(Фрагмент романа "Крепостная герцогиня".)
- Связана тесно история моя, - начала баронесса Авдотья Голд, - с историей государства Расейского. Однако началась она лишь в километре отсюда! Дедушка и бабушка мои по материнской линии души не чаяли в матери моей, кояя поздним единственным чадом их была. Девушка получила великолепное образование, пятью языками владела, к коим впоследствии добавились языки расейский и … аки бы покультурнее выразиться, минетный! Преуспела она и в игре шахматной. Как-то шахматист великий Август Второй (герцог Брауншвейг-Люнебурга и князь, извините за выражение, Брауншвейг-Вольфенбюттеля), коий прославился книгами шахматными под псевдонимом «Густав Селенус», гостил в Лондоне и дал от скуки сеанс игры одновременной. Всех поверг во прах немец гениальный, и лишь одна матушка моя будущая 17-летняя на ничью убежала. А точнее – сеансёр еле уполз, опосля чего столь прослезился, что одарил ея кольцом с бриллиантом!
И воскликнула феминистка златокудрая Джейн Гриффит:
- Ведомо мне, кто сия дева даровитая, одной из первых прославившая пол наш бабий! Сие славная дщерь народа аглицкого Кейт Марлоу, чьё имя за подвиг сей златыми буквами вписано во скрижали (правда, пока лишь условные) феминистские!
- Верно! – удивилась дщерь шахматистки славной. – Жаль, что не дожила матушка до признания заслуг ея шахматных… Итак, несмотря на ум ея выдающийся, угораздило ея влюбиться без ума оного в ничтожество уже упомянутое и впоследствии прекрасной маркизой (от горя слегка тронувшейся) боготворимое. Тогда ещё юный маркиз Декарабас не токмо растлил Кейт того более юную, но и взял ея в круиз по Европе, дабы на шлюхах экономить! Лишь прибыли сии интуристы во стольный град Расеи Москву, явился к маркизу посол аглицкий и передал письмо от родителей. И сообщили те отпрыску, что подыскали ему невесту не шибко страшную, но зело богатую! И надлежит ему сдать нынешнюю пассию в общежитие ко срамным девкам (так в Расее шлюх величают), коии телом своим проживание и пропитание отрабатывают. А на шлюх для дороги обратной они деньги высылают чрез посла аглицкого. Нетрудно догадаться, что не посмел более али менее влюблённый маркиз предков своих ослушаться и сдал-таки несчастную Кейт в притон рекомендуемый. Правда, поступил он благородно … наполовину, ибо половину вырученных средств (али выражаясь по новозаветному, пятнадцать серебряников!) ей же и вернул. Произошло событие сие на праздник православный, именуемый Масленицей. А посему переименовали Кейт Марлоу в Катю Маслову. Профессия новая для Катюши вовсе не нова оказалась, ибо изменщик Декарабас неплохим спарринг партнёром был. Вскоре слава о новой срамной девке аглицкой по Москве распространилась и аж Кремля достигла. Знаменитый боярин Морозов пригласил Катюшу к себе в наложницы. Естественно, приглашение сие со благодарностью принято было. Хоть и глаголят о холодности англичанок, но Борис Иванович вскоре преставился – и вовсе не от простуды вследствие сей холодности! На смертном одре завещал он Катю другу своему боярину Михаилу Юрьевичу Долгорукому, коий хоть и был сыном Юрия Долгорукого, но отнюдь не основателя Москвы в веке двенадцатом, хоть и крупного дипломата и полководца московского века нашего семнадцатого. (Авдотья в рассказе своём привела систему летоисчисления нормальную и слушателям ея понятную, до введения коей в Расее уже недолго оставалось!) Катя первым делом подружилась с супругой хахаля своего боярыней Долгорукой, урождённой Голицыной, засим стала наставницей четырёх отроков и дщери боярских. Да и папаша Мишкин боярин Юрий Алексеевич изо всех баб, планету нашу населяющих, лишь ея одну уважал за интеллект небабий и характер покладистый.
Явился как-то в гости к Долгоруким сам царь Алексей Михайлович. Понравилась ему зело служанка аглицкая, и молвил он хозяину: «Отдай-ка мне, Миша, сей бриллиант аглицкий, а я тебе взамен – трёх девок нетронутых, дабы ты их трогал!»
Не возрадовала перспектива сия боярыню бывшую Голицыну, и возопила она: «Ваше Величество! Не лишайте нас Катюши, ибо привязалась к ней вся семья наша!
Возразил царь: «Но она-то к вам вовсе не привязалась. Вот кабы брюхата была …»
Тут боярыня неожиданно для себя самой и воскликнула: «Так она мне вчера плакала, что дни критические перепутала и теперь в тягости пребывает!»
Возмутился монарх расейский. Хоть и прозвали царя Алексея Михайловича «Тишайшим», но возопил он прегромко: "Стыд и срам для срамной девки матерью становиться, ибо сие зело непрофессионально!». Засим хлопнул дверью и был таков.
