Сима: Смелая Белка. История № 2. Происхождение и становление личности
У меня, конечно, сохранились некоторые впечатления из детства. Но они довольно обрывочные. И их мало. Будто бы части паззла, которые составить в общую картину я не могу. Сама – себя и свое детство – я не помню, а рассказать некому. Мама могла бы рассказать, папа, сестры, братья. Я знаю, где-то они живут, и, хочется верить, здравствуют. Очень мало шансов, но кто знает – может, и встречу их …когда-нибудь. То-то будет радости… если мимо не пробегу, конечно. На всякий случай я внимательно вглядываюсь в каждую мелькающую в листве деревьев белку, спешащую по своим делам – а вдруг это… – дальше как вариант – мама, папа, брат, сестра, да просто кто-нибудь из тех, кто жил по соседству и что-нибудь знает?! Ян говорит, что я вряд ли кого встречу, не стоит и вглядываться. Но сами понимаете… что я могу поделать. Вглядываюсь.
Я была самая вольнолюбивая из сестер и братьев. Любила отлучаться подальше от дома и прыгать с ветки на ветку, особенно соседних деревьев. Эти дерево за деревом и уводили меня от дома. Прыг, и еще прыг – оглянешься – а дом вон он где! Или и вовсе – не видно дома. Дважды я терялась. Дважды меня легко находили родители. Они меня совсем не ругали за прогулки. Папа говорил, что дети должны расти смелыми. Меня предупреждали только, чтобы я смотрела вокруг себя и избегала опасных моментов. Я избегала. Но напрасно я отправилась в тот день на очередную прогулку.
Я прыгала, как обычно, с дерева на дерево, оглядываясь назад – вижу ли дом? – как приучили родители после того, как искали меня во второй раз. Вот, дом отлично видела, все вокруг было спокойно, день был замечательно солнечный, только чересчур жаркий. Прямо совсем жаркий. И я попрыгала вниз по дереву, к ручью (настолько широкому и полноводному, что вообще-то мы называли его рекой), попить водички. Попила водички. Посмотрела на свое отражение в ручье. Отражение было вполне себе. Потом я нашла среди цветов у ручья желудь и съела его. Было, повторяю, как-то непривычно жарко. И душно как-то. Наверное, будет дождь, подумала я. Следом пришла другая мысль, искусительная – может, поваляться немножко в тени дерева, разгар дня, солнце в зените, утомительно ведь будет бежать сейчас домой?.. Несомненно утомительно. Пренебречь опасностью – куницами, лисами, волками, совами, которые традиционно служат пугалками в устах родителей? Пренебречь! Я этих пугалок в нашем лесу и вообще еще в жизни и не видела, знаю только по описаниям, как они выглядят. В нашем лесу они водятся, как персонажи мифов – никто их не видел, но все о них слышали. Я помню, что родители строго-настрого запретили мне, братьям и сестрам спускаться с деревьев на землю – на земле ведь больше опасностей. Пугалка-волк, например, мифический персонаж. Но он мифический, а мне реально жарко. И хочется отдохнуть. Итак, неверное решение было принято. Я пристроилась с комфортом на берегу реки – облокотилась на ствол дерева и принялась рассматривать ближайшие цветочки. Солнце заставляло щуриться, светило даже сквозь ресницы. Легкий ветер летал вокруг, качал цветы. Незаметно я не то чтобы заснула, но ушла в невесомое прозрачное состояние то ли реальности, то ли нереальности. Я видела все, что делалось вокруг – вот полетела бабочка, вот по своим делам проскользнула по земле мышь,… но видела все как-то отрешенно, со стороны.
Не знаю, как долго я отдыхала тогда – десять минут или часа два! Так было хорошо сидеть, прислонившись к дереву! Встрепенулась, когда уловила носом запах дыма, тянущийся откуда-то из самых зарослей. Но не придала значения. Туристы развели костер, как это часто бывает, подумала я, что здесь такого. Дым приятно, вкусно чем-то пах. И я вновь облокотилась на дерево. Повертелась, устраиваясь поудобнее. Хотела еще поотдыхать. Некоторое время пыталась вернуть себе состояние мира, безмятежности, смотреть сквозь прищуренные ресницы и через зеленые ветви деревьев, качавшихся в вышине, на синее небо. Но странно – мне стало неуютно. Почему-то неспокойно. Вообще не по себе. Я встала, прошлась туда-сюда. Беспокойство нарастало. Я чувствовала, что хочу уйти отсюда. Не могла себе объяснить, почему. Уйти немедленно. Побежать! Невроз, подумала я. Интересно, что за смутное состояние? …И вдруг я побежала. Вдоль реки, в сторону города. Ничего себе, думала я на бегу, а я раньше считала, что умею себя контролировать! Зачем я бегу, ведь и так жарко, дышать нечем, да еще и дымом этим… вовсю тянет, я сейчас совсем устану! Так, спокойно, подумала я, резко затормозив. Побегу-ка я домой, если меня так тянет бежать. И я развернулась на 180; в сторону дома. И застыла на месте.
