пещера! Явившийся вид перехватил дыхание, и её ошеломлённый взгляд медленно скользил от одного края пещеры до другого. Конечно, её нельзя было сравнить с самой глубокой пещерой в мире Руссо Жан Бернара, во Франции, чья глубина превышает полторы тысячи метров. Да и с самой длинной пещерой в Кентукки этой тягаться было смешно. Но наша пещера являлась именно одной из тех, которую образовала подводная река, веками размывая известняк.  И вот теперь, наконец, просочившись до окончательной глубины, и проторив тут своё постоянное русло, этот водный поток вырывался из одного туннеля, пересекал пещеру по всей длине, с небольшим изгибом, и так же стремительно скрывался в идентичном туннеле напротив; заполняя его только до середины высоты. Ширину река имела не великую, всего метров пятнадцать, но весьма агрессивна и шумлива.  А сама пещера была ни чем иным как натуральным карстовым образованием в известняке.  Её глубина, в приблизительном визуальном измерении, составляла не более сорока метров, а длина около ста пятидесяти.  Дно пещеры стелилось относительно ровной поверхностью, не считая нескольких незначительных углублений да с десяток уступов возле правой, самой длинной стены.  Арочные своды потолка изобиловали нависающими образованиями породы, но это отнюдь не были всем известные сталактиты, а всего лишь вымытые водой неровности.  Хотя отсутствие вышеупомянутых сосулькообразных наростов из минералов вполне могло бы озадачить любого, мало-мальски грамотного спелеолога. Ведь сталактиты как раз и образуются при испарении воды, когда её капельки просачиваются сквозь известняк. И воды, и известняка в пещере присутствовало с избытком, но вот нигде не наблюдалось этих минеральных образований.
Впрочем, героиня нашей истории была далека от познаний таких явлений.
   Теперь,  вернув самообладание и сообразив, что потайной ход вывел её не за пределы замка, а под него, Кольт принялась более конкретно изучать это подземное царство.  Она стояла на металлическом балкончике из железных уголков и прутьев, и нашла что это рукотворное изделие сконструировано практически у самого свода пещеры.    От площадки до низа тянулась такая же металлическая лестница, которая оканчивалась возле сказочной избушки. Домик был построен из деревянных брёвен, с деревянным крылечком и кровлей из красной черепицы.  Именно эта избушка и рождала тот гул, который Кольт приняла за звук водяной мельницы.  Собственно говоря то и была водяная, но только не мельница, а самая натуральная электростанция.  «Так вот почему к замку не подведена линия электропередачи»!  Размышляла Соня, наблюдая, как воды стремительной реки быстро вращали железный барабан с деревянными лопастями.  Избушка стояла на берегу реки и из её торцевой стены выходила мощная ось, на которой и крепился барабан.
   «А в самом домике, скорее всего, и находится тот генератор, который вырабатывает электричество». Продолжала она соображать, отслеживая, как из фронтона деревянного строения тянутся три толстых электрических кабеля и соединяются с металлической будкой: От неё в разных направлениях выходили кабеля потоньше,  скрываясь то в стене пещеры, то в тени бугристых сводов. «А там, наверное, трансформатор», Смекнула журналистка и её взгляд споткнулся на ещё одной площадке, которая была вмонтирована аналогичным образом в соседнюю стену.  Над ней висел мощный галогеновый прожектор, такой точно как и над головой Кольт.  От второй площадки к деревянной гидроэлектростанции спускалась идентичная решетчатая лестница. Кольт отследила её направление и, вернув взгляд к балкончику, обомлела! Врезанная в стену пещеры дверь отворилась!  Ноги невольно подломились.  Присев на корточки Соня спряталась за перильцами из железной полосы и прутьев. Конечно, женщина отлично понимала, что её всё равно видно, но больше деваться было некуда и приходилось уповать на тот факт, что под сильным прожектором образуется хоть какое-то затемнение, и ей удастся остаться незамеченной.
   Напряжённые секунды разрывали душу на части. И вот, как апофеоз гнетущей неизвестности, на соседней площадке – всего в метрах двадцати – появилась Спирохета. Кольт готова была поклясться, что в тот момент у неё внутри всё зашевелилось и начали цокать зубы. Но вот какой нонсенс!  Теперь эта загадочная колдунья смотрела прямо перед собой широко раскрытыми, большими глазами. В данный момент они не были зашиты.  До предела напрягая зрение, Кольт удалось даже разглядеть дырочки в её коже, оставшиеся от толстых суровых ниток. И в это самое мгновение, когда таясь за перилами журналистка безмолвно, и через раз дыша, изучала мертвецки бледное лицо ведьмы, ей в глаза бросились большие, красного цвета клипсы. Они украшали мочки ушей той, чьего взгляда, по уверениям горбатого Густава, следовало остерегаться и всячески избегать.
   «Ах ты змея! – Вскипала злоба в сознании начавшей от ярости тяжело дышать журналистки. -  Так это ты украла мою надежду на скорую – в случае необходимости – помощь! Вот стерва»!  Её кулаки сжимались до белых косточек и скрипели зубы.
   Теперь сюжет вырисовывался в таком ракурсе, что стоило лишь завладеть сигнальной клипсой и счастливый исход этого опасного предприятия неизбежен.  Но как? Как было это сделать? Причём сделать всё нужно было внезапно.  А до Спирохеты так просто не дотянуться, в один миг не сорвать заветную бижутерию и не осуществить решающее нажатие на секретную кнопочку.  Соня уже взвешивала в руке увесистый бронзовый подсвечник, а в душе воспылала ещё большая уверенность в необходимости решительных действий.
   Если бы Спирохета повернула голову и посмотрела в сторону той двери, возле которой тщетно пыталась прятаться Кольт, она бы её элементарно обнаружила.  И только Бог знает, чем бы это закончилось для нашей героини. Но вот, не утруждая себя обзором окрестностей, девица – которой прочили ведьмачество – начала медленно спускаться по лестнице. Кольт искоса зыркнула на дверь, из которой вышла Спирохета – та оставалась закрытой.
   «Что же делать!? Как поступить!? Как завладеть клипсой»!? Вихрем проносились в голове мысли, но ответ не рождался.
   А тем временем фигура в белых одеждах с закарпатскими узорами и блестящим бисером уже выросла на низеньком крылечке домика.  Кольт видела, что в окнах сруба горит свет, но большего высмотреть не удавалось в виду внушительного расстояния.
   Спирохета вошла внутрь. Соня ещё раз покосилась на соседний пустой балкончик и, более не сводя взгляда с крыльца, пошла вниз; мягко, по-кошачьи, на полусогнутых ногах, ссутулившись, как боксёр в ринге.  Женщина преодолевала ступень за ступенью, продолжая из-под бровей напряжённо следить за крыльцом. Она прекрасно понимала, что в данный момент находится как на ладони и её могут элементарно засечь.  Под мышками ощущалась противная мокрость.  Над верхней губой появились капельки пота, скатываясь вниз и создавая во рту солоноватый привкус. Напряжение всех нервных окончаний нарастало, а дыхание сделалось более глубоким.
   И вот, наконец, она у стен деревянной избушки. Аккуратно, только краешком глаза Кольт заглянула в окно. Спирохета стояла спиной к двери и с кем-то разговаривала.  Естественно, что из-за шума воды слов было не разобрать, но её собеседника из этой точки ей так же видно не было. «А вдруг там один из тех обезьяноподобных уродов»!? Родилось невыносимое предположение. Кольт обогнула домик. Очутившись у тыльной стены заглянула в первое от угла окошко. От увиденного её глотка издала гортанный возглас изумления на вздохе, от чего немилосердно закашлялась: Видимо от попавшей в трахею слюны. Там, в углу помещения, рядом с дюжиной вращающихся шестерёнок и какого-то большого железного ящика, подвешенные на цепях к потолку болтались две клетки, сваренные из арматурной стали. В этих клетках, точно пойманные животные, сидели генерал и его коллега Евгений Сигизмундович.  Теперь Кольт без всяких сомнений преисполнилась самых безграничных решимостей. Она вернулась к крыльцу, аккуратно сняла свечу с иглы подсвечника,  положила её на доски.  Затем, зажав в кулаке увесистый подсвечник, поднялась на крыльцо,  медленно подшагнула к двери.
   - Только бы не оплошать, только бы не дать ей опомниться. Только бы ведьма не успела на меня  посмотреть. – Бормотала журналистка как заклинание. Она хорошо понимала, что Густав, говоря о губительных способностях скрывающихся во взгляде этой особы, мог солгать на все сто процентов. Но в данной ситуации она не могла проигнорировать даже это.  Сердце рвалось из груди, в висках стучало, руки дрожали. Соня вновь трижды перекрестилась, глубоко вздохнула, на шаг отступила, /дверь открывалась внутрь/ и в диком исступлении бросилась вперёд.   Она так стремительно ворвалась в избушку, что не соизмерив расстояние и мощь броска всем своим телом  напоролась на застигнутую врасплох жертву. Та, даже не успев пикнуть, повалилась на пол: Кольт грохнулась сверху.
Совершенно обезумев от нервного напряжения, журналистка принялась обрушивать жесточайшие удары тяжёлой пятой подсвечника на голову распластанной Спирохеты. Все удары приходились непосредственно в затылочную часть, теперь уже, размозжённого черепа.  Она не смогла бы и под страхом смертной казни ответить, сколько нанесла ударов, прежде чем из осатанелого состояния её вырвал громкий голос генерала. Ружа вопил что резаный, пытаясь привлечь к себе внимание. Кольт хоть и прекратила дробить ведьме черепную коробку, но было очевидным: Женщина под сильнейшим впечатлением всего происходящего и совершенно не соображает что делает.   Вскочив на ноги и подбежав к клетке, где бесновался Ружа она начала пытаться сбить навесной замок всё тем же подсвечником.
   - Да погоди!!! Остановись!!! – Ревел мужчина, багровея от натуги. – Оглянись, там на стене висят ключи!
   Кольт замерла, глаза бешено вращались, она повернула взлохмаченную голову, но взгляд не долетел до того места куда обращал её внимание пленник.   Глаза застыли на бездыханном теле девушки в белом.   Кольт в один прыжок очутилась рядом, сорвала с ушей окровавленные клипсы,  и что ненормальная начала давить на них пальцами: Что-то злобно мыча и канюча.  И опять от этого занятия её отвлёк истошный вопль, но теперь уже Евгения Сигизмундовича. /Генерал сорванным голосом мог лишь хрипеть, чего было не достаточно, дабы перекричать рокот вращающихся механизмов./
   - Ты, ненормальная, - вопил он что было мочи, - немедленно прекрати истерику и сними с гвоздя ключи! Ты слышишь!!!
   Кольт зажала обе клипсы в измазанном кровью кулаке, посмотрела на Евгения Сигизмундовича взглядом невменяемого психопата, затем повернула голову к указанной стене и, слава Богу, поняв, чего от неё требуется, пошла за ключами.
  Спустя минуту пленники пребывали на свободе: Если это можно было так назвать. Генерал под руку вывел рыдающую журналистку на крыльцо, а его напарник, перевернув Спирохету на спину, взялся хлопотать у тела.
   - Теперь мы в безопасности. – Произнесла София Арнольдовна сквозь слёзы и протянула Руже добытые клипсы.
   Генерал удручённо посмотрел на раскрытую ладонь:   Горестно вздохнув, положил руку на её дрожащее плечо.
   - Э-хе-хе, Сонечка, да ведь это не те предметы. – Кольт тупо уставилась на украшения. – Обрати внимание, - продолжал сипеть Ружа, - эти имеют золотистый ободок по всей окружности, а в тех, что я тебе дал, такой ободок был белым, а в центре серебристая бусинка. – Они сидели на верхней ступеньке крылечка и почувствовали, как от шагов начала вибрировать древесина. За их спинами показался Евгений Сигизмундович.
   - Девушка мертва. – Сообщил он вполне спокойно. – Что теперь будем делать?
   - Вот дура набитая! – Вырвался у Сони крик досады.  Вскочив на ноги, она зашвырнула свои трофеи в реку. – Я же убила! Понимаете? Убила просто так! – Её тело вновь опустилось на некрашеные доски настила. – Я убийца! – Закрыв рукавом глаза, женщина безудержно разревелась.
   - Ну, ну, - Ружа обнял её за плечи, - не стоит всё так драматично воспринимать. Конечно, первый раз, чувство страшного греха.
   Кольт подняла залитое слезами лицо. – Это не первый раз. – Ружа вопросительно изогнул одну бровь. -  Да, мне однажды уже довелось убить человека.  Но то была война.  В засаде сидел враг, боевик готовился бросить в нашу машину гранату. А я.., я вовремя его заметила!  Я схватила лежавший рядом автомат нашего сопровождающего, выпустив по кустам длинную очередь. Я застрелила врага! Но тут, сейчас, о, Господи!
   - Врага!? – Взбеленился генерал. – А это, по-твоему кто, не враги?!  Сажать людей в клетки, а затем безжалостно их казнить! Это по-твоему не враги!? Да они ещё хуже. – Он решительно встряхнул Кольт за плечи. – Я приказываю немедленно прекратить истерику!
   Соня малость поутихла. Ружа обернулся к напарнику.
   - Ну что Евсиг, твои мысли?
   Тощий коротышка уселся на перила. -  Труп в воду, а самим искать пути отступления. Раз уж мы не предполагали, что тут всё слишком серьёзно и не подумали о запасном варианте – да и с клипсами лажанулись – значит нужно действовать по обстоятельствам.
   София Арнольдовна уловила, что это был камень в её огород. Она перестала хныкать,  подняла голову.
   - Вы не с клипсами лажанулись, а вообще со всей этой идеей. Как же было можно не подстраховаться? Эх вы, офицеры… - Она зыркнула на генерала. – И впредь прошу не забывать, что это именно я вызволила вас из обезьяньих клеток. – Теперь она смотрела на Евгения Сигизмундовича. – А что касаемо отступления, то бишь бегства, так имейте в виду; без Димы я отсюда не уйду. – И вдруг Кольт подскочила на месте, шустро забегав глазами с одного мужского лица на другое.
   - Что? – Непонимающе спросил Ружа.
   - Он сказал, - она ткнула в коротышку измазанным в кровь пальцем, - труп в воду?
   Те мимолётно переглянулись. Покинув крыльцо, Соня пошла к воде,  взмахами руки приглашая остальных следовать за ней.
   - Мне кажется это и есть путь к спасению! – Кричала она, пытаясь пересилить шум бурного потока. – Река сама вынесет нас далеко за пределы замка! – Кольт присела, принялась отмывать ладони от кровавых пятен.  Рядом примостился Евгений Сигизмундович и взялся ополаскивать подсвечник.
   Ружа отрицательно помотал головой. -  С чего ты взяла, что река должна обязательно где-то выходить на поверхность!?  Тем паче в этом районе нет даже обычных рек!  Ты занималась изучением подземных вод!?
   - Нет! Но мне кажется!
   Генерал больше не стал ничего слушать и побрёл обратно к избушке.
   Когда все трое опять собрались на крыльце, Ружа возглавил непререкаемое командование операцией.
   - Значит так: Во-первых, как ты Евсиг и говорил, ведьму в реку. Затем по тайному ходу пробираемся в твою Соня комнату. Прежде чем заварить всю эту кашу мои люди в скрытном порядке осматривали подходы к замку и сами стены. Так вот, с тыльной стороны, в смысле тыльный фасад здания, весь заплетён диким виноградом, с вырезанными в нём окнами.  Ты случайно не обратила внимание, из твоего окна, часом, не виден большой зелёный холм с одинокой берёзой?
   - Да, такой пейзаж я уже наблюдала.
   - Отлично!  Мы попробуем спуститься по виноградной лозе.
   - Я ещё раз повторяю; без Димы мы никуда не уйдём.
   Ружа приложил ладонь к своей груди. – Милая Сонечка, я не предлагаю банальное бегство. И уж тем более тебе бежать не нужно. – Он посмотрел на Евгения Сигизмундовича и тот понимающе кивнул. – Ты же Соня имей в виду. Пропал человек. Его начнут искать и, непременно заглянут сюда. А что у нас тут? Лужа крови да пустые клетки. Естественно, что все подозрения падут на нас с Евсигом. Дескать, это мы каким-то образом освободились из плена, убили подвернувшуюся под руку ведьму и сбежали. Всё, вы вне всяких подозрений. Главное вести себя естественно. А мы доберёмся к своим и уж тогда…
   Кольт заключила его ладонь в своих. – Я надеюсь, что у нас всё получится.
   Евгений Сигизмундович не мог устоять на месте. – Вы правы мадам, у нас всё получится но, лишь в том случае если мы прекратим распускать нюни и, в конце концов, начнём действовать. – Он решительно направился в домик и из-за плеча коротко буркнул: - Шеф, подсобите.
   Кольт устремилась следом. – Погодите, я хочу взглянуть в её глаза.
   Пропуская даму вперёд, мужчины замерли у входа.  Тело Спирохеты лежало на полу неподвижно, и только ветер, врываясь в раскрытую дверь, путал волосы покойницы на иссиня белом лице. Соня подошла ближе к изголовью и, как бы с опаской, нерешительно заглянула в чёрные очи ведьмы. В следующее мгновение ей сделалось жутковато. Большие, широко распахнутые глаза казались живыми!   В них будто теплился очаг дьявольского огня! Соня в ужасе отшатнулась. Сильная рука генерала отстранила женщину в сторону  и вдвоём с напарником они принялись за работу.

   - А почему генерал вас называет Евсиг? – Спросила Кольт тяжело дышащего сзади мужчину, только они преодолели утомительные ступени потайного хода.
   - Это служебный псевдоним. – Нехотя ответил тот.
  - И что он означает? – Не унималась журналистка.
   - Начальные буквы от Евгения Сигизмундовича.
   - Много болтаешь. – Недовольно фыркнул шедший последним шеф.
   Тщедушный напарник ехидно хихикнул. – Да ладно тебе Геша, тут все свои. – Ружа недовольно фыркнул вторично.
   Кольт знала, что подлинные имя и отчество генерала – Геннадий Ермолаевич, и про себя подумала: «Генерал тоже очень смахивает на псевдоним, составленный из начальных букв имени. Впрочем, частично: «ген» + «ер» = генер.  Остаётся  «ал». Собственно и тут всё просто. «а» - пятая буква имени.  «л» - пятая буква отчества».  Она так увлеклась дешифровкой Ружиного звания, что, добравшись до уже знакомой развилки, чуть не прошла нужный поворот: Однако вовремя опомнилась и вернулась.
   - Стоп! – Остановил всех Евгений Сигизмундович. – Куда ведёт та дорога?
   Кольт пожала плечами. – Без понятия. Я туда не ходила.
    Обуреваемый страстями он вопросительно уставился на Ружу. – Шеф, может я быстренько смотаюсь, разведаю? – В сумраке узенького прохода, в отблесках одинокой, волнующейся от сквозняка свечи, его большой крючковатый нос выглядел по-колдовски зловещим.
   Генерал недовольно вздохнул. – Евгений оставьте ваш задор до лучших времён.  Вот когда мы вернёмся сюда с ротой автоматчиков, уж будьте покойны, я лично вам поручу обшарить тут все щели. И потом: У нас ведь только одна свеча!
   - Положим, Геннадий Ермолаевич вы правы, но осмелюсь заметить, лишь отчасти. Ведь мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
   - Ну так напишите на меня докладную начальству! – Рыкнул генерал и уже в более мягкой манере обратился к журналистке. – Ведите нас Сонечка в свои апартаменты и не слушайте этого баламута. Он вечно выдумывает.
     В спальных покоях торжествовало лишь лунное безмолвие. Ружа с компаньоном немедленно приступили к штурму оконного переплёта. Мужчинами обуяла такая решительность – причём безотчётная – что моментами Соня наблюдала в их действиях панический хаос.  А тем временем, вопреки сокровенным ожиданиям наискорейшего вызволения, справиться с затворной фурнитурой оказалось весьма проблематично. Впрочем, справедливее было бы выразиться, что тут применялась не элементарная крепёжная деталировка, а натуральная система засовов.  По соседству с притворной планкой, сквозь специальные кольцевые анкера, проходил толстый бронзовый прут. По центру он делился надвое и каждая часть, как верхняя, так и нижняя скрывались в круглой шайбе. Причём диаметром этот элемент – тоже бронзовый -  имел очевидную схожесть с натуральной хоккейной шайбой. Да собственно и толщиной тоже. Какие шестерёночки и болтики находились внутри, видно не было, но тут имелась небольшая изящная ручка, которой и приводился в действие весь затворный механизм: Повернул ручку вверх, и пруты вошли в подготовленные для этого отверстия, в верхнем откосе и в подоконнике. Теперь оконная рама заклинена намертво и открыть её практически невозможно. Вот как сейчас. Двое мужчин не менее пятнадцати минут провозились с хитрой системой, однако все попытки перевести контрольную ручку в нижнее положение успехом не увенчались: Вероятно тут имел место секретный механизм.  И что-то подсказывало, что механизм этот не был лишь механического происхождения, ибо в верхней части бронзовой шайбы постоянно светилась малюсенькая красная бусинка.
   Кольт наконец приняла самостоятельное решение.  Не вдаваясь в углублённые разъяснения своего плана – только предложила положиться на придуманную хитрость – она вытолкала обратно за потайную дверь мужчин, и, не раздеваясь, забралась под одеяло. Несколькими нажатиями дежурной кнопки вызвала Люсиль. Как только заспанная и недовольная служанка, уже в который раз, появилась в дверях и раздражённо полюбопытствовала, чего ещё изволит гостья, как начала брезгливо морщить носик и обшаривать комнату взглядом.   Заметив это Соня  спросила в чём дело, на что Люсиль ответила, дескать, в комнате как-то скверно попахивает. Она ещё добавила, что в предыдущие визиты зловонье отсутствовало.  Журналистка  мгновенно смекнула свою выгоду и взялась поддакивать.
   - Да милочка, совершенно верно, именно по этой причине я тебя  потревожила. Я не ведаю откуда взялся этот запах, но желая от него поскорее избавиться столкнулась с такой вот незадачей: Я никак не могу открыть окно.
   Люсиль по-детски всплеснула ручкой. – Ах я балда! Вы уж меня простите великодушно. – Она извлекла из узенького ящичка конторки нечто схожее с миниатюрным чёрненьким калькулятором. – Как же я могла упустить такую важную деталь? – Её пальчик что-то нажал; бусинка сменила красный цвет на зелёный. После вторичного нажатия очередной кнопки сама собой опустилась ручка. – Элементарная дистанционка от электронного затвора. – Пояснила Люсиль, протягивая гостье прямоугольный пульт. – Как на автомобильных замках.
   Впустив в комнату компаньонов, София Арнольдовна ядовито съехидничала: - Да-а, джентльмены, душок от вас действительно неблагоприятственный.  Между прочим, нас могут раскрыть именно по запаху.
   Ружа уже суетился у окна. – Спокойно Сонечка, сейчас всё выветрится. – Он исподлобья зыркнул на Евгения Сигизмундовича. – А за эту вонь, нам кто-то очень дорого заплатит.
   Генерал влез на подоконник,  выглянул. Стена действительно была густо заплетена виноградной лозой. Он спрыгнул и махнул напарнику.
   - Давай Евсиг, ты полегче будешь. Если тебе это удастся, то появится шанс, что получится и у меня. Да и лоза висит на стальной проволоке, а это дополнительная прочность и удобность в форсировании. Проволока образует собой ячейки, поэтому будешь спускаться как по лестнице.
   Тощий коротышка, не колеблясь приступил к действию, но лишь только его руки исчезли за окном, как раздался шорох, возглас паники, а затем истошный крик отчаяния.  Пролетев более семи метров Евгений Сигизмундович гулко шмякнулся на мощёный булыжником тротуар. На его крик ответил многоголосый собачий лай. Кольт с Ружей опрометью выглянули в окно и содрогнулись. В свете дежурного освещения отчётливо виднелся мужчина, который, сжимая в обоих кулаках обрывки лозы, лежал без движений: подмяв под себя голову и неестественно заломив ноги.  Из-за угла замка показались собаки. Свора разъярённых доберманов выглядела устрашающе даже с безопасного расстояния. Впрочем, они не набросились на неподвижное тело, но исступленно лаяли и отчаянно норовили укусить.
   Кольт сграбастала генерала за грудки. – Нужно что-то делать! – Её каштановый взгляд источал трагедию. -  Ну! придумай же что нибудь.
   Теперь, с той стороны, откуда примчались псы, стали доноситься встревоженные голоса людей.   Ружа с силой оттолкнул Кольт в глубь комнаты, и не мешкая ни секунды  захлопнул окно.
   - Мы ему уже не поможем. Но если обнаружат открытое окно, всё, мы пропали.  – Его взгляд метал громы и молнии. – Немедленно раздевайся и в постель. – Он в бешенстве сновал из угла в угол. – Мать твою! Служанка! – Вдруг взверещал он и уставился на Кольт. – Живо вызывай девку!  - Глаза генерала извергали зловещие намерения.
   София Арнольдовна уже сбросила кофту.  Начав расстёгивать джинсы, замерла.
   - Ты с ума сошёл, что ты задумал!?
   - А для тебя было бы достойнее сгинуть в той чёртовой пещере, нежели жить с чувством вины?
   - Но Люсиль невинное создание.
   - Заруби себе на носу, моя милая, - Ружа яростно шипел и невообразимо жестикулировал руками, - в этих стенах есть только мы и враги. И ежели ты немедленно не выполнишь мой приказ!!!
   Последнее слово он так отчаянно выкрикнул, что женщина грохнулась на кровать и принялась суматошно стягивать джинсы.  Она знала, что тоже не является мерилом благочестия, а посему, вняв доводам генерала, приняла его сторону.  Хотя, справедливости ради, было бы правильнее внести поправку: Ей было наплевать на генеральские доводы. Кольт испугалась чрезмерно громкого голоса, который могли услышать за пределами комнаты и раскрыть их тайну.  Как не крути, а стремление к спасению своей шкуры давлело над иными чувствами и эмоциями.
   После нескольких коротких звонков, в комнате зависла мертвецкая глушь. Соню бил нервный тик, да так рьяно, что даже содрогалось одеяло.  Генерал же коварно притаился сбоку входной двери, а занавес теней лишь демонстрировал отблеск бегающих глаз.
   Через минуту в комнату постучали.  Соня раскрыла рот но в нерешительности замерла.  Она испуганно таращилась на дверь, затем посмотрела на мерцающий во тьме взгляд генерала и надломлено произнесла:
   - Войди, Люсиль.
   Клацнул язычок замка;  в дверях показалась служанка.   Она скромно стояла на пороге в своей кисейной ночнушке, неловкими движениями  растирая сонные глаза.  У Кольт от одной мысли, что сейчас ожидает бедную девушку, защемило сердце.  Однако глаза у Ружи  горели по-волчьи, как бы  диктуя решимость: Скованным голосом она выдавила:
   - Люсиль, подойди, мне нужно тебе что-то сказать.
   Та секунду помедлила, будто предчувствуя беду, но всё же, протянув руку клацнула выключателем и вшагнула в комнату.  Вспыхнув,  люстра озарила притаившегося за дверью генерала, который  в этот миг был похож на готового к прыжку маньяка.  Такой зловещий вид тут же привлёк внимание исполненной жутких предвкушений Кольт.  Она с содроганием пялилась на неприглядно скалящегося Ружу, который уже тянул перед собой руки с растопыренными пальцами.  Люсиль, лишь ступив в спальные покои, застыла в нерешительности, наблюдая совершенно невообразимый облик, а главное страшные глаза, своей опекаемой особы.
   - Что вы там увидели? – Конфузно промямлила девица, начав визуально отслеживать траекторию взгляда  женщины под одеялом. Медленно повернув голову, Люсиль успела только отрывисто ахнуть, так как крепкие мужские руки уже обхватили хрупкую шейку.  Он пинком ноги захлопнул дверь.  Мощным рывком, точно неодушевлённый манекен, повалил Люсиль на пол. Правда  уже оказавшись в горизонтальном положении та начала слабо сопротивляться, отбиваясь руками и одной ногой пытаясь упереться в скользкий паркет.
   Кольт больше не могла этого вынести. Зарыв голову под подушку, она зажмурилась. «Не хочу!  Не хочу»! Молотом громыхало в голове, а в сознании из темноты выступал страдальческий образ невинной Люсиль.  Кольт гнала это несвоевременное видение, но оно не уходило, оно преследовало своим взглядом укоризны и порицания.
   На подушку вдруг что-то надавило, мягко захрустел пух, и она тут же была сорвана с помертвелого лица журналистки. Над ней стоял багровый от натуги Ружа и глубоко дышал.
   - Как открыть картину? – Спросил он хватая широко раскрытым ртом воздух на каждом слове.
   Соня скосила взгляд.  Бездыханное тело  служанки раскорячливо лежало возле конторки. – Посильнее нажми на нарисованный нос. – Произнесла она не своим голосом, а затем так ядовито-презрительно посмотрела на генерала, что он, не выдержав взгляда, отвернулся.
   - Я догадываюсь, о чём ты сейчас думаешь, но это эмоции. – Ружа направился к картине. – Я не допущу, чтобы гнилое влияние этих тупоумных, извращённых декадентов перечеркнуло намеченную мной работу.
    Кольт молчала. Генерал отворил дверь,  из открытого проёма пахнуло могильным холодом. Он за ноги утащил тело жертвы в потайной ход и вернулся.
   -  А куда ведут те двери мимо которых мы проходили?
   Кольт с трудом разлепила губы. – Я не знаю.
   Генерал в сердцах ругнулся, коротко о чём-то задумался, а затем, пообещав избавиться от трупа и попытаться найти другой способ побега из замка, захлопнул за собой картину.
   Пока не стихло шуршание в стенах, София Арнольдовна продолжала испепелять безмолвным взглядом «Купальщицу» и признавалась сама себе, что с этой минуты все её помыслы, всё внутреннее состояние, всё это было не то, не прежнее.   В душе ей сделалось гадко и противно. Не сомкнув глаз до самого рассвета, напряжённо вслушиваясь в голоса за окном и топот множества ног в коридорах, - ощущая неимоверную головную боль -наша авантюристка нашла своё состояние несносным.  Она покинула постель, проглотила две таблетки успокоительного,  отправилась в ванную.  Ей мерещилось, что всё тело мерзко липнет содеянным грехом, и это чувство хотелось как можно быстрее смыть.
   
   Одевшись к завтраку, пленница жутких событий вышла в коридор, осмотрелась. Стараясь держаться непринуждённо, Соня двинулась в столовую.
   - Марта ты случайно не видела Люсиль? – Спросила Кольт куда-то спешащую служанку Елены Станиславовны.
   Пышнотелая, с круглым лицом и одутыми щеками девушка, часто захлопала белёсыми ресницами. – А разве она не с вами?
   Кольт изогнула одну бровь. – С чего ты взяла, что Люсиль у меня? Стала бы я спрашивать.
   - Но вы же, София Арнольдовна, её к себе вызывали, под утро.
   - Да, вызывала, и что с того?  В комнате было слишком жарко,  поэтому я попросила отключить электрокамин. Затем Люсиль удалилась.  А теперь я несколько раз её вызывала но всё бестолку.
   - Ах! – Глуповато вздохнула Марта. -  Эта неряшка такая рохля.  Я немедленно доложу Густаву о её недостойном поведении.
   - Доложи, доложи. – Бурчала Кольт вслед удаляющейся толстушке.
   Употребление пищи за завтраком, в принципе, можно было назвать сдержанным и безэмоциональным; если б не визит Густава.  Он пристально посмотрел в глаза  Кольт, от чего та даже поперхнулась, а затем, в несвойственной ему, сладостно мягкой манере справился: Когда мадам видела свою служанку в последний раз. Дослушав ответ, он ещё несколько секунд поедал её пронизывающим взглядом крысиных глазок и только после этого, не преминув предвосхитить появление новой служанки, удалился.  Соня хоть внешне и выглядела спокойно, однако внутренняя нервозность выдавала себя неожиданно выскользнувшей вилочкой и потными ладонями. Да что там ладони!  Сидя за столом и высокомерно орудуя столовыми приборами, она чувствовала, как обильно повлажнело даже под коленками. И дабы уж вовсе убедить, скорее себя, нежели других, в своём спокойствии она после завтрака завязала непринуждённую болтовню с Эммой Ивановной. Погуляв по зимнему саду и всласть налюбовавшись синими гиацинтами, пахучими жонкилями и голубым с проседью морским луком, они очутились в круглом холле, где находилась дверь в покои этой неумолкающей белокурой щебетуньи.   София Арнольдовна в самом начале их беседы успела вставить лишь несколько фраз, затронув гармонию мировой литературы, как мгновенно подхватив тематику дискуссии, возбуждаемая своими собственными речами, Эмма Ивановна уже не смолкала.  Впрочем, пропуская мимо ушей неуёмную воркотню собеседницы, Соня размышляла о своём.   Её волновала судьба Евгения Сигизмундовича и, куда подевался генерал.  Ей очень не хотелось возвращаться в свою комнату. Казалось, что там она непременно встретит Ружу, а это пугало.
   - Я поборница искусства для искусства! – Наконец врезалась в слух патетическая фраза Эммы Ивановны.
   - Как, вы тоже? – Приняла Кольт участливый облик.
   Губы Эммы были похотливо раскрыты и, как могло показаться, сладостно горячи. – О, моя милая Софья, я не кичусь своим поэтическим превосходством над сворой бездарных рифмоплётов, - Кольт вспомнила, что ещё в саду они заговорили о стихах, - я, право же, сродни костлявому призраку мёртвого дерева.
   Соня уловила трепетное дыхание опытной лесбиянки на своём лице и поняла, к чему та клонит.
   - Может, всё-таки прочтёте, что нибудь из своих шедевров? – Предложила журналистка, отшагивая от уже постанывающей Эммы.
   Ярко синий взгляд блондинки томно скользнул по изгибу бедра собеседницы, а затем, запрокинув голову и прикрыв веки, она начала декламировать:
                Иерихон гремел в висках,
                Нирвана клокотала в сердце,
                А неизбежный наш Харон,
                Челном уж правит.
                Сядет солнце.
                И лунный свет укажет путь,
                К Иерихону и к Нирване.
                Переодеться не забудь.
                Побриться тоже можешь.
                В ванне.
                Уж пар клубится кипятком,
                И бритва блеск свой обнажает.
                Звякнула решка медяком:
                Суровый выбор обрекает.
                Противно думать.
                Что ж, прощай!
                И блеск очей, и бархат кожи.
                Ты над могилой не рыдай.
                Серые черти корчат рожи.
                Паяцев сонм!   


   Кольт было решительно неинтересно, поэтому, прервав высокопарное чтение, как на её взгляд – никудышных стихов, она манерно похлопала в ладоши.
   - Браво, Эмма Ивановна, браво!  Вы просто древнегреческая Сафо воплоти.
   Сравнение с поэтессой некогда жившей на острове Лесбос весьма польстило собеседнице. И она, как бы в такт, вознамерилась ещё что-то зачесть, но Кольт показалось, что пора прекращать наскучившее общение. Она уж собралась покинуть Эмму Ивановну у дверей её комнаты, как вдруг блондинка мягким голосом заикнулась о наличии в её спальне весьма любопытного полотна некоего неизвестного художника; которое так ей нравится, что она готова смотреть на него до конца своих дней.
   - Милая Софья я рекомендую и вам насладиться этим впечатляющим зрелищем.  Уверяю, когда я на неё смотрю, то по всему моему внутреннему состоянию разливается море горячей любви и нежности. – Страстно шептала, бесстыдно завлекающая особа.
   «Да-да, я догадываюсь какого лешего ты заманила меня сюда, и чего добиваешься». Подумала Соня, но вслух спросила:
   - Вы думаете ваша картина способна так же повлиять и на меня? – Журналистка внезапно смекнула, что было бы весьма недурственно разведать, а нет ли у этой липучей развратницы аналогичной потайной двери.  В последствии такая информация, возможно, будет не лишена смысла.
   - О, Софья вы будете поражены не меньше чем я. – Она так недвусмысленно пялилась на Кольт, что та не выдержала.
   - Ну, так чего же мы ждём?
   Эмма потянулась к двери,  повернула ручку. – Входи. – Она так сексуально произнесла это слово, что Соня отметила: «Ого, будь передо мной мужчина, и я точно бы не устояла».
   Впрочем, удержаться на ногах ей помогла именно Эмма Ивановна, ибо лишь сделав шаг в комнату и взглянув на разрекламированную картину, у  женщины подломились колени, и потемнело в глазах.  Вот он шок! Вот он Иерихон в висках!  Она задыхалась от изумления и возмущения.  На фоне розовых обоев стояло полотно – «Купальщица».
   - Я влюбилась в тебя с первого взгляда. – Прошептала Эмма в  самое ушко обалдевшей журналистке и та почувствовала, как по её талии нежно скользят трепетные ручки лесбиянки.  Это была последняя капля в нервном спокойствии Софии Арнольдовны.
   До полуденного часа она будто тигрица металась по своей спальне, не желая никого видеть и ничего слышать.  Кольт бесила только одна мысль о том, что её обнажённое тело стало достоянием для всеобщего обозрения.  Она теперь не сомневалась, что «Купальщица» есть в каждой комнате для гостей.  Это вселяло такую злость, от которой рвало на куски душу и понукало к действию. Теперь уже ей непременно хотелось увидеться с генералом. Но, что толку в желании?  Ружа исчез бесследно и даже предпринятое ею обследование потайного хода не привело абсолютно ни к чему.
   Наконец Соня малость поутихла.  Завершив ревизию тайного хода она уже полчаса маячила у окна, отутюживая усталым взглядом ландшафты местности; когда за спиной, с таинственным скрипом точно со вздохом обречения отворилась дверь и от этого звука по шкуре пошёл мандраж.  Впрочем, дальнейшее робкое покряхтывание и тихое – «Разрешите войти, я ваша новая служанка». – погасили волнение.
   - Полно в дверях мяться, заходи. – Теперь она обернулась. – Ну и, как тебя зов…
   В следующую секунду перед глазами всё поплыло вверх тормашками, а тупую боль в затылке сменила кромешная тьма: Женщина упала в обморок.
   Из вязкой мглы вынырнул ужасающий образ убиенной Спирохеты и надменно оскалился.  Соня в ужасе метнулась в сторону, она влипла плечом в стену, замерла.  Она лежала на своей постели, а на краешке сидела бледная девица: в её пальцах болтался лоскут марли, и в комнате почему-то удушливо воняло.
   - Слава тебе Господи. – Облегчённо вздохнула девушка. – Когда вы лишились чувств, я от испуга чуть сама дух не испустила. – Теперь в её облике засияла участливость.
   Кольт затравленно изучала явившийся образ:  Теже глаза, теже локоны, одежда.  В памяти сразу воскресло определение ламии, как у барона Олшеври: По сути мёртвая, но фактически не умершая.
   Бледнолицая покинула ложе,  взяла со столешницы конторки пузырёк с нашатырём, принялась его тщательно закупоривать.
   Кольт мигом выросла рядом. Она сразу отметила, что у новой служанки, так беспрецедентно похожей на Спирохету, отсутствовали следы зашивания глаз. «Это какое-то наваждение»!  Пристально изучая бледное лицо девушки, она медленно обошла её сзади и жадно впилась взглядом в затылок.  Густые волосы не давали возможности разглядеть то, чего хотелось, и Кольт бросилась суматошно разгребать их пальцами.  Девушка взвизгнула, отскочила в сторону, инстинктивно замахала руками над головой.
   - Что вы делаете?! – В её болезненном облике гнева не было, но присутствовало удивление.  Она таращилась на гостью замка точно на помешанную и от этого взгляда – а он был именно таким, какой Соне уже доводилось лицезреть тогда, в избушке; глубокий, пронизывающий до косточек, с дьявольским огнём – у нашей героини свело живот и по спине прошелестел холодок.
   - Боже, прости, ну надо же. – Пришла в себя Кольт, но теперь на неё нахлынул ураган жуткой неловкости. Она спрятала глаза и зачем-то взялась поправлять на постели покрывало. – И сама не знаю, что на меня нашло? Ты так похожа на…
   - Не стоит передо мной отчитываться. – Изрекла служанка, направляясь к выходу.   С первых же её слов Кольт уловила разительное отличие этой девицы от кроткой,  застенчивой Люсиль.  Новая служанка смотрела прямо, вызывающе, а голосовая интонация имела оттенок презрения и пафоса вычурности.
   - Все мы имеем склонность к совершению нелепых поступков, а после мучительно раскаиваемся.  И мало того, преследуя благородные побуждения, мы даже способны лишить человека жизни. – Отворив дверь она обернулась. – Да, я кажется так и не представилась.  Меня зовут Люсиль. – Стоя  над кроватью в сгорбленном положении, Кольт так и застыла, разинув рот. – Именно, София Арнольдовна, точно так, как звали вашу прежнюю служанку. – Донеслось уже из коридора, и дверь захлопнулась.
   - ЗВАЛИ!? – Взбурлило в мозгах.  Тяжело выдохнув журналистка повалилась на кровать. – Но почему ЗВАЛИ?!  Им что же, всё известно? – Стонала она в подушку и яростно сжимала кулаки.
   Выворачивание мозгов длилось до самого обеда. София Арнольдовна никому не открывала, не отвечала на вежливые любопытствования новой Люсиль о её самочувствии и, не желает ли чего госпожа.  Она отказалась от посещения тренажёрного зала,  бассейна,  от научно-познавательной лекции об истории древних скифских захоронениях на территории Донецкого кряжа.   Всё это время, ощущая себя  в эпицентре какой-то не поддающейся логическому объяснению чертовщины, героиня нынешнего повествования ломала голову над одним единственным вопросом:  «Что тут творится»?  Она, как опытный журналист отчётливо сознавала, что Преподобный Нестор специально вовлёк её в эту авантюру с целью завладеть ею как женщиной.  В последнее время Соня очень часто вспоминала слова бывшего супруга о глобальном лохотронизме. И вот теперь, от сознания того, что нынче и она попала в армию так называемых лохов, на душе делалось мерзко и противно.  Но, что задевало ещё больше, так это абсолютное отсутствие  вразумительного объяснения того факта, что она, как профессионал, как уже не новичок в таких делах,  умудрилась сразу не разгадать ту игру, которую затеял против неё Нестор.  Положим, содействие генерала вселило нерушимую надежду на…  «СТОП»!  Кольт аж подскочила на кровати, приподнялась на локте и цепко вонзилась в «Купальщицу» озабоченным взглядом досадного озарения.  «А что если всё это фарс, спланированный спектакль»? Естественно: И то, что генерал был обнаружен в клетке, и гибель Люсиль, и провал побега Евсига, всё указывало на его нелегальное тут пребывание. Но журналистка просто спинным мозгом чувствовала грандиозный подвох, и бурлящая впечатлительность понукала к опровержению сложившегося стереотипа.  Ей казалось, что против неё весь мир и это изничтожало волю и любые стремления к действию. «Но как?  Каким способом разоблачить Ружу?  А вдруг он вовсе  не генерал? – Кольт сосредоточилась. – Ведь все встречи он назначал на явочной квартире, в форме я его ни разу не видела, мои фотоплёнки он сам отвозил в их лабораторию и затем на явке возвращал».
   Внезапно тревожные думы отогнал уже знакомый шорох в стене.  Испуганный взгляд сперва метнулся в сторону входной двери, а затем вновь на картину. Как и раньше шорох продвигался медленно, но по прежнему маршруту.  Конторки возле картины не было. Соня резво вскочила с кровати,  побежала к двери; ей очень не хотелось оставаться наедине с Преподобным Нестором. Когда же она громко шагала  в сторону библиотеки, ей вдруг подумалось, что это мог быть Ружа.   Впрочем, какая разница.  По отношению к этому человеку у неё закрались подозрения, и пока  не выработана тактика общения, нечего было и думать с ним встречаться.
   Войдя в пустую овальную библиотеку Соня столкнулась с Густавом, который собирал со столов литературу после недавней лекции.
   « Твою мать... и тут не удастся побыть в одиночестве». В данный момент ей хотелось спокойно обмозговать свои дальнейшие действия.  Но в присутствии горбуна, который только её увидел сразу начал криво улыбаться и строить глазки, об этом можно было позабыть.
   «Гнусный уродец»!  Мысленно выругалась Соня и убедительно грюкнув дверью покинула библиотеку.  Другого выхода не наблюдалось, и она направилась в зимний сад.
   - Да полно вам голубушка привередничать! – Услыхала она голос Родиона Аггейевича, лишь только переступила порог этого зелёного оазиса.  Тут, как и вчера, члены жюри собрались в послеобеденное время за вином и курением табака.  И, как  было учреждено, послушать очередную таинственную историю.  От безвыходности положения Кольт присоединилась к  компании. Все уговаривали, стриженную под ёжик Шурочку, именно сегодня рассказать свой сюжет. Но та, с видом въедливой мученицы, пыталась откреститься, ссылаясь на вспыхнувший приступ мигрени. Родион Аггейевич заметил, что у неё не может быть мигрени, так как это болезнь благородных. Александра в свою очередь начала заворачивать ответную скабрезность, но тут её оборвала Кольт.
   - Ничего, когда будешь целоваться с Густавом, на тебя ещё и приступ рвоты обрушится. – Съязвила Соня, умащиваясь на соседнем диванчике.
   Александра вмиг вытянула лицо в гримаске недоумённого возмущения.  Вонзив в Софию Арнольдовну взгляд презрения, она начала часто хлопать жирно накрашенными зелёными ресницами.
   Блондин весело расхохотался.  Вероятно он представил эту картину и теперь не мог унять внезапный всплеск веселья.  Соне девушка ничего не ответила. Шурочка повернулась к Родиону Аггейевичу и претенциозным тоном заявила:
   - Вы, уважаемый напрасно хихикаете.  Вот если вы проиграете, тогда я могу себе представить каково будет всеобщее отвращение, когда вы устроите засос в дёсна этому горбатому недоноску.
   Теперь от души смеялись все, а объект пророчества резко посерьёзнел. – Ну что ж, извольте, могу и я нынче поведать об одном совершенно парадоксальном случае который приключился с моей давней знакомой.  А впрочем, скорее со мной. – Он злобно зыркнул на Шурочку. – И смею вас уверить, милая моя, что вам в жизни не сочинить ничего более интересного.
   Шурочка взмахнула рукой. – Во-первых, это не вам решать, чья история интересней.  А во-вторых, ваша самоуверенность есть ярчайший признак глупости.
   Кожа черепа у блондина мгновенно вспыхнула алым жаром. Он вознамерился  породить достойный и не менее язвительный ответ, однако строгий голос Елены Станиславовны заставил его промолчать.
   - Господа вам не совестно? Как малые дети, честное слово. Давайте уже Родион рассказывайте.
   Тот чинно отпил из стакана «Хереса»,   прокашлялся,  промокнул уголки глаз платком.
   - Что же, я готов. – Он отстегнул бабочку. – Но желаю сразу оговориться:  Мои ораторские способности весьма далеки от идеала.  Посему, прошу впредь простить, если сам процесс изложения покажется неумелым.  Я полагаю для окончательного определения победителя сей факт не может иметь решающего влияния, так как главное это суть.
   Все с этим согласились, а Елена Станиславовна,  в порыве самокритичности, не преминула заявить, что даже и сама не считает своё давешнее выступление венцом художественной речи либо филологическим изыском.
   «Кичливые дилетанты».  Мелькнула у Кольт мыслишка где-то на задворках сознания, но тут же растворилась в низковатом мужском голосе.
   - В людях меня всегда озабочивает бесшабашное стремление к  познаниям, быть может, нестоящих истин.  Хотя, если выразиться фигурально, отдельные индивидуумы суют голову в пекло не из-за личных честолюбивых амбиций, а, очевиднее всего, в виду крайней безграмотности.  Я подразумеваю не общепризнанные понятия о степени учёности или элементарной образованности.  Я конкретизирую:  Слепое повиновение природному инстинкту вопреки логическому осмыслению и постижению своей собственной психологии, а так же подтекстного разума.  Я долго не мог сообразить, что именно от меня требуется, когда одна из моих знакомых, посетив вашего покорного слугу в загородном домике, непрестанно теребя траурную косынку, с солидной порцией неловкости изливала историю в высшей степени нелогичную.  Да что там логика! Абсурдность услышанных в тот вечер слов просто вгрызалась в разум, и я сдерживался от смеха лишь из чувства такта к чужому горю.  У Екатерины Матвеевны – так её звали – недавно умерла мать.  Именно это, а так же предшествующие события и послужили основой того сюжета, в который я пытался вникнуть; что абсолютно не получалось.
   Перед смертью маман моей знакомой вела себя не то, чтобы странно, нет, её поведение походило как раз на те случаи маразматии, которые имеют место у выживших из ума стариков: Когда их мозг практически утрачивает свои естественные функции. Человек начинает не узнавать своих родных, забывает, кто он сам и даже видит то, чего не видят окружающие.  Я не стану сейчас вдаваться в терминологию медицинских определений этого недуга, ибо в нашем случае они ровным счётом  ничего не значат.  И вот, кстати, намерен отметить, что, дослушав эту историю, быть может, и вы усомнитесь в справедливости того факта, что явления такого рода, свора неграмотных эскулапов определили формой болезни.
   Екатерина Матвеевна поведала, что, однажды проснувшись ночью от какой-то возни в соседней комнате и поспешив на шум, застала свою матушку крадущейся во тьме, на ощупь, к выходу.  Женщина задала естественный вопрос: «Куда это ты мамуля среди ночи»?  На что получила весьма ошеломляющий ответ.  «Там на улице свадьба. Я услышала песни и выглянула в окно.  Празднично одетые мужчины и женщины поют и пляшут. Они меня увидели и позвали к себе. Ах, Катя, я так давно не веселилась».   Грустно вздохнула старушка и свесив голову безжизненно обронила руки.  Екатерина Матвеевна сперва не до конца осознала суть проблемы и, находясь в зальной комнате поспешила выглянуть в окно.  Ясная луна превосходно освещала пустынную улицу, но только одинокая собачонка составляла скудную массовку.
   «Да ты не в это смотри, ты в моё выгляни, в то, что в спальне».  Вдруг услышала моя знакомая за спиной натужный голос матери. Она послушно, но уже с трепетом в груди отправилась в соседнюю маленькую спаленку, до конца отстранила полуотдернутую штору,  выглянула на улицу. Там по-прежнему было пусто. За спиной она опять услышала: «Ну... ты видишь? Я хочу к ним».
   Екатерина Матвеевна медленно повернула залитое слезами лицо и нашла свою безумную маман белым пятном, которое маячило в дверях комнаты. Её седые космы зловеще спадали ниже плеч, а всегда, в последнее время, тусклый взгляд старческих высохших глаз теперь горел в сумраке сизым сиянием.  Будто зловещая луна уменьшилась до размеров пятака, раздвоилась, и легла на затенённые глазницы.
   После этого случая старушка ещё несколько раз «видела» в окне то бравого офицера, который, не чураясь своей выправки заводил пылкие речи о своём жарком сердце да исстрадавшейся в суровых военных буднях душе.  А то высокого франта, в праздничном сюртуке и с хризантемой в петлице.
   «Пойми Катюша, я нужна ему, это очень важно, от нашей встречи зависит твоя и его судьбы»! Настойчиво теребила за рукав халата мамаша, пытаясь отстранить дочь преградившую собой входную дверь.  То была последняя капля в терпении Екатерины Матвеевны. Утром она вызвала на дом врача соответствующей квалификации.
   «Ты мне не поверила! – В отчаянии прокричала безумная старуха, когда узрела улыбающегося человека в очках и с саквояжем. – Ты решила, что я сошла с ума!?  Но ты ошибаешься! -  Женщина пятилась от доктора точно от хищного зверя. – Теперь я освободилась от пелены того наваждения,  в котором пребывала всю жизнь.  И скоро, даже из того реального мира я сумею донести до твоего глупого сознания истину, дабы вырвать тебя из лап этого ужаса»!   То были последние слова, после чего бедняжка вдруг порывисто задохлась и замертво рухнула под ноги обалделого от неожиданности доктора.
   После похорон прошёл год.   Моя знакомая почти оправилась от горя в виду понесённой утраты.  Её супруг, вечно неутомимый поборник семейного очага к тому времени реконструировал их уютное гнёздышко, убрав перегородку между общей комнатой и спальней покойной тёщи.  Он всегда мечтал иметь просторную гостиную и теперь, коль уж подвернулась такая оказия, не упустил возможности воспользоваться моментом решительно и с должной порцией творческой фантазии.   Слушая её сбивчивый рассказ меня иногда посещали мысли, что даме просто захотелось выговориться, так сказать излить все, что накипело.  И когда с её уст понеслись сочные описания дорогих обоев  да превосходного ковролина, я не выдержал, и спросил:
   Но Катрин, - так я иногда её называл, ещё со времён нашего студенчества, -  не сочти меня за неблагодарного слушателя, однако моё любопытство пыхтит в стремлении услышать истинную причину твоего волнения. - Её глаза влажно заструились по комнате, а руки принялись бесцельно мять сумочку, будто пытаясь что-то нащупать.
   - Я ведь прекрасно понимаю, что незаурядные изыски декора ваших комнат…
   - Хорошо! – Неожиданно твёрдо прервала меня Екатерина Матвеевна. – Не скрою, то, что я намереваюсь высказать, даже скорее открыться, может показаться наследственным пороком или ещё чем-то в этом духе.  А впрочем, - её ясные бирюзовые глаза теперь неморгая упёрлись в мои голубые, - мне уж всё едино. – Она тяжко выдохнула и продолжила: - С недавних пор я стала  слышать странные звуки, а временами чужие, исполненные бескрайней радости голоса.   Но, тем не менее, не взирая на это, радость в голосах заставляет меня ужасаться. Я начинаю дрожать от страха!  Те звуки вселяют в меня какой-то демонический ужас.
   - Погоди, погоди. - Прервал я её бурный поток, и она тут же смолкла, - Поясни, в какой способ они тебе слышатся?
   - Ну.., вот.., - казалось, Катя в уме прикидывала, как доступнее донести до моего сознания свои суетные мысли, - к примеру: Позавчера я легла спать в двенадцатом часу ночи. Первые минут десять моего безмятежного возлежания в сумраке методично тикающей спаленки не нарушались более ни единым звуком.  Вскоре обрушилась полночь. С её приходом слух начал улавливать что-то похожее на ропот толпы. Это доносилось вроде как с улицы. Я напряглась.  Ропот не усиливался, но и не уменьшался. Создавалась иллюзия, что подвыпившая компания запоздалых гуляк топчется на одном месте и, где-то неподалёку от нашего дома.  Я сперва не придала этому вообще никакого значения, но потом вдруг подумалось:  «Минуточку, ведь ежели они не пришли и не уходят или просто проходят мимо, а стояли там и прежде, то почему я раньше их не слышала»?  Мой взгляд метнулся в блекло мерцающие окна.  Я поняла, что в виду отсутствия сна в голову лезут всякие гадости и, вознамерилась отправиться к буфету, принять пару таблеток снотворного.  Я вышла в залитую лунным светом гостиную, да так и застыла на месте, ибо теперь более явственно услышала за окнами человеческую речь. Но почему-то не могла разобрать ни единого слова.  Теперь сомнений не было: У стен дома толпится, по меньшей мере, с три десятка мужчин.  Это становилось забавным, ведь естественно, что такое многочисленное собрание, среди ночи, под окнами частного домостроения, не может не вызвать, по меньшей мере, любопытства.  Окна в этой комнате имеются только в одной стене и выходят на тихую, даже в часы пик практически безлюдную улочку, погрязшую в зарослях абрикосовых, вишнёвых и сливовых дебрей.  Я на цыпочках подкралась к тому окошку, что находилось ближе ко мне,  выглянула.  Не смотря на гул оживлённых прений, улица пустовала.  Я подошла к следующему окну, звуки разговорной речи стали громче, однако и за тем окном маячили лишь кусты малины да деревья.
   - И ты решила выглянуть в третье окно. – Неожиданно, даже для самого себя, брякнул я прерывая взволнованную рассказчицу.
   - Ты уже догадался! – С надеждой в голосе взвизгнула Екатерина Матвеевна.
   - Лишь о том, что, следуя логике, ты направилась к третьему окну.
   Она натужно сглотнула,  по-детски потёрла кулачком   слезящиеся глаза. – Именно так. Я подошла к последнему окну, шум голосов усилился, я осторожно выглянула за штору и… - Моя знакомая жалобно всхлипнула и замолчала.
   - Ну же, ну, что ты там увидела? – Не смог я удержать вдруг вспыхнувшее любопытство.
   - Всё ту же пустынную улицу.
   - Я, признаться, ожидал услышать о том, что Екатерина Матвеевна твёрдо марширует по стопам своей покойной матушки. Я полагал что, так же как та при жизни, Катрин начала галлюцинировать. Но тут мне только и оставалось, что выпучить глаза и задрать на лоб брови. А гостья, не обращая на такой немой сарказм внимания, вещать, не прекращала.
   - Ты представь! я продолжала слышать всё тот же ропот толпы даже тогда, когда бестолково пялилась на изогнутые под тяжестью плодов ветви абрикосы.  Мне казалось, что люди толпятся у самого окна, и я не могу их разглядеть оттого, что кто-то поставил предо мной картинку с пейзажем ночной улицы.
   - Так-так.., - принял я вид неприступного психотерапевта, - значит, вместо иллюзорных галлюцинаций имели место слуховые.
   Уловив в тех словах ехидство, она проскрипела: -  Я не знаю что это, но это длится уже две недели. А ровно пять дней назад, то самое окно, которое раньше было в комнате моей мамы, сквозь которое она наблюдала свои видения, и за которым я слышу голоса, - теперь моя знакомая изобразила мину критической таинственности, - оно начало плакать!
   - По чести признаться, милые барышни, попервой я уж хотел было расхохотаться, ибо услышать такой бред, и при этом сохранять серьёзность, не в моих силах. Нет, конечно, слушая подобные истории тут, в замке Преподобного Нестора, одновременно сознавая, что всё это плоды писательского фантазёрства, это одно. А впрочем, - Родион Аггейевич задумчиво уставился в стеклянный потолок, - впрочем, это не имеет решительно никакого значения.
   Он плеснул ещё «Хереса», подкурил сигарету, отпил вина. – Разумеется, я сдержался, как приличествует в таких случаях, однако полюбопытствовал, почему она пришла именно к такому выводу. И вообще, что значит, оно начало плакать? И собственно, с какой стати обязательно плакать?  Ведь по всем законам физики потение оконного стекла происходит всегда, при ощутимом перепаде температурного баланса.
   - Какой там перепад!? -  Треснул её голос, как только Катя заслышала о моих научных версиях. – На дворе конец июня, дикая жара и суховей.  Между комнатой и улицей вся разница в том, что на улице хоть какое-то движение воздуха.  И почему-то из одиннадцати существующих окон в доме, оно единственное покрыто испариной, а тонкие струйки иногда стекают на раму и подоконник.
   - Во-о-от, ты уже на пути истинном. – Растянулся я в улыбке. – Испарина, это более подходящее определение.
   Екатерина Матвеевна вскочила с кресла и принялась нервным шагом мерить комнату, после чего нависла надо мной. Она норовисто поставила руки в боки.
  - В первый день, когда я увидела этот феномен, я долго стояла у окна, оперев  ладони о подоконник. Глядя на улицу я надеялась вновь что-нибудь услышать.  Но в тот раз, как и прежде, голоса возникали только по ночам.  Я так погрязла в ожидании, что не заметила, как чуть наклонилась вперёд. В следствии этого я лбом, губами и кончиком носа коснулась холодного стекла.
   - Стоп! – Закричал я ликующе. – Вот видишь стекло холодное, а окружающая атмосфера горячая. – Я откровенно торжествовал.
   - Вот именно! Пораскинь мозгами. С чего это вдруг, в такую жару стекло сделалось холодным?
   Мне действительно пришлось задуматься, а моя знакомая, тем временем, продолжала:
   - Я перещупала все стёкла в доме и не обнаружила ничего даже близко аналогичного. А вот сейчас ты услышишь, почему именно мне взбрело в голову, что окно плачет. Ведь когда я до него дотронулась, а затем отпрянула, я совершенно машинально облизала свои губы. На языке я почувствовала солоноватый вкус слёз.  После смерти мамы я столько ревела и обливалась слезами, что можешь быть уверен, этот вкус я не спутаю ни с каким другим. И даже после этого я уже абсолютно сознательно, что полоумная, облизывала стекло, но всё с тем же результатом.  По стеклу текут слёзы!
   - Я долго сидел молча и соображал: Как поступить? Что сказать и, что конкретно от меня требуется? Наконец, завершив хождения по комнате, Катя присела рядом.
   - Родик, - начала она голосом исполненным роковой надежды, - всё о чём я прошу так это заменить то окно на новое.
   - Признаться, я откровенно изумился, памятуя о её рассказах, из которых следовало, что супруг в данных делах мастер на все руки.  И вообще, что за дикая фантазия?  Я в жизни никогда не занимался ремонтными работами и даже теоретически не знаю, как это делается.
   - Я поняла Родион к чему ты клонишь.  Но Алексею я не могу открыться.  Муж твёрдо уверует в моё безумство.
   - Да, а как же я?
   - С мужем мне жить, и каждый день ложиться в постель. Да он вообще законченный реалист и скептик.  Об этом не может быть и речи. Заявить без всяких пояснений, что мне де возмечталось, ни с того ни с сего, сменить одно окно на новое… - Она пожала плечами и грустно вздохнула. – Он никогда на это не пойдёт.
   - Ну хорошо, - начал я утешительным тоном, - в таком случае, почему ты просто-напросто не наймёшь плотника? И между прочим, где ты возьмёшь новое окно?
   - Его уже изготавливают. – Кате показалось, что моя неприступность дрогнула, и её голос заструился более твёрже. – Я заказала такой точно оконный блок в столярке ещё два дня назад: в субботу его можно будет забрать. А обращаться к постороннему человеку мне не хочется.., - она опустила глаза, - признаться, я боюсь того, что там может оказаться.
   - Где? – Не понял я, но поймав её тревожный взгляд опешил! – Ну Катрин, честное слово, я теряюсь в догадках.
   - А представь каково мне!?  Уже несколько недель я только и делаю, что теряюсь в догадках, и это становится невыносимым. – Она захныкала. – Пойми, я на пороге сумасшествия!  Я точно рехнусь, если не закончу что задумала.  Но если рядом не будет понимающего, сочувствующего человека...
   - И вы растаяли. – Брякнула Шурочка, которая последние минут пять задумчиво разминала и нюхала сигарету.
   Родион Аггейевич допил вино, поставил пустой стакан на столик, причмокнул губами.
   - Ну-у-у, знаете ли, я же не барышня, чтобы таять. Я здраво рассудил: Дабы не прослыть бесчувственным деградоером, стоит оказать даме эту невинную услугу.  А за одно и лично разведать те необычные обстоятельства, которые привели ко мне Екатерину Матвеевну.
   Кольт нарочито громко щёлкнула пальцами, привлекая всеобщее внимание, а главное, внимание рассказчика.
   - Простите, что перебиваю но, то ли мне послышалось, то ли вы произнесли слово «деградоер»?
   Блондин широко улыбнулся. – Совершенно верно.  Я уже давно занимаюсь сочинительством слов которых вы не найдёте ни в одном орфографическом словаре.  Однако которые, по моему скромному убеждению, более конкретизировано определяют то или иное состояние, либо более углублённо характеризуют описываемый образ.
   - И много вы таких слов выдумали? А главное, с чего вдруг? – Не унималась журналистка, чем возбудила недовольные покряхтывания со стороны остальной аудитории: Видимо им желалось поскорее услышать продолжение. Но Родион Аггейевич, вопреки общим настроениям, с нескрываемым удовольствием откликнулся на вспышку интереса к своему филологическому новшеству.
   - Вот вы София Арнольдовна слышали, кто были такие футуристы?  Ещё в начале двадцатого века была весьма многочисленная группа поэтов, писателей и художников которые занимались поиском новых решений в той или иной области искусства.  Каменский в прозе, Маяковский в стихах, Малевич в живописи. Вот и я, что-то вроде современного футуриста.
   Кольт закивала головой. – Да-да, они ещё сперва называли себя «будетляне».
   - Совершенно верно. А вот, что касаемо вашего первого вопроса, отвечу: В принципе, для небольшого пособного издания, пожалуй, материальчик я наскребу.  Хотя не думаю, что моё увлечение воспримется литераторами с должной обстоятельностью. Нынешним авторам куда проще применять похабщину и нецензурщину, нежели изобрести новое слово. Куда там! Тут же нужно шевелить мозгами.
   - А ещё пример можно?
   - Вот, извольте. – Блондин закатил глаза под лоб и, выхватив из памяти необходимое, изрёк: - Шабаш.  Это субботний отдых у евреев. А в моём словаре есть слово «шабашер»,
что значит лентяй.  Я даже пытался схематизировать выдуманные мной слова по падежам в числительном отношении.  Впрочем, та работа ещё не завершена и рано о ней говорить.
   Участники послеобеденного заседания принялись шумно волноваться, а Елена Станиславовна недовольно изрекла:
   - Друзья мои, всё это конечно безумно интересно, однако вынуждена заметить…
   - Милейшая Елена Станиславовна, - рассказчик понял к чему клонит дама, - я, между прочим, неспроста упомянул слово «шабаш», так как к нему применимо ещё одно определение – сборище ведьм! И именно на субботу мы с моей знакомой  условились встретиться у неё дома. Катин супруг на тот момент находился в трёхдневной командировке, а к моему приходу новое окно уже лежало во дворе на тоненьких брусочках.  Разумеется,  в первую очередь я возжелал лично убедиться в тех аномальных явлениях, о которых был предварительно информирован. В принципе так оно и вышло.  Из всех существующих окон одно действительно оказалось запотевшим.  И запотевшим оно было только с одной стороны, со стороны комнаты. Тут имело место двойное остекление, но то стекло, что выходило на улицу выглядело абсолютно сухим.  Я провёл по густой испарине пальцем, лизнул: жидкость действительно оказалась солоноватой.
   Ну что же, мне ничего другого не оставалось, как переодеться и приступить к делу.  Естественно, прежде чем вставить новое окно, нужно было демонтировать старое.  Катя принесла из кладовки большой молоток, топор, увесистую монтировку.   Я кромсал древесину топором и монтировкой, а окно стонало и трещало. Я обрушивал молотком с откосов штукатурку, а оно гулко ухало и возмущённо рычало. В конце концов, я живосилом вырвал весь блок из проёма. В комнату мгновенно ворвались стремительные потоки свежего воздуха. Вначале я не придал этому особого значения.  Я аккуратно поставил его к соседней стене и лишь когда повернулся лицом к пустому отверстию, просто остолбенел!  На улице свирепствовал натуральный ураган, взлохмачивая кроны деревьев и швыряя из стороны в сторону клубы пыли. Но ведь я около получаса возился перед окном и сквозь стекло наблюдал ясную, солнечную погоду. Тем паче ветра не было и в помине.  Однако теперь всё кардинально изменилось, словно по волшебству. В следующее мгновение я почувствовал лёгкий толчок в спину, а когда оглянулся обнаружил  позади меня Катю с бледным лицом и отвисшим подбородком.  Трясущейся рукой она тыкала в соседнее окно, обронив свой взор на которое я и сам почувствовал, как неумолимо расширяются глаза. Оно находилось в двух метрах от пустого проёма, где я стоял, а за его стеклом струился солнечный свет, и по ветвям молоденькой вишни беззаботно прыгали синички. Я опять посмотрел в изрыгающую сильный ветер оконную брешь и, вцепившись взглядом в низко плывущие тучи... внезапно начал неистово хохотать. До меня дошло! Это сон! Понимаете? Я решил что сплю. В своих сновидениях мне частенько доводилось переживать приключения подобного характера, и я ни сколечко не сомневался, что скоро проснусь, а всё это наваждение исчезнет.  Я смеялся точно одержимый, а когда истерика  поутихла, я бросился убеждать ещё и Катерину. Мол, ей нечего так пугаться и таращить глаза, что она тоже мне снится, и в этом нет ничего страшного.  Правда мои чистосердечные увещевания оказывали на знакомую действие неадекватное ситуации и она, в итоге, перепугалась ещё больше.  Тогда я оставил её в покое и вдруг подумал:  Ну, раз уж это всего лишь сон, и опасаться мне нечего, то я во что бы то ни стало должен побывать там, за этим таинственным пустым прямоугольником. Я хотел выяснить все возможные обстоятельства такой метеорологической аномалии.  Я справедливо полагал, что всё разведав буду владеть информацией, которую, когда проснусь, расскажу Кате и ей не нужно будет менять окно.  А главное, она больше не будет маяться в догадках и подозрениях. Я и ей, в смысле приснившейся Кате, предложил пойти со мной, но она хаотично замахала головой и шарахнулась он меня точно безумная: Более я не стал настаивать.   Я взобрался на подоконник и выглянул наружу.  Моему взору предстала пустынная улица.  Всё вокруг шумело бурей и это грозное ненастье вселяло волнительный трепет, благоговейный трепет перед величием стихии. Подшагнув ближе к краю я ещё несколько секунд помедлил, в блаженстве подставляя свежему ветру вспотевшее лицо, а затем, примерившись куда лучше приземлиться, прыгнул. – Родион Аггейевич энергично почесал лоб. -  Что я вам могу сказать, леди, - он обвел всех лукавым прищуром, - мне и поныне не ведома та причина, в виду которой я то ли за нечто зацепился туфлями, а быть может, просто оступился... не знаю. Но я оттолкнулся и кубарем полетел вниз.  Перед глазами всё замелькало: Небо, земля, деревья, дом… И вспыхнула тьма.  Будто земля разверзла свою плоть, а я провалился в мрачное подземелье.  Сколько времени пребывал в бессознательном состоянии не знаю, но лишь  очнулся ощутил дикую головную боль, а потрогав  макушку нащупал слипшиеся, от запёкшейся крови, волосы.  В окружающем пространстве торжествовали вечерние сумерки, бесился порывистый ветер, и я никак не мог взять в толк, где нахожусь. Почему я лежу на траве под деревом?  Как я тут очутился? И вообще, что происходит?  Улица была пустынна, прохожие отсутствовали. Оглядевшись, я понял, что местность эта мне не знакома. Кругом горели окна частных домостроений, шумели деревья, болела голова. Но главное, сколько я не озирался, нигде не обнаружил пустого оконного проёма. С немалыми усилиями я поднялся. Разгадку  такого приключения было решено оставить до лучших времён; хотя бы когда утихнет головная боль. Я медленно побрёл прямо по улице. Вскоре предо мной возникла ещё одна, перпендикулярная улица освещённая шлейфом фонарей да фарами проносящегося автотранспорта.  В какую сторону пойти я не знал. Тогда, обследовав  карманы и нащупав какие-то бумажные деньги, мне пришла в голову удачная идея: В дали я узрел жёлтый шалашик таксомотора и поднял руку.  Машина визгливо притормозила у ног.  Я откровенно удивился, ведь вместо привычной сливочной «Волги» передо мной стояло невиданное заморское авто.  Уронив своё тело в мягкий уютный салон, я назвал водителю свой адрес и тот без лишних вопросов тронулся.  Минут через пять, налюбовавшись диковинным интерьером иномарки, я задал таксисту вопрос:  «И давно вы стали получать такие машины для такси»? На что молодой парень невозмутимо отвечал, дескать, старые «Фольцы» уже не в кайф, и босс раскошелился на новенькие «Форды».  От подобной абракадабры моя голова разболелась ещё больше.  Я не знал, что означают «Фольцы» и «Форды», и поэтому, дабы не быть уличённым в элементарном профанизме, на весь оставшийся путь прикусил язык.  Спустя минут десять мы подкатили к знакомым очертаниям высотки, водитель включил в салоне свет,  выжидательно замер.  Я, в свою очередь, выудил из кармана новенький фиолетовый четвертак, и вложил его в протянутую ладонь. Парень долго изучал купюру, затем, так же долго изучал моё лицо, после чего со словами «Сейчас принесу сдачу» покинул авто. Естественно я удивился такому его поведению.  НО! удивление было ещё большим, когда моя дверца распахнулась, и громила в чудной кепочке пригласил меня выйти. Он оказался милиционером.  Правда форма его явилась чрезвычайно неприемлемой моему, на тот момент, имеющемуся представлению.  Он словно выпрыгнул с экрана кинотеатра «Родина» где я недавно смотрел фильм «Жандарм и инопланетяне».
   Шурочка, в сопровождении хитрой гримаски, потрясла мизинчиком перед своим лицом, и жест сей предназначался блондину.
   - Так вы прочите себя в выходца из прошлого?
   Мужчина забросил ногу на ногу, элегантным  щелчком удалил со штанины невидимую соринку.
   - Когда я вчера слушал повествование Елены Станиславовны, при этом, памятуя о том, что некогда приключилось со мной, тут же, - он испепелял Шурочку едким прищуром, - слышите, просто в мгновение ока смекнул: Во всём главенствует баланс. Мировая гармония алчет непогрешимости.  Вселенская бухгалтерия дотошно следит за всеобщим балансом и решительно пресекает любые вспышки дисгармонии.  Это очевидно! Стоит только вырвать из будущего всего один эпизод, как из прошлого аналогичным образом ликвидируется равнозначная по величине единица и баланс вновь торжествует.
   У Сони внезапно засвербело в носу и, еле успев прикрыться ладошкой, она отчаянно чихнула.
  - Точно! – Радостно взвизгнула Эмма Ивановна и тут же добавила: - Будьте здоровы Софи.
   Соне не хотелось встречаться взглядом с этой лесбиянкой. В ответ она лишь кивнула, но взор свой устремила на блондина.  – Родион, мне так кажется, что с вашей гипотезой про вселенский баланс даже я смогу найти веские доводы, чтобы согласиться.  Но вы лучше доскажите, что же было с вами дальше? Мне показалась история не завершённой.  Ну, в смысле первопричина произошедшего с вами очевидна, и я считаю, что метафизика это то, что после физики. Это особый вид материи.
   Эмма Ивановна глупо хохотнула. – Друзья мои, это у вас стихийный антропоморфизм!
   Кольт изогнула одну бровь, воззрилась на белокурую даму, спросила: - Вы серьёзно? То о чём вы упомянули, есть способность усматривать в естественных явлениях сверхъестественную первопричину. – Теперь и вторая бровь повторила изгиб первой. – Значит по-вашему, перемещение во времени не выходит за рамки естественного?
   Тут в разговор вклинилась Елена Станиславовна. -  Между прочим, антропоморфизм правильнее было бы трактовать как уподобление мироздания человеку.
   - Минуту! – Блондин энергично хлопнул в ладоши. – Давайте барышни погасим дебаториальные прения  и  дослушаем мою историю.  Ибо сие, в данном мимолётном случае есть главенствующая идея.  А то, что небытие существует, я уверен категориально и сам являюсь тому доказательством. Ведь посудите сами: Мне удалось подчинить способность к отдельному от времени существованию. Я жил в другом, параллельном измерении и благодаря случаю сменил прежний временной порог на этот. И мало того, после общения с милиционером я ещё долгих семь месяцев доказывал врачам в психушке, что их суждения о реализме и высоких формах материи есть архиграндиозное заблуждение, особенно в отношении человека.  Я твёрдо убеждён, что человек не может являться предикатом суждения, так как отсутствует понятие – «Постижение умом».
   В конце концов, я оставил это неблагодарное занятие и создал видимость согласия с их заблуждением.  Врачи попались на мою уловку, и я был реабилитирован, а соответственно и выпущен.  Первое время я устраивал свою жизнь в новом мире. После, когда благополучно акклиматизировался, отыскал уже известный мне злополучный дом, где находилось плачущее окно.  На тот момент там проживал внук Екатерины Матвеевны: Молодой, болезненного вида юноша с редким дефектом речи. Он не мог  выговорить ни одной шипящей согласной. Впрочем, это не важно, а важно то, что от Варфоломея я узнал о кончине его бабушки. Катя окончила свой жизненный путь в психиатрической клинике ещё двадцать девять лет назад, и на момент смерти ей уже стукнуло семьдесят семь.  А родители парня исчезли при довольно загадочных обстоятельствах. И кстати, в день их исчезновения кем-то было разбито одно из окон дома.   Я не стал более выведывать, так как догадывался в чём тут суть.   Но меня гложил один безумный вопрос:  А что если теперь наоборот, не выпрыгнуть из окна, а сквозь него забраться внутрь?
   Шурочка наконец подкурила разминаемую уже минут пятнадцать сигарету и, прервав интригующую паузу, спросила: - И что, вы осуществили задуманное?
   Блондин хитро сощурился. – Разумеется!  Да ещё с каким результатом!  Правда сделать мне это удалось со второй попытки.  В первый раз я нарядился в праздничную одежду, в петлицу на лацкане воткнул большую белую хризантему.  Это на случай если попадётся дежурный патруль  и меня начнут выспрашивать, что я делаю под окнами чужого дома в такое позднее время. Я готов был слукавить; вот, мол,  был на свадьбе, засиделся до ночи и теперь в чужом районе заблудился.  Я даже для правдоподобности осушил пару стаканчиков «Кальвадоса».  И что вы думаете?  Ближе к полуночи, тайком пробравшись к искомому домостроению и очутившись под интересующим меня окном, я уж решительно принялся перочинным ножом отковыривать штапики, как стряслось невероятное!  Колыхнулась гардина и за блестящим, от лунного сияния, окном показалось удивлённое лицо косматой старухи. Я в оторопи отпрянул, но когда в явившийся лик всмотрелся повнимательнее то понял, что на моей голове шевелятся волосы:  Из-за стекла на меня глазела покойная матушка Екатерины Матвеевны!  Я даже и сам не знаю зачем, но взял да и махнул ей рукой, приглашая выйти.  Она в ответ кивнула и скрылась.  Мне вдруг показалось, что если женщина выйдет ко мне не через окно, а через входную дверь, то вся эта чехарда с временными скачками закончится.  Я либо вернусь в свои года, либо свихнусь окончательно и бесповоротно.  Вы только представьте, ведь сюжет с тем как женщина видела за окном мужчину  с цветком в петлице произошёл за долго до моего прыжка в другое измерение!  Это вообще не влазит ни в какие ворота и не поддаётся какому либо объяснению! 
   Прождал я около часа, но, как было мной упомянуто ранее, дочь не пустила мать на улицу, в результате чего я удалился ни с чем. Я оставил затею до лучших времён.
   И вот час пробил.  Особняк остался всеми покинут, а глухая ночь с непроглядным небом манили к осуществлению задуманного.  Я вскрыл окно.  Приложив чуточку усилий, влез внутрь. Воздух в комнате был настоян на смерти и лишь только эта едкая вонь наполнила мои лёгкие я изумился.  Раньше мне и в голову не приходило, что смертушка имеет запах. Но теперь…   Конечно, сие безграмотно именовать формой или материей, однако запах, этот липкий, удушающий символ всего того, что есть после физики.., в тот момент мне представился идеей.  А идея, если верить Аристотелю, рождает цель.  Идея – смерть.  Цель – метафизика, забытье и всё что после.
   У образов мерцала тонкая свеча, а стоявшее чуть поодаль трюмо кто-то завесил траурной кисеёй. Я понял, что не ошибся в своих философических умствованиях, но, стряхнув это мистическое наваждение, решил осуществить экскурсию по дому, с целью отыскать входную дверь и выйти наружу.  Однако стряслось непредвиденное.  Сколько я не скитался по особняку, в темноте постоянно  натыкаясь на предметы мебели, я никак не мог найти выход, а свет зажечь не решался.     В итоге, совершенно обессилев я присел на удачно подвернувшийся диванчик.  В голову полезли мысли о покойной матушке Екатерины Матвеевны, о самой Кате, вспомнился чудаковатый Варфоломей.
   Родион Аггейевич прервался, сжал двумя пальцами переносицу, задумался. Впрочем, слишком продолжительной паузы не получилось.
   - Утро я встретил лёжа на боку в углу дивана, и лишь расплющил глаза, то от  волнения весь вспотел.  Яркое солнце заливало всю комнату, а вокруг висела дивная тишина.  Обстановка мне была не знакома и только мозги соизволили выработать идею поскорее убираться – дабы не быть обнаруженным – как в дверь позвонили. Я не решался. Звонок повторился.  Я воровито выглянул из-за спинки дивана и нашёл, что он стоит по центру большого холла, а прямо перед собой узрел большую белую дверь, за рифлёными стёклами которой робко шевелился тёмный силуэт. Уже в третий раз зюзюкнул звонок.  Я плюнул на всё, покинул лежбище и отворил.  На пороге с ноги на ногу переминался коротышка в серой тройке, чёрном галстуке и кремовой сорочке.  В руке он держал чёрный кейс.  Я выжидательно молчал.  Тогда незнакомец, бережно поправив свои солнцезащитные очки, сказал:  «Доброе утро Родион Аггейевич, может, позволите войти? -  Я опешил!  Откуда этот человек знает моё имя? -  Я к вам с последней волей усопшего».   Короче говоря, визитёр оказался душеприказчиком Варфоломея.   Понимаете!? Я-то когда увидел завешенное зеркало, решил, что это Катина мамаша преставилась.  А на самом деле, от сердечного приступа умер её внук.  И что самое непостижимое, и по сей день остающееся для меня загадкой, так это почему в своей духовной тот парень завещал всё своё имущество именно мне, человеку которого он видел всего один раз?
   - Да-а уж..,  - задумчиво произнесла Эмма Ивановна, - путаница с этим окошком натуральная. – Вдруг, как бы опомнясь, она вся напряглась и спросила: - Значит вы до сих пор живёте в том доме? – Блондин кивнул. – А что с окном?
   - Оно по-прежнему плачет.
   - Нет, я в том смысле, что, это.., ну, вы через него ещё раз проходили?
   - Боже упаси! – Завертел лысиной автор истории. – Довольно с меня этой ерунды. Меня вполне устраивает тот мир в котором я сейчас живу, и на этом баста. Но вам, дорогая Эмма, - его голубые глаза резво сузились, - после турнира могу устроить эксклюзивное турне в другой мир, если пожелаете.
   - Если выйдете отсюда живыми. – Так же заговорщически съязвила Кольт.
   Седая еврейка потянулась за бокалом «Мартини». – Однако София Арнольдовна любопытно не то, кто из нас в какой форме бытия покинет эти стены, а то, кто не выйдет вообще.
   - И что же, вам это известно?  - Журналистка рассудила так: Ежели весь этот сброд кичливых умников видел картину с её обнажённым телом – а на тот момент сомнений не было – то весьма вероятна реальность и того, что кое-кто владеет информацией по поводу уговора с Нестором о залоге своей жизни на случай проигрыша.
   Елена Станиславовна пригубила вина и, глядя в никуда безучастно улыбнулась. – На всё ЕГО воля…
   Дискуссия в дебрях     зимнего сада продлилась ещё долго; не менее часа.  Прежде всего, и главным образом тематика словоизливаний гостей замка закручивала свой интригующий вихрь вокруг философических учений Аристотеля и его учителя Платона.
   «Измысли сам себя и будешь самодовлеющим разумом». Настаивала Эмма Ивановна, на что ей вторила Елена Станиславовна: «Только лишившись материальной зависимости, ты сделаешься натуральной осуществлённостью».    Но в итоге, после слов Шурочки – «… мой идеал это жизнь без сомнений». Когда блондин ей отвесил: - «А знаете Александра, ваш убогонький образ полезен скорее в негативном разумении, нежели во всех остальных». Все дружно восстали против такой гипотезы и категорично заявили Родиону Аггейевичу будто он – «… умом не абстрагируемый индивид, генерирующий лишь отчасти».
   В свои покои Кольт возвращалась в нервном напряжении. И, тем не менее, вопреки ожиданиям застать там генерала  она обнаружила следы пребывания Нестора; в виде аккуратного букетика флёрдоранжей. Цветы лежали на постели, у изголовья, и Соня поняла, на что пытается намекнуть хозяин замка.  Точно такие букеты ей не единожды доводилось видеть в руках счастливых подружек-невест, у входа во дворец бракосочетаний.
   «Ясное дело, чего он добивается, ублюдок». Её рука отчаянным жестом отшвырнула цветы в тёмный угол комнаты. В следующую секунду до Кольт дошло – в спальне опять присутствует стойкий запах омелы. Какая-то неуловимая нить шальной догадки, будто короткая молния, пронзила мозг и женщина глухо застонала. «Ведь этот запах появляется всегда перед чем-то страшным»!     Понятно, что в этом крылся некий зловещий смысл, а журналистское чутьё твердило – впрочем, нет, оно чрезвычайно глаголило – жди очередного кошмара!   Кольт закусила ноготь большого пальца, с задумчивым видом несколько раз смерила комнату от окна к двери  и обратно.  В голове зародились кое-какие идеи по этому поводу, в результате чего её стопы вновь были обращены к овальной библиотеке.
   Тут по обыкновению торжествовала пустота и сумерки. София Арнольдовна проигнорировала несколько шкафов с художественной литературой,  застыв возле одного, с литературой специальной.  Предусмотрительная артикулярная вышколенность книг сыграла как положительный фактор, и вот, в руках журналистки необходимое издание.
    - «Энциклопедия лекарственных растений». – Прочла она жирно красную надпись и скосив взгляд вниз добавила: - Изд./Донеччина.
   Соня торопливо умостилась за столом, после щелчка вспыхнула настольная лампа,  заструился шелест перелистываемых страниц.
   - «Омела. – Женщина наконец отыскала интересующую информацию. -  Народное название – вихорево гнездо или шульга. – Продолжала она с дрожью в голосе. -  Вечно зелёный, вильчато-ветвящийся шаровидной формы двудомный кустарник, поселяется на ветвях лиственных деревьев /дуб, берёза/ корнями проникает под кору и древесину дерева хозяина.
   Плод – ложная, односемянная шаровидная ягода. Содержит каучук. Спирты – пинен, ниозит, квебрахит. У древних германцев считалась священным растением. Используется в медицине. – Тут Кольт особо сосредоточилась. – Парацельс применял омелу при эпилепсии и нервных заболеваниях, апоплексии, истерии».
   Соня ощутила, как жаркая волна прилила к вискам, и вспыхнули уши. – Вот оно что – ИСТЕРИЯ!
   Низкая лампа с круглым абажуром хорошо освещала лишь поверхность стола, тускло рассеивая окружающие сумерки да выхватывая из них косматую прядь и рядом чёрный провал глазницы. Женщина сидела не шевелясь - она упорно соображала. «Значит всё это неспроста. Наряду с тем, что Нестор постоянно пытается внушить непререкаемое чувство страха, он, тем не менее, использует своеобразную способность оградить меня от возможной истерии.  Чёрт возьми, запах омелы! Это наподобие валерианы; можно пить настойку и таблетки, но ведь можно просто нюхать молотые корни и с тем же успехом. – Она захлопнула книгу,  погасила лампу, выбралась из-за стола. – Так-так, значит грядёт очередная провокация. – Продолжала она размышлять, возвращаясь в свою комнату. – Должно случиться что-то страшное, что-то, от чего может пострадать психика».
   И Соня не ошиблась. Ужасные и трагические события  не заставили себя долго ждать. Уже в преддверье читки очередного произведения, чьим автором являлся розовощёкий, с соломенным цветом волос, любитель пирсинга и обладатель неизменной улыбки, Нестор с ледяным спокойствием объявил честному собранию о тех неприглядных событиях, которые имели место за прошедшие сутки.  А именно: Службе охраны замка удалось разоблачить чудовищное преступление и схватить виновных.  Правда один из преступников был обнаружен мёртвым на территории прилегающего к замку парка, зато второго благополучно схватили почти на месте преступления. Это случилось именно в тот момент, когда негодяй пытался избавиться от трупа убиенной им же служанки, с которой, вероятно случайно, столкнулся когда  намеревался скрыться после побега.
   Кольт даже перестала дышать, когда Преподобный Нестор дошёл до того момента, что в результате допроса с пристрастием, лазутчик признался – хотя и не сразу – каким образом им с напарником удалось сбежать из заточения.  И что они сделали с бедняжкой Спирохетой, которую сперва склонили на свою сторону – воспользовавшись девственной доверчивостью – а затем безжалостно убили.
   Естественно, что благородный Ружа не выдал Софию Арнольдовну, которая прилипла к креслу с обескровленным лицом и стеклянными от страха глазами. Он всё свалил на погибшего Евгения Сигизмундовича. Но в процессе того, пока организатор турнира в тягучей неспешной форме всё это излагал, Кольт мерещилось, что пол уходит из-под кресла, сердце того и гляди разорвёт грудь, а нервный тик заставил ноги отплясывать чечётку.
   В завершении Нестор заявил, что казнь преступника, ранее запланированная на после турнирный срок, состоится именно сегодня, именно по завершении очередного слушания и непременно при полном присутствии всех гостей замка.  Соня чувствовала себя не лучше загнанной лошади, перед тем как испустить дух.   Её лихорадило, она вся взмокла, дыхание прерывалось спазмами удушья, внизу живота шевелилось что-то ледяное, а перед глазами, казалось, завис туман.
   Она словно сквозь затрамбованную в уши вату начала улавливать тоненький, по-девчачьи писклявый голосок Вавилы и поняла, что душа зашлась, отёрпла, все струнки заныли.  Неизвестно почему, но голос экстравагантного юноши ей показался до одури знакомым.  Что-то вертелось в голове но, право, в таком состоянии женщина была не способна адекватно мыслить.  Посему ничего иного не оставалось, как смириться с положением вещей и усилием воли взять себя в руки.
   «Всё это конечно странно, очень.  Главное, я пока вне подозрений. А может кому-то так нужно?  Впрочем, я напрасно считала Ружу подсадной уткой. Пока всё указывает на опрометчивость такого вывода.  А там, кто знает? Но казнь! Неужели это всерьёз?  Ну, да ладно, ответы на вопросы рано или поздно сами родятся.  А генерал… Может он того и заслуживает. Зачем было лишать жизни невинное дитя»? 
   Тем временем свалилась полночь.   Грянул ритуальный гонг и Вавила приступил к штурму текста.  Его сочинение называлось:  «Загадочные исчезновения».




                С     Ю     Ж     Е     Т    -   5



              И  М  Е  Н  Е  М      Н  А  С  И  Л  И  Я:   З  А  К  Л  И  Н  А  Ю!!!