И бухнулась на колени боярыня пред матерью моей будущей:
- Не дай погибнуть, Катюша! Роди Мишеньке чадо, государю обещанное! А уж я обещаю воспитывать его наравне с чадами своими!
Пожалела ея матушка моя и, презрев умышленно правила контрацептивные при общении с боярином Михаилом Юрьевичем Долгоруким, меня понесла …
Минуло полгода, и посетила боярыня проповедь патриарха небезызвестного Никона, коий привёл к расколу церковь православную, аки за век до того сотворил Мартин Лютер с церковью католической. Но ежели богослов германский внёс нечто важное (убрал влияние Папы римского и привнёс скуку и ханжество), то Никон пролил реки крови из-за вопроса философского: сколькими перстами (то бишь пальцами) крестное знамение совершать – двумя али тремя. И молвил Никон в проповеди своей: «Враньё - суть грех тяжкий. Но иногда прощён может быть – к примеру, ложь во спасение. И лишь одно информации искажение непростительно – ложь царю-батюшке!». Аки услышала боярыня слова сии, понеслась во дворец борзее того эллина придурочного, коий опосля победы греков древних над персами древними под Марафоном принёс сию «благую весть» в Афины, опосля чего сей «евангелист» от усердия чрезмерного преставился. И бухнулась боярыня в ноги монарху своему, и заголосила прегромко: «Смилуйся, царь-батюшка над рабой своей клятвопреступной! Не вели казнить, вели выпороть! Видать, не стойка я в вере оказалась, ибо соблазнил меня лукавый, и солгала я о брюхатости служанки своей Катерины!». И вновь возопил монарх тишайший прегромко: "Значит, пузо своё объёмное изображает срамница сия подушкой пуховой?! Велю удавить ея сей подушкой!" Пояснила боярыня, что происхождение пуза сего натуральное, однако зачала срамница по просьбе ея, дабы сокрыть обман вероломный государя великого. Призадумался царь и молвил: «Стало быть, кабы не я, не тяготилась Катерина чадом будущим. И велит мне сам Господь вследствие факта сего стать отцом крёстным дозревающего плода Мишки твоего! А посему повелеваю крестить басурманку аглицкую в веру истинную православную!». Не стала Катерина Маслова вступать в спор теологический об истинности веры, ибо для нея все веры имели одинаковую цену, то бишь никакой цены не имели. Стала она православной и в положенный срок явила меня в сей мир.
- И ты тоже, видать, атеистка! – вопросил Джордж Гриффит. – Аки матушка твоя и … супруга моя!
- Атеистка, - подтвердила догадку сию Авдотья Голд, - однако не буйная, а тишайшая, аки крестный отец мой царь расейский Алексей Михайлович, атеистов за людей не считающий… Сдержала слово боярыня, обещавшая матушке ещё до зачатия воспитывать меня наравне с чадами своими. Хоть и была я служанкой, работы по дому не чурающейся, но образование получила завидное, а уж в игре шахматной с матерью сравнялась (правда, тут нет заслуги мачехи моей, а исключительно Катюши Масловой!). Однако по совету матери не озлобляла я мужчин победами в игре сей. Ибо кольцо с бриллиантом, за победу дарованное (а впоследствии расточительным Декарабасом пропитое!) суть не правило, а исключение!
- Ну, умение твоё шахматное проверить легко! – воскликнул Джордж Гриффит. – Расставляй фигуры!
- Хорошо, - ответствовала Авдотья, - токмо предупредить хочу. Ведомо мне, что не должна баба мужика срамить, особливо при супруге его. Однако виктория моя будущая будет местью за утерю кормильца!
И учинила простая баба расейская (точнее, полурасейская) такой разгром англичанину спесивому, каковой не знала история, ибо две страны упомянутые не встречались на поле брани ввиду удалённости друг от друга. Лишь полтора века спустя сумели отыграться британцы в Севастополе! Правда, уже не в шахматы…
Феминистка златокудрая, за конфузией супруга наблюдавшая, чуть ни взвыла от счастья и лишь с трудом превеликим спокойствие внешнее сохранила.
Засим по просьбе гостей продолжила хозяйка рассказ свой:
- Но вернёмся к детским годам моим и событиям историческим, им соответствующим. Лишь минуло мне пять годиков, аки нависла над Русью угроза превеликая, причём не от супостатов исходящая, а от своих же раздолбаев, замысливших раздолбать устоявшийся худо-бедно уклад жизни сложившийся. Возглавлял их некий Степан (что на языке цивилизованном аглицком будет Стив, а на их сленге варварском - Стенька) Разин. И такие стенания пошли от сего Стеньки, что Робина Гуда по сравнению с ним впору к лику святых причислять! И в сию годину грозную дед мой славный Юрий Алексеевич Долгорукий встал на защиту земли расейской … от тех же расейских! И возглавил он армию, кояя под Арзамасом раздолбала армию сих раздолбаев! А засим усекли Разину главу. Но думаю, изверг сей не шибко расстроился, ибо никогда с сим органом не дружил!