………………………………………………………………………………………………

           Искусственный сад Преподобного Нестора, в лучах множества галогеновых  прожекторов сиял точно в преддверье пышного карнавала.  Со всех пластмассовых макетов деревьев, кустов и прочих растений, неким специальным оросительным механизмом была тщательно смыта усевшаяся на стволах, ветвях и листьях пыль и эта искрящаяся влага создавала ощущение свежести и медицинской стерильности.
   Мощные двери парадного входа торжественно отворились и на булыжном тротуаре, мерцающем чёрно-стальным блеском всё той же вымытости, начали появляться люди. Их скорбное безмолвие нарушалось лишь приглушённым топотом резиновых набоек по камню, да объятия теней жадно плескались в шелесте плащёвых накидок.
   Шествие возглавлял низкого роста, кривоногий горбун, чьи длинные, цвета слоновой кости, космы мерцали во вспышках ночи будто просвеченный изнутри пергамент.  На каждом втором шаге он гулко брякал своим корявым, что клюка старой ведьмы, посохом, уверенно увлекая за собой ведомую толпу. Они двигались туда, где из-за угла восточной  пристройки угрюмого замка зловеще выглядывала тьма.  Словно это не прожекторы рвали и скрадывали имущество ночи, а напротив, это непроглядный мрак ненасытно пожирал оживший сотнями мотыльков свет.  Ночь повенчана с мраком и он, как её верный супруг и ревнитель,  теперь встал на защиту дамы своего сердца.    Аналогично прожорливому кашалоту, глотающему питательный планктон, так  и мрак с наслаждением пьёт, пьёт взахлёб кишещее трепещущими организмами свечение: Не желая сдавать своих позиций ни по фронту, ни на флангах.
   Теперь, когда безмолвное шествие очутилось в лапах ненасытного мрака, первоначальная иллюзия схожести происходящего с карнавальной феерией сменилась вуалью бала у князя тьмы, маскарадом потусторонних сил, где венцом зрелища должна была грянуть смерть.
   С этой стороны замка электрический свет пока отсутствовал, но в сизом лунном мареве неясно просматривались очертания двух сооружений.  Первое, плоское и широкое, имело нечто схожее с развалинами крестьянской хаты, где из всего уцелела лишь печная труба в окружении груды обугленных брёвен.   Второе же сооружение походило скорее на эпизодический фрагмент трибун римского Колизея.
   Горбун остановился...  воздел над собой посох.   Покорно повинуясь, замерла  толпа.  Над собранием кривыми зигзагами прошелестело несколько летучих мышей.  Где-то рядом  грянул истошный кошачий плач, похожий на стенания грудного младенца.  Эти звуки оказались сродни пророчеству чего-то жуткого, ибо почти мгновенно последовала вспышка мощного прожектора.   Он прятался где-то на стенах замка и вырвал из сумрака ночи антураж театральной таинственности. Затенённая ложа скрывала в себе общую массу зрителей.  То, что раньше мерещилось античными трибунами, и были трибуны.  Их соорудили вместо традиционных балконов для особых гостей. Там сейчас находились пятеро мужчин, в строгих фраках и блестящих цилиндрах.  Апофеозом же явившихся видов была сцена, правда несколько необычная, уминиатюренная, похожая на средневековый эшафот.  И декорации на ней имелись.  Правда не такие яркие и напыщенные как, к примеру, в Большом театре, но отнюдь не умоляющие своей значимости. То была настоящая, изготовленная из дуба и железа гильотина.
   А вот показались действующие лица первого, да впрочем и единственного в нынешнем представлении акта. В авангарде, по деревянной лестнице на эшафот степенно поднимался палач: Облачённый в чёрное трико и традиционную колпакообразную маску с прорезанными глазами.  Во всех его чинных движениях улавливался даже аристократизм, так была горда осанка и высоко поднят подбородок.   Он с пафосом непревзойдённого доки своего ремесла подошёл к изобретению французских мастеров умерщвления,  со знанием дела принялся хлопотать над недосягаемыми обзору публики механизмами.
   Следом за палачом на деревянных подмостках смертельного шоу выросли двое неизвестных, в тёмных балахонах до пят и глубоких капюшонах.  Они волокли жертву, закованную в цепи по рукам и ногам и, как могло показаться, совершенно бесчувственную.  То был мужчина, весь окровавленный, в изодранной сорочке с обрезанным воротом, а брюки имели такой вид, словно их пропустили через машину для уничтожения бумаг.  Тем не менее, вопреки первичному мнению, приговорённый пребывал в сознании но, толи от страшных пыток, толи от применения наркотических препаратов, его восприятие реальности пришло в антиприемлемое искажение.  Когда пленника поставили и хорошенько встряхнули, он поднял доселе поникшую голову, медленно обвёл шевелящуюся тьму заиндевелым взглядом непросыхающего алкаша, растянул запёкшиеся губы в улыбке клинического идиота.  Затем, как бы в унисон его неадекватной реакции, на сцену выпрыгнул разнаряженный скоморох.  Следом зазвучали аккорды балаганной флейты, лютни,  скрипки.  Он точно резиновый мячик прыгал перед досточтимой публикой, бренчал  множеством колокольчиков,  глупо хихикал: Поражая всех невообразимой мимикой своего клоунски раскрашенного лица.    Шут бесновался что заводной, всё это время, не выпуская из коротеньких пухленьких ручонок широкую плетёную корзину, до половины наполненную соломой.   Наконец его ритуальный танец себя исчерпал, и пузатенький лицедей отступил на задний план; с этим растворилась в пространстве музыка.  Палач, последние несколько минут изображал старательного автомеханика.  Теперь он завершил свои первостепенные заботы,  чинно   обошёл это смертоносное сооружение и застыл у блестящей ручки;  та служила для приведения в действие подъёмного механизма.  Лишь только ночную тишину наполнили звуки глухого рокота цепей, а пылающий металлическим огнём косой нож гильотины медленно пополз вверх, все сразу заметили парящего в воздухе хозяина замка,  который гнетущей массой завис над эшафотом.  И только после того, как чёрные очки Нестора  да большие круглые глаза африканского долгопята-привидения неспешно обшарили обозреваемые виды, только тогда его фигура плавно скользнула вниз.  Первый шаг организатора сборища по дощатому настилу совпал с приведением отточенного лезвия в максимальное положение готовности номер один.
   Разбавленный хрипами, повелительно-дерзкий бас Нестора не только завораживал, но и превращал сознание слушателей из состояния нефизической души в категорию частно отрицательного состояния бытия; когда все твои внутренности трепещут, разум уступает место плебейским чувствам обречённого стада, и ты сознаёшь своё ничтожество с такой непогрешимой верой, что будь у тебя кинжал и дозволение, и ты собственноручно принёс бы себя в жертву.
   Учредитель «Дьявольских чтений», организатор казней и мастер страха говорил долго, говорил  самоотверженно.  Если б к его образу добавить соответствующую жестикуляцию, быть может многие очевидцы не колеблясь отметили массу индивидуальных схожестей в ораторских способностях Нестора и Адольфа Гитлера.   Даже россыпи белых звёзд на чёрном небе в эти минуты казались мерцающими глазами волчьей стаи,  ожидающей  в ночной тайге  очередного налёта на спящую овчарню.
   Как только ритор завершил свой бросок энергичного речитатива, сию же секунду в атмосфере заструились далёкие отзвуки органного реквиема.  Гул медных труб нарастал стремительно, и вот, уже создавалось фантастическое впечатление, будто траурная музыка падает прямо с неба, что в психологическом понимании рождало безальтернативное восхищение.
   Приговорённый продолжал глуповато усмехаться. Его потащили к гильотине.  Палач поднял верхнюю часть дубового люнета, разделив надвое отверстие для фиксации шеи. Теперь громилы в балахонах сграбастали свою жертву за ноги и за руки,  уложили на незримую для публики качалку, тщательно умостили его шею в полукруглую ячейку. Палач бережно опустил люнет, после чего защёлкнул стальные пластины деревянными шпунтами в специальных пазах.
   А тем временем грохот реквиема достиг мощности концертного звучания, от которого закладывало уши.   Теперь в движение пришёл скоморох.   Правда, на сей раз его танец не выглядел по-прежнему дураческим.  Он всё так же по-шутовски кривлялся, но отнюдь не в комедийной манере. Теперь это был мим трагик, и танец его воплощал приветственный реверанс перед её величеством смертью.  В завершении он поставил корзину перед жёлобом, по которому должна была скатиться голова, при этом, не переставая кланяться будущему покойнику: В свой тёмный угол шут удалился лишь после шестого поклона.
    А дальше как по нотам: Нестор внезапно распростёр руки в стороны и музыку точно отсекли саблей. Две секунды гробовой тишины и слух свидетелей казни пронзил его истошный вопль.
   - Да свершится моя воля!!!
   Палач что-то повернул.  Тяжёлое лезвие с шорохом скользнуло вниз.  Тупой удар. Несколько секунд гулкого качения и вот, голова мягко приземлилась на дно корзины.
   Истерический женский визг из толпы, явился апофеозом зрелища: Одна из свидетельниц казни упала в обморок.

                Беззаботно порхающая стайка птичек вдруг беспричинно заволновалась; крылышки забились ритмичнее, траектории падения сделались хаотичными, угловатыми но, не взирая на всё нарастающий переполох, душило какое-то дивное чувство.  И всё это оттого, что совершенно отсутствовал звук.  В стае нешуточный переполох, а хлопки крыльев отсутствуют.  Птицы встревожились, а щебечущего гвалта нет.  Они точно аквариумные рыбки метались немо и беззвучно.
      Вдруг птицы исчезли, но теперь стали явственно прослушиваться их голоса, одни далёкие, а другие близкие.
   Кольт открыла глаза и от внезапного испуга вскрикнула;  на краю постели сидел Преподобный Нестор.  Он держал её руку в своей и улыбался.  Женщина рванулась спиной на подушки, зрачки дико вращались,  дрожал подбородок.
   - Ну, ну, София меня не нужно бояться.
   Она настороженно огляделась.  В залитой солнцем комнате больше никого.
   - У тебя, всего-навсего, случился обморок.  Доктор сделал необходимый укольчик, и велел не беспокоить пока ты сама не проснёшься.
   Обводя ещё не соображающим, но уже тревожным взглядом свой будуар София Арнольдовна отметила появление на туалетном столике  бело-голубой вазы, с пастушкой и пастушком на лужку. В вазе стоял большой, неоформленный букет флёрдоранжей. Зрачки метнулись в соседний угол комнаты: Тот букетик, который был нею туда отброшен, теперь отсутствовал.   Нестор это заметил и произнёс:
   - Деятельность разума есть жизнь. – И тут же добавил: - Тебе нравятся эти цветы?
   Кольт тупо вперилась округлёнными глазами в изъеденное оспой лицо визитёра.
   - Да пошёл ты знаешь куда!? – Она поперхнулась,  закашлялась.
   - Фи, Сонечка, хамство никак вам не импонирует.
   Кольт вздула ноздри и  сощурила краешки глаз. – Я не стану спорить, ибо хамство это одна из врождённых особенностей любого характера.  Я подчёркиваю: Любого здравомыслящего человека; которая проявляется в виду провоцирующих обстоятельств. – Теперь её облик возымел маску обличителя. – И мало того, даже само упоминание слова «хамство», уже определяет его автора к этому – по мнению невежд – весьма неприглядному качеству.
   Нестор тяжело поднялся и они с долгопятом синхронно посмотрели в сторону открытого настежь окна. – Так ты прочишь мне апломб невежества?  Как это мило.  Выходит, мы родственные души; судя по твоему красноречивому высказыванию.
   Кольт почувствовала, что нервы на взводе, что она начинает закипать.  Кстати, к месту будет отметить: Раньше присутствие Преподобного Нестора вызывало в ней животный страх, с тем как теперь, лишь ненависть и раздражение.  Она зло прошипела:
   - Я так же антагонична по отношению к тебе, как бессмертное к смертному.
  Теперь чёрные очки Нестора были направлены на журналистку; впрочем, так же как и глаза зверька.  София Арнольдовна не знала, что кроется за этими непроглядными прямоугольниками его аксессуара, но выпученные зенки животного имели вид безмятежной безэмоциональности.
   - Да-а, у-уж, - в голосе хозяина замка возникло разочарование, - я склонен убеждаться, что жизнь не просто меняет людей, а меняет непременно в худшую сторону.
   - Боже мой! – Ехидно брызнула Кольт. – Вы только посмотрите на этого идола благонравия.  Да ты обычный преступник, причём самого незначительного пошиба.
   Организатор турнира пропустил это мимо ушей и продолжал развивать свои мысли. – Ведь не смотря на то, что наш мир тоже меняется, к сожалению не в лучшую сторону, но ценности то остаются. Так почему люди не остаются прежними?  Уж не оттого ли, что человек – вещь одушевлённая, а предмет – вещь мёртвая? Ведь две противоположные вещи и ведут себя адекватно.  Ты только что упомянула антагоничность смерти и бессмертия, чем невольно мне напомнила мою же логику концептуальных допущений от противного.
   - Ах, вот оно что! – Не дала ему закончить мысль журналистка. – Ну, уж коль скоро ты базируешь свою логику не на определениях этической добродетели, а на допущениях от противного, то я, как приверженка субъективного идеализма не отрицаю способность вещей возбуждать в нас определённые ощущения: Уже не говоря о поступках других людей. И вся эта твоя лирика об изменении мира не в лучшую сторону, лично мне, до одного места.  Глядите-ка, вздумал прикинуться высоким моралистом.   Да после того как ты казнил ни в чём не повинного человека, ты сам стал мне противен ещё больше.
   София Арнольдовна, вероятно и сама не замечая, начинала свирепеть. Багровые яблоки расползлись по щекам и скулам, глаза сверкали огнём ненависти, а маленькие кулачки яростно сжимались.
   - Стоп! -  Рявкнул Нестор весьма убедительным тоном. – Доктор велел тебя не нервировать, поэтому я сейчас уйду.  Но прежде хочу процитировать моей гостье несколько строк из одного школьного сочинения.  Я нарочно зазубрил их на память и ты, Сонечка, поймёшь о каких негативных изменениях человека я пытался сказать.
   Кольт тупо таращилась на высокого мужчину в пальто и шляпе,  пытаясь предугадать – какой ещё подвох её ожидает?
   - Сочинение называлось:  «Моя комната». – Продолжал Нестор, занырнув в лирическую задумчивость. – Его написала тринадцатилетняя девочка на уроке русского языка.  Мне оно очень нравится.
   «В последнее время я неоднократно ловлю себя на мысли, что часто задумываюсь:   Почему, при каждом возвращении домой меня непременно тянет в те чудные стены, которые в недалёком безоблачном детстве родители озаглавили  - «Сказочная обитель».
Теже неброские обои; та же, что и у всех кровать, стол, подвесная книжная полка, громоздкий плательный шкаф; простушка герань, и благородный фикус. Казалось бы – банальный пейзаж.
   Но вот я торопливо сбрасываю босоножки и спешу.., спешу точно под чарами манящего уюта и покоя, в привычном лабиринте сумрачного коридора. Я замираю вдруг, пред дверью шпаренного дуба.  Она глядит своим кофейным блеском полупрозрачных глаз неровного стекла, и нижнею своей филёнкой улыбаясь – и зазывает, и приветствует меня. Сердце волнительно трепещет, рука ложится на металл… Щелчок!  И перед взором восхищённым распахнулась.., не комната, а СКАЗКА  из дворца. Дворца известной всем Шахерезады, где пальмы ветвь сливается с коврами, и балдахин персидский расстелясь, мерцает в лунном молоке шатром, над спящим обликом царицы.  А, пожалуй, жрицы: Отчасти девочки, отчасти ученицы.
   А впрочем, милый мой читатель, уж изволь, коль не лишён фантазии ты дерзкой, так фантазируй сказку головой, и разумей порыв души лишь сердцем».
   Завершив декламацию, Нестор смиренно удалился, не проронив более ни слова.
   Пока он наизусть читал эти строки, Соня чувствовала, как млеет лицо, а по спине снуют противные мурашки.  Мысли путались, смятенье чувств вызывало панику и ощущение того, что для этого злобного человека, с душой дьявола, она как снежинка на ладони. Ибо строки те были именно из её школьного сочинения!
   «Ну и, что теперь? – Словно взбешённая змея шипел вопрос в ноющих висках. – Ну, допустим, прежде чем заняться мной вплотную и заманить в своё чёртово логово он изучил всю биографию намеченной жертвы, узнал повадки, наклонности, свёл до минимума возможные шансы на поражение. Но это!  Это он может знать откуда?»
   Кольт страдальчески застонала.  Она запрокинула голову,  попыталась сконцентрировать неподдающуюся память.  Хоть и не сразу, но всё же удалось вспомнить, как древняя, вся сморщенная, в глуповатом парике учительница, после того как прочла это сочинение, долго рассматривала маленькую Соню, и в итоге заявила, что желает её видеть членом литературного кружка, который сама же  возглавляла.  И кроме всего прочего она пообещала отправить сочинение на внутришкольный конкурс.  По прошествии семи дней сочинение «Моя комната» заняло на конкурсе первое место. Далее сочинение было делегировано на городской конкурс, где Кольт оседлала второе место. С тех пор она стала неприкосновенной любимицей сморщенной училки.
   Но это было всё не то. И вдруг, память вспыхнула другим эпизодом:  Старая квартира её родителей.   После свадьбы они с Димой готовят её под семейное гнёздышко.  Во всём жилище производится беспощадная борьба со старьём.   И тут же, на первом плане всплывает небольшой деревянный сундучок, с резными узорами и бронзовой инкрустацией.  В нём сентиментальная Соня хранила дорогие сердцу реликвии детства.  Вот и памятная тетрадка с сочинением.  Молодой супруг тогда поразился её способностям так романтически вуалировать элементарную обыденность.
   «Что же стало с тетрадкой дальше? А сундучок? Их я больше никогда не видела. Неужели выбросили»?
   Неожиданный стук в дверь  вернул Соню  в реальность. – Кого там ещё принесло!? – Теперь её голос звучал не так категорично как в беседе с Нестором.
   - София Арнольдовна позвольте войти, – это была служанка, - у меня к вам есть дело.
   В данный момент Кольт яростно негодовала в душе, что её воспоминания, от которых сладко поднывало сердце, прервали. Но, тем не менее, войти позволила.
    На пороге застыла новая Люсиль, и женщина опять невольно содрогнулась.   Снова этот пугающий образ, эти большие чёрные глаза с пронизывающим взглядом, как тогда в избушке, у мёртвой Спирохеты.  И эти демонические, хаотично размётанные волосы.
   - Послушай детка, - не дожидаясь чего хочет девица, первой начала София Арнольдовна, - а у тебя случайно нет сестры?
   От этого вопроса выражение лица служанки сделалось и вовсе зловещим. – У меня была сестра, - гневно цедила она каждое слово, - но, к несчастью, погибла.
   У Кольт сдавило грудь, но она совладала с собой,  стараясь сохранять прежнюю интонацию. – Извини, я не знала.
   - Оставьте София Арнольдовна.  На эту тему у нас с вами ещё будет случай побеседовать. – Её ведьменский взгляд недобро сверкнул. – Сейчас о другом.
   Люсиль запустила большой и указательный пальцы в глубокую ложбинку между своих пышных грудей,  что-то оттуда достала.
   - Вот, вам просили передать. – Она подошла к кровати и протянула, как сперва могло показаться, спичку; только без серной головки.
   - Что это? – Журналистка скользила удивлённым взглядом то на таинственный предмет, то на служанку.
   - Узнаете когда прочтёте.
   То была туго свёрнутая крохотная записочка на миниатюрном клочке материи, что-то схожее с рисовой бумагой.
   «Милая Софи приходи куда укажет эта девушка. Есть важная информация. Дима».  Прочла обалдевшая гостья замка.  Она ещё с минуту таращилась на неожиданное послание, а затем каштановый взгляд встретился с чёрным взглядом служанки.
   - Где ты это взяла?
   Та видимо ждала такого вопроса. – Дело в том, что слуга вашего конкурсанта, Фернан, мой жених.  Нам, конечно, запрещено встречаться во время турнира, но любовь, как вы и сами вероятно знаете, игнорирует любые запреты. По ночам мы тайно встречаемся в винном погребе хозяина. Кроме основного, так сказать официального хода, в подземелье есть ещё и два потайных: по одному из левой и правой частей замка.  Фернан прошлой ночью говорил, что ваш бывший супруг, - Кольт вытянула лицо, - ищет с вами встречи.  Он так страстно ему рассказывал, как сильно вас любит, что мой жених проникся и не устоял, дав согласие помочь.  Этой ночью мы опять встречались и разработали план, как тайно свести вас друг с другом.
   От слова «ПЛАН» у Сони что-то щёлкнуло в мозгах. Она ещё раз внимательно изучила записку: Буковки выглядели настолько малюсенькими и неразборчивыми, что узнать почерк Димы представлялось совершенно невозможным.
   - Так говоришь план выработали? – Она надменно хохотнула. – Я догадываюсь, презренная ты мерзавка, с кем именно вы разрабатывали этот план. – Люсиль стояла обескураженная. – А ну пошла прочь, подлая змея. – Скомканная записка полетела  в лицо девушке. – У меня даже  тени сомнений нет, откуда ветер дует, поняла!? – С психу Соня кромсала одеяло. – Не на ту напали!    - Визжала она уже на едине с собой: Люсиль подхватила с пола записку и с обиженным видом спешно удалилась.
   - Не верь, не бойся, не проси! – Завершила она свою истерику,  укуталась до подбородка одеялом, глубоко дыша затихла.  Эту категоричную фразу Соня подцепила от одного своего бывшего бой-френда, авторитетного вора-домушника.
   Собственно тут, как говорится, бабушка надвое сказала.   Возможно, девушка  говорила правду.  Ведь не исключен вариант, что Дмитрий Сергеевич действительно владел судьбоносной для них информацией и, во чтобы  то ни стало, хотел предупредить об этом свою обожаемую Софи.   Однако не стоит сбрасывать со счетов  реальность того, что Преподобный Нестор запросто мог организовать для неё коварную ловушку: А то и для обоих. Раз уж этот человек нацелился…
    Впрочем, сие лишь скромная капелька в море тех, порой сумбурных, порой наивных, а иногда и логически обоснованных мыслей, которые в данный момент пуржились в голове нашей отчаянной авантюристки.  Она и сама не заметила, как нырнула в поверхностный напряжённый сон, где её преследовали сперва злые, незнакомые лица, а затем…
   Птичий щебет, льющийся из окна, только стих, как комнату тут же наполнили звуки умиротворённого сопения.
   «Роберт погоди, постой Роберт, куда ты бежишь?  Мы ведь столько не виделись.  О, это чудо, ты совсем не изменился, ты остался таким как прежде – розовощёким, босоногим карапузом.  Но постой, куда же ты тогда пропал?  Мы так долго тебя искали.  От переживаний слегла мама, за ней отец.   Я выплакала все глаза, ты снился мне каждую ночь.  Роберт, мой милый Роби, дай же я тебя покрепче обниму.  Ну почему ты убегаешь?  Разве ты не рад меня видеть? О, твоя улыбка такая дорогая сердцу.  Постой же, не исчезай, мне так много нужно тебе рассказать».
   - София Арнольдовна через тридцать минут вас ждут в обеденном зале. – Кольт была готова разорвать на куски эту дрянную Люсиль.
   Чик-чирик, донеслось сбоку.  Скосив взгляд она заметила, как отважный воробей перепрыгнул через бруски оконной рамы, с тем, чтобы теперь, оглядываясь по сторонам, вертеться на подоконнике.
   Только что, впервые за долгие годы, ей приснился её брат Роберт. Мальчик пропал безвести, когда ему исполнилось всего семь лет. Никакие поиски успехом не увенчались.  Даже всесоюзный розыск оказался безрезультатным.  Соне тогда шёл восемнадцатый год, и в своём брате она просто души не чаяла.  У него завивались чудные одуванчиковые пряди, непослушно вихрясь  вокруг ясных голубых глаз.   Всегда розовые щёчки. И такой нежный, ангельский голос, словно звук серебряного колокольчика.  И вот теперь, по прошествии двадцати лет ей вдруг приснился Роберт.  Он явился во сне таким, каким она его запомнила в то роковое утро, когда мальчик оседлал своего двухколёсного «Орлёнка» и весело помахав ей ручкой, поехал кататься в соседний двор к своим друзьям.   Спустя час, от души поболтав со своей подружкой, Соня вспомнила про брата и пошла посмотреть, не шалит ли он, как это обычно бывало.  За старенькой беседкой, в кустах молодой кленовой поросли она нашла лишь брошенный велосипед.  Роберт бесследно исчез и никто ничего не видел.
   - Ах! – Неожиданно вырвалось у Софии Арнольдовны.  Прикрыв раскрытый рот ладонью она суетно заскользила взглядом по комнате. – Это просто поразительное сходство! – Теперь женщина обхватила руками голову. – Ведь раньше я на это не обращала внимания оттого, что не слышала его голоса.  Но теперь вполне очевидно, что именно вчерашний автор возбудил в подсознании невольные ассоциации.  Мозг без моей помощи осуществил отождествление образа Вавилы с моим бедным Робертом. А побудительной причиной тому послужил именно звук. Его голос весьма похож на тот серебристый колокольчик, который звенел в голосовых связках моего брата.  Да! именно голос и ни что другое.  Ведь я с первого чтения видела Вавилу, но только сейчас до меня дошло, что он и внешне похож на Роберта.   Нет, конечно, общие черты лица не те, Вавила более мужественен, чем семилетний мальчик.  Но, Боже правый, и волосы, и глаза, и алый румянец.
   Робкий стук в дверь и повторное упоминание о приближающемся обеде выхватили Софию Арнольдовну из коварного омута параноидальной ностальгии.
   - Чушь, бред!  Проклятая впечатлительность!  Идиотская рыхлость сознания!   Все сволочи!  Подонки!  Я вырву их сердца!  Я хладнокровная!  У меня трезвый ум!  Меня не сломить! Я пройду, этот ад до конца и буду торжествовать победу!
   Благодаря этим, и ещё некоторым нецензурным высказываниям, Кольт вернула самообладание и твёрдость духа; закалив достигнутый результат ледяным душем.
   За обедом, во время употребления черепахового супа, все только и говорили о состоявшейся казни.  Некоторые одобрительно высказывались за нововведение – гильотинирование – как более быстрый, а значит  гуманный способ убийства.  Но нашлись и такие, кто напротив, недовольно фыркали,  обвиняя  новшество в скрадывании зрелищности.  Дескать, рубить головы топором гораздо стильнее и впечатляюще.
   Кольт слушала и поражалась этим людям, их жестокости, их бесчеловечности, и от этого, то общество, в котором приходилось пребывать, становилось вкрай противным.
   После фаршированной рыбы и белого вина тематика застольных прений неожиданным образом перекинулась на недавно услышанное сочинение Вавилы.  Елена Станиславовна воспела похвальную оду «Таинственным исчезновениям», но её никто не поддержал.   Однако совершенно противоположным оказалось всеобщее мнение касающееся непосредственно образа самого автора.  А Шурочка даже не преминула высказать свои симпатии к внешнему облику автора, который бы она с радостью приняла за эталон мужчины своей мечты; за что была тут же вознаграждена Эммой Ивановной взглядом бескрайней ревности.
   Кольт молча наблюдала за их болтовнёй и на кончике шестого чувства ощущала некую причастность к этой теме. До сегодняшнего дня ни один из коллег по судейскому ложе не позволял себе разглагольствований в адрес конкурсантов либо их текстов.  Но почему-то именно сегодня, когда ей приснился пропавший брат, и когда женщина сообразила, что этот жизнерадостный Вавила так сильно похож на Роберта, именно сегодня все принялись болтать про Вавилу, обсуждать Вавилу и вообще склонять Вавилу по всем статьям. Даже Родион Аггейевич отважился отвесить комплимент его способности создавать вокруг своей внешности образ совершенно индивидуальный.  При этом он как-то подозрительно, хитро щурясь, смотрел на Кольт, и та смекнула:
   «Уж не является ли это запланированным действием всеобщего спектакля? – Ей казалось, что всё и все в этом замке настроены против неё. – А может это паранойя? Может это всему виной мой страх? Может это всё только кажется?  Все эти треволнения, преследования со стороны Нестора, гибель Евгения Сигизмундовича и казнь генерала».  Рассуждала Кольт, отключившись от внешнего мира именно в тот момент, когда за уничтожением фруктов с мёдом и сливками все участники застолья пустились состязаться в остроумии путём рассказывания анекдотов.
   «Нет, безусловно, тут и тени сомнений быть не может – «Дьявольские чтения» есть реальное зло, в борьбу с которым я так опрометчиво вступила, чем подвергла опасности не только себя, но и некогда любимого человека.  Минуточку,  с какой стати я думаю об этом в прошедшем времени?  Именно здесь, в логове враждебных сил я поняла, как сильно люблю Диму и какой была идиоткой, что разорвала наши отношения».
   Чья-то рука бережно опустилась на плечо;  Кольт от неожиданности дёрнулась.  Над ней стояла Елена Станиславовна.
   - Соня вы идёте?
   - Куда? – журналистка затравленно таращилась на пожилую женщину, от чего у той мигом слетела благодушная улыбка.
   - Соня, почему вы так напряжены?  Ах, ну да! – Осенила её догадка. – Это диковинное ночное зрелище изрядно расстроило вашу нервную систему.  Но не отчаивайтесь.  И спрячьте подальше впечатлительность.  Вам нужно отвлечься, поэтому рекомендую отправиться с нами в зимний сад. Послушаем, что нам сегодня расскажет наша безманерная Шурочка. – Она вновь по-матерински улыбнулась.
   Кольт огляделась и поняла: Предаваясь глубокомыслию, она упустила из виду тот факт, что за столом осталась одна.
   - Спасибо Елена Станиславовна за приглашение, но я полагаю мне будет лучше уединиться.
   Войдя  в ярко освещённый солнечными лучами коридор, она заметила группу служанок, щебечущей стайкой направляющихся в сторону зимнего сада. Это было по пути, и журналистка пристроилась сзади них. Девушки оживлённо о чем-то болтали, как вдруг, до её слуха стали долетать имена – «Густав,  Нестор». Это показалось любопытным.  Прибавив шаг, она чуть сблизилась с впереди идущими.
   - Ох-ох, что вы говорите, этого не может быть. – Настаивала Изабелла, высокая и до неприличия худющая служанка Родиона Аггейевича.
   - Да я своими ушами слышала. – Доказывала свою правоту пышка Марта. – Густав так и заявил, что Нестор подозревает, будто казнённый шпион задушил бедняжку Люсиль не в пещере, как он сам клялся, а в одной из спальных комнат.
   У Кольт свело низ живота и  вспыхнули жаром щёки. А уши, казалось, самопроизвольно тянутся в сторону говорящих, дабы не пропустить ни одного сказанного ними слова.
   Служанка Эммы Ивановны, кокетка Диана, вызывающе вихляя крутыми бёдрами, равнодушно махнула рукой. – А вам-то что? Ну обшарят они сейчас все комнаты, ну и что? Что они там смогут обнаружить?  Этот бывший КГБист тоже наверно не профан. И если он действительно придушил Люську в комнате сообщницы или сообщника, то уж будьте уверены – там всё шито-крыто.
   Девушки свернули в левое ответвление коридора, ведущее к зимнему саду, а София Арнольдовна, не чувствуя ног прошла ещё несколько метров прямо и, прислонясь к стене остановилась.
   - Так эти уроды собираются шмонать комнаты? – Бурчала она, массируя виски.  Перед глазами моментально всплыл интерьер комнаты, каким его память запечатлела перед уходом. Взгляд воображения  в первую очередь обшарил паркет и коврик, затем скользнул к подножию «Купальщицы». – Чёрт, я не помню, потайную дверь я закрывала или бросила так? – Невнятное озвучивание мыслей сменилось отчаянным встряхиванием головы. – Твою дивизию, я точно становлюсь параноиком.  Конечно же, картина закрыта и на полу ничего не могло остаться из того, что может принадлежать…
   Она вспомнила образ Люсиль, и ей сделалось гадко.  Ноги сами пошли в сторону того зелёного оазиса, где сейчас должны были находиться остальные члены жюри.  Женщина даже не задумалась, почему изменила намерениям уединиться в своём будуаре. Вероятно, подсознание само решило за неё, что в данный момент лучшим вариантом будет общество.  К тому же, возможный визит двух этих отвратительных типов уж никак не вселял душевную безмятежность.
   Вне всяких сомнений, что Шурочка, она же Александра Александровна, являлась тем человеком, который любит, чтоб его упрашивали и умоляли. Сегодня, так же как и вчера, девушка с зелёными ресницами, синими губами и чёрным лаком на квадратных ногтях, пыталась откреститься от своей истории, но, теперь уже не ссылалась на давешнюю мигрень, а мотивировала свой отказ приступом  изжоги. «Видимо фаршированная рыба была не в меру остра».  Впрочем, публика сдаваться не собиралась.  Таким образом, помучив всех ещё минут десять, с видом грандиозного одолжения Шурочка всё же сдалась.
   - Раз вы так непримиримо настроены, так уж и быть, сегодня я поведаю об одном невероятном случае из моей биографии. – Её взгляд, взгляд существа высшего – чего раньше за ней не наблюдалось – метнулся в сторону блондина. – Но он отнюдь не из разряда детской фантастики, а произошедший самым натуральным образом и непосредственно со мной.
   Случилось это когда я, по завершении нашего Луганского педагогического университета получила свой первый заказ на статью о жертвах серийных убийц.
   Последнее предложение Кольт слушала с округлёнными глазами.  Ей и в голову не могло прийти, что эта развязная, вульгарная особа, и по первому впечатлению низко интеллектуальная, имеет высшее образование, да ещё и коллега по трудовому поприщу.
   - На эту тему я проштудировала, - продолжала Александра, - как минимум сотню протоколов судебных заседаний, дневники жертв, после реабилитационный период – я подразумеваю тех немногих счастливчиков кому удалось выжить – и даже с некоторыми побеседовала лично.  Статья получилась весьма недурственной и мы с подружками надумали устроить вечеринку по поводу удачного начала моей трудовой деятельности, а заодно - обмыть первый гонорар.
   - И вы закатили «розовый» девчатник! –  Иронично улыбаясь, съязвил блондин, понятно с каким намёком.
   Шурочка ничуть не смутилась. – ДЕВИЧНИК. – Поправила она острослова. – Это в-последних! – Она так строго посмотрела на Родиона Аггейевича, что тот даже порозовел щеками.
   Сегодня все пили «Монастырскую избу», причём закупленную непосредственно в Болгарии.   Автор истории выдержала паузу, как бы немо вопрошая, – «Ну, у кого ещё будут какие комментарии»? – неспешно отпила вина и так же лениво закурила.
   - На следующее утро, после бурной оргии, я шла в редакцию по пустынным улицам старой части города, окутанная легким туманом и дикой головной болью.  По дороге попался круглосуточный коммерческий киоск, и во мне вспыхнуло естественное желание: Я купила бутылочку «Туборга», а заприметив тихонький скверик, вознамерилась именно там осуществить задуманную лечебную процедуру; глотнуть пивка, выкурить в тишине сигаретку… Да просто, полюбоваться художественным оформлением парковой культуры.
   На входе меня встретил серый памятник Ленину.  По ступеням сошла в ложбинку, где  наткнулась на бронзового орла с расправленными крыльями, который восседал на вершине каменного кургана. Тут же, рядом, из тумана выступал бюст неведомого героя Гражданской войны, в окружении старых стволов сирени с необычной, словно закрученный канат древесиной.  Я отыскала уютную, а главное чистую лавочку, со всех сторон окружённую елями, черёмухой и каштанами.   Спустя минут пять из тумана вынырнул одинокий прохожий. Он степенно вышагивал по плиточному тротуарчику; в длинном, серого цвета, драповом пальто и с распущенными, чёрными с проседью волосами, ниже плеч.  Он брёл задумчиво.  Поравнявшись со мной, лишь коротко взглянул в мою сторону, еле заметно улыбнулся.    На миг его тонкое вытянутое лицо мне показалось знакомым.  Даже почудилось, что я уже когда-то сталкивалась с этим человеком, но это было так давно и так мимолётно, что совершенно отсутствовали причины напрягать память с целью ничего не значащих воспоминаний. Мужчина спокойно миновал мощёную дикарём площадку, а  возле памятника бойца,  ступив на извилистую тропинку, остановился.  Когда в следующий раз я на него взглянула, то заметила, что он с любопытством рассматривает толстый ствол одинокого, свечеобразного тополя.  Ну, стоит человек, деревом любуется, что ж тут странного?  У меня, естественно, и мыслей никаких по этому поводу не возникло. К тому же полбутылки пива уже сделали своё дело, и теперь похмельная ломка мозгов сменилась ненавязчивым, приятным дурманом, от чего стало хорошо и радостно.  Я хлебнула ещё глоточек, последний раз затянулась, щелчком отправила окурок под ёлку, и вновь посмотрела в сторону тропинки: Мужчины в пальто уже не было.  Сзади меня, что-то громко зашуршало, и от внезапного испуга я неосознанно взвизгнула.  Но когда, вскочив на ноги, обернулась, то даже весело рассмеялась. Большая чёрная ворона, спикировав с дерева, теперь неутомимо бегала,  бойко подпрыгивая на неубранных с вечера кусках шоколадной фольги да шелестящих упаковках от чипсов.   Ну что же, я практически завершила лечебный моцион. И мне подумалось, что допивать пиво не стоит – дабы не переборщить. Таким образом, я направилась по тропинке в сторону бокового выхода из пустынного, утонувшего в тумане парка.   Проходя мимо того тополя, где несколько минут назад стоял длинноволосый мужчина, я чисто автоматически взглянула на дерево и самопроизвольно остановилась.  Бледно зелёная, даже вернее сказать – белёсо-салатная кора на ровном стволе была вся испещрена тёмными, густо серыми рубцами любителей автографов.  Мне это показалось забавным.  Взгляд медленно заскользил по стволу. Могучий тополь теперь казался ветераном многих битв и эти ножевые ранения, как непререкаемые тому доказательства.
   Примерно на уровне груди я прочла:  «Вика – гр. 38».  Чуть сбоку – «Клоп лох». Немного выше – «М + Ю = секс». А над этой надписью, в квадратной, бережно вырезанной как бы рамочке, я прочла надпись, от которой на голове зашевелились волосы! 
«Света я тебя никогда не забуду». И тут же подпись – «Мясник»!  Меня вдруг словно током шибануло, я вспомнила, почему мне знакомым показалось лицо того типа!   Я точно в припадке отшатнулась от дерева, как бы от чего-то жуткого и перед глазами всплыли те фотоматериалы с которыми, работая над статьёй, доводилось иметь дело.  Изрубленные на куски тела девушек, развешанные по ветвям деревьев кишки… И! Фотография Мясника!  Это был маньяк, серийный убийца, которого так и не поймали. Когда подонок понял, что за ним идут по следу, он залёг на дно, исчез, растворился в пространстве.   Я таращилась на вырезанную надпись и чувствовала, как кровь стынет в жилах, ведь я только что, в этом безлюдном месте, находилась один на один с МАНЬЯКОМ!  С самим Мясником!  Который в здешнем парке, вероятно, когда-то совершил жуткое преступление и даже оставил памятную надпись.   В тот момент казалось, что под мою черепушку запустили колючего ежа и он там шевелится.  А впрочем, то был ещё не страх.  Но вот когда я, даже сама не знаю почему, обернулась в ту сторону, где только что беззаботно цедила «Туборг», то моментально угодила в ледяные лапы пожирающего здравый рассудок ужаса!  На моей лавочке сидел мужчина в темно сером пальто и, как ни в чём не бывало, допивал моё пиво!  Он искоса глянул в мою сторону и так мерзко улыбнулся, что мне показалось я увидела торчащие изо рта клыки вампира.   Я как сейчас помню те нечеловеческие ощущения страха, от которых даже случилось самопроизвольное мочеиспускание.  Я описалась!   А когда сообразила, что стряслось, очертя голову бросилась бежать. Из парка меня вынесло точно ураганом. Улица по-прежнему была пуста, а  в глаза бросилась раскрытая дверь небольшого ресторанчика.  Старенькая уборщица подметала тротуар перед входом.   Золотистая вывеска гласила, что заведение работает до двадцати четырёх часов.   Но я будто одержимая ворвалась внутрь, даже не обращая внимание на возмущения старушки. Тут же, в холле, имелся туалет, в котором я заперлась изнутри.  Сколько времени приводила в порядок свои эмоции и внешность – сказать не могу.  Но когда сознание приобрело более менее здравую способность к мышлению, я осторожно, на цыпочках, крадучись покинула туалет и начала пересекать холл в направлении раскрытой входной двери.  Я до рези в глазах сквозь неё всматривалась в свободный для обзора участок улицы и чувствовала как бешено колотится сердце: Причём не в груди, а где-то под кадыком. Старушки нигде видно не было, а белый от тумана входной проём пугал и отталкивал.  Вдруг за спиной раздались шаги, и от внезапного испуга я подскочила на месте.  Возле стеклянной двери, которая вела в основной зал ресторана, застыл лысоватый мужчина в дорогом костюме тройке стального цвета. Он с нескрываемым изумлением поедал меня голубым взглядом ещё с минуту.   Когда  же я отдышалась, его красиво очерченные губы пришли в движение. Я узнала, что он управляющий заведением, что я невообразимо красивая женщина, и что ему безумно мечтается угостить меня кофеем.   На тот момент это был наиболее приемлемый вариант, нежели оказаться на пустынной улице зная, что где-то рядом бродит маньяк-убийца.  Я согласилась на предложение, и мы прошли в небольшой, но уютно обставленный зал; в стиле Викторианской эпохи.   Моего нового знакомого звали Влад.  Лишь только мы умостились за одним из столиков, как в помещение заявилась та ворчливая старушка, уборщица, и Влад полюбопытствовал: Не пришёл ли кто-нибудь из официанток?  Бабуля зычно проскрипела, дескать, вертихвостки раньше одиннадцати не являются, то бишь к открытию, но зато пришел  Витольдыч: В данный момент он переодевается в своей коморке.  Влад слегка удивился такому раннему визиту сотрудника, но та пояснила, что у Витольдыча большой заказ на вечер, в виду чего ему предстоит немало потрудиться.
   - В таком случае Семёновна не сочти за труд, сходить наказать Витольдычу, пусть он покамест свои туши не трогает, а сперва сварит два кофе и подаст сюда.  – Распорядился Влад. – И пускай из бара захватит шоколадных конфет. – Прокричал он вслед уже скрывшейся в сумраке бокового коридорчика старушке.
   Пока мы ждали заказ управляющий не смолкал ни на минуту.  Он щебетал на отвлечённые темы, рассыпался в комплиментах и не переставал излучать флюиды влюблённого мужчины.   Мне, признаться, понравилось слушать его болтовню. У меня даже где-то на задворках сознания – между вспышками воспоминаний о недавнем случае -  шевельнулась мыслишка закрутить с этим умелым обольстителем шашни.  Так, короткий, ничего не значащий роман: ради расширения обзора по естествознанию.  Но вот, пылкую декламацию его очередного комплимента прервали глухие шаги.  Из того подсобного помещения, где недавно скрылась ворчливая Семёновна, появился высокий человек в белых поварских одеждах и темно синем клеенчатом фартуке. Перед собой он держал поднос с дымящимся кофе и хрустальным вазоном с горкой конфет.  Это я успела разглядеть, когда он ещё находился в полумраке противоположной части зала.  Пока работник общепита к нам приближался, я выглянула из-за густо красной шторы в окно.  Туман на улице рассеялся вполовину,  стали появляться редкие прохожие.  Услышав звук устанавливаемых на стол чашечек, я повернула голову, дабы кивком поблагодарить невольного официанта.  Но, взглянув ему в лицо – чуть не лишилась рассудка!  Мне улыбался сам Мясник!
   - Это Витольдыч, наш мясник. – Прорезался голос Влада сквозь нервную глухоту. – Большой дока своего дела. – Маньяк польщенно посмотрел в его сторону,  коротко поклонился.
   Я сидела в критическом оцепенении и чувствовала, как на макушке шевелится кожа, на спине роятся мурашки и всё тело начало лихорадить.
   - Сашенька, если хочешь, - теперь Влад цедил слова с мистической вкрадчивостью, - мы можем пойти в мясной цех, где ты лично убедишься, как он мастерски отделяет грудинку от пашинки.
   - От этих слов мне сделалось дурно. Я остекленелым взглядом таращилась в свою чашечку и от сознания того, что меня сейчас вырвет, боялась даже расцепить зубы. Это, пожалуй, было единственным, что я в тот момент ощущала, так как все остальные чувства атрофировались и не функциклировали.  Боже! я вообще походила на живой труп, который вот-вот ещё и начнёт блевать.
   София Арнольдовна заметила с какой неподдельной брезгливостью поморщились Эмма Ивановна и Елена Станиславовна.  Зато весельчак Родион залихватски прищёлкнул языком. Он  выразительно подмигнул рассказчице, а после, шутки ради, брякнул:
   - И они насиловали вас на мясных тушах, а вы обливались своей собственной блевотиной!
   Некоторые из присутствующих служанок захихикали, а седая еврейка с возмущением брызнула:
   - Знаете что, господин хохмач, ваше косноязычие не уместно!
   Блондин одной лишь головой отвесил театральный поклон и манерно вздохнул. – Благодарю сударыня за своевременную пощёчину. Видите ли, Елена свет Станиславовна, на меня иногда находит нечто…
   - Вот-вот, именно! – Вдруг оживилась Шурочка. – На меня тогда тоже нашло именно нечто, что совершенно не возможно описать или проанализировать.  Я не ведаю сколь долго находилась в решительной прострации, но когда до меня прорвался голос Влада – он встревожено вопрошал: «Что с тобой»? – я подняла глаза и сейчас же сообразила: Мы одни!  Мясник отсутствовал.  И вот тут-то в моих мозгах, в чувствах, в сознании, во всех потрохах и зародилось то нечто, чего доселе мне никогда не приходилось испытывать. Это грянуло сродни коктейлю из паники, хаоса, страха и желания самостереться с лица земли.  Ничего не объясняя я схватила свою сумочку и с безумным видом рванула на улицу. Всё происходило точно во сне и создавалось такое впечатление, что маньяк, преследуя жертву, дышит мне прямо в затылок!  Я как ошпаренная, с ничего не видящим взглядом вырвалась из дверей ресторана, что даже напоролась на случайного прохожего.  От такого вероломного столкновения мы оба повалились на асфальт, и только это вернуло меня в реальность. Сумбурно извинившись перед матерящимся мужчиной, я вскочила и побежала. Я бежала ещё метров пятьдесят – постоянно оборачиваясь и спотыкаясь – пока не остановилась перевести дух. Тем паче меня никто не преследовал. И тут, как говорится, ОСЕНИЛО!  В тех газетных вырезках, благодаря которым я заочно познакомилась с Мясником, имелось неоднократное упоминание о денежном  вознаграждении тому, кто укажет местопребывания кровавого палача. Или благодаря чьей информации он будет схвачен.  Теперь, мало-мальски успокоившись, я вверглась в состояние полуобморочного восторга.  Посудите сами:  Сумма вознаграждения исчислялась стами тысячами условных единиц.  А я как раз и была тем человеком, который владел весьма дорогостоящей информацией. Это всё равно, что выиграть в лотерею.  Теперь уже ни о какой работе не могло быть и речи. Я бешено работала извилинами, вспоминая, где находится самое ближайшее отделение милиции.   Лишь только внутри черепа вспыхнул необходимый проблеск, как, не мешкая ни секунды, я устремилась туда.  Я думаю подробности поиска нужного человека не представляют особого интереса, поэтому продолжу с того момента когда я всё же вошла в кабинет заместителя начальника районного управления уголовного розыска.   Только мы друг другу представились, я вкратце изложила, по памяти, основные вехи преступной деятельности Мясника, и осторожно полюбопытствовала о вознаграждении. Майор достал из шкафа какую-то папку, полистал имеющиеся там бумаги и подтвердил, что сто тысяч евро достанутся тому, кто информативно поможет поймать убийцу: От его слов у меня прямо под ложечкой засосало.
   Ну, что ещё тут можно добавить?  Я выложила свою историю на одном дыхании.   Майор вызвал в кабинет двух оперов.  После нескольких вопросов с их стороны, и стольких же ответов с моей, вооружённая опергруппа начала готовиться к выезду. Естественно при моём непосредственном участии, ведь я должна была опознать преступника.  Я даже ощущала сладкую волнительность, когда мы двумя машинами подкатили к задворкам ресторана.  Двое отправились к центральному парадному, а остальные двинули к чёрному ходу.  Первой нам на пути попалась до смерти перепуганная пожилая женщина, которая представилась уборщицей.  Я заявила, что это не та уборщица.  На что тётка, натурально психанув, принялась размахивать руками и уверять, якобы ещё не помнит такого случая, когда на выходе было по две уборщицы.  И что это вопиющее безобразие.  С горем пополам опера заткнули старушенцию и спросили, где их мясник.
   - Все кто уже пришёл на работу сейчас на кухне, чай да кофе цедят. – Отрапортовала она охрипшим  голосом. – Одна я рук не покладаю.
   В принципе, бабка не солгала. Кроме кухни больше нигде не было обнаружено ни единого человека.  А среди тех, кого задержали, не присутствовало ни Мясника, ни управляющего Влада.  Два повара и одна официантка недоумённо хлопали глазищами и клялись, что и слыхом не слыхивали ни о каком Витольдовиче, ни о какой Семёновне, а управляющая у них вообще женщина.
   И в момент моё душевное состояние претерпело стремительных изменений.  Я была в шоке!  Я готова была рвать и метать! Вы только вообразите, что теперь обо мне думали те люди, которых я взбаламутила. Господи от злости я готова была лопнуть. Да впрочем, и от стыда тоже.
   -  И что, вас отправили на соответствующее обследование? – Участливо полюбопытствовала Елена Станиславовна.
   Шурочка взяла со столика бокал,  задумчиво посмотрела сквозь хрусталь на содержимое. – В моей истории это не суть важно. – Она пригубила вина. – Важны последствия.
   Эмма Ивановна погрозила своим длинным курительным мундштуком. – О-ох, сдаётся мне, это ещё не конец истории.
   Теперь девушка воззрилась на расфуфыренную кокетку. – Вы абсолютно правы.  Я не ведаю, как объяснить тот мистический случай, и куда исчезли персонажи моего утреннего посещения того загадочного ресторана.  Но, надпись на стволе тополя всё-таки есть.  И мало того, в деле Мясника имеется информация о том, что одной из его жертв действительно была девушка по имени Светлана.  И убил он её именно в том парке. Это я уже после уточняла в архиве МВД.  А после того невероятного происшествия со мной стали происходить и вовсе удивительные вещи.
   Сперва в редакцию неким неизвестным человеком был принесён для меня букет из тринадцати роз, с вложенной записочкой.  Она выглядела маленькой лощёной картонкой, по типу визиток.  И на ней красивым каллиграфическим почерком красовалось следующее:  «Саша, я тебя никогда не забуду». – Она исподлобья обвела присутствующих взглядом исполненным безграничной интриги. – Догадываетесь, какая была подпись? – Все промолчали, поэтому Шурочка продолжила: - Записка выпала из дрожащих пальцев, розы рассыпались под ноги и я не грохнулась прямо в приёмной шефа только потому, что сзади удачно подвернулся стул. Я как мумия сидела с обескровленным лицом, чувствуя нечто среднее между расстройством сознания и путанием мыслей.   Даже секретарша так испугалась моего внешнего вида, что, прекратив тыкать мне под нос стакан с водой, вызвала неотложку.
   - И как же вас угораздило с такой ранимой натурой сунуться в участие нынешних игрищ со смертью? – Улучив паузу спросила Кольт, явно намереваясь ужалить девицу которой она не симпатизировала с первого дня пребывания в замке. – Я так понимаю, что ежели мы имеем.., удовольствие, вас тут лицезреть, значит, маньяк не добрался до вашей скромной персоны. – Слово «удовольствие» Соня подчеркнула ядовитым сарказмом. – Зато в завершении турнира вы имеете реальный шанс поближе познакомиться с палачом и его орудиями.  Но этот вариант вас почему-то не швыряет в состояние телячьего ужаса.
   Пока журналистка говорила, Шурочка на неё смотрела так словно строгая мамаша на неразумное дитя.
   - Вы знаете, София Арнольдовна, после того месячного кошмара, с которым довелось жить, этот шанс для меня натуральный луч надежды. К тому же Нестор твёрдо пообещал, что если мой конкурсант попадёт в пятёрку призёров, то он лично займётся Мясником: что означает – ублюдку крышка!
   - А нельзя ли про ваш кошмар подробнее? – Не выдержал Родион Аггейевич. - На отвлечённые  или сопутствующие темы можно поговорить и после.
   - Ну, что подробнее? Такие букеты я стала получать каждую неделю.  Возле своего дома я почти каждое утро, в неизъяснимом ужасе замечала промелькнувший силуэт длинноволосого мужчины в тёмно сером пальто.  То я видела его удаляющуюся фигуру в толпе на рынке, то оскалившееся лицо за высокими стеллажами в супермаркете.  Затем начались телефонные звонки со зловещим молчанием.  И, наконец, вечерний визит!
   Все находящиеся в зимнем саду дамы – кроме Кольт – нервно поёжились, а впечатлительная Эмма даже ахнула.
   - Я, как раз помню, только вышла из ванной, как в дверь позвонили.  Ничего не подозревая я взглянула в глазок.., и шарахнулась от двери словно от раскалённого до бела металла. Перед моей квартирой стоял улыбающийся, даже нет, мерзко скалившийся Мясник!  То была последняя капля в моём нервном напряжении.  Благо живу на втором этаже, так что я сиганула с балкона не задумываясь.  Ночь переночевала у подруги, а утром отправилась в «Закоулок страха», где безвылазно проторчала семь дней – до появления Нестора.  Когда он услышал эту историю, то участливо согласился помочь. И вот, в замке я живу уже больше двух месяцев, однако такой исход мне весьма по душе, нежели постоянно ощущать зримое и незримое  присутствие кровавого маньяка.

       Уже прошло минут сорок, как София Арнольдовна вернулась в свой будуар.  Она с дотошным тщанием принялась ревизировать это замкнутое пространство, но, тем не менее, ни единый намёк не указывал на вторжение – в её отсутствие – посторонних лиц. Впрочем, нет, журналистка рыскала по комнате с намерением отыскать возможные доказательства того, о чём она услышала в коридоре от служанок.  Но, если тут и появлялся Нестор, то его визит остался абсолютно незаметным.   Зато полы, навощенные до пламенного блеска, свидетельствовали о том, что её новая служанка – пока Кольт находилась в зимнем саду -  добросовестно выполнила свои непосредственные обязанности.
   Теперь Соня расположилась в кресле-качалке лицом к окну, любуясь красками угасающего неба. Она погрузила свои мысли в прошлое.  В памяти вспыхнули эпизоды юношеских лет и именно оттого, что образ Вавилы, так явственно напомнивший ей брата Роберта, упрямо не желал покидать сознание.  Даже в тот момент, когда Шурочка изливала на публике свои страсти, даже тогда Соня пару раз поймала себя на мысли, что совершенно беспричинно перед глазами всплывало то смеющееся личико милашки Роберта, то обольстительно улыбающийся красавчик Вавила.  Временами эти ностальгические этюды пресекались мрачным росчерком видений плачевной судьбы Геннадия Ермолаевича и его сподвижника Евсига.  От этой трагедии начало щемить левую сторону груди.  Она вдруг подумала: «Чёрт побери! начало двадцать первого века, космический прогресс, невероятные достижения генной инженерии, конституционные права…  А тут как в затхлом средневековье.  Генетически уродливый деспот правит свой чёрный, кровавый бал под носом у закона, у органов правопорядка, и чувствует себя совершенно безнаказанно! Да это вообще, не вмещается ни в какие рамки человеческого восприятия любого здравомыслящего гражданина».
   От неожиданного стука в дверь женщину слегка встряхнуло.
   - София Арнольдовна ваш ужин.
   Кольт ещё несколько секунд вращала удивлёнными зрачками – «Что бы сие значило»? – а затем, покинув кресло, встала посередине комнаты.
   - Войди!
   Дверь медленно отворилась.   В ярко освещённом коридоре показалась служанка.  Перед собой она вкатила серебристый столик на колёсиках. Вытянув руку клацнула выключателем. Вспыхнув, люстра озарила сиянием китайского фарфора великолепную сервировку предоставленной в будуар трапезы.  Люсиль безмолвно застыла.
   - Послушай милочка, я никогда не выхожу к ужину, так как он, в вашем замке, слишком поздний.  Я, видишь ли, по правилам диетологии, не принимаю пищу после восемнадцати часов и…
   Она вдруг запнулась, её округлённые глаза метнули влажный взгляд в сторону  часов на стене, а  после упёрлись в безэмоциональное лицо служанки.  Стрелки показывали половину шестого.  Люсиль и без озвучивания смекнула, какой вопрос терзает гостью.
   - Я знаю, София Арнольдовна, по утверждённым традициям, в замке Преподобного Нестора ужин подают ровно в девятнадцать ноль-ноль, и это правило не дозволено нарушать никому.  Но так же, хозяин не желает, что бы его гости, в связи с этим, испытывали определённую степень дискомфорта.  А когда он узнал о ваших регулярных отказах от ужина, тут же распорядился подавать трапезу в ваши покои. И непременно в это время. – Люсиль выразительно посмотрела на часы.
    Кольт в растерянности сделала  быстрый шаг в сторону конторки, неуверенно замерла. Спустя миг, видимо передумав, подошла к служанке почти вплотную.  Их взгляды встретились:  глубоко невозмутимый чёрный, и нервно бегающий каштановый.
   - Люсиль, ответь, почему именно в полшестого?
   Своей откровенной мимикой девушка дала понять, что вопрос опекаемой особы не по адресу. – Не мне решать такие вопросы!  Приказы и распоряжения хозяина, слугами не обсуждаются.  И вообще, к вашему сведенью, Преподобный Нестор, не перед кем не отчитывается о причинах своих поступков и решений.
   Потому, с какой всё нарастающей нервозностью девушка выстреливала последние фразы, Кольт поняла, что действовать нужно более мягче и хитрее.
    - Ну.., ну, Люсиль, ты напрасно горячишься. Всё-таки мой интерес, не скрою,  зародился в виду спонтанной вспышки недоумения.   Ты только представь, какой нужно обладать проницательностью, дабы так феноменально  угадать время моего ужина!  Я уже более шести лет ничего не ем после шести часов вечера; как мне порекомендовала одна знакомая диетолог. Но сама посуди, тут в замке, кто мог об этом знать?  Я никому про это даже не заикалась.  И когда отказывалась от ужинов, то абсолютно ничем свои отказы не мотивировала – сказала, НЕТ,  значит, НЕТ.
   Теперь в её интонации плясала нотка добродушной наивности. – Неужели ваш хозяин ясновидящий? – Она жеманно покачала головкой.
   Такая простодушная доверительность сыграла положительную роль.  Дружески улыбаясь, Люсиль уже была готова изложить чуть ли не всю биографию Нестора.   Впрочем, Кольт сознавала, что девица тоже может играть свою партию, поэтому, на все сто процентов верить не могла. И, тем не менее, достигнутый контакт со служанкой она настроилась отшлифовать до состояния подружеской закадычности. А когда через десять минут обе барышни, оккупировав конторку, пили чай с бисквитом и мило шушукались, то и вовсе походили на неразлучных сестричек.
   - Я вам скажу так, - девушка по простецки смахнула с уголка рта крошки, - наш  хозяин крайне невероятная личность.  И мало того, - дальнейшие слова она начала цедить с таким гротеском, что Кольт, перестав жевать, замерла, - Преподобный Нестор, в совершенстве владеющий белой и чёрной магией, способен повелевать не только разумом простых смертных, но и, - теперь её лицо и вовсе посерело, а в интонации зазвучали нотки трепещущего обожания, - даже разумом вселенской природы!
   Журналистка сглотнула образовавшийся у горла ком,  хлебнула чаю. – Да ты, дитя моё, просто восхищаешься этим Преподобным Нестором.
   Люсиль зашлась неловкостью,  спрятала глаза. – Может быть он с виду не Марлон Брандо, но внутри… 
   - Ох, Люсиль, как бы ты не обожглась в своих опрометчивых суждениях.
   Лицо у девушки вновь приобрело привычную бледность, но вот во взгляде, в рисунке губ, в изменении нитевидных морщинок в уголках глаз, Соня вдруг уловила разоблачённую неискренность. Вероятно в такой способ Люсиль пыталась затаить истинное суждение и состояние души.
   - Ну да Бог с тобой. – Соня решила не афишировать  своё разоблачение. – Твоё сознание мне не подвластно.  Но вот позволь заметить другое.  В твоих откровениях витает дух противоречия.  Посуди сама: сперва ты сказала, что он невероятная личность.  Личность это одно из определений человека.  Затем ты утверждаешь, мол, Нестор умеет повелевать разумом смертных и вселенской природой.  Так что, судя из этих словосочетаний выходит – он не является одним из смертных, ибо в общепризнанных канонах понятий, лишь божество наделено такой властью.
   По общему выражению лица служанки Кольт поняла, что девица далека от суждений такого характера, и, лишь только та начала говорить, как отметила, что не ошиблась.
   - Вы знаете София Арнольдовна, такие утончённые дебаты не для меня.   Но, одно скажу вам с полной ответственностью:  В Англии, в той самой Плакли, откуда прибыл Нестор,  по сей день детей пугают его именем.
   Кольт иронично ухмыльнулась. – Ну, прямо князь тьмы.
   - Напрасно вы так. – Девица перешла на шёпот страшного заговорщика. – Вы про синклитикийское полнолуние слышали?
   Соня пожала плечами. – А что, в полнолуние Нестор начинает обрастать шерстью и клыками?
   - Фи, София Арнольдовна, не впутывайте сюда дешёвый кинематограф.  Лучше слушайте: В ночь синклитикийского полнолуния, что случается один раз в столетие и названо оно в честь праматери всех земных ведьм  Синклитии, когда полная луна появляется на ночном небосводе не в привычном своём цвете, а приобретает кровавый оттенок и, кажется вдвое больше.  Именно в эту ночь, если собрать под старым вязом, на котором было в тринадцать пасхальных полуночей повешено тринадцать священников, - Люсиль суматошно перекрестилась, - так вот, ежели под таким деревом собрать тринадцать новорождённых и ещё не крещёных девочек, и совершить над ними…
   В следующую секунду за конторкой послышался шорох в стене.   Непродолжительный, осторожный шорох.  Люсиль с обезображенным от страха лицом вскочила со стула. От  испуга и возбуждения она начала хрипеть и задыхаться.  Бедняжка вцепилась дрожащими пальцами в пышную причёску, и казалось, сейчас начнёт рвать волосы.   От этой картины и Кольт ощутила морозец по спине.  Шорохов больше не было, но девица, казалось и впрямь впала в асфиксию.
   Превозмогая естественную оторопь, журналистка взяла графин, изрядно плеснула служанке в лицо. – Да успокойся, Господи, чего ты так перепугалась?
   После жадного вздоха и гортанного, словно предсмертного, выдоха Люсиль безжизненно обронила руки: Обмякнув всем телом повалилась на стул.  Кольт даже показалось, что та потеряла сознание.  Но вот девушка медленно подняла голову.  Женщина отшатнулась.  В глазах Люсиль гнездился животный страх, губы кривились в трагическом обречении, а взлохмаченные локоны довершали картину безумия.
   - Нас подслушали! – Сорвалось с дрожащих губ и её глаза начали наполняться влагой.
   Соня ещё несколько секунд изучала этот ужас воплоти, а когда уже раскрыла рот с намерением что-то спросить, за её спиной будто порывом урагана распахнуло входную дверь.  Она обернулась и во вспышке естественных инстинктов отпрянула назад: Тёмным пятном на пороге стоял Преподобный Нестор.  Кольт не была пьяна, но её пошатывало в стороны, а под глазами немедленно проявились белые пятна.
   По внешнему облику хозяин напоминал пороховую бочку, готовую вот-вот взорваться.  Однако его голос абсолютно не подтверждал визуальной характеристики.
   - Приятного аппетита. – Обратился он к Софии Арнольдовне, и до неё только сейчас дошло, что во рту лежат остатки бисквита, а челюсти самопроизвольно пытаются их пережевать.
   - И вы так бесцеремонно сюда ворвались с тем, чтобы мне это пожелать?
   Серые морщины по краям его большого отвратительного рта чуть разъехались. – И для этого тоже. -  Теперь головы человека и зверька были направлены на вытянувшуюся по струнке служанку. -  Я вижу, леди не здоровится? – Эта фраза прозвучала скорее как утверждение, нежели вопрос.
   - Прошу вас, господин, мне уже гораздо лучше. – Проскулила Люсиль с такой мольбой, как может умолять пятилетний ребёнок не пороть его ремнём.
   - Ну что ты, детка, тебе нечего переживать. Доктор произведёт необходимый досмотр, назначит лечение.  – Теперь в голосе Нестора Кольт учуяла коварное лукавство,  а слова       
«… назначит лечение», зависли в воздухе как приговор инквизитора.  София Арнольдовна поймала мимолётный взгляд Люсиль и поняла, что в данный момент девушка очень сильно боится.
   - Послушайте, врачеватель, - она, наконец, взяла себя в руки, - ваша навязчивость в отношении дамского пола идёт вразрез со стандартами поведений джентльмена.
   - Если бы я не был джентльменом, милая София Арнольдовна, то ваше… - Он вдруг запнулся, покосился на служанку. – Впрочем, оставим, сейчас не об этом. – Нестор сделал шаг вперёд и приставной шаг влево. – А врачеватель как раз вот он. – За его могучей фигурой совершенно не было видно этого маленького, тощего, с высохшим жёлтым лицом и лысым, изрезанным синими венами черепом человека.  Он тихо стоял в белом халате и на его маленьком курносом носу, с широкими вывернутыми наружу ноздрями, уверенно сидели  квадратные очки, в массивной роговой оправе чёрного цвета.  Он только попал Соне на глаза, как её первое впечатление породило ассоциативный эпитет: «САДИСТ». Именно такое слово вспыхнуло в голове, от чего похолодело за ушами.
   - Доктор Гектор фон Гермоген. – Сухо отрекомендовал Нестор. – Мы познакомились с доктором в Голландии. И, между прочим, Гектор баронских кровей.
   Не зная, что изречь, Кольт лишь скрестила на груди руки и принялась постукивать носком правого шлёпанца о паркет.
   Нестор, тем временем, протянул руку в сторону служанки. – Подойди же, дитя моё. – Люсиль безропотно повиновалась.  Он взял её под локоть и с предательской бережностью передал доктору.
   Когда двое скрылись в коридоре, Нестор вновь обратился к гостье. – Думаю, до утра она тебе не понадобится.
   Соня не ответила, но задала свой вопрос. – Сознайся, каким образом тебе стало известно, что я ужинаю в полшестого вечера?
   Он повернул голову в сторону зверька, и они с долгопятом, как могло показаться, посмотрели друг другу в глаза. – Мы много чего знаем. – Теперь они оба воззрились на даму.
   - Кто это мы, ты и твоя обезьянка?
   - Отнюдь Сонечка. Мы, это я и мой разум.
   - Ой, я тебя умоляю! – Наморщив носик, журналистка надменно фыркнула. – Впрочем, ладно, чем дальше в лес, тем больше дров.  Но хотя бы ответь: Кто такой Вавила?
   Такому, казалось бы, неуместному любопытству, хозяин замка даже не удивился. – Всему своё время Софи.  И вот когда твоё время настанет, можешь быть уверена, ты в мельчайших деталях узнаешь о невероятной, и весьма трагической судьбе этого мальчика.
   Кольт не могла объяснить почему, но её сердце начало биться ещё чаще.   Но в то же время она ясно сознавала, что добиться конкретного ответа, во всяком случае сейчас, ей не удастся. Теперь она вздумала пойти дальше.
   - Хорошо, тогда ещё один вопрос. – Нестору начинало это надоедать, но терпение пока не иссякло. -   То сочинение, которое ты декламировал мне наизусть, «Моя комната», где ты его прочёл?
   Он опустил уголки рта, как бы в обиженности. – Я вообще люблю много читать. Иной мишуре я предпочитаю вечные ценности, а книги, по моему глубокому убеждению, как раз относятся именно к таким.  Но коль ты спросила, отвечу более конкретно.  Есть такой автор, Марк  Пожарский, - от этих слов у женщины всё внутри обдало обжигающим холодом и пересохло во рту, - вот в одном из его произведений я и наткнулся. – Он вдруг замолчал, а спустя секунду взволнованно спросил: -  Соня тебе дурно?!  - Кольт выдавала стремительно проступившая бледность и дрожь подбородка. – Может позвать доктора?
   - Нет-нет! – Она хаотично замахала руками, быстро подошла к конторке, прямо из носика уничтожила всё содержимое заварного чайничка, и теперь на зубах ощущались терпкие чаинки. – Ничего страшного, это постстрессовый синдром; для меня совсем привычное дело.
   - Ты пережила стресс? – Оборвал её глуповатую болтовню Нестор.
   Кольт начала жеманно мяться и не знала куда девать  руки. Но вдруг смело на него взглянула.
   - Ну.., понимаешь.., ты так внезапно ворвался в комнату.., это происходит совершенно безотчётно, на уровне подсознания...  Я ещё не научилась этим владеть.
   В будуаре повисла неловкая пауза.  Нестор молча смотрел на Кольт, а она, то скрещивала руки на груди, то прятала за спину, то совсем не к стати одёргивала полы халата.
   Наконец журналистка не выдержала.  – Ты понимаешь Нестор, всё то время, что я тебя знаю, меня не покидает ощущение того, что мы когда-то уже были знакомы. – Сперва Соня и сама не поняла, зачем это брякнула, но раз уж так случилось, отступать было некуда. – Но это лишь прелюдия того, о чем я хотела спросить.  Ведь тут же явный парадокс.  Ты сменил цивилизованную страну на наш бардак; создал тут свою империю, в которой пользуешься неограниченной властью. Твои книги читает весь мир.  Для тебя нет ничего запретного.  Ты можешь, если захочешь, завести себе хоть целый гарем красоток разных цветов кожи.  Но твой притязательный интерес, почему-то, пал именно на меня.  Я же не тупенькая дурнушка.  Завладеть мной, как кажется,  не есть сама цель, это похоже на средство.  В таком случае, какова же сама цель?
   Теперь Соня осознала, зачем завернула свой лирический монолог: С намерением отвлечь внимание от внезапно всплывшего имени Марка Пожарского. И это ей удалось.  Впрочем, она совсем не ожидала услышать то, что услышать довелось.
   - Ты абсолютно права, София, у меня есть всё; кстати, и гарем тоже. – Кольт округлила глаза. – Но ты права только в этом. Вынужден напомнить, София Кольт,  что это не я, а ты первая вторглась в мою жизнь, кольнув своей бездарной статейкой.  Да что там кольнув,  ты ужалила как змея.  Та статья была сродни жёлчной язве.  Ты корчила из себя глас народа. Нашла объект нападок и лицемерила во имя справедливости. Но, преследуя лишь свои амбиции и тщеславие.  Хотела заработать на мне известность?
   Да, после статьи я искал с тобой встречи, и нашёл. Но в той беседе я раскусил причину твоей яростной непримиримости и вспомнил одну полезную поговорку – про друзей и врагов. Вот поэтому  предложил тебе сотрудничество за фантастические гонорары. А, разве не так?  Ты согласилась с первого раза!  Хотя, следуя твоим афишируемым принципам, должна была отказаться. Послать меня к чёрту. Состряпать ещё одну газетную язву.  Но нет, разрази меня гром, нет -  ты согласилась!   Я даже впал в разочарование. Я рассчитывал на достойного соперника, а ты оказалась воплощением беспринципности и рабою алчности. О, тело господне, без твоего соперничества я даже затосковал.  Впрочем, и в этом были положительные моменты. Ведь ты не такая уж значимая фигура в моей игре.  НО!  Под властью тех недолгих хмурых раздумий о тебе, я понял почему вообще о тебе думаю.  С самой первой минуты нашего общения, я обратил внимание, что ты не по характеру своему, а по физической природе, по силе биоэнергетического поля гораздо превосходишь простых смертных.  Если в присутствии смерда я ощущаю его оболочку низменного тепла, тепла плебейской дрожи перед чем-то высшим, тепло лживого сострадания и корыстной добродетели, то рядом с тобой меня обдаёт благородным холодом. Знаешь как в горах – кристальная чистота и свежесть. Ни заразных микробов, ни создаваемой теплом вони, ни разложения.  Тогда я подумал, что, вероятно, ты ещё не научилась владеть своей истинной природой, потому и разочаровала меня гнилым согласием на сотрудничество.  Что если ты ещё слепа в своей натуральной истине?  И вдруг опять, я подчёркиваю, опять, сама, без моего нажима, напросилась на участие в конкурсе.  О, неразумная София, и ты осмелилась меня обвинить в своих тяжбах? Да пусть небеса разорвут меня на месте, если во время того визита в твой особняк я сам не был потрясён твоим неожиданным желанием.  Но в ту ночь от тебя исходил холод куда более сильный, нежели прежде. То был знак, и я не имел права ним пренебречь. Если ты холодная значит тебе чужды желания скотов,  значит, ты способна идти в своих начинаниях до конца.  Правда, в этом случае возникает возможность того, что ты решила направиться сюда, дабы погубить меня!?  И тут во мне вновь вспыхнул азарт! Да, триста чертей, я согласился. Но ещё раз отмечу: Ты сама этого искала, а не я вовлёк несчастную и беззащитную леди в опасную игру.
   Кольт стояла сама не своя.  На неё страшно было смотреть, но ещё страшнее и трагичнее то, что творилось в её душе.  Женщина чувствовала себя раздавленной, втоптанной в грязь, униженной, обличённой, вывернутой наизнанку.  Нестор смерил её дрожащую, сутулую, с понурой головой фигуру и, довольный плодами своих речей, широко оскалился.
   - Впрочем, поспешу тебя утешить, моя милая София.  Ты не относишься к стаду рабов от природы, которые предпочитают довольствоваться гарантированным ничто, нежели полагаться на недостигнутое нечто. А я именно тот НЕКТО, в чьей власти даровать то самое нечто.
   - Я это уже слышала. – Только и хватило духу произнести Соне сквозь прорвавшее рыдание.
   - Конечно слышала. Но не сделала правильных выводов.- Заметил хозяин замка.
   Когда спустя минуту она подняла залитое слезами лицо, Преподобный Нестор уже исчез, однако последствия его посещения цепко запутались в барабанных перепонках.
   «Ты не такая уж значимая фигура».  Ах, вот как!? Значит, я не есть камень преткновений? Значит не из-за меня все эти страсти?  Я не являюсь мишенью, целью, пределом мечтаний!?   Я лишь незначительное временное увлечение?  Игра кошки с мышкой! Пустяковый азарт»!
   Её красивое лицо теперь казалось постаревшим,  отжатым точно цедра.  Было похоже, что монолог Нестора поразил её сердце тем холодом о котором он говорил. Что  спровоцировало такое действие, как та льдинка посланная Снежной королевой в сердце маленького Кая. 
   Теперь в её каштановых глазах снежным инеем искрилась зловещая злоба, а поджатые губы корчились пугающей загадочностью.

       Гурий Гордеевич Огиевич, четвёртый участник «Дьявольских чтений», в преддверье читки сочинённой истории уж очень рьяно сотрясал своим двойным подбородком, от чего даже подрагивали обвислые коричневые мешки под узкими, бегающими глазами.  Эта ночь для него представлялась важным событием, что отражалось на нервной почве.
   Остатки снежно седой шевелюры были тщательно уложены в ровные ряды, от темени до низа затылка, а весь высокий лоб искрился росой испарины.  Листы писчей бумаги, в его толстых пальцах дрожали не меньше жировых отложений лица, и он положил их на стол.
    Сидя в своём кресле на балконе  София Арнольдовна походила на леди-айсберг.  Она совершенно безэмоционально следила за происходящим внизу, и даже ни единый микрон кожи лица не дрогнул, когда Дмитрий Сергеевич посмотрел в её сторону и подмигнул.
   Впоследствии, длинными зимними вечерами, когда мы встречались и я фиксировал на бумаге историю о похождениях журналистки, Соня сознавалась, что дальнейших событий того чтения не помнит абсолютно.  «Это было похоже на пьяную отключку». 
   Нестор помедлил ещё несколько тактов льющейся из-под купола музыки.  Мягко ударил в гонг.  Автор умостил свою оптику на носу. Последние аккорды Вивальди стихли.
   - «Туманная аномалия», со свистом прокашлялся Огиевич и приступил к чтению.












                С     Ю     Ж     Е     Т     -    6





     К   О   В   А   Р   Н   А   Я          З   А   П   А   Д   Н   Я.

……………………………………………………………………………………………….




                Чёрная земля пятнилась быстро бегущими разорванными облаками, а в звёздных прорехах иногда сиротливо маячила белая луна.
   По возвращении в свой будуар, после слушания очередной истории, в сюжет которой София Арнольдовна даже и не пыталась вникнуть,  она упорно продолжала размышлять о причинах своего тут пребывания.  О высказанных Нестором укорах по поводу её собственной вины во всех этих злоключениях и т.д.   Она вспомнила прошлое, вспомнила супружество, с никому тогда ещё не известным Татаркиным.  Вспомнила годы их короткого счастья: Тут же, на гребне воспоминаний всплыл образ несчастного брата Роберта.  Кольт неподвижно стояла у окна, в вечернем платье, и когда всем телом вздрагивала ткань, словно оживала переливами синих бликов, а россыпи жемчуга и стразов приходили в движение и подмигивали.  Внезапно её влажный взгляд выхватил из ночного пейзажа одинокую берёзу, на вершине большого холма, чей пик сейчас был осиян лунным свечением, будто лучами от небесной рампы.  Чёрно-белая, точно просвеченная рентгеном, она тосковала в объятиях  коварной ночи.  Это показалось до боли родным. Соня вдруг поняла, что в данный момент вот так же и она, как то одинокое дерево, вывернутая на изнанку, изученная до последней клеточки, всеми покинутая на произвол судьбы: Судьбы, которая зашвырнула её в этот кошмарный омут страха и мракобесия.
   Но выход.., где же выход из сложившейся ситуации, из коварного лабиринта?   Усталые веки вдруг округлили ясный взор, а тонкие брови оседлали чело.  Неожиданно женщина смекнула:  «Отчасти я не права.   Почему же одинока?  Почему всеми покинута?  Ведь где-то здесь, где-то совсем рядом, в этом враждебном замке есть ещё один человек, такой же, как  я! Человек дорогой моему сердцу!  Человек, которого я люблю, и который любит меня!  Ах, как поздно это понялось.  Понялось теперь, когда обожглась гордыня и рассыпалось в прах своенравие.   Но Дима!  он пытался выйти на контакт, он рисковал жизнью посылая ту крохотную записочку.  Мой  любимый хотел о чём-то предупредить!  А я?  Это подлое чувство гнетущей подозрительности, это оно спровоцировало неверный ход и, возможно, поставило под удар всю дальнейшую судьбу.  И не только мою, но и судьбу любимого человека!»
   Теперь в каштановом взгляде торжествовала решимость, а в душе правило бал бесстрашие. Кольт абсолютно позабыла предупреждение Нестора о том, что служанка будет отсутствовать до утра. Она словно в лапах одержимости бросилась к изголовью кровати и принялась исступлённо жать на кнопку вызова.  От нахлынувшего волнения женщина тяжело дышала и давила с яростью, до боли в пальце.  Такие резкие переходы от одного душевного состояния в совершенно противоположное мы уже наблюдали на протяжении повествуемых событий, и сие не являлось чем-то диковинным.  Она жадно ждала наискорейшего стука в дверь, но вопреки чаяньям та внезапно распахнулась.  В порыве  аккумулятивного заряда вспышки паники Соня осуществила бешеный рывок в сторону.
   В комнату медленно вошёл Густав. – Сударыня.., - его восковая кожа лица сально лоснилась, - вы переполошили всю сборную для прислуги. -  Не поднимая рук, он вывернул ладони вперёд. -  В чём дело?
   Несколько секунд журналистка лишь интенсивно открывала и закрывала рот.  По её внешнему облику скользила очевидная растерянность, что без труда прочёл дворецкий.  Сдвинув на лоб свой замшевый петас, подручный хозяина сдержанно прокашлялся.
   - Так вы, наконец, потрудитесь изложить суть такого настойчивого вызова?
   Кольт вспомнила о той холодности, про которую упоминал Нестор. – А с каких это пор, - теперь в её взгляд ворвался надменный пафос аристократизма, - вместо служанки обязали дворецкого являться по вызову? – А теперь пафос сменился гримаской язвительного сострадания. – Что, понизили в должности?
   Горбун снисходительно улыбнулся. – Но мадам, вероятно, запамятовала, что была предупреждена о кратковременном отсутствии Люсиль. – Он сделал шаг вперёд, и Соня еле заметно вздрогнула. – Преподобный Нестор отрядил мадмуазель со срочным поручением в город.   Она должна вернуться только утром. – Женщина не ведала почему, но поняла – горбатый лжёт. – Так что вам будет угодно?
   Нужно было что-то срочно говорить. - В таком случае извольте: Мне угодно таблетку аспирина и стакан тёплого молока... без пенки.
   - Сию минуту-с. – Густав чуть склонился в пояснице, прошвырнулся блестящими глазками по стройной, подчёркнутой облегающим платьем, женской фигуре.   Ненадолго задержал взгляд на лодыжках  и пальчиках, которые были доступны обзору благодаря прозрачным туфлям, после этого стал пятиться спиной к выходу.
   - Мерзкая тварь! – Процедила она сквозь хруст зубов,  когда Густав закрыл за собой дверь, и принялась спешно переодеваться.
   Минуло не менее двадцати минут прежде чем заказ был доставлен. София Арнольдовна встретила дворецкого сидя в кресле-качалке, закутавшись в халат, да обернув ноги шерстяным клетчатым пледом. Густав водрузил разнос на столешницу конторки и неподвижно замер перед дамой.  Из глубоких тёмных глазниц, его маленькие крысиные глазки буравили женское лицо вызовом.  В свою очередь и она, из-под полуприкрытых век внимательно следила за его белыми чулками,  за низом малиновых бриджей с зелёной оторочкой: Соня ожидала дальнейших действий.   Но таковые отсутствовали, и журналистка решительно вскинула ресницы: В первую секунду ей даже показалось, что в колодцах его глазниц блеснул огонёк.
   - Убирайся. – Мягко, но властно приказала хозяйка комнаты.
   Бледные, узкие губы дворецкого едва шелохнулись, но она ясно услышала: «До скорого», и скрипя башмаками он покинул спальню.
   Дальнейшие действия нашей героини носили чисто конструктивный характер.  Поняв, что этой ночью встречи с бывшим супругом не состоится, Соня спустила в унитаз аспирин и молоко, затем придвинула к картине конторку, замкнула дверь, погасила свет, и забралась под одеяло с твёрдым намерением уснуть. В принципе так бы и получилось, не раздайся через десять минут стук в дверь.  Глаза беспокойно забегали по ночному пространству кельи, а язык словно отёрп, не желая повиноваться.  Почти сразу стук повторился.  Он был настойчивым, торопливым,  даже  казалось, тревожным; Ни первая, ни вторая служанки так стучать себе не позволяли.
   Ступни мягко коснулись прикроватного коврика,  Кольт неслышно проскользила к двери.  Кто-то уже в третий раз, тихо, однако настойчиво постучал, и до обострённого слуха взволнованной  женщины донёсся незнакомый мужской шёпот.
   - София Арнольдовна откройте, умоляю, иначе я пропал.
   Кольт сглотнула избыток слюны и так же тихо спросила: - Вы кто?
   -Да откройте же, прошу вас, я уже слышу чьи-то шаги, - твердил возбуждённый незнакомец, - меня зовут Фернан.
   Кольт чуть не вскрикнула от нахлынувших чувств, а рука молниеносно повернула ключ. В комнату шустро юркнул некто. Он крайне осторожно прикрыл за собой дверь и замер; источая приятный запах неизвестного парфюма.  Теперь и она, кроме шумного дыхания вероломного гостя начала слышать приближающиеся шаги в коридоре. Они оба не смели даже шелохнуться.  Кто-то степенно прошёл мимо, и цокот подкованных каблуков затих.
   - Ночной охранник. – Вполголоса произнёс Фернан.
   Кольт клацнула выключателем и теперь с любопытством изучала  жениха своей новой служанки.  Это был невысокого роста, коренастый мужчина с еле заметным животиком.  Широкое скуластое лицо, с чрезмерно пухлыми губами, имело признаки искусственного загара, а чёрные курчавые волосы блестели от щедрого количества геля.  Поверх белой сорочки на нём была одета тёмно серая жилетка без пуговиц, а чёрные шаровары уходили в остроносые полусапожки. Кольт чуть задержала взгляд на широком красном кушаке, а затем вопросительно уставилась в ясные серые глаза, окаймлённые насыщенно чёрными ресницами.
   - Я прошу простить, что так бестактно ворвался и потревожил ваш сон, - Соня уловила в его интонации смятение, - но понимаете, Люсиль не пришла и я.., я подумал, что, может…- Ему сделалось неловко,  взгляд упал под ноги.
   - Оставьте эти нюни. – Небрежно бросила журналистка направляясь к графину с водой.  Она решила держаться уверенно и повелительно. – Вашу суженую… - Соня запнулась, вонзила взгляд в пространство.  Ей показалось излишним сейчас волновать этого ухаря. -  Её Нестор отправил в город с каким-то важным поручением. – Она наполнила стакан. – Вот, хлебните и успокойтесь.
   Фернан несмело подошёл, принял стакан, и посмотрел на Софию Арнольдовну с благодарностью, какую излучают девственницы в день своего первого причастия.
   - О, в ваших словах я почерпнул умиротворение.
   - Послушайте, я знаю, что могу вам доверять: Люсиль мне всё рассказала про винный погреб.
   Фернан вдруг посерьёзнел, поставил воду, взял Соню за руку. – Я пообещал Дмитрию Сергеевичу, что устрою вашу встречу, - он сжал ладонь крепче, - я сдержу слово.  Но без моей Люсиль это будет гораздо сложнее. – Он как-то по-женски хлопал ресницами.
   - Погоди Фернан, - теперь Кольт возымела тон дружеской доверительности, - это хоть и сложно, но, тем не менее, как я понимаю, возможно? – Он кивнул. – И ты наверняка знаешь, в какой способ реально незамеченными покинуть пределы замка.  Не так ли?
   Глаза у слуги забегали. Он в нерешительности принялся мять пальцы то на одной руке то на другой.  Кольт положила ладонь на его запястье, от чего мужчина склонил голову и замер, даже не смея посмотреть на гостью замка.
  - Успокойтесь, мой друг, мне известно, что вас тут здорово запугали.  Но поверь, как только я доберусь к своим друзьям, вы будете свободны. – Она взяла его за подбородок, подняла лицо, смело и серьёзно на него посмотрела. – Ты понимаешь? Вам с Люсиль больше нечего будет бояться.  Этот преподобный монстр уже не будет диктовать вам свою злую волю.
   Во взгляде Фернана что-то изменилось. Будто изменилась суть взгляда. Глаза теперь смотрели под другим углом понимания сути бытия.  Прежний блеск сменился на влажность душевной признательности, и он улыбнулся той улыбкой, которая шла от сердца.
   - Я непременно помогу вам, но сперва я должен сдержать слово.
   - Да-да, конечно! – В душе Соня ликовала как ребёнок перед рождественскими подарками, однако внешний облик предпочла оставить в прежней строгости. – Но существует ли для этого безопасный путь?
   Фернан кивнул головой и начал деловито действовать.  Он с лёгкостью отодвинул от картины конторку. Ребром ладони надавил на нос купальщицы.
   Журналистка выпучила глаза. – Однако!
   Фернан достал из кармана шаровар ручной фонарик, распахнул картину и шагнул в темноту.
   - Не удивляйтесь, про этот секрет знают все слуги.
   Кольт поспешила следом.  Когда они добрались до тех дверей, мимо которых она уже ходила, проводник остановился, сложил руки на груди, задумался.
   - Ты чего? – Кольт чувствовала, как нарастает нервозность.
   - По-моему эта. – Он повернул затворный механизм, отворилась небольшая щель. Фернан направил туда луч света. – Точно, я не ошибся, идите за мной. – Спутница облегчённо выдохнула.
   Помещением, в которое они попали, оказалась весьма просторная кладовка, или что-то в этом роде.  Все стены тут имели обивку деревянными рейками и густо увешаны стёгаными телогрейками, да хозяйственной утварью; швабры, тазы, поливалки, мотки верёвки и электропровода.  На полу друг на друга громоздились мётлы, лопаты, пирамида вёдер,  несколько пылесосов.  Возле другой стены шеренга кирзовых сапог и, почему-то, велосипед.
   Фернан озабоченно крутился на месте. Подперев согнутым указательным пальцем подбородок, изучил имеющиеся предметы, а затем бросился спешно пересовывать пылесосы поближе к сапогам.  Кольт отошла в сторону, дабы не мешать, а когда последний бытовой прибор с шелестом переехал на новое место, то обзору стала доступна квадратная крышка люка с металлическим кольцом по центру.  Слуга за него ухватился и, натужно крякнув, поднял эту деревянную ляду: Он оттащил её к пылесосам. 
   Соня боязливо подшагнула к чёрному отверстию и осторожно заглянула.  Луч света, словно мячик, прыгал по тёмным ступеням уходящим далеко вниз.  Она почувствовала, как из подземелья дохнуло холодом и страхом – это опять был стойкий запах омелы.  Рядом тяжело дышал Фернан,
   Журналистка поёжилась,  тихо спросила: - Почему в замке кругом воняет этой гадостью?
   Фернан повращал блестящими глазами,  пожал плечом. – Я не знаю, как это объяснить, но такой вони раньше не было. Я живу тут уже больше года, и впервые такой запах появился в замке в день вашего, с Дмитрием Сергеевичем приезда. А что это за запах?
   - Омела.
   - Впервые слышу. – Признался слуга и, ещё раз пожав плечами, направился к чёрному отверстию. – Нам туда.
    Проход оказался узким, но достаточным для свободного передвижения. Соня успела заметить, что стены выложены розовым шлакоблоком с белыми известковыми швами. Всё вокруг выглядело сырым,  местами заплесневелым.   На сей раз журналистка так же не изменила своей привычке и сосчитала ступени:  На семьдесят седьмой крадущиеся упёрлись в дверь из дубового бруса.
   - Кажется, пришли. – Оповестил проводник, и полотно со скрипом отворилось.  Теперь они стояли в начале широкого подземного хода, который полукругом уходил  куда-то влево.  Стены тут имели облицовку плоскими брусками дикого камня, а потолок нависал поперечными полуарками из красного кирпича, между которыми блестящей ржавчиной просматривались стальные двутавры.
   - Идите за мной. – Скомандовал Фернан. Мягко ступая по деревянным щитам, которые лежали на земляном полу, он пошёл вперёд, своей коренастой фигурой увлекая спутницу в недра подземного хода.  В отличие от лестницы тут оказалось гораздо суше, однако запах омелы усилился.    Они прошли порядка тридцати шагов, когда луч фонарика вырвал, из уже привычного рисунка правой стены, чёрную брешь проёма, всего запутанного паутиной. Слуга посветил дальше по туннелю, и Кольт увидела широкий выход в большой зал, где с трудом улавливались очертания деревянных  бочек разных диаметров; отранжированных двумя рядами в горизонтальном положении.
   - Там подвал с винами. – Пояснил Фернан. – А тут… - Он опять посветил на чёрный проём и принялся снимать паутину. – Боюсь  сударыня, что именно тут вам  придётся меня подождать в темноте и одиночестве.
   - Но Фернан! – Вздрогнула журналистка.
   - София Арнольдовна, - он повернулся к даме и поднёс фонарик к своему подбородку, - я ведь предупреждал, что без моей Люсиль будет куда сложнее.  Но уверяю, вам нечего бояться.
   Он продолжил освобождать проём от паутины, а когда они очутились внутри, то женщина поняла, что стоит на сплошном деревянном полу в небольшой глухой комнатке, с такими же стенами и потолком, что и подземный ход. Комната выглядела совершенно пустой.  Впрочем, кое-где на стенах виднелись бутафорские факелы, вдетые в пристенные кольца.
   - Теперь я схожу за вашим супругом. Но  умоляю, пока не услышите моего голоса, не подавайте никаких признаков своего тут присутствия: В противном случае мы пропали.
   Он пошарил фонариком по темнице. В дальнем углу луч света напоролся на маленький одинокий бочонок.
   - Вам лучше присесть и тихо подождать.
   У Сони сердце рвалось из груди,  дрожали коленки, однако, как и прежде, она не позволяла истинному состоянию взять верх над камуфляжным хладнокровием.  Она подошла к освещаемому предмету, поплотнее запахнула разъезжающиеся полы халата,  присела.
   - Я надеюсь на ваше скорое возвращение. – В этих мрачных застенках короткое, но зловещее эхо придало её словам соответствующей сочности; того гротеска, от которого будоражит ум.
   - Непременно София Арнольдовна. – Изрёк Фернан исчезая из поля видимости.
   Последующие минуты невыносимого уединения в полной темноте и безмолвии представились вечностью.  Казалось, будто всё сознание, весь разум пропитались этим враждебным мраком, и этому не будет конца.  Томительное ожидание изводило на нет все чаянья на благополучный исход предприятия, и даже почудилось, что остановилось сердце, когда до обострённого слуха донеслись еле уловимые звуки шагов. Этот гул всё нарастал, а вместе с ним усиливался грохот в висках.
   Вот шаги стали слышаться более отчётливо. «Двое или трое»?  Точно отбойный молоток вгрызался в мозг роковой вопрос.  Однако сосчитать идущих мешало эхо клокочущего в ушах сердца.  Со вспотевшего лба пот струйками просачивался сквозь брови и начал заливать глаза.  Изнанкой халата она вытерла лицо.  Лишь только махровая ткань вернулась в исходное положение, как  во входном проёме появилось бледное пятно света:   оно шарило по стенам и полу.
   - Вот здесь сударь, мы почти пришли. – Услышала она долгожданный голос Фернана и, дабы не закричать от нахлынувшей радости, заткнула рот обеими ладонями.
   Шаги приближались, шум эха усиливался, насыщенность светового луча удвоилась.
Поняв, что идущие уже практически у дверей она не выдержала. Соня покинула седалище и побежала на встречу.  Ещё проплелась целая секунда прежде чем луч света нестерпимо полоснул по зрачкам, от чего Кольт зажмурилась и, не сдержав эмоции, вскрикнула:
   - Димочка! -  как вдруг смекнула, что пол ускользает из-под ног.  Чьи-то невидимые руки крепко вцепились в её локти,  решительным рывком подавляющей силы повалили на доски.  При падении она больно ударилась ягодицами и лопатками, но голову успела вовремя поджать к груди.  Всё произошло так быстро, что женщина в первый миг ничего не успела сообразить, так как свет слепил, голоса отсутствовали, а о присутствии рядом Фернана говорил уже знакомый запах его одеколона.
   Но в следующую минуту – СТРЯСЛАСЬ  КАТАСТРОФА!  Фонарик вдруг погас, и Кольт увидела у себя в ногах короткую вспышку, после которой комнату озарило жёлтое свечение масляной лампы: Из-за чьих пляшущих теней мерзко скалился Густав! Она в панике зыркнула вправо-влево. С одной стороны её руку мёртвой хваткой прижимал к полу лукаво улыбающийся Фернан, а с другой, незнакомый увалень в аналогичных одеждах. Женщина попыталась вырваться, но это оказалось бесполезным.  Она тяжело дышала, при падении халат задрался и теперь голые ноги бледнели в тусклом свете мечущимися плетями, воспроизводя бесполезные движения.
   - Так-так,- противно растягивая слова произнёс горбун, продолжая удерживать лампу на уровне лица, - какая соблазнительная рыбка нам сегодня попалась. – Теперь он поставил источник света на пол.  Не сводя глаз с того места, где белели женские трусики, сделал шаг вперёд.
   В данный момент в жилах жертвы вместо крови текли серые струйки страха.  Кольт исступлённо мычала, совершала отчаянные попытки освободиться из цепких лап ублюдков, но всё тщетно.  И вдруг она поняла: «Мерзавец подошёл слишком близко»!  Он раскорячливо стоял у неё между ног. В моментальной реакции Соня поджала одно колено к груди и, вкладывая всю силу, выбросила вперёд пятку, намереваясь угодить дворецкому ниже пояса.  Но вопреки ожиданиям – не взирая на своё калецтво – Густав оказался обладателем незаурядной реакции и впечатляющей силы. Он, даже не моргнув, цапнул её ногу в воздухе и его сильные пальцы, что клещи сомкнулись чуть выше косточки.  Во избежание ещё одной такой попытки ним была перехвачена и вторая нога.
   - О, что за грация, что за экспрессия! – Голос дворецкого звучал издевательски.  Он поднёс босую ступню /тапочки разлетелись в момент падения/ к своим губам, высунул белый от слюны язык и жадно провёл ним по внутренней стороне пальчиков.
   Пытаясь вырваться, Кольт корчилась в бессмысленных потугах так яростно, что от этих усилий кожа лица побагровела до густоты обожжённой глины и теперь тёмным пятном явственно мерцала в призрачном сумраке страшной комнаты.  А её выпученные глаза полыхали огнём дикой ненависти и, вместе с тем, отвращения.  Густава это изрядно заводило. Он дал команду своим подручным и теперь те, находясь с обеих боков, бескомпромиссно удерживали её за руки и за ноги. Причём ноги они развели так широко, что от нестерпимой боли в сухожилиях промежности Кольт взвыла.  Женщина, однако, не кричала, она почему-то не могла расцепить плотно сжатые челюсти, и сквозь сомкнутые зубы доносилось лишь отчаянное мычание вперемешку с воем.   
   Теперь Густав подошёл ещё ближе. Он опустился на колени и мощным рывком, в сопровождении характерного треска, сорвал белые кружевные трусики, отшвырнув их в сторону.  Державшие Кольт слуги на такой поступок отозвались одобрительными возгласами, а София Арнольдовна нашла в себе силы – разжав отёрпшие зубы -  громко и смачно харкнуть подлецу Фернану в рожу.
   - Ты ещё об этом пожалеешь, грязный подонок!
   Тот с наслаждением слизал со своих губ её слюну,  посмотрел на дворецкого. – Можно я буду вторым?
   Демоническая улыбка горбуна расползлась ещё шире.  Он не смотрел на слугу, он вожделенно таращился в другое место, но слышал всё прекрасно и поэтому ответил:
   - Конечно, мой дорогой Мишель. Но первыми мы будем оба. Мы возьмём её вместе, одновременно, и сегодня ты сам познакомишься с теми сладкими ощущениями, которые я чувствую каждый раз, когда вхожу в тебя... мой милый Мишель.
   У Кольт потемнело в глазах и заложило уши от услышанного.  Мало того, что она поняла, как бестолково попалась на уловку с мнимым Фернаном, так ещё и узнала в какой способ эти мерзкие педерасты собираются с ней позабавиться.  Клокочущий вопль отчаяния вырвался из пересохшей глотки,  а горячий пульс обжигающей лавиной ударил в виски.
   Стоя на коленях Густав положил дрожащую ладонь на курчавый лобок и вероломно запустил большой палец во влагалище.
   - Мразь!  Тварь! – Визжала Соня, но всё было бесполезно. Горбун сладострастно застонал.  Второй рукой он начал расстегивать маленькие блестящие пуговки на ширинке своих бриджей.   Его пальцы так дрожали, что несколько секунд ему это не удавалось. Более не в силах сдерживать похоть он одним коротким движением разорвал ширинку,  пуговицы полетели на пол.
   От сознания того, что сейчас с ней будет, Соня начала задыхаться.   Ей перестало хватать воздуха и на мгновенье показалось, будто она умирает. Но в следующий миг стряслось невероятное! Кто-то, кто стоял в дверях, скрытый покровом густой тени, дважды звонко хлопнул в ладоши.   Факелы, которые раньше казались бутафорскмими, сами собой вспыхнули жёлто-синими огоньками.  /То были модернизированные газовые светильники/.  Кольт тут же ощутила, что хватка мерзавцев заметно ослабла: Они в ужасе таращились куда-то за спину проклятого горбуна.  Кольт хоть и растратила в этой неравной схватке почти всю энергию, но из последних сил рванулась назад. Высвободившись из рук насильников, шарахнулась к ближайшей стене – наконец узрев то, что видели остальные.
   Сложив ладони внизу живота и преграждая вход своей мощной фигурой, стоял сам Преподобный Нестор.
   - Развлекаемся? – Спросил он таким тоном невозмутимости, словно только что проснулся и сладко потягивался.
   Он снял с плеча долгопята, пустил зверька на пол.   Затем, не дожидаясь каких либо ответов, схватил не успевшего подняться с колен горбуна за шиворот малиново-зелёной курточки, и с такой силой швырнул того в стену, что Кольт показалось, она услышала хруст ломающихся костей. Густав тяжело шмякнулся на пол,  корчась всем телом, страдальчески застонал. Теперь интерес хозяина замка был прикован к оцепеневшим слугам, которые повскакивали на ноги и теперь, в отблесках  пламени, маячили точно гипсовые изваяния.  Причём к такому сравнению понукала не одна лишь их неподвижность, а ещё и бледные лица.
    Соня сидела, влипнув в стену, она обхватила поджатые к груди колени и, продолжая поскуливать, тупо таращилась на происходящее.
   Сделав несколько неспешных шагов, Нестор оказался между мужчинами.  Соня хоть и бомбардировала неморгающим взглядом фигуру в пальто и шляпе, однако совершенно не поняла, как всё получилось.  Как Нестор выхватил длинный, узкий кинжал?  Из какого потайного кармана? Она не заметила. Это, как говорится, осталось за кадром. Нестор стремительно обернулся вокруг себя на триста шестьдесят градусов, пламя в газовых светильниках колыхнулось, кинжал исчез так же незаметно, как и появился, а в следующий миг грянул апофеоз.  Примерно посередине высоты помещения журналистка увидела пульсирующие красные фонтанчики.  Слуги, в белых рубахах и тёмных жилетах, собственно говоря, в суе, и сами не сообразили, что у них перерезаны артерии: Всё свершилось сверх молниеносно.  Но теперь, спустя несколько секунд, два скрюченных, хрипящих, булькающих, практически трупа, ещё слабо шевелились в лужах собственной крови.
   Женщину бил нервный тик. По инерции она продолжала скулить взахлёб.  Отрешённый взгляд излучал животный страх, а ручьи слёз, соединяясь на дрожащем подбородке, длинными каплями падали на колени и скатывались в тень внутренней стороны бёдер.
   В данную минуту Преподобный Нестор пребывал в том же спокойствии, что и в момент своего тут появления.  Он вернул себе на плечо глазастого зверька, бережно поднял валяющиеся у входа тапочки, поставил их перед невменяемой женщиной, помог последней подняться.  София Арнольдовна повиновалась воле спасителя словно запрограммированный робот.  Когда же обулась, выжидательно на него посмотрела.
   - Вот видишь София, - Нестор говорил тихо,  вкрадчиво, а в его чёрных очках отражалось пламя горелки, и это химерное видение завораживало, - не так страшен чёрт, каким его воображают. – Его большая рука в перчатке убрала с женского лба мокрую от пота прядь волос. – Я надеюсь, ты сама найдёшь обратную дорогу? – Он покосился на стонущего в углу горбуна. – Нам, с моим маленьким другом, нужно обсудить кое-какие детали.   Или тебя проводить?
   Все эти слова, пропитанные зловещим умыслом, сработали для напуганной женщины как выстрел стартового пистолета.  Она точно безумная сорвалась с места и, путаясь в бесконечных полах своего халата, выбежала из жутких застенок.  От страха журналистка совершенно не заметила каким образом добралась до своей комнаты; в кромешной тьме, без фонарика.  Но всю дорогу до её слуха доносились душераздирающие крики Густава. Казалось, эти нечеловеческие вопли навсегда засели в ушах. Даже когда Соня, после почти часового возлежания в горячей ванне, направлялась в постель, продолжая дрожать всем телом, даже тогда ей слышались эти безумные крики вперемешку с мерзким смехом слуг и треском нейлоновых трусиков.   Бедняжка была ещё не в себе. Это читалось во всём:  И в безумно рыскающем по сторонам взгляде, и в глубоком дыхании всей грудью, и частые всхлипывания, и даже то, что она забралась в тёплые недра своего ложе, не снимая халата и тапочек, также свидетельствовало о неадекватности душевного состояния и расстройстве психики.  И, тем не менее, когда сон, казалось бы, должен был безнадёжно покинуть жертву грубого насилия, женщина на удивление быстро уснула.   Тут вероятно сказался эмоциональный и физический упадок.
   Слабая бледность востока, упреждая зарождение рассвета, лишь на полтона понизила в должности мглу ночного неба, а Соня уже спала, облачив маску трагического напряжения. Глаза были плотно зажмурены, между опустившимися бровями образовались две глубокие вертикальные складки, при каждом порывистом выдохе бугрились ноздри, а на поджатых, обескровленных губах подрагивала боль и отчаянье.
   Внезапно, мир и покой будуара разорвал жуткий грохот.  Кольт распахнула вытаращенные глаза,  быстро села на постели.  Кто-то суматошно колотил руками в дверь. Её волосы хаотично торчали во все стороны, в беспорядке спадая на лоб и щёки.   Соня не знала, что ей делать, что предпринять!  После пережитой боли и страха мысли путались, сердце трепетало как после стометровки.  Стук в дверь начинал выворачивать душу на изнанку.   Но вдруг всё стихло. /?/   Каждая секунда зловещей тишины размазывалась словно горячий битум; заставляя натягиваться нервные струны до чёрных мурашек в висках, до коликов в печени, до…   Было похоже, что по ту сторону комнаты кто-то замер в раздумье, и скоротечность нерешительности подобно минному запалу громыхнула неистовым звуковым цунами сметающем всё на своём пути.   Дверь взвыла треском древесины и скрежетом металла, что-то звонко шлёпнулось на паркет, филёнчатое полотно словно пушинку отшвырнуло к стене.  Кольт издала истерический вопль отчаяния, следом за чем – на выдохе – стон облегчения вперемешку с гортанью недоумения: В будуар ошалело ворвался Дмитрий Татаркин!
   - Софи! – Его родной голос оказался сродни спасительному уколу в сердце умирающего.
Кольт не вскочила, не сорвалась, она взлетела над кроватью, путаясь вскинутыми руками в пыльном балдахине и, уже спустя секунду, была стиснута крепкими объятиями бывшего супруга.  Она в блаженстве откинула голову,  прикрыла глазки.  Жаркие мужские губы коснулись изящной шейки.  Женщина сладко застонала.  Голова закружилась, внизу живота разлилось блаженственное тепло, колени затряслись…
   - Развлекаемся? – Она тревожно взбросила ресницы и поняла, что горячая волна сладкой истомы мгновенно покрылась ледяной коркой и затрещала: В коридоре, напротив открытых дверей, стоял улыбающийся Нестор.   В одной руке он за волосы держал отрезанную голову горбуна, а в другой окровавленный кинжал.
   - Дима!!! -  Заверещала Кольт, истерично обрушивая кулаки на его плечи и ключицы; на что он не обратил решительно никакого внимания, продолжая целовать её нежную кожу.
   Нестор уронил голову Густава себе под ноги, широко улыбнулся, пошёл прямо на них.
   - Сзади!!! – Вопила София Арнольдовна холодея от ужаса.  Вцепившись в его густой бобрик, она попыталась отстранить Диму, что совершенно не получалось.  Хозяин замка скалился уже в двух шагах, чёрные прямоугольники его очков хищно блестели, он продолжал наступать с занесённым над головой кинжалом и.., в следующее мгновение…
   ДЗИН-Н-НЬ!!!  Хрустальным звоном расплылось в сознании,  веки отозвались еле заметным трепетом.   Соня судорожно выгнула спину, да так шумно и глубоко вздохнула, будто после длительного пребывания под водой. Яркий свет болезненно ослепил зрачки, но она не жмурилась, она затравленно озиралась по сторонам, как бы кого-то выискивая.  Женщина не сразу уверовала в своё реальное пробуждение, и в то, что ей приснился кошмар.   Однако постепенное возвращение соответствующих функций мозга заставили облегчённо обмякнуть на подушках.  Рука коснулась мокрого лба, ладонь опалило жаром, а во всём теле прогрессировал озноб.   Кольт повернула голову и уставилась на шевелящуюся фигуру горничной, в удлинённом коричневом платье с рукавами, белом передничке и крохотном розовом чепце, прикреплённом шпильками к пышно убранной причёске. Девушка стояла спиной к кровати и была чем-то занята над конторкой.   Органы обоняния начали улавливать специфический запах лекарственных препаратов.
   - Люсиль! – Окликнула Кольт слабым голосом.   Служанка на секунду замерла, а затем обернулась.  У журналистки отвалился подбородок, и полезли наружу глаза.   Лицо девушки имело бледно жёлтый цвет, под нижними веками расползлись серые круги, растресканные губы имели разительную опухлость и синеватый оттенок, а под нижней челюстью, ближе к горлу, вздулся безобразный, фиолетово-лиловый зоб, с размывчатыми очертаниями одной огромной гематомы.  Люсиль безразлично уставилась на свою опекаемую особу красными пухлыми глазами,  в которых запечатлелась немилосердная боль.  Соня тут же вспомнила лысого тщедушного доктора в квадратных очках. 
   Драматический эффект состоялся безоговорочным.
   - Что они с тобой сделали? -  Выдавила она всё тем же слабеньким блеянием.
   Вопреки ожиданиям девушка не проронила ни слова.  Вместо этого она поставила на маленький, такой как для визиток, серебряный подносик стакан, чего-то туда плеснула и поднесла.  Кольт с недоверчивостью посмотрела на мутноватую жидкость, затем на три жёлтые таблетки лежавшие рядом.
   - Что это?
   Люсиль продолжала безмолвно маячить у изголовья и Соня вдруг всё вспомнила! Всё, что с ней случилось этой ночью!  Она вспомнила, и в душе начал закипать бульон возмущений и негодования.
   - Послушай детка! может ты, разъяснишь мне, бестолковой, одну частность?  - Она поспешно выбралась из-под одеяла, и теперь её расширенные зрачки находились в паре дюймов от потухших глаз девушки. – Каким это образом недоноску Густаву стало известно про винный погребок? – Люсиль продолжала упорно молчать. – Ты что, мерзавка, оглохла?  Или язык проглотила?
   Остекленелые глаза Люсиль заметно дрогнули, медленно скосились на разгневанную гостью. Спустя короткую паузу, как бы превозмогая боль, она разомкнула губы. Так как София Арнольдовна была на четверть головы ниже служанки, и в данный момент её лицо застыло в непосредственной близости от лица девушки, она чисто инстинктивно – в любом другом случае, спрашивается, с какой стати ей это делать – зыркнула в открытый рот.  Она это сделала безотчётно, НО!  В следующий миг, отдавая себе полный отчёт, женщина с вытаращенными глазами отпрянула назад, обхватив ладонями помертвелые, бледные щёки.  В начале горлового отверстия, вместо языка, сочившейся кровью блестел пухлый огрызок мякоти.  От увиденного у Сони помутилось в голове.  В данной ситуации она не знала что сказать, ибо мысли взбесились и перепутались. 
   Девушка сомкнула губы,  протянула в её сторону поднос.    Проглотив валерианку и запив её растворёнными в воде каплями корвалдина, наша героиня примостилась на краешке постели и тупо уставилась в пол.  Они обе не издавали ни звука, и в этом выразительном молчании схлестнулось всё; и отчаянье, и гнев, и злоба, и страх, и сострадание.
   Первой тишину нарушила Кольт.  Теперь её взгляд сделался более осмысленным.
   - Ты знаешь, Люсиль, - она покинула ложе, подошла к окну, - раньше, вся эта одиссея мне почему-то казалась неправдоподобной.  Эдаким реалити шоу.   Я подсознательно чувствовала, что тут бурлят подводные течения. – Она открыто посмотрела на девушку.  И вдруг, только сейчас обратила внимание, что её волосы, раньше чёрные как дёготь, теперь стали цвета ночного полнолуния. – Ты, возможно, не понимаешь о чём я, но я попытаюсь объяснить. Ещё до обезглавливания известного тебе… - Люсиль неожиданно схватила Соню за руку, от чего та выжидательно смолкла.   Когда же девушка поняла, что её жест истолкован верно, она избавилась от подноса, достала из кармана передника блокнот с откидными листами, затем выудила прозрачную шариковую ручку и, продолжая стоять, принялась что-то записывать.
   «София Арнольдовна я больше не в силах этого вынести.  Нынешней ночью я встречаюсь с Фернаном и уговорю его бежать из этого ада, ибо моё душевное, а теперь и физическое, состояния пребывают у той черты, за которой уж лучше смерть.  Но мне известно, что и вам грозит крайняя опасность.  Поэтому предлагаю бежать вместе.  Может я поступаю безрассудно, однако другого избавления не вижу».
   Дочитав записку, Соня долго и пытливо изучала изуродованное страданиями лицо девушки.  Она многому научилась в этих коварных стенах и знала, что измена может подстерегать на каждом шагу.  Впрочем, именно сейчас ей не казалось, что Люсиль предательски актёрствует, особенно после того, что с ней сотворил этот изувер Нестор.
   - И ты знаешь, как это сделать? – Соня смотрела глаза в глаза.
   Девушка поднесла палец к губам, взяла у журналистки свой блокнот, быстро черкнула:  «Только никаких слов на эту тему.  Нас подслушивают»,
   Кольт сообразила каким образом действовать поэтому хотела взять у Люсиль ручку, но та остановила её жестом и сама изложила следующее: «Сейчас я вынуждена удалиться.   За мной установлен негласный надзор. Чересчур длительное пребывание в ваших покоях может повлечь соответствующие подозрения.  Но сегодня после обеда непременно посетите, как ни в чём не бывало, зимний сад.  По завершении ваших ежедневных посиделок уходить не спешите или, по крайней мере, найдите невинный предлог, чтобы туда вернуться, когда все разойдутся.   С левой стороны от входа, возле самой стены, в овальной кадке из розового дерева, по берёзовой коряге плетётся большой, практически до потолка, фикус Штренглера. Это маяк.  Внизу, с обеих сторон кадки вы найдёте густые заросли красной бромелии и тёмно оранжевой раффлезии.  Если вы станете лицом к фикусу, то справой стороны, ближе к стене, в указанных зарослях я оставлю для вас письмо, где постараюсь изложить мои намерения более обстоятельно и ответить на интересующие вопросы с наибольшими разъяснениями.  А сейчас простите, но я вынуждена удалиться».
   После того как Кольт прочла сие вдохновенное сочинение, Люсиль точно заправский шпион удалила из блокнота исписанные листки, на серебряном подносе их сожгла, пепел промыла в унитазе, тщательно вымыла поднос, чтобы выветрить дым открыла окно.  В завершении, многозначительно взглянув на журналистку истерзанным болью взглядом, покинула комнату.  Все эти действия производились в безукоризненном безмолвии, в напряжённом безмолвии,  в безмолвии повышенной мозговой деятельности.  В эти минуты Соня была так увлечена новой идеей, что даже позабыла про своё ночное происшествие, про физическую и моральную боль.    Теперь, перед глазами ушедшей в своё сознание журналистки огромными пылающими буквами горело одно единственное слово – ПОБЕГ!
   Естественно, что без Дмитрия Татаркина Соня никуда бежать не собиралась.  Она ещё не знала какие соображения по этому поводу изложит в своём письме Люсиль, но уже заранее приняла решение: Без Димы из замка ни ногой!   Ведь обнаружив её исчезновение, Нестор тут же объявит Татаркина вне игры, и затеет для своих умственно недалёких собратьев очередное шоу с гильотинированием.  А этого она себе не простит никогда в жизни.  Но и сам факт побега, в воспалённом сознании, раздваивался на «ДА» и «НЕТ».
Нет, бесспорно, что девушка пострадала от этих ублюдков говорило само за себя и понукало к вере в чистосердечность помыслов.  Однако, наряду с этим, был очевиден тот факт, что в замке все пропитано злом, ненавистью, коварством.., до такой степени…  А что если Нестор так с ней обошёлся именно из корыстных, злоумышленных побуждений?    Вдруг он давно знает о том, что девица ропщет, что ей не по нраву здешняя атмосфера.   Таким образом, доведя до критического отчаяния, он может спровоцировать её на решительные действия!  А там, глядишь, и главная жертва подвяжется на побег.     Нужно только  бдительно за ними наблюдать, и в нужный момент сцапать.   Всё может быть.
   Вообще, в цвете последних трагических событий София Арнольдовна уже начинала сомневаться в положительном исходе этой авантюры.   Ведь с первого дня пребывания в замке всё пошло наперекосяк, всё рушилось шаг за шагом. И теперь эти воспоминания наводили на мысль о заведомо спланированной западне. Но тут же, в мозгу, вспыхивали слова Нестора, что не такая уж она значимая фигура в его игре.  Что это – блеф?   Но ведь действительно, Соня сама напросилась на эти неприятности.  Ей самой возмечталось сенсационного журналистского расследования, а затем и разоблачения.
  Так или иначе, но Кольт сконцентрировалась на таком варианте:   На первых парах она создаст иллюзию, что полностью доверяет Люсиль.  Соня согласится на её план.  Но в действительности она будет скрупулёзно следить за происходящим, и ежели что-то заподозрит…    А вот в этом случае Соня ещё не знала, что ей делать, и поэтому остановилась на действиях по обстоятельствам. А ещё она вспомнила слова Димы, вернее, свои собственные слова ним повторенные, про муравья.  Впрочем, она уже и сама не помнила чьё было авторство.  Но сама фраза, что муравей способен принести боль и нанести  смерть существу гораздо большему, чем он сам, сейчас почему-то всплыли в памяти, и она смекнула:  «Для предстоящих событий мне понадобится хоть какое-то оружие».
   Преднамеренно опоздав к обеду, Соня явилась в столовую только к десерту.   Она отлично знала, что слуги не задерживаются там, ибо спешат за своими опекаемыми особами в зимний сад.  А ещё она хорошо запомнила, что у глухой стены помещения стоит длинный, под белой скатертью стол, на котором находятся все необходимые приборы и кушанья, которые подаются к столу.     Конечно, те ножички, которыми орудуют обедающие, и те, что лежат возле маслениц, с овальными концами, никакого интереса представлять не могут.   И ножа для резки хлеба быть не могло, так как на том самом, рабочем, столе она видела бытовую электрическую хлеборезку.  Причём, точно такую, как у неё на кухне.   Но, как-то совершенно случайно Соня видела там нож, которым подручная повара нарезала ломтики маринованной сёмги.   О, да, тот нож вполне подошёл бы в качестве холодного оружия...  И Кольт  вознамерилась его непременно заполучить.
   Итак, наша авантюристка вошла в столовую именно в тот момент, когда народ приступил к сладкому.  Кто-то смаковал фруктовым пудингом, а кто-то мороженым с клубникой.  София Арнольдовна всегда выходила к обеду в джинсах, кофточке, и при полном отсутствии макияжа.  Сегодня она не изменила этой привычке, всё оставалось как обычно.  Но вдруг, лишь только она пожелала всем приятного аппетита, а все её в связи с этим поблагодарили, как Родион Аггейевич произнёс совершенно ошеломляющую фразу; от которой у Кольт сжалось сердце.   Даже усаживаясь на свой стул, от вспышки растерянности, она чуть не промахнулась.
   - Вы что же, собираетесь нас покинуть? – Изрёк блондин, хитро сощурив один глаз..
   Теперь Соне казалось, что у неё на лбу написано – «ПОБЕГ», а все присутствующие уставились на заветные буквы и складывают их по слогам.
   Спустя неловкую паузу она вернула способность владеть собой. -  И на чём грунтуется ваша дикая фантазия? – Теперь она невозмутимо смотрела на мужчину и даже пыталась улыбаться.
   - Ну, как же-с, - он доглотил, казалось застрявший в горле кусок желатина, - вы всегда посещали наши совместные трапезы в тапочках.  А нынче, на вас сапожки.
    Соня тот час зыркнула под стол.  «Вот идиотка! - Злилась она в сердцах. – Ведь Люська  предупреждала: Всё как обычно».
   - Ноги мёрзнут. –  Решительно отшвырнув эмоции буркнула Соня.
   Подошла Люсиль.  Не глядя на служанку, она заказала суп с фрикадельками.  Соня ела медленно, со вкусом – впрочем, ложным – соблюдая весь положенный этикет: она  ждала.  Ждала одного: «Когда же это чванливое стадо исчезнет»?!
   Но в процессе ожидания в голове вдруг набрякли весьма любопытные соображения.  Ей показалось, что в словах Родиона Аггейевича присутствует роковая проницательность.  Или, быть может, преднамеренная осведомлённость?   Ведь сегодня она действительно готовилась к рывку на свободу.   То, что она и сама не ведая почему,  натянула свои красненькие сапожки, ещё ни о чём не говорит, однако блондин уже изрекает фразу напрямую с этим связанную.   Теперь вчера:   Когда Шурочка рассказывала свою историю, в которой, кстати, даже и намёка не было на изнасилование, почему-то Родион возьми и ляпни:  «И они насиловали вас на мясных тушах, а вы обливались своей блевотиной».  А ночью её пытался изнасиловать Густав.   И вот сейчас Соня вспомнила, что в момент озвучивания этой непристойности, Родион смотрел не на Шурочку, а именно на неё, и ехидно ухмылялся.
   «Хотя, стоп!  Почему же только он?   Ведь и Елене Станиславовне стоило лишь поведать свою историю с подземной пещерой, и я той же ночью побывала в известковой пещере под замком»!   Теперь, журналистка как бы ненароком, исподлобья обводила взглядом эти жующие, улыбающиеся, с жеманной мимикой лица и они казались ей ненастоящими, фальшивыми.  Люди будто нацепили лукавые маски фиглярства, точно участники фарса, сатиры.  И при всём при этом присутствовало ощущение, что они в данный момент, если и не подают вида, но на самом деле очень внимательно за ней следят.
    В следующую секунду эта параноическая увертюра сменилась очередным воспоминанием. «Мне вообще начинает казаться, что тут всё взаимосвязано. Даже когда этот лысеющий умник повествовал историю про плачущее окно, про перемещение во времени, про нереальные встречи с минувшим прошлым; я ведь сразу не уловила скрытого подтекста!  Той же ночью в образе Вавилы ко мне тоже вернулись воспоминания прошлого.  Воспоминания о моём утерянном брате».   Кольт перестала жевать и неморгающим взглядом уставилась в плавающий в супе мясной шарик. «Это напоминает сценарий!  Да-да, и сегодняшняя фраза блондина, ярчайшее тому подтверждение»!   
   Теперь Соня подняла глаза, осязая видимую только в своём воображении действительность: Непроницаемый взгляд смотрел в никуда.  «А что ежели, всё-таки, и Люсиль часть вероятного сценария?   Что если она до такой степени идеализирует своего повелителя, что сознательно пошла на увечия»!?   Теперь её замороженный взгляд начал фокусировать окружающую реальность, в результате чего, Кольт в недоумении обнаружила, что в столовой осталась сама.   И вновь сознание замкнуло очередной вспышкой подозрительности.  Подозрительностью, пронизывающей все потроха и весь мозг до последней молекулы. Недавно ей уже довелось так самозабвенно  уйти в свои рассуждения и мысли, что она не заметила, как все покинули столовую.  Но!  Кольт отлично помнила, что тут ещё возились кухонные рабочие, и Елена Станиславовна окликнула её, даже подошла, положила руку на плечо, любезно полюбопытствовав: Идёт ли Соня со всеми в зимний сад?  Но сегодня… Сегодня!  Именно когда ей необходимо отсутствие свидетелей, дабы завладеть оружием, именно сегодня все испарились так тихо и незаметно, будто основной их задачей и было именно это.
   Ещё несколько секунд Кольт повращала изумлёнными глазами, а затем, приложив ладонь к влажному лбу, глубоко вздохнула и продолжительно выдохнула.  «Боже правый, я кажется, схожу с ума. Что за вздор у меня в голове?  Какая ещё к чертям собачьим, их задача?   Ведь абсолютно никто не знает, что я собралась завладеть оружием. – Теперь дрожащие руки легли на щёки. -  Я превращаюсь в шизофреника!  Это всё нервы, расшатанная психика». 
   И тут, паволоку  бредовых умствований сменил промёрзлый взгляд решимости.  Она ещё раз обшарила глазами столовую.  Никого.  Затем подошла к столу.  На разделочной доске, рядом с рыбьим хвостом, лежал тот самый нож; с чёрной эбонитовой ручкой, с широким,  длинным лезвием.  Кольт в очередной раз оглядела безлюдное помещение. Цапнула нож, быстрым движением засунула его под рукав кофточки, а руку впихнула в узкий карман джинсов; с тем, чтобы, прижав предплечье к бедру, не допустить его случайного выпадения.   Но, сделав несколько шагов в направлении выхода, резко остановилась и вновь огляделась. «Нет, лучше в сапог, так надёжнее»,  Осенило Софию Арнольдовну. В виду чего она спешно перепрятала своё обретённое орудие самозащиты.
    А в зимнем саду уже пенился коктейль из чрезмерной высокопарности, скабрезных подковырок, великосветских поз и вычурных телодвижений.  Никто даже не обратил внимание на вошедшую. Тем временем  Кольт,  ненавязчиво замешкалась в дверях, кинула  случайный, совсем ничего не значащий взгляд на фикус Штренглера.  Затем присоединилась к компании,  тихо умостилась в уголке диванчика, и жестом дала понять Люсиль, что желает бокал «Кагора» и сигаретку.
   Оттопырив оба мизинца, Эмма Ивановна вставила в свой длиннющий мундштук  необлегчённую «Марлборо», грациозно выгнув спинку потянулась к Родиону Аггейевичу.  Тот, в свою очередь, уже выбросил в сторону дамы руку с зажигалкой.
   Сегодня была её очередь, поэтому, пользуясь всеобщим вниманием, любительница женских ласк решила сыграть свою партию от и до.
   - Прежде чем вы услышите мою историю, -  начала, наконец, Эмма, выпустив тонкую струйку сизого дыма, -  я намерена сразу предупредить, что она, в отличие от ваших автобиографических мистификаций, будет нести более детективный характер.   Ибо все эти фантастические казусы судьбы, как-то всё время проскакивают мимо меня.  Но зато, я точно магнитом притягиваю истории криминального жанра, а затем с писком из них выкручиваюсь.  Хотя, отчасти, бывали в моей практике и такие злоключения, из которых – однако с большим опозданием – меня вытаскивал счастливый случай.
   В те далёкие годы, когда всё это приключилось, я работала заведующей филиалом одной торговой компании.   Мы занимались оптовой торговлей бытовой техники ведущих импортёров Европы.  И был у нас генеральный директор – Силантий Деевич. Маленький, лысый, пузатый; в общем «клоп».  Его так все между собой и дразнили.  Но каким этот Деевич был бабником, доложу я вам, просто ужас.  Он переимел практически всех сотрудниц фирмы, естественно, пользуясь служебным положением.  А те, кто давали нахалу от ворот поворот, долго у нас не задерживались.  В принципе, я б тоже там долго не задержалась, не будь я протеже одного очень влиятельного дяди из райкома; моего родственника.
   Наш неутомимый Клоп добивался меня больше чем полгода. Задаривал подарками, водил по ресторанам, пускался в настойчивые притязания, и даже, угрожал открытым текстом. – Эмма взмахнула ручкой и улыбнулась. – Ой, как вспомню, какие гадости он бормотал мне на ушко, в надежде, что меня можно этим завести.  В те моменты я из последних сил крепилась, сдерживая нахлынувший рвотный рефлекс: То были отвратительные минуты.   И, тем не менее, это, как в последствии оказалось, являлось для меня не самым плачевным.
   Всё началось с того, что наша компания стала маршировать прямиком к банкротству.  Силантий Деевич умудрялся совершать одну ошибку за другой, постоянные клиенты переметнулись к конкурентам, освоение нового рынка не давало абсолютно никаких положительных результатов.  И плюс ко всему, сам Деевич, по упорно витавшим слухам, проворовался на весьма значительную сумму.  В результате чего, как естественное следствие, ним заинтересовалось ОБХСС.  Короче говоря, разгильдяй Деевич очутился в полном дерьме.  И вот однажды, даже сейчас помню – был понедельник, тринадцатое июня, я работала в офисе филиала над квартальным материальным отчётом, когда на моём столе зазвонил телефон.  Взволнованным голосом Деевича трубка вещала, что мне надлежит срочно явиться в центральный офис компании для участия в экстренном совещании.  Ну, подобного рода слёты, особенно в последнее время, стали делом вполне обычным.   Поэтому, ничего не заподозрив,  уже спустя  десять минут я гнала свои «Жигули» через весь город и напряжённо соображала: Какие ещё производственные неприятности обрушились на наши головы? Центральным офисом фирмы являлось не очень большое двухэтажное здание, обнесённое со всех сторон кованым, решётчатым забором; с будкой сторожа у въездных ворот и скромной автостоянкой внутри.  Когда я парковала свою машину я как-то даже  не обратила внимание, что, не взирая на авральный сходняк, во дворе стоял всего один автомобиль: Чёрная «Волга» Силантия Деевича.  Но когда я вошла в здание, то сходу удивилась, ибо тут царствовала мёртвая тишина -  если не считать еле уловимого стрекота электрической пишущей машинки.  Это на втором этаже, в приёмноё шефа, секретарь Любочка что-то самоотверженно отпечатывала.  Лишь только я появилась на пороге, она жестом указала на дверь директора: Не соизволив пояснить причину происходящего, девушка продолжала яростно кнопать, по-видимому, нечто важное.  Посему я сочла излишним отвлекать Любочку, так как она и в замедленной форме умудрялась делать в каждом предложении по нескольку ошибок.  Я уверенно распахнула обитую кожей дверь, и вошла.  В первые секунды моего появления в кабинете, я отметила бросающееся в глаза нервное напряжение шефа.  Он был без пиджака, без галстука, сорочка расстёгнута чуть не до пупа.  На фоне алкогольного опьянения в глазах клубилась какая-то обречённость, безысходность, что ли….  Да вообще, он был не похож сам на себя.  Но, такие впечатления вихрились только первую минуту.  Пока я удивлённо изучала его шикарное, стёганное красной кожей кресло, которое стояло нынче не за столом, как обычно, а находилось у самого камина.  В тёплое время года камин никогда не зажигался, и мне это показалось крайне странным.   Ну согласитесь, восседать в летнюю жару лицом к не действующей чёрной топке, по меньшей мере – как сейчас выражается молодёжь – не прикольно.  Но тогда, все эти нелогичные перестановки мебели, в следующую минуту, мне показались мелюзговыми.  Шеф, чего он никогда не делал, запер за мной дверь на ключ!  Я насторожилась, ведь к нему в кабинет никто и никогда не входил без стука.  А горестное прозрение наступило сразу, лишь только Деевич принялся щебетать о своих чувствах, и о любви ко мне.  Мне стало очевидным, что, совещание, была намеренно спланированная западня, и развратный тип вновь пустился в гнусные домогательства.   Я, как и прежде, сохраняла неприступность.   Шеф затащил меня в свою крохотную комнатку для отдыха, угощал дорогим  коньяком, шоколадом, икрой, и беспрестанно ворковал на любовную тему: Иногда подмешивая тематику своих неприятностей и душевного одиночества.  Впоследствии он вообще переключился на какие-то нависшие над ним опасности и, в конце, начал уговаривать меня бежать с ним за границу!   Сулил золотые горы, моря любви и наслаждений. Я сорок пять минут терпела этот бред, а когда решительно встала и твёрдо заявила, что всё им сказанное мне не интересно, что я ухожу, он как-то злобно оскалился и прорычал: «Ты не использовала свой последний шанс, моя милая, и ты об этом ещё пожалеешь».  В ответ я только фыркнула,  вернулась в кабинет, потребовала дабы он немедленно открыл дверь. Но вместо этого последовала странная просьба.  Директор не желал, чтобы я ретировалась тем же путём, что и пришла.  С правой стороны, в торцевой стене, имелся выход на балкон, к которому примыкала пожарная лестница.
   - Уйдёшь через балкон. – Заявил, вдруг примирительно улыбаясь, директор.
   Я, конечно, удивилась, но мне так хотелось побыстрее оттуда смыться, что было решительно всё равно.  И вдруг, когда я уже вышла на балкон, меня догнал Деевич. Шеф озвучил вообще нелепую просьбу.  Он протянул мне ключ от кабинета, попросил спуститься вниз, обойти здание, подняться в приёмную и отдать ключ Любочке. Я по инерции взяла ключ, повертела его в руке и поинтересовалась, дескать, что за блажь? Ему что, трудно самому открыть дверь, вручить секретарю ключ, и наказать, дабы та его заперла: Раз ему так приспичило.  Деевич ехидно ухмыльнулся, отобрал ключ, и заверил, что поступит именно так.
   Совершенно ничего не понимая  я уже начала спускаться по лестнице, как вдруг меня окликнул директор; оказывается я забыла свою сумочку. Деевич вручил мне аксессуар, в ехидной форме пожелал всего наилучшего, и вернулся в кабинет.
   В принципе, в тот день не произошло больше ничего необычного.  Но вот вечером, когда я  уже собиралась домой и наводила на рабочем столе порядок, ко мне в кабинет вдруг зашла секретарь. Она была встревожена и заявила, что пришли из милиции. Естественно, я решила, что это по поводу шефа, в смысле его, якобы, махинаций. Однако произошло совершенно невообразимое!  Их было двое и, да, действительно, опер начал задавать вопросы, связанные с Деевичем.   Но Боже, что это были за вопросы?  В каком часу я приезжала к Сидоренко?  Это его фамилия.  Зачем приезжала? Зачем заперла дверь на ключ?
   Я впала в натурально шоковое состояние.  Я им объясняла, что дверь запирал шеф… Ну, короче, изложила детально все фрагменты нашей с директором встречи.  А когда закончила, попросила приподнять завесу такого неожиданного интереса.  И чтобы вы думали?  Они заявили, что      спустя двадцать минут, после того, как сторож закрыл за мной ворота, секретарша Любочка попыталась занести шефу подготовленные документы.  Но дверь оказалась запертой, ключ торчал в замке, а на её стук и оклики никто не ответил.   Тогда девушка спустилась во двор, обошла здание,  поднялась в кабинет по пожарной лестнице. Сидоренко Силантий Деевич сидел в своём стеганом кресле, лицом к камину, и был уже мёртв: В области сердца имелось пулевое отверстие.  В принципе, от такого известия не сильно то я и огорчилась, в то время как следующие их действия ввергли  меня в натуральный нервный стресс. На меня надели наручники!  Помощник следователя отправился искать понятых, а сам опер предъявил мне ордер на обыск и, во избежание усугубления ситуации, порекомендовал быстренько признаваться, зачем я застрелила шефа. А главное, куда делся пистолет?  Ну, вы можете вообразить, тот психологический нокаут, какой обрушился на меня после таких чудовищных обвинений.
   Милиция обшарила весь мой кабинет, машину, квартиру, дачу.  Естественно, они не нашли никакого оружия.  И, тем не менее, тот факт, что на торчавшем в замочной скважине ключе были обнаружены мои отпечатки пальцев, давал им полное основание задержать вероятного подозреваемого на сколько-то там часов до выяснения обстоятельств.  Но и это ещё не всё.   Пока я сидела в следственном изоляторе, и меня по пять раз на дню таскали на допросы, на которых только и спрашивали, куда я дела оружие, эти дотошные ищейки отдали на экспертизу мою сумочку, с которой я тогда приходила к Деевичу.  А теперь представьте – там оказались частички оружейной смазки! Я клялась и божилась, что сроду никогда не брала в руки оружие.  Я заверяла, что шеф сам запер дверь, затем дал мне подержать ключ, видимо специально, а когда ходил за сумочкой, то и смазку подстроил.   Что это именно он настоял, дабы я покинула кабинет непременно по пожарной лестнице.  Впрочем, на все мои заверения следователь только разводил руками.  Оно конечно, если я говорю правду, то выходит, что он умышленно всё это сделал, чтобы подставить меня.  Но ведь совершенно не возможно, чтобы человек выстрелил себе в сердце, затем спрятал пистолет и вернулся в кресло испускать последний дух.   Да и оружие, по всей вероятности было с глушителем, так как секретарь никаких выстрелов не слышала.  А экспертиза установила, что выстрел был произведён в упор.  Естественно, Любочку тоже взяли в оборот, но это ни к чему не привело.  Таинственный убийца оставался загадочной тенью в выстраиваемых следователем умозаключениях.  Но меня, однако, тоже выпускать не торопились. И следы оружейной смазки в сумочке, и отпечатки на ключе… Да и мотив менты унюхали.  Как же, постоянные домогательства похотливого кобеля могли запросто привести хрупкую, беззащитную женщину к черте отчаяния.  И т. д., и т. п. 
   Так что вот, друзья мои, в камере следственного изолятора я просидела до середины сентября.   Вы представляете, три месяца, как один кошмарный сон!   Но зато, пробуждение состоялось весьма неожиданное и радостное.
    Поскрипывая диванчиком, женщина сменила позу, осуществила элегантный ритуал подкуривания очередной сигареты и не дождавшись каких либо прений по поводу истории, сама спровоцировала дебаты.
   - Ну и, каковы будут ваши версии? Кто оказался убийцей?
   - Любочка, из ревности. – Выдвинул свою гипотезу Родион Аггейевич.
   Загадочно улыбаясь, Эмма отрицательно покачала головой.
   - Ты сама его и грохнула. – Пульнула Шурочка фразу в пустоту. До этого она задумчиво смотрела в окно, но теперь перевела туманный взгляд на рассказчицу.
   - Увы, милая Шура, придушить Клопа были всего лишь кратковременные вспышки потаённых желаний души.  Осуществить сие мне не хватило бы решительности.
   Больше, пока, никто не решался выстраивать предположения.  Напрасно выждав ещё с минуту, автор истории состроила мину удивления.
   - Ну, господа, всё не так уж сложно.
   Кольт вдруг вскинула руку: Как в школе. – Убийцы никакого и не было.  Произошло элементарное самоубийство. -  И наблюдая вопросительные взгляды остальных слушателей, добавила: - Вероятно, он очень много читал детективов.
   - Браво София Арнольдовна! Вы, без сомнений, этим тоже увлекаетесь?  Сознайтесь, я права?
   Кольт одарила её скучным взглядом, так ничего и не ответив.  Зато в диспут опять вклинилась Шурочка.
   - Позвольте Эмма, в таком случае, куда же делся пистолет?  Выходит, у него был сообщник?
   - Совершенно верно! – Щёлкнула пальцами Эмма Ивановна. -  Его единственным сообщником была его находчивость, и мозги. И вот, если бы у того тупоумного следователя тоже были мозги, то мне не пришлось бы, ни за что, ни про что томиться три месяца в камере. -  Теперь она вставила кончик мундштука в уголок рта и продолжала говорить, не вынимая его оттуда. – Так вот, этот мерзавец спланировал всё заранее. А когда я окончательно дала понять, что нахалу ничего не светит, он и удумал отомстить мне таким хитромудрым способом.
   Елена Станиславовна глуповато хохотнула. – Собственноручно лишив себя жизни!?
   -О, нет, свести счёты с жизнью Деевича вынудили обстоятельства, да слабый характер.  Ведь над ним нависло нешуточное разоблачение! А при советской власти, за хищения социалистической собственности в особо крупных размерах, светила высшая мера.
   - Да к чёрту собственность! – Брызнул блондин. – Как он, будучи трупом, избавился от оружия?
   Белокурая Эмма скорчила гримаску беспросветной таинственности. – Пистолет вылетел в трубу…
   Все переглянулись, а Кольт пару раз кивнула. – Я так и предполагала.
   - Так вот, я уж не знаю, как Деевич ухитрился незамеченным пробраться на крышу офиса… Как он вообще, закрепив к трубе резиновый жгут,  опустил его в дымоход и, с помощью верёвки, путём сильного растяжения  привёл сей механизм до самой топки?  При этом он зафиксировал  его – до поры до времени – на специально вмонтированном крюке для подвешивания, к примеру, котелка или чайника.  Это так и осталось загадкой. Хотя, скорее всего, всё это он проделал ночью.  Но, таким образом, когда я пришла, резиновый жгут был уже натянут и почти готов к использованию.
   После моего ухода, шеф достал из сейфа пистолет, снял с крюка петлю жгута, продел в петлю рукоятку пистолета, подтянул всё это к груди, упёр дуло в сердце, и нажал спусковой крючок. После выстрела рука разжалась, а пистолет, увлекаемый резиновым жгутом, вылетел в дымоход.  – Эмма откинула со лба чёлку. -  Где и болтался до того момента пока новый директор, одним сентябрьским вечером, не задумал растопить камин.       Тяга оказалась паршивой. На следующий день он нанял трубочиста, а тот  обнаружил оружие.
   - И это всё? – После минутного молчания почти простонал разочарованный Родион Аггейевич.  Он прошвырнулся вопросительным взглядом по находившимся тут же служанкам. -  Ну-у, я конечно не в праве судить…- Блондин спрятал лицо за бокалом вина, как будто его  с интересом разглядывал.
   - На что это вы намекаете?! -  Возмутилась Елена Станиславовна.
 Впрочем, Шурочка отреагировала на чужой вопрос быстрее.
   - Он намекает, что, вероятнее всего, именно Эмме Ивановне придется лобзать нашего красавчика Густава.
   Тот мигом опустил бокал и с деланным осуждением покачал головой. – Александра, как вам не совестно?  Я такого не говорил.
   - Боюсь вас всех разочаровать, - вдруг отозвалась Кольт, - но мне так кажется, что целоваться с горбуном не доведётся никому. – И после такого таинственного пророчества, облачив беспросветную загадочность, она покинула зимний сад:   Абсолютно игнорируя массу вопросов  в связи с её заявлением.
   Соня ещё долгие три четверти часа бесцельно слонялась по коридорам замка; побывала в бассейне – намотав несколько десятков кругов по кафельному периметру.    Затем посетила тренажёрный зал; просмотрев бессчётное количество висевших по стенам плакатов и журнальных иллюстраций с хвастунами качками и кокетками в бикини. 
    Вернувшись в бассейн, она нашла тут уже плещущуюся Шурочку и блондина, что было хорошим знаком:  Теперь её путь лежал обратно в зимний сад.  Правда в самих дверях она чуть лоб в лоб не столкнулась с возбуждённой Еленой Станиславовной.  Та с разгневанным видом  выскочила из сада, на ходу злобно отчитывая свою служанку за какую-то провинность.   Девица, в свою очередь, с виноватым видом семенила следом и пыталась конструировать оправдательные фразы.  Они не обратили на Соню совершенно никакого внимания,  галопом рванув по направлению круглого холла.
   Пока обстоятельства складывались в её пользу.  Уминиатюренные джунгли теперь пребывали в пустоте и унынии, а виновница сюжета беспрепятственно завладела тем судьбоносным посланием, от которого, как ей казалось, зависело всё.
   Лишь только небольшой жёлтенький конвертик попал в Сонины руки, она тут же отправилась в свою комнату.
   «София Арнольдовна если вы читаете это письмо, значит пока всё идёт хорошо. – Кольт читала медленно, анализируя каждое слово и вникая в их смысл, с надеждой не пропустить даже малейшей ошибки, которая бы выдала коварный сговор. -  А теперь о главном:   После сегодняшнего чтения вы должны будете вызвать меня к себе в комнату, из которой  потайным ходом мы проберёмся в винный погреб». 
   Прочитав «… винный погреб». женщине сделалось дурно. Она отшвырнула на покрывало лист бумаги,  до боли закусила нижнюю губу, принялась рыскать тревожным взглядом по углам комнаты.  «Так-так, опять этот погреб. – От коротких вспышек отвратительных воспоминаний защемило в груди. – Ещё чего!  В то подземелье меня больше не заманить никакими… - Она вдруг встрепенулась. – Стоп!  Только прочь эмоции.  Из замка нужно бежать, и для этого необходимо использовать любую возможность». Кольт покосилась на лист бумаги и, как бы с опаской, взяла его двумя пальцами.
   « В подвал Фернан приведёт вашего мужа.  Из винного погреба мы попытаемся незамеченными проникнуть в прачечную, которая находится под северной башней замка.   Там есть подземный туннель, который сообщается с мусоросборником уже за пределами меловой горы.   Пробравшись туда мы сможем уверенно считать побег благополучным.  Но ради всего святого, сохраняйте хладнокровие.  За нами постоянно следят. Тут везде есть глаза и уши.  Вам надлежит следить за каждым своим действием или словом.  И не делайте больше таких ошибок, как сегодня в столовой.  Это сразу бросается в глаза.
                С надеждой на удачное избавление.  Л.»
   Кольт скомкала письмо, взяла с конторки спички,  направилась в ванную. Когда же послание было уничтожено, журналистка вернулась в комнату и поняла, что в сознании витает некая неуловимая неуютность.  Что-то лёгкое, воздушное, но вместе с тем серое, настораживающее.  Какая-то неосязаемая и не поддающаяся осмыслению подозрительность.  Словно облако волнительной недоверчивости незаметно оседлало ясное чело и пустило корни вкрадчивых теней на светлый взор пленённой жертвы.  Кольт в напряжении вышагивала из угла в угол своего будуара, ещё и ещё раз прокручивая в мозгах текст послания: Тщетно пытаясь высечь долгожданную искру прозрения.   Что заставляло насторожиться?   Может пошатнувшаяся психика?  Может деградация нервной уравновешенности?
   Женщина остановилась напротив картины древнегреческой богини мудрости и пронизывающим взглядом уставилась на Минерву.
   «Ну, что подруга, может ты мне, что подскажешь? Стоит доверять Люсиль?  - Она безэмоционально подмигнула. – Молчишь, мудрёная матрона, хоть бы знак какой дала.»  Соня равнодушно махнула в сторону полотна кистью руки и полушёпотом пробурчала:
   - Эх, какая ты там к чёрту богиня.
   Она уже хотела отойти от картины, она уже шагнула правой ногой назад, как вдруг раздался предательский треск, ступня больно вывернулась внутрь и, потеряв равновесие, журналистка распласталась на полу.
   - Твою мать! – Взвизгнула она от боли в щиколотке, а когда поднялась с паркета поняла что произошло.  Тонкий высокий каблук, отскочив от подошвы, теперь валялся рядом, вверх набойкой, и был похож на Эйфелеву башню.  Заметно прихрамывая Кольт добралась до постели,  уселась, принялась стягивать обувь.
   - Паскудные сапоги! -  Гневно изрыгнула она ругательство, глядя на то место, где только что был каблук.  Внезапно, выпучив глаза и уронив подбородок, Соня уставилась на картину Минервы.  Теперь в каштановом взгляде гремел бравурный марш неожиданного прозрения.  Она ещё раз воскресила в памяти конец письма служанки. «И не делайте больше таких ошибок, как сегодня в столовой. Это сразу бросается в глаза».
   - Если Люсиль, - того не замечая, она начала говорить сама с собой, - если Люсиль упомянула о разоблачительной фразе, на которую сподобился Родион, по поводу моего выхода к обеду в сапожках, значит, писала она это уже после обеда. – Соня интенсивно тёрла виски пальцами. -  Из столовой все отправились в зимний сад.  Люсиль находилась там неотлучно, у всех на виду.  Значит, ничего написать и спрятать в указанном месте не могла.  Это очевидно!  Ведь фикус Штренглера отлично просматривается от уголка отдыха, где мы всегда заседаем.
   Она стянула второй сапожек, выпавший нож сунула под подушку и начала суетливо расхаживать из угла в угол: мозги бурлили сумятицей подозрений.
   - Затем я покинула общество, дав служанке короткую отмашку, что пока в её услугах не нуждаюсь, а сама пошла в бассейн.  Так-так, я отсутствовала сорок пять минут.  За это время девица вполне могла состряпать письмецо.  НО! – Женщина вдруг застыла на месте что постамент. – Положить его за кустики бромелии Люсиль не могла.    Ведь когда я входила в зимний сад, я столкнулась с седой еврейкой и её служанкой.  Значит, всё это время они были там.  Получается, после моего ухода Люсиль тоже не имела возможности проникнуть туда незамеченной и спрятать послание…
   Кольт медленно повернула голову в сторону картины и вскинула взгляд на Минерву.
   - Ай браво!  Оказывается, ты ещё на что-то годна.
   Теперь её напряжённый облик был обращён на ту подушку, под которой лежал нож. «Нужно принимать срочные меры».
   Таким образом, до вечерних сумерек София Арнольдовна находилась в плену умственных мытарств и душевных неурядиц.  Что делать? Как поступить?  Какие предпринять шаги для наибольшей вероятности успеха?  Её мозг, одурманенный подозрениями, что неутомимый землекоп перелопачивал ответы на эти и другие вопросы.  Впрочем, заветного сундучка с кладом, а в случае с нашей журналисткой, кладезя неоспоримо правильных решений, не было.
   В половине шестого в дверь постучали.  Соня уже знала кто это, поэтому без лишних вопросов отворила дверь.  Всё такая же измученная, с болезненным лицом и усталыми глазами, Люсиль вкатила столик с ужином.  Хозяйка комнаты не долго мялась в нерешительности.  Она положила руку девушке на плечо, от чего та выжидательно замерла.  Затем, указательным пальцем второй руки она ткнула на карман белого передничка, где лежали блокнот с ручкой.  Служанка поняла, о чём просит госпожа.  Когда вышеупомянутые предметы находились у девушки в руках, Кольт приникла к самому её уху и вполголоса заявила:
   - А теперь, моя милая, быстро, не раздумывая, напиши: Когда ты успела подбросить в тайник письмо? – Чёрный взгляд Люсиль на пару секунд застыл где-то в ином измерении, и Соня жёстко тряхнула её за плечо. – Ну же, пиши немедленно!   «Я не позволю тебе сочинить очередную ложь».
  Шариковая ручка начала рождать синие буквы, которые Соня тут же фиксировала жадным взглядом; складывая в слога и слова.
   «Письмо я написала во время обеда. Когда все приступили к десерту вошли вы.  Я подала суп и на несколько минут отлучилась в уборную.  Заперевшись там, быстро изложила мысли на бумаге.  А подбросить его в заросли цветов успела, когда задержалась для уборки пепельниц и плевательниц.  Я улучила момент полного отсутствия посторонних, - у Сони от последней фразы в груди заволновалось, - и этим воспользовалась. – «Лживая змея»! Шкварчало в мозгах раскалённым маслом, но, читая дальше, гнев остывал. – Правда, в тот момент, когда мои пальцы разжались, и конверт скользнул за горшки, в сад ворвалась Елена Станиславовна, со своей Мартой.   Она была вкрай чем-то разгневана, бесцеремонно отчитывая прислугу. В тот момент я изобразила, будто поправляю веточки фикуса, после чего непринуждённо удалилась.  Но уверяю, они ничего не заметили».
   Дочитав последнее слово, Кольт уставилась в глаза Люсиль. Она понимала, что контр вопросов на данный момент нет, что это всё могло быть сущей правдой.  И тем не менее, какая-то подленькая закавыка не давала стопроцентной веры в её правдивость.  Опять что-то  неуловимое возбуждало подозрительность.
   Тем временем руки девушки пришли в движение.  «Так вы что, не получили послание?!!!»  Три восклицательных знака Соня увидела не только на бумаге, но и в тревожном взгляде служанки.
   - Успокойся, я нашла письмо и с ним уже ознакомилась.- Шептала она на ухо. -  Но, ты уверена, что нам это удастся?
   Люсиль кивнула и заспешила на выход.
   Покружив ещё немного по комнате, Соня в глубоком раздумье остановилась у золотистого столика.   «Значит сегодняшняя ночь решающая».  Её взгляд пополз по сервировке.  Салат из дичи, ломтики трески с хреном, закрытые бутерброды с сыром и бужениной, сливочное масло, тосты, металлический термос с кипятком, заварочный чайничек, чашечка, блюдце с тонко нарезанными и аккуратно уложенными дольками лимона.  Кольт заскользила блестящим взглядом по окружающему пространству, остановила его на Минерве. «АККУРАТНО уложенные дольки»!  Её вдруг осенило.  В том письме, которое она читала, буквы тоже  имели АККУРАТНУЮ уложенность.  Предложения были написаны таким эстетически культурным почерком, какие имеют дотошные училки русского языка: Правильный наклон, одинаковая высота, расстояние; эдакая харизма эпистолярного искусства.  И тут же в памяти воскресли строки производимые служанкой прямо на её глазах.  Девушка держала блокнот на весу, и от этого неудобства почерк имел соответствующую искажённость.  «Но ведь в уборной комнате, второпях, как она умудрилась так красиво написать тайное послание?»
   Совершенно машинально Соня влезла в тапочки и вышла из комнаты.
   Упомянутый Люсиль санузел сверкал стерильностью белого кафеля.  Он имел идеально квадратный периметр, примерно три на три метра.  Соня задвинула дверь на шпингалет и принялась внимательно озираться.  Белый тюльпан, никелированный гусак с двумя крестообразными кранами, чуть выше овальное зеркало.  Рядом дозатор жидкого мыла. За ним электросушилка.  У соседней стены белый унитаз. Сантиметрах в семидесяти белое биде.  И никаких столиков или полочек.  Кольт уложила откидную крышку унитаза, примостилась на краешек биде и попыталась дотянуться.  «Как ни крути, но даже и это нельзя использовать в качестве подручного средства для написания письма». От этой мысли засосало под ложечкой.  Соня вихрем покинула уборную, и торопливое шлёпанье тапочек теперь разливалось по всему пустынному коридору.
   Остатки вечера, как говорится, наша авантюристка собиралась с духом. Не взирая на всю ту подозрительность, которая в данный момент имела наивысшую концентрацию, главная героиня этой истории всё же решилась на отчаянный шаг.  Разумеется, что она не питала каких-то радужных иллюзий по поводу своей дальнейшей судьбы, однако шансы оценивала пятьдесят на пятьдесят.  Впрочем, это не такой уж скверный вариант, если учитывать те неудачи, которые неизменно маршировали с ней рука об руку, с того самого момента, когда она переступила порог дьявольского замка.  Должно же когда-то повезти. Должна же, в конце концов, на смену чёрной полосе прийти белая, радостная, счастливая минута завершения этого кошмарного танго со страхом.
   «Ну, а если Люська провокатор, - она достала из-под подушки нож,  пальцем потрогала остриё, - что же, каждый сам виноват в своих бедах».  И тут нужно отметить, что закалка характера, которую журналистка приобрела  будучи военным корреспондентом, полностью себя ещё не исчерпала, и в данный момент довлела над иными эмоциями. Но здесь, в гостях у Преподобного Нестора, балансируя на грани нервного срыва и помутнения рассудка, она начала по настоящему матереть.  Как та матёрая волчица, неоднократно уходившая от погони, бросавшаяся за флажки и вступавшая в отчаянные схватки со сворой охотничьих псов.  Теперь Кольт имела именно такой взгляд – взгляд матёрой волчицы.

      Начало последнего, пятого чтения ничем не отличалось от предыдущих. Впрочем, единственным отступлением от привычного действа было отсутствие за троном хозяина горбуна Густава.
   Сегодняшним гвоздём программы являлся Эммануил Вельгельмович  Шкуропатов.  Мощная линия подбородка, тяжёлые надбровные дуги и почти плоский, как будто свезённый к затылку лоб, не внушали в этот образ ощущений глубокого интеллекта или семипядиевых способностей к философическому мышлению.  Своим внешним видом он скорее напоминал бандита с большой дороги.  Хотя, превратности распространённых норм и законов физиологии ещё не до конца изведаны и практика владеет массой парадоксальных примеров.
   
   - «ПОСТОРОННИЙ!»  - Объявил он своим глубоким басом.

   
   
   
 






                С     Ю     Ж     Е     Т    -    7



               З   И   Г   З   А   Г           Б   Е   З   У   М   И   Я.




………………………………………………………………………………………………..









                - Скотские сапоги! – Кольт вертела в руках один целый, а второй без каблука красненькие полусапожки. – Что же делать? – Она опустила голову,  посмотрела на свои  прозрачные туфельки. – Обувь должна быть удобная. – Поочерёдно притопнув обеими ногами, а затем, подпрыгнув, женщина взялась расхаживать по комнате.
   «Что же ещё… что же ещё?  Главное ничего не забыть, главное… - Она замерла и в порыве озарения шлёпнула себя по лбу. – Нож!»
   Женская фигура мигом выросла возле кровати.  Жадно запустив руку под подушку Соня достала трофей.  Широкое лезвие хищно блеснуло.   Журналистка вдруг вспыхнула жестикуляцией самоосуждения; в результате чего холодное оружие исчезло обратно, а в глотке узницы замка кошмаров затаился крик отчаяния.
   «Господи, что я делаю?!»  Вечернее платье блестящим фонтаном брызнуло над головой.
   И таким образом София Арнольдовна мытарствовала практически час.  Чем ближе подходило время решительных действий, тем накал душевных мук и нервной взвинченности нарастали.  В душе, бесспорно, уже давно тлели угли роковых поступков, но сейчас там бесновалось натуральное огнище.  Кровь закипала, и от этих дурманящих испарений, мозг заволакивало облаком сумятицы и панической суетливости. Раньше её рассудительность всегда считалась спидометром критики, однако в данный момент стрелка лежала на нуле, а приказы диктовала практичность.  Аристотель утверждал:  «Через искусство возникает то,  формы чего находятся в душе».  Поэтому можно себе представить, что творилось в душе нашей героини, если судить об этом по искусству её телодвижений и поступков.
   Вечернее платье беззвучно приземлилось на спинку стула, возле конторки.   Полностью обнажённая и в туфлях она сперва вошла в ванную, застыла перед зеркалом, ладонями прижала друг к дружке груди. В следующий миг, что-то вспомнив, вернулась в комнату.  Из шкафа  извлекла бюстгальтер.  Нацепив его, с минуту копошилась руками за спиной в поисках застёжки.  Завершив это занятие сбросила туфли, /Вот бестолочь, голая и в туфлях./  влезла в свои джинсы.  Застёгивая молнию, /Су-ука!/  больно защемила волоски на лобке.  Рассыпаясь бранными чертыханиями расстегнула её, стащила джинсы, уставилась на вышеупомянутое место, /Где моя газонокосилка?/   затем на раскрытую дверцу шкафа.  Не глядя, запустила руку на верхнюю полку,  извлекла единственную вещь там лежавшую -  чёрные колготки.  Ещё несколько движений и они соблазнительно обтянули всё, что ниже пупка. Теперь на глаза попались полусапожки и в считанные минуты того, который оставался целым, /Прочь сомнения!/ постигла участь обескаблученного братца.  Кольт плюхнулась на пол, натянула обувь, поднялась,  /Итить твою мать!/ попробовала пройтись.  Их подъём изгибался так круто, что без каблуков передвижение вообще не представлялось возможным.  Они оба были решительными взмахами ног  отправлены под кровать, /К свиням собачьим./  а на пути рыщущего взгляда подвернулись туфли.  Кольт их обула и принялась выхаживать, будто одела впервые.  «Нормально». Завершила она свои дефиле и вновь очутилась возле плательного шкафа.   Втиснувшись в стрейчевую футболку и набросив свою шерстяную кофточку, она сняла с тремпеля плащ, влезла в рукава и, уже застегнув нижнюю пуговицу, /Это дурдом!/  тупо уставилась на валяющиеся под ногами джинсы.  Надевание же этого элемента одежды сопровождалось гневными ругательствами в свой адрес, в адрес Нестора, Густава, и методичными призывами к спокойствию.
   Сумочку и шляпу Соня вообще не удосужила даже взглядом.   Теперь она принялась за нож.   Попытка впихнуть рукоятку в туфель, а лезвие спрятать под штаниной, стоило разорванными колготами, однако успехом не увенчалось.   Затем в ход пошли карманы штанов, но и это ни к чему утешительному не привело.  Таким образом, нож обрёл своё временное успокоение в глубоком внутреннем кармане плаща.  /Фу-ух, рехнуться можно./
   Познать природу причин таких действий не мудрено, ибо Соня даже в повседневной жизни, имея рецидивы контрастных изменений поведения – от детского восторга до припадков старческого отчуждения -  не раз впадала в депрессии и психическую антиуравновешенность.  А тот вихрь аномальных происшествий, в которые её всосало сразу по прибытии в замок, лишь усугубил диагноз и расширил диапазон, прибавив ко всему прочему, саботаж здравой рассудительности да неврастению.  Впрочем, недобитки холодного расчёта и логической собранности ещё отстаивали свои позиции.
   Как только раздался несмелый стук в дверь, Кольт всеми своими потрохами сжалась в одну мощную пружину, /Идиотка!!!/  и в мозгах вспыхнули далёкие зарницы отрезвления.
   «Твою маму!  - Она обхватила пылающие щёки руками. – Я же забыла вызвать Люсиль!   Не дождавшись моего звонка, девушка без него и явилась. Это же может показаться подозрительным!  И всё из-за меня! Тупое животное!»  Журналистка, наконец, подошла к двери.
  - Кто там? – «А в ответ тишина». Озвучила она в своём сознании гнетущее безмолвие.  В этот момент ей подумалось, что, быть может, в коридоре вовсе не Люсиль.  Такая мысль встряхнула весь организм.  Соня мигом сбросила плащ и зашвырнула его в шкаф. /Это же крайне подозрительно!/   В дверь ещё раз постучали.  Следом в шкаф улетела кофта.  /Это же крайне подозрительно!/   В дверь постучали уже в-третье и гораздо настойчивее.  Теперь и джинсы исчезли в чёрной утробе мебельного предмета.  Трясущиеся пальцы повернули ключ…
   Глубокий взгляд служанки на секунду задержался на красном лице журналистки, которое тонуло в хаотично разбросанных тёмно русых прядях, а после упал на разодранные колготы. /…?/  Она вшагнула внутрь и захлопнула дверь.
   - Я знаю, мои нервы на пределе, но Люсиль…
   Та живо взмахнула перед Кольт рукой, и в сопровождении пристального взгляда приложила указательный палец к губам. Соня прикрыла ладонью рот,  с пониманием покивала головой.  Теперь Люсиль ткнула рукой на обтянутые чёрными колготами ноги  и произвела такую жестикуляцию, созерцая которую женщина смекнула – необходимо срочно одеваться.
   Пока София Арнольдовна стремительно, но уже с более спокойными нервами облачала своё тело недавно сорванными вещами, девушка скромно присела на край стула, что-то записывая в блокнот.
   Если в армии солдат должен нацепить форму за сорок пять секунд, то наша героиня проделала это на несколько секунд быстрее.  Ибо Люсиль успела черкнуть всего пару предложений,  в то время как Соня, в полной – так сказать – боевой готовности уже нетерпеливо возле неё переминалась: Даже успев застегнуть свой бирюзовый плащ под самое горло.
   Девушка устало посмотрела на журналистку,  протянула блокнот.  Та его взяла, но читать не спешила, так как очередная волна капризной подозрительности, точно серая тень  призрака,  укрыла сознание вуалью недоверия.    Девушка смотрела ей в лицо робко, даже с какой-то виноватостью, но глаз не отводила.  И всё это в сопровождении медленно ползущих вверх бровей, вторило о назревающем вопросе: «В чём дело?»  И Кольт прочла этот вопрос.  Она ещё раз взглянула на её коричневые босоножки, на бежевые чулки, на коричневое платье с белым передничком, /Это же крайне подозрительно!/  на  розовый  чепец.
   - Детка, а ты не замёрзнешь? В это время года ночная температура опускается до нуля и ниже.  Ещё не известно, сколько мы будем добираться до города.  – Шептала она на ухо служанке. -  Как ты собираешься в этом наряде…
   Люсиль немедленно выдернула из её рук блокнот, которым Соня помахивала в воздухе – как бы в такт произносимым словам -  и обиженно накопылив уже спухшие губы, ещё что-то дописала.  Теперь Кольт принялась медленно, с расстановкой, вчитываться в текст.  /Ну-ну./
   «Фернан с вашим мужем уже должны быть в подвале.  Нам нужно спешить.  Если вы боитесь, можете оставаться, но за меня переживать нечего: В кладовке есть всё необходимое».
   Соня сообразила о каком чуланчике идёт речь. /Господи, меня уже колотит./  Впрочем, то была мимолётная вспышка – жадный взгляд вновь впился в первую строку.  Руки дрожали, буквы плясали, от возникшего давления в глазах, начало рябить и двоиться.  Она несколько раз напряжённо моргнула и уставилась на «Купальщицу», как на воображаемый вход в лабиринт спасения.
   «Неужели это правда?  Неужели Дима где-то рядом и в мучительном томлении ждёт меня?  А я тут копаюсь, в то время когда до него рукой подать.  Несколько минут тайных ходов и, вот он долгожданный миг!»  Она почувствовала, как заныло сердце. Рука скользнула под левую грудь...  Соня ощутила лезвие ножа.  /Если что, выпущу кишки!/  Влажный взгляд тревоги и безграничных надежд вонзился каштановым блеском в осунувшийся облик Люсиль, и та поняла без слов: «НЕМЕДЛЕННО!»
   Почти галопом, без освещения  форсировав тайный ход, беглянки очутились у заветной двери.  Кольт хоть и прихватила с собой свечу, однако Люсиль жестом дала понять, что сейчас в этом нет необходимости. Но теперь, свет был необходим: Соня зажгла свечу. Девушка не раздумывая повернула ручку затворного механизма. Замок щёлкнул, проход открылся.
   С последнего посещения журналисткой этой подсобной коморки тут совершенно ничего не изменилось. Даже деревянная ляда, которая закрывала входное отверстие над лестницей, по-прежнему лежала возле груды пылесосов.  Люсиль ткнула пальцем на прозрачные туфельки Кольт, затем на выстроенные в ряд сапоги, а сама направилась к висевшим возле тазов телогрейкам.  В такой напряжённой обстановке Соне дополнительных – письменных -  пояснений не требовалось.  В считанные минуты уже обе дамы, в поношенных кирзовых сапогах, а служанка ещё и в огромной, размеров на пять больше, стеганой телогрейке, торопливо спускались по лестнице.  На семьдесят седьмой ступеньке, /Какого хрена я их считаю?/ Кольт с волнением распахнула уже знакомую дверь из дубового бруса, и в оторопи замерла.  В отличие от прошлого раза тут тускло мерцали миниатюрные настенные светильники, в виде газовых горелок. Люсиль заметила её испуг и в блокноте чиркнула:  «Это дежурное освещение.  Если оно включено значит наши уже здесь.  Идите за мной».
   Кольт с тревогой посмотрела в спину удаляющейся по туннелю служанке. /Если что, выпущу кишки./  Памятуя о недавнем отвратительном происшествии, которое ей не посчастливилось пережить в этом месте, нерешительно, но всё же пошла следом.
   А вот и чёрный прямоугольник той страшной комнаты. /Подонки!/  Люсиль его уже прошла, но вот Соня боялась к нему приближаться до коликов в животе, /Мерзкие твари!/  до мурашек на ягодицах, /Жаль тогда не было ножа./  до тёрпкости во рту.  И в памяти вспыхнуло, как однажды, в предгорном кишлаке, неподалёку от Душанбе, с ней  уже такое случалось. Тогда они с оператором на двоих выкурили папиросу местной анаши. Поймав приход, Соня отправилась в передвижную лавку за лимонадом и щербетом.  Но вдруг, посреди улицы, подстрекаемая саботажем здравомышления, она в ужасе увидела валяющийся разодранный солдатский ботинок.  Он вселял животный страх! Ей казалось будто это затаившийся монстр, только и ждущий приближения жертвы, чтобы наброситься и разорвать в клочья.  Однако в голове пульсировало тупое, непреоборимое желание любой ценой добраться до лавки и Кольт решила замаскироваться.  Тут же, где стояла, возле чьего-то плетня, она сорвала веточку имбиря, заслонив нею лицо но, украдкой выглядывая.  Теперь Соня принялась осторожно красться мимо монстра-ботинка; бочком, на цыпочках, пригнувшись как во время бомбёжки.  Она целый час преодолевала расстояние в двадцать метров, под истерический хохот видевших это дехкан.   Но то был наркотик, искусственный тормоз мозга.  А здесь? Ведь она даже не пьяна!
   Шаги сделались вязкими, под ложечкой заныло.  «Да что со мной?  Господи, я должна пройти это место. Того, что было, не повторится».  С такими мыслями наша героиня практически поравнялась со страшным проёмом, совершенно непроизвольно бросив туда свой напряжённый, колючий как терновый шип взгляд: В следующую секунду Соня ощутила шевеление шейных волосков.  /Ах, ты ж падло!/  Ей померещилось, что внутри этой дьявольской темноты произошло какое-то еле уловимое движение.  Кольт посмотрела вперёд:  Спина Люсиль была уже далеко, возле бочек.  Ноги отказывались повиноваться, всё естество сковало ужасом.  Из комнаты донеслось тихое шуршание.  По позвоночнику пополз холодок.  В пульсирующих мозгах вспыхнула мысль о ноже. Онемевшая рука потянулась к верхней пуговице плаща.  /Выпущу кишки!/   Затравленный взгляд вновь метнулся в сторону чёрного прямоугольника.
   «Нет! Не может быть!   Там действительно что-то шевелится!»  Теперь обречённый взгляд, не повинуясь своей хозяйке, намертво примёрз к этой ужасающей черноте. Ноги налились свинцом, мозги превратились в кипящий пластилин, руки самопроизвольно расстегнули уже две верхних пуговицы.  Движение в проёме вновь прорезало тьму, но уже настолько близко к выходу, что от сознания того, что она увидела на голове встали дыбом волосы! /Неужели опять подстава?/  То было длинное, чёрное пальто.
   Теперь шевелящийся силуэт стремительно приблизился к входному проёму, /Нет!/  сердце сжалось до размеров вяленого урюка, /Нет!/ немые пальцы нащупали рукоятку ножа,  /Ну!/   ещё секунда…
   - Наконец-то Машер, сколько можно ждать!?  - На пороге страшной комнаты, в своём кожаном пальто и шляпе, стоял улыбающийся Татаркин.
   Его призрачный силуэт начал медленно ускользать из поля зрения, как бы тая в сером тумане,  и сдавленно вскрикнув Кольт повалилась на доски настила.
   В самом начале подземного коридора показались две фигуры. Запахнув поплотней телогрейку и прижав полы  к животу, первой бежала Люсиль.  Следом, широким шагом поспевал Фернан.  Это был высокий, худой мужчина, с чёрным ёжиком на голове и густыми бровями, над ярко серыми пуговками глаз.  На вид ему никто бы не дал больше тридцати пяти.
   Татаркин подхватил на руки бесчувственное тело. – Фернан, воды, живо! – Внушительно отчеканил он спеша в их сторону.  – Люсиль, что же делать?  Этот обморок совершенно не кстати!  Отсюда нужно быстро убираться.
   Они так отчаянно бежали навстречу друг другу, что  встретившись, столкнулись.  Девушка ладонью повернула – к себе лицом – голову женщины,  подняла одно веко.  В следующую секунду подбежал Фернан.
   -Вот, -  он держал глиняный горшочек с широким горлом, - только вино. – Его голос звучал с детской виноватостью. – Воды в подвале нет. – Мужчина пригубил и причмокнул. – Белое, сухое.
   Татаркин рванул к бочкам. Возле первой, в правом ряду, он усадил свою Софи прямо на пол и пару раз шлёпнул по щекам.  Ожидаемой реакции не последовало.  Тогда Дима принял из рук подошедшего слуги сосуд с вином.  Макая в него кисть руки, начал обильно сбрызгивать бледные щёки и лоб.  Однако и эта процедура не имела ожидаемого успеха. Наконец он резким движением выплеснул ей прямо в лицо всё содержимое кувшина.   Соня сперва шумно вздохнула, задёргала головой, затем спазматически закашлялась, а распахнув веки забегала перепуганным и ничего невидящим взглядом по окружающему пространству.  Дима сунул Фернану в охапку пустой кувшин.
   - Ещё вина, желательно красного. – Он сильными руками остановил горячечно дёргавшуюся из стороны в сторону голову, направив её взгляд на себя.
   - Сонечка, ненаглядная, успокойся, это я, твой Димуля.
   Несколько секунд Кольт остекленело, таращилась на мужчину в шляпе, а когда до неё дошло, кто перед ней, ошалело бросилась прямо на него.  Бедняжка неистово обхватила могучую шею руками, – шляпа тут же слетела -   прижалась к гладко выбритой, тёплой щеке, /Родненький!/ не прекращая рыдать, твердила только одно:  - Наконец-то! Наконец-то!  Наконец-то!
   Наконец-то опомнившись, Соня бросилась жадно целовать его лицо, уши, волосы.  Дима поднял даму на ноги,  одел поданную Фернаном шляпу.
- Сонечка, подожди, любимая послушай.  – Всё тот же Фернан протянул зелёную бутылку без пробки и Татаркин её перехватил. – Софи погоди, вот выпей, это придаст тебе сил.
   Кольт вдруг оставила поцелуи,  отшатнулась: Во взгляде рычала тревога. – Нужно бежать, милый Дима мы в ещё большей опасности!
   Компаньон продолжал настойчиво предлагать ей бутылку с вином и один глоток сделал сам, однако женщина отстраняла его руку и лишь твердила о надвигающемся ужасе.
   - Ну всё, всё, успокойся моя хорошая.  – Дима прижал бывшую супругу к груди. – Я рядом и тебе нечего бояться.  На, хлебни немножко вина.  Глюкоза придаст сил, а то вон ты какая слабенькая.
   Кольт сдалась, и словно изнемогая от жажды, отпила треть бутылки.
   - Вот и умница, вот и молодец. – Нежно гладил он Соню по волосам. – Хорошая девочка. – Та пыталась побыстрее отдышаться. – А теперь скажи, с чего ты взяла, что впереди нас ждёт нечто страшное? Ты что-то знаешь?
   - Запах, Дима ты чувствуешь?
   Татаркин в недоумении переглянулся с Фернаном, а Кольт выпученными глазами уставилась на служанку. /Вы что, совсем нюх потеряли?/
   - Люсиль, неужели ты не улавливаешь этот мерзкий запах омелы?  /Или я спятила?/
   Девушка неопределённо пожала плечами, а мужчины принялись вокруг себя принюхиваться.  В итоге Фернан сознался, что ничего такого не ощущает, а Татаркин унюхал лишь запах сосновых стружек, которые устилали весь пол.
   В винном погребе освещение было не газовое, тут с потолка свисало несколько ламп дневного освещения, и в этом дребезжащем белом сиянии облик Софии Арнольдовны приобретал очень даже не выгодные тона.   Её кожа выглядела молочным бархатом, с подвижным горящим взором, а под глазами тёмные полумесяцы.
   Вообще, конечно, не одна только журналистка пребывала на пике психологического вулкана.  У всех сейчас стоявших в окружении коричневых бочек нервы натянулись точно кожа барабана, и любое обострение ситуации могло явиться причиной душевного пике в омут страшных и непредсказуемых последствий.   Впрочем, самым организованным в этот момент оказался Дмитрий Сергеевич.  Убедившись, что Соня начала более менее адекватно оценивать действительность, он призвал всех к дисциплине – что, отчасти, было напрасным -  и велел Фернану возглавить поход к свободе.
   Дальнейший их путь лежал к прачечной.  Четыре фигуры пересекли винный погреб в северном направлении и вновь погрузились в объятия пляшущих теней низкого, но широкого, с бетонными полами, подземного туннеля.  Потолки в нём  были так занижены, что двухметровому Татаркину приходилось сильно пригинать голову, а ёжик Фернана иногда касался сырой известковой штукатурки.  Он шёл первым, освещая путь лучом от большого жёлтого фонаря.  Туннель тянулся прямо, без поворотов и уклонов.  Кольт гупала каблуками тяжёлых сапог сразу за спиной своего бывшего мужа, а запах омелы и сырости, которые тут свирепствовали в самых навязчивых пределах, спасительно разбавлялись благоуханием его изысканного одеколона.
   Соне очень хотелось поговорить с Димой, о многом спросить, о многом поплакаться, но в данный момент в ней прогрессировало не истощение желания – оно имелось с избытком -  а истощение именно способности к исполнению этого самого желания.
   Люди преодолели не менее пятидесяти метров подземелья, когда Фернан вдруг остановился.  В луче света явственно просматривалось раздвоение туннеля:  проводник колебался.  Кольт услышала за своей спиной жутковатое мычание Люсиль. Под тяжестью ладони на своём плече она отстранилась к стене, дабы  пропустить служанку в авангард.
   - Ы… Ы! – Уверенно тыкала она пальцем в левый рукав подземного хода, и Фернан кивнул.
   - Да-да, теперь я вспомнил.
   - Вы уверены? – В этом вязком сумраке голос журналистки громыхнул так опровержительно, что даже  красуйся на стене точный указатель маршрутов, люди бы всё равно засомневались.
   Фернан и Люсиль теперь не моргая, смотрели друг на друга, а Татаркин с Кольт на них.  Спустя непродолжительное замешательство слуга повернул голову к гостям.
   - Я вас уверяю, мы движемся в правильном направлении и очень скоро попадём в прачечную. – Его уверенный голос не мог внушить недоверие, от чего Соня почувствовала себя неловко.
   Татаркин, на сколько это позволяла ситуация, добродушно улыбнулся. – Ну, Софи, иногда твои вопросы заражают окружающих духом противоречия. – Он нежно обнял её за плечи. – Мы должны довериться этим добрым и отважным людям, ведь они…
   - Дмитрий Сергеевич, -  откровенно смутился Фернан, - давайте дифирамбы оставим на более благоприятное время и поспешим…
   - Всё, всё, - теперь бывший чемпион перебил слугу, – мы в полном вашем подчинении.
   Как и предупреждал Фернан, путники так быстро добрались до очередного пункта следования, что и сами не заметили когда очутились в просторном помещении с громким эхом и запахом хлорки.  Люсиль жестами попросила своего жениха посветить куда-то в бок, а когда просьба была удовлетворена, девушка отыскала рубильник полуавтомата.  Резкий щелчок мгновенно возбудил  тихое потрескивание, а следом метушливое возгорание дюжины люминесцентных трубок по периметру всей прачечной.  Бежевым кафелем тут блестели и стены и пол.  Потолок был выкрашен белой, вероятно масляной, краской, так как тоже поблёскивал. Возле двух  стен белоснежной эмалью сияли шесть выпуклоглазых  «Арко» - они походили на головы циклопов.   Возле третьей стены, где они сейчас стояли, громоздилось с десяток плетёных коробов для белья и стеклянный шкаф с бессчётным количеством коробок с порошком, пузырьков с отбеливателем, флаконов с освежителем и т. д.  и т. п.   Четвёртая же стена скрывала в себе что-то за старенькой филёнчатой дверью, цвета слоновой кости, и ещё нечто таила за квадратной – метр на метр – железной заслонкой с вертикальной ручкой, какие раньше монтировались на допотопных холодильниках  «Донбасс».
   - И куда ведёт эта дверь? – Полюбопытствовал Татаркин, решительно пересекая помещение.
   - Дверь нас не интересует. Там винтовая лестница, по которой можно попасть в башню, а оттуда в коридоры первого и второго этажей. – Фернан уже держался за железную ручку. – Нам сюда. – Он потянул на себя. Заслонка коротко щёлкнула,  отворилась. – Шахта мусоросборника.
   Кольт подошла поближе.  В нос ударило такое зловонье, что к горлу мгновенно подкатил  ком тошноты: Она спешно ретировалась, зажав нос двумя пальцами.
   - Да уж… - Сочувственно вздохнул бывший супруг. –  Будучи учащимся школы, я как-то побывал на овощной базе, во время летних отработок, так там душок присутствовал идентичный.
   - Ничего не поделать, - пожал плечами слуга, - это единственный путь.
   Указательным пальцем журналистка осуществила перед своим носом росчерк категорического отрицания. – Я туда не полезу, меня моментально вывернет на изнанку.
   - Но другого выхода нет. – В надежде на поддержку Фернан посмотрел на молчаливую Люсиль, и та кивнула.
   Соня умоляюще уставилась на Татаркина.  Дмитрий Сергеевич задумчивым прищуром несколько секунд посверлил её верхнюю пуговку на плаще и в порыве озарения вскинул ресницы.
  - Я кажется, придумал!
   Он снял шляпу и точно заправский сквошист отправил её Люсиль.  Затем скинул кожу и перебросил пальто через плечо Фернана.  Ещё секунда и  его шикарный вязаный свитер уже был в руках.
   - А как тебе такой запах, Софи? – Он поднёс горло свитера к её носику, и женские глазки заблестели благодарностью.
   - Твой неизменный «Рю дез Анж»? – Гигант кивнул. – Дима, ты чудо.
   - Я не чудо, я прелесть. – Обрадовался Татаркин найденному выходу из положения и немедля принялся расстёгивать плащ своей бывшей.
   Когда огромный свитер, словно на школьном скелете, повис на хрупких плечиках Софии Арнольдовны, а плащ вернулся к своей хозяйке, Татаркин задрал вверх отворот высокого горла, который укрыл женское лицо до нижних ресниц.
   - Чистый Фантомас! – Задорно подмигнул он Кольт и посмотрел на Фернана. – Ну, каковы технические детали?
   Слуга услужливо придержал кожаное пальто, пока Дмитрий Сергеевич всовывал руки в рукава, а после заявил:
   - Мусорный канал имеет сечение метр на метр. Выполнен он из толстой оцинкованной стали по принципу вентиляционных шахт. Вот только отличается эта конструкция от вышеупомянутых тем, что тут нет вертикальных участков и заворотов под прямым углом.
   - Ы – ы,  ы – ы! – Гортанно мыча, закивала головой Люсиль, демонстрируя руками волнообразные движения.
   - Совершенно верно. – Поддакнул её жених. – Это всё равно, что детские горки в сквере.
   - О, как мило! – Вспенился Татаркин. – Я уже лет тридцать с таких горок не катался.
   Он вновь весело подмигнул Соне, но та скептически нахмурила брови.  Что-то в этом бесшабашном поведении её насторожило.  /Какая-то неуместная весёлость?/
   - Таким образом, - продолжал, тем временем, проводник, - проскользив десятка три метров мы выпадем на большую и, что не маловажно, мягкую кучу мусора.
   Люсиль, последнее время внимательно наблюдая за Кольт, увидела, как от словосочетания  «…кучу мусора.» та в отвращении зажмурилась. Девушка сообразила, что в некоторых случаях слишком длительное раздумье и всякие разные рассусоливания только во вред.  Люсиль взлохматила ей волосы, затем пальцем ткнула на запястье – как бы показывая, что времени в обрез – и завершив всё это пригласительным взмахом, первая шагнула к стволу мусоропровода. Свистящий шелест эхом унёс девушку во чрево чёрной клоаки, а спустя полминуты, отголоски немого мычания оповестили: Первопроходец добрался нормально. Для Софии Арнольдовны это сработало как нажатие спускового крючка решительности. /Эх, чтоб твою мать!/  Она вдруг представила что девица уже за пределами страшного замка, /Избавление./  уже в непосредственной близости со спасением, со свободой. От подобных воображений невыносимо заныло в груди. Соня зажмурилась,  протянула руки в сторону Татаркина.  Дима осторожно положил её на наклонную поверхность, и шепнув, «Скоро встретимся.»  отпустил.
   Стремительное скольжение захватило дух, /Боже, что я делаю?/  от энергичного трения пригревало спину и верх ягодиц.  Соне хотелось визжать как на американских горках, но стиснув зубы она только глубоко и громко дышала.  Крутой спуск уже начал казаться бесконечным, как  вдруг, /Куда это я?!/ ощущение свободного падения заставило открыть глаза. Первое, что она увидела, было звёздное небо, лицо и голову обдало прохладцей, следом тупой, /Ах!/ однако мягкий толчок приземления.    В левую руку кто-то вцепился, начал настойчиво дёргать. Оборачиваясь Кольт приподняла голову.   Люсиль теребила за край рукава и тревожно тыкала в сторону метрового огрызка квадратной трубы, торчащей из отвесной стены холма; из которого доносились приближающиеся глухие громыхания.   Она едва успела откатиться в сторону, как чёрный квадрат изрыгнул сгруппировавшееся тело.
   - Ух-у-у! – Восторженно заголосил Татаркин, рассекая воздух.  Пролетев несколько метров, он тяжело шлёпнулся практически в тоже место, что и журналистка.
   - Софи, это было круто! – Не унимая ребяческого задора, Дима спешно полз к женщинам по мягким пакетам.
   - О-о-ох! – Мелькнуло в воздухе тёмное пятно Фернана, и целлофановый шелест  оповестил о его благополучном прибытии.
   Весь мусоросборник напоминал строительную площадку в начальной фазе производства – блаженственный бардак.   Просто-напросто, небольшая площадь земли, примыкающая к вертикальной стене, была огорожена забором из деревянных щитов, где по центру возвышалась гора полиэтиленовых пакетов с мусором.    Они все имели плотную упакованность, но некоторые  - в основном с пищевыми отходами – оказались серьёзно повреждены, что и отравляло окружающее пространство гниющей органикой.   Скорее всего, непрошенные гости: Крысы, ежи, а то и лысы, частенько тут хозяйничали по ночам.  А в дневное время наведывались стаи ворон.
   Кольт прижалась к Татаркину и сквозь плотную вязку свитера вдохнула воздух с таким блаженством, будто они стояли не на мусорнике, а в зарослях цветущего жасмина и магнолий.
   - Ах, ты чувствуешь, наконец-то мы на свободе. /Избавление./
   Татаркин с нежностью матери погладил её по волосам. – Любимая, пока преждевременно строить воздушные замки.
   Осуществляя марионеточные шаги и балансируя руками мимо прошёл Фернан.  – Впереди самое сложное. – Он сказал как бы в такт словам Татаркина,  выбросив руку в сторону забора. – В том месте должны быть распашные ворота для подъезда машин, но они на замке.
   Бывший чемпион отмахнулся от слуги как от мухи. – Оставь дружище, через забор просто перемахнём.
   - Да, но с нами дамы, а высота тут метра под три.
   - Элементарно! – Двухметровый гигант возвышался как статуя. – Сперва перелезешь ты. Потом я буду тут подсаживать женщин, а ты их там принимать.  Ну, а для меня этот заборчик – семечки.
   Кольт запрокинула голову, посмотрела Диме в лицо, неожиданно спросила: - Милый, о какой важной информации шла речь в твоей записке?
   На облике Татаркина сиюминутно разместилась неуместная растерянность. Он молчал, и это его замешательство, почему-то, вселяло подозрения.  Необъяснимые, необоснованные, бездоказательные подозрения.  Причём подозрения не чего-либо, а подозрения подозрительности.
   Он попытался жестом руки воспроизвести нечто само собой разумеющееся. – Ну-у… - И внезапно, словно опомнился. -  То есть, что значит какая?   Мне уже осточертел этот замок с их идиотскими правилами.  Самодур Нестор ведёт себя как пуп земли!  Совершенно немыслимое убийство человека.  Тебе что этого мало?   И вообще, ты почему не воспользовалась своими побрякушками? Ты же могла спасти ему жизнь.
   - У меня их украли. – Жалобно пропищала Соня.
   - Кто? -  Округлил глаза Дима.
   - Господа! – Оборвал диалог голос Фернана. Он обнимал Люсиль уже возле забора. – Время наш враг.
   Татаркин обернулся на голос. – Разумеется.
   София Арнольдовна, до этого момента внимательно всматриваясь в лицо своего спутника, тряхнула головой и пошла к слугам. «Что за дурь!?  Всё идёт нормально.  Сейчас не время для впечатлительности».