…Истину глаголила вдова младая, однако не всю! Тот же дедушка ея любимый и ласковый мятеж сей подавляя, куда более народу угробил, нежели потребно было! И ладно бы ежели на поле брани, ибо, аки пелось в современной автору песне из фильма «Большая перестройка»,
«Мы убиваем, нас убивают –
люди от этого лишь убывают!»
… Так нет! Особую лютость проявил воевода Юрий Алексеевич Долгорукий опосля виктории своей славной … И не надо глаголить, будто времена тогда были такие! Во все времена дикари (в том числе с дипломами университетскими!) глумиться обожали над беззащитными! … Но не следует обвинять Авдотью Михайловну Голд (урождённую Долгорукую) в тенденциозной подаче материала, ибо не владела она информацией о зверствах деда своего. Но вернёмся к рассказу ея.
- … Вскоре опосля события радостного (когда Стеньку поставили к стенке, … то бишь к плахе) произошло ещё одно событие радостное - вторая супруга государя Алексея Михайловича Наталья Кирилловна понесла чадо! (Хотя по мнению автора, последствия сего зачатия для народа расейского многострадального куда тяжелее были, нежели от проказ Стеньки!) И произвела она на свет в положенный срок младенца Петра, коий ныне хоть и почитается царём наравне с братом своим слабоумным Иваном, однако правит Расеей сестрица их сильно умная Софья! (Услышав слова сии, феминистка Джейн Гриффит ещё более возгордилась полом своим славным!) Ещё не минуло Петеньке четырёх годиков, аки преставился родитель его тишайший Алексей Михайлович. И взобрался на престол сын усопшего Фёдор Алексеевич. Главой монарх сей был здоров, однако хил телом. Брат его Иван Алексеевич телом-то здоров был, однако со главой проблемы имел. И лишь самый младший отпрыск тишайшего царя Пётр, хоть и не был вовсе тишайшим, однако во здравом теле его здравый дух пребывал! Рос Петя отроком любознательным, однако с наставниками не повезло. Дьяки тупые Никитка Зотов и Афонька Нестеров преглупо обучали его премудростям церковным. До восьми лет терпел Петруша издевательства сии, опосля чего послал наставников подальше. Вскоре мамаша его, вдовствующая царица Наталья Кирилловна пожаловалась папаше моему на неграмотность сыновнюю и добавила: «… А Ваши, Михаил Юрьевич, отпрыски удивляют купцов иноземных познаниями своими!». Объяснил отец, что сие заслуга служанки его аглицкой Катерины Масловой. И привела царица в дом наш назавтра царевича юного шалопаистого. Вскоре под руководством чутким матери моей (да к тому же с помощью моей!) осилил-таки ученик грамоту. Заодно стала обучать его наставница языку аглицкому, а я сии познания укреплять диалогами на языке сем. Но ученик непоседливый уставал часто, а посему пришлось матери моей обучить его игре шахматной. И в перерывах между занятиями поддавалась она отроку к радости последнего. Иногда и меня он обыгрывал. Но как-то в пылу борьбы запамятовала я, что проигрывать для моей же пользы надобно и, проведя комбинацию красивую, мат поставила. В ответ наследник престола расейского дал мне в нос пребольно и ещё потешался прегромко, узрев кровотечение обильное.
Назавтра во время перерыва отказалась я играть с наследником и пояснила, что не влечёт меня мордобой односторонний ввиду бесправности моей. И молвил Пётр малолетний: «Дарую тебе, Дуняша, в виде исключения право эксклюзивное отвечать на мордобой мой августейший мордобоем своим холопским!». Начали играть мы, и я, несмотря на подмигивания и гримасы материнские не по забывчивости, а специально разнесла в пух и прах позицию цесаревича. Тот попытался было повторить «подвиг» вчерашний, да не на ту напал. Матушка аглицкая не токмо наукам обучала меня, но и боксу, дабы уберечь от приставаний злых мОлодцев, коии нахально именуют себя добрыми мОлодцами. Уклонилась я от удара и нанесла контрудар! И возопил цесаревич, на полу оказавшийся с гематомой приличной под глазом, кояя за цвет свой синяком именуется… Тут мать моя, от страха полумёртвая на колени пала: «Ваше Высочество! Не велите казнить смертью лютой! Ограничьтесь усекновением главы моей за дурное воспитание дщери, коюю за пределы Расеи вышлите, ибо не ведала она по малолетству, что творила!». Бедная мама! Не могла ведать она, что судьбу нашу предугадала! … Однако на сей раз всё обошлось.
Поднялся Петруша «разукрашенный» и молвил: «Хоть и грозен я, но не настокмо, аки предок мой рюриковичский Иоанн Васильевич, коий сперва разрешил некоему купцу Калашникову победить фаворита его, а опосля сделал-таки победителю «секир-башку»! Я же пока не монарх и не имею права слово своё нарушать…. А ты, Дунька, молодчина! Все б мужики расейские были бы аки баба сия, и мы бы омыли ноги свои немытые аж в четырёх акиянах!». Минуло ещё два года, за коии ученик сей ни разу не подъял длань на меня, ибо отменять моё право эксклюзивное на сдачу гордыня не позволила, а рисковать ещё раз не хотел.