      Преодолев щитовое препятствие, беглецы очутились у подножия того белого плато, на котором стоял замок. Растительность тут отсутствовала совершенно, и всё пространство превосходно освещала яркая луна; нынче окрашенная в цвет берёзового сока.   По Востоку простиралась плоская равнина, на теле которой, в ночной дали, виднелись очертания того лысого холма, на вершине которого, как возбуждённый столбик соска на женской груди, несла свою одинокую вахту наряженная в золото осени берёза.  А чуть левее маленький караван терриконов, рядом с которыми,  в сизых реках лунного сияния, мерцал обрывок водной глади отстойника.   Естественно, что тот шедевр садовой культуры – хоть и искусственный -  с которым встретились наши авантюристы за забором угрюмого замка, и те живые зелёные джунгли зимнего сада,  щедро разбавленные яркими красками экзотических цветов,  не шли ни в какое – даже самое скромное – сравнение с этой глобальной скромность.  Но, тут царила скромность великолепия бескрайних степей Донбасса.  Эта пьянящая ширь захватывала дух, точно взгляд стоящего на краю пропасти. Спящая красота, чью истинную прелесть дано постичь не каждому, а постигнувшему хотелось броситься и обнять необъятное, пусть даже только силою зачарованного воображения.
   Фернан и Люсиль отлично понимали, почему их новые знакомые как вкопанные пожирали умилёнными взглядами ушедший в ночь Восток, однако слово «Побег» категорически отметает любые проявления поэтической лирики.
   - Я вас прекрасно понимаю, господа, но город в противоположном направлении. К сожалению мы не имеем права терять времени. – Вырвал их Фернан из поэтической прострации, от чего в атмосфере вновь запахло напряжённостью.
   С того места, где они находились, превосходно просматривались и подъездная дорога к замку – восходящая по насыпи из дикого камня -  и ровная как струна посадка, вдоль бледно коричневой грунтовки, и змеевидный серпантин глубокой балки начинавшейся от края посадки и чёрной трещиной уползающей в сторону затопленного глиняного карьера.
   После непродолжительного тактического совещания, четвёрка темных фигур направилась к посадке: Все достигли единодушного мнения, что идти по дороге будет не совсем благоразумно.   А, добравшись до первых рядов, уже на половину скинувших листву деревьев, поняли: Настоящий накал страстей ещё впереди.   Преодолев пару сотен метров, путаясь в сухих зарослях бурьяна и спотыкаясь о кочки, люди остановились перевести  дух.   Ночь дремала почти безветренно, чуточку знобливо, отсутствовали обычные звуки ночных насекомых создающих общий фон природы.  «Тиха Украинская ночь.»  Сегодня Гоголь был абсолютно прав. Впрочем, не долго.  Отрусив с плаща несколько  шариков репейника, Кольт оглянулась, чтобы в последний раз ужалить презрительным взглядом ненавистный замок Преподобного Нестора. Но вдруг, от внезапного изумления София Арнольдовна издала гортанный звук отчаяния – во всех окнах крепости страха горел свет.  Излишние пояснения никому не требовались, ибо все прекрасно поняли:  Их уже ищут!
   Теперь, бессовестно нарушая эту соборную тишину, из-за каменного забора стали доноситься раскаты свирепого собачьего лая, ржание лошадей, отголоски коротких фраз похожих на командирские команды.  Фернан предложил немедленно бежать дальше по посадке, которая привела бы их к окраинам Омеловки.   Но Татаркин порекомендовал обождать и ещё понаблюдать.  Какое-то предчувствие шептало об опрометчивости такого поступка.
   Гигантские ворота с угрюмым рокотом отворились, изрыгая на дорогу людей с факелами и несколько чёрных всадников на гарцующих рысаках.  Они направленной стрелой понеслись по асфальтированной насыпи, а затем по грунтовке, и в том, кто возглавлял призрачную конницу, ни у кого сомнений не возникло: Первым, словно посланник ада нёсся хозяин замка.  Замысел был очевиден – всадники рвались к деревне. Но самым скверным явилось то, что пешие преследователи рассыпались в длинную цепь,  прочёсывая местность. Они  приближались именно к тому месту, где сейчас в панических содроганиях стояли притаившиеся беглецы - к началу посадки.  Людей Нестора насчитывалось не менее двадцати, а горящие жёлтым пламенем факелы в поднятых руках, создавали подобие вереницы придорожных фонарей.
   Татаркин метнулся  к тыльному краю посадки и спустя минуту позвал остальных.
   - Смотрите! – Он воткнул указательный палец в сторону тёмных силуэтов крон деревьев, растущих по склонам балки.  Они возвышались над общим уровнем земли на пару-тройку метров: Значительно выше зарослей опоясывающего края этого оврага терновника. – Пока мерзавцы дойдут до посадки, мы, под её же прикрытием, успеем добежать до тех кустов и укрыться в яру.
   Все громко молчали; кто шумно дыша, кто издавая гул носоглоткой.
   - Скорее всего, – продолжал Татаркин, - им велено прочесать посадку.   Но даже если они разделятся, и несколько человек спустятся в яр, мы будем уже далеко.  Главное не останавливаться. – И, как бы для увесистости аргументаций, добавил: - Я вспоминаю детство. Мне тут всё знакомо.
   В прорехах между стволов деревьев уже просматривались огни.  Промедленье могло стоить жизни.  Все уже было пустились в марш-бросок к заветным зарослям, однако неожиданный окрик журналистки спровоцировал нежелательный фальстарт.
   - Погодите! /Тут что-то не так!/ А что если они просто загонщики?  Мы же не знаем куда ускакал Нестор. Может им только и надо, чтоб мы сунулись в балку.
   Татаркин схватил её за руку, махнул слугам  чтобы не останавливались; привлек Соню к себе.
   - А что ты предлагаешь?  Завязать рукопашный бой с двумя десятками, скорее всего, вооружённых бандитов?
   - Я выдвигаю версию вероятного тактического манёвра противника. /Раскомандовался./ - Изрекла Кольт тоном великосветской, чопорной гусыни.
   Мужчина встревожено посмотрел сквозь вышколенные стволы сравнительно молодых клёнов на приближающиеся огни, а после нагнулся к лицу бывшей супруги почти вплотную; при этом серьёзно положив руки ей на плечи.
   - Знаешь что, стратег, я уже один раз с тобой согласился и вот результат. – Он хотел ещё что-то добавить, но Соня всё поняла:  Решительно освободив плечи от рук Татаркина, она побежала вдогонку двум удаляющимся фигурам.
   Пока они, не чувствуя под собой почвы, глубоко дыша и хэкая – впрочем, к натренированному Татаркину это не относилось – преодолевали предательски открытое пространство, Соне стало казаться, что над головой, в воздушной массе, появилось неосязаемое но воспринимаемое каждой клеточкой организма движение. Ветра не было и в помине, однако создавалось такое впечатление, что он со страшной силой дует прямо в грудь, замедляя бег, отбрасывая назад. Ноги отяжелели словно гири. /Да что со мной!?/ Какая-то неведомая сила гнобила, её как магнитом тянуло назад.   В голове точно прорвавший гнойный нарыв появились тягучие звуки. /Откуда это?/  Тысячи стонущих голосов о чём-то просили, злобно умоляли.  Перед глазами, вместо приближающихся чёрных зарослей и мутных силуэтов впереди бегущих, поплыли мечущиеся тени, тени неприкаянных душ.  /Да что же это!?/  Что-то препятствовало, бунтовало, возражало, силилось ею завладеть.
   За несколько шагов до плотной стены тёрна рос огромный куст шиповника, теперь с оранжевыми листьями и красными плодами.   Ничего перед собой не видя, Кольт со всего маху напоролась на колючие ветки.  Обжигающая боль лица и ладоней отогнала химерные видения, остановила бегущую, даже отбросила назад.  Бедняжка с визгом вскочила на ноги и резким порывом развернулась на сто восемьдесят градусов.  Причём так рьяно, что чуть снова не завалилась.  Последние секунды бега ей явственно ощущалось, что кто-то гонится по пятам, желая схватить, уволочь обратно.
   Голое поле оставалось голым. Где-то у посадки мерцали огни.  Сбоку хрустели сухие стебли под подошвами Татаркина.   С непривычки, от такой немилосердной нагрузки, бахало в груди, стучало в висках и пульсировало в пальцах,   вокруг лица будто парил жаркий ореол.  Она метнула взгляд чуть выше, туда, где должен был остаться, и на фоне звёздного неба, просматриваться замок.
   /Святые, мать их, угодники!!!/ 
    И тот же час гнездилище души разорвало острыми когтями страха!   Теперь,  вместо замка, там шевелилась громадная голова сказочного богатыря!  Голова росла из земли, а нахлобученный остроконечный шлем походил на очертания остроконечного купола.  Его арочные глазищи пылали рыжим огнём ярости, а в раззявленную пасть, как в чёрную дыру,  монстр всасывал неимоверный столб воздуха.  И столб этот приближался к ней!   Он грозил втянуть беглянку в себя.  Замок не отпускал жертву, она была ему нужна, для чего-то нужна, нужна как искра двигателю, как кислород лёгким, как пища голодающему.
   Татаркин одернул Кольт за рукав и, заглянув в лицо, отшатнулся: У Сони не было лица!  Вместо него светилось два перепуганных глаза, замутнённые перламутром отсутствия в реальности.
   - Машер! – Взвыл он в отчаянии; ещё раз дёрнув за рукав.
   София Арнольдовна, точно зомби из американских ужастиков, медленно перевела на мужчину свой кататонический взгляд, и паволока отрешённости исчезла: Правда, не сразу.  Её пустые глаза ещё какие-то секунды излучали путешествие в потустороннем измерении. Но когда взволнованные возгласом Татаркина слуги подбежали, Кольт вдруг всем телом встрепенулась, тряхнула головой, ещё раз пристально посмотрела куда-то в горизонт, тихим сомнамбулическим голосом спросила:
   - Вы это видели?
   Все принялись озираться в поисках того, что смогло произвести на женщину такое впечатление и так запоганить сознание.  Однако, кроме привычного пейзажа ночи, да уже виднеющихся в посадке огней преследователей, ничего такого ошеломляющего не заметили.
   - Нам нужно срочно убираться. – Услышали все голос журналистки, а когда обернулись, нашли её в свом естественном состоянии.
   - Софи, - Татаркин взял её ледяную ладонь, и Соня вздрогнула, - что ты там увидела?
   Женщина решительно отняла руку. – Сейчас на это нет времени. /Что-то с головой./ Расскажу как нибудь потом: Двумя словами не обойтись.
   Треща сухими ветками и листьями, Фернан скрылся в плотной стене терновника. – Идите сюда, тут тропинка.
   Следуя за своим бывшим супругом, ухватив его одной рукой за пояс  пальто, Соня облизала губы  и во рту сразу ощутился привкус крови.   В сумраке ночи никто не заметил, а она, под прессом наваждения и подавно.  Но теперь почувствовала, как нестерпимо жжёт всё лицо и обратную сторону левой ладони: Куст шиповника таки оставил свой кровавый автограф, в виде нескольких коротких царапин на щеках, одной длинной над верхней губой, и ещё с десяток на коже руки.
   Глубокий яр, щедро заросший осинами, клёном, акацией и недоразвитым падубом, пребывал в густосумрачной, безмятежной тишине, кое-где пронзённой дымчатыми столбами различных диаметров.  Это настырная луна находила в буйном пологе лазейки и запускала во чрево спящей лощины свои холодные щупальца.
   Если края и начало склона представляли изрядное препятствие для путника своими сплочёнными легионами колючих кустов да свисающими балдахинами дикого винограда и хмеля, то тут, внизу, кроме мохнатых стволов деревьев, низкорослой травки, а так же иногда встречающихся рифов вышедшего из недр дикого камня, более ничто не могло создать весомых препятствий для идущих.  Под ногами сухо хрустели опавшие листья, а в воздухе витал ненавязчивый запах сырости, как естественное следствие скудного проникновения сюда солнечного света.  Такая балка в летний зной являлась благоспасаемым убежищем для диких животных ещё и потому, что по дну журчал скромненький ручеёк, рождённый в начале, этой земной трещины, родником.
   Не сбавляя шага, а беглецы настроились на щадящий ритм движения, Дима рассказал: Как, ещё в школьные годы, будучи у бабушки на каникулах, со своими сорванцами друзьями, именно в этом яру впервые увидел грациозную молоденькую косулю. А его отец, ностальгируя по детству, уверял, что в здешних местах, со своим отцом, они успешно практиковали охоту на лис, дикого кабана и даже волков. 
   Кроме Татаркина все сохраняли молчание, а когда путники, спустя час ходьбы, упёрлись в отвесную стену из слоёных пластов породы, Фернан вызвался подняться наверх, на разведку. 
   Люсиль присела  на корягу давно упавшего и уже полусгнившего клёна.  Её фигура, спрятанная под вату богатырской телогрейки, в ночном мареве проявлялась одутловатым, подрагивающим пятном. Склонив голову над коленями девушка тихо плакала, вероятно не сдержав эмоции.  Присев рядом, Татаркин принялся гладить её по голове и нашёптывать нечто успокоительное.
   Подперев спиной холодный камень София Арнольдовна вдруг ощутила происки досады и ревности, в виду того, что в данный момент не она явилась объектом внимания своего бывшего супруга.  Под кожей, на висках, прогулялась слабо ощутимая вибрирующая терпкость – словно от контакта со слабеньким электронапряжением. Неуютные ощущения исчезли где-то у основания черепа. Журналистка поёжилась.  Она отпрянула от каменной стены и удивлённо оглянулась.  В сознании, почему-то, само по себе родилось чувство того, что это именно камень дотронулся до её тела своим энергетическим полем.  Он осторожно, как бы в процессе знакомства, выпустил в объект своего внимания зонды-иголочки, кольнув в оттопыренные лопатки, чем  спровоцировал обильное слюновыделение.  Через минуту отёрплость на висках прошла, но вот внутри черепа зарождался какой-то неясный, но до омерзения противный шум.  Даже скорее ощущение шума.  Словно кодло маленьких насекомых расправляло свои пергаментные крылышки. Женщина прошлась чуть вперёд.  Пытаясь избавиться от этого противного звука, она интенсивно потёрла щёки, виски, лоб.
   В трёх шагах бледнел прозрачный столб лунного сияния, в котором, сама того не осознавая, замерла Кольт: Осяянная светом как эмбрион в пробирке.  Она вдруг почувствовала разливающийся по всему телу жар, а в мозгах стал отчётливо слышаться бас неведомого исполнителя.  «До-о-о-о.» - Колокольным звоном гремела нота «До».  И в этом звучании хохотал сам РОК! 
   Не смея двинуться с места, от изумления и тревоги, она медленно подняла голову, решительно посмотрела вверх по лунному лучу. Где-то далеко в нём парило нечто серое, размывчатое, угадывались вроде бы очертания букв.   Напряжённый взгляд пытался обозначить их контуры, однако сразу это не удавалось.  Но вот серая масса преодолела кроны деревьев и Соня узрела, что первой на неё падает большая буква «Н», а за ней ещё буквы, и ещё.  Второй, точно осенний лист, планировала «О».   Это становилось опасным, буквы могли её раздавить!  Ведь они были ЗАГЛАВНЫМИ!
   Из-за «О», будто осы из гнезда, показались  «Р» и «Т».  Они даже жужжали и подгибали под себя свои ядовитые попки, в сладком предвкушении жалящего инстинкта. Во влажных  глазах словно в зеркале отражался этот буквопад, как в рекламе быстроприготовимых хлопьев для детей.  А вот появилась ещё одна буква «О», угрожающе скользя по воздуху как скат взорванного автомобиля.  Они летели медленно и все целились прямо в неё.   Теперь в ушах засело клацанье садового секатора.  Кольт молниеносно скосила взгляд на Татаркина. Он, как ни в чём не бывало, продолжал успокаивать Люсиль.  Зрачки вернулись в исходное положение.  /Ножницы?/  Это буква «Х» ворвалась под полог чащи, пронзая глушь металлическим скрежетом. А тем временем первая буква,  «Н», уже опасно приблизилась к лицу женщины.  И лишь только в ней родилось намерение увернуться, как букву мигом всосало в голову, что в пылесос, от чего Соня ощутила повышенную, почти профессорскую степень учёности.   От прямого попадания болевых ощущений не последовало, однако во всём теле произошёл лёгкий толчок, шедший как бы изнутри.  Быстро оправившись от такого необычного контакта, журналистка вновь посмотрела вверх. Она лишь краешком глаза успела заметить  ещё одну, третью, букву «О», как первая «О», аналогично «Н» влетела в недра черепа: Женщину ещё раз встряхнуло.  Теперь барабанные перепонки завибрировали рёвом пикирующего бомбардировщика. Это звонкая «Л», выполняя фигуру высшего пилотажа, вторглась  в балку завершая этот сюрреалистический калейдоскоп.  Помимо истерического рёва – совершенно вдруг – со всех сторон заструились звуки нелепой детской песенки: Под аккомпанемент клавесина и скрипки.
   «Фантик вымазала в сопли, бантик изодрала./ На пятёрки я учусь, но умней не стала».
   А тем временем буквы врывались в мозг с такой горячностью словно после длительной разлуки возвращались домой, а  добравшись дотуда щедро расцветали шипами кровавых роз и колотыми ранами души.
   Дима Татаркин ещё с детства не переносил, а справедливее было бы выразиться – органически не переваривал, женского плача.  Плач на него срабатывал как рёв новорождённого на усталую мамашу.   Теперь стокилограммовый атлет при виде девичьих слёз превращался в мягкий пуфик, в коробку мармелада, и чёрт его знает, во что он был способен ещё превратиться, лишь бы не слышать этого влажного вытья, частых шмурыганий и противной давилки.  Это когда рыдающая барышня пускает ручьи слёз, которые, скатываясь по лицу капают в раскрытый рот.  Вместе с этим, стремящиеся наружу сопли – а их в данном случае целое болото -  самыми решительными действиями возвращаются обратно.  И не просто возвращаются, но,  усердно хрюкая, низвергаются из носоглотки в пищевод.  А уже там, разбавленные слезами и капающей со всех желёз слюной, отправляются прямёхонько в желудок.
   Из серой бахромы провислой кожи, образовав каскад полуовальных складок, у Люсиль с трудом просматривались шевелящиеся щели обильно потеющих глаз.   Но девушка вдруг перестала хныкать и выбросила вперёд указательный палец.
   - Ы-ы-ы!
   Татаркин тут же отследил направление:  Кольт стояла в столбе света, руки повисли безжизненными плетями, затылок откинут к спине, и с периодичностью в две-три секунды её коротко, но энергично встряхивало.
   Соня как под гипнозом стояла и зачарованно вслушивалась в льющуюся музыку, в издевательский детский голосок и с наслаждением принимала в себя падающие буквы.  Ей чудилось, что они – это истина, что без них ей не жить, что в них суть бытия.  Однако блаженственные ощущения неожиданно сорвало сумрачной вуалью обморока.  Поняв что падает, она почувствовала на своих плечах чью-то сильную хватку.  Впрочем, сознания Соня не лишилась, обнаружив исчезновение букв, музыки и детской песенки. Контрапунктом же к этому, резонансом в барабанных перепонках явился голос:  Кувалда трезвости, обрушив провиденья скромный децибел, клещами инквизитора просочился в душу баритоном взволнованно Татаркина.
   - Сонечка, что с тобой?  Милая!
   Кольт обронила свой пустой взгляд на Диму.  – Нортохол. – Изрекла она, а мимика её опухлых век и растресканных губ походила на маску сумасшедшей.
   Татаркин в недоумении обернулся к Люсиль. – Что она сказала?
   Девушка  лишь пожала плечами.    Теперь Кольт пришла в движение,  глаза выражали больше жизни, и казалось  женщина начала оттаивать.
   - Нортохол. – Повторила София Арнольдовна. – У меня только что было видение. – Дима тупо таращился на свою бывшую. – Мне в голову, прямо с неба, влетел Нортохол.
   - Это что, что-то аптечное? /алохол, корвалол./
   - Я не знаю.
   Дальнейшего развития эта новость пока не получила ибо откуда-то сверху раздался треск ломающихся сухих веток, гневные вопли сочной брани, суматошные шорохи и на время исчезающие блымания светового луча.  Это Фернан ещё в самом начале крутого яра нечаянно перецепился о корень дерева. Он спускался, но не шёл, он кубарем катился вниз, что киношный каскадёр.  С хрустом воткнувшись в ствол осины, уже почти в самом низу, мучительно застонал.
   Тут, в конце балки, ручеёк образовывал большую овальную лужу, которая медленно просачивалась сквозь участок отвесной породы дальше под землю.  Ничего не видя перед собой Люсиль прошлёпала это водное препятствие и кинулась к уже начавшему подниматься возлюбленному.  Его стоны и её мычания начали раздражать Софию Арнольдовну, и она заткнула уши ладонями.  Люсиль помогла Фернану подняться.  Он держался за рёбра и утверждал, что каждый вздох для него невыносим. Второй рукой он обнял Люсиль,  они кое-как перетащились через ствол упавшей акации, умостились на нем дабы отдышаться.
   Поняв, что Соня уже гораздо увереннее держится на ногах, Татаркин оставил её в лунном сиянии и подошёл к разведчику.
   - Ну, что там наверху?
   Страдальчески поскуливая, Фернан попытался разогнуться. – Наверху атас.  Нам нужно срочно убираться. В направлении карьера всё тихо, однако в начале балки видны огни факелов.  Люди Нестора идут по верху склона.   Если мы не поспешим, то можем запросто угодить в ловушку.
   Кольт перешагнула ручей,  подошла к бывшему супругу.
   - Дима, - её спутанные волосы закрывали глаза и скулы, - меня преследует неизбывное ощущение, что тут что-то не так.  Нас намеренно гонят, понимаешь, гонят как зверей на выстрел.
   Он обнял женщину за шею и привлёк к себе. – Соня анализировать стратегические версии у нас нет времени, ты же слышишь, мерзавцы идут по следу.
   Фернан с трудом поднялся на ноги, и маска мученика сменилась обликом озабоченности.
   - Друзья, кажется, я сломал несколько рёбер. – Он протянул Татаркину фонарь. – Теперь я только обуза.
   Люсиль истерично замотала головой.  Изрыгая нечто трагическое  она бросилась ему на шею.
   - Ты вот что, дружок, давай не выдумывай. – Дима взял фонарь. – Ногами передвигать сможешь? – Тот неуверенно, но кивнул. – Вот и отлично.
   Кольт вознамерилась что-то сказать, но Татаркин остановил её жестом. – Если сейчас все начнут выстраивать свои предположения  по текущему поводу, то дальше этого яра мы не уйдём.  Вам ясно? – В данный момент он походил на генерала перед наступлением. – А посему слушай мою команду: Наобум Лазаря мы действовать не будем. В первую голову наша задача добраться до карьера и, обогнув заброшенную деревню с южной стороны, выйти на трассу.  Это наиболее приемлемый вариант. – Он прочёл в глазах перед ним стоящих вопрошание более углублённой мотивации и не заставил себя долго ждать. – Отсюда до карьера не больше километра открытой местности.  Но! Те, кто нас преследуют, идут с факелами. Они освещают пространство вокруг себя – это наш плюс, так как и видят они только вокруг себя: В радиусе три-четыре метра.  Впрочем, плюс не только в этом.   Пока люди Нестора доберутся до конца балки, мы будем уже там, а карьер, по отношению к этому месту, находится в низине, за холмообразным пустырём.  Собак с ними нет и, как говорится, у них много дорог, а у нас одна.  Ведь они могут справедливо решить, что мы пошли на запад, напрямки к деревне, не удаляясь далеко от дороги.  Они же не знают, что беглецы весьма сносно ориентируются на местности.  Вот и подумают, что мы воспользуемся тем путем, каким нас сюда привезли. Мы же, вроде как, другого не знаем.  А тем временем, миновав затопленный котлован карьера, и держа путь дальше на юг, мы окажемся с той стороны Омеловки, где находится кладбище. Мы выйдем к нему по долине, между двух длинных возвышенностей, которые  послужат защитой от посторонних глаз.  Да и кладбище надёжно сокроет нас, если вдруг Нестор с всадниками будут рыскать по деревне.  А вот от кладбища до трассы, по голым полям, маршировать не менее часа, и тут уже остаётся уповать на везение.
   Всё то время, пока Кольт слушала Диму, её не покидало ощущение того, что за ними кто-то пристально наблюдает.  Будто коварный лазутчик жадным взглядом сверлит ей спину, и этот злой взгляд проникает сквозь плоть в саму душу; рождая волну смятения и страха.  Женщина начала украдкой озираться по сторонам, словно выискивая невидимый источник тревоги и… Соня вдруг поняла, что погружается в очередной приступ отключения от реальности.    Правда, на этот раз уход в  собственное сознание был несколько иным, нежели предыдущий.  В ушах она услышала свой собственный голос, который выкрикивал фразы на незнакомом ей языке.  Временами он поднимался до страшного рёва, и тогда, перед глазами мерцал шлейф из жёлтеньких звёздочек.  В зрительном осязании исчезли стволы деревьев, столбы лунного света, прогалины земли с опавшими листьями; исчезло всё.  Теперь даже и звёздочки растворились точно разогнанный пласт табачного дыма.  И вот кульминация! Синим пламенем воспылал НОРТОХОЛ.
   - Соня ты меня слышишь!? – Её встряхнуло, и горящие буквы сменились встревоженным лицом Татаркина.  – Аллё, Софи, ты с нами!? – Женщина испуганно оглянулась, сглотнула сладкую слюну, утвердительно кивнула. – Машер ты начинаешь меня беспокоить.  Что с тобой происходит?
   Она дрожащей рукой откинула со лба волосы. – Я сама не знаю. Ни с того ни с сего закружилась голова, а затем будто провалилась в другое измерение.
   Татаркин выглядел озабоченным. – Как выберемся из этой передряги, тебя нужно будет обязательно показать врачу.
   В сумраке её лицо бледнело пятном совершенной безэмоциональности. Дима прижал к щеке любимой свою широкую жаркую ладонь.
   - Ты в порядке? – Соня выразительно хлопнула ресницами. – Тогда вперёд, милая, нам предстоит совершить нелёгкий путь.

   До глиняного карьера четвёрка ночных скитальцев добралась вполне успешно.  Быстрого марш-броска, конечно, не получилось, так как приходилось помогать травмированному Фернану. Да барышни в тяжёлых кирзовых сапогах, пыхтя и охая, слишком быстро стали задумываться о втором дыхании.  А Кольт только и мечтала о мягких домашних тапочках да махровом халате.  И, тем не менее, используя каждую возможность укрыться в тени какого нибудь куста или одинокого дерева, отдавая предпочтение укромным морщинам рельефа, куда не просачивалось бледное молоко луны, беглецы вскорости узрели расстилающееся зеркало водной глади.  В легких порывах ветра нашёптывал свои страхи камыш, да косяк чешуистой зыби мерцал тусклыми бликами.   Лишь только путники миновали высокую стену камыша и оказались перед чистой водой, как всеобщее внимание привлёк громкий всплеск.  Все дружно обернулись и увидели, как зеркало ожило большими расползающимися кругами.
   - Ого, рыбка плещется. – Вполголоса буркнул Дмитрий Сергеевич, поддерживая под руку Фернана.  Они шли первыми, за ними Люсиль,  в хвосте плелась Кольт.
   Что-то в этом всплеске её насторожило, что-то возбудило затылочный холодок, словно непререкаемое несогласие с фразой бывшего супруга.  Что-то коверкало вполне логическое объяснение этому действию, и в памяти реанимировалась байка про местную утопленницу.  Кольт напряжённо вглядывалась в то место, которое, по идее, являлось центром уже почти исчезнувших кругов и, что-то настойчиво твердило: «Не отведи взгляд. Подожди ещё минутку».  Она остановилась.  Скрестив на груди руки, уставилась на воду. И вдруг, всё случилось молниеносно, но она готова была поклясться, что видела это!  Точно так же, как дельфины играючись демонстрируют над поверхностью моря свои скользящие, выгнутые дугой спины, точно так же и нечто, коротко вынырнуло из недр затопленного котлована и колесом ушло обратно. Существо себя полностью не показало, но Соня явно видела и изгиб лопаток, и лучи рёбер, и округлые ягодицы. Она стояла точно прикованная к месту и отрешённо таращилась на очередную порцию увеличивающихся кругов; чувствуя, как всё её тело укрыло саваном копошащихся мурашек.   Ещё несколько удушливых вздохов и пришпоренная ужасом  она бросилась догонять уже прилично удалившихся коллег по несчастью.
   «Этого не может быть. Мне показалось.  Очередная галлюцинация. – Сопела журналистка, злобно стиснув зубы и с трудом поспевая за остальными. – Привидений не существует. Утопленники не оживают.  Русалки – миф!  Человек-амфибия сказка». Убеждала она себя, пытаясь опровергнуть увиденное и желая немедленно стереть этот выныривающий силуэт голого тела из сознания.  Но он упорно возникал перед глазами, и это бесило.  Соня готова была разрыдаться, готова была рухнуть на землю и биться головой пока видение не исчезнет, не оставит её в покое.
   Из этой каши журналистку вырвал протяжный утробный вой, вероятно, огромной собаки.  Она вернулась в реальность и увидела, что все остановились и с замиранием вслушиваются в этот будоражащий душу звук.   Слева, над шевелящимися кронами столетних тополей и каштанов, блеском металла маячила водонапорная башня.  Соня знала, что под деревьями притаилась навечно уснувшая Омеловка.  Её взгляд скользнул вправо и напоролся на восставшие из теней кресты.
   - Если эти твари учуют наш запах, нам крышка. – Констатировал нерадостное предположение Фернан и  спазматически закашлялся.
   Татаркин облизал палец,  поднял его над головой. – По идее не должны, ветер дует с их стороны.
   Добравшись до кладбища люди не стали углубляться в его жутковатые пенаты, а направились вдоль крайнего ряда давно заброшенных могилок.   Фернан почувствовал себя хуже.  Вероятно обломки рёбер вонзались в лёгкие, а может, повредили ещё что, но он начал харкать кровавой пеной.  Татаркин принял решение устроить короткий привал.   Фернана усадили возле оградки.  Не прекращая плакать Люсиль приникла к его груди.  И вдруг, от неожиданности Кольт даже подскочила на месте.  Стоя рядом и хрустя кожей пальто, Дима весь скукожился калачом, напрягся как ёж в момент опасности.  Он не издал ни звука, но эта выразительная пантомима пугающим хрустом озвучила хаос  состояния его души и нервов. Он с раскрытым ртом таращился в глубь кладбища и, вглядываясь в его помертвелый облик, Соня боялась туда посмотреть. Наконец огромная ручища атлета медленно поднялась, указывая направление взгляда, а губы неуловимо зашевелились.
   - Там кто-то ходит. – Изрёк он точно голливудский вурдалак, сглатывая накопившуюся слюну.
   Страдающий от боли Фернан не обратил на слова Татаркина внимание, а подвывающая Люсиль и подавно.  Зато бывшая супруга, холодея  уже от предвкушения  того, что она может там увидеть, медленно повернула голову. В следующий миг отвис подбородок,  а глаза полезли из орбит: Там, меж крестов и надгробий, ошарашенная парочка яснее ясного увидела плывущую над могилой цыганку!   Ветерок трепал её длинные пряди, колыхал юбку, а изо рта торчал длинный чубук недымящейся трубки.  Завороженные люди застыли, не смея пошевелиться или хотя бы моргнуть, сердца клокотали будто в предсмертной агонии, а все члены онемели.  Призрак молодой цыганки выглядел точь вточь как тогда, перед замком, когда не помня себя от страха Соня притаилась в бурьяне, и холодным вспотевшим пальцем нажала на спусковой рычаг фотоаппарата.  Для Дмитрия Сергеевича  это было вообще невероятное событие.  Былые убеждения рушились подобно карточному домику.  Радужный скептицизм и неверие в явления подобного репертуара затуманивались мглистой пеленой потустороннего мракобесия.  Фантасмагоричное видение полупрозрачным облаком плыло в футе над могильной плитой, что было неопровержимым  фактом, действительной  реальностью.  Но, лишь только жутковатое видение скрылось за невысоким раскидистым деревцем черёмухи, в тот же миг за их спинами возродился и начал разрастаться вообще демонический ужас!  Совсем рядом что-то щёлкнуло, шелестящее треснуло, затем перемещающийся в пространстве свист, мягкий удар, – похожий на тычок кулака в сырой кусок мяса – и  выдох смерти: Удивленье, боль, отчаянье.
   От неожиданных звуков стоящие перед могилами ужаснулись, однако, попервой, ничего не поняли.  А когда обернулись, ощутили лихорадочную дрожь во всех конечностях и неизъяснимый страх. Страх, расцветающий в душах ершистыми иглами безысходной обречённости.  В пяти шагах от них, зловещими демонами маячили две фигуры, одна из которых принадлежала Преподобному Нестору.   В опущенной руке он держал настоящий арбалет, а его неизменный спутник, африканский долгопят-привидение, увлечённо обследовал свои тонкие пальцы.
   Страх так парализовал людей, что они не в состоянии были ни что-либо сказать, ни пошевелиться. Только затравленные взгляды прыгали с Нестора на его напарника, который поигрывал направленным в их сторону ружьём. Луна превосходно освещала это место, поэтому было хорошо видно, что лица возникших «чудовищ» сияют детской радостью: Хотя и причины были нашим героям пока не ведомы.
   - Как сие очаровательно, ты не находишь? – наконец изрёк хозяин страшного замка, обращаясь к своему подручному. – Два влюблённых сердца, одной стрелой.
   Они смотрели куда-то мимо беглецов, будто их  вовсе не замечая.
   - О, мой господин,  - мерзко оскалился мужчина в одеждах альпийского егеря, - такой этюд не снился даже Гойе.
   Кольт с Татаркиным начали оттаивать от первой волны оторопи и страха.  А посмотрев на то, чем так увлечённо любовались эти изверги, наши авантюристы точно ошалелые овцы шарахнулись в сторону; издав кто вопль паники, кто стон возмущения.   Это было действительно страшно.   Прильнув своей грудью к груди возлюбленного, и склонив голову ему на плечо, нанизанные на смертоносную стрелу – что куски шашлыка на шампур – застыли Фернан и Люсиль.  Впрочем, последняя ещё корчилась в предсмертных судорогах и от созерцания этого на голове вставали дыбом волосы.
   Где-то за кладбищем, в ложбине, заржали лошади.
   - Итак, люби хлопчики та дивчатка, - Нестор начал вразвалочку приближаться к остолбеневшей парочке, - своими действиями вы опошлили не просто идею «Дьявольских чтений», вы осквернили мои самые светлые чувства, растоптали порыв фантазии, лишили смысла…
   - Послушай ты, недоносок, - Дмитрий Сергеевич, наконец, проглотил удушливый сгусток отвращения и нерешительности, - если ты действительно такой крутой мужик, какого из себя корчишь, - его кулаки яростно сжимались, и на каждом слове  угрожающе скрипели зубы, - то давай, покажи на что ты способен.  А, слабо один на один? – Татаркин шёл ва-банк.
   Нестор презрительно фыркнул: - Фу, милейший, примитивный мордобой – удел черни. Уж не думаете ли вы, что я опущусь до такого уровня?
   - Трусливый слизняк! – Не своим голосом  рявкнула Кольт, на что Нестор громоподобно расхохотался.   Когда же фальшивый смех себя исчерпал, он в злобной гримасе скривил губы и произнёс:
   - Давай Ганс, публика ждёт зрелища!
   Два громких хлопка прозвучали практически одновременно.  Женщина истошно завопила, отскочила на шаг назад. Татаркин лишь пошатнулся, ощутив болезненный укол в грудь.  Его неосмысленный взгляд вонзился в нечто белое, что торчало из грудной клетки, и от чего по всему телу разливалось невыносимое, беспощадное жжение.  В лунном мареве ему показалось, что это дротик.  Он в бешенстве вырвал его из онемевшей груди, но было уже поздно. Где-то в утробе зародился тошнотворный ком и нагло полез вверх, к горлу.  Создавалось впечатление, что его сейчас вырвет, однако ком стремительно проскочил ротовую полость и неожиданно ворвался в мозг дурманящим вихрем головокружения.  Ноги ослабели и начали ронять тело.  Его неумолимо тянуло к земле.  Образ Нестора расплывался.  Одурманенный взгляд метнулся в бок.   Соня уже лежала на пожухлой траве, и её зрачки закатились под верхние веки.  В полуобморочном состоянии Дмитрий Сергеевич ощутил безболезненный толчок в спину и затылок, шляпа приземлилась у самой головы, а из разжатого кулака выкатился металлический, с оперением, зоологический шприц.

       Кольт не ведала, сколько времени провела в наркотическом забытьи. Когда она очнулась, ощутила нечто среднее, между помутнением рассудка и путанием мыслей.   Женщина лежала на сырых досках, в каком-то тёмном помещении.  От нестерпимой боли голова готова была разорваться, что боевая граната.  В окружающем пространстве опять присутствовал насыщенный запах омелы. Эта вонь, от которой содрогалось всё её естество и которая внедряла в сознание уже знакомое, липкое чувство предвкушения чего-то ужасного, скользкой змеёй проникала в лёгкие, просачивалась в душу, и расцветала там ядовитыми щупальцами холодной медузы.  Соня страдальчески застонала, и её тихий голос, казалось, пробудил от сна объятия непроглядного мрака.  Он ожил, превратился в нечто ощутимое, нечто движущееся; молекулы кислорода вступили в решительную схватку с молекулами углекислого газа, а  те ожесточённо сопротивлялись.  И совершенно неожиданно вихрь сражения стал приобретать визуальный смысл.  Некий сгусток светло серой энергии выделился из доминирующей черноты; его рваные края то бугрились прямыми углами, то сглаживались овалами и заворачивались в кольца.  В травмированном сознании начали вспыхивать смутные догадки. А затем, как апофеоз безумного видения, серая масса трансформировалась в одно слово – НОРТОХОЛ.
   Яркая вспышка света острой резью в глазах перечеркнула таинственную галлюцинацию и Кольт зажмурилась.  В помещении послышались голоса.   Двое переговаривались между собой, обсуждая технические детали транспортировки чего-то тяжёлого.
   Соня прикрыла ладонью глаза и это движение озвучилось шелестом её бирюзового плаща.   Несколько секунд помедлив, журналистка раздвинула пальцы.  Обозрев окружающую действительность, поняла:  Она лежит на полу такой точно клетки, в которой несколько дней назад обнаружила генерала и его сподвижника Евсига. Теперь зрение более менее адаптировалось к яркому свету.   Кольт принялась озираться по сторонам с более дальним прицелом.   Угрюмые стены помещения зябко пялились на неё холодными тёсаными камнями.  Тут везде болтались цепи, мотки верёвки да грубые браслеты чёрного металла, наподобие тех средневековых наручников, которые называются кандалами.
   Двое громил в чёрных трико отворили деревянные ворота.   Человек в казацких шароварах и украинской вышиванке ввёл под уздцы чёрную, с белыми пятнами по бокам, пони.  Клетка с пленницей стояла на маленькой двухколёсной повозке, типа арбы, и мужичёк в крестьянских одеждах принялся запрягать лошадку в оглобли.
    Поджав под себя ноги,  пытаясь перевернуться на бок, Соня ощутила между левой грудью и рукой какую-то жёсткость.  «Нож! – Взбурлило радостное озарение. – Слава Богу, меня не обыскивали».  Её губы изобразили подобие коварной ухмылки.  Глядя в никуда журналистка прошептала:
   - Сучий потрох, первый же удобный момент, и мы поглядим какого цвета твои кишки.
   Каштановый прищур застыл блеском ожесточения и безграничной решительности.
   
   А в том месте, где недавно состоялось гильотинирование разоблачённого генерала, вновь царило оживление.  Оковы глухой ночи, как и прежде, разрывало светом мощного прожектора, а с небес пуржил медный гул реквиема. Деревянный эшафот пока пустовал, если не учитывать суровый лик, внушающей внутренний трепет, гильотины.  Правда отсутствовал фрагмент трибун Колизея, однако это ничуть не умоляло витавшего духа торжественности и предвкушения роковых событий.  Ожидание кровавой расправы, в душах свидетелей рождало благоговейный трепет, волнующе захватывало дух, словно у девственницы перед своим первым соитием. Люди ощущали себя первобытными дикарями, и это заставляло кровь циркулировать в жилах ещё быстрее, тела вспыхивали жаром, под зубами чесались дёсна.
   Из-за угла замка показалась повозка с пленницей.  Ропот толпы оживился.  Зрители смиренно расступились, устраивая живой коридор. Нынче на лицах свидетелей предстоящего шоу масок не было. Лошадка степенно цокала копытами по камню, увлекаемая к эшафоту всё тем же крестьянином, а по бокам хмуро брели увальни в трико.
   София Арнольдовна сидела на полу клетки и из-под растрёпанных волос безумно таращилась на проплывающие мимо железных прутьев лица.  Её щёки бороздились дюжиной царапин, кровь по ним размазалась и засохла, а блестящий взгляд источал дикую ненависть.  Из общей массы холеных, довольных  лиц внезапно выделилась обрюзглая физиономия Родиона Аггейевича.  Сегодня он был напудрен, консервативно зачёсан, а его чёрный фрак и высокий накрахмаленный воротничок с уголками олицетворял пик торжественности.   В сознании Софии Арнольдовны уже давно и надёжно укрепились зловещие подозрения по поводу того, что её может ожидать в этих стенах.  А следующие слова приторно улыбающегося блондина это только подтвердили. Он подшагнул почти вплотную к повозке и, вытянув к клетке голову, изрёк:
   - Бьюсь об заклад, Сонечка, что грядущая брачная ночь будет главным событием всей вашей жизни.
   Ах, как ей хотелось выхватить нож и по самую рукоятку вогнать лезвие в его мерзкую  пасть.  Впрочем, Кольт готовила себя к более ответственной миссии, поэтому ограничилась яростным плевком,  который угодил подонку прямёхонько в глаз: Его противная рожа исчезла в толпе.
   Пока повозка с клеткой приближалась к эшафоту, Соня ещё успела увидеть Эмму Ивановну; та не сводила с пленницы своих блудливых глазок, о чем-то перешёптываясь с весело хохочущей Шурочкой.  А заприметив в окружении незнакомых мужчин облик розовощёкого Вавилы, вновь ощутила как щемит душу, и в памяти восстаёт мордашка её давно утраченного брата Роберта.
   Необычный экипаж вальяжно проскрипел к подножию деревянного помоста.  Крестьянин развернул послушную пони и Кольт поняла, что оказалась в авангарде зрительского собрания.
   А возле гильотины уже возился палач, усердно налаживая смертоносный механизм.

       СЛЕДУЮЩИЕ  СТРОКИ   АВТОР ОСТАВИЛ  В  ТОМ   КОНТЕКСТЕ,  В КАКОМ ОНИ БЫЛИ ПЕРВОНАЧАЛЬНО  ЗАПИСАНЫ  СО  СЛОВ  ГЛАВНОЙ  ГЕРОИНИ.

    «  И вот косой нож был поднят.   На эшафот, словно на подмостки варьете впорхнули три обнажённые девицы.  На их руках и ногах пышными бантами крепились тюлевые ленты.   Танцовщицы олицетворяли русалок, беснующихся как бы в водах океана и зазывая к себе жертву.  То был вдохновенный танец, ибо спустя уже несколько минут, будто повинуясь их призыву, на помост поднялся Дима.  Сам!  Добровольно!  Его руки связали за спиной, но ноги то были свободны!  Но, не смотря на отсутствие конвоиров он шёл сам, на встречу своей смерти и даже… О Господи, он улыбался!  Русалки тут же закружили его в своем экстравагантном танце, и мой нежнолюбимый Дима, босой, в брюках и с голым торсом потакал их экзальтированным движениям словно намеренно играя на публику. Я была поражена, меня посетило шоковое состояние.   Однако мозги всё же пытались производить хоть какой-то анализ увиденному.  Попервой я решила, что Дима под наркотиком.  Но это ошибочное мнение рассыпалось, лишь только на эшафоте показался Нестор.  Я тут же смекнула – мой бывший супруг под гипнозом.  Его глаза были закрыты, но он видел.  Вернее, организатор литературного турнира видел за него.  Он диктовал приказы, и приговорённый их беспрекословно выполнял.  Вот он кружит в объятиях одной из русалок, вот прильнул губами к груди другой. Это было невыносимо.  Невыносима была только мысль, что ожидает бедного Диму и, что он сам, с улыбкой на устах, положит шею под лезвие гильотины.  Хотя, глядя на это театрализованное шоу, в сознании ещё не до конца укоренилась вера в реальность происходящего и в трагические последствия приближающейся развязки.   Отчасти это походило на сон, на сатиру средневековых паяцев.  Какая-то вуаль лукавых подозрений застила глагол разума, не допуская вторжение истины. Нестор, точно дирижер, вершил свой бал, воплощая эротическую фантазию в действиях загипнотизированного балета марионеток.  Я даже склоняюсь к такому мнению, что и девицы, под час танца, были во власти его чар. А смысл сценического действа заключался в следующем.
   Душегубицы русалки всё же завлекли в свои, так сказать, сети жертву. Но прежде чем увлечь обречённого в бездну холодной пучины, ему было позволено исполнить последнее желание.  Ах, как это тонко!  Ведь по сути, в реальности, оно и было последним.  Но только не его, не Димы.  Властью балетмейстера Нестор авторитарно определил для него сие желание, которое приговорённый изобразил с помощью выразительных движений непристойной пантомимы. 
   Последнее желание – ЗАКОН!
   Девки сорвали с него штаны и нижнее бельё, ознаменовав любовную прелюдию под восхищённые крики толпы.  А завершилось всё это откровенным половым актом с одной из русалок.  И хотя его руки  оставались связанными, секс получился впечатляющим.
   О, да, то действительно было шоу!  Нестор умел насытить публику, жаждущую разврата и крови.
   Но вот музыкальная часть представления закончилась. Танцовщицы уволокли на задний план бившуюся в послеоргазмовой агонии блудницу, а обнажённый Дима смиренно замер возле гильотины в ожидании дальнейших распоряжений. 
   Преподобный затеял проповедь.  Я точно не помню, о чём он там разбрызгивал слюни, но похож был Нестор на сумбура, психопата, истерика, и в его голове, вероятно, бурлило адское варево. А после его деспотичной речи настал черёд Димы.
   Я сидела в клетке сама не своя, в груди всё сжалось, сердце клокотало в висках, всю трясло,  в голове смешались и мольбы к Господу, и проклятия, и пылающий НОРТОХОЛ в виде мужской улыбки, хохотал мне прямо в лицо. Он что размалёванный клоун вертелся и кувыркался, закручивал сальто и фигурные тулупы.  И вдруг!  В момент этих акробатических трюков я увидела Нортохол как бы с изнанки, с другой стороны. Это был Лохотрон.  Но к чему это?  Какой намёк?  То явление издевалось, ехидничало, язвило. Я крепко зажмурилась и несколько раз отчаянно треснулась лбом о прутья клетки. Галлюцинация исчезла.  Вот только осмысливать значение слова времени не было. Теперь перед моими глазами вновь возникли очертания эшафота, фигура Нестора, со зверьком на плече, гильотина…
   О, Боже, палач удерживал на весу половину дубовой колоды, а Дима сам умащивался на смертельное ложе!  Вот его шея легла в отверстие, вот палач опустил люнет, вот он…»

    - Не-е-ет!!! – Взвыла звериным рёвом София Арнольдовна, вскакивая на ноги.  От таких громоподобных звуков Нестор так и застыл с поднятой рукой, а незавершённая традиционная фраза «Да сбудется моя воля!» застряла в глотке.
   Кольт обеими руками сжимала рукоятку трофейного ножа, чьё  остриё упиралось под левую грудь.   Никто из присутствующих не ожидал такого поворота событий, и теперь толпа затаила дыхание.  От накала страстей Соня задыхалась, глотала воздух широко раскрытым ртом, что рыба.  Всё лицо блестело от града слёз, а не моргающий взгляд олицетворял взгляд умалишённого.  Впрочем, следующие её слова, своей твёрдостью перечёркивали первоначальное впечатление.
   -Тебе же нужна я, не так ли?! – Нестор медленно подошёл к краю эшафота. – Так вот ублюдок, я сейчас могу в два счёта лишить тебя такого удовольствия.
   Он присел на корточки. – Ты о чём милая?  И где ты взяла эту нехорошую игрушку?
   - Ха! – Короткий смешок вырвался рыком животного. – Сейчас твоя милая превратится в холодный труп!   Хотя, подонок, ежели пошевелишься, можешь успеть, пока я буду ещё теплая…  О, какой там преподобный? Ты будешь падальщик Нестор!
   От таких  криков даже пучеглазый зверёк замер на плече своего хозяина с таким видом будто узрел свою собственную смерть. Даже милашка пони перестала трясти своей соломенной холкой и теперь застыла точно игрушечная.
   Нестор выпрямил колени. – Чего ты хочешь?
   Пленница обернулась, пошарила взглядом поверх голов толпы, выкрикнула: - Прикажи направить прожектор на въездные ворота!
   По  изгибу его узких бесцветных губ, очевидность удивления была налицо. Нестор в нерешительности помедлил, но всё же кивнул мужичку в крестьянском наряде.  Оставив в покое уздечку, тот спешно скрылся за фигурами безмолвной массы завороженных зрителей.
   Соня смекнула, что Нестор уступает её условиям сейчас, значит, уступит и впредь.
   - А теперь вот что: Пусть сюда приведут коня, под седлом и в узде.  Когда же я буду хорошо видеть ворота, твои прихлебалы их откроют.  А пока, пусть палач освободит Диму.
   - Не многовато ли? – Вдруг перебил её ультимативную речь Нестор.
   У Сони руки дрожали так, что казалось, нож в любой момент может выскользнуть из мокрых ладоней, но в данный момент всё самообладание было взведено в наивысшую точку концентрации, и Соня решительным порывом упёрла нож в своё тело ещё сильнее, от чего острый конец больно кольнул, что подстёгивало решительность.
   - И даже не вздумай со мной торговаться!  Ну! Пусть немедленно освободят Диму!
   Нестор чуть растянул один уголок рта. – Не слишком ли высоко ты себя ценишь? – Эта его фраза возбудила довольный галдёж толпы.
   - Клянусь Богом, я проткну себе сердце! – Заверещала пленница и истерично замотала головой. – Считаю до трёх!  Уже два! – Она вся напряглась, локти подскочили, глаза отчаянно зажмурились…
   - Стой!!! – Шарахнуло по барабанным перепонкам, словно пушечным выстрелом.
   Обмякнув всем телом, Соня открыла глаза и облегчённо выдохнула.
   - А какие у меня гарантии?
   Она обернулась. Луч прожектора уже освещал большие медные ворота, запертые на мощный деревянный брус.  Стволы искусственных деревьев, конечно, создавали скверный обзор, но увидеть желаемое было возможно.
   - Так вот, - Соня опять смотрела на высокого мужчину в пальто и шляпе, - я публично обещаю: Когда Дмитрий Татаркин взберётся на коня, скроется за пределами замка, и за ним запрут ворота, я выброшу, нож и не стану чинить для тебя сопротивлений. – Женщина злобно таращилась исподлобья на человека, от которого сейчас зависела их с Татаркиным судьба, и в сознании одержимо твердила: «Только бы он добрался до города!  Только бы сообщил куда следует!»
   Нестор сложил руки на груди. – В таком случае, именно тебе придется насытить жажду зрелища всех тут собравшихся.
   - С тебя станется! – Огрызнулась журналистка.
   Нестор лукаво прищурился. -  Но ты ещё не услышала моих условий. Твоя дерзость уже вторично нарушает мой сценарий…
   - Уже в третье! – Перебила его Кольт. – Это именно я помогла бежать из пещеры генералу и тому… второму… - В нервной агонии ей не удалось вспомнить имя отчество носатого коротышки.
   - Значит вот как? – Вытянул лицо хозяин замка. – В таком случае и наказание следует втрое ужесточить. – Он вновь присел на краю эшафота, чтобы лучше видеть глаза пленницы. -  Ты хотела меня позлить?  Тебе это удалось.  И теперь, ваше обречённое высочество, вас ждёт следующее:   Как только за твоим Димулей закроются ворота, я овладею тобой прямо тут, на этой сцене.  Затем тебя будут брать все желающие, до тех пор, пока ты сама не остановишь вечеринку. – Он улыбнулся. – А челяди у меня много…
    Но! Как только тобой будет произнесено это слово, тебе отрубят голову.  Впрочем, говорить «нет»  не в твоих интересах, ибо    посланник может очень быстро добраться до города и привести сюда подмогу.  Тогда ты останешься жить.  Правда, я не уверен, что полноценным человеком.   Но жить!  Со своим Димулей!  А до того… - Он вдруг запнулся и хохотнул. – Жаль, не дожил до этого момента Густав. 
   Соня до ломоты стиснула зубы,  посмотрела в сторону гильотины.  Татаркин изловчился повернуть голову, и теперь его ясные синие глаза пожирали изумлённым взглядом свою Софи, и во взгляде этом она прочла: – Дима больше не под воздействием гипноза, но под гнётом нечеловеческой душевной муки.
   После заявления изувера Нестора зрители возрадовались, по поводу новой идеи, что послужило для шоумена высшей наградой и источником вдохновения.  Он в рьяном темпераменте раздавал команды своре подручных, но Соня его уже не слышала.  Они с Димой смотрели друг другу в глаза, и в этом было всё:  И признания в любви, и клятва Татаркина в своём скором возвращении, и мольбы Сони к его самым решительным действиям, и заверения мужа, что он будет любить её не смотря ни на что, и предупреждения жены о коварстве Нестора, и обоюдные прощания, и Сонино раскаивание в затеянной авантюре,  и просьбы о прощении: Её, что втянула;  его, что не сберёг.  И вновь прощания, и душевные муки в предчувствиях вечной разлуки, и снова признания в любви, и…   
    Когда спина всадника скрылась в сумраке ночи, а цокот подков всё затихал и растворялся в роковом скрежете кованых навесов закрывающихся ворот, София Арнольдовна беззвучно залилась горячими слезами.  Она продолжала держать нож у своего сердца намеренно оттягивая минуту финальных действий.  Для себя она уже всё решила:  «Уж лучше смерть, чем прилюдное поругание.  Часам мучений я предпочту минуту боли».
   Все в напряжении ждали.  Нестор застыл на краю эшафота, что каменный памятник.
   У Кольт в голове творилась такая каша, что она совершенно упустила из внимания, как на её мозги обрушилось очередное видение. Это был вновь Нортохол, кувыркающийся перед глазами и периодично превращаясь в Лохотрон.
   Один из людей Нестора, верзила в трико, украдкой подкрался к клетке с той стороны, к которой пленница стояла спиной.  Он очень тихо отодвинул задвижку, приоткрыл дверцу, и мёртвой хваткой вцепился в руку собравшейся покончить с собой жертве.  Такое вероломное вторжение извне  мигом изгнало из сознания призрак Лохотрона. А торжествующая действительность заставила понять, что она облажалась.  И в следующее мгновение боль уже знакомого жжения заставила застонать и почувствовать, как неумолимо грядёт миг забвения.


     Вернувшись в сознание, но, ещё не открыв глаза, София Арнольдовна ощутила мелкую дрожь всего тела: Ей было зябко.  Женщина поняла, что совершенно нагая лежит на чём-то мягком, пахнущем лавандой и тюльпанами.  Руки за головой к чему-то привязаны, щиколотки туго стянуты и затекли ступни.  Она медленно подняла веки. Ночное небо мерцало звёздной россыпью, а при каждом выдохе из носа вырывался полупрозрачный клуб пара.  Приподняв голову, при этом застонав от колокольного набата в висках, Соня осмотрелась.  Тело действительно блистало своей естественной красотой, распластанное на красном шёлке широкой железной кровати, которую водрузили по центру эшафота.  Её, вероятно, собственные чёрные колготы, узлом завязанные на посиневших ногах были намертво примотаны у изножья постели к  фигурно завитым никелированным трубкам.
   Где-то слева, на фоне далёких серебристых отголосков свирели и убаюкивающей арфы, раздался настораживающий шорох.  Она скосила взгляд и обомлела!  В неосвещённом пространстве наблюдались робкие движения собравшейся толпы: Молчаливой толпы, глазастой, слюнявой, извращённой массы.  И вот она, в ярком луче прожектора, голая, пред очами бессовестного стада.  Господи, как же ей было стыдно в эту минуту!  Стыдно от своего ничтожного положения, от растоптанной гордости и самолюбия.  Но, лишь только в голове восставало сознание того, что сейчас с ней будет, стыд захлёбывался в пене брезгливости, отвращения и противности.
   А вот и Преподобный Нестор.  Он величавой поступью приближался большим чёрным пятном, и в данный момент представлялся воплощением всего зла в мире. Всей вселенской мерзости и гадости.
   «Боже! Как пережить это?  Как не сойти с ума?  Как сохранить рассудок для будущего; для будущего с Димой, для полноценной жизни?»  Кольт собралась держаться до последнего.  Она кровавыми ногтями выцарапывала из самых потаённых закромов остатки душевной силы.  Раз уж ей суждено пройти через это, /Это!/ то нужно хотя бы остаться прежним человеком, чтобы потом, когда придёт судный день, рассмеяться садисту в лицо, дать понять, что она не проиграла, что она сильнее.
   Нестор не издавал ни звука.  Он бережно снял с плеча долгопята и пустил  на пол.  Затем, сорвав с лысого черепа шляпу, отправил её в толпу таким точно движением, как это сделал Дима, тогда, в прачечной.   «Да!  Дима!  Любимый! – Соня зажмурилась и в своём воображении воскресила милый сердцу образ. – Пусть лучше так.  /А как иначе?/ Я буду представлять его ясное, улыбающееся лицо, как в нашу первую брачную ночь.  Это придаст силы, отвратит сумасшествие. /Если бы только./  Милый Дима!»
   Рядом, на постель опустилось нечто тяжелое, и женщина ощутила на своём лице большие жаркие ладони.  /Только выдержать, только не сойти с ума./ Ей казалось, что душа вот-вот покинет тело.
   - Я тебя люблю, милая. – Отчётливо услышала Соня родной голос Татаркина.
   «О, я уже брежу.  Ну и пусть, уж лучше так, лучше в бреду, только бы побыстрее всё закончилось. – Нюх уловил знакомый запах Диминого одеколона. – Да, Господи, да, ты облегчаешь мои страдания, упрощаешь муки, спасибо, Боженька, я всегда в тебя верила».
   Улыбка бывшего супруга расплылась  ещё шире. Это была самая нежная улыбка на свете.
   - Всё хорошо любимая, мы вместе и навсегда. – Вновь прозвучал родной, щемящий душу голос. Обнажённое, мускулистое тело Татаркина прильнуло к её развесистой груди.
Соня даже физически ощутила эту горячую тяжесть.  Мышцы ног сами собой расслабились, пьянящая волна сладострастия прокатилась по всем внутренностям и заплясала где-то внизу живота. Она проливалась ещё ниже, разливно трепеща и содрогаясь.  Но, до Сони вдруг дошло, что глаза открыты! /???/ Она смотрит и видит перед собой Диму!
   - Да, уж лучше так. – Зашептала женщина еле слышно. -  Уж лучше галлюцинация, временный барьер от безумия, бредовое видение желаемого, сладкий обман. Так легче, так проще.
    О-о-о… - Внезапное ощущение вероломного вторжения, выдавило из её уст томный стон блаженства.  /Да что же там!?/  Ей казалось, что обжигающий столб проник до самого сердца.
   - Это не обман, это реальность. -  Услышала Соня шёпот у самого уха, но голоса уже не узнала, обмякнув на прохладном шёлке без чувств и без движений.
         
          Кабинет хозяина замка, своими высокими окнами выходил на запад, от чего в эти утренние часы тут царили убаюкивающие сумерки.   Стены в панелях из красного дерева, массивная мебель в добротном морёном дубе, под турецкими шерстяными коврами паркет из розовой лиственницы.  Чучельные головы хищных животных поблёскивали своими стеклянными глазами и клыками оскаленных пастей, из объятий застывших  теней, то на уровне человеческого роста, а то из-под самого потолка:  Кстати,  в недосягаемой вышине которого, гигантской каплей, мерцала шикарная люстра из богемского стекла.  Рассеивающийся свет, робко проникая с улицы сквозь плотно задёрнутые шторы кремового муслина, играл призрачными бликами на золочёных канделябрах, несших церемониальный караул по обе стороны рабочего стола, создавая в общем интерьере шарм древности и знатности.  А седые головешки, переливаясь алым жаром в каминной топке, своим нежным шёпотом навязывали уют и душевное спокойствие.
   В широком кожаном кресле, возле столика с напитками, за плавающими пластами сигарного дыма просматривались очертания неподвижно сидящей фигуры большого человека.  Святую умиротворённость внезапно нарушил дребезг телефона внутренней связи замка, который практически валялся у ног, на ковре.  Человек, не скрывая недовольства, наклонился, чтобы снять трубку.
   - Десперадо, что ещё?
   - Шеф, может, хватит?  - Раздалось в трубке. 
   Продолжая сидеть в сгорбленном положении, человек задумался.  В этот момент дверь мягко крякнула и в кабинете раздались тихие шаги.
   - Я бы на вашем месте остановил процедуру. – Послышался тоненький, почти девчачий голос вошедшего юноши. – Если мы её сломаем, то проку от этого будет мало.
   Человек в кресле выпрямился,  посмотрел на визитёра. – Ты разбираешься в лошадях?
   - Весьма недурственно. – Ответил юноша.
   Хозяин кабинета вернул трубку к уху и в тамошнее сопение бросил: - Ладно Десперадо, отведи кобылу в конюшню и накажи Мишелю хорошенько её почистить.
   Тёмный силуэт сидящего в кресле качнулся, трубка брякнулась на аппарат,  ярко вспыхнул уголёк сигары,  проявляя негатив призрачного лика.
   - Ну, что Роберт, присоединяйся.  Хочешь поговорить о лошадях?
   Стройный блондин умостился по другую сторону столика в идентичном кресле.
   - Нет, Дмитрий Сергеевич, - он плеснул в высокий фужер  мартини, - я хотел поговорить по поводу сестры.
   - А что, ты уже с ней виделся? – Спросил тот, что лениво дымил сигарой.
   - В том-то и дело.  И сознаюсь: Мне не понравилось то, что я увидел.
   - В смысле?
   - Её поведение мне показалось неестественным.
   - Ну-у, - силуэт с сигарой пришёл в движение, и жар табака плавно скользнул к блеклым мерцалам хрусталя, - это обычное постстрессовое состояние.  Ты представь какой у неё сейчас  винегрет в голове творится.  Кошмары, кошмары, а тут вдруг бац! Лафа!  Все злоключения оказались розыгрышем.
   - Вот я и беспокоюсь, как бы тот винегрет не засел там надолго.
   - Аргументируй.
   - Только что, в общении с Соней я вдруг понял – сестра лишь делает вид, что воспринимает меня как брата; кем я, в действительности, и являюсь.  Такое впечатление будто она ещё в том страшном замке, под властью Нестора, и кругом враги.
   - Но ведь она и так в замке. – Усмехнулся Татаркин.
   - Дмитрий Сергеевич вы прекрасно поняли, о чём я.
   На сей раз, хозяин замка рассмеялся.- Конечно Роберт, я всё правильно понял и считаю твои опасения напрасными.
   - А мне теперь уже кажется, что вся эта ваша затея была напрасна. – Юноша пригубил вина.  Закурил. – Когда нанятый вами частный детектив нашёл меня в Праге и рассказал всю правду о том, как я стал жертвой бандитов торгующих детьми… - Он коротко задумался, и вскоре продолжил: - Впрочем, мне грех жаловаться на тех людей, которые стали моими приёмными родителями.  Так вот, когда он поведал о моём истинном происхождении и, о том, что у меня есть сестра, признаться, я чертовски обрадовался. Но когда по прибытии в Киев познакомился с вами и вашим, как вы сами назвали, проектом театрализованного шоу, честно говоря, ещё тогда от этой затеи пахнуло чем-то нехорошим.
   - Ах, Роберт, я хотел покорить Сонино воображение своей фантазией, понимаешь, произвести сногсшибательное впечатление.  Она единственная женщина, которую я когда-либо  любил.  Всё это; и замок, и роскошь, и ночной клуб в городе, и весь затеянный  маскарад, всё ради неё.  Ради Сониной любви я готов на всё.
   Я вас прекрасно понимаю, но, не слишком ли жестковато?
   Покинув кресло, Татаркин принялся расхаживать по кабинету. – Возможно, кое в чём я и перегнул палку, - его загадочный взгляд метнулся в сторону гостя, - но друг мой, твоя сестра сама когда-то безосновательными обвинениями подвигла меня на такой шаг.  Соня заявила, дескать, моя скудная фантазия до того примитивна, что ей, видишь ли, со мной скучно.   Я всей душой стремился вернуть Сонечку. Но элементарно об этом попросить, означало бы вновь вызвать в её сознании эффект невпечатляющей обыденности и серости. Я не хотел быть простым. – Он вдруг остановился. – Впрочем, после сегодняшней ночи я лично не заметил ничего такого.  Когда Соня проснулась в моих объятиях, она имела вид непомерного счастья.  Твоя сестра сияла точно нимб над ликом святого.  Понимаешь, она была счастлива!  Вот только… - Татаркин улыбнулся и покачал головой. -  Соня так поверила, что лежала на эшафоте перед всеми голая, что набросилась на меня с кулаками.  Честное слово, мне пришлось бы туго, не продемонстрируй я галогеновую иллюзию всего тогда происходящего в спальне.

    - София Арнольдовна, - молодой слуга приятно улыбнулся, - наш Грек вам не мешает?  Может его забрать?
   Женщина посмотрела на взрослого, с широкой грудью и мощными лапами добермана, который, лишь заслышав свою кличку, тут же насторожился, словно чуя провокацию в свой адрес.
   - Нет Десперадо, он милый пёсик и мы с ним уже подружились.
   - Грек любимец хозяина. – С гордостью отчеканил юноша.
   Кольт лукаво сощурилась. – Какого?
   - Дмитрия Сергеевича, разумеется. – Его вытянутое лицо свидетельствовало  об удивлении.  Правда, не долго.  Десперадо вновь изобразил улыбку. – Вам что нибудь нужно?
   Кольт посмотрела на часы. – До завтрака ещё час, а я уже проголодалась… - Её каштановый взгляд застыл на блестящих цыганских кудрях. – Может, стаканчик сока?
   - Апельсин, манго, ананас…
   - Пожалуй, манго. – Изъявила желание Кольт. Она бросила псу красный мячик, в сторону шеренги кедров, и скомандовала – «апорт!».
   Это прекрасное, безветренное, солнечное утро, с ненавязчивым морозцем, дарило безмятежную умиротворённость духа и полное нервное спокойствие. Ещё несколько часов назад, когда её дрожащие пальцы сжимали рукоять ножа и она была готова пронзить себе сердце; ещё в тот миг когда она голая думала, что лежит привязанная к кровати на виду у многочисленной публики и готовилась к самому худшему; София Арнольдовна даже в самых отчаянных фантазиях не смела надеяться на те чудные мгновения, в которых сейчас плескались её душа и разум.  Так хорошо женщина не чувствовала себя ещё ни разу в жизни: Даже тогда, когда их съёмочную группу из плена освободили бойцы спецназа, в одном из горных кишлаков Чечни.

       Она любовалась резвящимся псом и незаметно для себя улыбалась, радуясь каждой секунде  повсеместно плывущего умиротворения.  Ей вдруг вспомнилось сегодняшнее пробуждение в спальне своего любимого.  Эти приятные волнения, от сознания того, что всё закончилось, что рядом друзья, что…  /Нет, только не о плохом. Всё нехорошее сегодня не имеет права быть./  Каштановый взгляд скользнул к вершине стеклянного купола. Улыбка на миг слетела, но тут же  вновь засияла на алых устах.  Теперь Соня знала, как Нестор, /Ах, да, Дима./ ухитрялся сгонять и разгонять на небе тучи.  Купол замка сконструирован из обычного алюминия, - рассказывал восторженный Дима, - снаружи облицованный толстым стеклом, а внутри огромным количеством телевизионных экранов. Они все транслируют, каждый свой кусочек, одной большой картинки, а надлежащим образом обученный оператор манипулирует кадром по специальному сигналу Нестора…
/Тьфу ты, растяпа!  Конечно же, Димы!/ 
   Кольт широко улыбнулась.  «И всё ради меня! – Самолюбие ликовало. – И моего брата Роберта он искал по всему свету тоже ради меня…»
   - О, Машер! – Соня вздрогнула и обернулась. Её  глаза  вдруг расширились, пометились рябью волнения.
   От парадного входа замка, к ней приближался Преподобный Нестор.  На сей раз, он был без своего верного спутника долгопята и скалился той мерзкой улыбочкой, от которой у Сони неизменно просыпался озноб.  Женщина вся напряглась, а кулаки сжались так яростно, что кожа ладоней готова была треснуть под натиском ногтей.
   Высокий мужчина подошёл и протянул стакан сока.  Кольт продолжала неподвижно стоять.  С визгом радости подбежал Грек, отчаянно виляя огрызком своего хвоста.  Нестор снял с лысого черепа шляпу, надел её на удивлённую женщину.  Сняв очки сунул их в карман. А затем, с залихватским выкриком  «Алле-ап!» сорвал с головы резиновую маску – в тот же миг, перевоплотившись в Татаркина.  В сторону он выплюнул небольшой блестящий предмет – искажатель голоса.
   - Фу-ух… - Облегчённо выдохнула Соня и наградила шутника сочным эпитетом: - Дуралей!
   Дима звонко рассмеялся и вновь протянул её сок. – Ну, Софи, ты не справедлива.  Разве дурак поступил бы так, как это сделал я?   А вся эта бутафория… - Он взглянул на маску, потом на резвящегося пса. – Уже не имеет решительно никакого значения. – Дима потряс маской над мордой животного. – Грек!  «Взять!» - И в момент, пёс со свирепым рыком вырвал у хозяина кусок цветного силикона.
   - Грек такой озорник, - наблюдая, как любимец кромсает маску, сказал Татаркин, - бывает, стащит на кухне кусок мяса, зароет, где нибудь под забором, и мирно дремлет в тенёчке, будто его вообще ничего не…
   - Дима, - перебила своего бывшего / и вновь обретённого/ София Арнольдовна, - я постоянно думаю о том, что ты успел рассказать мне утром. /В принципе да./ - Женщина прильнула к мужскому телу, положив голову на могучую грудь. – Ведь всё, что я видела, стоит баснословных денег.
   - Деньги, милая Сонечка, меня уже давно не интересуют.  Я успешно печатаюсь: Из всей легенды о Несторе, литературный вопрос, так сказать, взят из жизни.  За время чемпионства в банке собралась весьма внушительная сумма, которую я пару лет назад удачно вложил и поднял в несколько раз.  А реклама! – Он всплеснул руками. – Одна немецкая фирма, по производству спортивной обуви и одежды, отвалила мне миллион евро, и только за то, что я осуществил утреннюю пробежку, а затем тренировочный спарринг, в кроссовках и шмотках их фирмы: Естественно перед камерами. Да я голову даю на отсечение…
    - Погоди! – От упоминания про отсечение головы, Соню перекосило. – А как же генерал? – Она тревожно заглянула в синие глаза. – Ведь я же воочию видела как…
   - Любимая, - добродушно улыбнулся Дима, - ты что, ещё не поняла?  Это всё был спектакль.  И ни какой он не генерал, он бывший бомж, которого я нашёл случайно.  Они, вместе с дружком Евсигом, попытались стащить из моей кареты магнитолу.  Вот, между прочим, - теперь Татаркин говорил почти с гордостью,- все те люди, которых ты могла видеть в замке, все они были нищими и обездоленными, пока я их не приютил и не…
   - Но Дима! – Не дала ему договорить Кольт. – Когда я была в плену у чеченских боевиков, на моих глазах, наёмники арабы обезглавили одного российского солдата. Ты понимаешь, реальность этой процедуры я в жизни не спутаю с фальсификацией.  И если ты хочешь убедить меня в обратном, должен показать мне живого Геннадия Ермолаевича.
   -Софи ты непременно его увидишь, но чуточку позднее. По условиям  договора, как только Ружа завершил свою партию в моём шоу, они вместе с Евгением Сигизмундовичем отправились отдыхать в Крым.  И кстати, пока они не вернутся, и дабы впредь ты развеяла сомнения, я дам тебе прочесть «Страхолюдие». – Кольт вопросительно изогнула брови. – Помнишь, ты однажды спросила Нестора, что натолкнуло его на такую фантазию?
   Журналистка  пошарила взглядом в пространстве. – Да-да, припоминаю, ты ещё упомянул какого-то автора с чудным псевдонимом.
   - Это не псевдоним, то его подлинная фамилия. А вот когда ты прочтёшь ту книгу, ты без дальнейших пояснений сообразишь, как мне удалось так всё правдоподобно обстряпать.
   - Хорошо Дима, а куда в таком случае исчезла моя подруга Аня?  Ведь я…
   - Дмитрий Сергеевич! – Оборвал их диалог внезапный голос, который вселял в Сонино сознание крайнее отвращение. Она запнулась,  повернула голову, и уронила челюсть. В двух шагах от них стоял мерзкий горбун.
   - Сергеич, я, конечно, извиняюсь, что прерываю, но, там Елена Станиславовна опять что-то не поделила с Мартой. В Зале шёпота стоит такая ругань – полный атас.  Впрочем, вы знаете нашу Елену «Прекрасную».  Если вы не вмешаетесь, боюсь, девушке здорово достанется.-  Густав украдкой скосил свои крысиные глазки на Кольт, и уголок его рта чуть заметно дёрнулся.
   Татаркин обнял Соню и поцеловал в щёку. – Погуляй пока без меня, любимая. Схожу, утихомирю нашу старую деву.
   Не сводя глаз с горбуна, Кольт согласительно кивнула,  поднялась на цыпочки, спросила в самое ухо.
   - А почему этот уродец ещё в гриме?
   - Он вовсе не в гриме. – Пробормотал Дима и направился вслед удаляющемуся Густаву.
   «Ах, Господи, как же замечательно сегодняшнее утро. – Прикрыв веки она с наслаждением вдохнула морозной свежести и, наморщив носик, вытаращилась перед собой словно полоумная. – Что за проклятье!?  Опять запах омелы! – Женщина оглянулась на триста шестьдесят градусов. – Или это натуральное наваждение, или где-то поблизости произрастает паразит».
   В кисть руки воткнулось что-то холодное, от чего Соня вздрогнула. Лоснящийся в солнечных лучах Грек игриво переминался с лапы на лапу.  Кивая мордой он теребил её руку зажатым в зубах мячиком.
   - Вот игрун! – Кольт отняла мяч, широко замахнулась, швырнула его далеко за башню.  Доберман с отчаянной радостью рванул следом.
   Наблюдая, куда летит игрушка Грека, она вдруг увидела парящего над одинокой берёзой коршуна.  Так же, как и в первый день, день приезда, хищник закручивал свою спираль, и Соня вспомнила утренний разговор с Татаркиным.  Он сознался, что секрет полёта в пространстве его агент купил у агентов того самого Копперфилда. Дима обещал и ей полетать.
   «Это должно быть прекрасно, свободно парить как птица.- Соня ещё раз с наслаждением глубоко вздохнула и радостно улыбнулась. Запах омелы отсутствовал.- Впрочем, моя душа сейчас и так парит в заоблачных далях и, я действительно счастлива».
   Женщина услышала ворчливое рычание пса, что заставило оторваться от птичьего полета. Она прогулялась взглядом по цветочной клумбе, которая тянулась за южной башней замка. Грека что-то привлекло; он настойчиво рыл лапами землю.  Клумба была свежая, совсем недавно вскопанная, а все посаженные тут кусты роз в зиму обрезаны и должным образом окучены.
   Доберман даже не отреагировал на команду «Ко мне!», продолжая самоотверженно рыть передними лапами.  Его грыз азарт, и пёс не в состоянии был прервать своё занятие.
   Соня улыбнулась.  «Ага, шалун, кухонные трофеи откапываешь!»
   Грек запустил в вырытую яму морду, ухватил что-то зубами, принялся тащить на себя.  Рыча и трепая головой, он вынул из земли нечто похожее на большой ком чернозёма, и по-собачьи отшвырнул его в сторону. Перепрыгивая с передних лап на задние пёс начал игриво катать предмет лапами и гавкать.
   - Ну-ка, посмотрим, - улыбаясь, женщина направилась к клумбе, - что же тебе на этот раз удалось стащить?
   Когда Кольт была уже в пяти шагах от резвящегося добермана, тот снова схватил зубами находку, поболтал нею в воздухе, изгибая мощную шею то вправо то влево, а после швырнул предмет в сторону идущей.  Соне показалось, что к ногам летит наполовину сдувшийся резиновый мяч, измазанный в грязь, собачью слюну и шерсть.
   - Хочешь поиграть!? – Обнажила Кольт свою белоснежную улыбку, и замахнулась ногой, чтобы нанести ответный удар. Но, когда это катящееся нечто остановилось в полуметре перед ней…  Стакан с соком, выскользнув из рук, звонко разлетелся в дребезги о каменный тротуар, а её отведённая назад нога так и зависла в замахе.  На Софию Арнольдовну с ужасом таращились раскрытые глаза генерала!
   Шустро подскочив, Грек цапнул клыками человеческую голову. Отшвырнув её в сторону, он и дальше продолжил свои бесшабашные игрища.  Пёс лишь на мгновение оставил в покое  новую игрушку, чтобы обернуться на неясный шум за спиной. Навострив домиком ушки и вывалив язык, доберман посмотрел в сторону клумбы.  Теперь женщина неподвижно лежала на дорожке, а со стороны парадного входа в замок, бежал хозяин и ещё НЕКТО.
    «  Хорошо бы поскорее убираться!»  Подумал Грек.  Он схватил вкусно пахнущую находку, и со всех ног рванул за башню.  /Ещё чего доброго отнимут./



                Л У Г А Н С К    24 02 2006г.







                Т Е   П Я Т Ь    М И С Т И Ч Е С К И Х     И С Т О Р И Й   К О Т О Р Ы Е

Б Ы Л И    Р А С С К А З А Н Ы    Н А   В Ы Ш Е И З У К Р А Ш Е Н Н О М   

Т У Р Н И Р Е.
   
   
   
   

   
   
          И С Т О Р И Я   Р А С С К А З А Н Н А Я    К Р Е Н Г О Л Ь Д О М      



                «ТЫ,  МОЙ ДРУГ,  СЛЕДУЮЩИЙ».



                Глава – 1


            - Ты вот любишь скорость?   Любишь ли ты мчаться на автомобиле?   А на престижном?   С шикарным кожаным салоном, с кондиционером, с новейшей квадро системой.  Внешний дизайн и подавно способен привести в восторг любого, даже самого переборчивого автомобилиста.  Но главное, ты обожаешь быть хозяином жизни!  Ты ведёшь свою сбывшуюся мечту по ровному, гладкому шоссе, на котором отсутствуют даже малейшие признаки не то, чтобы колдобин, на сером асфальте нет ни одной микроскопической песчинки.  Всё  перечисленное создаёт прекрасное чувство комфорта.  Настроение превосходное.  Ты слушаешь любимую музыку, наслаждаешься ездой; беззаботно болтая с товарищем на приятную тему.  Короче говоря – отдыхаешь за рулём.  И совершенно нет причин, для каких либо волнений.  Твой стальной конь ещё сегодня утром подвергался тщательнейшей ревизии, на станции технического обслуживания.  Всё в норме. Эти милейшие и учтивейшие люди даже заменили поизношенную резину, на левом заднем. И ты мило улыбаешься, вдруг почему-то вспомнив вежливых работников сервиса.  Но сидящий рядом приятель уточняет, что, тот который бортировал диск, имел жалобно-кислую физиономию: Мы начинаем похохатывать, развивая тему, и выдвигаем теорию, что вероятнее всего, этот обрюзглый тип до глубокой ночи самоотверженно уничтожал спиртное.  Выспаться, как следует, естественно не успел и, на тебе незадача – с утра замучил похмельный синдром.  Вот и мается бедняга с разламывающимся черепом над чужими машинами: На которые, за несколько лет работы, уже и по трезвому смотреть тошно.
   Наша занятная дискуссия на секунду прерывается, и мы переглядываемся.  Нас посещает одинаковая, подленькая мыслишка.   А что если такой работничек некачественно выполняет свои обязанности?  Ведь он, по своему природному разгильдяйству, мог и гаечку не докрутить.   От таких вкрадчивых мыслей я автоматически постреливаю взглядом на спидометр.   Откуда ж тот пьянчуга мог знать, что мне возмечтается нестись со скоростью сто восемьдесят километров в час.
   Ну вот, уже и улыбка испарилась, и педаль газа слегка попустил.  Думаешь, испугался?  Смею тебя заверить, что это ещё не страх, это лишь тонкая к нему прелюдия.
   Мы влетаем на широкий красивый мост.  Боже, что за пейзажи открываются изумлённым взорам!  Какая величественная река!  И вот, глаза начинают вылезать из орбит, но, отнюдь не от захватывающих видов.  Ты недоумённым взглядом провожаешь отделившееся заднее левое: Как оно лихо подскочило на разделительном бордюрчике! 
А вот и страх…  Самое любопытное, что это чувство разрастается тем больше, чем ближе твоё авто – которое теперь перестало слушаться -  приближается к кромке с хлипкими оградительными перилами.  Всё,  ты уже не хозяин положения, ты раб судьбы, злого рока.  Хотя, слабенькая искорка надежды ещё сохраняет веру в то, что ограждение выдержит.  Но, впрочем, тут же гаснет.  Тонна металла, на такой скорости, сметает дюралевый заслон и, вот оно, ощущение свободного полёта – вернее падения.  А лететь метров сорок.  И именно сейчас твой страх достигает своего пика!  Он перерастает в душераздирающий ужас, сердце уходит в пятки, адреналин брызжет из ушей: В оду секунду ты немеешь, глохнешь и слепнешь.  А вот это, как не прискорбно, фатальная передозировка. Машина касается воды с уже мёртвым телом.  Страх убил жизнь раньше, чем это сделали бы физические повреждения.
    Мужчина умолк, вытащив руки из-под одеяла и заложив их за голову.  Девушка неслышно покинула постель, подошла к незашторенному окну, взяла с подоконника сигареты, закурила.
   - Значит твой друг так и погиб? – Спросила она после второй затяжки, задумчиво глядя за стекло.
   - Так и погиб. –  Ответил мужчина, поглаживая взглядом её обнажённое тело.
   - А как тебе удалось выжить?
   - Когда я понял, что сейчас слетим с моста, моя рука, совершенно автоматически, повинуясь инстинкту самосохранения, отстегнула ремень безопасности, а вторая открыла дверь.  Из тачки я выпрыгнул уже на полпути к воде.
   - Тогда почему он этого не сделал?
   - Врачи говорили, что, скорее всего, Сашку парализовал страх, поэтому он и остался сидеть словно мумия.  А уже после вскрытия патологоанатомы установили: Саня умер не оттого, что захлебнулся, а от разрыва сердечной мышцы.  Да он мне потом и сам говорил.
   Девушка резко – хотя и не сразу – обернулась. – Кто? – Частые хлопки ресниц выказывали недоумение.
   - Ну, как кто? Мы сейчас о ком говорим?
   Длинноволосая блондинка не сводила глаз со своего любовника. – Толик, я не поняла твою последнюю фразу. – Она напряжённо курила.
   - А чего тут понимать?  Сам Санёк мне в мельчайших подробностях и поведал, что в тот момент ощущал.   Он, через несколько дней после своей смерти, явился мне во сне, и я внимательно его выслушал.
   Девица недоверчиво улыбнулась. – Ты веришь в сны?  Или, может быть в то, что во сне с нами могут общаться духи умерших?
   - Знаешь, Надин, Саня мне ещё кое-что сказал.  И я думаю, мы сможем это проверить.
   - Что ты имеешь в виду?
   - На счёт общения с духами при помощи сна.
   Затушив окурок в пепельнице, юная особа  запрыгнула в постель, забралась под одеяло, прижалась к мужскому телу.
   - Ты собираешься воспользоваться услугами медиума?
   - Ну, нафига  такие сложности. Дело в том, что завтра годовщина его смерти.  Мы с друганами договорились съездить на кладбище, проведать могилку, помянуть.
   - И что?
   - Завтра я возьму тебя с собой: Для эксперимента потребуется твоя помощь.
   Девушка чмокнула любовника в щёку. – Если ты просишь - я согласна. Но, мой слонёнок почему-то умолчал о том, что твой друг сказал тебе ещё?
   - Об этом узнаешь после эксперимента.
   - Ну, Толик! – Надула она губки.
   - Всё, туши свет и давай спать.
   - У! – Надя изобразила обиженность.
   - Завтра всё расскажу.  А сейчас баюшки.  Уже первый час ночи, а на кладбище нужно быть в шесть утра.
   - Ого! Чё так рано-то? – Она клацнула выключателем бра, чем повергла комнату в отблески свечения от столбового фонаря за окном.
   - Ты не бузи.  На воскресение у людей могут быть планы, поэтому церемонию лучше забалабесить пораньше, чтоб не испоганить весь день.
   

                Глава – 2

           Алая заря только пометила вершины берёз и елей своим рождением, а мирская суета, не обращая  на это решительно никакого внимания, уже коверкала новый день мишурой забот и проблем.
   От автобусной остановки идти было не так уж далеко, асфальтированная дорога пока пустовала, заросшие обочины блестели росой и… Повсюду холмики, кресты, венки и оградки.
   - Ты представляешь, сколько за последний год народу зажмурилось? – Обводя взглядом всё видимое пространство, спросил мужчина плетущуюся позади хрупкую блондинку. – Когда хоронили Сашку, тут зеленело чистое поле.
   Она цокала каблуками и что-то недовольно бурчала, а полузакрытые веки, казалось, вот-вот и вовсе сомкнутся.
   - Мне бы сейчас хоть на травке, хоть уже на каком нибудь холмике прикорнуть. – Анатолий удивлённо обернулся. – Чтоб я ещё хоть раз в такую рань вышла куда из дома… Дудки!
   - Выше нос детка! – Мужчина подождал, пока девушка с ним поравнялась, и обнял за тоненькую талию. – Ты, наверное, за всю свою жизнь ни разу не видела такого великолепного утра.   Так всю реальность проспишь.
   - А когда ж мне спать?   Я в баре до трёх ночи работаю. Домой добираюсь уже вся, что побитая собака.  А к двум часам дня опять в бар.  Вот в отпуске и отсыпаюсь. – Надя вдруг погрустнела. – Впрочем, я эту жизнь уже и так проспала.
   Нарицательный взгляд спутника сделался до смешного строгим. – Надин, что за апатический базар?
   - Я сегодня сон скверный видела.
   - Бог ты мой! Надюха от тебя ли я это слышу? – Он заглянул в её шалые глаза и осёкся. – Что за сон?
   - Обычный, как и все предыдущие.
   - Тогда в чём дело?  Меня напрягает твоя маска обречённости.
   Девица запрокинула голову и воззрилась на любовника. – А чё ты вдруг так побледнел?   
   - Я??? – Его неловкие движения и мимика смешили.
   -Анатоль, да ты напуган?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ой-ой, или я ещё не проснулась, или моего шаловливого слонёнка за ночь подменили.
   - Хорош базлать. Надежда, что за сон?
   Пребывая в полудрёмном состоянии, девушке совершенно не хотелось шевелить мозгами, однако реальный и единственный претендент на замужество требовал, и это обязывало.
   - Всё начиналось, - возвещала она лениво, -  в густом заброшенном, заросшем диким виноградом саду.  Был лёгкий туман. Кроме своих шагов я слышала ещё чьи-то, но, сколько не вертела головой никого разглядеть не удавалось.  Я прошла весь сад и остановилась у болтавшейся на одной петле деревянной калиточке.  Шаги невидимки исчезли. За калиткой сад заканчивался. Там ничего не было кроме тумана, но не белого, как в саду, а такого тёмного, свинцового, пугающего и, в то же время, манящего. Я долго не решалась выйти, но когда собралась, почему-то обернулась – видимо, чтобы ещё раз взглянуть на сад – и от испуга вскрикнула. За моей спиной стоял обнажённый молодой мужчина, и его блестящие глаза завораживали.  На меня смотрело очень красивое лицо: Открытое, волевое, чуть нахальное, с густой копной аккуратно уложенных чёрных волос. На правой щеке виднелась аристократическая родинка.
   Анатолий вдруг отстранил спутницу и уставился на неё не моргающим взглядом. – Почему ты сказала именно «аристократическая родинка»? – В его голоcе улавливалось волнение.   
   Надя пожала плечом. – Да просто. Банальное сравнение. – Она взмахнула рукой и порывисто посмотрела на кавалера. – Даже, я бы сказала, аранжировка речи. Но, почему это тебя так взволновало?
   Мужчина продолжал напряжённо всматриваться в её лицо. – Дело в том, что у Сашки, царствие ему небесное, тоже на правой щеке имелась родинка. И он тоже любил её называть аристократической отметиной.
   И мгновенно изменив облик, будто смахнув пелену наваждения, вновь обнял Надю за талию: Они продолжили двигаться в прежнем направлении.
   - Ну-ну, базарь дальше…
   - Да мало ли у кого какие родинки!?  Это что такая уж редкость?! – Возмущалась девушка, недовольная тем, что её перебили.
   - Надюха не отвлекайся, что было дальше?
   Теперь маска обиженности сменилась вуалью романтизма. – Ну-у, мы мило поболтали. У него был такой нежный, бархатистый голос.
   - И всё? – Изнывал от любопытства Толик.
   - Ну, если тебе хочется. – Девушка издала стон сладострастия. – Мы занялись сексом.
    Мужчина коротко на неё зыркнул. – Я надеюсь традиционным?
   Надя удовольственно вздохнула. – В сновидениях такого жанра ничего традиционного не бывает.
   Любовник зыркнул вторично, но теперь, в этом коротком взгляде присутствовала затаённая злоба.
   - Можешь не продолжать.
   Надя непринуждённо расхохоталась. – Это не то о чём ты подумал – извращенец! Просто у того незнакомца член был в виде большой толстой змеи: Она постоянно вертела головкой и высовывала раздвоенный, шершавый язычок. Я была так возбуждена…
   Толик брезгливо отплевался. – Шершавый значит? – Он остановился и принялся зорким оком утюжить окрестности. – И это меня она называет извращенцем?  Прекрасно!
   Девушка опять рассмеялась. – Да чушь это всё.  Толик, сон это всего лишь сон, и ничего больше.
   - Может быть, может быть… - Он шагнул на асфальт. – Пошли, нам тут сворачивать.
   Обогнув памятник, куст сирени, цветущую черёмуху и ещё несколько заваленных венками холмиков, пара очутилась возле маленького деревянного столика, с двумя скамеечками на металлических ножках.
   - Чё за дела?! – Бросился вперёд Анатолий, завидев, как один из друзей беспомощно суетится возле второго: Тот лежал на лавочке, свернувшись калачиком.  Зажав обеими руками живот парень судорожно корчился от муки и, казалось, вот-вот потеряет сознание.
Под столиком валялась брошенная спортивная сумка.
   - Руслан, что случилось?! – Склонился он над страдающим, но, поняв, что ответа пока не будет, вернулся к первому.
   -  Серёга, что с ним?
   - Я сам дупля не отобью! – Сокрушался коротко стриженный, небритый крепыш. Он выпучивал серые глаза и часто сплёвывал. – Мы подошли пять минут назад, а через минуту Руслана ни с того ни с сего скрутило.
   Багровое,   надутое лицо Руслана свидетельствовало о невыносимой боли, которую он в данный момент претерпевал.  Надежда замерла у края зелёной оградки и растерянно хлопала жирно накрашенными ресницами. Сергей достал сигарету и, наблюдая как Толик безрезультатно пытается дознаться у товарища где болит, теперь тщетно пытался подкурить, ибо от волнения сильно дрожали руки.
   В следующий миг страдальческие стенания стихли: Вместе с этим замолчал и удивлённый Толик. Сергей с Надеждой безмолвно взирали.
   Как ни в чём не бывало Руслан поднялся с лавки, выпрямился, тряхнув головой посмотрел на синее небо, затем на эмалированную табличку с фотографией усопшего и, грустно вздохнув, - причем, совершенно не замечая окружающих – тихо сказал:
   - Ну здравствуй Санёк, я тоже рад тебя видеть. – Лицо Руслана начало приобретать более естественные тона.
     Толик быстро подшагнул к другу,  взял последнего за плечи, повернул к себе лицом.           – О, Толян! – Он полез обниматься.               
     Сергей, наконец, подкурил. – Ты в поряде?
     Виновник беспокойства сел на лавку, причём абсолютно игнорируя  присутствие дамы.  – Я и сам в непонятке. Раньше таких  приступов со мной не случалось. Может это всё из-за моей чёртовой восприимчивости? Вы ж знаете, к вещам подобного рода я всегда относился более чувствительно, чем следовало бы. А тут только глянул на Сашкину фотку
сразу как-то моторошно стало. И про себя ещё подумал: «Ну вот, мол, снова свиделись, хотя, впрочем, как знать, может ты нас  не видишь». – Руслан напряжено таращился в крышку столика. – И вдруг, мгновенно, весь живот прорезала дикая боль, аж глаза на лоб полезли. 
     Девушка, оскорблённая пренебрежением к её присутствию, с недовольным лицом переступила ограду и уселась на противоположную лавочку. – Тебе б в больницу сходить, провериться. От какой хрупкой нервной систем могла и язва открыться.
     После этой своей спонтанной фразы Надя ожидала, что привлечёт внимание и всё же дождётся если не дежурных комплиментов, то уж на худой конец слов приветствия. Однако старые друзья впали в глубокую задумчивость: тупо глядя, кто под ноги кто в пространство. Она закурила,  ещё с полминуты помедлила, и в раздражении покинула столик: Надя подошла к могилке. Её голубые глаза остановились на чёрно-белой фотографии красивого лица покойного Александра, который, щуря свои большие глаза, улыбался двумя рядами безупречно ровных зубов.   «Привлекательный парниша.., был», подумала Надя и сей же час уронила подбородок. Ошарашенный взгляд вонзился в чёрную родинку на правой щеке. Теперь, когда девушка её увидела, то сразу вспомнила незнакомца из сна. «Господи, какое сходство: та же причёска тот же изгиб носа, те же брови…» Ей показалось, что сбоку нечто мелькнула и чисто инстинктивно глаза скосились вправо. У самой гробовой плиты, ближе к надгробному камню, зияла большая чёрная дыра. Теперь ей почудилось какое-то движение уже в глубине дыры. За спиной послышался хруст прошлогодней травы под подошвами идущего. Толик приник к ней сзади вплотную, опоясал руками и, положив подбородок на тощенькое плечико, спросил:         
       -Ну что Надин, ты в своём сне с ним развлекалась?
       Его тон был надменен, и от этого девушке захотелось делать всё наперекор. – Ой, Толик, типичная родинка каких, быть может, миллионы. Зато лицо не то. Ты лучше туда глянь. – Она ткнула пальцем в дыру. – Это что, чья-то норка?
   Любовник подошёл поближе и носком туфли попробовал примять полукруглый край; глина мгновенно провалилась внутрь.
   - Вполне возможно.
   - Апчхи! – Громко чихнул подошедший Сергей. – Скорее всего, грунт дал усадку.
   - Тогда почему камень с плитой не перекосило? – резонно заметил Толик.
   - Да ладно вам пацаны.- Руслан, наконец, прервал раздумья, и полез  под стол за сумкой. – Давайте другана помянем. Сегодня, всё-таки, год со дня смерти.
   Толик обнял подружку за шею. – И то верно. – Увлекаемая кавалером Надя поплелась к лавочкам. – Позвоним завтра его отцу. Сашкины предки тут чаще бывают. Ежели чего, пусть маякнут – приедем поправим.
   Дальнейшие минут сорок протекали в скорбном употреблении спиртного.  Друзья пили не чокаясь и почти не закусывая. Надежда вела себя сдержанно, отпивая каждый раз из пластмассового стаканчика по маленькому глоточку.  Она не хотела давать повода для разнотолков в среде своего любовника.  Девушка задумчиво слушала разговоры старых приятелей, их воспоминания о бурной юности, о детских проказах, об их, с покойным Сашей дружбе. Надя сравнивала захмелевшие мужские лица и размышляла о том, что её Толик, пожалуй, самый симпатичный из всех.   «Хотя…» Она посмотрела на эмалированную табличку, и перед глазами мгновенно всплыл эпизод из её эротического сна.  Девушка ощутила разлив тепла внизу живота, и промежность отозвалась сладким зудом. Надя чуть не застонала, но вовремя опомнилась и отогнала возбуждающие воспоминания.
   За всё то время, что компания пребывала за столиком, по пролегающей рядом дороге прошаркала всего одна ветхая старушка, с обмотанной белой ветошью тяпкой.  Больше ни души.  Толик, заслышав шаги, напрягся, взглянул на часы, затем, повернув голову, мельком на старуху; и вновь на часы.
   - Кто-то ещё должен прийти? – Спросила девушка, наблюдая его озабоченность.
   - С чего ты взяла? – Уставился он на подругу.
    Та пожала плечами. – Пока мы тут сидим, ты уже раз пять время проверял.
   - Привычка. – Фальшиво улыбнулся Толик.  Он достал из своего пакета ещё одну бутылку водки, и призвал о чём-то споривших друзей к вниманию.
   - Други мои! – Его интонация грянула торжественно. – Я настаиваю, дабы вы очень внимательно посмотрели на этот очаровательный цветок. – Он взял девушку под локоток и попросил встать. – Мужики вы чешите сюда, а ты Надин сядь напротив.
   Друзья были удивлены, а Надя и вовсе недоумевала.  Толик в очередной раз посмотрел на часы и нетерпеливо замахал свободной от бутылки рукой.
   - Ну же, шевелите копытами, а то всё испортите.
   Руслан с Сергеем заговорщически переглянулись, но пересели на сторону товарища. Надя повела бровью, накопылила губки и, скрестив на груди руки, выставила вперёд ногу.
   - Не пойму, к чему такая навязчивость?
   - Ну, зайчик не дуйся, я ведь обещал эксперимент.
   - Вот выдумал. – Недовольно проронила блондинка и шагнула к противоположной скамеечке.
   Толик опять глянул на часы, после чего вытянул шею и принялся вслушиваться в окружающие звуки.  Остальные смотрели на него вопросительно и жаждали пояснений.
   Толик разлил по стаканчикам, девушка присела напротив, он снова посмотрел на часы.
   - Итак, черти, раньше наши силы были равны: Вас женатиков двое, и нас холостяков двое.  Вы постоянно нас подначивали, все эти ваши издёвки, приколы. И мы всегда с Шуриком платили вам той же монетой. Но, теперь я остался один. А вы, волчары матёрые, меня теперь точно затюкаете. – Друзья заулыбались. – А вот и дудки! Мы с Надей завтра подаём заявление.
   - Отрадно слышать! – Воскликнул Сергей.
   - Тихо, тихо.- Начал успокаивать Толик друзей которые пустились в поздравления. – Это ещё не всё.  Сегодня ещё один человек будет иметь возможность позавидовать моему счастью.
   Со стороны шоссе начал слышаться далёкий гул мотора.  Девушка вновь обратила внимание, что её мужчина напряжённо посмотрел на часы, а после, с опаской, в сторону приближающегося звука.   Теперь отдалённый гул превратился в шелестящий рокот. Из-за стволов растущих в начале кладбища тополей показался грузопассажирский микроавтобус. Солнце туда уже доставало, и в его лучах автомобиль горел настоящим золотом. Однако, сократив некоторое расстояние и въехав в тенистую зону, он оказался ярко жёлтого цвета, с серебристой надписью вдоль удлинённого кузова без стёкол.  Лишь только движущийся объект попал в поле зрения сидящих, как взволнованный Анатолий стал вести себя и вовсе странно.  Его суетливые жесты и короткие резкие фразы, которыми он выстреливал, свидетельствовали о состоянии крайней возбуждённости.
   Наконец, его будто осенило, чего он хочет.
   - Так Надюха, ты поднимись и стой спокойно, лицом к дороге.  Да, так будет лучше видно. А вы, охламоны, сидите и не вертитесь. Я же сказал, бошки не поворачивать, на дорогу не пялиться: Потом всё объясню.  Эй, Надин это к тебе не относится!  Ты как раз должна смотреть именно на дорогу и, обязательно обрати внимание, кто будет ехать в той жёлтой машине.  Только сосредоточься.  Можешь улыбнуться.  Не, балбесы, ну я ж просил, кроме шуток, иначе всё пропало. Надя улыбнись же ты, в конце концов! Представь, что ты на смотринах.
   По мере приближения микроавтобуса Анатолий дёргался и говорил всё больше и быстрее. Но когда жёлтый «Фольксваген» поравнялся с той тропинкой, где они свернули с дороги и чуть сбавил скорость – что отозвалось изменением шума создаваемого движком – зачинщик всей этой кутерьмы, как впрочем, и его друзья, просто окаменели. Ребята были не в силах отвести от Нади опешившие взоры.  Её дико увеличенные глаза, казалось, вот-вот вылезут из глазниц, отвисший подбородок дрожал, перекошенные губы стали отталкивающе угловатыми, а только что алые щёки прямо на их глазах побелели до синеватого оттенка.  Всё это казалось довольно странным, ибо так кардинально сменить внешность, в считанные секунды, человек мог в виду исключительных обстоятельств.
   Наконец, вернув себе самих себя, трое друзей одновременно оглянулись.  К сожалению авто уже значительно удалилось, чтобы разглядеть кабину и в ней сидящих. Теперь перед ними медленно проплывала боковая часть будки, с серебристой надписью на французском языке: Впрочем, которой никто не придал особого значения.
               
   Теперь открылась для обзора задняя часть автомобиля.  Две большие двери фургона, вероятно, не имели плотного прилегания, так как сквозь невидимые щели вырывались клубящиеся облачка пара.   При внешнем визуальном контакте это могло создать иллюзию, что пар происходит от сухого льда, а «Фольксваген» предназначен для перевозки мороженого.
    Двигатель на секунду запнулся, повысил передачу, и вновь заурчал, на сей раз гораздо порывистей: Автомобиль начал набирать обороты.  Три головы одновременно повернулись обратно к девушке, которая продолжала маячить со стеклянными глазами и жутко бледным лицом.   Её правая рука всё так же была согнута в локте, пальцы нервно дрожали, а пластмассовый стаканчик, теперь валялся под ногами в лужице водки. Она с усилием сглотнула   набрякший у горла ком, опустила руку, а после, не проронив ни слова, на негнущихся ногах пошла к надгробной плите.  В сложившейся ситуации из трёх друзей самым поражённым и возбуждённым выглядел Толик.  Он побледнел не меньше Нади, и его руки тряслись, может быть, даже сильнее.
   - Ну!? – Взвизгнул он изменившимся голосом и вскочил на ноги. – Это правда!  Оно существует!  Сашка не соврал!
   Теперь Руслан с Сергеем бестолково таращились друг на друга и каждый пытался во взгляде оппонента разглядеть хотя бы намёк на логическое объяснение увиденному и услышанному.


                Глава – 3


                Ближе к вечеру город пленили серые тучи.  Стемнело раньше обычного и хлынул шумный ливень.
   Белокурая девушка в полнейшем отрешении сидела на кровати и безжизненным взглядом сверлила окно, изредка озарённое грозой.  Чёрные разводы потёкшей туши существенно обезобразили бледные скулы, а на левой щеке краснел небрежный штрих размазанной губнушки.
   Главное освещение в комнате не работало, зато тускло мерцала настольная лампа, из-за малинового абажура которой, завитые локоны, тихо плачущей, имели бледно розовый оттенок.
   В квартиру позвонили. Женские глаза ни дрогнули, ни на йоту.  В кухне звякнули столовые приборы. Ленивые шаги, прошаркав тапочками по коридору, скрипя линолеумом, скрылись в прихожей.

             - Нет, уж позволь Толян, давай без околичностей.  Ваше утреннее поведение требует объяснений. – Руслан пригладил жирные волосы и потянулся за бутылкой. – Мы с Серым весь день ходим шо не в своей тарелке. Сперва ты туману напустил, хрен поймешь, по какому поводу.  Затем твоя-де барышня, соизволила перепугаться до полусмерти, аж язык проглотила.  И в итоге, не сказав ни слова,  вы на пару слиняли.
   Обвинитель умолк. Хозяин квартиры, не в состоянии переварить такую пилюлю мгновенно, продолжал ковырять вилкой в розеточке с маринованными шампиньонами.  На тесной кухне, в облаках табачного дыма, повисла гнетущая пауза.  Белый кафель мерцал яркими бликами, а из водопроводного крана журчала тоненькая струйка.
   Разлив спиртное, гости подняли стаканы и, поняв, что хозяин пока присоединяться к ним не желает, выпили.
   - Ну, ты собираешься колоться по поводу спектакля на кладбище?   
   Хозяин квартиры собрал в жменю весь свой растерянный вид.  Он сосредоточивался с таким видом будто до последнего вопроса не слышал, абсолютно не слышал, о чём говорил Руслан.  Затем Толик тщательно прокашлялся, дотянулся до стоящего рядом старенького буфета, взял пачку «Бонда».  Пока он подкуривал, намеренно оттягивая время, хорошо подвыпившие ребята ещё раз грымкнули посудой и приложились.
   - Ну, так мы, типа, ждём-с. – Нарушил тишину  Сергей. – Долго мы ещё будем наблюдать твои беспонтовые умствования?
   Наконец Толик поднял взгляд. – Сегодня утром, на кладбище, - он напряжённо заглянул каждому в глаза, - приезжал Саня.
   - Какой Саня? – Отвесил Руслан с подчёркнутой ядовитостью.
   Толик схватил свой стакан и одним махом влил себе в глотку содержимое. - … Наш Саня…   Понимаете?  Наш Санёк.
   - Ты… Ты что, последних мозгов лишился?! – Руслан покрутил пальцем у виска, а затем посмотрел на Сергея. – Во у кентяры крышу рвёт.
   Толик громко поставил стакан на стол. – А сейчас слушайте и не перебивайте.
   - Угу-угу, мы-то знаем, как ты любишь мозги пудрить.
   - Руслан я не бакланю!   Или чего ты думаешь моя Надюха в шоковом состоянии?  Она видела в машине человека с тем же лицом, что и на табличке, на могильном камне. Догнали?  Она видела Саню!
   - Хорошо. Тогда почему ты не хотел, чтоб мы тоже имели удовольствие посмотреть на, якобы, воскресшего другана?  А?  Уж не потому ли, что удумал с подружкой своей над нами прикольнуться?  Кстати, где она сейчас? Где эта актриса?
   - Надя в спальне. Она до сих пор молчит; явно не в себе.
   - Так если она ничего не говорит, в таком случае, каким образом тебе стало известно, что именно ей померещилось?   Что это был именно Сашка?   Или вернее, что, скорее всего, похожий на него человек.
   - То, что Саня сегодня будет на кладбище, я знал заранее.
   Сергей чуть не захлебнулся «Фантой». – Во ты гонишь!  А где ж ему ещё быть?  Он уже год как там.
   - Болван, не в могиле, а в машине.
   Друзья вновь переглянулись.   Их замешательство перерастало в недоумение. Они не знали, что думать по текущему поводу, ибо обычно Толика на долго не хватало. Но сегодня его серьёзность и упорство в утверждениях, повергали в хаос полного непонимания.
   - Ты в это веришь? – Спросил Руслан Сергея.
   - Я вообще сомневаюсь, что сейчас не в пьяной отключке.
   - Может наш Толян после той катастрофы мозгами поехал?
   Сергей ехидно оскалился. – Или совсем нас за лохов держит.
   Анатолий вдруг взорвался. -  Да что вы за люди такие! Это отнюдь не пустопорожние речи! Вы можете спокойно выслушать? – он трясущейся рукой запрессовал окурок в обрезанной банке из-под пива. – Я понимаю, в это трудно поверить. Мне и самому всё кажется жутким сном. Но мне больше не с кем поделиться.  Отвечаю: - Он клацнул ногтем большого пальца о верхний зуб. – То, что со мной произошло, не фантазия шизофреника.
   Его твёрдый взгляд широко раскрытых глаз заставил приятелей поутихнуть.
   - Ладно, хорошо, давайте все успокоимся и  выслушаем твою историю, чтобы попытаться резюмировать всеми приемлемый консенсус. – Руслан в эту минуту стал походить на умудрённого опытом судью, и принялся изъясняться в более патетической форме. – Рекомендую оставить иронию и нервы в стороне, дабы они не препятствовали разумению твоих аргументаций.  Но я и тебя тоже прошу ответственно подойти к этому вопросу, а главное, внимательно вслушиваться в свой собственный базар.   Возможно, в таком случае, для твоей башни это будет в более доходчивой  форме.
   Задымив очередной сигаретой, и устремив свой бирюзовый взгляд куда-то сквозь приятелей, виновник собрания начал изливать тему вкрадчивым, таинственным голосом. И ещё: Когда Толик нервничал или переживал, он прекращал контролировать свою речь и беспредельно жаргонировал.  Кстати, по этой особенности друзья всегда могли разгадать его внутреннее, подлинное, состояние.
   - Как вы пацаны знаете, в тот роковой день, ровно год назад, в аварии погиб наш друг.  Мне весьма трудно базарить на эту тему, особенно сейчас, но тогда я был безумно рад. Да не корчите вы такое трагическое недоумение.  Не спорю, слышать такой беспредельный цинизм от близкого кореша погибшего, вам в диковинку. Но я не бакланю. Я действительно был рад, но отнюдь не тому, что безбашенный заводило нашей тусовки слинял в другой мир.  Я со слезами на глазах благодарил Бога, что остался жив и, что ещё более поразительно, невредим. Выражаясь фигурально – вышел сухим из воды. Всего несколько ушибов и ссадин.   
   После тщательного медицинского обследования, уже спустя двое суток, я распрощался с больницей.  Именно в тот день, как вы знаете, водолазам, наконец, удалось поднять со дна реки машину с телом Саши. Ввиду того обстоятельства, что она, к несчастью, грохнулась именно в том месте, где проходит глубокое и стремительное русло, отнесшее тачку на довольно приличное расстояние, и удлинило шмон дна.  Но в тот день, в день моего возвращения домой, я лишь был в курсах, что на данный момент Александр Погребняк не обнаружен ни живым, ни мёртвым.
    Когда я зарулил в квартиру, то первым делом зажёг свечу возле образов Николая Угодника и Святой Богородицы.  Что делал потом не помню, да это, собственно,  и не важно.  Важно другое, то, что стряслось ночью!  В тот вечер я не завалился дрыхнуть в спальне, а вырубился прямо в кресле, перед «ящиком», с почти пустым пузырём коньячелы в одной руке, и недоеденным яблоком во второй.  Мне ничего не снилось.  Из безликой бездны синей отключки меня вырвал истошный визг тормозов какого-то лихача за окнами.  Ночные сумерки уже повязали окружающее пространство, и более менее сносную видимость в комнате, обеспечивала на половину сгоревшая свеча: С застывшим пламенем меж поблёскивающих позолоченными окладами иконок.  Телевизор почему-то не работал, хотя память твердила: Прежде чем уснуть я сёрбал коньяк и смотрел хоккей.  Кстати, это немаловажная шняга. На следующий день, на лестничной площадке я столкнулся с соседом Гришкой и, зная его болельщические страсти, посетовал. Вот, мол, гады, свет заныкали и не дали нашу сборную досмотреть.  А Гришка болтяры вылупил и грузит: «Ты Толян ничего не путаешь?  Я телек до утра смотрел, свет не отключали ни на минуту».
   Анатолий заметил в обликах немногочисленной аудитории скуку.
   - Это необходимая деталь, и для чего я на ней заморочился вы просечёте позднее. А пока я сидел в кресле и сонно озирался по углам.  В первые секунды моего бодрствования сумрак интерьера застыл всеми своими тенями да редкими проблесками хрусталя, мебельного стекла, и амальгированного фарфора.  Моя правая рука свисала с кресла почти до пола, а зажатая в ней бутылка полулежала на ковре.  Хмельная истома не вселяла совершенно никаких желаний. В западло было даже шевелиться. Поэтому, продолжая оставаться неподвижным, я обозрел всё доступное оку пространство и, остановившись на будто нарисованном оранжевом гребешке худой церковной свечи, предался воспоминаниям недавней трагедии.  Не моргая веками, я таращился на огонёк. Зрение осязало не только его, но и тонкую нить копоти, которая закручивала свою спираль в сумрак пространства.   От длительного  неморгания, силуэт огонька стал искажаться. Вероятно, начали слезиться глаза. Уже и жёлто-оранжевая кисточка не была такой стройной, и дымок приобрел тревожно рваные контуры расплывшихся ошмётков. Затем пламя как-то странно разделилось, словно двоится в глазах. Такая хреновина меня привлекла. Продолжая не моргать, я отогнал хмурые думы и углубился в визуальное любование превратностями искажённой фокусировки. И в натуральном смысле, моё омутнённое сознание провалилось в пучину дикого смятения!  Я отвечаю, то был настоящий шок!  Раздвигая руками, разросшиеся до гигантских размеров, языки пламени, из-за их трепещущего прозрачного жара, на меня выглянуло белое – как бы присыпанное пудрой – лицо Сашика!  Такое фантастическое зрелище одновременно и пугало, и завораживало.  Его образ прокрадывался в душу. В натуре, я почти ощущал это физически. Я был в полном атасе!  Я не то, чтобы взгляд отвести, я был не в состоянии даже мыслить.   И тут, синие губы покойника пришли в движение.  Говорил Саня необычным, сомнамбулическим голосом, будто выходившим из земли.  При этом его лицо не выражало совершенно никаких эмоций или переживаний, а пустые, мертвецки тусклые глаза вообще казались искусственными.
   К слову сказать, и сам рассказчик походил на мумифицированного чревовещателя, с безжизненно серым лицом и застывшим взглядом.  Он продолжал вещать даже не чувствуя, как жжёт ему пальцы истлевшая до фильтра сигарета.
  - Повествование явившегося мне в ту ночь видения состоялось коротким, но необычайно содержательным. Саня загрузил; как, от чего, и в какой именно момент он умер, даже не долетев до воды.  Затем изложил в компактной, однако весьма доходчивой форме, что нас ожидает в ближайшее время.  Лично мне он слил информацию о скором знакомстве с блондинкой…. Ну, и так далее.
   Но как только в моих ушах затих Санин голос, через всю комнату промелькнула большая, не понятно чем рождённая тень. Она на какую-то долю секунды затмила то, что я видел, а когда исчезла, Шурика уже не было.  Свеча всё так же меланхолично коптила, и сам собой включился телевизор.
   Внезапно Толик запнулся, колючим прищуром одарил смотрящего на него Руслана и, как-то зло, в не свойственной ему манере оскалился.  Руслан почему-то испугался.   Где-то глубоко в подсознании интуиция шепнула, что этот человек владеет каким-то знанием о нём, о Руслане.  Однако знание это приличествует лишь избранным.  А Толик, как раз и является тем избранным, что позволяет теперь смотреть с высока.
   Тихое журчание из крана взорвал отвратительный скрежет.  Это Надежда, уверенно распахнув межкомнатную дверь, вошла в кухню, щуря от яркого света вспухшие веки. Она уже привела в порядок лицо и теперь имела цвет розового младенца.
   - Ах, чёрт! – Яростно взвизгнул её будущий жених. Отшвырнув красный уголёк с остатками табака и фильтра, бедняга теперь отчаянно тряс рукой, пытаясь дуть на участки пригоревшей кожи между пальцами.
   Надя с невозмутимым видом открыла холодильник,  достала бутылку подсолнечного масла.
   - На, смажь, говорят, помогает. – Её равнодушие было безупречным не только в действиях, но и в голосе. Девушка зажгла газ и принялась набирать в чайник воду с таким видом, с каким это каждый из нас делает каждое утро.
   - Эй, Надин, - Толик хоть и держал ёмкость с маслом, но за травму, казалось, забыл, - ты хоть скажи этим балбесам, что я не леплю горбатого.
   Та нехотя повернулась и вонзила  в суженого взгляд наивной дурнушки. – Ты о чём, милый?
   Суетливо ёрзая на табурете Толик перевёл взгляд на друзей. – Вы понимаете, той ночью Санёк не только лишь предрёк моё скорое знакомство с Надей. Он так же изъявил желание взглянуть на неё лично: Сразу обозначив время и дату.  Я надеюсь, вы не будете в отказе, что именно я вытащил вас на кладбище помянуть Шурика.   И я с того самого пророчества знал, что он будет проезжать мимо могилы именно в жёлтом фургоне. Мне было так же известно точное время. Потому я и настоял на таком раннем визите.  И, между прочим, Надька на кладбище чётко засекла моё излишнее любопытство временем. – Он ткнул в её сторону пальцем. – Не молчи, ответь, разве это не так?  Разве ты не видела того человека, что смотрел на тебя из проезжающего «Фольца»?  Или, быть может, он был не похож на фотку с этой грёбаной надгробной таблички!? – Толик так распалился, что нешуточно побагровел, и на каждом слове брызгал слюной.
   Парни уже уловили интригу и теперь, ожидая ответного хода, смотрели на худенькую блондинку, неловко теребившую пальцами отворот голубенького халата.  Надя не долго прятала глаза. Она посмотрела на Толика и деланно улыбнулась.
   - Ну, хватит, Тольчик, наша шутка зашла слишком далеко. – Надя изобразила мину детской невинности и по театральному хлопнула ресницами. – Я думаю твои друзья оценили эту мистическую увертюру по достоинству. Пора сказать – финита!
   - Ха!!! – Взревел Руслан. Он с такой силой – впрочем, ненарочной – отпустил ссутулившемуся Сергею открытой ладонью тумак промеж лопаток, что тот чуть не клюнул носом в  «Оливье». – Ты слыхал Серый?! А во мне уж было, что-то шевельнулось.
   Сосед с психу отбросил его руку. – Ты чё, осатанел?  Энергию девать некуда?
   Теперь Руслан его нежно потрепал за загривок. – Какая энергия? Мне эмоции девать некуда!
   А тем временем, пребывая в крайнем раздражении, хозяин квартиры чуть не вывернулся на изнанку. В неистовом прыжке он бросился к  Надежде, грубо сграбастал хрупкое создание в охапку, рявкнул прямо в лицо.
   - Ты меня хочешь выставить идиотом!?
   Руслан одной рукой жестикулировал, а второй разливал водку. -  Ещё чего, какой же ты идиот? Твои ярко выраженные повадки разбитного балагура нам известны ещё со школьной скамьи. Но сегодняшний аттракцион, с элементами мистики и чёрного юмора… Браво, браво, склоняю голову.
   - Ёрничаешь? – Сверкнул Толик звериным взглядом.  А когда начал произносить следующие слова, помимо голоса все отчётливо слышали хрустящий скрежет зубов.
   - Так вот, вышкварок, я вижу тебя насквозь, ты прозрачнее стекла.  И твоя сущность радикального ретрограда для меня не загадка. Скептическое отношение ко всему новому, это для тебя более приемлемо, нежели уподобляться безмозглому стаду. Но этот философический скепсис и есть та беспонтовая бравада, за которой ты прячешь своё голимое, убогое разумение сущности бытия. – Глубоко дыша и дико вращая зрачками Толик умолк.
   Руслан поймал взгляд блондинки. – А он сегодня кроме табака ничего не курил? – Надя вопрос проигнорировала.
   В сложившейся ситуации Анатолию хотелось рвать и метать. Он пустил колючую молнию бешеного взгляда на девицу – между прочим, в таком состоянии она видела его впервые -  и гневно процедив сквозь зубы какую-то ругань, вернулся за стол: Не переставая возмущаться лишь мимикой и жестами.  Закурил. Его стакан оставался по-прежнему пустым, а вот гранчаки гостей уже были наполнены практически под ободок. Надя пить отказалась, и Сергей с Русланом уничтожили спиртное дуэтом.
   - Ну, что же, - язык у Руслана заплетался, - пожалуй, пора откланиваться. – Он энергично кивнул, по-гусарски. – Бо жёны впадут в эпилептический припадок, от такого нашего длительного отсутствия. – Полузакрытым взглядом он обвёл всю кухню. – И ещё: Так уж исторически сложилось, что завтра мой день рождения – как ты Толик знаешь. Поэтому, к семнадцати ноль-ноль жду всех.
   - Мы обязательно придём. – С нарочитой спешностью выпалила блондинка, и уже в более смягчённой интонации добавила: - Правда, милый?
    Толик продолжал молча курить, тупо уставившись на стеклянную солянку.
   - В таком случае господа – адью! – Пафосно взмахнул рукой Руслан и шатаясь, на полусогнутых, поплёлся в прихожую.
   - До свидания. -  Вяло изрёк Сергей и, чуть не врезавшись лбом в дверной косяк, направился следом.
   Пока не захлопнулась входная дверь, будущие жених и невеста соблюдали тишину.   Когда же возня и гомон пьяных голосов растворились в подъезде, а на плите начал тихонечко шипеть, красный с жёлтыми лимонами, чайник, Анатолий пристально посмотрел на девушку.  Его суровое лицо покрылось кирпичными пятнами, а тонкая полоска поджатых губ, своей серединой подпрыгнула почти до носа.
   - Зачем? – Вопрос был сух, ясен и в нём доминировал укор.
   Спокойствия Надя не теряла. – Хочешь, чтоб ещё и меня считали пришибленной?   Ну, ответь, какой осёл поверит в то, что сегодня произошло?
   - Вот значит как? – Мужской кулак громыхнул по столу. – Значит, откреститься хочешь?!   Хрен ты угадала!
   Он словно в беспамятстве сорвался с места и бросился на балкон.
   - Эй, реалисты безмозглые! – Одержимо орал Толик внезапно осипшим, свистящим контральто. Его туловище больше чем на половину свесилось за оградительные перила, и казалось, вот-вот сорвётся вниз.
   В ста метрах от дома, троллейбусную остановку освещали два фонаря, в бледных объятиях которых маячили две покачивающиеся фигуры.  Ребята узнали голос приятеля и  вернулись к пятиэтажке.
   - Так вот Русланчик, - не обращая решительно никакого внимания на редких прохожих вопил Толик во всю глотку, - чтоб ты с дуру не решил, будто я совсем уже шизик конченый, придется сознаться: Сашка мне и про тебя кое-что шепнул. Так вот, бродяга, подвязывай водку жрать, потому что именно из-за неё ты остаток своих дней проведёшь за решёткой!  Сечёшь?! В тюрягу тебя на пожизненное заключение определят.  Да-да,  и именно по причине чрезмерного злоупотребления спиртным.  А ты Серый будешь свидетелем!
   Грохот захлопнувшейся балконной двери точно разорванная о камни волна, прошелестел по всей улице и шёпотом белой пены ударился о стены дома напротив.
   Возившись у мойки, Надежда изредка поглядывала на Толика как сонная львица на разгневанного самца.  Этот самец залпом приговорил полстакана водки, зашвырнул в рот кружочек лимона, и потянулся за пачкой сигарет.
   - А теперь, звезда моя, когда нет посторонних, мне бы мечталось в архискрупулёзных подробностях услышать:  Что же ты всё-таки видела на кладбище, и какого лешего сбежала? – Мужчина уронил потухшую спичку на линолеум, но, не обратив на это внимания, продолжал говорить; заплетаясь и в замедленной интонации.- Только я тебя умоляю – не бреши.  Я внимательно наблюдал за твоим состоянием целый день и могу с твёрдостью заявить:  Ты была очень сильно чем-то, даже не напугана, ты была ошеломлена!  Такое состояние, как водится, на пустом месте не рождается.
   Девушка присела рядом. – Хорошо, но только пообещай, что и ты расскажешь о возможных последствиях твоего идиотского эксперимента. Почему именно я одна должна была увидеть, якобы, проезжающего покойника. Меня это беспокоит.
   Толик попытался изобразить удивление, но получилось неуместное кривляние.
   - Не гримасничай. Память у меня хорошая и соображаю, тьфу-тьфу, нормально.  Вчера перед сном ты не всё мне сказал.  Ты что-то скрыл.
   - Договорились. – Он низко кивнул головой.
   - Точно? – Настаивала Надя, и мужчина кивнул вторично.
   - Ну, ладно, слушай:   На кладбище, когда я стояла перед столиком со стаканчиком в руке, я действительно видела человека имеющего беспрецедентное сходство с твоим другом, покойным Сашей.  Он сидел в той жёлтой машине, рядом с водителем, и таращился прямо на меня.  Его обескровленное лицо имело восковой, мертвенный цвет, а под глазами чернели большие круги.  Я бы и не подумала, что он похож на Сашу, если б не его глаза и губы.  Они так были похожи…
   - А родинка была?
   - С такого расстояния я её не разглядела. Зато помнишь, ты показывал мне фотографию, где вы с Сашей снялись в Крыму?  Он там так мило улыбался.   Но, стоило лишь тому, который ехал в машине, улыбнуться, как я почувствовала мление всего тела, так была эта улыбка идентична той, с фотки. Впрочем, то было только начало.  Ты представь, только тот незнакомец начал улыбаться, как в моих мозгах раздался чей-то незнакомый голос. «Привет малыш»!   Услышала я и, скосив на вас взгляд, поняла – вы молчите!  А тем временем в голове рождались новые и новые фразы.  Но самое поразительное: Чужой голос спросил:  Понравилось ли мне наше интимное рандеву в саду его покровителя.  И я, ты понимаешь, я в своём подсознании, совершенно против воли, отвечала на телепатируемые вопросы словно по принуждению. Разум противился, а внутренний голос, моё второе «Я» отвечало.  Когда же машина развернулась так, что это неживое лицо стало недоступным осязанию, чужой голос из моей головы улетучился.   Я и сама не ведаю, почему, но вдруг взбрело подойти к надгробному камню и ещё раз взглянуть на табличку, после чего стряслось вообще невероятное!   Изображение Саши, мне подмигнуло!   Конечно, теперь, более обстоятельно рассудив можно предложить, что такой иллюзорный эффект могли вызвать и мои слезящиеся глаза, и игра колышущихся теней от деревьев, и блеск солнечных лучей, и т. д.   Однако можешь вообразить, что в тот момент я ощущала.   То было паническое смятение, а главное, я не могла говорить.   Будто разговорные способности заблудились где-то в лабиринте подсознательной абстракции и не могли оттуда выбраться.      
     Надя, наконец, выключила настойчиво свистящий чайник, вернулась к столу, плеснула себе водки.
    -Да только представь, что обо мне подумают, если я кому о таком заикнусь.   Решит всё, девка бесповоротно чокнулась.
     Пока пассия закусывала, кавалер ковырял спичкой между зубов.   Его хмельной  вид,                на фоне крайней задумчивости создавал портрет древнегреческого мыслителя.               
    -Ну, теперь дошло, почему я свела всё к шутке?
    -Угу.  – Глухо отозвался Толик, не меняя выражения лица. 
    -В таком случае, мой милый, твоя очередь.  – Надя рассыпала по чашкам заварку и сахар.  – Что там по поводу эксперимента?  Но предупреждаю, не ври. После того, что я сама видела и, так сказать, слышала…  В общем, я тебе пока верю, но-о…   
    -Ну что же.  – Глубоко вздохнул Толик, и безвольно опустив угловатые плечи, забросил ногу на ногу.  – Надин, а он действительно обратился к тебе – «малыш»?
    -Правда, я именно это и услышала, а что?
    -На сколько мне помнится, Саня так всех своих подружек называл: малыш, малая, маленькая.
    Чашечка с чаем переместились за обеденный стол, а девушка, поедая любовника взглядом жаждущим истины, умостилась напротив.
    -Как там он называл своих девушек это не суть важно.  Я жду пояснений теперь с твоей стороны.
    Толик казался  безэмоциональным.  – Их не будет.  – Он принялся размазывать по ожогам «Соняшныкову олию».
    Надя выпучила глаза.  – Я не поняла!?
    - Негоже человеку знать своё будущее.  Беспредел начнётся.
    - А Руслану?  - Её голос задрожал.
    - С Русиком я лохонулся, с психу.
    - Значит, как эксперименты на мне ставить!  - Взорвалась блондинка. – Подонок!  - Она выскочила из кухни и уже в коридоре разревелась навзрыд.
     Двадцатиминутные сборы, в озвучивании громкой бранью и плачем до икоты, завершились мощным, громоподобным захлопывание входной двери, с частичным обсыпанием алебастра с откоса у верхней притолоки.
    - Психопатка. – Только и молвил хозяин квартиры смачно отсёрбывая глоток цейлонской бурды.


               
                ГЛАВА - 4


            Ах, гонор, гонор.  Послушаться бы тогда Руслану Аскольцеву своего друга да не прикладываться с таким патриотическим самозабвением к обжигающим устам зелёного змея.  Так нет же: Самоуверенность, жажда самостоятельных решений... и непременно не в угоду доброжелателей.  Оно конечно, пожизненные муки это уж чересчур... хотя. 
     «Что за вздор?  Каждый пусть за собой следит и в чужую жизнь не суётся!»  Размышлял, порядочно пьяный  Аскольцев, скучая на пустынной остановке общественного транспорта.  Отправив и вовсе окоселого  Сергея восвояси на удачно подвернувшейся маршрутке, молодой мужчина топтался взад вперёд в ожидании необходимой ему марки троллейбуса.
        Он запрыгивал и соскакивал с бордюра обременённый туманом колышущихся мыслей, часто постреливая исподлобья на спящую дорогу.  Он понимал, что последний транспорт уже вероятно прогавлен и, как назло, куда-то запропастились вездесущие таксисты. 
        Чуть правее остановки, на противоположной стороне улицы, в глубине неразличимых под покровом ночи деревьев парка, манящим неоном мерцало нечто похожее на вывеску бара.  Часы показали начало первого ночи.  Глубокое звёздное небо постепенно освобождалось от чёрных с удивительно рыжими прядями туч.  Громада сунулась на запад.
      « Если у кабака не окажется такси, то я думаю, бармен не откажет в любезности вызвать его по телефону.»  Здраво рассудил Руслан, пересекая неуверенной поступью мокрую после дождя проезжую часть.  В порывах ещё свежего майского ветра его удлиненная причёска, которую он любил зачёсывать гладко назад, до самой шеи, теперь торчала во все стороны и назойливо застилала глаза.  Но в принципе, в свете последних перипетий с корешем Толяном, эта мелочь отступала на задний план. 
     В дымовую завесу кабачка «Три богатыря» Аскольцев ввалился тёмной бесформенной массой.  Несколько игроков на бильярде, пощёлкивая шарами, не обратили на нового посетителя ровным счётом никакого внимания.  Зато шумная компания веселящейся молодёжи мигом заглохла и, устремив брезгливые взоры на лохматого пьянчугу, все стали морщиться и недовольно кривить губки.
     Невозмутимый Руслан обвёл заиндевелым взглядом чопорную тусовку и чинно двинул к  тёмно вишнёвой стойке.  На просьбу об одолжении запоздалому путнику, румяно-лоснящийся карапуз в чёрной жилетке и бабочке застыл с такой кислой физиономией, что ещё теплившееся сознание Аскольцева проникновенно содрогнулось, и он заказал сто грамм коньяку, в одну посуду и, почему-то, чипсы.   «Отмороженные» пухлости губошлёпистого сотрудника общественного питания, заметно оттаяли, а уголки глаз довольно сузились.  Впрочем, такси в этот вечер бармену вызывать не судилось.  Забравшись на высокую барную «таблетку» и по-детски болтая ногами, практически уже ничего не соображающий Руслан бравым опрокидыванием булькнул в себя коньяк, внезапно закашлялся, затем, тяжело дыша всей грудью, стал неимоверно быстро бледнеть и закатывать под лоб осоловелые  глаза.         
«Поперхнулся».  Смекнул бармен.
В припадке удушья Аскольцев попытался спрыгнуть на пол но, запутавшись ногами в никелированных перемычках сооружения, грохнулся, сильно ударившись лбом о цветную глазурованную мозаику.
    Люди, обступив распластанное тело, взволнованно перешёптывались, а в подсобку юркнули несколько сгорбленных фигур. Местное жульё, которое снабжало праздную «зелёную поросль» наркотиками, естественно с благословения хозяина увеселительного заведения – с чего и хлеб ели – не желали рисковать своей уже наработанной точкой, и привлекать внимание соответствующих органов.
    Пучеглазый бармен с опаской склонился над бесчувственным мужчиной и двумя трясущимися пальчиками-сардельками попытался нащупать пульс.  Уронив запястье, он отрицательно мотнул головой бородатому громиле, с чёрным черепом на белой футболке, от чего тот граммофонным басом заматерился на весь зал.  На его голос из-за спин ротозеев выросли  несколько татуированных откормышей, и лихо подцепив свалившуюся на их головы обузу, поволокли тело в служебное помещение.
    Брезгливо протерев свои пальцы платком, бармен уже из-за стойки, натянуто улыбаясь, заверил мальчиков и девочек, что ничего страшного не случилось, что пострадавшего отправят куда надо и, за счёт заведения, стал наполнять стаканы дешёвой шипучкой: Чем вверг в телячий восторг мгновенно ожившую публику. В «Трёх богатырях» громче заиграла музыка, а из заднего дворика спешно выехала иномарка, устремив красные габариты в таинственную пустоту ночи.
    Тщедушного вида санитар, который дежурил в эту  ночью в покоях прославленного венерического диспансера, выдохнул на возбуждённого таксиста свежеусугублённым спиртом. Эта постройка, полутора вековой давности, разметала свои двухэтажные корпуса на самом краю города.
- Ну и что, что валялся на обочине? – Гнусавил санитар, не скрывая своего раздражения. -  Мы что, травматология? У нас исключительно деликатные заразы.
     Таксист смерил его щуплую фигурку презрительным взглядом, сплюнул под ноги, раскрыл заднюю дверцу «Жигулей». Согнутые в коленях ноги тут же вывалились наружу. Таксисту очень не хотелось возиться с – по его мнению -  ещё живым полутрупом. Мужик это аргументировал так:  Мол, пока я вёз его сюда, в машине распространился стойкий запах алкоголя: Значит, он дышит.   Но санитар пощупал пульс и разом опроверг доводы водителя. Однако в любом случае таксист полагал, что свой долг порядочного гражданина он выполнил, а дальнейшие осложнения для него крайне не желательны. В виду этого он навязал тактику стремительного наступления, в принципе, принесшую ему избавление от этой мороки.
     Впрочем, и хмельной санитар, так же в эту ночь не горел желанием злоупотреблять своими служебными обязанностями и гиппократическими заморочками. В уютной ординаторской, на клеенчатой кушетке, изнемогая от желания его ждала обнажённая, уже выздоравливающая пациентка.
     Но, как бы то ни было, а, и бармен, и недоучка санитар, все они не знали, что Руслан Аскольцев, с раннего детства страдающий гипотонией, имел одну индивидуальную особенность.  Ещё со школьных лет, по причине крайне низкого кровяного давления никто из детских врачей или домочадцев не мог нащупать на запястье вечно бледненького мальчика пульс.  Отсутствовали даже нитевидные признаки.  А погрубевшая с возрастом кожа?..  Одним словом труп, констатировал санитар, даже не заглянув под веки, не соизволив хотя бы поднести ухо к полуоткрытому рту.  Он погрузил незнакомца на каталку и до утра спустил в подвал: Куда там вызывать труповозку ежели совсем рядом в ожидании похотливая сучка.         
      Скоростной спуск по бетонному пандусу завершился в сыром, темном помещении, где что-то капало с облупленного потолка.  Угрюмый вал железного эха закрывшейся двери финишевал отвратительным скрежетом тяжелого засова и всё вокруг наполнилось зябкой теменью,  влажной капелью, да тихим шорохом коготков снующих крыс.
   Под телом что-то дрогнуло и, ощущая всеми фибрами лёгкую трясучесть, это что-то начало попискивая двигаться.  От микроскопических колебаний на десятую часть миллиметра поднялись бледные, с синими лучами капилляров, веки.  Сквозь решётку ещё сомкнутых ресниц проступила тьма: Чёрная, отполированная до пламенного блеска.  Омерзительный запах, почему-то вселяющий не отвращение, а беспокойство и страх, колючей проволокой просачивался в распираемые удушьем лёгкие.  Где-то сбоку растянул свою гармонь шепелявый визг ржавого металла. Следом, всё через те же ресничные клети, вспыхнула лаконично блеклая цветовая гамма множества сводчатых окон, затейливо выполненных в торжественном романском стиле.
   «Я маленькая муха, влетевшая в святая святых матового фонарика». Точно серая тень промчалась эта мысль в набитой «пьяными опилками» голове.  И мгновенно, где-то за макушкой, подозрительный звук плавно заструился мягким голосом:  «Это не наш клиент. Не из отработанного контингента».
   Журчали ещё какие-то словеса, но всё отошло на второй план. Лязг цепей заставил насторожиться.  Включился некий таинственный механизм.  Перед обозреваемым пространством поплыли огромные крюки, на которых болтались красные, блестящие кровавыми ручьями, туши. Рокот механизма и мясные туши, туши и рокот механизма. Иногда тупой марш сапог.  От окна, пересекая жёлтый луч света, пролетел ангел с крыльями; в белых нарядах, с ветроструйными золотыми кудрями.  И вновь лязг цепей, запах страха, гул оживлённого движения и туши…  Сочные, аппетитные.  «Не могу узнать, каким животным они принадлежат?  Что-то до боли знакомое…»   И опять грянул мрак: Гнетущий, паралитический, замогильный мрак.
   - Ну братан, в рубашке родился!
   Лебезил сияющий санитар, осматривая большую сизо-лиловую шишку на лбу Аскольцева.  Руслан сидел смирно, лишь изредка горемычно поскуливая.  Заплывшие глаза были воспалены и слезились.  Тщедушный санитар ничего не сказал по поводу травмы, зато пододвинул на край стола мензурку с прозрачной жидкостью и настоятельно порекомендовал подлечиться.  Убитый диким похмельем гость не отличался словоохочестью, однако не преминул последовать совету медика, после чего задал пару вопросов на предмет причин своего тут пребывания.  А, получив не совсем вразумительные ответы, спешно покинул это «весёленькое» заведение:  Напрасно пытаясь восстановить в памяти, где именно его посетила пьяная отключка и откуда саднящая шишка.
   Бодрая свежесть раннего утра, да впрочем, и целебные свойства медицинского спирта, весьма реально вернули к жизни идущего валкой походкой виновника ночного приключения.   Городские окраины отнюдь не блистали шикарностью, но зато тут царило умиротворение и тишина.  Руслан вспомнил про свой день рождения, про вероятное бешенство супруги.  Он улыбался, воскрешая в памяти тех добрых и отзывчивых людей – правда, только в лице санитара – благодаря которым с ним ничего дурного не случилось. И эти положительные мысли, о том, что мир не без добрых людей, способствовали поднятию настроения.
   Наслушавшись, по возвращению домой, язвительных скабрезностей от обозлённой супруги, наш герой ничуть не обиделся.  Руслан решил не впадать в демагогические препирательства и не уподобляться желчному поведению отпетых снобов в свой день рождения.  Напротив, он проявил терпение, нежность и домашнюю хозяйственность.  А сразу после запоздалого завтрака уговорил подобревшую Алевтину отправиться в город на прогулку, и заодно подыскать себе подарок по такому поводу.  В той части города, откуда ему пришлось сегодня добираться домой, Руслан практически никогда не бывал: Может пару раз проездом.  И вот, когда он прошёл мост через речушку то увидел любопытный магазинчик, в стеклянной витрине которого стояло несколько манекенов в весьма недурственных шмотках. Мысли о предстоящем приобретении подарка нашёптывали, что покупать на базаре дело обыденное и опасное, ибо всегда можно нарваться на выбраковку.  А этот, как твердила вывеска, бутик, странным образом запал в душу.  Во всяком случае, потом, он всегда сможет престижно заметить, что вещь куплена не у каких-то там барыг, а в дорогом салоне.
   - И ты знаешь Алька, - произнёс задумчиво Аскольцев, выходя из подъезда, -  всё-таки Толик был прав.  Пора прекращать с пьянками. Ведь сегодня, в таком состоянии я мог недурственно подзалететь.
   С неподдельным благоговеньем вертелся довольно улыбающийся Руслан перед большим зеркалом магазина  «Итальянская мода». Удлинённая кожаная куртка, тёмная точно дёготь, с элегантным поясом по талии, с накладными карманами и блестящими молниями, была давней, если не мечтой, то желанным приобретением это уж точно.
    Впрочем, Алевтина пребывала не в восторге от поездки в эту забытую богом дыру на околице.  К чему переться чёрти куда, если и в центре, где они живут, таких магазинов модной одежды хоть пруд пруди.  И даже высказанные опасения по поводу покраски кожи не смогли переубедить именинника в надобности покупки хоть и дорогого, но для него радостного подарка.  Всё же это был его праздник и его каприз. Обновка с первой примерки уселась на нём словно с ним и родилась.
   На празднование тридцать пятой годовщины, не взирая на приглашение, не явились ни Толик, ни Сергей.  Последний монотонным бубанением заявил, что у него на вторую половину дня выпало долгожданное собеседование на новой работе.  А Толика Кравцова вообще не оказалось дома. Вдоволь наслушавшись длинных гудков, имениннику пришлось впасть в застенчивую меланхолию и ограничить застолье ближайшими родственниками жены.
   В эту ночь Руслану спалось весьма скверно. Он часто просыпался, вытирал об одеяло потное лицо и, переворачиваясь на другой бок, засыпал.  И ему снова и снова повторялось одно и тоже видение:  Сочные туши, бледные окна, шорохи, голоса, парящие над головой странные существа, и опять туши, на огромных кованых крюках.  Такое видение он уже наблюдал, памятной ночью, в пьяном забвении. Но не мог понять почему, в отличие от других, это вселяет демонический ужас.



                Глава – 5


                Серебристые блики раннего солнечного утра радовали душу и дарили вдохновение.  Порвав, неделю назад, всякие отношения со своим предполагаемым женихом, Надежда успела более-менее упорядочить взбесившиеся эмоции и спокойно разобраться с горестными мыслями.  Когда же успокоилась, она решилась нанести необходимый визит Анатолию для серьёзной и, возможно, примирительной беседы.  Всё же, как не крути, а Толика Кравцова девушка любила.  И теперь, по прошествии нескольких дней, та скандальная история казалась смешной дикостью и глупой, безобидной выходкой.
   Ритмичное цоканье высоких шпилек по чистенькому тротуару заставляло не без соответствующего интереса особей противоположного пола обращать внимание на соблазнительную раннюю пташку.  Её стройные ножки, в майскую оттепель, способствовали решительному подъёму настроения любого мужчины.
   Шагнув на первую ступень лестницы, ведущей в подземный переход, Надя совершенно автоматически прогулялась взглядом поверх оградительного парапета, в направлении противоположной стороны улицы: Куда, собственно, держала путь.  Но, погрузившись в сумрак знобливого сквозняка, насторожилась.  Что-то заставило взволноваться.  Что-то, что зафиксировало зрение в привычном пейзаже городского дефицита цветовой гаммы.  Проходя мимо стеклянных витрин коммерческих модулей, заполонивших это подземное сооружение, девушка вдруг резко остановилась возле одного из них. Она широко раскрытыми глазами уставилась на яркие ряды детских игрушек.  Толстая продавщица, с заплывшим лицом и бордовыми щеками даже вынула изо рта сигарету, переводя взгляд с блондинки на пластмассовый игрушечный автомобильчик; в виде жёлтого фургончика.  А её дежурная фраза – «Что вас интересует?» безответно растворилась где-то под ребристым потолком: девушка  резво рванула с места и быстро удалилась.
   Стремительно преодолев утомительную лестницу, Надя вынырнула на залитую солнцем автобусную остановку, сразу за которой стоял тот самый, жёлтый «Фольксваген», с серебристой надписью на будке.  Превозмогая внезапное волнение и робость, она пошла к машине.  Рядом с фургоном возился седой старик, в чёрных замусоленных штанах и рваном свитере с воротником под горло.
   - Простите. – Несмелым голосом произнесла Надя, лишь очутилась за спиной водителя. – Вас можно спросить?
   Старик медленно выпрямился, поёжился плечами и, как-то странно переваливаясь с ноги на ногу, повернулся к вопрошавшей.  Его сизое лицо всё было обезображено кривыми шрамами, их было не счесть, и они имели зеленоватый оттенок.  А грязно жёлтые белки глаз казались давно высохшими и даже мертвенными.  Не выражая абсолютно никаких эмоций, он глубоко вдохнул вдавленным внутрь черепа носом исходивший от девушки аромат духов.  Временное замешательство, от его страшноватого вида, прошло и блондинка продолжала:
   - Я, конечно, не берусь утверждать, но мне кажется, что прошлым воскресением вы на этом автомобиле проезжали вдоль северной стороны «Котовского» кладбища.
   Давая знак согласия, незнакомец кивнул.
   - И рядом с вами, в кабине, сидел молодой мужчина.
   Старик опять кивнул.
   - Вы его знаете?
   Ним снова был дан немой знак согласия.
   - Его зовут Саша?
   Старик в очередной раз медленно склонил и поднял голову.
   Мысли у девушки путались, она не могла уразуметь, что это, совпадение?  И во внешнем виде и в имени.  Тогда как расценивать Рассказанную Толиком байку?  Разрез Надиных глаз резко расширился.  «А что если этот Саша вовсе и не погиб?!  Тут попахивает грандиозной тайной!»  Теперь её взгляд вновь сфокусировался на старике.
   - Вы, часом, не подскажете, как я могу его найти? – Девушка и сама не ожидала такого вопроса, хотя предпосылки к нему в голове уже крутились, и теперь отступать было некуда.
   Старик закатил тусклые зрачки под лоб, ещё раз шумно вдохнул воздух и, как ей почудилось, скрипя всеми существующими у человека суставами, стал обходить автомобиль; вялым взмахом костлявой руки приглашая девушку следовать за ним.  Надежда, естественно, в первые минуты их неординарного общения, никуда ехать с этим подозрительным типом не собиралась – Боже упаси!   Она только хотела узнать адрес или контактный телефон этого призрачного Саши. Но какая-то повелительная сила точно подталкивала её в спину, и она безвольно поплелась следом за стариком: От которого пованивало гнилью сырого подземелья.  Надя ощутила внезапно нахлынувший очередной приступ страха, однако, как под гипнозом шла.
   Отворив одну половинку задних дверей фургона, немой дед выпустил наружу целое облако ледяных испарений. Он растянул безжизненные губы в отталкивающей ухмылке, указывая девушке на открытое отверстие.
   Высокий светловолосый юноша, с первых секунд появления на остановке изящной длинноногой блондинки, с нескрываемым интересом рассматривал это привлекательное создание, с тайной надеждой поймать её взгляд.  Парень видел её общение с водителем «Фольксвагена» и надеялся, что, завершив диалог, соблазнительная девушка вернётся на остановку, в виду чего появится шанс завязать непринуждённую беседу; с дальним прицелом.
   Подъехавший автобус на некоторое время отвлёк его внимание.  Молодой человек повернул голову, убедился, что это не его маршрут, а после вновь устремил взор на жёлтый фургон.  Седой старик, с изрезанным лицом спокойно захлопнул задние ворота будки, вытер о свитер руку и, воровато оглянувшись по сторонам, направился к кабине, переваливаясь с боку на бок, будто он был на протезах.  Девушки нигде не было.  Юноша оглянулся на триста шестьдесят градусов.  Длинноногая фурия, так взволновавшая мужские гормоны, словно провалилась сквозь землю.  Он удрученно вздохнул, ещё раз огляделся, потянулся за сигаретами.   

                С П У С Т Я    Г О Д
    В тёмно-синем лесу от пожухлой луны было свету не более чем от едкой белизны стволов поскрипывающих на ветру берёз.  И всё это в окружении мёртвых деревьев.  Воздух тёплый.  Под ногами чавкает жидкая хлябь.  Мне почему-то безумно интересно, что там дальше и, не останавливаясь даже чтоб перевести дух, я иду, прикрывая руками лицо от царапающих, цепляющихся за волосы веток густого кустарника.  Вдруг я оказываюсь на краю поляны и замечаю, что по её центру - хотя это звучит и нелепо – одиноко стоит плательный шкаф, на высоких толстых ножках и весь украшенный резьбой.  Верхом на нём сидит огромная белая кошка, которая лишь завидев меня начинает приветственно улыбаться какой-то неестественной улыбкой.  Сперва я  не могу сообразить, что, собственно, настораживает? Но всматриваясь более детально, с  изумлением замечаю, что обнажённые клыки вовсе не клыки – это человеческие зубы!  Я продолжаю стоять и смотреть.  Мёрзлая прошлогодняя трава густо курилась тухлыми испарениями, как февральская позёмка.  Словно холодная луна пригрела её своим дыханием.  Наконец решаюсь подойти и отворить дверцу.  Внутри оказалось почти пусто, за исключением одного тремпеля, на котором висело нечто похожее на верхнюю одежду.  Вынув её из шкафа, обнаруживаю, что это обычная, удлиненная кожаная куртка.  Она, прежде чем я успел сообразить, чтобы это значило, начинает шевелиться будто живая.  Затем, имитируя человека, куртка вырывается из моих трясущихся пальцев и из её рукавов вылетают тёмные тени, тут же принимая образы призрачных людей с чудовищно обезображенными лицами.         
      Пронзительный дребезг будильника одним решительным росчерком стёр жуткое видение и взлохмаченный Кравцов, широко распахнув перепуганные глаза, замер, уставившись в розовый потолок.  В последнее время ему было очень тоскливо и одиноко.  Прошлой весной безвести пропала Надя.  Эта кроткая, застенчивая как ребёнок девушка была ему весьма дорога.  Она нравилась Кравцову буквально всеми своими качествами, и вот теперь он смело мог сказать, что любил её.  Однако, не отдавая тогда себе в этом отчёт, так скверно с ней обошёлся.  Да и в Надином исчезновении Толик постоянно винил только себя.  С друзьями он тоже отношения не додерживал.  Сергей, правда, ещё год назад уехал в другую республику на заработки, зато Руслан остался в городе. Но неприступная гордыня мешала им забыть ту разгоревшуюся ссору, и друзья продолжали друг друга игнорировать.            
    Что-то этим весенним утром разбередило душу и, посеяв навязчивое волнение, повергло Кравцова в омут ностальгических воспоминаний.  Он позвонил на работу, предупредил, что до обеда задержится.  Затем, уединившись в ванной комнате, очень долго приводил свою внешность в надлежащий вид. Скудный завтрак не отнял много времени, и, облачив  свои повседневные туалеты, Анатолий покинул неуютные апартаменты.  В тот день утро выдалось чуточку морозным.  Молодая трава в лучах солнца серебрилась хрупким налётом инея, а вчерашняя грязь, зафиксировав следы человеческой обуви и лап домашних животных, застыла словно окаменелая магма.   
    Толик направился к Аскольцевым.
  - Ну, извини Алевтина, если Руслана нет дома тогда я, пожалуй, зайду вечером.  Есть разговор.
    Стоя в дверях женщина тяжко вздохнула, молча кивнув  собралась захлопнуть обитую дерматином дверь. Но ранний визитёр вдруг передумал и решительно шагнул ей навстречу.   
    Супруга Руслана Аскольцева  была на несколько лет его старше, но, тем не менее, всегда держалась ухоженной, молодцеватой и никогда не выглядела на свои сорок.  Однако сегодня Толик был неприятно удивлён.  Некогда привлекательная барышня, за последний год превратилась в натуральную старуху.
   - Аля в чём дело?  У вас что-то случилось? – Не дожидаясь приглашения, он вошёл в прихожую, и видя, как не сдержалась и расплакалась хозяйка, отправился в кухню за стаканом воды.
   С мокрыми воспалёнными глазами Аскольцева указала гостю на стул, а сама, подперев плечом стену, только глубоко вздыхала, не решаясь начать.
   - Короче, Алевтина говори, что-то с детьми?
   - Они гостят у бабушки; с ними всё в порядке.
   - Может Руслан?
   Женщина вновь пустила слезу. -  Я просто из сил выбилась.  Не знаю, что и делать. Толя ты понимаешь, Руслан, это уже не Руслан. Не тот Руслан,  за которого я выходила замуж.
   Гость выпучил глаза. – В смысле?
   - В прямом!  Его как подменили. – Она запнулась.
   - Продолжай.  Он что, не просыхает?
   - В том-то и дело - не пьёт вообще!
   Кравцов закурил. – Пока что я ничего не понял.
   - Мне кажется,  Руслан стал заниматься чем-то нехорошим. Он ведь уже год… почти год, как уволился с работы.  Стал злым, жестоким, его глаза совершенно изменились.  Из добрых и умных превратились в колючие, злые, с надменным блеском.  Лицо сделалось серым, под глазами тёмные круги.  Со мной практически не разговаривает.  Почти каждую ночь куда-то исчезает. – Она снова разревелась. – Вот, как сегодня.  И ты представляешь, у него всегда есть деньги; много денег.  Когда я закатила ему скандал, он избил меня, сильно, и предупредил: Если я кому пожалуюсь, он меня вообще покалечит. – От плача женщина начала икать.
   Кравцов сидел насупленный и смотрел в одну точку, на полу.
  - А когда после такого заявления я заглянула в его глаза, то поняла – И даже убьёт!
   Допив воду и поставив стакан на стол, Алевтина уселась напротив гостя. – И куртка ещё эта…
   Кравцов поднял глаза. – Какая куртка?
   - Кожаная.  Он купил её себе в подарок, на прошлый день рождения. Теперь носится с ней, что дурень со ступой; только что спать без неё ложится.  И каждую ночь, когда уходит из дому, непременно в ней.  Даже в летнюю жару.
   - Послушай, ты сказала, что у Русика стали водиться большие деньги? – Женщина кивнула. – Думаешь, ворует?
   - Не знаю, что он делает, но только однажды, когда он вернулся под утро… - Алевтина глубоко вздохнула, утёрла глаза рукавом и продолжила: - В общем, скинул Руслан куртку прямо на пол в прихожей да поспешил в ванную.  Я куртку подняла, чтобы повесить, а на рукаве заметила пятно крови.  Когда он увидел, как я это пятно рассматриваю, злобно вырвал у меня из рук куртку и сквозь зубы процедил:  «Ещё увижу, что ты к ней прикасаешься – кишки выпущу!»
    - Да он что, шизоид, совсем спятил! – Толик провёл ладонью по волосам. -  Фу-у-у, ну и дела. – Он встал,  подошёл к окну. – Мне, пожалуй, пора.  Но ты, Аля, передай своему мужу, что завтра вторая годовщина смерти Саши Погребняка.  Я созванивался с Суровым – он недавно с шабашек вернулся – и мы договорились завтра съездить могилку проведать.  Вот пусть Руслан тоже, часикам к девяти подгребает. – Мужчина отвернулся от окна и, подойдя к Алевтине, взял её за руку. – Я попытаюсь с ним поговорить. Может получиться вызвать на откровенность.
   Он вяло улыбнулся  женщине и направился к выходу.  Аскольцева семенила следом.
   - А на счёт куртки и не знаю.  Может это у него какая фобия прогрессирует?
   Женщина громко и трагически вздохнула. – Фобия это не подходящее определение.  Руслан, точно маньяк.  И главное, в прошлый день своего рождения потащил меня через весь город аж к чёрту на кулички.  В какой-то забытый Богом район на окраине, и ему приспичило именно там купить себе эту проклятую куртку. – Она открыла дверь и первой вышла на площадку. – Я, кстати, сразу была против. – Продолжала она по инерции. – Ну не верю я, что в тех трущобах могут продавать действительно импортные вещи.  Ха-ха! Итальянская куртка по цене кооперативного ширпотреба.
   От услышанного на Кравцова обрушилось спонтанное озарение.   Не успев обуть второй туфель, он выскочил из квартиры, в одном носке, и, сграбастав Алевтину за плечи, уставился одержимым взглядом, что демон на праведника.
   - Как назывался тот магазин!? – Казалось, что Аскольцева с  перепугу проглотила язык. – Ну! Говори! Название!?
   - … Кажется…   «Итальянская мода».
   Толик  ураганом рванул за второй туфлей. – Мать вашу! Ты что, газет не читаешь!?
   - Я?   Нет… только журналы.   «Натали», там, или «Лизу».   А что, причём тут газеты? – Интуитивно Алевтина почувствовала грядущую беду, и её голос вновь задрожал.
   - А телевизор!? – Кравцов опять вырос перед женщиной, облачившей трагическую маску. – Про это ж во всех новостях трубили!
   - Но…я… не знаю… - Её подбородок задрожал.
   - А-а! – Махнул рукой Толик и галопом помчался вниз по лестнице. – Не забудь: Завтра в девять! – Донесло эхо откуда-то с нижних этажей.


                Глава – 6


                Набитый дачниками «Икарус» кряхтел от натуги словно штангист, пытающийся удержать рекордный вес.  Кравцову пришлось приложить немалые усилия, чтобы пробраться к выходу сквозь сплочённые ряды немощных, на вид, но в действительности бойких и неуступчивых пенсионеров.  Лишь только затоптанные туфли ступили на пузырившийся от дождя асфальт, недовольно фыркающий Толик раскрыл зонт, и резко обернулся.  В двух шагах, из такси выбирался лучезарно улыбающийся Суров.
   - Кого я вижу, дружище! – Сергей внырнул под зонтик и горячо обнял старого приятеля. – Сколько лет, сколько зим?!
   Кравцов отстранил товарища.  Крепко пожимая тому руку, прогулялся взглядом сверху вниз, и обратно.
   - Ну-у франт. Вижу, поправился, прибарахлился. – Он задорно хохотнул. – Ты колись бродяга, где пропадал, на заработках или на курорте?  Ого, щёки откушал.
   Суров засмущался. – Да всего понемногу было.  И повкалывать нехило довелось, и отдохнуть всласть.  Ты лучше рассказывай, что у нас тут творится? – Анатолий мигом посерьёзнел – Моя Наташка говорила; недавно Альку Аскольцеву видела. Что-то та ей не понравилась.   Вроде с Русланом жить плохо стали?  Говорит, грызутся без конца.
   Кравцов положил руку Сергею на плечо. -  Пошли, наверное, потихоньку к кладбищу, а по дороге я тебе всё детально изложу.
   Две одинокие фигуры, под чёрными зонтами, медленно шлёпали по лужам, прижимаясь к зелёной обочине каждый раз, когда показывались очертания изредка проносящихся автомобилей.  По обе стороны дороги принимал майский душ тёмный молчаливый лес, а в небе грозовые тучи шли на таран, ознаменовывая каждое столкновение рёвом невидимого гонга.  Шагая чуть впереди, Кравцов двигался вполуоборот, пытаясь не упускать из виду лицо нахмуренного товарища.
   - И ты понимаешь, как только она заикнулась про магазин «Итальянская мода», меня прям током шибануло. Жаль я, болван, не сохранил той газеты.  Но, чтоб мне сдохнуть, вся эта хрень какими-то краями связана с той паскудной курткой.
   Суров вскинул одну бровь. – Что ты подразумеваешь под  «этой хренью»?
    - Вот слушай:  Я офигенную статью читал, как в нашем городе менты повязали целый синдикат бандюг, которые держали ферму по разведению норки и соболя.  И магазин тот самый, где наш болван клифтец свой кожаный притарил.  Так вот, размах у тех предпринимателей был грандиозный.  Они ежегодно продавали десятки тысяч шкурок в изделиях.  У них два подпольных цеха было.  Но! Во всей той эпопее самой козырной шнягой имеется следующее: Ублюдки, своих зверьков кормили человечиной.         
    В этот момент Сергей затягивался сигаретой, а от услышанного поперхнулся дымом и жестоко закашлял.
   - Т-то есть, как это? – теперь его глаза сидели на лбу.
   - Очень элементарно.  Бандиты были на короткой ноге с начальником нашей тюряги, и гонорары ему отстёгивали за трупы окочурившихся или убитых в камерах заключенных.  Но, только тех, у кого не было родни. Сечёшь? Тело ж выдавать некому.  А этот полковник изучал дела своих подопечных и, как только отыскивался нужный, он его в камеру хитрую, на убой, шо скотину.  Там уже братва заряженная. Ночью клиента заточкой в сердце, и привет Пушкину.  Начальник их за это куревом снабжал; чай, водка, жратва цивильная, даже девочки. По телеку бакланили, что там в хате и наркоты нашли немерено, видак, мобилки..  Но, это ещё не весь расклад. Когда убиенных уголовников не стало хватать, в виду возросших потребностей  фермы – а бедные животные без сырого мяса, видишь ли, начинают утрачивать качество меха – тогда к этому делу подключили ещё и наш знаменитый венерический диспансер.
   Выплюнутый Суровым окурок скопировал вылетевшую пробку от шампанского. – Нашу трипдачу!?
   - Ага.  Прикинь, какие там связи замучены были.  Это ж уму не растяжимо!  И вот в этой больничке весёленькой, со временем стали сифилитики разные пропадать.   Там тоже фильтровали; местный или нет, есть родня или бомж?  Нет, лечили их конечно исправно, по полной программе, а затем на консервы для животных.   Кстати, в подвалах этого интересного учреждения и находился, так сказать, мясной цех.
   - Так они там что, фарш из трупов мололи?
   - Фарш или гуляш, я не знаю.  Но газетная статья гласила, что именно там с людей сдирали кожу и для дальнейшей обработки транспортировали в подпольный цех, где в последствии, вместе с шубками, шапками и муфточками, шили и кожаные изделия.  Врубаешься?  Юбочки для модниц, курточки, там, разные, пиджачки.  Ну, прямо как Эльза Кох, в Бухенвальде. – Кравцов остановился и посмотрел на Сергея взглядом непревзойдённого изобличителя.- И, именно в том проклятом магазине, через который бандиты свою продукцию сбагривали, наш Руслан умудрился купить себе кожаную куртку: С которой теперь не расстаётся даже летом.  Приобрёл он её ровно год назад, а всю ту банду накрыли только вот, перед  Новым годом.  Улавливаешь?
   - Ну, хорошо, - Суров задумчиво чесал лоб, - я готов согласиться с твоим аналитическим мышлением и допустить, что наш олух купил куртку из кожи человека.  Но причём тут его резкая перемена характера?  Почему он жену бить начал? И с какого боку тут его ночные скитания?
   Из-за промчавшегося мимо «Пежо» друзьям вновь пришлось вернуться на обочину.
   - Сейчас, - Толик вытирал о мокрую траву грязные подошвы, - я тебе ещё одну шнягу забалабесю.  Но… пообещай отнестись к моим словам серьёзно; не так как в прошлый раз.
   Сергей улыбнулся и подмигнул. – Что, опять во сне с Сашкой базарил?
   Кравцов принялся недовольно одуваться. – В прошлый раз я с ним, во-первых, не говорил, а только слушал. А во-вторых, не во сне, а наяву.
   - Ладно, ладно, - Суров понял, что товарищ начинает заводиться, - согласен – прошлое не ворошим.  А кстати! – Он начал озираться. – Ты это, чего, нынче без своей сподвижницы?  - Сергей вновь подмигнул с издёвкой. – Очередная мистификация?
   - Между прочим, Надя безвести пропала.
   У Сергея отвисла челюсть, ибо та архитрагическая серьёзность с которой говорил Толик, была способна подавить любую иронию.
   - Ещё в прошлом году. – Продолжал Кравцов. – Вышла из дому, и с концами.
   - Ты это, извини. – Неловко почувствовал себя хохмач.
   - Всё нормально старина, я уже смирился.
   Друзья опять вышли на трассу и, обратив внимание, что дождь уже перестал лить, собрали зонты.
   - Так ты будешь слушать моё предположение по поводу Аскольцевского поведения? – Спросил Толик после продолжительного молчания.
   -Да, конечно. – Произнёс траурным голосом Серёжа и добавил: - И что, про Надю вообще ничего не известно?
   - Я ведь ясно выразился – «Пропала безвести».
   - Вот беда. – Покачал головой Суров.
   - Короче, слушай.- Кравцов прокашлялся. – Два года назад, как ты вероятно и сам слышал, в нашем городе орудовал маньяк.
   Собеседник вскинул голову. – Это тот, который своим жертвам животы вспарывал?
   - Во-во, именно.  Если я не ошибаюсь, на его счету больше двадцати жертв было.
   - Двадцать четыре. – Уточнил Сергей.
   - Да какая разница.  Главное, что того мудилу сцапали ещё в конце позапрошлого года.  По официальным данным, он вроде бы  каким-то зачмырённым бомжарой оказался; бывшим детдомовцем.  Человеку кишки наружу, а денежки и золотишко себе, на пропой.  И тогда же чуть ли не все газеты распинались, мол, не дожил изверг до суда. Типа, не перенёс позора и людского порицания, да умудрился каким-то Макаром  в тюремной камере удавиться.
   Суров закивал. – Полагаешь, дело рук коррумпированного начальника тюряги?
   - А то!  Раз нет родни, значит на хавку зверушкам, а кожу под итальянское барахло.
   - Оно конечно, Толян, всё может быть. Если там такие дела творились…
   - Ты вот почитай три дня в городе, - продолжал Кравцов с нарочитым нетерпением, - и Натаха твоя, небось, объяву уже замастырила, что у нас опять маньяк приключился.  Больше чем полгода народ губит: Всё никак не поймают.
   - А как же! Моя теперь в тёмное время суток сама даже в подъезд носа не кажет.  Говорит, по радио слышала, будто жертв уже в морге складывать некуда.   Что-то около тридцати человек. 
   - Но жена тебе, вероятно, не сказала, что этот ублюдок тоже людям животы вспарывает. А?  Почерк идентичный.
   - Погоди, - вклинился Суров, – ты считаешь, что первый раз арестовали не того?
   Толик загадочно улыбнулся. – Э-нет, дружок, тогда был пойман именно тот, кто нужен. – Он интригующе таращился товарищу в лицо. – Ну, не догоняешь?
   - Давай уже не томи. Я чужие мысли не читаю.
   - Всё же ясно как божий день!  Первого маньяка отправили на бойню, и из его шкуры скроили ту куртку, которую  купил себе наш оболтус Руслан. Понимаешь?  Через неё и вселился в нашего другана этот демон, или бес…  Уж не знаю как правильно.  Но я тебе отвечаю:  Всё дело в куртке!
    - Ох - хо- хо.  – Принялся грустно вздыхать Суров.  – Да ты батенька опять за старое.
    - Я зуб даю!  Это не голимый выстрел, не шняга беспонтовая!  Мне и сон недавно снился:  Кожаная куртка, а из неё призраки жертв выпархивают.   
    Сергей остановился.  – Слушай друг, ты у психиатра давно был?  Уж не взыщи за прямоту.
    Толик с горечью махнул рукой и дальше брёл молча, понурив голову и ссутулившись.  Он даже не реагировал на примирительные попытки товарища свести всё к шутке, на категорические заверения, что такое больше не повторится и так далее.  Правда, когда они уже шли по кладбищу, ерничая и пытаясь хохмить, Сергей осторожно спросил:   
  - Не иначе это тебе покойный Сашка нашептал.
  Кравцов остановился, обернулся,   задумчиво глядя в глаза оппонента изрёк:
  -Всё, что я говорил и говорю, правда.  И ты скоро сам в этом убедишься.  Но главное вот что:  Русика нужно срочно спасать.  Нужно отобрать у него куртку и уничтожить.
  Сергея поразила такая неприступная серьёзность товарища, и он хотел что-то изречь, но их обоюдное внимание привлёк непрерывный звук автомобильного клаксона.  Со стороны трассы, вдоль крайнего ряда могил, к ним приближалась вишнёвая «Мазда».
   - Эге – гей баламуты! – Прямо на ходу высунувшись из окна, вопил радостный Аскольцев.
   Машина остановилась у их ног.  Друзья переглянулись и, помявшись в нерешительности, погрузились-таки в недра иномарки.
   -А, каков антураж?!  - В порыве хвастовства верещал Руслан, разбрызгивая слюну.  Он обвёл рукой салон.  – Давно я мечтал о такой конфетке.
   Сергей с Толиком переглянулись вторично.
 - Вы чего, онемели?  Или завидуете?
   Кравцов протянул безманерному приятелю руку.  – Ну, здравствуй Руслан.
   Тот лихо шлёпнул ладонью об ладонь.  – Здорово бармалей!  Как жизнь?  - И не дожидаясь ответа обернулся к сидящему сзади Сурову.  – Ну а ты чё, на чужбине уже набатрачился?   На машину хоть заработал?    
   Сергей пожал протянутую руку и недовольно хмыкнул:  - Ну во-первых не ори.  А то ты, что-то чересчур возбуждён.  Дорогое авто голову вскружило?
   Аскольцев скривил губы.  – Ой – ой, я так и думал, зави…
 - Да не завидую я тебе.  – Оборвал на полуслове Сергей.  – А вот куртец, гляжу, на тебе клёвый.  Дашь поносить?
  Серые мешки под сузившимися глазами Руслана шустро задёргались.
 - Облезешь от радости.  – Злобно прорычал он.  – Ладно, поехали, Сашку проведаем.  – Аскольцев выжал сцепление и нервным движением воткнул передачу. 
-    И давно ты себе тачку приобрёл?  - Поинтересовался Кравцов с целью разрядить напряжённую атмосферу после упоминания о куртке.
   Руслан зверским взглядом зыркнул через внутреннее стекло заднего вида на Сурова и сквозь зубы процедил:  - Сегодня ночью.
   Серёжа поймал этот пропитанный ненавистью взгляд и почувствовал, как в животе всё похолодело. Раньше в глазах друга не было столько злобы, но теперь…
    Бросив машину на дороге, трое мужчин осторожно пробрались между могил: перепрыгивая лужи и поскальзываясь на мокрой глине.  Первым к месту захоронения Саши Погребняка подошел Сергей.  Застыв у зелёной оградки с раскрытым ртом и запрыгнувшими на лоб бровями, он тыкал в гранитный камень пальцем и безуспешно пытался что-то сказать.  Остальные, идущие сзади, присоединились к товарищу и замерли.  Каждый из стоящих сперва решил, что это ему мерещится.  Но как не пытались друзья крепко жмуриться и отчаянно трясти головами, видение не исчезало.    
   Белая, овальная, эмалированная табличка всё так же продолжала улыбаться троим гостям.., теперь уже двумя счастливыми лицами!  Прильнув, друг к дружке щеками, с чёрно-белого снимка улыбались Александр и Надежда.  Причём изображение Саши выглядело, как и прежде, чёткое, с безупречными контурами и овалом лица, но вот облик Нади как бы проявлялся из белого фона призрачным видением.  Девушка  будто выглядывала из тумана, казалось чем-то незавершённым.  Создавалась иллюзия того, что некий нерадивый фотограф не выдержал бумагу положенное время в проявителе и от этого снимок не дошёл до своего логического конца. 
    Но и это были ещё не все новшества  которые появились тут за последний год.  Внизу, на могильной плите, в качестве эпитафии был золотыми буквами процитирован отрывок из стихотворения Лермонтова «Любовь мертвеца».  У Кравцова дрожали губы, срывался голос, в горле что-то мешало, но он прочёл:
                Пускай холодною землёю
       Засыпал я,
                О друг! всегда, везде с тобою
       Душа моя.
                Любви безумного томленья,
           Жилец могил,
                В стране покоя и забвенья
                Я не забыл.
    Последующие молчание продлилось не долго.  Анатолий с таким видом будто озвученные ним строки высосали из организма все силы измождено опустился на мокрую лавку, согнулся в три погибели, затих.  Суров даже не шелохнулся, продолжая безмолвно жечь несоображающим взглядом снимок счастливой парочки.  Зато Аскольцев, с горем пополам выудив трясущимися пальцами из пачки сигарету, был похож на загнанного в клетку и мечущегося из угла в угол хищника.  С его недовольно искаженных уст вылетали пулемётные очереди чертыханий и бомбовые разряды гнусной ругани.  Наконец, он словно в беспамятстве подскочил к Толику и жестоко ткнул пальцем в плечо.   
   - Ну ты и козёл!  - Он презрительно отплевался.  – В прошлой раз, ты, урод, посмел над нами подшутить, спекулируя Сашкиной памятью.  Выдумал какой-то бред с призраком.   
- Он не переставал больно тыкать в плечо объекта своих обвинений.  – Ну, то Бог с ним, дело прошлое.  Но сегодня! ты зашёл слишком далеко.  Ты осквернил могилу друга.
   Кравцов поднял голову.  По его бледным щекам катились слезы, и дрожал подбородок.   
- Ты что несёшь?  А!  Я спрашиваю: что ты мелешь, баран безмозглый? – Он вскочил на ноги. – У тебя, что вообще крышу срывает?!            
    Руслан балансировал на грани припадка.  Его кулаки сжались, крылья носа вздулись, а всё тело била нервная дрожь.
     - Негоже Толя так с друзьями поступать.
     - Как?! – недоумевал Кравцов.
   - Вот только не корчь тут целку!  Ты ещё скажи, что это посторонний дядя пришёл и стишки нацарапал.  Или может фотку твоей крали сюда Сашкины родители добавили!?
   Толик вновь опустился на лавку. – Я честное слово не знаю, каким образом тут всё это появилось. Но я клянусь, что два года назад мне привиделся Санин образ и слил кое-какую информацию. – Он ударил себя в грудь кулаком. – Я клянусь жизнью!
   Руслан обернулся к Сурову. – Не, ну ты это слышал?  Он что, идиот?
   Сергей продолжал молча изучать надгробье и ни единым движением не отреагировал на обращение.
   Кравцов с психом сорвался с лавочки. – Я тебе сейчас расскажу, кто из нас идиот!
   Руслан издевательски выпучил глаза. – Да-ну!?
   - Лапти гну! – Огрызнулся толик. – Теперь твоя очередь послушать.  А я, как раньше говорил, так и не побрезгую повторить:  Всю свою жизнь, оставшуюся, ты себе уже обосрал. Понимаешь? Всё.
   - А, да-да, припоминаю твоё пророчество.  Вот только незадача, спиртного я уже год в рот не беру.  Я свой прошлый день рождения отметил и баста.  Зарёкся!
  - Это уже в пустой след. Если бы ты тогда не нажрался, ровно год назад, у меня на кухне, а затем видимо ещё где-то – уж извини, не знаю где тебя всю ночь носило – то ты не попал бы на другой конец города, где тебе случайно подвернулся чудный магазинчик «Итальянская мода».  Вот в нём-то ты и купил себе дьявольскую куртку из кожи серийного убийцы.  Помнишь? Я имею в виду ублюдка, который в позапрошлом году людей резал.   И делал он это именно так, как и ты сейчас. – Подшагнув к Руслану вплотную Кравцов схватил его за косой отворот куртки и прорычал прямо в лицо. -  Настоящий хозяин этой одежонки своим жертвам тоже животы вспарывал.
   С ошеломлённым видом Аскольцев отпрянул от сурового обвинителя, с трудом  вырвав из его цепких пальцев воротник.
   - Значит ты у нас такой умный!?  Да! Всё знаешь, с покойниками беседуешь!  Говоришь, мёртвого Сашку видел? – Его рука, нырнув во внутренний карман, через секунду мелькнула перед возбуждённым хозяином.  Лязгнул щелчок, и в воздухе блеснуло широкое лезвие ножа. – Ты ненормальный шизофреник!  Я не верю ни единому твоему слову.  Ни с какими призраками ты не общался.  Всё это плоды твоей больной фантазии, не больше.  Но!!! – Руслан вдруг так страшно осклабился, что у Кравцова подкосились ноги. -  Раз уж ты так твёрдо стоишь на своём, я предоставлю своему другу возможность доказать защищаемую правоту. – Он уже не говорил, а истерически рычал. – Я выпотрошу тебя как индейку!  И еже ли, после того, как ты сдохнешь, твой призрак явится мне воочию, я пожалуй поверю во все твои бредни!
   Кравцов поджал губы, робко  попятился. – Опусти нож! – Тем не менее, потребовал он властным тоном.
   - Что, очко играет!? – Злобно хохотнул Аскольцев и осуществил несколько взмахов. – Ну уж нет, теперь я тебя точно пришью! Хотя бы за то, что ты осквернил могилу моего лучшего друга: Мистификатор недоделанный.
   Ошалев, мужчина  продолжал  размахивать ножом. Он уже сделал первый шаг в сторону намеченной жертвы, но в следующую секунду… Стоя у него за спиной, Суров одним стремительным прыжком сократил разделяющее их расстояние и нанёс Руслану в затылок просто сокрушительный удар кулаком.  И, так как физически крепкий Сергей ещё с юных лет слыл парнем с тяжёлой рукой, то и результат оказался соответствующим.
   Выронив из ладони холодное оружие, Аскольцев пошатнулся, закатил под лоб глаза, и рухнул что подкошенный. Толик подбежал, поднял нож.   Стискивая свободной рукой грудь, в области сердца,  он тряхнул головой.
   - Ого, а я перепугался не на шутку. Ты смотри мотор как колотит.  Ещё секунда и этот придурок точно б на меня бросился. – Он скосил взгляд на бесчувственное тело. – Ты его, часом, не убил?
   Сергей присел,  положил ладонь на шею. – Жив.  Скоро очухается. А пока, - он строго посмотрел на товарища, - нужно уничтожить куртку.  Если твои предположения верны, возможно, в такой способ нам удастся вернуть Руслана к нормальной жизни и, убедить меня, что ты говорил правду.
    Стащив один рукав, Сергей уже перевернул Аскольцева на другой бок, как вдруг…
   - Стоять! Ни с места!  Малейшее движение и я буду стрелять!

   Старший лейтенант Кривонос оказался на кладбище совершенно случайно.  Всего-навсего, во время очередного дежурства, будучи неподалёку, ему пришла в голову удачная мысль, зайти, проведать могилку недавно умершей бабушки.  Но когда перед его обалделым взором предстала картина вооружённого грабежа!  ( Один стоял над бессознательной жертвой с ножом в руке, а второй стягивал дорогую кожаную куртку). Молодой сотрудник правоохранительных органов невольно потянулся одновременно к табельному оружию и к болтавшейся на ремне рации.  А когда прибыло подкрепление, ничем пока не отличившийся   старший лейтенант патрульно-постовой службы в считанные минуты превратился в настоящего супергероя. Ибо, одним из задержанных оказался тот самый серийный убийца, которого искала вся милиция с собаками в придачу.
   И как не отпирался гнусный нелюдь, все улики вопили о его непосредственной причастности.  Посудите сами:  В багажнике стоявшей неподалёку иномарки был обнаружен вспоротый труп её владельца.  На лезвии изъятого у преступника ножа нашлись визуально осязаемые пятна крови.  Да и пострадавший, некто Аскольцев, придя в сознание, подтвердил первоначальную версию оперативников.  Он уже давно заметил за своим другом неладное, а когда попытался уличить его в преступных действиях, то и сам чуть не стал жертвой.
   Обхватив за плечи санитаров, спотыкаясь и постанывая, чудом уцелевший Аскольцев подошёл к карете «скорой помощи» и уселся на каталку.
   - Нервный стресс и сотрясение мозга. – Буркнул доктор пузатому мужику в сером костюме.  На что тот кивнул и обратился к пострадавшему.
   - Я следователь прокуратуры, моя фамилия Ручников.  Кроме того, что вы уже сообщили, сможете ответить ещё на несколько вопросов?
   Руслан отрицательно мотнул головой, и сквозь стиснутые зубы жалобно проскулил.
   - Боюсь рот раскрыть, сейчас вырвет.
   Серый костюм участливо похлопал его по плечу. – Ну ничего, всё страшное для тебя уже позади. Считай, в рубашке родился.  Если б не старлей… - Он многозначительно вздохнул.
   Аскольцев вяло улыбнулся. – Это всё мой талисман, - и нежно погладил куртку.
   - Ну, выздоравливай. – Ещё раз шлёпнул его по плечу следователь. – Как будешь в норме, вызовем для показаний. – Он махнул рукой. – Везите!
   Захлопнулись дверцы, заурчал двигатель.
   - И не в рубашке вовсе, а в куртке.  И не родился, а возродился. – Бурчал Руслан не своим, изменившимся голосом.
   Он выглянул в небольшое окошко на улицу и, застопорив изумлённый взгляд на прилегающей дороге, вдруг начал спазматически задыхаться. Мимо «скорой помощи», медленно проезжал жёлтый грузопассажирский микроавтобус «Фольксваген». Сквозь стекло кабины, прямо в глаза Аскольцеву смотрел молодой мужчина с белым, мертвенным лицом.  Он задорно подмигнул сидевшему в белом «РАФе» Руслану, у которого на мгновение потемнело в глазах.  А когда вновь удалось сфокусировать вид за окном, он успел заметить лишь скрывающийся за поворотом силуэт жёлтой будки с серебристой надписью, на французском.
     - « Tu  es,  mon  ami,  suivant!»               
   Удивлённый доктор уставился на Аскольцева. – О, вы говорите по-французски? Это мило.
    - А что я только что сказал?
    Доктор улыбнулся. – «ТЫ, МОЙ ДРУГ, СЛЕДУЮЩИЙ».










            И   С   Т   О   Р   И   Я     Р   А   С   С   К   А   З   А   Н   Н  А   Я
   
                Т   А   Т   А   Р   К   И   Н   Ы   М               




                О Б Р А Т Н А Я       Р Е А К Ц И Я

……………………………………………………………………………..

 

   Последнее время пресса многих стран пестрела публикациями на весьма любопытные темы затрагивающие хиромантию, оккультизм и всевозможные страсти вудуизма.  Но тематику некоторых статей, чтением коих мне доводилось наслаждаться, вполне можно подвести под единый заголовок: « Таинственные возвращения домашних животных после смерти».   
  На  страницах французского журнала «Щьен» я познакомился со свидетельством некой парижанки Дювальре.  Женщина поведала, якобы, её обожаемая сиамская кошечка Эльзи, спустя месяц после смерти, каким-то необъяснимым образом, в глухую ночь, объявилась в её квартире: Дювальре была разбужена тревожным мяуканьем своей любимицы и,  спросонья не разобравшись, что к чему, решила-де кисуля по обыкновению просится в туалет, поспешив открывать входную дверь особняка.  Но уже в прихожей до мадам дошло, что бедняжка Эльзи месяц как покоится на кладбище животных, и впала в дикое изумление, ибо кошачий голос теперь отчётливо доносился с кухни!  Пока обескураженная Дювальре соображала, что это может быть, в нос ударил запах дыма, а в щели под кухонной дверью, - которую она только что боялась открыть - замелькали отблески пламени.  Теперь отбросив любые сомнения мадам распахнула дверь и ахнула: пылали шторы,  начинала заниматься деревянная багета.  Дювальре не растерялась и вовремя погасила пламя.  Эльзи нигде не было.      
   Что же мы видим?  Сиамская кошечка даже с того света докричалась до своей хозяйки дабы предупредить об опасности. 
   Аналогичная мистификация стряслась и с молодожёнами из Луисвилла, штат Кентукки,  США.  Возвращаясь, домой после очередного уик-энда в горах, Патеррссоны мчали свой автомобиль по ночной извилистой дороге.  Справа громоздилась почти отвесная скала, а слева двестифутовая пропасть.  Внезапно, перед очередным крутым изгибом дороги, в свете фар, будто из-под земли возникла фигура собаки породы колли.   
  - Ого, Джек! Откуда он тут взялся?  - Воскликнула изумлённая девушка.
  Муж остановил машину.  Игриво виляя хвостом, пёс скрылся за поворотом.  И тут супруги, разинув рты переглянулись.  Только сейчас их осенило, ведь всего две недели назад они зарыли под холмом возле своей усадьбы погибшего под колёсами грузовика Джека.  А сразу за поворотом ними был обнаружен завал: груда камней, обвалившись со скалы, преграждала дорогу по всей ширине асфальта.
   Преданный Джек бесследно исчез, и лишь где-то высоко в горах разносилось не то эхо, не то радостный собачий скулеж.
   Исходя из вышеизложенного мы в состоянии резюмировать вывод: Даже после смерти домашние животные, которые купались в любви и заботе своих хозяев, возвращались из потустороннего мира, чтобы в знак благодарности уберечь их от той или иной беды. Впрочем, такие благодеяния происходят в случаях полной гармонии человека с животным. А братья наши меньшие особо остро чувствуют добро, ласку и заботу и, как доказывает практика, платят нам той же монетой.   
   Впрочем, увы, к великому сожалению история располагает и случаями с обратной реакцией. 


       ГЛАВА - 1


       Сразу спешу отметить, приведённые в этой истории события, безусловно, подлежат ещё тщательному расследованию и скрупулёзному анализу, ибо всё произошедшее зафиксировано со слов главных свидетелей, которые, выражаясь юридическим языком, подходят и под главных обвиняемых.  Вследствие этого некоторые факты могли быть сознательно искажены.  Но, как бы то ни было, мы имеем то, что имеем. 
   Андрей Петрович Цвях  происходил родом из живописного Прикарпатья.  Свою воинскую повинность  он отбывал на Донбассе, в войсках противовоздушной обороны.  Тут же, в одну из своих увольнительных Андрей познакомился с очаровательной девушкой Катей, чья доброта и трудолюбие уже давно снискали уважение у родственников, подруг и знакомых: а её красота с первого взгляда пробудила в душе высокого, стройного, чёрнобрового солдатика чувство волнительной нежности.
   Их обоюдные симпатии вскоре переросли в красивую любовь, а по окончании Андрюшиной службы молодые оформили свои отношения в загсе и незамедлительно отбыли на родину мужа.
   Белокурая, голубоглазая, с изящным станом и благочестивыми помыслами, Катюша безоговорочно пришлась ко двору родителям Андрея и стала желанным членом семьи.  Спустя год их совместной жизни родился сынишка, которого нарекли в честь мужниного отца Петром.
   Дни текли своим чередом, праздники сменялись буднями, жизнь набирала новые обороты. Екатерина не уставала поражать своих новых родственников хозяйственностью, чистоплотностью, и неиссякаемой нежностью.  Чего, к сожалению, нельзя было сказать о муже. Характер у Андрея оказался весьма тяжёлым, и своенравным. (Не подарок на восьмое марта.)  Не смотря на свои золотые руки – он трудился механиком в местном МТС – парень регулярно конфликтовал. Конфликтовал по поводу и без: С начальством, коллегами, друзьями, и даже родителями.  Он слыл крайне неуживчивым человеком. Эта черта его характера являлась тем камнем преткновений, из-за которого люди постепенно отворачивались от Цвяха, стараясь оградить себя от его отрицательной энергии.  Родители, конечно, не отвергали сына, однако скверные отношения создавали в доме атмосферу нервозного обоюдонеудовольствия.  И только в объятиях своей Катюши, которую Андрей безумно любил, его спесь утихала, а нервы успокаивались: В её ласках он находил желанное отдохновение.
   Катя слыла девушкой умной и понимала, что дальнейшее бездействие со стороны любящих его людей, приведёт только к усугублению проблемы.  И её подозрения начали сбываться – муж стал часто выпивать.  Но последней каплей случилось его позорное увольнение с работы.  Руководству предприятия уже давно начали надоедать некорректные выходки подчинённого, но пьяный дебош на рабочем месте, заставил начальство закрыть глаза на безупречную квалифицированность своего специалиста и, механика Цвяха изгнали с позором.
   В той сельской местности, где они проживали, слух разлетелся мигом.  Андрей попытался  устроиться на другую работу, но ему отказали.  И Катя сообразила – пришло время действовать.  Посовещавшись в тесном семейном кругу было    достигнуто всеми приемлемое мнение о смене нынешнего места проживания на перспективный шахтёрский посёлок, то бишь переехать к Катиной родне.
   На сборы ушло немногим более недели и, вскорости, край терриконов и чёрного золота встретил молодую чету с распростёртыми объятиями.
   Первое время супруги жили у Катюшиных родителей, имеющих солидный особняк, жилплощадь которого позволяла тёще с тестем, без малейшей угрозы на тесность, разместить зятя с дочерью и внуком.
   И, тем не менее, зная строптивый характер мужа, Катя тонко рассудила, что гораздо благоразумнее отдать предпочтение отдельному проживанию, дабы избежать тех же проблем, которые имели место на вотчине Андрея.
   Тихий хуторок, который  раскинул свои околицы в тридцати километрах от первоначального места их проживания по приезде, казалось, воспевал сам Гоголь.  Именно здесь Катя с Андреем присмотрели симпатичный домик с усадьбой, которому и судилось стать их семейным гнёздышком.
   Цвях устроился работать на шахту, в бригаду ремонтников шахтного оборудования. Начальство пребывало в полном удовольствии от его способностей выполнять самую сложную работу, и уже через полгода, компетентному специалисту поручили возглавить бригаду.
   Молодая семья перебралась в своё новое, умело отреставрированное жильё сразу после ремонта – ещё даже не успел выветриться запах  линолеума – и от этого Катерина пребывала на седьмом небе от счастья.  За домом имелся ухоженный фруктовый сад, а за садом большой огород, который заканчивался возле оврага с весело журчащим ручейком. 
   Неподалёку, вблизи акациевой посадки, на фоне торжествующего бурьяна приютилось старое заброшенное кладбище.  Покосившиеся кресты, на которых каркают мистические вороны, могли бы смутить человека с впечатлительной натурой, однако наших молодых новосёлов сей факт, не конфузил абсолютно.
   И потекли семейные будни. Андрей работал, Катя управлялась по хозяйству, подрастал непоседливый Петруша.   В выходные дни все трое навещали Катиных родителей или ездили в город, чтобы сводить сына в зоопарк, побаловать мороженым, а то и от души похохотать с весёлого клоуна в областном цирке.
   На празднование третьей годовщины их супружеской жизни, родители Кати и Андрея подарили своим детям новенький автомобиль «Жигули», первой модели.
   И всё, вроде, складывалось, лучше не придумаешь.


                Глава – 2


                Спустя   пять   лет.

    - Опа! Бригадир-с   пожаловали-с.  – Протягивая для рукопожатия пятерню, изрёк коренастый, круглолицый мужичок входящему в кайбаш Цвяху.
   Весь присутствующий коллектив тут же оживился.
   - Ну, Петрович, ты вчерась и наемшись был, то-то нонича в очках.  Что, с похмелья опухшие глазки прячем-с?
   - Ты б Василич не умничал, а живенько нашёл бы своему начальнику лекарства. – Его солнцезащитный аксессуар скользнул по рабочим.  – А все остальные марш по местам.  Чего расселись?  - Рычал Андрей осиплым голосом.  – Уже восемь, а вы тут всё зубы скалите.      
   Ребята сразу сообразили, что бригадир не в духе прямо с утра и стали поспешно расходиться.  Цвях тяжело опустился на лавку, снял очки, подпёр спиной  металлический шкафчик для одежды, безмолвно уставился в одну точку.  Минут через десять скрипом дверных навесов тишину нарушил вернувшийся гонец.  Василий Васильевич предусмотрительно задвинул засовчик – во избежание уличения страждущего за рюмкой – и, поставив на стол чекушку мутняка, вдруг встрепенулся.             
  - Так погоди, Петрович, ты ж на машине прикатил.  А как же.., это?
  - Да и бес с ней.  Чего тут пить, к концу смены выветрится.  Давай наливай.
  Мужичок вынул из ящика стола пластмассовый стаканчик и предварительно его сполоснув, до половины наполнил самогоном. 
  - Петрович, а что это у тебя за фиолетовые разводы под глазом?  И переносица вроде как припухла.  – Участливо поинтересовался Василь  Василич.  – Тебя ж в посёлке все знают.  С кем это ты?
   Андрей выпил не торопясь, пару раз хрумкнул взятым  со стола огурчиком, тот остался ещё с вечера, закурил.
  - Ты представляешь, я вчера, после пьянки, как обычно пошёл к тестю: туда за мной должна была Катюха заехать.  Уже добрёл к их дому и вдруг наблюдаю такую картину:  Какой-то хмырь, усевшись своим жирным задом на капот моих «Жигулей», мило воркует с моей женой.  А она прямо рассыпается в улыбках – только что обниматься не лезет.  Ну думаю нормальненько.  – Он нежно погладил распухший нос.  – Я ж не знал, что это её бывший одноклассник.  Приехал с Севера в отпуск к родителям, они живут через три хаты от моих родичей, случайно встретил Катьку и остановился с ней поболтать.   
  - Ну и чё?
  - Так я с психу на него накинулся.  – Андрей опять погладил нос.  – Вот, и самому малость досталось.  – Он вновь наполнил стаканчик спиртным и залпом выпил.  – Ну, на шум естественно тёща с тестем выскочили, ити их за ногу: как они мне уже осточертели.
   Василий Васильевич осудительно покачал головой.  – Это ты Петрович горячку спорол, не разобравши, что почём, в драку.
  - А чего это Катька с ним так мило кокетничала?  Мне и то, в последнее время так не улыбается.  А когда прихожу домой  выпивши, ещё и рычит; всё морали читает.
  - А жену, Петрович, Бог для того и даёт, чтоб тормоза нам включала.
  - Ну ладно хватит сопли пережёвывать.  – Сухо буркнул Андрей затушивая окурок о ножку стола.  – Ты Василич давай дуй на склад и получи, что нужно.  А я переоденусь и подгребу распишусь.  – Он начал нехотя стягивать пуловер.
  Вечернюю тишину нарушил шелест автомобильного двигателя.  Екатерина выглянула в распахнутое окно.
  - Ой, Петушок, папка приехал, ну-ка быстренько встречать!  - Ставя на стол тарелки радостно прощебетала хозяйка.
  Покинув автомобиль, Андрей вынул что-то из багажника, отнёс в сарай, а возвращаясь обратно, подхватил на руки подбежавшего сына.
  - Ну Петр Андреевич, как дела?
  - Всё холосо! – Весело отрапортовал мальчик, и они вошли в дом.  На столе уже клубился горячий борщ.  Супруга чмокнула Андрея в щеку и продолжила суетиться у плиты.
  - Что нового на работе?  - Поинтересовалась она, не оборачиваясь.
 
  - На работе как на работе, чё там может быть нового.
  - А к родителям заезжал?
  - Вот ещё!  После вчерашнего скандала я их видеть не могу.
  Катя резко обернулась: на её лице дрожала растерянность.  – Но ведь я обещала, Андрей, им с маслобойни две фляги масла забрать нужно.
  - Ой, не скиснет их масло.  Я через недельку успокоюсь тогда и заеду.
 Жена на секунду задумалась.  – Ну ладно, вы с Петей пока поужинайте, а я сама быстренько смотаюсь, тут же близко.  – Она хотела снять  кухонный фартук, но муж её грубо одёрнул за руку.
  - Чего!?  Я тебе смотаюсь, самой.  Опять с тем ублюдком любезничать будешь?  - Его глаза сверкали злобой.  – Сядь за стол и угомонись.  Так уж и быть, привезу я им масло -  завтра.
  Катерина чувствовала, что с Андреем начинается старая песня.  Он стал часто возвращаться с работы нетрезвым, к нему вернулась надменность, вспыльчивость, в общении с людьми появилась даже какая-то жёсткость.  Сидя за столом и глядя в свою тарелку ей вспомнился случай, когда из клетки сбежал кролик.  Супруг с полчаса гонялся за перепуганным животным по двору, а затем и по огороду.  Он даже не разозлился, Андрей нешуточно рассвирепел.  Изловчившись ему-таки удалось схватить до полусмерти загнанного кролика после чего, проигрывая кривой усмешкой он одним махом отрубил несчастному голову, причём на глазах у ошарашенного ребёнка. А затем, со словами «Так будет с каждой тварью» зашвырнул ещё дёргающееся тельце в клетку с остальными зверюшками.  После увиденного жуткого зрелища Петя весь вечер безудержно прорыдал, плохо спал ночью, часто просыпаясь и всхлипывая.
  Впрочем, не взирая на жестокие выходки, Катя любила своего мужа.  В девушке ещё не угасала надежда, что её любовь и нежность изменят характер Андрея в лучшую сторону.
         


                Г Л А В А - 3

  После инцидента с одноклассником, пока заживали синяки, Андрей всё же нашёл силы взять себя в руки.  Благоразумие восторжествовало и, преследуя цель реабилитироваться в глазах родных, было решено свозить семью, на ближайших выходных, в город.  Глава семейства вознамерился устроить жене и сыну тёплый семейный праздник:  Покатать Петю на каруселях в сквере аттракционов, там же побывать в комнате смеха и пещере страха, до отвала налакомиться мороженым и шипучими газировками.  Но гвоздём программы, по намеченному плану, должно было состояться посещение стадиона, где в это воскресение проводилась ежегодная выставка собак.  Короче говоря – приятно провести время.  Правда, такого эффекта, какой получился он не ожидал.  Дело в том, что по номерам входных билетов, без которых на выставку никого, естественно, не пускали, разыгрывались щенки породистых собак.  Такая, своего рода, лотерея служила для большего привлечения масс на культурные мероприятия.  И вот, им неожиданно повезло!  Вернее, повезло жене Андрея.  В завершении выступлений по громкоговорителю объявили номера счастливых билетов и  Катерина, волею случая, стала обладательницей одного из призов:  Чистокровный щенок немецкой овчарки нашёл свою обалдевшую от радости хозяйку.  Но когда они, сгорая от нетерпения прибыли в указанное место для получения выигрыша и воочию увидели маленькое чудное создание с очаровательной мордашкой и умными глазками, их восторгу не было предела.  Пётр прыгал и визжал как одержимый, а Катя, сграбастав симпатягу в объятия, уж более не выпускала до самого дома.  Естественно, что ни о каких каруселях и пещере страха уже не могло быть и речи.      
   После протоколирования некоторых формальностей и вручения родословной они немедленно отправились в посёлок.  Умирающей от счастья Кате нетерпелось похвастать перед родителями таким неожиданным сюрпризом.  Девушка ещё в детстве мечтала о серьёзной собаке, но всё не получалось: то родители не разрешали, то учёба в городе, то замужество и отъезд на родину мужа, то маленький сын.  И вот, наконец, сбылось!
   За такой необыкновенный день жена была готова простить Андрею все былые обиды.  Ему же, в свою очередь, нравилось смотреть, как по-детски радовались близкие ему люди. И, тем не менее, в силу своего строптивого норова, пса Цвях невзлюбил  сразу.  «Как это так?! – Крутя баранку возмущался в душе Андрей. – Я ведь собирался сводить их на аттракционы, угостить вкусностями, погулять…  И всё коту под хвост: Вернее собаке». Он искоса посматривал на овчарёнка, который сидел рядом у жены на коленях, и  ему казалось, что тот даже издевается: Пёсик внимательно на него смотрел, демонстрируя кусочек алого языка.
   После непродолжительных споров щенка назвали Мухтар. На днях они смотрели фильм
«Ко мне Мухтар!»,  что и сыграло решающую роль в выборе клички.  Это был крепыш. Его упитанное тельце уверенно держалось на толстеньких  крупных лапках, а ушки, не взирая на возраст – щенку исполнилось два с половиной месяца -  торчали, что два часовых у Мавзолея.  К тому же пёсик обладал на удивление поразительным умом. Когда Катя объясняла Мухтару чего делать нельзя, он крайне внимательно смотрел на хозяйку своими чёрными, с узкой коричневой окантовкой, глазами и, что собственно и поражало, больше такого не делал.
   Через два дня, в связи с производственной необходимостью, Андрея отрядили в командировку с определённым заданием: Получение и доставка с завода изготовителя дефицитных деталей для ремонта шахтных клетей и оборудования проходчиков.  Вернувшись после недельного отсутствия, отец семейства совершенно не узнал своих жену и сына.  Не то, чтобы они совсем перестали обращать на него внимание, нет, они любили его, как и прежде.  Но Андрей ощутил резкий недостаток той заботы, которую теперь приходилось делить с новым членом семьи.  Теперь, частенько возвращаясь со смены, он обнаруживал пустой стол: Горячий ужин его уже не встречал.  Или гора грязного белья, гамузом сваленная возле стиральной машинки, так и покоилась, уже который день, в ожидании прачки.  А дальше пошло и поехало: То Мухтарушка плохо кушает,  то у собачки плохой стул, то поднялась температура, то он подрался с соседской Жулькой и теперь прихрамывает, то ему необходимо сделать очередную прививку.
   Однажды, зайдя к Катиным родителям после работы, он не обнаружил своей машины.  Видите ли, супруга рванула в город за жизненно важными таблетками для лучшего роста псины, в виду чего ему пришлось добираться на хутор, любезно предоставленным велосипедом тестя.
   А когда это беспокойное чадо серьёзно приболело, то Катерина, что с младенцем спала с Мухтаром на диване, покинув мужа в тоскливом одиночестве.  Своенравный Андрей, разумеется, ревновал к псу свою семью, и от этого недолюбливал щенка всё больше и больше.   Но последним шагом на пути к ненависти в отношении животного, послужил непростительный – по понятию Цвяха – просто вопиющий фортель, поставивший точку в его даже мизерной благосклонности к Мухтару.
   А дело было так:  Пёс мирно дремал на коврике в прихожей, возле входной двери.    Андрей, изрядно заправившись спиртным на работе, и в очередной раз, поскандалив с тёщей – женщина не пускала зятя в таком состоянии за руль – короче, в ужасном настроении подкатил к дому.  Загнав «Жигулёнка» во двор, тыняющийся глава семейства, пытаясь попасть в двери, оступился – его шатнуло в бок – и придавил каблуком спящему псу хвост.  Реакция у овчарки была однозначной. Спросонья, очевидно не разобрав ситуации, он отчаянно взвизгнул и больно цапнул обидчика за икроножную мышцу.  И без того обозлённый хозяин, от этой выходки уже подросшего щенка, пришёл в ярость. Андрей за шкуру вытащил забившегося с перепугу под кресло Мухтара  и, не церемонясь, минут пять дубасил беднягу кирзовым сапогом по чём попало, от чего собачонок потом несколько дней хромал и не мог нормально есть. Естественно, что вследствие такого жестокого избиения, животное затаило злобу. Теперь, при виде мучителя пёс угрожающе рычал, оскалив клыки, тем самым не подпуская того к себе и близко.  В его собачьем сознании этот человек не был достоин привилегии считаться другом.
   Но жизнь продолжалась.  С того памятного наказания минуло восемь месяцев и хотя Андрей больше Мухтара не трогал, овчарёнок всё же держался от сатрапа на расстоянии.  Даже продолжал недовольно рычать, когда Цвях заявлялся домой в нетрезвом виде: С недавних пор он терпеть не мог запаха перегара.
   К этому времени, ещё в недалёком прошлом маленький щеночек вырос в прекрасного, могучего красавца, с экстерьером, не уступающим всем необходимым стандартам.



                Глава – 4



                - Ну, Василич, - Цвях похлопал рабочего по плечу, -  здорово же ты меня сегодня выручил!  Не твоя смекалка, я точно б вляпался.
   - Ладно, чего уж, - засмущался Василий Васильевич, - со всяким бывает.
   - Тогда у меня есть предложение: Сейчас допиваем эту барматуху, и едем ко мне.   У нас со вчерашнего сабантуя ящик пива в холодильнике киснет. В посёлке рыбкой затаримся.
    Коллега попытался отказаться, однако тон бригадира не терпел возражений.
   - Слышь Петрович, а ты в таком состоянии за руль садиться не боишься? – Поинтересовался собутыльник.
   - Тю, чего ж мне бояться?  Я езжу лучше, чем хожу, это, во-первых. А во-вторых, тут в посёлке гаишников раз-два и обчёлся. Да и тех я отлично знаю, частенько в местном баре выпиваем.
   Отоварившись в поселковом гастрономе вялеными лещами они добрались к Андреевым родичам, у которых стояла машина.  Тёщи дома не оказалось, а тесть, получив от щедрот душистую рыбину, и вовсе разомлел на радостях, так что обошлось без очередного эксцесса.
   Вытянувшись во всю длину Мухтар изволил почивать под абрикосовым деревом, которое отбрасывало на него спасительную тень, от лучей клонящегося к заходу солнца. Внезапно сон кобеля потревожил звук мотора подъехавшей машины.  Он поднял голову,  настороженно прислушался.  Пёс узнал этот звук; узнал бы его из тысячи.  Уши продолжали улавливать звуковые волны. Хлопнули дверцы, послышались голоса: Один чужой, а второй такой знакомый и такой ненавистный. Мухтар с недовольством поднялся на лапы, потянулся, поплёлся к воротам.  Люди смеялись и о чём-то оживлённо болтали.  Нюх стал улавливать запах перегара: Вонь, которую он ненавидел всем своим нутром.  Да плюс ко всему, ещё и посторонний человек приближался к его охранному объекту.
   «Рядом  чужой!»  От этой мысли шерсть на холке встала дыбом.  Мухтар ощерил пасть, обнажил внушительные клыки, как своё главное оружие, и предупреждающе зарычал.   Но вот, совершенно игнорируя его запрет, лязгнула щеколда,  калитка распахнулась.  Андрей не успел даже одной ногой ступить во двор, ибо в метре от него, в боевой стойке, с клыками наголо, в любой момент готовый к прыжку, стоял Мухтар.  Кобель грозно рявкнул и Василий Васильевич в испуге отпрыгнул назад.
    - Что такое, псина безмозглая!?  А ну пшёл прочь!
   Андрей попытался войти во двор, но пёс ответил короткими выпадами, не переставая рычать и устрашающе клацать зубами возле ног.   Размеры клыков вселяли немалое опасение, и мужчина решил не рисковать. Злобно бранясь, он громко позвал жену.
   Стоявший у него за спиной гость только покачал головой. – Вот тебе  пожалуйста, поди разбери, кто в доме хозяин?
   Эта фраза задела Андрея за живое. Его душила ненависть, она раздирала самолюбие и втаптывала в грязь гордость.
   На крыльце показалась Катерина. По команде «Фу» охранник моментально успокоился.  Затем последовала команда «Место», и кобель послушно залез в будку. Он любил хозяйку,  поэтому беспрекословно выполнял её волю.
   Ночью Цвях не сомкнул глаз не на секунду.   Он ворочался с боку на бок, стонал, что-то бурчал.  Раз десять выходил на крыльцо покурить. Ненависть к животному не давала уснуть и успокоиться.
   «Что же это творится?  Какая-то собака, которая жрёт мои харчи, живёт у меня дома, и меня же, хозяина, в этот самый дом не пускает.  Дожился!!!   И в довесок ко всему, при постороннем человеке. Да теперь с меня вся шахта потешаться станет, что с клоуна! – В сизом сиянии луны его глаза тлели злобной решимостью к действиям. – Ну уж не-ет, я этого так не оставлю, я сполна рассчитаюсь за унижение. Скоро все узнают, кто у меня в доме хозяин. Я поставлю тварь на место!»  Он посмотрел в ту сторону, где должна была находиться собачья будка, и зло сплюнул.
   В ту бессонную ночь Андрей породил адский план по осуществлению беспощадной мести.  Такой мести, чтобы это было и наглядно и страшно. Чтобы все поняли, что он тот человек, с которым лучше не враждовать. А тут и случай подвернулся удачный и, к несчастью Мухтара, скорый.
   Через несколько дней к бригадиру на работу заехала жена и предупредила, что сегодня останется ночевать у своих родителей, так как мама прихворнула, в связи с чем, отцу нужно помочь управиться по хозяйству, да и за больной поухаживать. А чтобы Петя дома, в одиночестве, не набедокурил, она и его заберёт с собой.
   Для намеченного злодеяния всё складывалось как нельзя лучше.  А тут ещё и второе удобное совпадение. У одного из членов бригады сегодня был день рождения.  Но Цвях, запретив  отмечать это событие как обычно, прямо в кайбаше – он сослался на участившиеся претензии начальства – предложил отпраздновать юбилей у себя дома. Дескать, посидим, как подобает белым людям, в нормальных условиях. И, что немаловажно, жены дома не будет, чтоб не смущала наш скромный мальчишник.
   - А за одно я вам и шоу приготовил. – Хитро улыбался Андрей. – Развлечёмся по полной.
   Вот только о деталях обещанного представления он умолчал, мол, сюрприз. Но про себя подумал:  «Чтоб никто даже и не усомнился, кто у меня в доме хозяин.»
   В семь часов вечера вся компания уже пировала у бригадира на кухне.  Празднество бурлило в самом разгаре, когда хозяин предложил гостям выйти во двор покурить и, правда, без анонса, насладиться необычным зрелищем. Лишь предупредив, что шоу состоится не для слабонервных.
    Направляясь в коридор люди услышали на крыльце недружелюбный рык пса.  Андрей взял загодя приготовленную старую армейскую шинель и попросил одного из товарищей помочь ему справиться с кобелём.
   - Мы запрём его в кладовке. – Слукавил он, доставая оттуда свой рыбацкий подсак.
   Оказавшись на крыльце, Андрей принялся провоцировать Мухтара на прыжок: Тыча тому в морду подсаком, при этом, пытаясь как можно  больше раздразнить.  А когда, уже порядком озверевший пёс, подскочив поближе, всё-таки прыгнул, соперник изловчился накинуть на него капроновую ловушку.  Запутавшись,  Мухтар упал, и в этот момент, подручный Андрея накрыл рычащего и барахтающегося пса шинелью, навалившись всем телом.  Реприза, конечно, состоялась комичная, от чего вся бригада покатывалась со смеху. Впрочем, смешно им было только первые несколько минут.
   Цвях схватил с подоконника заранее приготовленную петлю из бельевой верёвки, накинул беспомощному животному на морду, затянул что было сил.   Затем, для верности, стянул ему пасть ещё и алюминиевой проволокой.  После, таким же шнуром связал обе передние лапы, с тем чтобы, не церемонясь подвесить за них Мухтара на дерево. Лица гостей сменили маски веселья на гримасы недоумения.  Зачем такая жестокость? Ведь Петрович собирался запереть пса в кладовке!   Но настоящая жестокость была впереди.   Отнюдь не собираясь останавливаться, Цвях молниеносно выхватил из кармана пиджака нож, прихваченный на кухне, и одним решительным движением вспорол скулящему животному брюхо, от грудины до нижних лап.  Внутренности одним комом вывалились под ноги осатаневшему изуверу, и только прямая кишка тянулась от туши к этому парующему месиву.  От такой адской боли у собаки вылезли глаза, а в щели между сомкнутыми зубами хлынула кровавая пена.  Несчастный пёс уже не скулил и не выл, он тихо мычал.  Его тело содрогалось в предсмертных судорогах, а из умных глаз брызнули слёзы.  Однако палач этим не удовлетворился.  Запустив руку во чрево и вырвав ещё бьющееся сердце, он быстро поднёс его к глазам животного и в самое ухо прорычал:
   - Ну, что, сучёныш,  такое не часто увидишь? – Ему даже показалось, что Мухтар был ещё жив.
    Тринадцать человек, шокированные увиденным зрелищем стояли, точно онемев от наркоза. Такого зверства люди не ожидали, а главное, их грызла совесть, что они не остановили изверга: Всё произошло слишком быстро.
   Андрей повернулся к бригаде.   Его глаза как-то нехорошо блестели, а губы исказила жутковатая ухмылка. Он швырнул к ногам стоявших собачье сердце.
   - Ну, все поняли, кто у меня в доме хозяин?!
   - Порядочная же ты сволота… - Только и смог произнести, немного пришедший в себя Василич.
   Остальные презрительно таращились на своего бригадира и молчали.  Праздник был окончательно испорчен. Именинник, было, бросился на Андрея с кулаками, но остальные его остановили. Испачкать руки об это ничтожество – была противна даже сама мысль.
   Не желая более ни минуты оставаться в этом доме, все разошлись, покинув удивлённого Цвяха в одиночестве.  «И чего это они так распереживались из-за какой-то псины?  К тому же чужой…»
   Той же ночью он отвёз труп собаки на ближайший ставок и утопил, привязав к шее трак от гусеницы трактора.  Во дворе, на месте казни, тщательно уничтожил все следы. Вернувшейся утром от родителей жене Андрей выдвинул версию возможного отсутствия кобеля. «Мухтарушка, скорее всего, как обычно, выбежал погулять по хутору, но почему-то до сих пор не вернулся.  Скорее всего,  поблизости появилась течкующая сучка».
    А в понедельник он написал заявление о переводе его в другую бригаду.  Руководство шахты, на удивление быстро и без лишних вопросов, удовлетворило просьбу знатного специалиста.



                Глава – 5


                После исчезновения Мухтара Катерина неделю ходила сама не своя.  Она без устали искала по всей округе любимца: Объездила каждый закоулок в посёлке, опросила огромное количество людей, женщина побывала на двух близлежащих шахтах и даже на свалке.  Она ходила по посадкам, балкам и рощам.  Также Катя не преминула съездить к ставку, где по непонятным причинам с ней случился вполне реальный сердечный приступ. Хотя, в прошлом, на сердечно-сосудистую систему ей пенять не доводилось. Всё  произошло довольно странно.  Катя остановила машину у самой воды, покинула салон, принялась громко звать кобеля по кличке. И вдруг над водой стал разноситься какой-то подозрительный гул, что, по необъяснимым причинам будоражило душу.  Моментами ей казалось будто звук этот – неизвестного происхождения – напоминает рокот заглохшего электродвигателя старенькой стиральной машинки, которую ещё не успели выключить из сети.  А порой это походило на мощный поток газов, точно вырывающийся наружу из глотки неведомого монстра.  Даже на какую-то долю секунды в голове мелькнула мысль, что кто-то жалобно воет.  И всё это шло как бы из воды.
   Спустя минуту напряжённого вслушивания, в груди защемило.   Боль оказалась нешуточной и, почти сразу, начало колоть сердце.  С каждым ударом сердечная боль усиливалась,  всё труднее становилось дышать.  Бедняжка опустилась на траву, опёрлась спиной о машину, расстегнула все верхние пуговицы блузки: Катя начала массажировать грудь.
   Странный звук прекратился так внезапно, словно кто-то клацнул выключателем, а вместе с его исчезновением перестало болеть и сердце.  Катя серьёзно испугалась за своё здоровье поэтому на следующий день отправилась к врачу.  Собственно, сердце больше не беспокоило, но мысли всё же роились не из приятных. И лишь когда кардиограмма не показала совершенно никаких отклонений от нормы, Катя успокоилась и выбросила это из головы.
   А дальше, как говорится, время лечит.  Постепенно люди смирились с утратой, хотя сие было и нелегко.  Ведь они потеряли друга, члена семьи и защитника.  Правда заводить новую собаку Катя не спешила, слишком  горька была утрата, и не хотелось повторения трагедии.
   Андрей спокойно отнёсся к этому ЧП. Он без устали пытался утешить супругу: Уверял, мол, нагуляется с местными сучками и сам прибежит.  Ну, и что-то ещё в этом духе.  Даже настаивал на приобретении нового щенка, однако жена твёрдо стояла на своём.  К замене любимца она была ещё не готова и, отчасти, в глубине души надеялась, что Мухтар вернётся.
   Конец лета в том году выдался на удивление знойным.  Духота процветала неимоверная, какая обычно свирепствует перед дождём.
   Андрей уже второй час не мог уснуть. В комнате нечем было дышать. Решительно плюнув на возможность вторжения в спальню жужжащих кровососов, он распахнул окно, наполовину отдёрнул штору, и с минуту насладясь оживляющим сквознячком, улёгся поверх васильковой простыни.  К этому времени небо заволокло тучами, и в округе бушевала настоящая буря: Впрочем, долгожданная.  Деревья точно резиновые гнулись из стороны в сторону, истерично шурша листвой,  что создавало иллюзию водопада. Из-за беспросветно воронёных туч, луны и звёзд не наблюдалось, от чего на улице торжествовала замогильная темень. Лишь  корявая молния на некоторое мгновение выхватывала из объятий угрюмой ночи раскинувшийся за окном сад. Дабы свежий ночной воздух лучше проникал в помещение, Андрей решил вернуться и до конца отдёрнуть трепещущие на ветру штофную штору и тюлевую гардину. За окном что-то громко хрустнуло. Мужчина замер. На фоне шума деревьев хрустнула ветка.
   - Ого! Витэрэць ничный зитхае. Так и деревья, чего доброго, переломает. – Посетовал он, а когда добрался до постели стал жадно ловить желанные потоки бодрящей свежести.
   Внезапно, в чёрной бреши оконного проёма его внимание привлёк смутный, непонятный силуэт; на фоне очередного электрического разряда. Андрей мог поклясться, что при предыдущих проблесках его там не было!  Следующая вспышка молнии получилась значительно дольше. Он сконцентрировал внимание и…
   - Твою мать!!! – Цвях в ужасе подскочил на месте как ужаленный, а обомлевшее лицо уронило обмякшую челюсть.  Через раскрытое окно, на него свирепо таращился Мухтар! Собачьи губы, расползаясь в стороны, обнажили белые клыки, а водянистые, подёрнутые мутной пеленой глаза были выкачены из глазниц наружу, и чуть свисали.  Последнее, что успело за столь короткое время зафиксировать зрение – вся шерсть на голове и шее собаки была мокрая.  Молния исчезла, унеся за собой этот чудовищный образ. Не смея шелохнуться от испуга и неожиданности, Андрей продолжал тупо вглядываться в кромешную тьму. Он ощущал тёрпкость всего тела, а волосы на затылке, казалось, кто-то гладил против шерсти.
   Ещё одна вспышка не заставила себя долго ждать, но силуэта в окне уже не было. Потусторонний иней в душе чуть подтаял.
   - Фу ты чёрт, и померещилось же. – Выругался он, отирая рукой лоб. – Даже весь вспотел.
   Впрочем, покидать ложе Андрей пока не спешил.  Подождав ещё несколько проблесков, и убедившись, что чёрный квадрат пуст, мужчина осмелился снова подойти к тому месту, которое вселяло страх.   Всё тихо.  Даже ветер как-то незаметно замер.   Ночь не издавала ни звука. Цвях крайне осторожно высунул голову в окно и вдруг!  Мозг даже не успел сообразить или среагировать, ибо буря, будто затаившись за углом, наконец, дождалась свою жертву и со всей своей чудовищной силой сорвалась с места для нанесения жестокого удара.  И всё это в сопровождении ужасающего, зловещего воя, явно не принадлежащего живому существу: Во всяком случае, существу разумному.
   Из глотки в смерть перепуганного человека вырвался дикий вопль. Андрей шарахнулся от окна, что чёрт от ладана, и его искажённый облик застыл холодным камнем.
   От истерического крика, теперь окончательно, проснулась жена. Над изголовьем зажёгся светильник бра. Супруг продолжал стоять в метре от распахнутого окна, не двигаясь.  Его широко раскрытые глаза стеклянным взглядом смотрели в никуда. Отвисший подбородок дрожал, а перекошенное лицо выражало безотчётный ужас.
   - Андрюша, что с тобой? – Катерина вскочила с постели, а когда подбежала к мужу, ахнула. На его небритой щеке алели три большие, кровавые царапины. Женщина заглянула в серые глаза и поняла, что Андрей в реальном мире отсутствует.  Первая волна растерянности схлынула и, схватив его за плечи, Катя сильно тряхнула.
   - Да очнись ты! 
   Блуждающие в небытии зрачки начали фокусировать зрение.
   - Милый, где ты так щёку разодрал? – Она рванула в коридор. – Я сейчас йоду принесу.
   На негнущихся ногах Андрей приблизился к подоконнику.  Непосредственно в сантиметре от оконной рамы, при сильных порывах ветра, металась ветка растущей у дома груши.
   - Проклятое дерево. – Процедил сквозь зубы Цвях,  вытирая - вернее размазывая - по щеке кровь.




                Глава – 6



                - Ты что-то зятёк сегодня припозднился. – Нараспевку пролебезила теща, спускаясь с крыльца.
   Ввалившийся в калитку Андрей имел ярко выраженные признаки алкогольного опьянения.  Женщина уже привыкла к его регулярным вождениям в нетрезвом виде, так что по этому поводу, с недавних пор, скандалов не возникало: Свои нервы дороже.
   - Та ото ж, Светлана Григорьевна, все эти собрания, сабантуи… Ещё и после утомительной смены. – Он нарицательно покачал головой. – Сущий надрыв для организма.
   Затем, попрощавшись с Катиной мамой и передав тестю пламенный привет, он отправился к себе на хутор.  Просёлочная грунтовка заковыристо петляла между полями, ярками и посадками.  Она то взлетала на очередной холм, то стремительно ныряла в ложбинку.  Включив дальний свет, Андрей мчался на приличной скорости: Очень уж ему желалось побыстрее добраться до кровати.  Свет фар прорезал тьму как нож подтаявшее масло, выхватывая куски дороги, обрывки обочины. Чёрно-белую траву. Кусты шиповника, с чёрно-белыми листьями. Множество грязно-белых мотыльков, опрометчиво бросающихся на свет, чтобы принять смерть на лобовом стекле.
   Теперь дорожная поверхность не имела горизонтального уровня, а была, примерно под сорок градусов накренена вправо, к глубокой балке.  Здесь начинался самый опасный отрезок маршрута.  Вести автомобиль приходилось по самому краю обрыва, в основном заросшего акациями и клёном. А наличие колдобин и рытвин ещё более увеличивали риск угодить в этот крутой и глубокий яр.  Водитель сбросил скорость,  бдительно сосредоточился на дороге.  Вот  он проехал одну впадину. Удачно миновал и вторую.  Съехав в самый глубокий из всех овраг, машина начала плавно взбираться на следующий за спуском подъём.  Капот уже поравнялся с вершиной бугра, а фары светили куда-то в небо, как вдруг, прямо из темноты, откуда-то спереди, на лобовое стекло бросилась огромная чёрная собака.  Она так неожиданно и быстро пронеслась сквозь луч света, что её морды водитель заметить не успел, зато вспоротое выпотрошенное брюхо, казалось, накроет его с головой.  От внезапного испуга в мозгах сработал инстинкт растерянности: Когда бесчувственные конечности не ведают что творят. Он суматошно крутанул баранку сперва вправо, а затем, резко влево и, как следствие, авто юзом снесло на крутой склон. «Жигули» кубарем покатились в балку, сметая на своём пути кусты и молодую кленовую поросль.  Впрочем, потерпевшему аварию повезло.  Осуществив всего два кувырка, машина встряла в толстый ствол старого одинокого дуба, который запросто выдержал вероломный натиск.  Груда металла, немногим менее тонны, докатилась только до середины спуска, став на колёса и глубоко вмявшись правым боком в дерево.  Цвяху повезло вдвойне, потому что ремень безопасности предостерёг его от многочисленных травм, а может даже и смерти.  Впоследствии он и сам не мог сообразить, зачем пристегнулся ремнём, впервые за несколько месяцев.   Андрей обычно это делал лишь, когда въезжал в город, дабы лишний раз не платить штрафы занудным гаишникам. Он даже сначала не потерял сознание, хотя, кувыркаясь вместе с машиной, сильно ударился головой о боковое стекло.
   Когда машина замерла, водитель, вжавшись в кресло, продолжал безмолвно сидеть на своём месте, неистово обхватив окаменелыми пальцами  руль, и не моргая таращиться вперёд.  Хмель выветрился моментально, сердце колотило как калёная пика отбойника, а перед глазами,  то и дело мелькало вспоротое брюхо животного.  Со временем, вернувшись в реальность, в свете фар он увидел кусты, деревья, высокую траву.  Совершенно автоматически – водительская привычка – взгляд скользнул на внутреннее зеркало заднего вида – и тот же час на голове встали дыбом волосы!  В отражении на него смотрели выпавшие глазищи Мухтара, жарко дышащего ему прямо в затылок.  Вопль безумства завершился потерей сознания.

    Антон Дергач, живший на хуторе рядом с семьёй Цвяхов, работал в местной автоколонне водителем «ПАЗика».  Он развозил шахтёров на смену и обратно.  В перерывах между рейсами  парень предпочитал ездить домой и лакомиться горячими обедами заботливой супруги Антонины, нежели давиться где-нибудь на обочине, набивая гаструющий желудок сухими бутербродами.  В тот вечер Антон по обыкновению рулил на очередную трапезу, и ещё издали заприметил, прямо по курсу, легковую машину.  А так как в той стороне только у его соседа был личный автомобиль, Дергач и подумал:
«Чё это Андрюха сегодня так поздно домой возвращается?»   
   Выехав из очередного овражка на ровную дорогу, он уже не наблюдал впереди мерцающих габаритов, и в аккурат, где начинался опасный участок.   Водитель автобуса запереживал.  А всего через пару сотен метров его опасения подтвердились: Он обнаружил аварию и бессознательного соседа.
   Андрей пришёл в себя, уже когда санитары выносили его из автобуса и укладывали на носилки, во дворе поселковой больницы.   Открыв глаза, потерпевший увидел над собой два незнакомых лица в белых шапочках, да перепуганную физиономию Антона.
   - Где пёс!? – Приподнимая голову, нервно прохрипел Андрей. – Где он?
   Люди переглянулись.- Какой?
   - Тот, что у меня в машине был, на заднем сидении.
   - В вашей машине не было никаких собак.  Вы что-то путаете.
   - Ну нет же, Мухтар сидел у меня за спиной!
   Дергач махнул рукой. – Мужики, он бредит, ихний кобель пропал ещё месяц назад.
   Санитары тут же обратили внимание на внушительную ссадину, чуть выше уха, и решили, что у пациента действительно мог случиться посттравматический бред в виду сотрясения мозга.
   Я не стану томить читателя нудным изложением медицинской суеты ночью и последующего дня.  Все эти осмотры, анализы,  рыдающие родственники…  Эта стандартная, даже скорее традиционная возня не связана с сюжетной основой.  Но вот в стационаре случилось следующее.  Врачи обратили внимание не только на травму головы, которая, к слову, оказалась незначительной.   Их интерес привлекла опухшая щека пациента, заклеенная пластырем.  Андрей объяснил, что ещё два дня назад его ляснула ветка от старого дерева. Супруга обработала царапины перекисью и йодом.  Но когда пластырь был удалён, медсестра схватилась за голову и мигом позвала доктора.
   - Да у вас же тут обширное подкожное нагноение! – Распинался эскулап. – Не исключён риск заражения крови!  Щёку необходимо срочно оперировать и чистить.
   Короче говоря, Андрею было не избежать хирургического вмешательства.  Борозды от трёх царапин оказались такими глубокими, что скопившийся гной даже раздул щёку изнутри. Преследуя цель выяснить причины такого нагноения, медики немедленно взяли анализ крови и мягких  воспалённых тканей.   Лаборатория выдала следующее заключение: «Причиной нагноения послужил донный ил, содержащий в себе активные бактерии».
   Цвях не поверил своим ушам. – Но ведь я с прошлого лета не купался в водоёмах. Откуда мог взяться ил!?  Тем паче, что веткой меня оцарапало недавно.
   - Любопытно, голубчик, что же это за ветка такая? – Удивился врач. – Обычная ветка не может осуществить такое глубокое проникновение.  Если, конечно, вы не прыгали с крыши своего дома на дерево головой вниз.
   После такого необъяснимого известия Андрей замкнулся в себе. Он сделался задумчивым, пугливым, с позволения сказать, затравленным.  Шарахался даже от писка мышей, копошащихся под деревянными полами больничных палат и коридоров.  Его насторожливый вид, с шустро бегающими глазами, и резкие повороты головы на любой звук, давали все основания полагать, что внутреннее состояние пациента пребывает в крайнем возбуждении, а нервная система постоянно на взводе.


                Глава – 7



                У кованой калитки церковного дворика в нищенских одеждах, прямо на земле, сидели несколько убогих просящих подаяние.  Андрей отправил в каждую пригоршню по щепотке медяков и вошёл внутрь.  С недавних пор Цвях стал посещать сие заведение регулярно, то бишь каждое воскресение, во время утренней службы.  Узнав об этом внезапном  порыве, на производстве были удивлены и обеспокоены.  Их сотрудник сделался угрюмым, замкнутым, лицо осунулось, походка превратилась в тяжёлую, валкую, с сутулым креном.  Член профсоюза, бывший комсомолец, если бы не статья в трудовой книжке, уже был бы кандидатом в партию.  И на тебе, в религию ударился.   Впрочем, самому Андрею на все эти участившиеся притязания было плевать.
   «Главное, что семья меня любит и обо мне заботится». Думал он, когда стоял на ковре перед начальником, который в очередной раз пытался влезть ему в душу.
   Семья его действительно любила. Жена просто места не находила, наблюдая постоянно хмурого мужа.  «Андрюшу что-то гложет».  По началу Катя думала, что он так сильно переживает из-за разбитой машины. Но позднее убедилась в несправедливости своих выводов, ведь за последние недели, что «Жигули» стоят на СТО, он ни разу не поинтересовался об их судьбе.  Создавалось впечатление, будто супруг постоянно решает некие мысленные задачи, что-то вспоминает: Словно пытаясь осмыслить нечто неведомое для других.  Окружающие его люди намеревались ему помочь, однако на все расспросы Андрей упрямо отнекивался.  Какое-то неведомое внутреннее переживание было очевидным, в душе прогрессировала смута, причина которой оставалась за семью печатями.
   А вскоре с ним и вовсе стали происходить действительно странные вещи.  Всё началось с того, что Андрей принёс домой охотничье ружьё и десяток патронов.  На вопросы жены только коротко буркнул, мол, двустволку одолжил на время у одного из рабочих своей бригады. На этом все пояснения и закончились.
   Однажды Катерину разбудил грохот брякнувшегося оцинкованного ведра.  Шум доносился со двора.  Изучив сонными глазами  циферблат будильника, её взгляд восторжествовал недоумением – стрелки демонстрировали без четверти два ночи.  Рука машинально скользнула по второй половине кровати – муж отсутствовал.   Катя живо вскочила, подбежала к окошку, выглянула во двор.  Держа ружьё наперевес, Андрей вышел на улицу, и торопливо зашагал в сторону заброшенного кладбища.
   - О, Господи, куда это он отправился!? – Простонала удивлённая жена, приложив пальцы к губам. В этот момент ей почему-то стало страшно.  Но там был её супруг.  Она накинула халат, проворно впрыгнула босыми ногами в галоши, последовала за ним; исполненная непреодолимым желанием непременно выяснить причину такого таинственного экскурса Андрея на мрачный погост.  На некоторое время она упустила мужа из виду, но тут же его сгорбленный силуэт вырос рядом с могильными крестами, на фоне звёздного неба и полной луны. Он вскинул ружьё и  прицелился в какую-то невидимую, по крайней мере, для женщины, мишень.  Прогремел оглушительный выстрел, длинный ствол изрыгнул огненную струю.  Так как женщина находилась почти рядом, у неё на несколько секунд пропал слух.
   - Ай! – Вскрикнула она и зажала ладошками уши.
   Услышав голос, Андрей лишь коротко посмотрел в её сторону; даже не удивившись присутствию тут своей второй половины.  Вместо этого он быстрыми шагами двинул по направлению выстрела.  Миновав пару десятков метров, незадачливый стрелок остановился, оглядел  пустое место в траве, гневно отплевался.
   - Тьфу ты, зараза, промазал!
   Подошедшая следом Катя недоумевала: - А в кого ты стрелял?  И почему ночью? – Муж вопросы проигнорировал.
   Вдруг сзади зашурудел бурьян. – Тише. – Прошипел Цвях, всматриваясь в темноту; пытаясь разглядеть невидимого противника.  Катя замерла. Шорохи повторились.  Андрей, не целясь, выстрелил на звук.  На сей раз уши заложило не так сильно, она успела их закрыть.   Сквозь временную глухоту барабанные перепонки уловили истошный собачий визг и суматошную возню. 
   Пока люди пробирались мимо крайнего ряда могил к тому месту где только что скулила собака, всё стихло. Присев на корточки Андрей взял за хвост, ещё корчившийся труп бродячей дворняги,  поднял на высоту лица.  Изучающее посмотрев на белую с чёрными пятнами собачонку и, со словами «Ну зараза, не он»!  Цвях отбросил в сторону свою добычу, потеряв к ней всяческий интерес.
   - А ты, почему не спишь? – Он, точно придя в себя, возбуждённо повернулся к супруге. – Что ты всё вынюхиваешь?  Тебе что неймётся?   Бродишь следом шо привидение.  Это ты всё виновата, ты его спугнула!
   У женщины слёзы навернулись на глаза.  Катя уже не в состоянии была соображать и уж тем более понимать, что творится с её любимым.  А главное, в чём конкретно она виновата?
   - Изволь Андрей, я уйду. Но впредь уясни: Мне горько видеть, как ты творишь невесть что.  Ты обезумел!  И уж кто-кто, а я никоим образом не повинна в том идиотизме, в который ты ударился.  Ты обвиняешь меня, хотя и сам прекрасно понимаешь, что ты, и только ты, есть причина.
   Вытирая слёзы изнанкой халата, она поплелась домой, ничего более не желая выяснять либо вступать в дальнейшие споры.
   Андрей заявился только с рассветом, весь грязный, возбуждённый, недовольный.
   - Ничего, я тебя один хрен достану. Мы ещё поглядим, кто кого. – Ворчал он раздеваясь и укладываясь спать. 
   Со стороны было похоже, что человек сошёл с ума.  Уткнувшись носом в подушку Катя отчаянно пыталась подавить прорвавший её плач.  А когда супруг засопел, крепко уснув после ночных скитаний, она тихонько встала и удалилась в комнату сына.
   Ночные вылазки не прекращались и всю зиму. Андрей перестрелял всех бездомных собак в округе. Хуторяне откровенно посмеивались над ним, и за глаза называли чокнутым.  А ироничное прозвище «Ночной стрелок» надёжно прицепилось к нему, как репях.    Даже в посёлке бытовали самые фантастические притчи о бесстрашном охотнике, сражающемся с тёмными силами зла путём уничтожения оборотней в виде бездомных собак.  Хотя сами понимаете какая доля юмора наполняла эти фольклорные выдумки.
   Цвях же в свою очередь, категорически игнорировал блуждающую в народе белиберду.  Он никому не объяснял причин своего поведения, не пытался что либо доказать или опровергнуть.  Он был сам себе на уме.  А когда Катя пыталась вызвать мужа на откровенность, тот приходил в ярость.  Андрей продолжал упорно обвинять супругу, что это она во всём виновата, но в чём конкретно, пояснять не удосуживался.  И уж тем более не желал приоткрывать завесу своего необычного, загадочного поведения.  Лишь единожды, в пылу гнева, он отвесил, дескать, именно жена породила монстра, который вот уже несколько месяцев не даёт ему спокойно жить.  В тот момент у Кати внутри что-то ёкнуло, в голове вдруг вспыхнула зыбкая догадка о вероятной причастности ко всему творящемуся исчезновение Мухтара.  Впрочем, это была только догадка, не имеющая достаточных оснований для подозрений. 


                Глава – 8


                В конце февраля наступила долгожданная оттепель, причём не только в природе, но и в семейных отношениях наших главных персонажей.  Андрей неожиданно переменился, стал чаще улыбаться, разговаривать с женой. По выходным он уже не пропадал в поселковом кабаке и не пьянствовал с приятелями сутки напролёт. Напротив, возобновились их семейные прогулки в город, на восстановленном автомобиле.  Андрей демонстрировал понимание, терпимость и заботу.  Супруга облегчённо вздыхала и благодарила Бога, что он услышал её молитвы.
   Весна миновала как нельзя лучше.  Андрей стал забывать свои кошмары. На производстве, отношения с новой бригадой складывались отменно, да и с начальством трений не возникало. 
   С приходом солнечного июня, сосед Дергач уговорил Андрея скооперировать бригаду для совместного выезда на пикник, с семьями.  По поводу аренды автобуса проблем не возникло, да и с желанием тоже.   Людям захотелось провести выходной на природе, возле воды, порыбачить, сварить ухи, ну, и так далее.  Всем коллективом было решено ехать на ставок.  Там, как утверждали авторитетные рыболовы, начался весьма продуктивный клёв карася.  Правда, бригадир самоотверженно настаивал на отдыхе у реки, но большинство запротестовало: Дескать, на реке детям купаться опасно из-за течения, а в ставке вода стоячая, чистая, да и берег пологий.
   Намеченным воскресением, около пяти часов утра, группа отдыхающих уже располагалась на поляне, перед зеркальной поверхностью водоёма.  Женская половина компании сходу взялась за стряпню завтрака, состоявшего в основном из лёгких закусок. Мужчины же, опрокинув по рюмашке, разумеется, за удачную рыбалку, занялись настраиванием снастей.  Вода в ставке, без преувеличения, что называется, была – слеза.  Подводные родники беспрестанно снабжали водоём свежей водой, в то время как лишняя уходила через заложенную в дамбе трубу. Войдя в освежающие воды по грудь можно было без особого труда разглядеть местами песчаное, а местами илистое дно.  Детишки до обеда из ставка не вылезали. Они резвились от души даже не обращая внимание на посиневшие губы и гусиную кожу всего тела.  Оккупировав густые камышовые заросли противоположного берега, рыбаки с утра наловили два ведра рыжих карасиков и серебристых гибридов. А по завершении обеденного перерыва, с обильным употреблением крепких горячительных напитков, весь развесёлый гурт отправился купаться.  Так как изрядная доза принятого спиртного тянула на подвиги, то взрослые затеяли шуточное состязание по прыжкам в воду с досчатого мостика, сооружённого неизвестным мастером для удобства рыбной ловли.  Причём, каждый старался скрутить либо сальто, либо какой другой замысловатый крендель.   
   В очередной раз, разбежавшись по всей длине ветхого шедевра деревянного зодчества, и оттолкнувшись обеими ногами, бригадир взмыл высоко вверх, а затем вниз головой, ласточкой устремился в воду.  Учитывая, относительно небольшую глубину этого места он достал руками дна: Руки практически по локоть погрузились в холодный ил.  Голова при этом коснулась чего-то мягкого. Ныряльщик открыл глаза и мгновенно, вместе с бурным потоком пузырьков, из его искажённого рта вырвался душераздирающий крик ужаса. Оцепеневшее тело парализовало страхом, ибо в нескольких сантиметрах от лица, на дне, лежал связанный труп Мухтара!    Его вылезшие из орбит глаза презренно таращились на незваного гостя и, казались живыми!   Они словно следили за своим убийцей, презирая и ненавидя.  И при всём при этом, пёс выглядел так, будто его только вчера утопили.
   В истерике Андрей попытался всплыть, однако руки как в болоте увязли в тёмно зелёной массе донного осадка.  Он панически дёргался из стороны в сторону, в голове вспыхнула невыносимая догадка – «Это конец!»  Цвях чувствовал, что воздуха не хватает, его неумолимо распирает изнутри.  Он уже почти захлебнулся, как вдруг, обратил внимание, что труп собаки исчез, а руки свободно болтаются в воде.  Уже наблюдая тёмные пятна перед глазами Андрей бросился судорожно работать всеми конечностями, пытаясь всплыть.  Когда же ему это удалось, его вынырнувшее перекошенное лицо выражало непомерный испуг, даже нет, испуг это ничто, по сравнению с тем диким ужасом, которым был замаран облик бригадира.
   Осуществив долгожданный громкий вздох, беспорядочно размахивая руками, он что одержимый устремился к берегу.  Все свидетели в изумлении наблюдали за его действиями, даже не смея шелохнуться.  Андрей точно ошпаренный выскочил из воды и рванул к расстеленной на поляне скатерти, где покоилась одежда отдыхающих.  Обезумев,  мужчина принялся без разбору хватать все вещи какие попадались под руку и напяливать их на своё мокрое тело.   
   Подбежала перепуганная Катя. – Что случилось, милый!? – Её голос дрожал как перед истерикой. – Андрюша!  Андрюшенька!
   Но муж Катю не видел и не слышал. С его перекошенных уст слетало лишь одно: - Пёс там! – После чего он повалился на кучу одежды, свернулся калачиком, обхватил голову руками: Как бы пытаясь оградиться от всего мира.   Мужчину лихорадочно трясло,  и на эту картину было больно смотреть.


                ВЕЧЕР   СЛЕДУЮЩЕГО   ДНЯ

        Уложив сына спать, Катерина с придирчивой внимательностью укладывала в сумку самые необходимые вещи: Утром она собиралась отвезти мужа в больницу.  Шок не прошёл.  После того происшествия Андрей упорно молчал, и за всё это время не проронил ни слова.  Его воспалённые красные глаза были критически увеличены, в них поселился страх.  Он совершенно не понимал, что ему говорят, и не реагировал абсолютно ни на что.  Предыдущую ночь не спал, просидев до утра на кровати и глядя куда-то в одну точку. Правда, порой казалось, он хочет что-то вымолвить, но от неудачных попыток дело дальше не двигалось.  Вот и сейчас, подобно живому мертвецу Андрей уже который час сидит перед окном, не подавая решительно никаких признаков жизни.
   Катя застегнула собранную сумку,  отставила её в сторону.  Теперь ей необходимо было погладить кое-какие вещи.  На улице вечерние сумерки почти овладели окружающим пространством.  Цвях медленно поднялся со стула и на полусогнутых ногах, с безжизненно болтающимися руками, направился к выходу.
   Разложив гладильную доску, Катерина выглянула на крыльцо.  Муж стоял тут же и с отрешённым видом смотрел в горизонт.  Она, было, вознамерилась что-то сказать, но в следующий миг вспомнила за включённый утюг; вернувшись к своим хлопотам.  «Куда он в таком состоянии денется». Мелькнула мысль, и женщина принялась за свои хлопоты.
   Минут через двадцать в горницу вошла соседка Тоня, жена Антона Дергача.  Пышнотелая барышня заскочила узнать, как дела:  Не полегчало ли Катиному мужу, да и вообще, поболтать.  Следует отметить, что Антонина славилась своей болтливостью и страстью к разного рода сплетням.  Она могла трещать без умолку часами, и при этом, поток извергаемой ею информации не иссякал ни на каплю.  Вот и сейчас прямо с порога Тоня уже полчаса тараторила, что та трещотка.
   Тем временем хозяйка догладила последнюю рубашку.
   - Ой, Катрин, а вы что, себе новую собаку завели!? – Всплеснула руками соседка.
   - Нет, с чего ты взяла?
   - Странно…        Вот, только что, иду к вам, а через ваш палисадничек как сиганёт такая здоровенная чёрная псина, и в сторону кладбища со всех ног вчистила.  Я, правда, в сумерках не разглядела толком, но похоже на овчарку.
   У Кати сдавило грудь. – Ты когда в хату заходила, Андрей на крыльце был?
   - Я твоего Андрея вообще не видела.  Я думала он в доме.
   От вспышки волнения у Кати затряслись руки.  Совершенно ошалев, она цапнула со стола коногонку и выскочила во двор: Соседка устремилась следом. Ни во дворе, ни на улице мужа не оказалось.  Женщины напрасно звали Андрея; все старания оказались бесполезными. Тогда, точно предчувствуя, где он может быть, терзаемая  ощущением беды, Катя побежала на кладбище. Поравнявшись с первым рядом могил, она почувствовала толчок в спину: Её догнала соседка.   
   - Гляди Катрин! – Тыкала пальцем Тоня куда-то в сторону. – Вон та псина. Точно, она!
   И действительно, между заросших оградок маячил удаляющийся силуэт животного, похожего не-то  на собаку, не-то на волка. Уже знакомые колики в груди вновь о себе напомнили.  Катя схватилась рукой за сердце.
   К сожалению, луч света не доставал до наблюдаемого объекта, и это терзало ещё больше. В трудноразличимых очертаниях присутствовало что-то до боли знакомое и, чисто интуитивно Катя воскликнула:
   - Мухтар!    
   Ночной призрак замер и обернулся.  Ноги у женщины сами собой подкосились.  Тяжело охнув, она опустилась на траву.  Теперь сомнений не было: Она узнала своего любимца.  Но почему-то именно это, как раз и породило новую волну смятения и страха. Собрав в

 

себе все силы, Катя поднялась на ноги.  Силуэт огромной собаки исчез.
   - Пару секунд постоял, а затем, в один гигантский прыжок скрылся в кустах вон той сирени. – Пояснила Антонина, прочитав немой вопрос в глазах соседки.
   - Нужно срочно найти Андрея! – Заявила дрожащим голосом Катя и устремилась вглубь кладбища. 
   Поиски мужа заняли всю ночь.  Тоня Дергач привела ещё людей, которые помогли обшарить хутор до последнего закоулка.  Каждый сарай, каждый сеновал, каждый курятник не остался без тщательного досмотра.  Хуторяне прочесали погост и примыкающую к нему балку, однако поиски осложнялись кромешной теменью.
   И лишь под утро, когда забрезжил кумачовый рассвет, Катерина случайно наткнулась на растерзанное тело своего любимого.  То, что от него осталось, лежало на дороге, ведущей от посёлка к хутору.  Люди утверждали, будто истошный женский вопль был слышен даже на другом краю хутора. Сбежавшиеся на крик участники поисков стали свидетелями чудовищной картины: Труп Андрея Цвяха был самым натуральным образом разорван в клочья.  Куски мяса и внутренностей валялись повсюду, всё вокруг забрызгано кровью, и с трудом можно было узнать изуродованное лицо.
   Вблизи останков в изобилии присутствовали следы, большие следы, принадлежащие большой собаке. Именно собаке, как подтвердил находившийся тут охотник: Один из участников поисков.
   Прибыв на место трагедии, криминалисты  так и не нашли сердце жертвы.   







          И   С   Т   О   Р   И   Я      Р   А   С   С   К   А   З   А   Н   Н   А  Я   
 
                В   А   В   И   Л   О   Й




                З А Г А Д О Ч Н Ы Е    И С Ч Е З Н О В Е Н И Я


                ( По материалам уголовного расследования.)

               Собственно говоря, каких либо грандиозных событий в жизни маминого отца не наблюдалось: Как в моей памяти, так и в воспоминаниях старших членов семьи.  Дедушка жил и трудился аналогично миллионам рядовых сограждан нашей необъятной Родины. Впрочем, единственной для нас тайной, являлись годы Великой Отечественной войны, во время которой, рядовой пехоты Штырь Артём Савельевич имел несчастье угодить в фашистский концентрационный лагерь буквально с первых месяцев боевых действий.  И томиться ему там суждено было, чуть больше трёх лет – практически всю войну. Но, как назывался тот лагерь, где он находился, хотя бы в какой стране или местности, не знал никто. А на вопросы об имевших место событиях дед монотонно отвечал:  «Не помню».
   Правда однажды, мне тогда шёл десятый год, я умудрился – что называется клещами – выпытать у дедушки Тёмы его собственное, возможно, предположение. А возможно, то была нечаянная  вспышка  памяти отдельным  эпизодом прошлого.
   Как-то днём мы с ним смотрели фильм про войну.  Кинолента являлась документальной версией о зверствах фашистов на оккупированной территории.  За первой половиной серии он следил без особых эмоций.  И вдруг, на экране общий план одного из лагерей смерти:  Горы обнажённых мёртвых тел узников, которых экскаватором сгребали в яму.
Это было ужасно!  Дедуля внезапно страшно переменился в лице, его глаза стали злыми, уголки рта опустились вниз, ноздри вздулись, глубокая вспашка сухой складчатой шеи резко побагровела и напухла; словно что-то изнутри пыталось вылезти наружу.  С перепугу я даже удрал во двор, и просидел в летней беседке до возвращения с работы матери.
   Однако, по её прибытии, всё стало на свои места: По-прежнему.  Вышедший на крыльцо дедушка вновь был в своём повседневном состоянии: Улыбался и шутил.  Больше таких чудовищных изменений его наружности я не видел никогда; во всяком случае, в своём присутствии.   И всё-таки мне даже представить было трудно, что увиденная сцена способна до такой степени повлиять на человека прошедшего через тот фашистский ад.
   На следующий день, в обычной беседе я осторожно затронул интересующую меня тему. Он сперва отнекивался, прятал глаза и даже попытался скрыться в саду.  Но когда назойливый внук достал его и там, Артём Савельевич насупился.
    - Понимаешь Миша,  как мне кажется я был не в простом лагере. С людьми там обращались хуже, чем со скотом.  Над нами ставили что-то вроде опытов, и регулярно кололи уколы стирающие из памяти решительно всё, что тогда происходило. Вероятно, нацисты опасались, что оставшиеся в живых, в последствии смогут изобличить изуверов в их нечеловеческих деяниях.  Или, может, раскрыть какую тайну.
   А вот ещё одна странная деталь.  На фронт, тогда молодой Артём Штырь, уходил чистым.  Тут подразумевается  факт отсутствия на теле, каких либо, даже малейших, признаков посторонних вмешательств.  Однако, вернувшись с войны, вернее из неволи, помимо огромного количества шрамов, на правом плече седого, сгорбленного судьбой Штыря появилась внушительных размеров татуировка. Изображение таинственного монстра с крыльями летучей мыши и хвостом китайского дракона. Картинка укрыла всё тощее плечо деда и, не умещаясь на нём, захватила часть выпирающей лопатки, а также область ключицы и груди. Причём искусная рука неведомого мастера, исполнившего сей – не стану скрывать – потрясающий шедевр, воплотила фантазию так, что самый пикообразный кончик хвоста, обвивая кольцом руку, скрывался в недрах волосатой подмышки.
   Происхождение злобного, тёмно зелёного монстра на своём теле дед не мог объяснить никак.  По его настоятельным утверждениям, оставалось лишь предполагать, что татуировку он обрёл в плену. Но, как, когда, и кто это сделал, было покрыто туманом неведения, и полным отсутствием правдивых пояснений.  Он чуть ли не клялся, что для него самого это остаётся загадкой.  И всё же, не взирая на художественные достоинства картинки, пожалуй, самым примечательным элементом рисунка, являлась даже не безобразная морда, исполненная ненависти ко всему человеческому.  Самым необычным была надпись, выколотая китайскими иероглифами, и пронзавшая это гнусное порождение преисподни насквозь.  А необычность заключалась в самой манере написания, так как экзотические знаки автор начертал не в традиционном китайском стиле, а готикой. Будто писал их не буддийский лама, а средневековый саксонский мудрец, придавая своему творчеству особое значение и особый смысл.
   Мой отец перерисовал ту надпись на бумагу и с помощью какого-то своего знакомого, чья жена весьма недурственно владела китайским, перевёл её на русский. Надпись гласила:  «Для того чтобы проснуться, нужно сойти с ума».
   А время маршировало своим чередом: Шли годы, летели месяцы, проносились дни.  Тогдашнее моё малолетство и жажда праздных развлечений не располагали мышление к природной целеустремлённости в естественном порыве изведать хоть малую долю истории не каких-либо грандиозных событий ушедших лет, а хотя бы истории своей семьи, своего рода, своего наследия. Точнее было б выразиться иначе: Я не питал особой страсти не то, чтобы к мировой истории эволюционных вех или катаклизмов, я даже прошлым своей собственной семьи не интересовался.  В общем, рос разгильдяем и лоботрясом, с натурой отнюдь не склонной к впечатлительности или сантиментам.  И в связи с этим я даже помню, как удивился реакции своих родителей, когда дедушка Тёма, покоясь на смертном одре, в своей последней просьбе возжелал, дабы после кончины с него сняли татуированную кожу и поместили картинку в – непременно – гранатовую рамку; обязательно вскрытую натуральной кровью человеческого младенца.
   


                *     *     *


            - Мишаня подойди поближе, мне тебя скверно видно. – Задыхаясь, прохрипел дед. Угрюмые сумерки за окном и впрямь давили на глаза своими мрачными объятиями.
   Я обогнул две пустые, заботливо застеленные койки и, стараясь не задеть стойку с капельницей, приблизился к самому изголовью умирающего.
   - Где твои родители?
   - В коридоре, с доктором беседуют.
   Артём Савельевич, часто дыша, попытался улыбнуться. – Видать решили, что  я на последок совсем из ума выжил.
   - Не знаю, как они, а я, в принципе, так не думаю.  С кровью младенца это ты дедуля, конечно, загнул конкретно.  А вот идея с картинкой, пожалуй, удачная.
   - Послушай внучок меня. В нашем распоряжении осталось очень мало времени. Я знаю, я слышал, конец неизбежен.  Нынешней ночью отключат систему поддержки.  И всё…
Всё! Понимаешь?!
   - Да ладно тебе, не переживай, вот пройдёт кризис… - Попытался я успокоить деда.
   - Но ты не думай, я вернусь, я смогу это сделать! – Старика вдруг затрясло. – Я смогу!  Ты мне веришь? – Он обхватил костлявыми пальцами моё предплечье и сжал так сильно, что на обратной стороне ладони синими буграми вздулись все вены. – Отвечай!
   Я почувствовал, как становится не по себе.
   - Михаил я настаиваю, ты мне поможешь? – Сипел угасающим голосом прикованный к постели уже почти покойник.
   Собравшись с духом, я еле слышно выдавил: - Помогу. – Старик разжал кисть. – Но деда, что мне нужно делать?
   - Только то о чём я уже просил.
   - Ну ты придумал! – Я начал нервничать. – Кровь младенца это тебе не лак для паркета. И, между прочим, живём мы не в каменном веке.
   - Мой мальчик уясни одну прописную истину:   В любом обществе есть как добрые, так и злые люди. Как неподкупные, так и алчные, завистливые, жаждущие наживы. Используй именно таких людей.
   - Так что прикажешь мне теперь делать, дать объявление в газету? Или нанять убийцу?
   - Не перебивай и не язви.  Лучше умолкни и пока мы сами слушай внимательно. – Облизывая сухие губы, дед перевёл дух и пронизывающим взглядом уставился мне прямо в глаза. Мне даже показалось, как этот острый взгляд проникает сквозь зрачки прямо в череп, в мозг. – Если у тебя есть извилины, значит, ты додумаешься сам.  Ежели нет, я тебе подскажу.
   Мои брови поползли на лоб. – А, как ты…  Это…  Ну, в смысле?
   - Погоди, я чувствую, конец приближается. – Он натужно застонал и попытался поднять голову, однако, вопреки стараниям, та лишь оторвалась от белой материи, как тут же рухнула обратно. – Конечно Мишутка, ты уже повзрослел, стал более самостоятельным, строптивым.  Но, помнишь, как мы дружили?  Как ездили на рыбалку, за грибами? Как я водил тебя в школу? Как забирал из пионерского лагеря, и мы вдвоём ходили в поход, не сказав никому ни слова, а потом вместе получали нагоняй от твоих родителей.  Мы были друзьями. А та наша присказка: «Мы с тобой, как рыба с водой».
   Я почувствовал теплоту немых слёз, покатившихся по обеим щекам.
   - Внучичек я заклинаю тебя нашей дружбой, сделай это для меня.  Найди способ выполнить мою просьбу.  Я клянусь тебе, что рассуждаю здраво. Поверь Миша это очень важно для нас обоих. И я вернусь, обязательно вернусь.  И тогда ты узнаешь то, чего не знает никто. Я расскажу тебе такое…
   В следующий момент у деда начался очередной и более сильный приступ.  Он глубоко дышал, хрипел, хэкал, широко раскрывал рот и выпучивал глаза. Его лицо побагровело, руки тряслись, а грудная клетка интенсивно подбрасывала полосатое покрывальце. Вид у него был таким жалким и беспомощным, что более не в силах сдерживать подкативший к горлу ком, я бросился в объятия умирающего, разрывая пространство горестным рыданием. Тут в палату ворвались родители. Мать с отцом буквально пару секунд замешкались на пороге, а затем устремились в нашу сторону. Но этих мгновений деду хватило.  Еле различимым шёпотом он произнёс мне в самое ухо. – В нашем доме, на чердаке, под белым полиэтиленовым мешком. Употреби для дела. – Это были последние слова деда, которых никто кроме меня не услышал.


                *     *     *


                С того дня, когда я впервые был напуган дедушкиным выражением лица, и до того скорбного вечера минуло ровно семь лет.  Я, право, и не предполагал, что именно в день его кончины мои воспоминания зациклятся именно на том неприятном, исключительном событии. По возвращении из больницы домой, я больше двух часов, не в состоянии уснуть, ворочался под одеялом в полной темноте и предавался воспоминаниям. Ко мне возвращались одни только страшные, печальные, грустные, обречённые лики дедушки. Почему-то совершенно не удавалось воскресить его в памяти радостным или просто весёлым.
   - Вероятно врачи были правы, у дедули на старости, точно крышу сорвало.  Такого бреда я даже в кино не слышал. – Рассуждал я вслух. – Надо же было такое учудить. Кровь младенца!  А главное – «я вернусь»!  Чертовщина, да и только.
   На прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Меня рвался услышать Жора Сизарёв, закадычный друг, с которым мы просидели за одной партой восемь лет, а два года назад поступили в кооперативный техникум. По правде сознаться, это его маман нас туда впихнула, благодаря своим связям. Иначе, нам прямая дорога в бурсу.
   - От разгильдяй, дрыхнешь! – Прогремело в трубку вместо приветствия.
   - Жорж ты чего орёшь как потерпевший?
   - Да, я не ору. Тут музыка бахкает, а я стараюсь, чтоб тебе слышно было.
   - Можешь не стараться, тебя и так превосходно слышно.
   - Да! Ну, ладно, короче, давай ноги в руки и чеши сюда.
   - Куда это сюда?
   - Ну, в смысле ко мне.  Геша с Пентюхом винища припёрли и шалав каких-то. Одна получилась лишняя. Скучно ей, бедненькой.
   - Не-не-не, Жорж, у меня сегодня дедушка умер.
   В трубке возникла  короткая пауза. – Ой, дружище, извини. Я искренне соболезную. Ты держись.
   - Ничего, я в порядке.
   Жорка немного помедлил. – Мишель ты завтра в технарь идёшь?
   - Вообще-то собираюсь.
   - Меня не будет. В случае чего загрузи, там, мол, заболел.
   - Без проблем.
   - Ну, бывай.  И это.., мы гудим до утра. Вдруг захочется отвлечься, заруливай.
   - Гранд мерси Жорж, но мне сейчас не до этого.
   - Понимаю, друг. Но сильно не раскисай, все мы там будем.  Завтра вечером звякну. Хотя, ты всё же подумай. Девочки отпад. И не динамовки. Пентюх с одной уже на чердаке побывал – любитель экзотики. Вернулись раскрасневшиеся, глазки у обоих довольные.   А Геша, со своей, уже час в ванной сидит – мойдодыр.
   - Жора я ведь сказал.
   - Ну, всё-всё, извини, до завтра.
   Положив трубку, мне почему-то сразу вспомнились дедушкины слова про чердак.  Видимо Жоркино упоминание натолкнуло память на необходимый проблеск. Я ведь совсем забыл про какой-то белый мешок, под которым должно покоиться то, что мне необходимо употребить для дела.  Да нет, чепуха, просто в предсмертном бреду, дедуля молол, что ни попадя.
   И всё-таки, мысль о полиэтиленовом мешке, что называется, свербела.  В итоге получасовых колебаний я не выдержал.
   На чердаке, собственно говоря, в последний раз я был уже и не помню когда.  И, тем не менее, вооружившись свечой, а главное острым желанием с этим покончить, мне всё же посчастливилось отыскать один единственный белый полиэтиленовый мешок, среди изобилия старого барахла, паутины, пыли да птичьего помёта.  Внутри искомого предмета оказалось несколько пар изношенной обуви, да спортивный костюмчик, ещё времён моего сопливого детства.  Я даже рукой обшарил утробы туфель, ботинок и сапог, однако все поиски оказались безрезультатны.  А вот утолить жажду любопытства мне удалось совершенно случайно.  Хотя под мешком – вопреки утверждениям деда – тоже ничего не было, я всё же чувствовал некую обязанность. В мозгах вспыхнула мысль: Ведь ежели он хотел что-то спрятать, то уж наверняка бы не стал примитивно класть это под мешок, рискуя, что мать или отец вдруг соизволят устроить ревизию чердака или инквизицию старых вещей.  В таком случае тайное имело все реальные шансы стать явным.  Я прикину, если перекрытие дома устроено из деревянных балок солидного сечения, а в качестве утеплителя, между ними, на подшитые снизу доски, уложен двадцатисантиметровый слой глины вперемешку с соломой, то с какой стати моему предку было не вмуровать туда нечто, что мне предстояло найти.
   Тут же подобрав осколок старой черепицы, я дрожащими от волнения пальцами стал выковыривать куски мягкой глины, из ровно уложенного слоя. И буквально через минуту своеобразных раскопок, раздался негромкий скрежет обо что-то металлическое. А ещё спустя некоторое время я уже вертел в руках небольшую жестяную коробочку, похожую на шкатулку.  Я её потряс, там что-то зашуршало, после чего раздался тихий треск и щелчок.  Апофеозом этих звуков случилось самопроизвольное откидывание отполированной до блеска крышечки.  Возглас моего бескрайнего удивления сам по себе вырвался из сдавленного горла, ибо из шкатулки выпорхнуло непонятное, будто бы живое облако чёрного цвета, с седыми бликами и резким запахом протухших яиц.  Оно стремительно распространялось в мою сторону и, совершенно вопиющим образом, стало проникать в нос!  Я попытался уклониться, но это оказалось бесполезным.  Вонючую пыль словно кто-то запрограммировал на проникновение в человеческий организм. Я ощутил сильное головокружение, затем начал задыхаться, а после…
   Очнулся я тут же.  Моё тело покоилось на пыльной глине, голова на недавно обследуемой обуви, а руки на груди, со скрещенными пальцами. Я таращился в темноту, где-то под крышей, и абсолютно не мог вспомнить, каким образом улёгся тут, на чердаке. Зачем?  Отдохнуть? Чепуха!  Может, я потерял сознание?  Очень может быть.
   Повернув голову лицом к свету, я увидел горящую в стакане свечу.  Рядом валялась закрытая шкатулка. Несколько робких усилий... Когда же оказался на корточках, я склонился над таинственной находкой, изучая её глазами.  «Ну дедуля любимый, - рассуждал я в уме, - надо же было подкузьмить такую дьявольщину на мою голову.  А главное никаких отклонений, и ничего не болит. И это уже хорошо!»   Взгляд вновь скользнул на свечу, и я смекнул, что отключка всё же со мной приключилась, и весьма затяжная, так как свеча была целая, новенькая, а сейчас она растаяла больше чем на половину.  «Вот так дела!»
   Я решил отправиться к Жорке и поделиться с другом своим приключением.



                *     *     *


            Дверь квартиры открыл сам хозяин. – Эй, Пентюх выруби музон!  К нам Мишель пожаловал. – В соседней комнате мгновенно затих смех, и выключилась музыка. – Ну, проходи, чего на пороге застыл.
   Чуть помявшись, гость нерешительно вшагнул в тесную прихожую. Из-за Жоркиной спины  вынырнули две пьяные, но серьёзные  физиономии. Ребята уже были извещены о Мишином горе и теперь пытались изобразить скорбь и сочувствие.
   Они как три истукана застыли на месте, в немом недоумении, вызванном не столь отрешённым видом гостя, сколько его внешним видом. Миша стоял в комнатных тапочках и зелёной, в красно-синюю полоску, пижаме.  Пальцы левой руки сжимали гранёный стакан, из которого торчал огарок свечи, а в правой руке был старый ботинок. Тот, которого звали Пентюх – лишь только его взгляд пал на предмет обуви – глуповато хихикнул, за что схлопотал от Жорки затрещину.
  - Заткни пасть, придурок, что не видишь, Мишаня в горе.
   Последний, наконец, прервал своё неординарное безмолвие. – Жорж мне нужно с тобой побазарить, с газу на глаз.
   Геннадий с Пентюхом оскорблено переглянулись. – Пошли лучше к девочкам. – Предложил Гена. – Мишка в образе, и нас решил проигнорировать.
   Пентюх одобрительно кивнул, и подростки удалились.
   Жорка предложил пройти в кухню.
   - Всей предыстории я тебе выкладывать пока не буду, но события последних часов, думаю, смогут тебя заинтриговать и озадачить. – Он небрежно оседлал табуреточку, водрузил старый ботинок на стол, тут же поставил стакан, и задумался.
   Воспользовавшись паузой, Жорка поставил на огонь турку, а из соседней комнаты принёс два фужера с красным вином.  Пока готовился кофе, друзья молча цедили вино. Жорка возился у плиты, а Миша о чём-то сосредоточенно размышлял.   Его стеклянный взгляд  оживился лишь тогда, когда хозяин поставил на стол парующие чашечки.
   - Знаешь Жорик, прежде чем ты услышишь одну занимательную историю, я хочу тебя кое о чём попросить.
   Тот уселся напротив. – Ну, я слушаю.
   - Вот какое дело: Я сейчас выйду в коридор, а ты достань из ботинка металлическую коробочку и, будь так любезен, потряси ею.
   - Зачем?
   - Слушай, ты мне друг?
   - А ты сомневаешься?
   - Я, нет. Поэтому и прошу именно тебя об этом маленьком одолжении. Поверь, дело секретное и…
   - Ну хорошо, хорошо, только скажи, она не рванёт?
   Миша ухмыльнулся. – Ну, ты и выдумал. Не трусь, всё безобидно. Безопасность гарантирую.
   Оказавшись в неосвещённом коридоре, он краем глаза приник к щелочке, нарочно оставленной неплотно прикрытой дверью. Сизарёв некоторое время изучал рваный предмет обуви,  затем извлёк шкатулку,  осторожно ею потряс у самого уха.  Хотя там что-то и забренчало, всё же ближайшие секунды не принесли ожидаемого Мишкой результата. Ни щелчка, ни открывания крышечки, с последующей чёрной пылью не случилось. Жора ещё несколько раз сотрясал коробком и всё с тем же  успехом.
 Михаил вошёл в кухню.
  - Слышь дружище, а в чём, собственно, смысл этого эксперимента?
   - Ничего особенного. Так, кое-что хотел проверить.
   - Так может я погляжу, что внутри? – Он поставил её перед собой и сложил руки словно прилежный ученик.- Как она открывается?
   - Я и сам не знаю.
   - Вот это да! Где ж ты её откопал?
   Миша уселся за стол, хлебнул кофе,  попросил у друга сигарету. – А ты проницательный сукин сын. Ведь ты прав! Я её действительно откопал.
   - То есть как?
   - Да вот так. Откопал в прямом смысле этого слова.  На чердаке, сегодня, обломком черепицы.
   Жорка вытаращился на своего гостя, что баран на новые ворота. – То есть как?
   - Тьфу ты, заладил, как да как.  Я ж говорю, на чердаке разрыл глину и нашёл шкатулку.
   Приятель, наконец, подобрал отвисшую челюсть. – Возможно, я чего-то не догоняю.  С каких это делов ты удумал рыть глину на чердаке? Клад искал?
   Миша глубоко вздохнул и покачал головой. – Ладно, видать придётся выложить тебе весь расклад с начала. – Он замолчал, внимательно изучая полный любопытства взгляд Сизарёва, а затем добавил: - Только поклянись, что никому ни гу-гу.
   - Та шоб я сдох! – Выпалил приятель и клацнул ногтем о верхний передний зуб.
   Сумбурное повествование о прижизненных чудачествах Артёма Савельевича, уже будучи на смертном одре, повергли Жорку в изумление и восторг одновременно. Он то вытягивал своё скуластое лицо, то залихватски присвистывал.
   Естественно Миша умолчал об аномальном фокусе с загадочной пылью. Он умышленно скрыл сей эпизод, опасаясь превратных домыслов в свой адрес.  Ведь как не крути, но, преднамеренно зная об этом, он всё же рассчитывал, что это произойдёт и с Жоркой. Он хотел со стороны понаблюдать за последствиями. Причём такое некрасивое желание возникло совершенно безотчётно.
   Наконец рассказчик произнёс финальное слово и затих, а бестолковый взгляд выпученных глаз его благодарного слушателя, с наступлением тишины, застыл где-то в недосягаемом земному воображению пространстве.
   - Хлебни кофейку, Жоржик. – Гость щёлкнул пальцами у того перед носом.
   Расплывшиеся  до неимоверных размеров зрачки резко сузились. – Ну и закидоны у твоего предка!  Кровь младенца – потянет лет на десять строгого режима.
   - И заметь, это, как минимум.
   Сизарёв вдруг шлёпнул себя по лбу. – Но ты обратился по адресу!
   - В каком смысле? – Удивился Миша.
   - В самом прямом.
   - Я не понял, что ты несёшь?
   - Не гони Мишель, у меня в подвале той самой больницы двоюродный брательник санитаром работает.
   - Ха! Если в подвале, значит не санитаром, а сантехником.
   - А вот хрена лысого! Именно санитаром, потому что под больницей находится морг.
   Закатив глаза под лоб Миша впал в задумчивость.  Жорка одним глотком уничтожил остатки вина и, барабаня пальцами по столу, уставился на товарища.
   - И только не прикидывайся, что не врубился. Твой дедуля, царствие ему небесное, в данный момент пребывает именно там.
   - Так ты имеешь в виду…
   - Вот именно. В виду такого удачного совпадения, считай, что его раритетная наколка уже у тебя в кармане. – Он посмотрел на часы. – Сейчас ещё рано. Но вот, примерно, в половине шестого я звякну Игорю и обо всём договорюсь.  Готовь магарыч.
   Миша покачал головой. – Ты Сизарь видать сбрендил.
   - Ой, я тебя умоляю, не корчи девственницу. И вообще, воля умирающего – закон!
   - Ага, так то оно так, да вот только кровь младенца. Без неё, если верить деду, всё это фуфло.
   - Миша, я и сам понимаю, что твой рассказ попахивает дешёвым фантазёрством слабоумного.  Но ты сам посуди, а почему бы и нет? Видать, не простой мужик был твой дед.
   Михаил глубоко задумался, а Сизарёв встал, подошёл к окну и молча воззрился в уже начавшую бледнеть темень. Они оба не издавали ни звука.  Каждый думал о чём-то своём. В коридоре затараторил определённо нетрезвый голос одной из приглашённых девиц. Обладательница простуженных бронхов умоляла, где-то запропастившегося Пентюха, присоединиться к ней в ванной.
   Жорка резко обернулся. – И вообще, ты намерен, когда нибудь  открыть свою наследственную шкатулку?  Может там инструкция.
   Миша как-то с опаской покосился на металлическую коробочку. – Хочешь, открывай. – Он небрежным движением оттолкнул её от себя.
   В итоге непродолжительной возни шкатулка была открыта.  Две пары выпученных глаз слились в единодушном порыве изучения содержимого шкатулки. Внутри чердачной находки покоилась толстая пачка зелёных купюр иностранной валюты, и здоровенный перстень жёлтого цвета, с квадратным, кроваво-красным рубином.
  Жорка облизал белым языком сухие губы, натужно  сглотнул. – Мать честная, это же доллары!
   Миша стёр со лба испарину. – К-какие ещё доллары?
   - Какие ж ещё, самые настоящие, американские. – Он  извлёк  из шкатулки денежные знаки. – Тут сотки! – Он вспушил пачку. – Причём все!
   Но взгляд Михаила прилип к изумительной красоты перстню, который всем своим видом выказывал незаурядное произведение ювелирного творчества. Он даже не заметил, как товарищ аккуратно стащил чёрную резинку, которой была перетянута пачка, и принялся с наслаждением пересчитывать количество стодолларовых банкнот. Михаил же, достал перстень и начал рассматривать его более детально.
   Жорка так увлёкся валютой, что даже не сразу и заметил, как вдруг Миша чудовищно застонал, истерично  закашлялся. Вывалив посиневший язык, он болезненно захрипел. Крупные бульбы пузырились в уголках разинутого рта, а пульсирующие виски, казалось, вот-вот брызнут в разные стороны кровью. Прежде чем он свалился со стула на пол, Жорка заметил на одном из пальцев его левой руки тот самый массивный перстень.
   Безумное забвение длилось пару вздохов. Обогнув стол, Сизарёв лишь только склонился над затихшим другом, как тот раскрыл глаза и, вращая ними в разных направлениях, сел. Жора уселся рядом.
   - Ты в порядке? Воды дать?
   Миша смотрел на перстень. – Она из чистого золота.
   - Кто?
   - Гайка! – Он нервным движением чуть ли не воткнул тому в нос украшение. – Тут грамм двадцать.
   Жора осторожно снял с пальца перстень, пару раз подбросил его на ладони. – Очень даже может быть. – Он вдруг уставился на друга. – Слушай, что это с тобой было? Приступ?
   - А ну дай сюда! – Не ответив на вопрос, Миша отобрал кольцо. – Не твоё не лапай.
   - Да пожалуйста. – Почти обиделся приятель. – А проба там есть?
   Тот пристально всмотрелся. – Мама мия! Тут на пробе свастика! Ты прикинь!
   Жорка поднялся с пола. – Я представляю, сколько за него антиквары отвалят.
   Миша тоже поднялся и сел за стол. – К чёрту антикваров, это семейная реликвия, понял.- Он коротко зыркнул в сторону будильника. – Давай, звони брательнику, мне нужна дедова картинка.
   Жора замялся. – Ещё рано. Позвоню через час.
   - Так ты что, прикажешь мне тут целый час торчать? Давай звони!  Если твой братец сегодня проснётся на час раньше, ничего с ним не станется!
   - Ладно, ладно, не ори. Сейчас звякну. – Он потянулся к телефону.
   Михаил надел перстень на большой палец правой руки,  немного ним полюбовался, затем переключился на доллары. Мелодичный писк телефонных кнопок прервал его злобный выкрик.
   - Паскудство! Сорок третий год!
   Жорка снисходительно ухмыльнулся. – От ты темнота.
   - Чего!? – Недовольно фыркнул Миша.
   - Запомни, на Западе действительными считаются все купюры, начиная с конца двадцатых годов – если я не ошибаюсь.
   - Лучше бы ты не ошибался.  И вообще, мы не на Западе. У нас за валюту, сам знаешь, можно и в кутузку загреметь.
   Жора вскинул указательный палец, призывая к тишине; на том конце  провода кто-то отозвался. Удручённый наследник, не вдаваясь в подробности телефонного диалога братьев, погрузился в визуальное исследование рубина, закованного в рыжие объятия благородного металла.
   - Ну, всё! – Жорка удовольственно потирал ладони и, ухмыляясь, подмигивал.
   - Что значит «всё»?
   - Ну, ты слышал?
   - Что слышал?
   Сизарёв вжал голову в плечи,  изобразил крайнее удивление. – Фу-у жара!  Я ж только что перетёр с Игорем твою проблему.
   - Ну и?
   - А ты не слышал? Всё хоккей. – Он двумя пальцами поднял над столом зелёную купюру. – Одна такая бумаженция и братан не только с твоего дедули кожу сдерёт, но и подсуетит человечка нужного. Врубаешься какого?
   От фразы про дедову кожу Мишу перекосило, но он промолчал.
   - Ну, догнал, про какого человечка я тебе толкую?
   - Слышь Сизарь, давай выкладывай, чего сопли жуёшь?
   - Игорь сведёт нас с валютчиком. Понял, тугодум.
   Утреннее зарево уже успело окрасить небосвод постельными тонами.  Неугомонные воробьи и синички только что проснулись и теперь озвучивали утреннюю благодать, комментируя рождение нового дня без устали и даже без претензии на внимание.
   Михаил встал, утомительно потянулся, продолжительно зевнул.
   - Значит, слушай Сизый сюда. – Про себя Сизарёв невольно отметил, что с момента припадка удушья его друг изменился. И изменение это произошло не в лучшую сторону. Миша сделался каким-то злым, колючим, с ехидным взглядом и цинично поджатыми губами. – Я даю две бумажки. – Он сгрёб валюту в жменю, а на стол брезгливо сбросил двести долларов. – Одну твоему Игорю, а вторую тебе.  Но, чтоб через неделю картинка была у меня, и непременно в гранатовой рамке.
   Жора уронил подбородок. – А…  Это…
   - А если придумаешь где взять кровь младенца, я тебе ещё одну сотку вручу. – Приятель не издавал ни звука. – Да ты онемел, что ли?  Или оглох, на радостях?
   - И где ж я гранатовую рамку возьму?
   - Ну так пошевели мозгами. Я тебе бабки за что плачу? Сходи в сквер, где художники собираются, поинтересуйся, поспрашивай. Короче, твои проблемы.
   Дверь внезапно распахнулась и на пороге застыла растрёпанная девица, с размазанной под глазами тушью. Сизарёв немедленно накрыл деньги руками.
    - Тебе чего?
   Та шатаясь подошла к раковине. – Водички попить.
   Миша оценивающе прогулялся взглядом по кругленькой попке, обтянутой коротенькой котоновой юбочкой и по фигурным ножкам.
   - Ты подмывалась на ночь, Дездемона?
   Глазки красотки блудливо сверкнули. – Мечтаешь проверить?
   Он, не церемонясь, засунул ей за бюстгальтер сто долларов и криво улыбнулся. – Приводи себя в порядок и через пару дней займёшься лично мной.  Я нонича в печали и посему разрешаю меня утешить. Думаю, с недельку, не больше.
   От такого стремительного напора девица, казалось, потеряла дар речи. Она стреляла взглядом с денег на нагловатого парня и обратно с таким видом, будто прилетела с луны и не возьмёт в толк – что происходит?
   - Ну всё, леди энд джентльмены, я исчезаю. – Он потрогал девушку за грудь. – А о том, где я живу, справишься у Сизого.
   
   
   

                *     *     *


               Похороны деда прошли в будничной обстановке, при скромном скоплении близких родственников усопшего.  Траурное шествие от дома до кладбища состоялось без излишней помпезности.  Провожающие Артёма Штыря в последний путь откровенно скорбели, хотя особой трагедии – море слёз – не наблюдалось. У могилы мать традиционно обронила слезу да чуть попричитала, на что остальные ответствовали церемониальным молчанием и влажными глазами.
   На следующий день я проводил родителей на вокзал и отправил их к родственникам отца в Новосибирск, где они вознамерились погостить, дабы хоть как-то отвлечься от горя.  Днём позже соблазнительная фея, подогретая диковинной валютой, и вовсе поселилась у меня дома. Её любвеобильная натура не давала мне даже намёк на передышку. Сутками напролёт мы не покидали дом и даже не утруждали себя хлопотами по облачению в одежды или приготовлению пищи.  Основной рацион составляли консервы, фрукты и спиртное, которым редко, но метко затаривалась знойная Любаша, неукоснительно следуя моим рекомендациям.
   Посещение нудного техникума было отложено до лучших времён. Я вызвал участковую врачиху и применил один из тех хитрых способов симуляции, которые бытуют в студенческой среде уже давно и весьма продуктивно: Повышение температуры путём натирания ладоней, и обработка горла красным молотым перцем.
   «Острое респираторное заболевание с необходимым постельным режимом и медикаментозным вмешательством». Констатировала участковая, укладывая в свой ридикюль стетоскоп и ложечку из нержавейки.
   В принципе, постельный режим я соблюдал неукоснительно, с похвальным прилежанием. Но вот противные таблетки, в целях скорейшего выздоровления, пришлось заменить сексом, водкой, пивом, а по утрам шампанским.



                *     *     *


        Застрявшее в зените солнце своим полуденным пеклом заставляло почувствовать себя карасём на раскалённой сковороде. Михаил спустился по ступеням с крыльца, вышел на середину небольшого, но чистого дворика, заложил руки за голову и, запрокинув лицо к небу, зажмурился. Он довольно долго стоял в такой позе, не шевелясь, как истукан. Парень ещё с утра заметил под глазами тёмные круги и теперь решил воздействовать на организм ультрафиолетовыми лучами. Безмятежное уединение нарушил игривый девичий шёпот.
   - Ну вот, я в постели, одна, скучаю, а мой сладкий мальчик вздумал позагорать.
   Миша повернул голову и сквозь еле заметные щелочки ещё жмурившихся глаз уставился на нарушительницу мирного уединения.
   - Я не понял, ты чего ещё без трусов? 
   Девушка подошла к своему кавалеру, обняла его за туловище, прижалась ухом к впалой груди.
   - Мы что, куда-то идём?
   - Не мы, а ты.
   - Что, опять в магазин?
   - Какой ещё магазин?  Ты Любаня не прикидывайся.  Сегодня истекает твоя рабочая неделя.
   Она недовольно отпрянула от его тела и надула губы.
   - Да-да зайка, и не надо дуться. Собирай манатки и чеши домой.
   - Мишутка ну зачем ты меня так обижаешь, я тебе надоела?
   Он погладил её по щеке. – Ну, полно тебе, милая, конечно же, нет.  Ты мне вовсе не надоела. – Он вдруг больно прищемил девушке ухо, от чего Люба отчаянно взвизгнула. – ТЫ МНЕ ОСТОЧЕРТЕЛА!!!  ПШЛА ВОН СТЕРВА!!!  БЫСТРО!!!
   От таких диких воплей бедняжку как ветром сдуло. И уже минут через десять не состоявшаяся любовница, с зарёванной физиономией, и в наспех натянутом сарафанчике, спотыкаясь и всхлипывая, пересекла двор.  А когда  выскочила на улицу, громко бабахнула калиткой.
   - Безмозглая курица! – Отвесил напоследок Михаил.
   В следующее мгновение калитка робко приоткрылась, и показалось удивлённое лицо Сизарёва.
   - Ни хрена себе. Любка меня чуть с ног не сшибла. Ещё и гомнюком обозвала. Что это с ней?
   Михаил моментально сменил ярость на строгое благодушие. – Заходи Жорж. – Они пожали руки. – Обнаглевшая сучка, пришлось поставить на место.

 Увлекательное повествование Сизарёва о его недельных мытарствах  Миша пропускал мимо ушей.  Он с нескрываемым восторгом рассматривал свежеизготовленное полотно из человеческой кожи, одетой в заковыристую рамку из гранатового дерева. Его глаза горели каким-то странным, промёрзлым коварством, и в то же время наслаждением от достигнутого результата.
   - А рамка действительно из граната?
   Жорка на миг запнулся. – Не сомневайся.  Я по каталогу сверил: И цвет и текстура древесины – всё в ажуре.
   Миша приник носом к рамке и шумно загнал в лёгкие несколько литров воздуха. – Гляди мне Сизый, обман может тебе дорого обойтись.- Его голос звучал угрожающе.
   - Послушай Мишаня, если не оставишь свой надменный тон, то можешь считать, что мы вообще не знакомы.  Ты кем тут себя возомнил?  И вот, кстати, я ещё подумаю, говорить тебе или нет?
   Миша упёрся в товарища пытливым прищуром. – Ты про что?
   - А про то, за что ты должен мне ещё сто долларов.
   - Ох, какие мы гордые! – Небрежно обронил Миша и, оставив картину на столе, вышел в соседнюю комнату.
   Гость присел на подоконник и задумался.
   Возникшего на пороге Михаила, прямо в лоб встретила фраза насупленного Сизарёва.
   - Я вот хочу спросить: Мы по-прежнему друзья, или ты меня уже в рабы определил?
   - О, вон ты куда…   Изволь. Иногда, благодаря деньгам, лучший друг может стать незаменимым рабом. Но бывает и наоборот. – Он извлёк из нагрудного кармана рубашки зелёную купюру и с издёвкой подмигнул. – А, хочешь денежку?
   Сизарёва в миг перекосило. – Ну, это уж слишком! – Он уверенно направился к выходу, но Миша остановил его за руку.
   - Да ты чего Сизый, шуток не понимаешь? – Теперь он улыбался более дружелюбно.
   - Я тебя предупреждал! – Парень отдёрнул руку и вернулся к окну. – Ты вообще, сам хоть замечаешь, с тобой происходят нехорошие перемены.  Честно говоря, меня это начинает беспокоить.  Игорь вот тоже обмолвился, чтобы я был с тобой начеку. А то с такими закидонами…
   - С какими!? – Вдруг взъерепенился Мишка. – Ты что же, всё ему рассказал?
   - А как ты думал? Такая просьба, как снятие кожи с трупа, требует объяснений, ты не находишь? – В данный момент Миша смотрел себе под ноги и его глаза шустро бегали из стороны в сторону. – Ну, чего молчишь?  Мы ещё друзья? Или ты теперь работодатель, а я так, на побегушках?
   - Короче демагог, - Миша, наконец, поднял взгляд на товарища, и взгляд этот был преисполнен равнодушия, - вся эта твоя лирика мне до задницы. Или выкладывай, что хотел, или проваливай.
   Сперва Жорка хотел всё же уйти, но его вдруг остановил голос Михаила.
   - И, между прочим, я не на секунду не усомнился, что ты мне друг.  Зато ты, видать, сомневаешься в том, что я тебе тоже являюсь другом.  Так кто из нас козёл?
   Жорка подошёл к нему вплотную и протянул руку. – Значит, мы друзья?
   Тот горячо её пожал. – Как и всегда.
   Их взгляды встретились и Жорка, на уровне подсознания, уловил затаённую фальшь, нечестность, лукавство.  Впрочем, это ощущение было мимолётное, и он не мог одним этим мгновением перечеркнуть все годы их преданной дружбы.
   - Ладно, слушай. – Они сели на стулья. – В той больнице, в морге которой работает мой брат, есть детское реанимационное отделение для новорождённых. Туда попадают младенцы с врождёнными пороками сердца, ещё кучей болячек. Или после неудачных родов. Так вот, Игорь говорил, что не все из них выживают. А те, которым не повезло, оказываются у него в подвале. – Он подмигнул. – Улавливаешь, к чему я?
   Миша откинулся на спинку стула. – А братец твой не разболтает?
   - Ты сказился! Он могила!
   - Могила, это хорошо.
   - Ну, а дальше?
   - А что дальше? Слово я своё держу. Сто долларов твои. – Он протянул Жорке купюру и тот её взял.
   - Так, я не понял, какие наши дальнейшие действия? – Спросил он, складывая валюту и пряча за обложку паспорта.
   - Не, Жорж, вот раз ты мне друг, значит, не задавай лишних вопросов, и не торопи события. Ты свою работу выполнил и молодец.   А дальше, как карта ляжет.
   - Тогда есть предложение. Может, обмоем это дельце?
   Миша несколько секунд пристально смотрел на Жорку, а потом, будто оттаявши, широко улыбнулся. – Почему бы, собственно, и нет?   Пошли в подвал, поможешь нацедить из бутыли домашнего вина.
   Приятель с упоением потёр ладони. – Ох, и люблю я ваше винцо домашнее -  спасу нету!



                *     *     *


                Марта Артёмовна преодолела завершающий рубеж в шесть ступеней,  взошла на крыльцо, прислонила к стене две тяжёлые сумки с продуктами. 
   - Ну, уж дудки, в следующий раз на рынок пусть Мишка топает. – Она толкнула дверь, вошла в сумрачную прихожую и огляделась. – Сынок, ты где?! – Сбросив тесноватые босоножки, женщина устремилась вглубь жилища, заглядывая во все комнаты подряд.
   - О, ты что не слышишь? Я его зову, а он тут расселся как барон. – Намётанный взгляд хозяйки сразу отметил некоторое несоответствие в расстановке мебели. – Хм, а зачем ты стол и стулья двигал?
   Расположившись в кресле у журнального столика, Миша неподвижно смотрел на задёрнутое чёрной материей зеркало.  Он совершенно никак не отреагировал на появление матери, и та забеспокоилась.
   - Мишутка, ты не заболел? – Тот продолжал молчать.
   Мать пересекла комнату,  приложила ко лбу сына ладонь. – Температуры вроде нет. – Она присела рядом на корточки. – Михаил, что случилось?
   - Загляни в зеркало. – Изрёк он вместо ответа.
   - Зачем? – Удивилась Марта Артёмовна.
   - Ты вот загляни. – Настаивал Миша. – А после скажешь, что ты там видела.
   - Мишутка, что за блажь?  Я себя уже сегодня в зеркале видела.  Видунец, конечно, не фонтан.
   - Нет, я не об этом.
   - А о чём?
   - Я знаю, что зеркала можно открывать, когда покойника выносят из дома. Завтра, между прочим, уже девятый день.  Ты приехала вчера вечером, однако материю с зеркал не поснимала. Может за этим что-то кроется?
   Мать поднялась, поставила руки в боки, вытаращилась на сына, будто видит впервые.
   - Ты какие-то вопросы стал задавать дурацкие.  Я вообще, как приехала, так сразу ощутила, что ты очень изменился. Мне это сразу в глаза бросилось.
   - Мам, - не дал ей развить тему Миша, - я сегодня туда глянул… А там…
   - Ох-ох, юный мистификатор, не морочь голову. – Мать стремительно пересекла комнату и быстро сорвала с зеркала ситец.  Она смотрела на своё отражение и поправляла причёску, как вдруг её внимание привлёк сын, которого она увидела в глубине зеркала.  Миша с испуганным видом вжался в кресло и весь дрожал.  Марта Артёмовна обернулась.
   - Ну-у, милый мой, я начинаю волноваться. Ты чего?
   Сын упорно молчал. Женщина опять заглянула в зеркало.
   - Я вот смотрю и вижу себя, ещё тебя, перепуганного. А ты, что там видел?
   - Деда. – Тихо пропищал сын. – Может их для того и завешивают, чтобы покойники из того мира не заглядывали к нам через зеркала?
   Мать надула щёки и продолжительно выдохнула. – О-хо-хо, да ты и впрямь нездоров.  Вот завтра вернётся отец, и мы все вместе об этом поговорим. – Она вдруг округлила глаза. – Ты только это… Больше никому об этом не говори, понял.
   Миша согласительно кивнул.  Марта Артёмовна вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь, одной рукой взялась за сердце, второй перекрестилась, и тихо заплакала.
   Михаил ещё некоторое время сидел неподвижно и тупо таращился в сторону зеркала. Затем встал, подошел ближе, более тщательно осмотрел в отображении своё лицо.
   Через непродолжительный отрезок времени парень уже рылся в одном из шкафов румынской стенки, а ещё секунд через двадцать, в его руках перелистывался альбом с семейными фотографиями. Он паническим движением сорвал одну карточку.   Достав из кармана перстень с рубином, надел его на большой палец левой руки, сел в кресло и спустя пару громких вздохов потерял сознание. Непродолжительный обморок завершился нервным дёрганьем конечностей и влажным кашлем. Очнувшись, юноша  не мешкая  вскочил с кресла, со столика схватил интересующую его фотографию и подошёл к зеркалу.  Его расширенные глаза метались между снимком и зеркальным отражением с такой жадностью, что, казалось, вот-вот провернутся на триста шестьдесят градусов. Свободной рукой он принялся ощупывать своё лицо и трагически стонать. А вскоре стон перерос в вой отчаяния и страха. Лицо в зеркале было как две капли похоже на изображение со снимка, с допотопного снимка, ещё конца тридцатых годов. На этой чёрно-белой фотографии, на фоне вышки для прыжков с парашютом, стоял молодой Артём Штырь.



                *     *     *



                Звучное эхо неторопливых шагов возвещало о появлении постороннего, ибо убаюкивающий шорох мягкой обуви сотрудников морга резко контрастировал со звонким цокотом жёстких каблуков незнакомца.  В первую же открытую дверь, сотрясая двойным подбородком, вынырнуло брюзглое лицо уже далеко немолодой женщины.  Её откровенно вопросительный взгляд заставил посетителя остановиться и с виноватым видом попятиться.  Необъятных размеров дама соизволила полностью выдвинуть из проёма свою впечатляющую тушу.
   - Ты соколик чего тут забыл?
   - Я, вот…  Понимаете?
   - Понимаю, конечно, понимаю.  Тебя, вероятно, в школе читать не научили. Я права?  Ты табличку, вон там вот, на входе, видел?
   - Я знаю, но мне нужно срочно увидеть Игоря.
   - Ну, во-первых, какого? У нас-то их, на данный момент, кажись двое. А в-последних, ты кто вообще будешь?
   - Я друг его брата Жорика.
   - Ты юноша сам посуди, мне и без того хлопот хватает, чтоб запоминать всех родственников тех, кто пребывает в нашем гостеприимном заведении. – Она вплотную подошла к молодому человеку. – Хотя бы фамилию назови.
   Михаил замялся. – Жоркина фамилия Сизарёв.
   - У нас таких нет! – Как из пушки выпалила тётка.
   - Да, но они двоюродные братья, может и фамилии разные.
   - Ну, всё, юнец, ты начинаешь меня утомлять. – Изо рта полуторацентнерной женщины пахнуло котлетами с чесноком. – Я, конечно, могла бы тебя проводить, скажи ты мне хотя бы дату, когда его сюда привезли. Но, увы, мой юный друг, ты ведь даже не родственник.  Поэтому! – парень всплеснул руками. – Не перебивай старших! Насмотришься на своего Игоря, когда его домой заберут.
   Не выдержав, Михаил рассмеялся. – Ну мамаша браво!  Вы меня здорово повеселили. – Тётка состроила зверскую гримасу. -  Не обижайтесь. Вы  не так поняли. Я не жмурика ищу. Я зашёл навестить вашего сотрудника. Он тут санитаром работает. Зовут Игорь.
   В этот момент в холле появились трое мужчин:  Санитары галопом спешили на выход.
   - Дрогобычев стой! К тебе посетитель! – Мощный женский бас, усиленный коридорным эхом, заставил одного из бегущих остановиться.  Его взгляд тревожно метался.
   - Игорёша, вот это чудо природы, - она ткнула толстым пальцем, - разыскивает санитара по имени Игорь.
   - Да-да, - оживился визитёр, - мне нужен брат Жорки Сизарёва.
   Дрогобычев слегка оттаял. – Мерси Захаровна, это меня.
   Стоявшая у крыльца  «Скорая помощь» пофыркивала из выхлопной трубы серо-сизыми плевками.  Двое дюжих молодцев проворно загружали в неё лопаты, верёвки и ещё что-то из инструмента.
   Игорь спустился по ступеням крыльца. – Тебя зовут Миша? – Тот кивнул. – Ты Жорку давно видел?
   - Вчера забегал.
   Дрогобычев изогнул бровь. – Что, правда?
   - Правда. – Удивился Миша такой реакции. – А в чём дело?
   - Так он уже третьи сутки дома не появляется.
   - Странно…  Мне об этом ничего не говорил.
   - А чего от тебя хотел?
   - Ничего особенного. Пришёл, попросил пожрать, я его накормил, и он ушёл.
   Дрогобычев нервно подкурил. – Только не грузи, что вы ни о чём не разговаривали. Давай колись, где это он завеялся?
   Миша загадочно улыбнулся. – Да девку он себе завёл. У той сейчас предки в отъезде, вот он до письки и дорвался.
   - Вот гадёныш! Родители там с ума сходят, сегодня собираются в милицию топать. Третий день уже.  А он засранец даже позвонить не может. – Игорь вдруг подозрительно сощурился. – Что-то на него не похоже…
   - Ну, этого я уж не знаю.  За что купил, за то и продал.
   - Так, стоп! А ты чего, вообще, ко мне пришёл?
   - Да, перед тем как от меня уйти, Жорка попросил об одолжении. Я должен у вас забрать какую-то баночку с кровью. Что к чему не объяснял, но обещал завтра за ней зайти.
   Глаза у Дрогобычева, казалось, вот-вот и вовсе выпадут из глазниц. – Да он вообще, что ли спятил?!  А кстати, - Миша напрягся, - он картинку тебе отдал?
   - Какую? – Выпучил глаза Миша.
   Внешний облик Дрогобычева теперь совсем походил на умалишённого.
   - Так, что говорите за картинка?
   Игорь отбросил недокуренную сигарету и с задумчивым видом принялся мять подбородок. – Ничего особенного. Это так, к теме не относится. – А спустя секунду добавил: - Ох, чует моё сердце, вляпался братан по самое некуда.   Между прочим, тебе про доллары, что нибудь известно?
   Парень вжал голову в плечи,  отрицательно мотнул головой.
   - Вот так дела, мать его. – Изрёк Игорь в пустоту. – Куда же этот малой сучёныш встрял?
   - Вы знаете, по правде говоря, я уже давно стал замечать за Жоркой что-то неладное. И друзья у него какие-то новые появились: Мрачные типы.
   Игорь серьёзно положил руку Мишке на плечо. – Спасать надо брата.  Мне сейчас некогда, - он мельком посмотрел в сторону машины, - поэтому, поступим следующим образом.  У меня сегодня ночное дежурство. После девяти вечера приходи сюда. Я буду один. Вот мы вместе над этим вопросом и покумекаем.   Если, конечно, ты не против помочь другу.
   - Что за базар?
   - Вот и отлично. А тёте Свете я сегодня позвоню, успокою, скажу, что сына сегодня видел, мол, жив-здоров.  Пообещаю, что он завтра обязательно нарисуется. Но главное, пусть пока с ментовкой повременит. Если те его начнут искать и найдут, а там что-то незаконное, могут и посадить придурка. Лучше мы сперва сами всё разведаем.  Он случайно не говорил, где эта девка живёт?
   - Этого не говорил, зато номер её домашнего телефончика оставил.
   - Так давай!
   - Я наизусть не помню, а блокнот дома: Вечером принесу.
   Суетившиеся у «РАФика» мужики начинали терять терпение и отпускали в адрес Дрогобычева недовольные реплики.
   - Вот чёрт, ладно я поехал. А тебя непременно жду сегодня после девяти.
   - Замётано!
   Они обменялись рукопожатиями.
   Недобрым взглядом в спину, проводил Миша Дрогобычева, и, запустив руки в карманы брюк, сутулой походкой побрёл к центральным воротам больницы.



                *     *     *



                Сквозь чуткий сон слух уловил настырный писк у самого уха.  Михаил открыл глаза.  Жужжащий кровосос, казалось, намеревался добраться до самой барабанной перепонки. Комар уже влетел в ушную раковину и парил там, приближаясь к маленькому слуховому отверстию.  Рука крайне осторожно поползла из-под одеяла с намерением положить этому конец, как внезапно, какой-то скрежет, грянувший над головой, заставил слегка дёрнуться.  Летающий кровопийца исчез.  Миша замер и прислушался. Его насторожливый взгляд шарил по тёмной комнате, не различая ничего кроме четырёх светлых прямоугольников.  Это яркая луна, заглядывая сквозь зашторенные окна давала понять, что небо ясное и на ночных улицах отличная видимость.  Парень продолжал лежать без движений, интуитивно чувствуя некое постороннее  присутствие, ощущая его всеми клетками организма.  Впрочем, сие не подтверждалось визуально, да и никак вообще.  Противный скрежет больше не повторялся, но Мишке и одного раза хватило, чтобы зафиксировать его эпицентр: Над изголовьем кровати. Он перевернулся на живот, подобрался поближе к подоконнику, рукой отодвинул штору. Первый порыв безмятежного взгляда на сизую улицу, сменился дрожью в руках, млением затылка, и окаменелостью нижней части лица. Причина была в пятнадцати сантиметрах от глаз. На внешнем, металлическом, оконном отливе – совершенно не обращая на него внимания – сидела самая настоящая ГИЕНА! Её пятнистая шерсть мерцала инеем в лунном свете, а короткая холка, на могучей шее, проявляла некоторое волнение, в скромных порывах ночного странника ветра.
   Миша врос в постель. Затаив дыхание, он изучал диковинное животное, лишь единожды облизав пересохшие губы. И вот, наконец, её собачья голова, с чёрной мордой и торчащими ушками, пришла в движение.  Гиена обернулась и сквозь стекло уставилась на обалдевшего созерцателя. Её огромные, огненно рыжие глазищи, неподвижно, одним лишь цветом въедались в мозг, вгрызались во все внутренности, до самого последнего потроха.  Такой жуткий взгляд.  О, Боже! Миша смекнул. Такой взгляд он уже проверял на себе. Так смотрел на него дед, перед смертью. У парня внутри всё сжалось и начало душить. В их дьявольском отражении он с ужасом увидел лицо, то было лицо оскалившегося деда!
   Внезапно, дикий шквал рванул с земли клубы пыли, опавших листьев, ворохи мусора.  Растущие на тихой улочке плодовые деревья начали беспощадно гнуться к земле. Слышался треск стволов, шум листвы, вой бури.  Но гиена продолжала невозмутимо сидеть и смотреть на человека.  Ураган не утихал, напротив, его мощь усилилась, ужесточилась до немыслимого предела.  Под писк, грохот и скрежет с соседнего дома сорвало крышу и как пушинку понесло высоко в небо. Миша с трудом отвёл взгляд от глаз Гиены и посмотрел туда, где в космос летели обломки страпил, досок и шифера. И в этот миг, в поле его зрения попало нечто тёмное. Огромная рваная тень металась в небе из стороны в сторону, не взирая на абсолютную безоблачность.  Она то закрывала собой луну, то на мгновенье исчезала.  И вот опять сумрак рухнул на окрестности, тень затмила луну, парень напряг зрение…  Возглас изумления и оторопи сам собой сорвался с губ. В ночном небе, верхом на метле летала настоящая ведьма.  Ведьма! Из тех самых детских сказок, которая вселить, способна во взрослого человека лишь улыбку.  Теперь этот монстр вселял в разум откровенный страх!  Гиена истерично захохотала человеческим смехом!   Ей в унисон разразилась хохотом и ведьма!  Теперь казалось, что смеётся даже ветер!


                *     *     *


        Наглый комар вонзил свой сладкий хоботок в самую мочку уха. Миша быстро высмыкнул из-за головы руку и больно шлёпнул себя по тому же месту.   В ухе зазвенело. Он открыл глаза и прислушался.  В комнате плавала вуаль тишины, но за окном слышались приглушённые звуки. Протерев руками глаза, он сел на кровати, свесив ноги на пол. Боковое зрение зафиксировало, как в светлом прямоугольнике окна мелькали тонкие кривые тени от колышущихся деревьев.  Иногда они дотягивались до окна и скрежетали.
   - Вот зараза! – Он тряхнул головой. – Теперь ясно, почему снится такая чертовщина. – Парень подал туловище в сторону окна, и выглянул на улицу. Ненастье и впрямь раздухарилось нешуточное.  Озверевший  ветер бесчинствовал на ночной улице в самой изощрённой форме. Он срывал листья, взрывал столбы пыли, швырял деревья из стороны в сторону. Миша приник ближе к стеклу и в этот миг ему вспомнились обрывки только что увиденного сна: В частности сорванная с дома крыша. Он визуально пересёк улицу и прогулялся взглядом по четырёхскатной кровле и кирпичной трубе дома напротив. Он улыбнулся.
   - А как всё выглядело реалистично.
   Неожиданно для себя внимание сконцентрировалось на чёрном пятне. Рваная тень! Она медленно проглатывала соседнюю крышу. По спине побежали мурашки. Взгляд метнулся вверх и… Следом  выдох облегчения. Тёмное облако довольно низко проплывало над домами, на лету изменяя свои формы.
   - Ну и погодка. – Он отвернулся от окна и замер. Глаза округлились, губы чуть разомкнулись. Теперь, когда перед взглядом угрюмилась ночная комната, ему показалось, что на улице он мельком узрел человека. Страшного человека, необычного; словно потусторонний призрак. Миша опять выглянул в окно и сконцентрировал внимание на противоположной стороне улицы. Шеренга слив и яблонь к своему основанию разбавлялась густым кустарником колючего крыжовника. В этих зарослях, распростёрши руки в стороны, стоял некто!  Белый саван трепетал на ветру, длинные седые волосы кублились вокруг лица. Миша ещё капельку напряг зрение и... ахнул! Он узнал своего деда!  Артема Савельевича.  Который, точно полноправный наместник тьмы, исполнял дьявольский ритуальный танец, и его жуткий оскал заставлял шевелиться на голове волосы! 
   Не обращая внимание на первые ощущения, Михаил сорвался с места и поспешил на улицу.  Какая-то внутренняя сила гнала его, подталкивала, пинала. Но, как он не старался, обнаружить своего деда, которого он увидел в окне, всё оказалось напрасным. И только когда исколотые в кровь босые ступни начали саднить жгучей болью, только тогда парень опомнился и вернулся в дом. Он ворвался в спальню,  бросился к окну. Видения по-прежнему не было. Та одинокая туча привела за собой остальных. И теперь, сплочённые легионы ненастья, повергли город во мрак.



                *     *     *



         Первую половину дня, до самого обеда, Михаил из спальни не выходил. Мать с отцом после завтрака ушли, а его незапланированное одиночество, вместо тоскливого угнетения дарило некоторое спокойствие и шанс более углублённо вникнуть в илистое дно зыбких догадок и предположений своего нынешнего бытия, как формы существования в реальном мире. Его не покидало ощущение приближения неких событий. Даже, вернее сказать, кульминации событий.  Миша ежеминутно воскрешал в памяти все те сцены, которые уже имели место, отождествлял их с просьбой деда, со своей таинственной находкой, со снами.  Он пытался предвидеть, разгадать дальнейшие свои действия, возможные события. Но его воображение оказалось ничтожно мало и примитивно в сопоставлении с тем, с чем довелось столкнуться и, что предстояло пережить ещё. И, тем не менее, будущее, хоть и ближайшее, оставалось впереди, а вот несуразица уже свалившаяся на его голову, не лезла ни в какие ворота.
   Ну, допустим, сумасшедшая прихоть тронутого умом деда – на старости лет – это ещё куда ни шло.  И в принципе, доллары с перстнем тоже, не такая уж заковыристая загадка. Но, ни с того ни с сего появившиеся приступы удушья? И именно тогда, когда он одевал перстень! Его нужно было одеть обязательно на левую руку. Затем, Миша заметил, что приступы становятся более свирепыми, когда он надевает перстень и смотрит на картинку из дедовой кожи. А когда он её вскрыл кровью младенца…  Нет, тогда он ещё не хотел верить в реальность всего происходящего, да и не был к этому готов.  Всё что он делал, было точно в гипнотическом сне; Вырываясь, время от времени из которого, всё его естество содрогалось, разум рыдал, а совесть грызла. Да мог ли он тогда вообразить, что станет жертвой такой чудовищной, мистической истории!  А та чёрная пыль из шкатулки? Что это было? Тупое безумие, или мираж?  А тот случай с зеркальным отражением, где вместо себя он увидел молодого дедушку. Что это, зрительная галлюцинация, или крыша поехала? А то видение за окном? Если дед, обещая вернуться и подсказать дальнейшие ходы, имел в виду своё возвращение в виде призрака,  тогда почему исчез, так и не вступив в контакт? Почему не подбросил хоть какую-то подсказку?  Может  он на правильном пути?   Но, что делать дальше?  Ведь всё, что от него требовалось, он исполнил.
   Михаил долго стоял у окна и любовался проливным дождём. Висевшие на стене часы пробили полдень. Шелестящий звук литавр стих. Парень повернулся лицом к комнате и принялся неторопливо шарить взглядом по мебели, что-то прикидывая в уме. Письменный стол привлёк его особое внимание. Миша подошёл, достал из нижнего ящика картину из кожи и тут же лежавший перстень. В комнате было слишком сумрачно, из-за ненастья, и он вернулся к окну. Картина легла на подоконник.  В руках сверкнул кровавый рубин.  Ещё секунда и Миша  надел его на большой палец левой руки. В следующее мгновение произошло невероятное!  Кольцо само по себе обжало фалангу, да так сильно, что из лопнувшей кожи брызнула кровь. Юноша вскрикнул. Перстень продолжал сжиматься, рубин блестел, кровь сочилась и крупными каплями шлёпалась на картинку.  В голове что-то закопошилось, в глазах потемнело, ноги начали слабеть, грудь сдавило будто клещами. Появилась тошнота. Картину практически всю залило. Под золотым кольцом трещало мясо, а перед глазами вообще всё померкло.
   Очнулся парень тут же, под окном. Он распластался на ковре и таращился в потолок. Значительно вернув здравость мышления он поднял руку и в удивлении нашёл её совершенно чистой. Отсутствовали даже микроскопические признаки крови.  Но вот перстень, он самым натуральным образом врос в палец и, как казалось, почти до самой кости. Боли не чувствовалось. Только почему-то занемело всё лицо. Он поднялся и посмотрел на картину. Зелёный монстр, странным образом преобразился; точно в нём добавилось больше жизни.
   За спиной пискнула половица и в комнату вошла возбуждённая мать.  Миша даже не шелохнулся.
   - Сынок,  ну-ка немедленно признавайся, где Жорка?
   - А я почём знать могу. – Ответил Миша и почувствовал, как сомлели виски. Это был не его голос. Это был голос трухлявого старца.
   - У тебя что, горло болит? – Спросила мать, обратив на это внимание. – Впрочем, сейчас о другом. Тебе известно, что его уже несколько дней милиция разыскивает?
   - Вот, теперь известно. – Тихо, прислушиваясь к каждому слову бурчал сын не оборачиваясь.
   - Но это ещё не всё. Позапрошлой ночью, в морге областной больницы, во время очередного ночного дежурства, ножом в спину был убит Жоркин двоюродный брат. И там же, убийца, зачем-то изрезал на куски, уже мёртвого младенца.
   Отпрыск продолжал упорно смотреть в окно и молчать.
   - Так что, тебе известно, куда пропал Жорка? – Миша молчал, и от этого мать начинала терять терпение. – Михаил я с кем разговариваю? Ты что же, паршивец, мать игнорируешь!?
   Тут в комнату вошёл отец. Виктор Павлович был под два метра ростом и добрую сотню килограмм весом. Он не вошёл, он шумно ввалился в комнату, тяжело дыша и охая.
   -Витя ну ты только посмотри на этого балбеса. Я с ним разговариваю, а он ноль внимания.
   - Эй, сына дело не шуточное. Нам вот повестку только что вручили, тебя вызывают к следователю.
   - Я ничего не знаю. – Медленно поворачиваясь лицом к родителям, ответил Миша. Он хотел продолжить, но в следующий миг поперхнулся волной изумления.  Лица у родителей были страшнее самой смерти. Парень не верил своим глазам. Мать с отцом смотрели на него и корчились в немыслимых гримасах шокового недоумения, изумления, оторопи и страха. 

 
                *     *     *



               Несмотря на самый разгар рабочего дня, коридоры трёхэтажного здания областного управления внутренних дел были на удивление пустынны и молчаливы.   Впрочем, единственное, что давало ощущение человеческого присутствия, был тихий стрекот ручной пишущей машинки.  Где-то внизу шаркнула тяжёлая дверь, впустив в царство тишины гулкое эхо грузных шагов. Обладатель тяжёлого топота поднялся на второй этаж, и всё той же ленивой походкой преодолел весь коридор, остановившись у последней двери. Пронзительный писк навесов заставил поморщиться хозяина маленького кабинета.
   - Петрович ты же обещал солидола принести ещё вчера.
   Тот, кого назвали Петровичем, спокойно вошёл, закрыл за собой дверь, швырнул кожаную папку на стол, и развалился на свободном стуле, с улыбкой преисполненной бескрайней загадочности.
   - Федя, я тебя категорически приветствую.
   - Здравствуй-здравствуй, Петрович, а ты чего такой хитрый?
   - Что, заметно?
   - Написано на лбу.
   - Да вот, Федя, появились кое-какие очень любопытные новости по делу Штыря.
   - Вы Эльдар Петрович имеете в виду тот злопамятный глухарь, из-за которого, два года назад, вас не представили к очередному званию?
   - Именно Федя. Ты тогда ещё со мной не работал.  Впрочем, это не важно. Я вкратце введу тебя в курс дела, и завтра вылетаешь во Львов.
   - Куда!? – Старший лейтенант уголовного розыска Фёдор Иванович Кобурков выпучил глаза, да так и замер в немом недоумении.
   - А что делать Федя? Ты зарекомендовал себя крайне положительно: Особенно, если дело касается чего-либо заковыристого.  Аналитическое мышление у тебя на уровне.
  - Что вы Эльдар Петрович подразумеваете под «заковыристого»?
  - Дело, которое я собираюсь тебе поручить, весьма и весьма таинственное.  Откровенно говоря, попахивает банальной уголовщиной, однако мистика присутствует – однозначно. Я в этом лично убедился.
   Капитан Любимов, не вставая со стула, снял китель, отправил его на соседний диванчик, затем раскрыл папку и принялся рыться в бумагах.  Тем временем Фёдор закипятил воду, достал из тумбочки заварной чайничек со вчерашней заваркой.  Приготовил чай.
   - Значится так: - Любимов глотнул чёрного байхового  без сахара  и причмокнул. – В начале осени позапрошлого года, самым таинственным образом исчез житель нашего города, учащийся кооперативного техникума Михаил Викторович Штырь. После его исчезновения, в их доме, на Калинина 54/б были обнаружены два трупа. Его родителей нашла мать так же пропавшего, несколькими днями раньше, товарища этого Михаила Викторовича.  Марта Артёмовна и Виктор Павлович Штырь  лежали на полу в спальне сына, без каких либо признаков жизни.  Приехавшие по вызову, оперативники не выявили решительно никаких следов насильственной смерти. А медики, впоследствии установили, что женщина умерла – проще говоря – от разрыва сердца. А мужчина от обширного кровоизлияния в мозг. Я лично руководил тем расследованием, и при осмотре заметил очень странную деталь. На лицах трупов застыла маска очень сильного испуга.  Казалось, сам ужас вселился в тела людей и закоченел во плоти вместе со смертью.  Затем, во время более тщательного осмотра дома, в подвале ребята наткнулись на неестественную рыхлость земляного пола в бункере для картофеля.  А, копнув, наткнулись на обезглавленный труп подростка.  Как в последствии установлено, ним оказался пропавший ранее Сизарёв.  И голову вскорости откапали. Неизвестный убийца зарыл её в саду, под окном спальни исчезнувшего Михаила.  Кстати, глаза были открыты и смотрели в сторону окон своего друга.
   Теперь далее:  Предшествующие этому случаю события в морге, вероятно, тоже связаны со смертью супругов Штырей и убийством Сизарёва.  Ты Федя наверняка слышал о зверском убийстве Игоря Дрогобычева. И, о совсем непонятном расчленении грудного младенца.
   - Да-да, что-то припоминаю.  Тогда ещё газетчики бухтели о каком-то, якобы, ритуале.
   - Так вот Федя, Дрогобычев это двоюродный брат Сизарёва.  А теперь угадай, кто приходил к нему на работу за несколько часов до гибели?
   - Неужели Штырь?
   - Браво Федя, я в тебе не ошибся.
   - Так я, Эльдар Петрович, не понял, что ли след этого Штыря всплыл?
   - След всплыл, но я пока не соображу, чей именно.  Я ж тебе говорю, мистика – мать её – натуральная.
   - Ну-ну, дальше. – Заёрзал на стуле Кобурков.
   - Вот послушай:  Был у этого Миши дед, который незадолго до всех случившихся происшествий умер. Причём в той же больнице, в морге которой работал Дрогобычев.  По картотеке я проверил, никаких делишек за ним не числилось.  Но вот в старых архивах НКВД имеется  любопытная справка, из которой следует, что Артём Савельевич Штырь, с августа сорок первого по январь сорок четвёртого находился в немецком плену. Большую половину срока он томился в концлагере, что фашисты построили руками наших пленных в карпатских лесах. Когда красная армия освобождала те места, палачи уничтожили почти всех узников, которых насчитывалось больше семи тысяч.  Исключение составили только пятьсот человек, которых, вместе со своими документами фашисты спешно переправили куда-то в Польшу. А затем в Германию.  Собственно, это уже не важно.  Важно то, что из тех пятисот, к которым немцы питали какой-то интерес, к концу войны в живых осталось лишь семьдесят человек.  Вот одним из тех счастливчиков и был родной дедуля пропавшего Штыря-младшего. 
   После победы, в том карпатском лагере наши устроили свой лагерь, куда трамбовали недобитых украинских националистов и всяких врагов народа.  При Брежневе лагерь закрыли  А с недавних пор, с восемьдесят пятого года, под эгидой перестроечного движения, бывшие обиженные режимом баламуты устроили в пустующей зоне музей. Показывают туристам, что творили с людьми фашисты, ну и само собой, что там происходило при сталинском режиме.
   Любимов достал из папки газету и протянул её Фёдору. – Вот, взгляни, про тот музей даже статью нацарапали.  И что самое феноменальное, так это то, что смотрителем этого музея работает бывший узник, один из тех семидесяти, кому посчастливилось уцелеть. Видишь, там даже и снимок его есть. Это он с группой экскурсантов на фоне трубы крематория.
   - А, как к вам попала эта газета?
   - Совершенно случайно.  Вася Тимохин, из наркоотдела, отдыхал там в санатории. Он зачем-то купил первую попавшуюся газету и понял, что эта статья меня может заинтересовать.  Ведь тогда, именно он помогал мне расследовать это дело. А уж после к нарикам перевёлся.
   - Только я, товарищ капитан, не врубаюсь. Этому мужику, на фотке, ну, от силы лет сорок, сорок пять.  Как же он мог томиться в плену во время войны?
  - Вот-вот Федя, мне это тоже любопытно.  Впрочем, недоверие к этому факту сейчас тебе покажется сущим пустяком, по сравнению вот с чем.
   Капитан выудил всё из той же папки пожелтевшую фотографию и протянул подчинённому.
   - Сравни Федя эту морду и морду в газете.
   - Так это же…   - Густые брови Кобуркова оказались на лбу. – Одно лицо!
   Он перевернул снимок. На обратной стороне виднелась тесненная надпись:  «Краснодар. Фотоателье «Марс» 1939г.»
   Любимов без труда прочёл немой вопрос в глазах удивлённого сослуживца.
   - Да, старлей, тридцать девятый год. А снимок из газеты сделан два месяца назад.  А теперь, Фёдор Иванович, подберите челюсть и приготовьтесь к самому немыслимому.
   В тот довоенный год, в ателье «Марс», на фоне парашютной вышки, имел удовольствие сфотографироваться, ни кто иной, как Артём Савельевич Штырь: Похороненный на нашем городском кладбище два года назад.  А, спустя сорок дней после своей смерти, устроившийся в музей под Львовом, смотрителем экскурсоводом.  Да ещё и помолодев лет на сорок.
   Молодой опер не знал, что и сказать. Он только хлопал ресницами да интенсивно потирал затылок.
   - Естественно, что у этого оборотня сейчас другая фамилия. Но я нутром чую какую-то страшную тайну; разгадав которую, мы найдём убийцу Сизарёва и Дрогобычева.
   - А-а…  - Что-то хотел спросить Кобурков, но капитан понял его без слов.
   - Увы, Федя, с редактором «Львовских новостей» мне связаться не удалось. Но, я думаю, ты там, на месте сам сориентируешься.
   Старлей, наконец, оттаял. Он сбросил на стол разглядываемые предметы и, продолжительно выдохнув, спросил:
   - Петрович, а ты не допускаешь, что это может оказаться элементарным совпадением?
   - В том-то и дело, что допустить можно любое предположение.  Однако я всё же лелею надежду установить истину.  Куда, чёрт возьми, подевался Михаил Штырь? Кто убил Сизарёва и Дрогобычева?  Кто выпотрошил трупик грудного младенца? Чего перед смертью так испугались родители исчезнувшего сопляка? Из-за которого я до сих пор застрял в капитанах! – Вошедший в раж Любимов почти кричал. – Фёдор, я возлагаю на тебя свою последнюю надежду!  Я и сам бы с удовольствием туда смотался, но ты же знаешь, шеф столько дел навалил, ужас! Ещё и каждодневного отчёта требует. – Тот сочувственно кивнул. – Так что собирайся. Поедешь инкогнито, под видом туриста. Разнюхай там всё от и до. Ну, не мне тебя учить. А ежели чего, звони немедленно.  Будет нужно, мы этого Штыря эксгумируем. Я этих мистификаторов и под землёй достану.



                *     *     *

                Последние записи из случайно уцелевшего дневника,         
                обнаруженного в обгоревшем номере львовской гостиницы
                «Лэлэка».  Номер был зарегистрирован на приезжего туриста
                Кобуркова Ф.И.  Хозяин дневника до сих пор не найден.

              « Гостиница «Лэлэка». 3 августа 14-10
   
   Во львов приехал два часа назад. Устроился недурно. С дороги малость отдохну, а после ужина совершу экскурсию по городу.

                4 августа 10-00.

   Отвратительный почерк в виду некоторых неудобств: Пишу на коленях, сидя в машине.
    Я восхищён этим старинным городом. Такой насыщенной архитектуры не встречал, пожалуй, нигде. А какой тут воздух, какая природа!
   Утром в местном турагенстве взял напрокат «ГАЗ-24». Теперь намерен отправиться в интересующее меня место.
                4 августа 20-00.

   Официальным путём попасть на территорию бывшего концлагеря не удалось. За день до моего приезда в город, его закрыли на внеочередную профилактику. Ни с кем кроме сторожа пообщаться    возможности не представилось. Сторож показался подозрительным: болезненный вид, неестественная хромота, грязная, изодранная одежда. Ассоциируется с киношным зомби.
   На обратном пути приключился странный случай. Лишь только я отъехал от центральных ворот музея, километров примерно на десять, как в самой чаще, средь вековых елей пихт и смерек, по непонятным причинам заглох двигатель. После получасовых поисков мне так и не удалось обнаружить неполадку. Принял решение добираться до ближайшей трассы пешком, дабы до сумерек выбраться из этой мрачной гущи. Протопав по пыльной грунтовке с километр, мне почудилось, что следом кто-то идёт.  Я обернулся, но дорога была пуста. Продолжив следовать в заданном направлении, я вновь уловил за спиной чьи-то шаги. Остановившись, прислушался.  Птичий щебет сменялся шорохом снующих по стволам деревьев белок.  Я резко обернулся и, от неожиданности отскочил в сторону. В шаге от меня стоял ужасного вида старик.  По состоянию внешнего вида он напоминал сторожа из лагеря.  Только у этого были длинные, слипшиеся от грязи, седые космы, в то время как сторож был совершенно лыс.
   В своих костлявых руках незнакомец держал старый, ещё дореволюционного образца велосипед.  С минуту я молча его изучал, не ведая что сказать.  А тот, в свою очередь, оценивающе разглядывал меня, своими маленькими чёрными глазками, глубоко засевшими в огромных серых глазницах.  На мой вопрос «Кто вы?» это явление молча толкнуло в мою сторону велосипед, который рухнул бы на землю, не успей я его подхватить. Он вообще не издал ни звука. Молча развернулся, и хромая, и сутулясь, побрёл в обратном направлении.
   До гостиницы добрался благополучно. К счастью велосипед – не смотря на свой антикварный век – оказался в идеальном для длительных поездок состоянии.  Я оставил его администратору и, от неё же сообщил в турагентство о поломке автомобиля, и о месте его пребывания.
   Войдя в свой номер, я уже в который раз за день удивился.  Лишь только я переступил порог, в нос ударил уже знакомый запах затхлой гнили. Такой душок исходил и от сторожа, и от старика в лесу.  Я насторожился. Методично обыскал номер. Безрезультатно. Никого постороннего. Все вещи на месте.  И вот оно!  В кресле, у журнального столика мною был обнаружен полузавявший стебелёк лесной травы.  Откуда он мог тут взяться?! Пожалуй, это ещё одна загадка.

                5 августа 10-20.

        Проснулся разбитым, почему-то  уставшим.  Такое впечатление, будто всю ночь разгружал вагоны с углём.  Словом, состояние, как у побитой собаки.  Подозреваю, всему виной приснившийся сон.
   Вынужден прерваться – стучат в дверь.
   Только что посыльный из турагентства «Ватра» вручил письмо.  Управляющий уведомляет, что оставленную в лесу «Волгу» доставили на их штатную стоянку.  Так же он добавляет, что абсолютно никаких поломок в автомобиле выявлено не было, из чего следует: После уплаты скромной суммы штрафных санкций – за ложный вызов аварийки – я смогу и дальше, без проблем пользоваться этим техническим средством.
   К вопросу о машине вернусь позднее.  В данный момент беспокоит страшное сновидение, которое спешу зафиксировать на бумаге, пока оно не выветрилось из головы.  События во сне происходили с пугающей реалистичностью.

                С О Н

    Колючие лапы елей больно хлещут по лицу. Я напролом бегу через лес. Чего-то боюсь, но сам не пойму чего. Вдруг из-за спины доносится звук, смутно напоминающий звоночек детского велосипедика. Я обернулся, и меня охватил животный ужас. На своём старом велосипеде меня догоняет тот ужасный старик, которого я повстречал на лесной дороге.  Вот только он не едет, он летит над землёй; быстро крутя педали и широко улыбаясь беззубым ртом.  Внезапный мрак объял всё видимое пространство. Непролазная чаща прекратилась.  Безумный призрак исчез.  Переводя дух я замер на краю, вероятно, поляны.   Где-то впереди стали просматриваться маленькие беленькие огоньки, которых становилось всё больше.  Мне почему-то взбрело в голову, что это стая волков возвещает блеском глаз о своём присутствии.  Но вот, огромная корявая туча, увлекаемая ветром, отползла от луны, сизый свет пролился с небес и, я окаменел от страха!  Вся поляна – на краю которой я стоял – была заполнена голыми, невообразимо тощими людьми. Мужчины, женщины и дети не имели ни глаз, ни носов.  Из пустых глазниц просто сочились тусклые огоньки.  Гвардия живых трупов, не издавая ни звука, пялилась в мою сторону и покачивалась точно на ветру.  Страх возрастал.  Мне захотелось убежать.  Я развернулся, и вообще чуть не лишился рассудка!  Передо мной, словно из-под земли выросла фигура молодого человека с прозрачным лицом.  Он был весь окутан чёрной материей, а сквозь водянистую кожу виднелся череп. Он был точно хрустальный, и внутри шевелились мозги.  Лицо этого существа мне показалось знакомым.  Но, лишь такая мысль пришла мне в голову, как этот тип воспарил высоко к небу, где его ждала – к моему бескрайнему изумлению -  огромная гиена с крыльями.  Призрак оседлал то неестественное животное и скоропостижно скрылся за макушками деревьев. Пока я смотрел на небо, услышал, что меня кто-то теребит за рукав.  Это был тот самый грязный старик, в вонючих лохмотьях. Его педальный конь стоял в метре от меня, а сам владелец, восседая в седле, кивнул мне на задний багажник.
   - Хожяин шкажал, шо ты нам подходишь.  Шкоро он тебя найдёт.  А пока шадишь, подвежу. – Прошамкал он беззубым ртом  и улыбнулся.
   Я сел и мы помчались.  Его длинные седые лохмы ветром швыряло мне прямо в лицо. Это мешало. Вонь от давно немытого тела проникала в лёгкие и душила. Мне сделалось невыносимо. Я зажмурился, и…   Глаза я открыл уже в гостиничном номере.
   Мое встревоженное сознание твердило, что это был всего лишь сон, но, тем не менее, удушливая вонь шепелявого ещё долго стояла у меня в носу.

                5 августа 21-45

             Не могу уснуть.  Нынешние события совершенно выбили из колеи.  Во-первых: Дежурный швейцар с нескрываемым раздражением  отвесил в мою сторону, что таких друзей как у меня, в солидные заведения не приглашают.  Ничего не поняв, и крайне удивившись, я осведомился у администратора.  Та фыркнула как на прокажённого и заявила, дескать, оставленный мной до утра велосипед, ещё на кануне, вечером, забрал человек, представившийся моим другом.  «То был тип омерзительного вида.  А вонь, которую он источал, осквернила весь холл на несколько часов».
   На естественную просьбу рассказать поподробнее, высокомерным тоном администратор описала незнакомца точь вточь, как выглядел тот лесной бродяга.  И ещё, она заикнулась, что тот тип шепелявил.  А так же:  Мерзкий дед был в жилетке-безрукавке, и на его грязном плече имелась татуировка странного дракона с буковками.
   После скверного разговора в гостиничном холле, я вернулся в номер и, подстрекаемый каким-то задним чутьём, принялся скрупулёзно перечитывать имеющиеся в наличии материалы, а взглянув на фотографию Михаила Штыря, меня будто током шарахнуло.  Лицо это принадлежало тому летающему призраку!
    Вернувшись в более менее нормальное состояние я отправился в местное отделение внутренних дел, и встретился там с их начальником. Подполковник милиции хлопал зелёными глазами и с пеной у рта твердил, что ни про какой музей он и слыхом не слыхивал.  Что никакой статьи ему читать не доводилось, и, что мои слова полнейший абсурд.  Впрочем, он не отрицал существование заброшенного лагеря смерти. Но клялся, что места там жуткие, люди туда ходить боятся.  Всему причиной регулярные исчезновения  то грибников, то туристов.  А сама территория бывшей зоны запущена, постройки разрушены, и вообще вся та богадельня для каких либо посещений закрыта.
   Покинув здание МВД, я нанял такси и помчался в редакцию «Львовских новостей».  И, если в разговоре с холеным подполковником я ощущал лёгкое недоумение, то после беседы с редактором газеты я и вовсе начал чувствовать себя полным идиотом. Сейчас нет желания описывать мельчайшие подробности нашего общения: Не в том суть. Тарас Давидович вручил мне подшивку «Львовских новостей» за последний год.  Я тщательно проштудировал их все, до единой.   Никакой статьи там не было!
   Тогда я помчался в гостиницу, я ворвался в номер, я в бешенстве перерыл всё!!!
ГАЗЕТА, впрочем, как и все материалы дела, исчезли!
   Спустя час, состояние крайней подавленности переросло в острое желание действовать. Я, что называется, вломился к управляющему «Ватры», швырнул на стол три червонца, получил ключи и, впрыгнув в «Волгу» устремился по уже знакомому маршруту.  Автомобиль три часа тряс меня по лесным ухабам.  Вчерашний путь, я, оперативный работник, помнил наизусть, но, тем не менее, все старания оказались тщетными.  Я умудрился заблудиться!  Как будто вселившиеся в меня сверхъестественные силы умышленно вертели баранку не в ту сторону.  Когда же красное солнце только скрылось за макушками деревьев, а мрачные тени уже выползали из чащи, я вырулил на развилку и остановился.  Я не решался, в какую сторону свернуть. Я сознавал, что совершенно перестал ориентироваться на местности.  Я уже был рад хотя бы вернуться в город.
   Меж тем тело затекло, колени закостенели, и я решил выйти размяться.  Осуществив несколько гимнастических упражнений, я закурил и принялся топтаться вокруг машины в раздумьях, о выборе дальнейшего маршрута.  Спустя некоторое время я услышал звук приближающихся шагов.  Я огляделся. На заросшей одуванчиком и подорожником просеке появился путник.  Не смотря на августовское тепло, он был одет в длинный кожаный плащ. Старец брёл лениво, сильно хромая и тяжко опираясь на кривую деревянную клюку.  Его лысый лоб был до безобразия изрезан глубокими морщинами, а впалые щёки свидетельствовали о крайней худобе. Когда он, как ни в чём не бывало, проковылял мимо меня, даже не глядя в мою сторону, я вдруг с удивлением отметил, что плащ на незнакомце ни что иное, как форма немецкого офицерского состава образца сороковых годов.  Сохранились даже нашивки, даже петлицы мёртвой головы с двумя буквами С.  Даже полуоторванный плетёный погон золотистого цвета.
   Я попытался остановить бродягу, но он шарахнулся от меня как от чумы.  Его худое лицо внезапно – прямо на моих глазах – почернело как грязь, и он зарычал, что бешеный пёс. Я хотел ему объяснить, спросить дорогу, но безрезультатно: Он лишь рычал и брызгал слюной.  Он даже попытался огреть меня клюкой, но я вовремя увернулся.
   Откровенно говоря, мои и без того – на тот момент – взвинченные нервы, не выдержали.  С психу, изрыгнув на проходимца солидную порцию брани, я вернулся в машину и помчался наугад.  Каково же было моё удивление, когда, не проехав и мили, за первым попавшимся холмом, я выскочил на долгожданный асфальт.  А, миновав следующую сопку, очутился у поста ГАИ, что на въезде в город.


                6 августа 9-10.

       Это начинает переходить всяческие границы!  Я ещё не раскусил, что тут творится, но вся эта вакханалия явно граничит с потусторонними силами: Быть может, это есть первые признаки помутнения разума.
   Нынешней ночью мне снова приснился тот прозрачный летун, в образе некогда пропавшего Михаила Штыря.  На сей раз, он явился в мой гостиничный номер, в полночь, и, стоя у кровати изрёк:
   «Разыскивая нас, найдёшь вечность. Найдёшь вечность, познаешь истину. Если ты этого хочешь – поменяйся местами.»   Он закончил говорить и его выдуло в форточку, словно облако сигаретного дыма.
   Я тут же проснулся.  Моё мокрое и липкое от пота тело болезненно зудело.  Вспыхнула мысль ополоснуться под душем.  Я вошёл в санузел, щёлкнул выключателем – у меня в груди всё зашлось, и полезли на лоб глаза!  В раковине мраморного умывальника лежала чёрная кошка со вспоротым брюхом.  А выше, на овальном зеркале кто-то написал кровью:  «Осуществи рокировку!»
   Совладав с эмоциями, первым делом я проверил входную дверь и дверь на балкон: Всё было заперто изнутри.  Оконные завёртки так же оказались защёлкнуты.  Открытой оставалась лишь маленькая форточка, но она была так мала…
   Я вышел в коридор, всё тихо и спокойно.  Отыскав портье, я практически силой приволок обескураженного сотрудника в проклятый номер, чем поставил себя в крайне неловкое положение.  Стоя на пороге душевой комнаты, и протирая сонные глаза, служащий гостиницы осудительно покачал головой.  «Ну, и дэ ж ваша дохла кыцька? – Он ехидно ухмыльнулся. – Мабуть горилкы учора було забагато».
   Я опешил!  Ни мёртвого животного, ни кровавой надписи…


                7 августа 00-55.


          Это какой-то бред!  Теперь в голове главенствует сомнение – В ПОРЯДКЕ ЛИ Я?
   Весь предыдущий день я провёл в депрессивном состоянии.  Случай с кровавой надписью и зарезанной кошкой, а вернее их таинственное исчезновение, меня полностью дестабилизировало. До позднего вечера я не покидал постель, и только ближе к полуночи вышел на балкон, дабы хоть мало-мальски проветриться.  Я не успел выкурить сигарету, как вдруг увидел, что по улице, на своём стареньком велосипеде мчится тот грязный старик в драной жилетке.  Сзади него, на багажнике, ехал тот лесной безумец в кожаном плаще.  Он выглядел чему-то очень радым, и задорно  размахивал над головой своей кривой клюкой.  Даже показалось, что он посмотрел в мою сторону и кивнул головой.
   Откровенно говоря, мне сделалось дурно.  Я вернулся в номер, принял холодный душ, и сел за эти строки.


           ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ В НАЙДЕННОМ ДНЕВНИКЕ: БЕЗ ДАТЫ.


   Это невероятно! В гостинице меня навести сам Артём Савельевич Штырь! Собственной персоной, живой и здоровый.  Потрясающе!  (Завтра же звоню Любимову по поводу эксгумации.)
   Штырь пригласил меня на экскурсию, в лагерь смерти.  Я не в силах отказаться.  Сегодня в полночь он будет ждать меня на выезде из города.
   Разгадка, кажется, близка.

                *     *     *
                Из разговора заместителя начальника уголовного 
                розыска майора  Стрижакова, со старшим следователем
                по особо важным делам капитаном Любимовым.            
   

               
               
               
   - Так куда вы, Эльдар Петрович, говорите, отправили Кобуркова?
   Любимов замялся. – Вообще-то, во Львов.  Но, по невыясненным причинам, старлей там не появлялся.
   - А с чего вы взяли?
   - Ни в одной гостинице он не остановился. Это мои ребята вычислили через справочную службу.  Затем, по нашим каналам, я связался с их местными ищейками.  И опять безрезультатно. Они обшарили весь город.  Федя туда даже не приезжал, это установили в городском управлении железнодорожных сообщений.  Как в воду канул, товарищ майор.
   Стрижаков насупил брови, пристально заглянул в глаза подчинённого, а затем, достав из ящика стола бумажный пакет, передал его Любимову.
   - Вот что, капитан.  Мало того, что вы не ввели меня в курс дела, так вы, оказывается, даже и сами не ведаете, что творят ваши подчинённые! – На слове «творят» майор истерично взвизгнул. – Сегодня к концу дня, у меня на столе должны лежать ваши подробные объяснения в письменном виде.
   - Слушаюсь, товарищ майор.
   - Теперь по поводу конверта.  Там внутри останки дневника старшего лейтенанта Кобуркова.  Откровенно говоря, такой ахинеи я ещё не читывал.  Но, это вопрос десятый. А вот то, что этот дневник нашли в сгоревшем номере гостиницы «Лэлэка», во Львове, это я уже не знаю!
   Любимов сидел с отвисшей челюстью и часто хлопал глазами.
   - Ну, капитан, что вы на это скажете?
   - Но ведь я же… - Любимов откровенно недоумевал. – Я же связывался, они прислали однозначный ответ: Кобуркова во Львове нет…
   - Короче так капитан, ты кашу заварил, тебе и хлебать.  Завтра летишь во Львов.  Делай там что хочешь, но чтоб мне доподлинно были известны все обстоятельства.  А главное, куда подевался этот неуловимый Кобурков?
   - Есть, товарищ майор.
   - Ты всё понял?
   - Так точно, товарищ майор.  Разрешите идти?
   - Идите.
   Только за Любимовым закрылась дверь, Стрижаков как-то нехорошо, лукаво сощурился и, как бы продолжая смотреть подчинённому в спину, тихо озвучил отрывок из песни.

                Я обидел его,
                Я сказал: Капитан,
                Никогда ты не будешь,
                Майором.







    И   С   Т   О   Р   И   Я     Р   А   С   С  К   А   З   А   Н   Н   А   Я

                О   Г   И   Е   В   И   Ч   Е   М   



                Т У М А Н Н А Я     А Н О М А Л И Я    

            
                Из цикла  «Донские этюды».


……………………………………………………………………………………………


                Глава – 1


             - Вот напасть-то, опять этот чёртов туман. – Жена задёрнула штору. – Может ты Федя, до рассвета бы подождал?
   - Ты чё, это ж ещё полчаса терять.  Опоздаю на работу, бригадир как давеча зудеть станет. – Мужчина уселся перед дверью на корточки, завязывая шнурки своих кирзовых рабочих ботинок. – Ты Ирка гляди сама по тёмному на улицу не суйся.  А за меня дюже не боись, я нонича к полевому стану напрямки, мимо Авдеевой горы не сунусь, я по дороге.  Авось, какая попутка подвернётся. – Он без особых эмоций чмокнул супругу в щёку и вышел во двор.
   Туман действительно свирепствовал густожелейно, беспросветно, и даже мракобесовски.  В пяти метрах от крыльца росла молоденькая яблонька, но её уже не было видно.  По бетонной дорожке, хозяин усадьбы направился на базы, где содержалась вся скотина и птица.
   - Странное дело, - бормотал себе под нос Фёдор, - такой насыщенный туман, а сырости не ощущается совершенно. – На пути попалась старая, раскорячливая вишня. Он провёл ладонью по листьям.- Вот дела, сухо будто и не туман вовсе, а дым. – Он повёл носом.- А запаху-то и нету.
   В этот момент его взгляд привлёк силуэт, в той стороне, где находился сарай с кобылой Эльвирой и двухмесячным жеребчиком Огоньком.
   «Аль стоит кто?»   Мелькнула первая мысль. – Эй, кто там!?
   Туман жадно проглотил окрик, оставив его без ответа. Фёдор позвал пса, обычно по ночам свободно гарсающего по охраняемой территории.  Кобель немецкой овчарки Абрек, не отзывался.
   Вообще, в воздухе висела дивная тишина:  Ни единого звука, ни единого шороха.  Обычно имеющие место цикады ночных насекомых, теперь бесследно растворились в ночи. Даже в ушах звенело.
   Силуэт оставался неподвижен.  Фёдор повернул голову.  На расстоянии вытянутой руки стоял запарник для пшеницы.  Поверх металлической крышки лежала изготовленная ним лично, из грушевой чурки, кочерыга, предназначенная для перемешивания запариваемого зерна.  Было немного жутковато, поэтому, для большей уверенности Фёдор взял увесистую мешалку, пару раз подбросил её в руке и обернулся.
   - Что за фокусы?! – Невольно сорвалось с губ. Только что явственные очертания высокого человека, теперь исчезли.  Видение растворилось так же бесшумно, как и стояло. Он протёр глаза.
   - Может, почудилось? – По затылку вдруг прогулялся холодок. – Ох, Боже ж мой!  Али и до нас дошло?
   В укромной беседочке, полностью увитой мелким синим виноградом, на столе лежал фонарик.  Фёдор вооружил свободную руку.  Слабенький луч света, густой туман далеко не пробивал, но более сносная видимость хоть как-то успокаивала.  Он хрупкой поступью стал приближаться к тому месту, где ему померещился чей-то силуэт.  Мужчина цепко всматривался в окружающие предметы, слух обострился до предела.  Однако, кроме своих шагов и стука сердца, более ничего слышно не было.  Наконец, в поле видимости попала конюшня.  Входная дверь распахнута настежь.  И вновь тревожное предчувствие беды, мурашками просквозило по всему телу.
   - Неужто,  правда?! – Он не решался зайти внутрь. – Может, это я сам забыл вечером запереть?  Может я открытую дверь, принял за человечью фигуру?
   Ещё пару шагов и он стоял на пороге конюшни.  Жёлтый луч несколько мгновений шарил по стенам, прежде чем напоролся на забившуюся в угол Эльвиру.  Огонька нигде не было.  Лошадь распласталась на соломе и тряслась точно в агонии. Почуяв своего опекуна, пегая кобыла принялась нервно фыркать, испуганно трясти мордой.
   - Эличка, что с тобой? – Бросился к ней Фёдор, но животное со стоном ужаса шарахнулось к соседней стене.  Он медленно подошёл,  склонился.  Создавалось впечатление, что лошадь не узнаёт своего хозяина.  Она не вытягивала шею, стараясь дотянуться и понюхать его лицо.  Не кивала головой, как бы приветствуя.  Не старалась залезть в карман куртки своими большими губами, заведомо зная, что именно оттуда извлекаются лакомые кусочки сахара и яблоки.  Кобыла лежала и тряслась, тупо вытаращившись чёрными глазами в пустоту.  Фёдор хотел погладить её по холке, но та вновь замычала и отпрянула от руки.
   - Да, что же это такое!? – В голосе мужчины доминировало откровенное отчаяние. – До- коль ищо будет продолжаться это безобразие!?  - Он знал, что лошонка искать бесполезно.
   За последние три месяца в станице пропало несколько коней, причём, при весьма таинственных обстоятельствах.  Сомнений быть не могло – животных украли.  Но, так умело свели, что никто ничего не слышал, и тем более, не видел.  Местные казачки обшарили всю окрестность; они сперва грешили на цыган.  Но поблизости не оказалось ни одного табора.  Да и залётные гастролёры не остались бы незамеченными.
   Собольников, яростно сотрясая перед собой палкой, рванул на улицу. -  А куды подевалси этот паразит Абрек!?  Так ты, стервец, хозяйство стережёшь!
   Оказавшись во дворе, он погасил фонарь. Хотя солнце ещё не показалось, но в окружающем пространстве заметно прояснилось.  И тут до него дошло: «Туман испарился!»  А вместе с его исчезновением отовсюду стали доноситься привычные звуки: Мычали коровы, кукарекали петухи и кое-где лаяли собаки.
   - Ага! Абрек! Ты где, сволочь?  Найду, шкуру спущу!
   Вероятно, услышав голос мужа, на крыльцо вышла Ирина. – Федь, чё стряслось-то? – Её взгляд выражал тревогу.
   - А то стряслось, чё уже всё лето творится: Как туман, так кони исчезают!
   Жена обхватила голову руками. – Поди ж ты Эличка?
   - Элька в сарае, схоже умом тронулась.  А вот Огонёк пропал с концами.
   Супруга бросилась в отчаянные причитания.
   
   Поиски Абрека успехом не увенчались.   Пролежав весь день без пищи и воды кобыла, так и не опомнившись от шока, к вечеру сдохла.  Приглашённый ветеринар провёл вскрытие, однако вразумительного ответа, о причинах смерти, дать не смог.  Зато пропащий пёс на следующий день всё-таки вернулся.  Опустив голову и поджав хвост, он прошмыгнул через заднюю калитку и, не привлекая внимания, юркнул в конуру.  Абрек был весь замызганный, в репяхах, на боку появилась плешь от вырванного клока шерсти.  Но самое неприятное, кобель стал трусливым.  Он совершенно перестал лаять: лишь иногда поскуливал, как щенок, и всё время сидел в будке.


                Глава – 2

      Спустя девять дней.  В станичной пивнушке.

   - Эй, Серёга, иди сюда! – Позвал белобрысого парня, лет тридцати, сидевший в одиночестве Фёдор.  Сосед только что взял со стойки кружку пива и теперь вертелся в поисках свободного места.
   - Чё дядь Фёдь, скучаете? – Пожав руку, он плюхнулся на соседний стул. – Я нонича тоже поскучать надумал, под пивко.  Моя благоверная рычит да рычит, с утра.  Так я от греха подальше. – Он смакуя отхлебнул пару глотков рыжей пены.
   - Серёга, я слыхал, что у вас на прошлой неделе, в аккурат за три дня до моего несчастья, тоже коня свели? – С лица Сергея улыбка слетела моментально. – В ту ночь, кажись, туман сильный был?
   - Был.- Он внимательно уставился на соседа. – А вам про энто чё известно?
   - С чего ты взял?
   - Вы так странно спросили…
   - Я информацию имею не больше твоего, а любопытствую, потому что хочу до истины докопаться.  Тебе не кажется, что все эти события каким-то образом связаны с появлением тумана?
   Сергей пожал плечами. – Кажись всё просто. Кто коней сводит, туманом пользуется для прикрытия.
   Фёдор похлопал земляка по плечу. – Ты дружок поди третий десяток на свете живёшь, а элементарных вещей не примечаешь. Чегось я такого не припомню, чтобы летом, в такую засуху, и туманы по нескольку раз на месяц случались. – В порыве что-то изречь Сергей открыл рот, но Фёдор его остановил. – Погоди, не перебивай.  В ту ночь, когда моего Огонька скрали, тоже туманище свирепствовал.  Но, почему-то листья на деревьях были сухие.  Влажности ноль, понимаешь?  Мне такая аномалия ещё с позапрошлого тумана глянулась. Всё об этом и мыслю. – Он строго посмотрел на Сергея. – Ох, чует моё сердце, чёй-то тут не чисто.  Погань какая-то у нас завелась: Не иначе.
   Сосед заёрзал на стуле. – Ну, Фёдор Егорович, мне аж но шибко неловко такое… - Парень вдруг до предела распахнул глазищи и шлёпнул ладонью по столу. – Так во та оно чё!  Егорыч!  А я и не туда, что ты тут сидишь да пиво цедишь.  Ты ж прошлым летом принудительно кодировался.  У тебя тогда, гуторили, на энтой почве, - он щёлкнул пальцем по кадыку,- тоже какие-то пужалки мерещились.
   Фёдор на него цыкнул, опасливо оглянулся, придвинулся вплотную. – То, что было, то прошло. Я полностью вылечился.   И я тебе гуторю серьёзно, в станице появилось зло, и зло это не природное.
   Сергей сидел смирно, напряжённо всматриваясь в лицо визави.  Он не знал, что говорить, ибо свежи были ещё в памяти рассказы станичных сплетниц, про то, как Фёдор Собольников в пьяном виде тараканов по своей усадьбе паяльной лампой выжигал, что чуть и хату не спалил.  Сергей смотрел на заросшее полуседой щетиной, загорелое лицо своего соседа, и размышлял. Как отнестись к его теперешним словам?  Впрочем, спокойно выслушать человека всегда можно, и всегда можно своё мнение, истинное, при себе оставить.
   Фёдор с минуту поразмыслил, как подоступнее истолковать причину своих волнений, опустошил бокал, и начал говорить таинственным шёпотом.
   - Мне сегодня ночью видение было.- «Так-так, начинается». – Я знаю Серёга, ты, видать, сейчас подумал, что у меня сызнова хворь белая начинается, но я тебе клянусь – Видение было!  Однако во сне.
   - Чё!? Энт как?
   - А вот как: Я лег спать, уснул, а заместо обычного сна видел свою покойную бабку.  Смекаешь?  И явилась она мне в образе сдохшей кобылы Эльвиры. – Сергей от услышанного даже закусил щеку, чтобы не засмеяться. – И вот  Эльвира, голосом бабки сообщила: «Стерегись Федя высокого чёрного человека, ибо и не человек энто вовсе.  И не один он.  С ним вторая тварь живёт.  А вскорости и третья объявится. Первым двум лошадь нужна, а третьей дитя человечье возжелается». – Собольников обшарил пивнушку взглядом исполненным безмерного подозрения ко всему и всем, и вновь уставился на соседа. – И в конце добавила: «Упаси невинные души.  Ищи за горой».
   По завершении своего рассказа Собольников вонзил стеклянный взгляд в стол, погрузившись в размышления.  Сергей же, подавив приступ иронии, надолго прильнул к бокалу.  Они ещё минут пять заседали за столиком, что гипсовые изваяния, прежде чем Фёдор нарушил тишину первым.  Он перевел выпученные глаза на Сергея, и натужно сглотнул.
   - А ведь  правда!  Нашего нового председателя к нам перевели всего за месяц, перед тем, как первого коня свели.  Тогда тоже туман был.  И по приметам он подходит: Высокий, волосы чёрные, рожа смуглая.
   Сергей состроил заговорщическую мину, и ответственно похлопал Фёдора по плечу. – Так чё, устроим охоту на оборотня? – И тут же задорно расхохотался.
   - Ну, смейся, смейся, Серёжа, - он говорил всё с той же задумчивостью, - но слово моё помянешь – скоро опять стрясётся.
   - Ты только Егорыч, - продолжал подхохатывать Сергей, - сегодня больше не пей.
   Собольников резко вскинул голову. – А жаль.  Я дюже надеялся, что ты мне подсобишь.
   - Господь с тобой, дядь Федь, - тот замахал руками, - только без меня.  Такие-то страсти не для моей ранимой психики.
   - Ну, как знаешь.  Но, то, что я не шизик, скоро сам убедишься.  Мне бабка во сне ишо кой чё шепнула.  Вскорости новая трагедия будя.  Я б мог её предупредить, да боюсь, все остальные, вона, как и ты к моим словам отнесутся.  И ежели в ближайшие дни, благодаря мне ничего не случится, то все ещё боле уверуют в то, на чё ты мне намекаешь. – Он щёлкнул себя пальцем по кадыку, и с недовольным видом удалился.



                Глава – 3



                - Максимушка проснись. Ты слышишь Максим?! – Склонившись над кроватью, пожилая женщина теребила за плечо спящего внука.  Мальчик недавно приехал к ней из города погостить на летних каникулах.
   Ресницы метушливо задергались, и он открыл глаза.  Свет в комнате не горел.
   - Ты чего ба?  В чём дело?- Ещё не отойдя как следует от сна, мальчик не совсем понимал, что происходит. – А чё темно, сколько времени?
   - Не голоси дюже, ночь сейчас.
   - Чё надо? – Он бестолково озирался по сторонам, приподнимаясь на локтях и подгибая ноги. – Да включи свет-то.
   - Ох, боязно мне Максимушка, у нас на базах кто-то ходит.
   Внук шустро спрыгнул с кровати,  подошёл к окну. – А где дядя Коля?
   - Да он, как на грех, в ночь рыбалить ушёл. А мне самой выйти боязно. Ещё и туман этот. Слыхал, небось; как туман на двор, так кони со двора.  Я за нашего Ворона дюже пужаюсь.
   Внук взял со стула штаны, небрежно брошенные туда вечером, и принялся на ощупь искать перёд.
   - Сейчас бабанька разберёмся, кто там шастает-то.
   Старушка теперь уже сама жалела, что разбудила мальчика. Четырнадцатилетний внук, в её глазах, не выглядел достаточно убедительным защитником.
   - Ох, боязно мне чё-то. – Она взяла его за руку. – Может, ты б туда не ходил?  Шаги-то странные. Схоже человек ходит, на двух ногах, а топот, ну в аккурат от копыт неподкованных.  И Бобик, стервец, молчит.  Никак своего признал?  Но шаги не Колькины, вот те крест, не он тама.
   Максим уже одевал рубашку. – Ты ба пойди в кладовку, там сразу за дверью бамбуковая жердь стоит, дядя Коля её для подхвата приготовил.  Ты с ней на крыльце покарауль.  А я баз проверю, да конюшню.
   - Может не надо? – Прошелестела она надтреснутым голосом. – Пропади оно всё пропадом.
   - Да ты чё?  Мы у себя дома. Жульё пусть боится. – Парень вышел в сени и поднял, прислоненный к стене, маленький топорик. – Эх, раззудись плечо.


                *     *     *

                Утро того же дня.

    - Федя, ты уж проснулся!? – Ирина только что впорхнула в прихожую с авоськой набитой продуктами, и, не выпуская её из рук, пыталась стянуть туфли.
   В этот момент супруг стоял на кухне в одних трусах и жадными глотками пил из эмалированного ковша мутный квас.  По  голосу жены он моментально определил – Ирина чем-то возбуждена.
   - Ой, Федь чё деется! – Собольникова увидела отражение мужа в стекле раскрытой кухонной двери. -  Это ж страсть Господня! – Она вошла в кухню, поставила на табурет авоську и демонстративно приложила ладонь к груди. – Там у Свириных, подле ворот, народу-то столпилось – тьма тьмущая.  Соседи гуторят, мол, Николай-то, сын значится ейный, с ночного лова домой воротился, а баба Глаша на крыльце мёртвая лежит.  А Максим, племяш евоный, на сеновале зарылся, никого не признаёт, мямлит чё-то несусветное.  Врачи предполагают, бедный мальчик умом тронулся.  И жеребец их, Ворон, пропал, сгинул без следа.  Станичника гуторят, этой ночью-то, опять туман был.
   Последнюю фразу Фёдор дослушивал уже в дверях.
   Возле распахнутых ворот покойной Глафиры Свириной  притормозил председательский «Уазик». Люди расступились.  Новый председатель был сравнительно молодым мужчиной, высокого роста – почти два метра -  с черными, как ночь, курчавыми кудрями, и неестественно большими зелёными глазами.  Он молодцевато выскочил из машины и прошёл в дом.
   Сергей Бочкарёв тоже крутился тут: С взъерошенной шевелюрой и футболкой надетой навыворот.
  - Привет Егорыч. – От волнения у парня дрожал голос. – Ну, дядя Федя, - он взял Собольникова под руку, отвёл в сторону, - ты будто в воду глянул. Во оказия-то приключилась – жуть наяву.
   - Ты толком-то гуторь.
   - Конкретно ишо ничё  не ведомо.  Я сюда примчался сразу, как только Свирин свою мать обнаружил. Тут ещё ни милиции, ни врачей не было. Баба Глаша лежала на боку, обеими руками ухватившись за палку.  Она в неё так вцепилась, что даже санитар не сразу отнял.  Но весь кошмар-то в том, что её лицо было искажено таким ужасом…   Аж но у меня волосы зашевелились, как я старуху-то узрел.   Вот Егорыч и вопрос: Чего она так спужалась?  И от кого палкой отбивалась? – Сергей достал сигарету, подкурил. – Главный доктор гуторит, будто Свирина померла от шока. Сердце-то слабое было.  Не осилила старая того спуга,  какой с ней приключился.
   Собольников жадно слушал рассказ соседа и в его облике торжествовал шабаш правоты.
   - А я  тебе чё толковал!?  Моя бабка  зазря гуторить не будет. – Он вдруг словно опомнился. – А с Колькиным-то племяшом чё?
   - Вот у пацана организм малёхо покрепче оказался.  Он тоже сподобился увидеть то, чего бабка спужалась.  Но, живой то он живой, да только мозги набекрень съехали.  Глаза бешенные, всего колотит, реакции никакой: Одно только хнычет.
   - А председатель чё?
   - Почём я-то знаю?  Он вот, только что, при тебе приехал.
   - Ну, так чего Серёжа, теперь то ты мне веришь? – Фёдор внимательно изучал глаза собеседника.
   - Я уж и сам не знаю.  Но, вот что любопытно.  Те твои слова, про нечисть. Особенно, что третья нечисть появится.
   - Ну-ну? – Собольников даже перестал дышать.
   - Я тут вчерась слыхал – бабы промеж себя гуторили – мол, бедный разнесчастный председатель.  Уборка урожая на носу, засуха свирепствует, кони пропадают, из райцентра сводку передали – штормовое предупреждение.  Как бы хлеба не положило. А тут  ишо хлопоты: Жену его в город забрали, вскорости разродиться должна.
   От услышанного Собольников подпрыгнул на месте.- Иди ты! – От волнения он не знал куда деть руки. -  Сечёшь паря!?  Появление нового председателя совпало с появлением зловещего тумана и пропажами коней. А теперь ещё и детё должно родиться.  Уж не та ли энто третья тварь? – Он замолчал и уставился куда-то в одну точку.
   Сергей с чувством почесал затылок. – По вашим словам, оно, конечно, получается всё справно.  Но вы  сами-то вдумайтесь.  Да такой бред кому шепни, мигом в психушку упакуют.
   Своего соседа Фёдор не слышал. Он таращился куда-то сквозь него и монотонно бормотал: - Нужно искать за горой. Нужно искать за горой.
   Сергей вдруг психанул. – Да чё ты Егорыч заладил?!  Какая ещё гора?  Что искать?  Ты спятил?  Мне вот тоже давеча сон приснился, как двое типов на моём базу клад схоронили.  Но я же утром не помчался его там искать.  Понимаешь – сон есть сон, не более.
   Теперь Фёдор сосредоточил взгляд на земляке. – Я думаю, за Авдеевой горой.
   - Чё? – Не понял сперва Сергей.
   - Повторяю: Искать нужно за Авдеевой горой.  Другой у нас нету. – Он развернулся и медленно побрёл в сторону своего дома.  Но, пройдя несколько метров, остановился и обернулся.  Сергей стоял там же и бестолково смотрел ему в след.
   - Я нонича вечером, как жара спадёт, сам пойду.   Если хочешь, присоединяйся. 
   Сергей Бочкарёв безэмоционально пожал плечами.
   - Ну, гляди.  К четырём не прейдешь, боле ждать не буду.
   - Это какой-то дурдом. – Изрёк парень и выплюнул под ноги окурок.


                Глава – 4


         Не взирая на пессимизм к словам Собольникова, Сергей всё же решил прогуляться с инициатором вылазки, и поискать неизвестно чего вокруг Авдеевой горы, которая возвышалась над станицей  с западной стороны.  Однако, как он и предполагал, ничего относящегося к последним событиям им обнаружить не удалось.  Бочкарёв теперь стал и вовсе открыто посмеиваться над фантазёром соседом.  А вскорости уже и сам Фёдор пустился в сомнения по поводу своих догадок.  И причиной тому, послужило вот что:
   В понедельник, как обычно придя на работу, он узнал, что в правлении колхоза, после обеда, состоится собрание, на котором необходимо присутствовать всем станичникам. Первая часть состояла из отчёта механизаторов о подготовке к уборочной страде.  Затем участковый  Василий Петрович Дудкин объявил о том, что весной сего года, где-то в Тамбовской области, из колонии строгого режима сбежал некто Старыгин Анатолий Андреевич, осуждённый  за конокрадство и убийство конюха: Бросившийся на преступника работник фермы был застрелен из обреза в упор.  Так же Дудкин упомянул, что у Старыгина уже была одна судимость за конокрадство.  Поэтому, районные органы предполагают, что события с исчезновением коней могут иметь к беглецу вполне прямое отношение.  А так же участковый раздал имеющийся в наличии фоторобот преступника. Дудкин настоятельно попросил, в случае обнаружения Старыгина сообщить куда следует, а при возможной поимке самосуд не чинить.
   - Ну чё Егорыч, убедился, как всё элементарно-то.  Да, и как сказал Дудкин, бандюга этот житель соседнего хутора.  Это ж наверняка там где-то и прячется.
    Фёдор недовольно цыкнул зубом. – Как знать Серёжа, как знать…
   Он предложил присесть на лавочку. – Я вот тут кумекал:   Ежели мы ничего не нашли на горе и вокруг, то вполне реально его выследить. – Он выставил вперёд пятерню, взывая к терпению.  Он понял, что Сергей собирается начать возражать, но хотел закончить мысль.- Ты уразумей, после нонишнего известия, во мне окреп дух противоречия.  С одной стороны я согласен с твоими доводами.  Однако моя позиция, в душе, так просто не пасует.  Ну, ты сам посуди: Разве такое возможно, чтобы конокрад свёл столько скотины, и нигде не засветилось ни одно животное?
   Сергей нервно курил и часто сплёвывал сквозь зубы. – Ну ты Егорыч ей-богу, чудишь без баяна.
   - Эх, Серёга, вижу, напрасно я тебе открылся.  Думал ты мне поможешь, думал вместе быстрее чего путного сообразим.
   - А чё те помогать-то? – Он развёл руками. – Я с тобой на гору ходил?  Вокруг горы ходил?  И чё?  Шиш с маслом!  Так какого ты ещё кобенишься?
   Фёдор поозирался по сторонам, потом уставился на собеседника, как бы размышляя говорить или нет, а после выпалил:
   - Мы энтому монстру засаду устроим!
   - Каку таку засаду? – Сергей покрутил пальцем у виска.
   - Зря ты мои слова в штыки сразу.  Чутьё у меня, паря, волчье.  И ежели история участкового меня на все сто не убедила, значит, чую я правильно. – Он протянул Сергею пятерню. – Ну, не трусь казак.
   Притаив своё отрицательное отношение к весьма чудным затеям соседа, Бочкарёв всё же согласился участвовать в ночном дозоре на Авдеевой горе. Но он категорически заверил Собольникова, что это в последний раз.  И если результат окажется нулевым, то он больше и слышать ничего не станет на эту тему.
   Оставалось только дождаться подходящего тумана.


                Глава - 5
   

           Следующие несколько дней прошли без особых происшествий; в плане волнующих нашего героя туманных аномалий и конокрадства.  Зато имели место события иного характера.  Вскорости жена председателя родила мальчика.  Счастливый отец на своём служебном автомобиле ездил в район, справлялся, как дела у супруги и малыша. С ними всё в порядке. Сын родился здоровым, без каких либо отклонений.  Об этом на всю станицу растрезвонила его секретарша, узнав лично от председателя благую весть по телефону.
   А вот к концу недели, агроном Черняев примчался прямо на поле и, матерясь самыми последними словами объявил, что, мол, такие растакие сволочи там в области  в кабинетах заседают.  Мы тут только к новому председателю пообвыклись, только с ним человеческий контакт наладили, а его, видишь ли, в срочном порядке переводят на новое место. Вроде бы тоже председателем колхоза, но только на Урал.  А завтра приедет новый исполняющий обязанности, для принятия дел у Петра Александровича.   И, якобы Черняев наслышан самыми нелестными отзывами о новом председателе: Самодур и держиморда.
   Петра Александровича в город провожало всё местное начальство.  Их с женой вещи погрузили в хлебную будку, а он сам, со своим – теперь уже бывшим – личным водителем Гриней, на служебном авто отправились в город, откуда ему предстояло убыть на новое место работы.

                *     *     *


               В дверь настойчиво постучали.
   -Ир, глянь, кто там!? – Фёдор уже больше часа не мог оторваться от телевизора, сегодня транслировали отборочный матч по футболу.
   Сергей Бочкарёв застыл на пороге с лукавым прищуром и хитро поджатыми губами.  Он был явно на подпитии.  Ирина это сразу определила по запаху, лишь только гость раскрыл рот для приветствия.
   - Здравствуйте Ирина Николаевна.  Супруг дома? – Его лицо расплылось в добродушной улыбке.
   - Ты чё Серёня, уже нахрюкаться успел? – Женщина сурово поставила руки в боки и сдвинула брови. – А Фёдор-то тебе зачем, ась?
   - Ох, Ирина Николаевна, и любопытная вы женщина. – Он приложил палец к губам и пьяно хихикнул. – Нас с Егорычем  тесно связывают узы страшной тайны.
   Тут в коридоре показался раздосадованный Фёдор. – Вот чмыри безногие, продули, и главное кому!?
   - Да ты Егорыч, поди, фанат? – Сергей несмело вшагнул в сени.
   - Так, я не поняла. – Женщина блымала чёрными очами то на одного, то на второго. – Чё за страсти-то?
   Собольников вдруг опомнился. – О, Серёжа, ты чего на ночь-то глядя?
   Сергей медленно запустил руку в принесённый с собой пакет. -  Глядите, какой любопытный.  – Он достал бутылку «Столичной» - Пришёл обмыть окончание твоих детективных страстей, Егорыч.
   Фёдор посмотрел на жену, а затем на гостя. – Ты чё плетёшь?
   - А то!  Моя тётка  Маруська нонича Дудкина видала. Так он заявил, что минувшей ночью изловили-таки беглого Старыгина. Во на чё, понял?
   - Это, конечно, хорошо. – Улыбнулся Фёдор. – И чё, показания дал?
  - Да почём я-то знать могу? – Развё руками Бочкарёв. – Знаю только что поймали.
   Собольников предложил пройти на кухню. – Да Серёня, вот теперь и поглядим… - Он внезапно развернулся к жене. – Ириша организуй нам маленько закусить.
   - Ты мне гляди тут не дюже, про печень свою не забывай.
   - Да как же про неё забыть-то. – Он вернулся к гостю. – А Дудкин не гуторил, где именно конокрада сцапали?
   - Представь Егорыч, за тридцать километров от нашей станицы.  Тётка и хутор называла, да у меня ж в башке решето. – Бочкарёв поставил бутылку на стол и с видом утомлённого путника плюхнулся на табуретку. – Его пастухи колхозные ещё за день до поимки у Волчьей балки заприметили.  А как на коровник вернулись, так Дудкину и капнули.

     Незапланированное распитие спиртного практически подходило к концу. Фёдор разлил остатки водки по стопочкам.
   - Ну чё Серёга, давай, по последней. Уж больно поздно уже.  А перед сменой не худо бы и поспать.
   Бочкарёв поднял вилку с нанизанной редиской и взял стопку. – А где твоя жена?  Может и она с нами по последней жахнет?
   - Во, а правда, пошла в погреб за грибочками ещё чёрти когда. А чё тут идти, он в пяти метрах от дома.
   В этот момент в сенцах скрипнула дверь, и торопливые шаги завершились возникновением Ирины на пороге кухни.  Трясущимися руками она прижимала к груди литровую банку с маринованными опятами – точно боялась, что грибы могут отнять – а бледное лицо выражало страх.
   Фёдор в недоумении откинулся назад и влип спиной в стену. Сергей переводил туманный взгляд с жены на мужа, и, наконец, изрёк:
   - Ты чё Николаевна, привидение увидала?
   Ирина ещё сильнее прижала банку к груди. – Шла в погреб, всё было ясно и чисто, а как  из погреба вышла, туман откуда-то взялся: Хоть глаз выколи.
   Не менее пяти минут в помещении угрюмилась пауза гнетущего молчания. Первым оттаял Собольников.
   - Ну чё паря, видать рано мы успокоились?
   Гость залпом осушил рюмку. – И чё, бандюгу же сцапали.
   - Вот и представляется шанс проверить – он ли это.
   Сергей нервно икнул. – Так это, какие наши действия?
   - Как уговор был.  Идём на гору.



                Глава – 6



         Сборы в ночной дозор прошли молниеносно, в атмосфере волнений и нервозного напряжения.  От чего Бочкарёв даже немного протрезвел, и в предвкушении занимательного приключения чувствовал себя на взводе.  А вот Фёдор напротив, чувствовал себя тревожно.  Его сердце трепетало, как обычно бывает перед чем-то серьёзным и ответственным.
   Не взирая на непроглядный туман, они быстро добрались на околицу и направились в сторону Авдеевой горы.
   - Слышь Егорыч, я чё гуторю, ты в этой шляпе, сапогах, и с берданкой за спиной, шибко смахиваешь на альпийского егеря. – Ёрничал Сергей бурлимый приподнятым настроением.
   - Кака это тебе берданка?  Умник сыскался.  Это настоящий, пятизарядный охотничий карабин.  Мне его зять привёз из Сибири в подарок.  Они там в тайге с такими на зверя охотятся. – Собольников хотел ещё что-то добавить, но внезапно остановился и замолчал.
   Сергей сперва не сообразил, однако через мгновение и сам застыл точно вкопанный.
   - Я не понял, туман-то куда девался?
   Всё получилось совершенно неожиданно, будто кто-то быстро сдёрнул с глаз мутную пелену.  Небо чистое, луна и звёзды как на ладони, на фоне неба силуэты деревьев и метрах в ста Авдеева гора.  А главное, слух прорезался, словно в телевизоре добавили громкость.  Цвиринькали сверчки, где-то в станице гавкали собаки, а в стороне полевого стана урчал мотор комбайна.  Но, их обоюдное изумление сменилось на шоковое состояние, когда они оглянулись.  От неожиданности Сергей отскочил в сторону, а у Фёдора отвалилась челюсть и полезли на лоб глаза.  Он не в состоянии был даже пошевелиться.  У Бочкарёва лицо побледнело так, что теперь слилось с белобрысым ёжиком в одно целое, и в лунном сиянии эта композиция маячила как бельмо.  Во рту всё пересохло, на лбу проступила испарина, а в коленях чувствовалась лёгкая слабость.
   Как только сникло первое оцепенение Собольников только и смог выдавить не своим голосом: - А где наша станица???
   Дело в том, что прямо перед ними – в прямом смысле слова – на расстоянии вытянутой руки стояла стена из тумана, которая была ровной и гладкой точно зеркало.
   - Ну Егорыч, итицкая сила, такого я ишо не видывал. – К Сергею, наконец, вернулся дар речи. – Но, чёрт побери, такого не может быть в природе! Туман будто саблей отсекли и всё ненужное убрали! – Он опасливо приблизился к мутно белой стене и начал её  внимательно осматривать. 
   К сотоварищу подошёл Фёдор. Он осторожно вытянул вперёд руку и медленно, до самого локтя, погрузил её в туман: Рука исчезла как в мутной воде.
   - Ну чё? – Взвизгнул Бочкарёв от возбуждения.
   - Кажись ничего. – Безэмоционально ответил Фёдор. – Ну-кась Серый, давай, зайди в туман, погляди чего там.
   - Ага, нашёл дурня.
   - Ты чё паря, мы ж только что оттуда вдвоем вышли.
   - Вот сам и сходи.
   - И схожу, думаешь спужался?
   Собольников – как штангист перед рывком – несколько раз напряжённо вдохнул и выдохнул, а после решительно шагнул вперёд, совершенно скрывшись в таинственной аномалии. Сергей же оставался неподвижен.  Он лишь неморгающим взглядом таращился в то место, где исчез его компаньон, и глубоко дышал.
   Оказавшись внутри тумана, Фёдор огляделся.  Видно ничего не было.  Звуки пропали.  Создавалось ощущение, как на речном дне.  Он попытался позвать товарища.
   - Эй, Серёга, ты меня слышишь?
   Бочкарёв ясно и отчётливо услышал вопрос.  Он полубоком подшагнул к загадочной стене и ответил:
   - Егорыч, я тебя хорошо слышу, но не вижу. – Был дан ответ нормальным, ровным голосом, но, не смотря на это, Бочкарёв услышал.
   - Ты там чё оглох?  Али язык с перепугу проглотил? – Слова доносились из тумана естественно, словно говоривший стоял в паре метров от слушавшего.
   «Странно, - подумал Сергей, - как это, я его слышу, а он меня нет».  Превозмогая безотчётное чувство страха, Бочкарёв собрал в себе всё мужество и, воткнув в туман правую руку, принялся медленно продвигать её вглубь.   И вдруг парень истерично завопил.  Он почувствовал, как чьи-то зубы вцепились ему в запястье.  Душа мигом ушла в пятки, волосы на затылке зашевелились, парализованное лицо застыло в маске ужаса, а внутри всё сжалось точно в клещах.  Бедняга так  отчаянно шарахнулся назад, что не удержался на ногах и грохнулся на пятую точку: Перед глазами ему уже мерещилось невообразимое чудовище.
   Впрочем, не прошло и пяти секунд этой спонтанной истерики, а из белой стены, язвительно скалясь, вышел Фёдор.
   - Ну, чё дружок, штаны-то менять не придётся?  - Сергей смотрел как загнанный ягнёнок на волка, но мычать перестал. – То-то же, балбес, а с меня потешался.
   Бочкарев, наконец, подобрал челюсть. – Чё то было?
   - Ну-ну, успокойся, я просто хотел пошутить.  Откуда мне знать-то было, что ты такой серун.  И вообще, сам винен.  Я тебя позвал – ты молчишь.  Я снова позвал – опять тихо. И тут гляжу, вместо ответа чья-то рука тянется.  Я-то смекнул что твоя.  Вот думаю, удачный момент пошутковать.
   - Ты чё вообще ополоумел?  Шутник – твою мать!  Я с перепугу чуть не усрался.  Спужался так, чё думал и дух испущу. – Он поднялся с земли. – Уши прочисть. Я не молчал вовсе, я с тобой гуторил, энто у тебя уши позакладывало.
   - Ты серьёзно? – Фёдор присвистнул. – Ну и ну, чудно.
   - Знаешь Егорыч не шибко я в восторге от всего этого. Может, воротимся додому.  Лично я предлагаю станичников собрать да сюда привести.  Пущай тоже энтим фокусом полюбуются.  А то попробуй опосля докажи, что мы не идиоты.
   - А чё, Серёня, возможно ты и прав. – Собольников какими-то незрячими глазами уставился на своего спутника. – Сделаем вот чё:  ты чеши в станицу и сыщи там хотя бы несколько человек.  Растолкуй люду чё почём, и тащи их сюда.  Кстати, не худо б и фотоаппарат прихватить.  Затем, демонстрируешь народу эту хрень, и все вместе тащите свои зады на гору: Я вас там ждать буду.  Луна-то нынче яркая, а на склоне и у подножия растительности путёвой нет, значит, обзор у меня сверху будя добрый.  Ага, вота чё, как к горе подойдёте, сразу наверх двигайтесь.  Там растёт огроменный куст шиповника – я-то возле него буду.
   Бочкарёв с недоверием посмотрел на Фёдора. – Егорыч, я те гуторю – ну его к лешему.
   - Серёжа, раз уж мякину-то затеяли, надо б до ума довесть.
   Бочкарёв пожал плечами. – Ну, гляди…
   - Да ты шибко не робей.- Фёдор потряс парня за плечо. – Только давай шустрее. Главное людям показать, пока туман-то не испарился.
   Сергей кивнул и направился к стене тумана.  Собольников ещё с минуту буравил взглядом  то место где только что исчез Бочкарёв, после чего поправил на плече ремень карабина и бодро зашагал к Авдеевой горе.



                Глава – 7


        «Да уж, зрелище невообразимое.  Туман окутал кольцом только станицу.  Дюже это всё странно.  А над Доном вообще никаких признаков испарений.  Так и чудится, будто большое облако спустилось с неба и накрыло собой все дома».  Размышлял Фёдор, лёжа на траве под кустом шиповника.  За целый день нагретая  летним солнцем земля теперь приятно грела живот и ноги.  В воздухе витал тёрпкий запах свежее примятой травы: Смесь тысячелистника, полыни и дикого горошка.
   - Ну, чё ж разгильдяй этот не идёт? Видать не шибко торопится.  Уже давно пора и объявиться: Хоть с людьми хоть без. – Он всмотрелся в циферблат своих наручных часов.  В лунном сиянии стрелки отсвечивали без пяти два. – Эх, спужался видать Серёга. – Фёдор досадно сплюнул. – А может, и обиделся.  Зря я с ним так…
   Внезапно его тихое бормотание прервало что-то лишнее, в уже приевшемся пейзаже. Фёдору показалось, что какой-то тёмный силуэт обходит гору у самого её подножия, умело маневрируя между молодой берёзовой порослью.  Луна хоть и ярко освещала местность, однако, более детально разглядеть идущего было невозможно.   Он напряг зрение.  «Вроде человек…  и похоже чё-то на плече тянет.  Может Серёга?»  Впрочем, такая мысль показалась Собольникову призрачной.   «Если то действительно он, то почему гору обходит?  Он ведь должен на гору, со стороны дороги подниматься.  Выходит не он? – Фёдор закусил губу. – Да неужто оно!?»   Он на всякий случай передёрнул затвор и, мысленно перекрестившись, крикнул:
   - Бочкарёв, ты что ли!?
   От неожиданного возгласа в ночи, призрак дёрнулся, на какую-то одну-две секунды замер, а затем пустился бежать в прежнем направлении.  Теперь мысли в голове Собольникова вообще взбесились.
   «Не он!  Тогда кто!?  Чё делать?   Может догнать?  Нет, дюже большое расстояние, а бежит он быстро.  Может из ружья?»
    Фёдор рухнул на одно колено и начал целиться в бегущий объект.  В голову полезли обрывки сна.  «Значит, всё-таки за горой. А ведь в тот яр, что за горой, мы тогда не спускались.  Чёрт, что делать?  Там густые заросли ольхи да осины.  Добежит туда, всё, я его потеряю.  Нужно принимать какое-то решение.  Цель быстро передвигается, учесть упреждение».
   Он вдруг опустил ружье. -  А не приведи Господь это человек.  Карабин не зарегистрирован.  А если убью!? – Он смолк и вслушался в окружающие звуки. -  Но почему такой громкий топот? Не в чугунной же он обувке?  Тьфу ты, чушь какая.
   Федор вновь прицелился. Очертания бегущего существа приближались к густой балке.  Нужно было принимать срочное решение.  Он глубоко вздохнул и затаил дыхание.
   Тот душераздирающий вопль, который издало нечто, даже заглушил раскаты выстрела. У Собольникова похолодело в груди, и от испуга он завалился плашмя на траву. После услышанного рёва сомнений не оставалось – только не человек.
   Он прислушался – всё тихо.  Привстал и посмотрел в том направлении куда только что стрелял.  Таинственный силуэт стоял на месте.  Фёдор ещё раз прицелился.  Силуэт что-то сбросил с плеча и сделал шаг в сторону балки.  Грянул ещё один выстрел. На этот раз мимо. Существо. Не издав ни звука, в несколько гигантских прыжков исчезло за деревьями росшими на склоне балки.
   Пока не прошло первое оцепенение, Собольников сидел на траве с видом насторожливого байбака и вслушивался в ночные звуки. По началу в балке слышался треск сухих веток, а спустя минуту воцарилась гробовая тишина: Пропали даже цикады насекомых.  Он огляделся.  Над станицей по-прежнему висел туман.  Страх постепенно отступал, зато осталось чувство тревоги и неизвестности.  Это начинало злить, и Собольников поднялся на ноги, лелея мысль отправиться на то место, где первая пуля настигла бегущий силуэт неизвестного.  Память отчётливо зафиксировала, что это случилось, лишь только некто добежал до первого от балки дуба. Он ещё раз огляделся. Всё по-прежнему: Ни звуков, ни движений. Фёдор начал медленно спускаться с горы. На всякий случай перезарядил ружьё.  Ещё на середине спуска зрение стало различать в траве, под деревом, то, что раненный субъект сбросил с плеча. До этого тёмного пятна оставалось метров сорок. Он в очередной раз осмотрелся – все, как и прежде.
   И вот, до неподвижного предмета осталось метров шесть.  Собольников достал из кармана куртки ручной фонарик и нажал кнопку.   От изумления он чуть не вскрикнул: Прямо перед ним лежало тело маленькой девочки, одетой в трусики и маечку безрукавку. На вид ей было не больше семи.  Фёдор метнулся к ребёнку, упал на колени и осветил бледненькое личико. Он тут же её узнал: На траве лежала дочь председательской секретарши. От волнения ему никак не удавалось вспомнить её имя.  Тщательный осмотр гораздо смягчил накатившую волну смятения. Девочка была жива, невредима и весь её внешний вид указывал на то, что ребёнок мирно спит.  Но тут определённо отсутствовала логика. Как этот украденный ребёнок, в цвете последних событий, мог спать? В данный момент мужчина не был в состоянии сообразить, что ему делать.  Все эти неадекватные здравому мышлению происшествия совершенно дестабилизировали мозговую деятельность.
   И вдруг Фёдора осенило: «У бывшего председателя родился сын!  Значит, всё сказанное моей бабкой продолжает сбываться. – Он уставился на девочку. – Но ведь председатель уехал, его тут быть не должно, он за сотни вёрст.  Тогда в кого я стрелял?»
   Сидя перед ребёнком и увлёкшись своими умозаключениями, Собольников совершенно не обратил внимания, что под ладонью, которой он опирался о землю, лежало что-то теплое и мокрое.  Он поднял руку.
   - Это ещё чё? – В луче света было похоже, что по ладони размазана какая-то жидкость. – Это чё, кровь? – теперь луч света был направлен в траву. – Чё за хрень!?
   Тут же, на мокрой траве валялся непонятный предмет.  Собольников его осторожно поднял, но для более точной классификации находку пришлось поднести к самому носу.  И мгновенно он подскочил точно ошпаренный. Не оставалось и малейших сомнений – в его руках находился отстреленный человеческий палец!  Фёдор в брезгливом изумлении отшвырнул страшную находку.  Грудь распирало от нехватки кислорода. Одичалый взгляд метался из стороны в сторону.  В этот момент в глубине балки треснула ветка, что оказалось сродни выстрелу стартового пистолета. Он подхватил на руки ребёнка и побежал  в сторону станицы.



                Глава - 8
 


    Ир ну сжалься, ну сходи к Тимофею Карпычу, замолви словечко.  Скажи, заболел.  Пущай на мой комбайн Мишку механика загонят. И чтоб он там не брехал, пусть Карпыч имеет ввиду, Мишка в управлении дюже сноровистый, управляется не хуже меня. А я уж денёк отлежусь, и опосля сверхурочными отработаю.
   Жена отыскала в комоде аптечку и достала Карсил. – Вот если бы вчерась водку не хлебал с этим Серёгой окаянным, так нонича в боку б не болело. – И протянув Фёдору две капсулы, взволнованно добавила: - Упаси Господь цирроз. Может фельдшера кликнуть?
   - Ирка не суетись.  Я ж, поди, чую.  А то каркаешь. Вот пилюлю сьем, да посплю, оно и поутихнет.
   Супруга уже обувалась в сенях,  как услышала голос Фёдора из спальни. – Только ты сперва к Бочкарёвым зайди. Ежели Серёга ишо дома, так пущай на пару слов заглянет.
   Ничего не ответив женщина вышла из дома.
   Фёдор нарочно выдумал историю с болью в боку, чтобы спокойно отсидеться дома, прийти в себя, а за одно и подумать, как быть дальше.  Вообще-то Собольников намеревался пока помалкивать.  Отстрелить человеку палец, да ещё из нелегального оружия, попахивало тюрьмой.  Ему ещё повезло, что спасённая девочка спала, пока он тащил её на руках.  Фёдор не горел желанием объявляться с находкой на людях, так как расспросов тогда не избежать. Где ты её взял? Почему в таком виде? И  так далее.  А что он мог конкретно предъявить?  Ничего! Но, только попробуй заикнуться про туман да про дикий рёв, про сон да про отстреленный палец, тогда точно, прямая дорога в дурдом.
   Ночью он тихонечко отнёс девочку к дому её матери и аккуратно положил на лавочку у калитки.  Вернувшись домой он сумел не выдать своего истинного настроения – по пути зашёл на точку, взял в долг чекушку самогона и, не закусывая его осушил.   А на вопросы жены заявил, что вот, мол, два пьяных баламута, по станице болтались, никаких конокрадов не поймали, да так ни с чем домой и воротились.
   Единственный, кому хотелось всё выложить, был Сергей. Ему Собольников доверял безоговорочно.
   Таким образом, заблудившись в своих раздумьях, Фёдор незаметно придремнул, провалившись в царство сладкой истомы, из которой его похитил взволнованный щебет жены.
   Ой, Федь, чё деется! – Ирина,  не разуваясь, ворвалась в спальню. – Страсти-то, какие у нас бурлят. – Взволнованность супруги мигом передалась и Фёдору. – Это ж немыслимый кошмар!  У Лидки, у председателевой секретарши, дочка вечером легла спать в свою кроватку, как обычно, а Лидка в соседней комнате телек смотрела: французскую комедию. Когда фильм закончился, она надумала проконтролировать, не раскрылся ли ребёнок. Вошла в спаленку, а кроватка-то пустая! Та перепужалась в усмерть.  Ну, понятное дело, кинулась её искать по всему дому, а малышки-то нету.  Лидка во двор выскочила, звать стала, тоже бестолку.  Ну, представляешь как она перепужалась?  Она в сутолоке ещё раз весь дом перевернула, да во дворе каждый закуток обшарила: Тот же результат.  Несчастная и вовсе отчаялась.  А тут ещё туман энтот поганый.   В общем  она к соседям, потом по всей станице…  А когда обратно бежала, вдруг нашла свою дочку возле калитки, на лавочке: Та себе спокойно спала.  Лидка с пеной у рта клянётся, что когда выбегала на улицу, то ясно видела, что девочки там не было.  Она даже в тумане на лавку сослепу налетела да чуть не грохнулась.  Ну, ты представь, где всё это время мог быть ребёнок?  И вообще, как спящий ребёнок там очутился?
   Фёдор жадно внимал каждому слову, а как только жена запнулась перевести дух, он не удержался и спросил:
   - А что сама девчушка, она-то, чё гуторит?  Как её кстати зовут?
   - Так вот в чём весь гвоздь программы! – Казалось, что Ирина сейчас начнёт прыгать от восторга. -  Дочка ейная, Леночка, по сию минуту спит, и никто её разбудить не может! К ним ни свет, ни заря фельдшер приходил, да над дитем только руками развёл.  Гуторит, либо литрагрический сон, либо гипностический хвект.  Короче, все ждут районного доктора. А соседка их, Людка Одинцова, вообще гуторит, что уже про такие  счезновения да неожиданные возвращения читала, что всё энто могёт быть связано с колдовством. Ох, Фёдя, и события у нас тут деются, аж в грудях всё замирает.
   Собольников облегчённо вздохнул, а про себя подумал:  «Докатился!  У людей несчастье, ещё неизвестно как с девочкой повернётся, а я вздыхаю, будто гора с плеч свалилась».  И тут он вспомнил: «Бочкарёв!»
   Жена уже покину комнату, поэтому Федору пришлось вставать и догонять её на кухне.
   - А к Серёге ты зашла?
   Ирина шлёпнула себя по лбу. -  Вона  башка дырявая, вовсе  памяти нету.
   - Короче, ты его видела?
   - Я его мать видела.  Видать допился дружок твой.  Никитична была расстроенная, поэтому я дюже не выведывала.  Но она сказала, что Сергея ещё ночью в район увезли. Ему палец на руке отрезало.  Чё да как Никитична не сказала, но обмолвилась, мол, крови бедолага потерял прорву, чуть не помер.
   Супруга накинула домашний рабочий халат и отправилась кормить худобу.  Собольников продолжал стоять по середине кухни что столб, с отвисшей челюстью и глазами навыкат. Его тело превратилось в камень. Воздуха в лёгких не хватало, а голова, казалось, вот-вот лопнет от извержения чудовищных догадок  и подозрений.


                Глава - 9


          Под эгидой последних новостей Фёдор весь день провёл в горизонтальном положении, и чуть ли не присмерти.  Такого поворота событий он, естественно, не ожидал.  Голова пухла от перевариваемых мыслей.  Теперь в его воображении образ Сергея Бочкарёва клубился серой массой чего-то злого и отвратительного.  Ему не хотелось верить в причастность соседа к творящейся чертовщине, однако события последней ночи твердили сами за себя, и Собольников надумал всерьёз заняться распутыванием этого клубка таинственных происшествий.
   К вечеру следующего дня ему удалось получить кое-какую информацию об одной из версий причин травмы Бочкарёва.  По версии деда Тихона, который первым обнаружил пострадавшего, следовало:  Сергей каким-то образом проник в сарай Тихона Сырцова, где работал деревообрабатывающий станок.  И, не понятно как, но как-то умудрился влезть в него пальцем, в результате чего и схлопотал увечие.  Однако, по свидетельству того же Сырцова, самого пальца нигде найдено не было.  Хотя циркулярка оказалась изрядно забрызганной кровью.  Сам же хозяин в это время находился в доме, и не возьмёт в толк – почему в сарае горел свет, и с какой стати работал станок. Но, учитывая старческий возраст Тихона, вполне возможно допустить, что в своей кустарной столярке он просто забыл всё выключить.  А так же, принимая во внимание звукоизолирующие качества этого необычного тумана, несложно допустить, тот факт, что Сырцов не слышал звука работающего двигателя.  Либо и того проще: Возился со своими деревяшками, что-то понадобилось в доме, он на секундочку отлучился и, как говорится, вылетело из головы. А тут бабка новости любопытные по телеку смотрит: Пенсионная реформа!  Вот он и присел, рот разинув.  Да оно может, он бы и вспомнил, кабы в окошко грохот работающего станка был слышен.  Но над станицей висел туман.
   И тоже, если предположить, что всё произошло именно так, то на поверхность всплывает не менее логический вопрос:  Где палец?  Причём это оставалось загадкой и для Собольникова и для других.   Но у других версия была одна – рассказ деда Тихона.  А у Собольникова имелась вторая; страшная, отвратительная, по которой, палец Бочкарёва лежит возле Авдеевой горы, под дубом. Но какая правильная?
   После разговора с Тихоном, Фёдор предпринял тактическую беседу с участковым и с Николаем Свириным.
   У старшего лейтенанта Дудкина удалось узнать, что Старыгин, не взирая на отчаянные попытки следователя, так  ни в чём и не признался.  А Свирин шепнул, будто его племянник в районной больнице хоть и медленно, но, вроде как начинает приходить в себя. Если поначалу паренёк только мычал и пускал слюни, то теперь Максим талдычит обрывки каких-то несуразных фраз, которые врачи классифицируют, как шизофреноидный бред.
   В итоге,  резюмировав не ахти какую информацию, Федор решил лично посетить город: Побеседовать с Максимом, разнюхать как дела у Лидкиной дочки, и самое главное – нанести визит Бочкарёву.  Раскрывать все карты перед последним, Фёдор, естественно, не собирался.  Ему хотелось от самого Сергея услышать версию о драматических событиях той памятной ночи.  И, что немаловажно, понаблюдать, как он будет себя вести.  Собольников рассчитывал, что хитромудрый молодец хоть взглядом, хоть словом, а возьмёт да и выдаст свою истинную сущность.
   Единственное о чём он сейчас жалел, что выбросил тогда палец.  Ведь благодаря такой улике появлялся шанс установить личность злодея.  И понукаемый именно этой мыслью, сельский механизатор, временно переквалифицировавшийся в частного детектива, в преддверие визита в район, надумал всё же отыскать то место: Вдруг повезёт найти палец.
   А вот второй целью этого похода был запланирован осмотр балки за Авдеевой горой. Ведь недаром тот таинственный субъект нёс свою жертву именно туда.  Он не ведал, что может обнаружить за горой, но чувствовал, что там, что-то есть.
   Не смотря на скрупулёзный осмотр того места, где он наткнулся на спящую Леночку, предмет теперешних поисков Фёдором обнаружен не был.  Вероятнее всего палец был съеден, каким либо диким животным, например хорьком или лисой.  Такого добра в этих краях предостаточно.
   Тогда Собольниковым была предпринята тщательная ревизия спуска в тенистый, глубокий яр.  И вот тут свершилось открытие архикрайней важности.  Прибегнув к детальному осмотру местности, Фёдор истоптал и осмотрел каждый квадратный метр земли, а когда уже оказался в самом низу, тут-то его внимание и привлекло молоденькое, но уже засохшее деревце клёна.  Оно как-то неестественно торчало из земли и, именно в этом месте в воздухе витал отвратительный смрад гниющей органики.  Внимательно осмотрев почву, Собольников сделал открытие, что слой прошлогодней листвы, укрывавший вокруг всю землю, именно тут был кем-то недавно нарушен.  А на самом стволе, высохшего дерева, имелись подозрительные пятна.  Точнее это были брызги, в виде пятен неведомого происхождения.  Если допустить мысль, что за это дерево держался человек, у которого с пальца лилась кровь, то…
   Погрузившись в свои навязчивые размышления Фёдор даже и сам того не замечая, опёрся плечом о дерево, которое, как ни странно, начало скрипеть и крениться в бок.  В виду этого  задумавшийся мужчина чуть не упал на землю.  Дерево не имело корней!  Мало того, засохший ствол каким-то образом был прикреплён к деревянной крышке, по своим размерам похожей на обычное дверное полотно, умело замаскированное под сухой листвой.  От перевозбуждения у Собольникова затряслись руки. Он отодвинул эту замаскированную ляду, и за ней, к величайшему изумлению, открылся тёмный лаз.  Впрочем, то был не какой-то там лаз.  При более углублённом визуальном контакте он оказался натуральным туннелем, ведущем в мрачное подземелье под гору. В нос моментально врезался трупный запах.  Такое немилосердное зловонье парализовало волю и разум.  Млеющие виски гремели колокольным звоном, в такт рвущемуся из груди сердцу, а коленные чашечки вдруг начали слабеть и тёрпнуть.  Толи от страха, толи от радости за верность своих предположений – бросив всё, как есть – Собольников что было духу, помчался в станицу за участковым.



                Глава – 10


          Находка зловещего подземелья стала событием номер один во всей области. Осмотр кровавого тайника поверг в ужас всё население, ибо там были обнаружены останки всех исчезнувших лошадей. Их гниющие, разорванные тела пребывали повсюду. И, что самое поразительное:  Криминалисты установили, что тела животных были не расчленены какими либо инструментами, а разорваны именно зубами; зубами человеческими.  Но, пожалуй, действительно сенсацией состоялось исследование тёмных пятен на засохшем стволе клёна.  Там действительно присутствовала кровь, но по своему составу она не идентифицировалась ни с одной кровью существующей на земле.  Эта кровь не принадлежала ни одному живому организму.
   На основании вышеизложенного Собольников больше не сомневался, что сон был вещим.  Значит действительно, существует нечто неестественное, а главное опасное.  И это нечто уже сеет зло и горе и, чем дальше, тем хуже. Оно уже взялось за детей!
   Теперь Фёдор принялся за осуществление плана с посещением города.  Первым делом он побывал у Максима.  На первый взгляд парень казался безумным.  Паренёк забился в изголовье кровати с видом загнанного в ловушку зверёныша, настороженно зыркая исподлобья на каждого входящего в палату.  Фёдор медленно приблизился и дружелюбно улыбнулся. Мальчик оскалил зубы и зарычал точно цепной пёс.
   - Максим не бойся, я не причиню тебе зла.
   - Убирайся! – Тот произносил слова с такой злобой, что посетитель даже поёжился.- Я знаю, ты хочешь забрать меня обратно в станицу.
   - Совсем нет. Я только хочу спросить, что ты видел той ночью?
   - Что я видел? – Мальчика начало трясти. – Скоро и вы все увидите! Он и за вами явится. – У Максима начинался припадок, и санитар дал команду на выход.
   И не смотря ни на что – санитар утверждал, что у пациента маниакальный бред – Собольников Максиму Свирину верил.  Мальчика напугало что-то ужасное, что не может уложиться в голове нормального человека.
   После Максима он нанёс визит матери спасённой им девочки: Лида дежурила у постели ребёнка.  Она рассказала, что Леночка, как первоначально и предполагалось, пребывала в гипнотическом обмороке.  Но когда из столичного центра приехал специалист по этому вопросу, то был потрясён и шокирован.  Девочка подверглась влиянию настолько сильного разума, что, сколько он не бился, а всё оказалось напрасным.  Он так и не сумел вернуть Леночку в нормальное состояние.  И теперь мать ожидает отправки в Цюрих, в научно исследовательский институт соответствующего направления.
   И, наконец, визит к Сергею Бочкарёву.
   - Здорово Серёга! – Посетитель изобразил натянутую улыбку  радости.
   - Ну-у, Егорыч, ты как нельзя к месту. – Бочкарёв, в серой больничной пижаме, принялся трясти Фёдору руку левой пятернёй, так как правая была забинтована. А его радостная улыбка озарила довольное лицо. – Меня ж нонича выписывают. Так что ежели пару часиков-то подождёшь, домой поедем вместе. Мне то чё, я хоть сейчас, но без обхода врача не отпустят.
   Они сели на скамейку в прибольничном скверике. – Ну, гуторь, как ты той ночью без меня-то, на горе?
   - Да чё уж говорить-то – никак.  Проторчал на горе до рассвета, да так ни с чем и домой воротился – При этих словах Собольников изучающим взглядом смотрел на собеседника. Он следил за его реакцией.
   - Ага!  А я те чё гуторил, брехня энто всё. Вот, погляди, послушал тебя, и пальца лишился.  Главное и сам не уразумею, как я сподобился на ровном месте споткнуться и упасть?
   - А чё ты там вообще оказался? – Спросил Собольников.
   - Ну, ты как мне скомандовал, людей привесть, я пулей в станицу.  На улицах темень, плюс туман, кругом пусто.  А тут гляжу рядом хата Тихона  Сырцова.  Дай думаю, загляну, авось дед Тишка ишо не спит.  Ну я же шёл со стороны огорода, поэтому, чтобы попасть к дому довелось пробираться через базы, мимо погреба, колодца, ну, значится напрямки. А как с сараем-то поравнялся, гляжу, из щелей в дверях вроде свет сочится.  Я обрадовался, думаю, вот хорошо-то, дед, поди не спит ещё, поди, мастерит чего.  И тут, пожалуйста, дверь распахиваю, вбегаю, цепляюсь ногой за порожек, да со всего маху-то как гепнулся – Он покачал головой. – Ой, со стороны б кто увидал – оборжался!
   А  вот мне не до смеху, оказалось. Я как падал, видать чисто инстинктивно руку в сторону станка выбросил, видать хотел за что-то схватиться.  Сам знаешь, как это происходит, в пылу-то. А циркулярка эта чертова, оказалась включенной. Но, Егорыч, звука-то я не слышал! Ты же в курсе как та зараза шибко визжит, на всю станицу.  А тут как в гробу. – Фёдор закивал головой. – Был бы звук, понятное дело, подсознание сработало б на то, что там опасность.  А так, чё мудрить-то, когда падаешь, стараешься схватиться, за что попало.  Инстинкт, мать его, самосохранения.
   - Значит, палец тебе так и оттяпало?
   Сергей поднял травмированную руку и уставился на бинты. – Ага…
   - Ничего Серёга шибко не убивайся.  Радуйся, что хоть только один палец, а не всю руку.
   Бочкарёв тяжело вздохнул – А главное, дюже обидно, ведь ежели б его нашли, обратно пришили бы.
   Фёдор изобразил напускное удивление. – Так, это, а куды ж он делся?
   - Да Бог его знает. Я ж дурень сразу не кинулся. Впрочем, в первую минуту мне не шибко до этого было.  Я от боли взвыл так, что думал в сарае и крышу сорвёт.  А уж после…   Короче, палец как в воду канул.  Но, там ещё во дворе пёс их Букет крутился. Может он лихоимец пальчик-то мой и сожрал?  Ой, как представлю…
   Сергей скривился до невозможности.
   - Кстати, а кровь-то у тебя тут проверяли?
   Внезапный вопрос Фёдора для Бочкарева оказался полной неожиданностью.
   - А тебе то чё?  Конечно, наверное. – Он с любопытством уставился на соседа.
   «Зря я спросил».  Подумал Собольников, а сам ответил: - Да так, просто, это же хорошо, что тут  такая кровь как у тебя была.  Гуторят, ты её потерял дюже много.
   - А то!  Мне тут новой-то кровушки, поди, больше литра влили.


                *     *     *

   Этой ночью Собольников не спал.  Раз десять за ночь он вставал и выходил на кухню.  По долгу смотрел в окно, пил самодельный кефир и всё думал, думал.  С вечера припустил сильный ливень, поэтому работы в поле временно приостановили.  Однако, не взирая на свободную ночь, из-за винегрета мыслей сон Фёдора покину окончательно. Лишь под утро, желая наконец уснуть, он извлёк из настенного шкафчика початую бутылку самогона и залпом осушил полный стакан, запив кефирчиком.  Своеобразная терапия принесла свои плоды, и он таки уснул.
   А пока его мучила бессонница, рассуждения по текущему поводу состоялись следующие.  Во сне покойная бабка явилась в образе лошади, что совпадает с исчезновением именно лошадей.  Далее она заявила, что нечисть объявилась и у неё скоро родится детё.  Причём именно объявилась, а не была.  Это совпадает с появлением Петра Александровича, председателя, и рождением его сына.  А с появлением нового человека и начались туманы да пропажи лошадей.  Так же с рождением младенца произошло первое покушение на ребёнка; о чём тоже предрекалось во сне.  На основании этого реально заключить, что бывший председатель и есть виновник злодеяний.  Но, тут же возникает одно НО.   За день до ночных событий у Авдеевой горы, предполагаемый подозреваемый убыл из района поездом в областной центр для получения назначения на новое место службы: Чему свидетелями явились новый исполняющий обязанности председателя и участковый Дудкин.  Беря во внимание сей факт можно откинуть первоначальную версию о его причастности к таинственным событиям.  Правда тут же отслеживается ещё одна деталь. Ведь если учесть, что искомое существо обладает сверхъестественными качествами, то почему бы в эту цепочку не вклинить ещё одно звено.  А именно, ещё одно качество: Способность каким-то образом быстро преодолевать большие расстояния.  В таком случае всё имеет реальные шансы стать на свои места.  Но мы имеем ещё одно, сугубо призрачное, однако весьма подозрительное событие, дающее повод усомниться в резонности предыдущих выводов.  Увечье Сергея Бочкарёва!  Слишком расплывчатая картина происшедшего вырисовывается в результате его повествования.  Как можно оступиться на ровном месте и упасть?  Там в сарае и порога-то нет, всего незначительный перепад; от силы в сантиметр.
   Далее: Деревообрабатывающий станок стоит внутри мастерской, но уж никак не прямо перед входом, а левее.  Так что при падении должна была пострадать левая рука.  Память Собольникова чётко зафиксировала, что неизвестный двигался вдоль подножия горы именно правым боком к склону. Значит и к стрелявшему. Бесчувственную жертву преступник нёс на левом плече, придерживая её левой рукой, а правая была опущена вниз и делала отмашку при ходьбе.  Сперва Фёдор целился в туловище, однако молниеносная мысль заставила опустить прицел на полдюйма ниже. Он решил не убивать незнакомца, а лишь ранить его в бедро. Но пуля, видимо случайно, угодила в палец.
   Далее:   Сергей Бочкарёв, безусловно, является коренным жителем станицы, что идёт вразрез со словом – объявился.  Проводя своё личное расследование, Собольников не только слонялся по балке в поисках  улик и доказательств.  Он ещё и наводил справки обо всех подозреваемых.  И если о бывшем председателе информации оказалось ноль, то о своём земляке её оказалось с избытком. Вследствие чего всплыл ошеломляющий сюжет из биографии Сергея. Собственно, Собольников об этом знал, но, как говорится, выскочило из головы.  Бочкарёв ведь ездил в Карелию на заработки, он собирал там древесную смолу. По трудовому контракту ему пришлось там батрачить всю зиму и почти всю весну.  А вернулся Серёжа за пару недель перед приездом Петра Александровича.  Но следующее известие о некоторых казусах Бочкарёвского бытия, поразили сознание Собольникова до невозможности.  То, что Сергей скверно живёт со своей законной супругой Ларисой, известно всем, и не является чем-то секретным. Но то, что у него есть любовница на хуторе Камышном, не знал никто.  И уж само собой  никто даже не догадывался, что Пышнотелая Анастасия, с Камышного, на восьмом месяце беременности именно по содействию Бочкарёва. Исключением был его друг Сашка, по прозвищу Сорока.  Накушавшись водочки в местном баре, и накушавшись изрядно, он то и натрещал об этом Фёдору, в доверительной беседе.
   Эти дополнительные и немаловажные сведения давали полное право считать именно Сергея подозреваемым номер один.  Хотя и тут имелась одна неувязка: Кровь!  Ведь то, что изъяли криминалисты со ствола бутафорского дерева, по всем параметрам походило на кровь, но доселе никем не открытую.  А кровь Бочкарёва в больнице не вызвала у медиков совершенно никаких вопросов.  Именно эта нестыковка фактов давала Собольникову причину для неспешности окончательных выводов.
   Тем не менее, в ходе здравых рассуждений и личных фантазий, всё же можно предположить возможность объяснения и этой закавыке.  Бесспорно, парень был нормальным, но, до поездки в Карелию.  А если допустить, что именно там, в глухих лесах  с ним и произошло что-то, что совершенно изменило структуру его поведения.  Стряслось роковое заражение.  И вообще, Бог его знает, что ещё за чертовщина могла произойти.  Вдруг неведомый монстр использует человеческое тело как оболочку для существования в нашей среде?  Своего рода скафандр.  В таком случае, пока Сергей остаётся самим собой, то и все функции организма неизменны.  А когда чудовище воплощается в свой истинный облик, то и структура клеток, и кровь, и мозговая деятельность тоже меняются.
   Интуитивно Собольников понимал, что это абсурд, но с другой стороны: Почему бы и нет?  Ведь Толстой выдумал гиперболоид и вот результат, его уже давно изобрели.  Только назвали по-другому.  А Беляев?  Нафантазировал про человека амфибию и вот, будьте любезны, при такой генной инженерии, опыты подобного рода – сущий пустяк. Да вообще, как бы то ни было, а в своё видение Фёдор верил однозначно. И все события вопили о присутствии чего-то необычного и чрезвычайно опасного.
   Таким образом, Собольников надумал ждать очередного тумана.  В случае его появления он был полон решимости продолжить свои изыскания в прежнем русле, и по возможности предотвратить гибель невинных людских душ.   А покуда требовалось пристальное наблюдение за Бочкарёвым.



                Глава – 11



              Не мало воды утекло с прошлого года, так цепко засевшего в умах людей своими необычными происшествиями.  Теперешняя жизнь в станице струилась размеренно и тихо.  За исключением одного несчастного случая, когда в Дону утонул одиннадцатилетний мальчик.  Роковых туманов больше не наблюдалось. Осенью, конечно, несколько раз туман случался, но самый обычный и в основном над рекой.
   Той же осенью Бочкарёв умотал снова в Карелию на заработки.  Его тайная пассия, за месяц до отъезда родила мёртвого ребёнка, и посему, не обременённая материнством, Анастасия последовала за любовником.
    На дворе благоухал июль.  Хоть и донимала дикая жара, но пару раз в неделю, как по заказу, шёл дождь, что благотворно сказывалось на всём живом.  Урожай ожидался отменный.

       - Фёдя ты не забыл, что сегодня в клубе будут выступать артисты из городской филармонии. – Жена достала из тумбочки большой белый утюг. -  А после концерта будет дискотека.
   Собольников стоял возле умывальника с широко расставленными ногами и, перегнувшись пополам, вытирал лицо полотенцем.
   - По дискотекам, мать, молодёжь пущай ходит.  А вот концерт, дело другое.
   - Ну так ты садись, перекуси, пока я тебе рубашку-то чистую поглажу. – Она на секунду задумалась. – Вот кстати, у меня есть предложение.  Давай перед концертом к кумовьям в гости заявимся.  Посидим, по-домашнему, а уж после на концерт.
   Фёдор вышел в кухню и посмотрел на будильник. – Да ты чё, какие кумовья?  Через пять минут футбол.  Наш «Спартак»  с Донецким «Шахтёром» встречается.  Энто тебе не хухры мухры.
   Он вошёл в зал и увидел подбоченившуюся супругу. – Как уже меня достал твой футбол. Куча лоботрясов за мячиком гоняются, что дети.
   Фёдор включил телевизор и умостился на диване. – Ты вот Ирка сама посуди.  К кумовьям, на другой конец станицы, мы можем сходить когда угодно.  А такие поединки как нынче, каждый день не показывают. – Ирина открыла рот что-то изречь, но муж опередил. – Вот, хоть завтра.
   - Гляди Федя, на слове я тебя поймала.  Завтра идём в гости.
   - Вот и ладушки. – Обрадовался он такому мирному исходу. 
   По окончании первого тайма Собольников был в приподнятом настроении: «Спартак» выигрывал один-ноль.  Потирая руки, он впорхнул на кухню.
   - Ну-кась, чё там у нас пожевать имеется?
   Как раз в этот момент Ирина выкладывала со сковороды на тарелку яичницу с салом и луком.
   - Во-во, пока перерыв, подкрепись, а то концерт, гуторят, допоздна будет. – Она водрузила на стол большую миску салата. – Хлеба нарежь сам.  Я пойду пока новости гляну.
   Не прошло и пяти минут, как Фёдор краем уха уловил взволнованный, и в некоторой мере заговорщический голос жены.
   - Федь бегом сюда, тут такие страсти показывают!  Да иди быстрее, пропустишь.
   С набитым ртом он цапнул тарелку и поспешил на интригующий призыв.
   - Ох, чё деется, представь, - встретила она его с порога, - в Хардыйском районе маньяк объявился!  Сказали – серийный убивца. Ой, прям в грудях запекло.  Уже десять детей нашли, расчленённых.
   - Это где, Хардыйский район? – Спросил он, умащиваясь рядом на диване.
   Жена уставилась выпученными глазами. – Ну ты даёшь!  Совсем уже память-то отшибло?  Это ж в Карелии.
   Фёдор даже поперхнулся яичницей. – Мать чесная, точно!   Это ведь недалече от Марьевки, где Серёга работает.  Пятьдесят вёрст до Хардыйска. -   Моментально забыв про еду, он погрузился в тревожные раздумья.
   «Что же получается?  Всё сходится, Бочкарёв, точно.  Ведь он был в курсе моего расследования.  Но ребёнок родился мёртвым.  Впрочем, баба-то могла сходу и второй раз забрюхатеть.  Ах, Серёжа, почуял жареное и смотался в Карелию, отседова подальше».
   Тут его внимание привлекли слова диктора.  «А сейчас интервью с начальником УВД города Хардыйска.  А так же с директором Хардыйского племенного конезавода».
   На экране возникли две мужские фигуры, на фоне каких-то административных зданий: Рядом девушка корреспондент.
   Пока полковник милиции оправдывался в сложившейся ситуации. Стоявший рядом мужчина в штатском молча слушал.  Собольникову показалось что-то знакомое в его лице.  Зато когда непосредственно он начал отвечать на вопросы неугомонной журналистки, Фёдор оживился.
   - Гляди Ирка, Петра Александровича показывают!  Ты представляешь, оказывается он теперь директор конезавода.  Да ещё и кандидат в председатели райкома.  Во дела!
   - Угу, - угукнула жена, - и не изменился вовсе.  Такой же интеллигентный, интересный мужчина.
   - Ну да, не изменился, ты гляди, как поправился! – И вдруг, последние слова застряли в глотке.  Он неожиданно, сильно схватил Ирину за коленку. – Ты видишь тоже, чё и я!?
   Её брови спрятались под чёлкой. – Я чё слепая? Конечно вижу.
   - Да нет же, нет, ты на руку его глянь!
   - Ба-атюшки!  Дак ведь он беспалый…
   
   
   









              И   С   Т   О   Р   И   Я       Р   А   С   С   К   А   З   А   Н   Н   А   Я

                Ш   К   У   Р   О   П   А   Т   О   В   Ы   М





                П  О  С  Т  О  Р  О  Н  Н  И  Й

…………………………………………………………………………………………………



                Глава – 1


      «Странное явление сон. Он приходит, когда его не ждёшь, а когда, укладываясь в постель, загадываешь приятное сновидение, он безнадёжно покидает тебя в объятиях тёмной молчаливой невесомости.  Он как иллюзионист и актёр, имеет разные амплуа.  Ты не ведаешь какой ночью он придёт, а если придёт, то, в каком образе.  Но если он актёр, то актёр капризный, своенравный.  Существует мнение, что плотный ужин, непосредственно перед сном, есть серьёзная гарантия увидеть кошмар.   Я десятки раз проверял этот бред: За пятнадцать минут до того как лечь спать я проглатывал неимоверное количество жирной свинины, острых солений и мучного – всё бестолку.  Но лишь стоило мне ограничить свою позднюю трапезу более чем скромным чаепитием, и от приснившегося ужаса я просыпался в ледяном поту.
   Впрочем, сам  сон  не является чем-то сверхъестественным и фантастическим, до тех пор, пока не приобретает способность выходить на прямой контакт с реальностью».

           Одеяло ожило, крахмально шурша зашевелилось и, откинув один из своих уголков, обнажило лицо только что проснувшегося человека.  Самсон открыл глаза, пошарил туманным взглядом по потолку и, протяжно зевнув, покинул уютные объятия тёплой постельки.
   Самсон это молодой мужчина, двадцати семи лет отроду.  Такое имя, весьма экстравагантное для нашего таёжного посёлка, новорождённый младенец схлопотал по непререкаемому настоянию своего деда; и слышать ничего не желавшего ни про каких Степанов, Фёдоров и Матвеев.   Мало того, что старик ещё с детства являлся великим фанатеем античной мифологии, так ещё и некоторые обстоятельства военных лет сыграли в этом свою роковую партию.  Дело в том, что во время Великой Отечественной, прикрывая отступление войск из Ворошиловграда, дед был ранен и в бессознательном состоянии захвачен в плен.  И вот, спустя одиннадцать месяцев мучений по фашистским лагерям, ему удалось благополучно бежать.  А помог в этом мужественному сибиряку некто Самсон, уроженец острова Кипр.  Судьба свела их в  Патоне, за месяц до побега.
   По возвращении, после срочной службы, в свой посёлок, наш Самсон отгулял положенные три месяца безнаказанного тунеядства и с энтузиазмом окунулся в трудовую деятельность: Устроился егерем в местное лесничество.   Сперва работа его вполне устраивала.  Но вот когда, спустя год, парень надумал жениться, то пришёл к логическому умозаключению, что скудная зарплата егеря перестанет удовлетворять возросшим потребностям супружеской жизни.  В связи с этим, не долго думая, Самсон покинул вышеупомянутое ботаническое заведение и нанялся в лесозаготовительный кооператив.
   Первый год после свадьбы пролетел точно в сказке; как один очень длинный медовый месяц.   Самсон и Марина купались в любви и счастье ежедневно и ежечасно, от чего молодой муж чувствовал себя обитателем рая. Впрочем, этот рай не прекратился и по прошествии обозначенного года: Вот только Марина, как бы невзначай, стала заикаться о новых возможностях, в связи с начавшейся перестройкой.   Не то, чтобы жена грызла и пилила его денно и нощно, нет.  Не смотря на её жёсткий, властный характер, девушка пыталась навязать супругу свою волю настойчиво, но корректно.   Её характеру также были присущи дипломатические черты.   А Самсон хоть и слыл парнем не глупым, однако, весьма впечатлительным.   Ему даже показалось, что на втором году совместной жизни Марина к нему охладела как к мужчине.   Он воспринимал её намёки о новых возможностях слишком близко к сердцу.   Считал, что Марина видит в нём человека не способного к самостоятельным действиям, не имеющего жизненной хватки.  Ему казалось, что он теряет вес в её глазах, и от этого в сознании вспыхивала впечатлительность ещё большего масштаба.  Если жена отправлялась на автобусе в город за покупками и отсутствовала слишком долго, Самсону уже мерещились любовники на иномарках и с толстыми кошельками.   Он не выдерживал, прыгал в отцовский «Москвич» и выжимал из двигателя всех лошадей.   А всё оказывалось довольно прозаично.  Марина беззаботно сидела со своей бывшей одноклассницей в привокзальном кафе.  Девушки кушали мороженое, пили лимонад, и делились своими женскими секретами.  В такие минуты парень клял себя, на чём свет стоит, и в душе ему делалось невыносимо стыдно за свою необоснованную впечатлительность. 
   И, тем не менее, мысли о самостоятельной трудовой деятельности, посеянные супругой, со временем дали свои позитивные всходы.  А посему, в один  прекрасный день Самсон Цветин помахал ручкой кооперативу с уже заведомо намеченным планом дальнейшего устройства своего семейного благосостояния.  В его голове, в процессе долгих умственных мытарств, сформировались кое-какие  принципиальные идеи прогресса себя как индивидуальной личности.  Вследствие этого ним было сформулировано категорически конкретное решение:  Цветин задумал организовать свою ферму по выращиванию пушного зверя.  Он так этим загорелся, что для осуществления новой идеи не жалел ни сил, ни средств.   В десяти километрах от посёлка, бригада шабашников,  не покладая рук трудилась без малого пять месяцев.  Самсон лично руководил работами и сам принимал непосредственное участие в строительстве. Конечно, не обошлось без помощи его и Марининых родителей, но, мозгом, идейным вдохновителем и самым настоящим толкачом в новом бизнесе являлся именно герой этого сюжета.
   Единственным изменением в планах новоиспечённого предпринимателя было вот что:   Первоначальной целью предприятия намечалось массовое разведение, выращивание, убой и сдача шкурок в поселковую заготовительную контору.  Однако уже спустя полтора года своей хлопотной деятельности, начинающий фермер заключил вывод, что гораздо выгоднее лично возить мех в город и реализовывать товар по ателье и кустарям, которые занимаются пошивом шапок и шуб.  А во-вторых, в довесок к основному поголовью, Цветин стал заниматься незаконным промыслом пушнины.  И в последствии ферма стала лишь прикрытием.  А предприимчивый Самсон чувствовал себя настоящим хозяином жизни.



                Глава – 2


         Входная дверь бесшумно отворилась, и на крыльце показался молодой человек худощавого телосложения.  Светло русые кудри были причудливо взъерошены, а вытянутое краснощёкое лицо бросалось крайней помятостью после сна.
   В окружающем пространстве пьянела летняя благодать; курчавилась зелёными кронами, парила синей далью, птично пела и бражно пахла.  Облокотившись о деревянные перила, Самсон стал с интересом наблюдать за возившейся у корыта с мыльной водой супругой.  Формы её молодого тела, где нужно ужатого, а где хочется округлого, навевали мысли на полное несоответствие с, так сказать, занимаемой должностью.  Муж часто наблюдал в журналах и по телевизору девушек моделей и понимал, что его Марина, окажись в обществе этих пресных, костлявых, невыразительных фурий, тот же час затмила бы своей внешность большую половину шоубизнесного скопища вобл, клюшек, досок и ещё массу скобяных изделий.  Правда сегодня, визуальные порноизвращения были скоротечны.  Его внимание привлёк сам процесс кропотливой стирки.  Жена так усердно что-то тёрла в мыльной воде, что даже не услышала за спиной скрипа сухих досок, из которых было сооружено парадное крыльцо их спального мини барака.
   Прищурившись, Цветин посмотрел на ослепительно голубое небо и сию минуту почувствовал, как настойчиво свербит в носу.  Порывистый вздох всеми отверстиями лицевой части головы завершился смачно вырвавшимся чихом, экранизированным соплеслюнными эффектами.  От внезапности Марина подпрыгнула на месте.
   - Тьфу ты пропасть! – Она с фальшивой строгостью воззрилась на мужа. – Ты мне Сёма это брось.  Я же так могу и заикой остаться.
   Самсон, казалось, не слушал, что говорила супруга.  Теперь, когда она на шаг отступила в сторону, он цепким взглядом мусолил мыльную пену в корыте.
   - Зайка, а что это ты стираешь?
   Вопрос был естественным, но девушка почему-то удивилась. – То есть как это что?  Твои штаны и носки,  разумеется.  Сапоги я уже помыла.  Вон они, - Марина кивнула головой, -   на солнышке сохнут.  И вообще, я тебя сколько раз буду просить не ходить проверять свои ловушки через болото?  Тебе что лень лишних полчаса на обход затратить?  Кто тебе в глуши поможет, а?  И это же додуматься – ночью его туда понесло! – Она поставила мыльные руки в боки и прищурилась. -  И как же ты ухитрился так тихо улизнуть, что даже я не видела?  Сплю я чутко.  Бывает, даже во сне слышу, как ты ворочаешься.  А тут вдруг встал, оделся, сходил за болото, вернулся, разделся, лёг…
   - Да погоди ты, не тараторь. – Самсон уже спустился с крыльца и теперь стоял перед ней лицом к лицу. – Ночью я никуда не ходил.
   - Иди ты, разыграть меня надумал? – Она больно щипнула мужа за живот. – Вот разбойник. Значит, по-твоему, я сама твои шмотки уделала, чтобы утром лишний раз постирушку затеять?
   Каменное лицо Самсона ни дрогнуло, ни единым мускулом. – Я тебе говорю серьёзно: Я спал.
   - Ну, перестань Самсоша, уж мне известно какой ты шутиха.  Лапши навешаешь и глазом не моргнёшь. – Марина попыталась пощекотать его по рёбрам. – Ну же, давай, улыбнись. – Но руки опустились сами собой. 
   В лице Цветина присутствовало что-то странное.  Интуитивно Марина уловила в глазах мужа растерянность и страх, чего прежде не наблюдалось.  Этот момент заставил её насторожиться.
   Самсон молча отвернулся и пошёл в дом, но уже в дверях обернулся, и его тонкие розовые губы медленно зашевелились.
   - Оставь мои штаны и иди сюда, я тебе кое-что растолкую. – Его голос был глухим и грубым, а загадочный блеск в глазах придавал им неприятную водянистость.


                Глава – 3



         Возле уха послышался противный шелест.  Самсон открыл глаза.  Он лежал на спине, в окружении огромных, необъятных деревьев. Перед глазами, где-то далеко вверху просматривалось ночное небо, скованное корявыми силуэтами буйных крон.  Тот же шелест вновь врезался в сознание, и кожа предплечий мгновенно покрылась мурашками. Этот звук наводил страх.  Он был похож на шелест гонимой ветром бумаги.  Теперь этот шелест звучал возле самой шеи..  Но почему так страшно?  Зловещий звук коварства!  Теперь мурашки пленили всё тело.  Под черепом клубился серый туман безмыслия.  Цветин начал медленно поворачивать голову в сторону издаваемого звука, и спустя пару мгновений поймал отчётливое изображение странного существа.  По своей форме и размерам это было насекомое: Скорее всего жук.  Да-да, именно жук; сине-чёрный, размерами с сигаретную пачку.  И этот микромонстр очень сильно  что-то напоминал, особенно своей передней частью.  Лишь только голова прекратила своё движение, и человеческие зрачки замерли на странном творении природы, как мерзкий шелест утих.  Жук, похоже, застыл в ожидании дальнейших действий.  Самсон вернул голову в исходное положение.  «Ну что же он мне напоминает?»  Перебирая в памяти возможные варианты, взгляд полетел к звёздам и, замер на белой луне, с её трагической татуировкой.  Картина жестокой расправы нынче наблюдалась уж как-то необычайно натурализированной.  Библейские герои превратились в мультяшных персонажей, и вышли, дабы на бис исполнить завершающий акт пьесы.  Насладясь необычайными видами луны, Самсон прогулялся взглядом по кронам деревьев, и только теперь отметил  царившую вокруг светлость, не присущую даже для раннего утра. Он изучал деревья и вдруг, пристально всмотревшись в зелёную массу над головой, как бы это не звучало парадоксально, увидел рака, подобно огромному пауку спускающегося с кроны дерева на тоненькой серебристой паутинке.
   «Вот дела, речной рак, с клешнями, на паутине в лесу: фантастика.  Стоп!  Клешни!» Причём Цветина осенило двумя мыслями сразу. Даже скорее озадачило.  Во-первых, морда жука имела форму клешни.  А во-вторых: Что тут происходит?!
   Пока изумлённое сознание переваривало, суть происходящего, зловещий шелест вновь возобновился, только на сей раз, он сопровождался возбуждающим оскомину скрежетом.
   Самсон повернул голову к жуку и обомлел!  То, что сейчас происходило, не поддавалось никакому логическому объяснению.  Морда насекомого, действительно имеющая форму клешни, увеличивалась до размеров человеческой головы, и это нечто приближалось к его горлу.  Ледяная хватка ужаса в считанную долю секунды подстегнула намеченную жертву к решительным действиям.  Бедняга совершил реактивный старт из положения лёжа, что чудом спасло его шею от пасти неведомого монстра.  Однако тот всё же успел задеть и слегка поранить кожу возле ключицы.  Шокированный человек нёсся со скоростью урагана.  Его худенькие ноги ещё ни разу в жизни не работали с такой интенсивностью и, буквально через полминуты он перестал ощущать почву.  Ошарашенный взгляд скользнул вниз.  Земля медленно, но неумолимо удалялась, лесная трава становилась всё менее отчётливой, а шикарные кроны могучих деревьев всё приближались.  И вот показалась знакомая трясина.  Запах болотного газа резко ударил в ноздри, что совпало с катастрофическим потяжелением тела.  Он понял, что начинает снижаться. Впрочем, снижаться, пожалуй, не верное определение: Самсон камнем летел вниз.  Ощущение падения захватывало дух, до земли оставалось метров десять, разум сознавал неизбежность гибельного удара. Всё естество съёжилось, сжалось, в ожидании конца.  Ещё три метра.., ещё секунда.., и…
   Тупая боль пронзила всю голову. Цветин открыл глаза, но вместо болотной грязи перед носом обнаружил ковровую дорожку.  Его распластанное тело лежало возле кровати, и он боялся даже пошевелиться.  На лице ожили ручьи пота, и в ушах забарабанил встревоженный голос жены.



                Глава – 4



            Сорвав со спинки стула махровое полотенце, Марина не торопясь побрела в дом, на ходу вытирая мыльные руки.  Интрига начинала её увлекать и росла жажда познать финал розыгрыша.  И, тем не менее, девушка была удивлена. Обычно, если муж изволил шутить, то на долго его не хватало, и его зелёные глаза начинали лукаво щуриться. Но сегодня, он превзошёл сам себя!
   Цветин уже сидел в кухне на табурете и перегонял дымящуюся сигарету из одного уголка рта в другой.  Он бестолково пялился в одну точку, а перегнутая пополам фигура застыла точно самурай, в традиционном японском приветствии.
   На пороге возникла супруга, и костяшками пальцев постучала по дверному косяку. – Тук-тук, к вам можно? – Пролебезила она игривым тоном. -  Ко второму акту представления я готова.
   Муж продолжал безмолвно взирать в том же направлении.  Даже не моргнув, он вынул из-под стола второй табурет и поставил его перед собой.  Марина согнала с лица улыбку и села.  После длительной паузы Самсон перевёл стеклянные глаза на супругу.
   - Я тебе сейчас кое-что скажу, но ты должна пообещать, что отнесёшься к моим словам серьёзно. – В знак согласия Марина кивнула. – И не будешь смеяться. – Марина опять кивнула. – Но самое главное, я очень прошу мне поверить. – Девушка ещё раз кивнула, но краешки глаз уже начали улыбаться. -  Марина, в данный момент мне не до шуток. Всё очень серьёзно.
   Взгляд у Цветина сделался настолько колючим, что девушке сделалось не по себе. – Сёма, ты начинаешь меня пугать.  Может довольно этих приколов?
   - Да, действительно, это ты правильно подметила, приколы сплошь и рядом.  Но только приколы не в прямом смысле этого слова.  Честное слово, я напуган.  Со мной в последнее время творится какая-то неестественная хреновина.  А главное, страшная и опасная.
   - Опасная для кого? – Не поняла Марина.
   - Как это для кого?  Не с тобой же вся эта вакханалия творится. – Затушив окурок, он подкурил следующую сигарету. -  Мне сны снятся, которые происходят на самом деле. Усекаешь?
   - Если ты имеешь в виду кошмары, так кому же они не снятся? Мне тоже бывает, такое привидится – не приведи Господи.
   - Тоже мне, сравнила. – Брызнул Самсон. – Я гляжу, ты не въехала?  То, что мне снится, происходит на самом деле, в действительности!  Вот, смотри! – Он нервно ткнул пальцем в ещё не до конца зажившую ранку возле ключицы. – Видала!?  Это я, тебе, сказал, будто поранился когда с кровати упал. А ты пойди, глянь, о что там можно так кожу рассечь, до самого мяса?  Я тем же утром всю кровать обшарил: Ни сучка, ни задоринки.  А что мне в ту ночь приснилось, я тебе уже рассказывал.  Вот и делай выводы.
   - Но Сёма это же полнейший абсурд.  Такого не может быть.  Ты сам-то мозгами пораскинь! – Марина шлёпнула себя по лбу. – Я, бывало, во сне видела, как в меня из автомата стреляли, и попадали, но я то жива, и здорова.
   Самсон вскочил с табурета. – Да как же ты не поймёшь!  У меня сны необычные, всё вроде во сне, но, в то же время, как наяву.  По началу я думал; а, ничего страшного, обычное совпадение.  Типа, моя впечатлительная фантазия разыгралась.  Ну, а сегодня? Как это объяснить?
   Марина с непонимающим видом. – Что объяснить?
   - Ты накануне мои вещи стирала?
   - Да.
   - До того как мы легли спать, я в них куда нибудь ходил?
   - Нет. Так куда б ты в них пошел, если они были ещё мокрые.
   - Вот! – Он с многозначительным видом вскинул над головой указательный палец. – А ночью я спал.  И с постели поднялся только сейчас.  Так как, как могли мои шмотки запачкаться в болотной жиже?  Я тебе клянусь, я ночью даже в туалет не вставал.  Ты бы услышала, ты же спишь чутко. – Супруга только пожала плечами. – Ага, ты не знаешь.  Так вот, мне снилось, что я  вновь ходил по тому самому лесу, по необычному лесу, с необычными животными.  Я там даже летать могу.  Но все те монстры почему-то за мной охотятся.  И, между прочим, в сегодняшнем сне я даже ругал тебя.
   - Меня!? – Марина от удивления выпучила глаза.
   - Да зайка, именно тебя.  Ведь во сне я шатался по лесу в мокрых вещах.  А затем куница, размерами с двухмесячного бычка и с клыками, что у дикого кабана, гналась за мной по пятам.  У меня с перепугу чуть сердце не выпрыгнуло.  Наконец, я очутился на болоте.  И опять, как в первый раз, я проснулся, лишь только в нос ударил запах болотного газа.  Ты понимаешь, только я его унюхаю, как сразу просыпаюсь.
   Самсон умолк и задумчиво уставился в окно.  Марина застыла на табурете в немом изумлении.  Её лицо заметно побледнело, а вся видимая кожа забугрилась густыми пупырышками.
   - Но чёрт возьми,  я не в состоянии понять, как всё это происходит?  Почему мои сны перекликаются с какой-то потусторонней реальностью?  Что мне делать? – Самсон сел перед женой. – Впрочем, я, кажется, знаю, с чего всё началось.


                Глава – 5

                За неделю до первого сна.

   - Любимая, проснись. – Цветин нежно теребил за плечо спящую супругу.  Не открывая глаз, девушка высунула из-под одеяла обе руки и сладко потянулась.
   - Я побежал, проверю дальние ловушки.
   В комнате дрожали тени от свечи.
   Марина наконец открыла глаза. – А ты чего так рано? – Она изогнула брови. – Дальние ловушки это же за болотом. Ты…
   Самсон нежно прикрыл её рот ладонью. – Пока я дойду до болота уже прилично рассветёт. – Он поцеловал жену и пошёл к двери.
   - Сёма я тебя умоляю, не ходи ты через это болото.  Я же постоянно переживаю.
   Самсон не останавливаясь, отмахнулся.  Но в дверях остановился и обернулся. -  Туда обойди, назад обойди, и того пару часов я потеряю.   А сегодня до обеда мне кровь из носу необходимо быть в посёлке.  Ты что, забыла?  Отцу пообещали три тонны цемента привезти из города.  Кстати, для фундамента нашего с тобой дома.  Ты же не собираешься  всю жизнь в этой берлоге мыкаться?  Вот и я нет.  А кто же, по-твоему, его будет выгружать?
   Марина скислила лицо. -  Вот напрасно ты меня не слушаешь.  Вместо того, чтобы в посёлке строиться, лучше бы деньжат подкопили и квартиру себе в городе прикупили.
   - А, деревенская жизнь тебе уже не в кайф?  В город тебя тянет?
   Взлохмаченные волосы жены исчезли под одеялом. – Делай, как знаешь.

   Утренняя свежесть знобила и заставляла то и дело поёживаться.  Отойдя от фермы метров на тридцать, Самсон сперва направил луч фонарика на утонувшую во тьме избушку, а затем на свою обувь.  Кирзовые сапоги были по щиколотки в росе.
   - Это хорошо, значит сегодня без дождя.
   Человек с рюкзаком за спиной и с охотничьим ружьём на плече, остановился, не спеша закурил, немного постоял на месте, а затем уверенно зашагал по не раз хоженой тропе.
   Через час пути Цветин вышел на пустынную местность. Деревья тут не росли, кругом грязные лужи да редкие кочки, поросшие болотной травой.  С самого центра болота доносились мерзкие звуки, когда накопившийся газ, вырываясь из недр, оповещал о своём появлении.  К тому моменту как Самсон вышел к болоту, рассвет   прогрессировал непоколебимо.  И хотя солнце ещё над макушками деревьев не показалось, видимость, тем не менее, была отменной.
   Отыскав в привычном месте резиновые сапоги и длинную жердь, охотник за пушниной переобулся и начал форсировать этот опасный участок пути, по видимой только ему стёжке. Он преодолел уже половину болота и остановился перевести дух, как до него только сейчас дошло, что сегодня, тут отсутствует привычная белёсая дымка.  Раньше такого не наблюдалось.  Самсон принялся озираться по сторонам и уже спустя пару секунд его глаза полезли на лоб, и отвис подбородок.  Справа от проложенного маршрута, метрах в ста, наблюдалась странная дымовая завеса.  Это было облако сизо-белого дыма. Даже нет, облако оно бесформенное, а тут, посреди болота стояла  натуральная «египетская пирамида».  Она была будто из стекла, а внутри дым.  Цветин таращился как зачарованный.  Необъяснимое явление даже искрилось, подобно инею на деревьях в солнечный морозный день.  Самсона вдруг посетило непреоборимое желание подойти поближе.  Его притягивало точно магнитом.  Однако,  где-то в потаённом уголке сознания разум предостережительно противился этому любопытству, на первый взгляд не предвещающему ничего опасного.  Но манящая сила познать доселе невиданное влекла всё настойчивее.  В конце концов, Самсон подошёл поближе и открыл, что эта пирамида имеет объемную форму.  Она состоит из дыма, который, в опровержение общепризнанных понятий не растворяется, не перемещается и вообще не двигается с места.  Так же аномалия источала терпкий запах, который ни с чем нельзя было сравнить. Высоту пирамида имела равную вершинам растущих по краю болота деревьев: Метров тридцать. Зато, если та плоскость, которая была доступна первоначальному обзору, имела гладкую, однотонную поверхность, то соседняя грань, которая находилась справа от наблюдателя, у самого подножия имела нечто, похожее на входное отверстие: С неровными, размывчатыми краями.
   Обойдя странное явление со всех сторон – не отыскав более ничего нового – переполненный восторженными чувствами Цветин остановился возле этой чёрной дыры.
Его туда и тянуло и отталкивало. Ему казалось, что это вход в потустороннюю неизвестность.  Колебания его мучили, они его терзали.  Наконец, он как под гипнозом пошёл в дыру, и когда сделал первый шаг, сомненья испарились: Он шёл с улыбкой на лице.
   Как только Цветин погрузился в тёмные недра фантастической чертовщины, он будто бы погрузился под воду.  Томящая тишина длилась несколько секунд, может минуту, а после, глаза и уши обожгло сильной болью.  Он закричал, но своего голоса не слышал.  Боль ужесточилась.  Парень упал. Всё тело сковало одной огромной судорогой и…   Обрушился миг забвения.

   Слух начал улавливать щебет птиц.  В щелочку между дрожащими веками виднелась трава.  В теле не ощущалось никакой боли.  Он перевернулся на спину и увидел, что солнце уже практически в зените.  Самсон вскочил на ноги и посмотрел на часы. С того момента как он вышел к болоту, уже прошло шесть часов.  В памяти вдруг вспыхнули обрывки воспоминаний; дымчатая пирамида, чёрное отверстие…
   Впоследствии он обшарил всё болото, но нигде не было ничего даже подобного.
   

                Глава – 6


   - Самсоша, что ж ты мне сразу не рассказал?  Ты соображаешь, что это значит!?  А вдруг у тебя чердак не на месте? – В данный момент лицо супруги выражало крайнюю озабоченность. -  Как же такое возможно, чтобы полноценный человек смог увидеть то, чего нет? – Её щёки ещё обильнее вспыхнули бордо. -  Мне так кажется, что твоя мастерски запутанная шутка, пересекла контрольную черту.
   Цветин небрежно зашвырнул в рот последнюю сигарету, и тупо уставившись на супругу, принялся нервно комкать пустую пачку.
   - Да ты что, совсем уже меня за идиота держишь?  Заруби себе на носу – я не шучу.
   Теперь жена разительно побледнела и, в данный момент олицетворяла полнейшую бестолковость.  Самсон зачерпнул алюминиевой кружкой воды из ведра и подал жене.
   - Но и это ещё не всё. После, когда я искал ту призрачную пирамиду, в том месте, где мне казалось, она была, её не было, но, там были мои следы.  Соображаешь?
   Марина молча таращилась в пустоту.  Муж легонько шлёпнул её по щеке, и девушка вернулась в реальность.
   -Ох, Сёма, что-то мне нехорошо. – Она вскочила и побежала на улицу.
   Самсон не двинулся с места.  Он молча, в угрюмом одиночестве курил, слушая как неудержимо рвало супругу.  Он был удивлён такой реакции, но в данный момент акцента на этом делать не стал.
   Наконец успокоившись и умыв лицо, Марина вновь возникла на пороге кухни.
   - Ты в порядке?
   - Теперь уже да.
   - Может тебя к врачу свозить?
   Она вдруг оживилась. – Нет-нет, что ты, это от переживаний. Сейчас выпью капель и всё нормализуется. – Марина села на табурет. – И вообще, это тебе к врачу нужно.
   - Ты всё-таки мне не веришь?! – В его голосе рыдало отчаянье.
   - А какой нормальный человек поверит в такую ахинею? Мне, конечно, известно, что охотники те места стороной обходят.  В посёлке ещё с прошлых веков бытуют байки про нечисть разную.  И людей там много пропало.  Только вот твои фантастические рассказы, не лезут ни в какие ворота.  Сёма ты меня пугаешь.
   Самсон психованно грюкнул кулаком по столу. – Ну спасибо, любимая, я нашёл в тебе сочувствие и понимание.
   - А чего ты ждал?  Если всё, что ты говоришь правда…
   - Вот что! – Он перебил жену и подскочил к ней вплотную. -  Альтернативы нет, завтра пойдём на болото вместе.
   Та чуть не свалилась с табурета. – Боже упаси!  Ты спятил!?  Хочешь, чтоб я вообще разрыв сердца получила?
   - Нет, я хочу совсем другого.  Если ты увидишь то, что видел я, тем утром, значит до тебя дойдет, что я не вру.
   - И с чего это ты решил, что та штуковина там каждое утро появляется?
   - Я этого не знаю, но шанс есть.
   - Ага, есть шанс отправить меня в дурдом.
   - Перестань Марина, чего ты всё так драматизируешь?  Со мной же ничего не случилось.
   - Ох, страшно мне Сёма, предчувствия плохие.
   - Значит так, не распускай нюни, а слушайся меня. Всё будет нормально.  И ещё, дорогая, я нынче уйду в тайгу проверять силки.  Скорее всего, отсутствовать буду целый день.  Так вот, мне не хочется тебя тут одну бросать.
   - С чего вдруг? – Удивилась Марина. – А раньше не боялся?
   - Только давай зайчик без самодеятельности. Бери велосипед и езжай в посёлок.  Погостишь у родителей, а вечером вернёшься.
   - Если честно, я чувствую себя как дура.  Ты мне тут страху нагнал.  Теперь в посёлок спроваживаешь. – Она вдруг вскинула голову и округлила глаза. – А может ну его всё к лешему!  Может, продадим ферму и в город уедем?
   Самсон глубоко вздохнул. – А что мы там делать будем?  Эта ферма вполне нормальный источник дохода.  Благодаря пушнине мы и дом построить осилим и  будущих детей на ноги поставить.
   Девушка поймала его зелёный взгляд. – Ты что уже и о детях помышляешь?
   - Ну, когда-то же надо.
   - Мне кажется, рановато.
   - Так, давай сперва в настоящем разберёмся, а уж после возьмёмся за будущее. – Он тяжело вздохнул. – Мариша,  не бузи, делай, как я говорю.  Сегодня до вечера к родителям.  А завтра на болото.  Ведь я же хочу тебе доказать, что я не чокнутый.



                Глава – 7



         Будильник зазвонил ровно в три, но к этому моменту супруги уже не спали.  Суетливые сборы отняли не более тридцати минут, и чета Цветиных окунулась в свежесть раннего утра примерно в то время, в которое выходил Самсон тем памятным приключением.
   Первым шёл муж.  Луч света от его карманного фонарика озорно прыгал по стволам деревьев, кустам и траве.  Марина молча плелась следом, изредка охая, при злобном хрусте веток под ногами.   Спустя три четверти часа путники стали замечать, что впереди, в том направлении куда они двигались, начали появляться смутно различимые огоньки.  А еще спустя минут десять, свечение удвоилось и к нему добавились отвратительные звуки. Будто человек, впервые взявший  в руки скрипку и смычок, теперь варварски насиловал инструмент.
   - Это ещё что такое? – Марина схватила мужа за руку.
   - Я не знаю. Такого раньше не было. – Внимательно осмотревшись по сторонам, он передал своей спутнице фонарик. – Вот, возьми, и стой тут.  Только с места не сходи, и свет не включай.  Я смотаюсь на разведку.
   - Ага, я тут одна не останусь. – Её голос резонировал тревогой, а руки тряслись. – Сёмушка, ну я тебя прошу.
   - Пойми, зайчик, а вдруг там опасность? – Он прижал к себе вздрогнувшую жену. – Мариша так надо. Я никогда себе не прощу, если с тобой что-то случится.  И запомни; с места ни шагу.  Если впереди всё нормально я прокричу совой, если нет, значит, буду просто свистеть. В этом случае беги назад к домику, закройся изнутри и жди когда взойдет солнце.
   Жена освободилась из его объятий. – Сёма, а ты что, умеешь кричать совой?  Я что-то впервые слышу.
   - Ой, заяц, давай об этом после поговорим.  Просто не доводилось. Сейчас не это главное.  Ты поняла, что я тебе сказал?
   В знак согласия супруга молча кивнула.  Самсон уже сделал несколько шагов, но остановился и обернулся.
   - Если вдруг услышишь подозрительные шорохи, свети в то место фонарём.  Яркая вспышка может отпугнуть хищника.
   Кромешная тьма давила на мозги.  Покинутой в одиночестве девушке казалось, что в таком мраке даже дышать трудно.
   Спустя несколько минут мерцающие огоньки исчезли, а вместе с этим в таёжной глуши растворились и звуки.  Гробовая тишина нагнетала ещё большее напряжение, Марина слышала, как стучит её сердце, как пульсируют виски.  Она боялась даже пошевелиться.  Да что там пошевелиться, бедняжка даже дышала через раз.
   Уже прошло минут двадцать. Внезапно за спиной раздался неожиданный шорох, а затем хруст ломающегося сухого хвороста.  От страха она чуть не закричала; затулив ладошкой рот.  И одновременно с этим, резко приседая, обернулась лицом на звук.  Правда, в результате такого немыслимого манёвра, дрожащие руки выронили в траву фонарик.   Оказавшись на корточках, Марина теперь пребывала под густым ковром из больших листьев папоротника.  Первая промелькнувшая мысль показалась глупой, ведь если это был муж, то он наверняка бы подал условный сигнал.  Девушка осторожно высунула голову над махровым ярусом шершавых листьев.  В глаза сразу бросился тёмный силуэт.  Было отчётливо заметно зигзагообразное передвижение между стволами вековых сосен. В груди всё поднялось к горлу, а по спине побежали холодные струйки пота.  Как она не старалась, а разглядеть ничего конкретного не получалось.  Но вот, крадущийся силуэт исчез, и с той стороны стали доноситься звуки многочисленных человеческих стонов, от которых по всему телу заскользила костлявая лапа ужаса.  Девушка была на грани потери рассудка.  Она принялась хаотично шарить руками вокруг себя.  Мученические стенания усилились.  Рука, наконец, нащупала прохладный металл фонарика.  Но лишь только пальцы вцепились в электрический прибор, как над самой головой разразилось нечто, что можно сравнить, разве что, с диким туберкулёзным харканьем. У Марины волосы на голове встали дыбом.  Она в ужасе шарахнулась в сторону и вместе с тем взметнула вверх руку.  Клацнул выключатель.  Вспыхнувший луч света заставил почувствовать, как сердце провалилось в пятки и зашевелились все внутренности.  Прямо над ней, подвешенный за шею, болтался труп голого мужчины.  Вместо оторванных ног торчали огрызки белых костей, глаза отсутствовали, а по вываленному изо рта языку стекала густая струйка крови.
   Душераздирающий вопль безумия пронзил таёжную глушь на многие километры.  А когда извергаемый из лёгких воздух закончился, она вмиг оказалась на ногах и очертя голову бросилась по направлению фермы.   Уже на бегу, Марина услышала далёкий свист, что ещё больше подстёгивало. В голове клокотало единственное – быстрее домой!!!
    Слёзы страха градом катились из выпученных глаз, нервный кашель заставлял задыхаться.  И вдруг девушка поняла, что падает: Почва под ногами исчезла.  Марина провалилась в яму, и в нос мгновенно врезался отвратительный запах гниющей плоти. Невесть откуда взявшаяся яма оказалась неглубокой, поэтому, грохнувшись на четвереньки, она даже не ушиблась.  Фонарик при падении выскользнул из руки и теперь лежал рядом.  Она ещё несколько секунд стояла, опустив лицо вниз и плотно зажмурившись.  А когда разлепила веки, прямо перед глазами узрела освещённую фонариком, полусгнившую голову дикого кабана, с оскаленными клыками и стеклянными глазищами.   Окончательно ошалев от всего этого безумия, она что ошпаренная выскочила из ямы и побежала. Впрочем, побежала это мягко сказано.  Такого спринтерского рывка себе не могут позволить, пожалуй, и мастера спорта.  Девушка не бежала, она неслась подобно урагану, напрямик, сметая своим телом молодые паростки разнообразнейшей флоры.  Причём бег был вслепую, так как фонарик остался в компании гниющей головы.  Теперь ей казалось, что с обеих сторон за ней гонятся чьи-то шаги, кто-то тоже бежал, и не один, их казалось много.
    А вот и нужный курган.  За ним спасение, за ним ферма, дом, закрыться, топор в сенях, зарыться под кровать.  Только бы добежать, только бы успеть.  Примерно такие мысли безумным смерчем вихрились в кипящих от страха мозгах.
   Достигнув родного крылечка Марина одним прыжком преодолела все ступени и смахивая на финиширующего пловца,  обеими руками, ринулась к верхнему наличнику дверного проёма: Там обычно лежал ключ.
   - О, Боже, его нет! – Она лихорадочно шарила пальцами в привычном месте.  Безумный взгляд скользнул вниз по двери. – Что за пропасть!?  Где замок!?   Я же помню, мы дверь закрывали! – Её голос имел орнамент обречения.  Марина толкнула дверь плечом и поняла, что ничерта не понимает.  Дверь оказалась запертой изнутри.  И вдруг тревожные размышления прервал приближающийся из леса треск веток и шорох листвы.  В панической истерике, вопя и рыдая, девушка начала беспорядочно колотить кулаками и коленями в дверь.  В сенях послышалось движение и лязгнул засов.  Она замерла.  Звуки в лесу исчезли.  Сосновое полотно медленно отворилось и на пороге, в одних трусах и тапочках, поёживаясь от утренней прохлады, стоял Самсон.
    У загнанной девушки  глаза полезли на лоб, и подломились колени.
   - Любимая, что случилось? Ты чего так задержалась, что-то с родителями?
   Жена тихо вскрикнула и, точно подкошенная, рухнула без чувств.



                Глава – 8


          Единственной достопримечательностью тихого таёжного посёлка, причём достопримечательностью пользующейся неиссякаемым ажиотажем, был кафетерий местного сельмага.  По единодушным настояниям здешней публики, для полюбившегося заведения даже прорубили в торце здания отдельный вход.  И по категорическим просьбам всё того же контингента, популярный гадюшник – как его прозвали сварливые бабы – функциклировал не до семнадцати часов вечера, как весь магазин, а гораздо дольше.   Ну, а ежели тут гудела свадьба, то центр внутрипоселковых сношений не закрывался по нескольку суток. Даже двухэтажный клуб, с дискотеками, самодеятельными концертами, познавательными лекциями и шикарной библиотекой, был не в состоянии конкурировать с «Берлогой».  Кстати, такое весьма колоритное название прилипло к кафетерию из-за внутреннего интерьера, ибо тут не существовало ни единого окна.  Только вход, деревянные стены, столы, лавки, резная стойка бара, и в сивушно-табачной дымке пьяные морды завсегдатаев.
   Окунувшись в прокуренное помещение, Самсон огляделся.  За самым дальним столиком сидел Витька Холдин, по кличке Зазор.  Витька был одногодок Самсона и являлся заводилой местного хулиганья.  Он пьянствовал в компании своих верных опричников.  Цветин двинул к гомонливой компании.
   - О, Цветочкин, собственной персоной.
   - Здорово Витёк. – Самсон пожал протянутую пятерню. – Ты чё, уже налакался так, что и фамилию мою правильно не выговоришь?
    Холдин шумно рассмеялся. – Молодец, чувство юмора присутствует.  Ну-с, с чем пожаловал? – Он небрежным жестом освободил место напротив себя.
   Самсон присел, достал пачку «Экспресса» и подкурил. – А как ты думаешь, стал бы я сюда просто так являться? Да ещё и раньше оговоренного срока.  Ведь по договору, у меня ещё почти месяц.
   - Выходит, Цветин, ты вроде передовика.
    Самсон выпустил в его сторону пару колечек. – Только давай Витёк без шелухи, по делу.
   Холдин дал команду своей братве и те пошли на воздух освежиться.
   - Ну, что Зазор, я, как и…
   - Обожди минутку. – Перебил его Витя. – Серьёзные разговоры будем разговаривать по серьёзному. – Он подмигнул и вышел.
   Оставшись один, Цветин заказал сто грамм водки, бутерброд с сыром и кружку пива.  Только  «Медвежья» улеглась в желудке, как вернулся Холдин.  В руках он держал небольшую спортивную сумку, которую водрузил прямо на край стола.
   - Ого, никак уже и деньжата притащил?
   Тот заулыбался. – Помечтай.  О деньгах пока рано.  Но вот с деловым партнёром цедить дешёвую водку – несолидно! – Одной рукой он извлёк из сумки бутылку «Белого аиста», а второй выплеснул содержимое своего стакана прямо на пол.
   - Итак, я весь внимания.
   - Ну, во-первых, мы с тобой не партнёры, а участники пари.  Так сказать противоборствующие стороны.  А во-вторых, рассказывать особенно и нечего.  Что обещал, я выполнил, теперь слово за тобой.
   - Откуда мне знать, что так оно и есть? – Холдин разливал коньяк по стаканам. -  Мне же вначале нужно убедиться.
   Самсон ехидно сощурился. – Что Витёк, тяжело с денежками расставаться? Теперь, небось, жалеешь, что в спор ввязался?
   - Деньги это пыль и, кстати, это единственная вещь в мире о которой никогда не жалел и жалеть не буду. – Он задумчиво уставился в свой стакан. – А вот другие понятия…
   Цветин улёгся локтями на стол. – Что, в западло было перед своими сявками на попятную идти?
   - И вообще! – Вдруг оживился Холдин. – Я-то ладно, с дуру поспорил при свидетелях. Тю, делов.  А ты, ты чего?  Неужели тебе штука баксов дороже собственной жены?
   Цветин заметно изменился в лице. – Что мне дороже не твоего ума дело.  Но всё-таки скажу:  Справедливость!  - Он как-то нехорошо-злорадно посмотрел на визави, и злобно добавил: - Каждый сам виноват в своих бедах.  А в нашем случае – кто проиграл, тот и платит.
   - Справедливость это хорошо, но ведь она твоя жена.  Ты её что, и не любил никогда?
   Цветин аж позеленел. – Почему, очень любил…   До недавних пор.
   - Ага, теперь разлюбил и решил так подло от неё избавиться.
   - Короче, это не твои заботы.
   - Да ты не злись, я же по душам. – Холдин дзинькнул своим стаканом о стакан Цветина и залпом проглотил содержимое.  Самсон повторил тоже.
   - Ведь если она тебе надоела, так можно же просто развестись.
   - Конечно можно.  Но именно Марина посеяла в моих мозгах страсть к наживе. Я повторяю: Каждый сам виноват в своих бедах.
   - Ну ты в натуре, кент матёрый.  А в школе такой тихоня был.
   - Всё в этом мире меняется.  Так вот, я продолжаю:  Конечно, я подумывал о разводе.  Но, за просто так развестись, никто тысячи долларов не отвалит.  А тут ты, дурень, со своим спором подвернулся.
   Холдин налился кумачом. – Ты знаешь Цветин, в мою сторону лучше не хамить, это вредно для здоровья.
   Самсон заскрипел зубами, но продолжил уже в более терпимом тоне. – В общем, так Витя, я своей благоверной устроил такой кошмар на улице вязов, что из психушки её не скоро выпустят.  Можешь не сомневаться.   Да и врачам я на ушко шепнул, дескать, супружница уже давно ведёт себя странно.  И примерчиков подкинул: Инопланетяне на болоте, ночные походы на кладбище, несколько раз по ферме задом наперёд ходила, и так далее.  Так что сегодня съезди в районную клинику, удостоверься в моих словах, и к вечеру жду тебя на своей ферме, с денежками.
   Он взял бутылку, налил себе полстакана коньяку, и без всяких церемоний выпил.  Холдин наблюдал за ним не моргая.  Цветин встал из-за стола и с грохотом придвинул лавку.
   - Будь здоров Зазор.  И, имей в виду, я грех на душу взял.  Обманешь…
   Холдин сплюнул под ноги. – Каждый в своих бедах виноват сам.  Ты свои слова, когда нибудь вспомнишь.
   - Главное ты о них не забывай.



                Глава – 9


       - Ну что хвостатые, вытаращились, давно генеральной уборки не видали? – Бурчал под нос Цветин, смахивая со лба пот.  Всё утро он осуществлял дотошную чистку клеток с соболями, куницей, норкой, белками и разного рода хорями.  Самсон положил скребок, взял два ведра натрамбованных навозом вперемешку с сеном, направился к месту свалки, так называемых отходов производства.  Преодолев половину двора, он остановился и прислушался.  Где-то вдалеке урчал двигатель автомобиля.  Звук доносился со стороны посёлка: Впрочем, больше доноситься ему было неоткуда.
   - Похоже, к нам гости. – Подмигнул Цветин развалившемуся в тени псу Барбосу неизвестной породы, флегматично наблюдающему за суетливым кормильцем.  Самсон опорожнил вёдра, поставил их возле собачьей конуры и направился в дом.  Спустя пару минут он вышел на крыльцо уже в чистой рубашке, и усевшись на верхнюю ступень, закурил. Рокот мотора звучал уже совсем близко, и вот, из-за густых зарослей падуба показался знакомый «Уазик» участкового.   Лихо прыгая по кочкам автомобиль подкатил к самому крыльцу.  Из открывшихся дверей возникли четверо.  Сам участковый, Забелин Архип Иванович, да трое в штатском.  Милиционер с суровым видом подошёл к сидевшему.
   - Гражданин, ваша фамилия Цветин?
   Хозяин фермы выглядел растерянно, однако улыбку изобразил. -  А то вы меня не знаете.
   - Слушайте гражданин, - тон Забелина возражений не терпел, - потрудитесь отвечать по существу. -  Он  кивнул на троих в штатском. – Эти люди работники прокуратуры, и у них имеется постановление на твой арест и ордер на обыск.
   Самсон медленно поднялся. – Я не понимаю.
   - Спрашиваю ещё раз.  Вы Цветин Самсон Андреевич?
   Тот был обескуражен и его глаза пугливо забегали. – Всё верно, я Цветин.  Но, в чём дело?  На каком основании?
   - На основании заявления вашей жены, гражданки Цветиной Марины Борисовны.  Она обвиняет вас в том, что, вступив в преступный сговор с неизвестным ей лицом, за определённое вознаграждение,   путём  устрашения и запугивания, избавиться от неё как от физического лица. Вы пытались лишить жену здравого рассудка, дабы надолго упрятать в сумасшедший дом.
   - Что за бред, капитан, всё совсем не так! – Самсон весь покрылся кирпичными пятнами, а голос вибрировал как перед срывом. -  Я не собирался упекать её в дурдом!  Там на болоте действительно творится какая-то…
   - Короче так Цветин, всё это ты расскажешь следователям, в изоляторе.
   - Какой ещё изолятор!?  У вас нет доказательств.  Моя жена действительно свихнулась, и её показания не правомочны.
   - Ошибаешься мерзавец. – Участковый достал из внутреннего кармана какую-то маленькую чёрненькую коробочку. – Вот, твоё собственное признание.
   Он вытянул перед собой руку и что-то нажал.  Сперва из крохотного динамика вырвалось лишь потрескивание и шипение.  Но вдруг, точно неожиданный выстрел в спину,  ошарашенный Цветин услышал свой собственный голос.  Это оказалась запись его разговора с Холдиным в «Берлоге».   Вот только на диктофоне отсутствовал голос его оппонента.  Вместо этого лишь треск, да хрипы.  Однако свои слова Самсон слышал весьма отчётливо.
   - Вот паскуда. – Простонал он и тяжело опустился на крыльцо.   
   После того как сотрудники прокуратуры обнаружили в доме обвиняемого иностранную валюту, Самсона заковали в наручники и повели к машине.   В следующую секунду случилось то, чего Цветин не ожидал вообще.  Отворилась задняя дверца машины и появилась Марина.  У её, теперь уже без сомнений, бывшего мужа отвалилась челюсть.  Девушка была вполне нормальна, в здравом уме и без каких либо отклонений.  Лишь незначительная бледность, красные глаза и усталый вид. 
   За спиной арестованного закряхтел Забелин. – Вот, а ты говорил, слова сумасшедшей.  Как видишь, цела и невредима.  К счастью она тебя ублюдка сразу раскусила и нас предупредить додумалась.
   Марина тихо спросила: - Но зачем?
   - Каждый сам виноват в своих бедах.  В нашей беде виноват посторонний. – Глухо промямлил Цветин и полез в машину.



                Глава – 10


         Весь следующий день Марина провела в компании родителей.  Те знали о случившемся и приехали на ферму поддержать дочь морально. Пока отец возился с клетками, женщины навели в жилище порядок, устроили постирушку и затеяли стряпню.  Мать понимала, что для дочери сейчас лучшее лекарство это безобидные хлопоты по хозяйству да болтовня на отвлечённые темы.  Что весьма продуктивно отвлекало Марину от угнетающих раздумий о горести недавнего злоключения.   Во второй половине дня к ним присоединился отец, который своими анекдотами и вовсе инфицировал обстановку юмора и веселья.  Вместе они были счастливы.
   На все уговоры вернуться ночевать к родителям девушка категорически отказалась, мотивируя тем, что за неё переживать нечего, её моральное состояние в норме, а живность без присмотра оставлять боязно: Подкрепив увесистость аргументов двустволкой и ремнём с патронами.  «Я смогу за себя постоять».
   За час до заката мать с отцом уехали.  Марина долгим взглядом проводила их старенький «Жигуль», и, повернувшись к заходящему солнцу, о чём-то сосредоточенно задумалась.  Именно так, скрестивши на груди руки, она и встретила закат, созерцая огненный шар до самого конца.  Вернувшись в дом, Цветина зажгла в кухне несколько новых свечей, и включила духовку, работающую от баллонного газа.  Приготовление холодных закусок, вместе с сервировкой стола, не отняло слишком много времени, и в духовку был водворён гусь, нашпигованный чесноком и специями.
   Шикарный бронзовый подсвечник, на шесть свечей, громоздился по центру стола в виде свирепого Нептуна.  Он был подарен молодожёнам в день свадьбы и Марине очень нравился.  Хозяйка посмотрела на часы, сбегала в спальню, переоделась в нарядное ситцевое платье.  Вернувшись в кухню, зажгла шесть свечей Нептуна и проверила в духовке гуся.  Рядом с подсвечником, на столе появилась бутылка дорогого молдавского коньяка.  Висевший на стене радиоприёмник был настроен на лёгкую музыку.
   Внезапно, во дворе залаял бдительный Барбос.  Девушка насторожливо прислушалась.  До слуха донеслись осторожные скрипы крыльца.  Марина торопливо пошла в сени. Раздался тихий стук в дверь.
   - Кто? – Выдавила она дрожащим от волнения голосом; уже взявшись за холодный металл засова.
   - Свой. – Был дан незамедлительный ответ.
   Марина с нетерпением отворила.  На пороге стоял высокий стройный парень, и его лицо озаряла красивая улыбка.  Девушка, не мешкая, бросилась в сильные объятия.
   - Мой ненаглядный, моя радость! – Марина неистово целовала гладко выбритое лицо. – Как же я за тобой соскучилась.  Если бы ты сегодня не пришел, я бы умерла.
   - Ну, любимая, не говори такие страшные слова.  Теперь мы вместе и навсегда. – Посетитель погладил хозяйку по животу. – Тем более нас теперь трое.  Как поживает наш малыш? – Он приложил ухо.
   Марина расцвела в улыбке. -  Вот глупый, рано ещё слушать.  Ещё и двух месяцев нету.
   Он выпрямился и прильнул долгим поцелуем к устам возлюбленной.
   Спустя пять минут они вошли в кухню.
   - Ай, браво, мой любимый коньячок. – Он уселся на стул.
   - И твой любимый гусь. – Марина возилась у духового шкафа.
   Гость потянулся за бутылкой. – А что это за чудище такое?  Я его уже где-то видел.
   Хозяйка поставила на стол противень с румяной птицей. – Ты что Витюша забыл? Этого Нептуна ты подарил нам на свадьбу.
   Холдин чуть не подпрыгнул на стуле. – Точно! – И сразу взялся откупоривать бутылку «Белого аиста». – Надо же, ты до сих пор хранишь. – Он жестом пригласил Марину присесть рядом. – Гусь никуда не улетит. А я предлагаю тост.  Хочу выпить за удачное завершение операции под кодовым названием – «муж лопух!» - У тостующего глаза светились торжеством. – Всё-таки здорово я придумал.
   Виктор разлил коньяк, они чокнулись, поцеловались, и выпили.
   - Вот видишь, - начал Холдин смакуя лимоном, - хорошо, что я тогда тебя не послушал. Грохнуть мерзавца, да зарыть в тайге, это слишком примитивно.  Да и грех на душу.  А мне по душе более заковыристые сюжеты.
   Марина пересела к любовнику на колени и прижалась к его тёплой щеке. – А всё потому, что я свою роль сыграла как заправская актриса. – Они жарко поцеловались, и девушка продолжила: – Ну, а ты, нашёл уже покупателя на этот чёртов зверинец?
   - Конечно, милая.  На днях клиент приедет смотреть: на месте и поторгуемся.
   - Ох, скорей бы. – Марина вернулась на свой табурет. – Эта дыра проклятая меня уже всю извела.
   - Ничего, я в городе нам уже квартирку присмотрел, задаток внёс.  Пока документы оформляются, мы разделаемся с фермой и рванём в цивилизацию.
   В отблесках свечного пламени глаза хозяйки блестели любовным обожанием. – Ах, любимый, чтобы быть с тобой рядом я готова ждать хоть всю жизнь.
   В следующую секунду стряслось невероятное!
   - Совершенно верно, милочка, ждать доведётся ой как долго – В чёрном провале неосвещённого коридора появилась фигура Забелина. – Вот так-так, какая невероятная встреча! – Он вошёл в кухню, а у него за спиной нарисовались всё те же трое в штатском.
   Коньячная румяность щёчек Цветиной мигом сменилась пугающей бледностью. – Кто вам дал право вот так вероломно ворваться в мой дом!? – Взорвалась она воплем отчаяния.
   - Тише красавица, прокурор дал мне такое право.  И бумаженция соответствующая имеется. – Участковый посмотрел на окаменевшего от неожиданности и испуга Холдина. -  Так что собирайтесь граждане заговорщики, я приглашаю вас к себе в гости.  И тебе Витя придётся очень обстоятельно…
    - Нет! – Взвизгнула Марина и кулачками грюкнула по столу. – Это не он, это я во всём виновата!
   - Ну разумеется. – Забелин говорил мягко, как отец напутствующий детей. – Степень вины вам определят персонально, но гражданину Холдину ещё придётся поведать о происхождении иностранной валюты.  Ты представляешь, Витя, номера банкнот совпадают с номерами похищенных долларов из обменного пункта, что в городе, на Краснознамённой площади.
   На мгновение обвиняемый зыркнул на капитана, и глухо замычав, уронил голову на грудь.
   Однако Цветина ещё не верила в своё окончательное фиаско. Она вскочила на ноги, и что мочи завопила: - С долларами подстава! Вы их подменили! Знаем мы ваши методы! А что до остального, так у вас же есть плёнка.  Самсон своим голосом признался!
   - Молчать!!! – Участковый решил подавить истерику ещё в начальной стадии. – Эх, девочка, не льсти себе мыслью, что вы с любовником умнее всех остальных.  О ваших преступных планах мы узнали почти сразу.  И вся недавняя клоунада в лесу, с трупами и воплями, была подстроена нами.  И блестящий арест Самсона Цветина тоже часть игры.
   Перекошенное лицо виновницы случившегося детектива, выражало гнев и отчаяние одновременно.  Она ещё, видимо по инерции, желала продолжить доказывать свою невиновность, однако беззвучное открывание и закрывание рта походило на рыбий вопль возмущения.
   - И не утруждайте себя имитацией глушоного толстолобика. – Хохотнул участковый. – Вы вляпались конкретно.
   - Ты, мусор, - теперь Холдин пришёл в себя, и его подавленность сменилась сочной яростью, -  ты нас на пушку не бери!   Ты вообще, в чём нас тут пытаешь обвинить?!  Те доллары я выиграл в карты у неизвестного мне лица.  А любовные утехи за спиной рогатого муженька, криминалом не являются!
   Забелин подошёл к столу и заглянул Холдину в глаза. – Думаешь ты шибко грамотный? На месте преступления ты оставил свои отпечатки: Они совпали с теми отпечатками, которые были на подброшенном тобой диктофоне.  Да и свидетели имеются.  Кое-кто случайно видел, как ты бомбанул валютчиков.  А на счёт безобидных любовных утех…
   Он поднял со стола подсвечник и пошарил под пятой. – Ну-ка, взгляни сюда. – В его пальцах появилась чёрненькая пуговка. – Не один же ты у нас такой бедовый парень, любитель подслушивать чужие разговоры, и записывать их. – Глаза у Холдина полезли на лоб. – Всё о чём вы тут ворковали, и за что выпивали, уже записано и внимательно прослушано.    Поэтому, скоренько протянул лапки для браслетиков и маршируй на выход. – Он повернулся к Марине. -  А мадам, если будет себя хорошо вести, обойдётся без украшений.
   Оказавшись на улице, девушка заметила стоявшего возле крыльца Самсона.  Она остановилась, и пристально глядя мужу в глаза, спросила:
   - Как узнал?
   Самсон был спокоен и серьёзен.  – О твоих шашнях с Холдиным мне рассказала Анфиса.  Она ещё со школы в меня была влюблена.  А когда случайно увидела в лесу вашу с Витькой любовную оргию, поспешила мне рассказать.  Вот так, посторонний человек явился причиной моего прозрения.  А о том, что вы удумали от меня избавиться Витька по пьянке своим шестёркам проболтался.  А в нашем посёлке, сама знаешь, доброжелателей уйма.
   Марина одарила супруга взглядом полного уничижения и подошла к любовнику.
   - Вырвать бы тебе язык, любимый. – И злобно сплюнув ему под ноги, забралась в машину.


                ЛУГАНСК   2003-2005