Навстречу мне шла стена огня. От нее валили клубы дыма. Стена была довольно далеко, но выглядела страшно. Впереди стены бежали …все: люди в соломенных шляпах за плечами, звери. Летели, суматошно махая крыльями, птицы. Я села на землю от изумления. Я смотрела на них и на стену огня. А они все – приближались быстрее, чем мне бы хотелось. Я вскочила, чтобы бежать. Я поняла, что это – один из тех самых страшных лесных пожаров, которые сметают все на своем пути, и о которых однажды рассказывал папа. Медлить, если такое доведется увидеть, говорил папа, некогда, надо бежать прочь не раздумывая. Итак, я вскочила, чтобы бежать. И – немедленно свалилась обратно на землю, потому что почувствовала острую боль в ноге. Наверно, неудачно вскочила. Я попыталась еще раз, осторожнее. Боль ударила сильнее. Вот это я попала, подумала я, мигом осознав опасность. А если на руках? Я потянулась, чтобы на руках попробовать забраться на дерево, а там сориентируюсь… я же ловкая, и на руках пойду. Ай, как ударила боль. Ясно, подумала я, плохи мои дела – любая попытка двинуться причинит боль. Пожар… что делать…огонь приближается… думай быстрее…Я сцепила зубы, оттолкнулась одной рукой от земли, и взвыв, покатилась по берегу к реке – с ускорением…быстрее, еще быстрее… ай-ай-ай-ай-ай как ужасно протестует раненая лапа (в смысле бьет болью) …плюх в реку! Уф. Вода сильнее огня, она меня спасет. И замоет рану, из которой льет кровь – мне было бы очень страшно от вида своей лапы, если бы на меня не надвигался еще более страшный вид – бегущее со всех лап ополоумевшее стадо всех живших в лесу зверей, и людей, а за ними – стена огня. Осталось в памяти, как остановившийся кадр.
Прошло немного времени моего сидения в реке, и спасавшиеся от пожара звери домчались до меня. Но большинство из них почему-то и не подумали кинуться в реку. Упали, как я, на мелкий берег, только самые уставшие – бока у них ходуном ходили, и шерсть на них висела клочьями. Все остальные, не снижая темпа, проскакали, пронеслись, пролетели дальше. Спустя пару минут я поняла, почему – дышать стало совсем нечем, дым забивался в легкие, и я стала кашлять. …И тут я увидела их. Они бежали – мои мама, папа, сестры, братья – волоча задние лапы, дыша с трудом, вяло и медленно, в последних рядах, в рядах таких же замедленных, еле бегущих по земле зверей.
– Сюда! – крикнула я. – Сюда! – тихо повторила я, поняв, что они меня не услышат, а я с места двинуться уже не могу. – Скажи им! – попросила я упавшего рядом со мной ежа. – Скажи им!
И еж побежал. Он ринулся сказать им про меня, что я здесь, и что им следует бежать сюда, быстрее, но не успел. Мой папа, за ним моя мама – скакнули к дереву, росшему на самом берегу реки, запрыгнули на зеленую нижнюю ветку, ударили по ней лапами. Оторвали ее от дерева, спрыгнули прямо на ней на землю, поволокли ее к реке, столкнули ее в воду, затолкали на нее моих сестер и братьев – всех, я видела, и я радовалась, что всех, – запрыгнули на эту ветку сами, подхватили подбежавшего ежа,… и его тоже папа схватил за лапу. Дернул на себя, посадил рядом, схватил палку, валявшуюся на земле, оттолкнулся этой палкой от берега. И зеленая ветвь с пассажирами – мамой, папой, братьями, сестрами, а также ежом, колыхаясь на воде, медленно стала удаляться… и от берега, и от меня.
– Эй! – хотела я крикнуть. – Эй! Как же я без вас буду? Не оставляйте меня здесь! – но понимала, что они меня не услышат. Я, правда, видела, что еж пытался что-то говорить папе и маме, и показывал в сторону, где я оставалась… но папа и мама гребли по реке, навалившись телами на палку, и не слышали ежа. А братья и сестры замерли комочками, вцепившись в ветки, и кажется, были почти в обмороке. Мама смотрела на лес и плакала. Я и сейчас уверена, что обо мне. А папа что-то говорил и говорил. Так я их и запомнила – удаляющимися… плачущую маму, угрюмо смотрящего на пылающий лес папу, братьев и сестер, судорожно державшихся за ветвь дерева, ежа, махавшего лапой в мою сторону. Простите меня, думала я. Простите, что я не с вами. Я просмотрела пожар, а вы просмотрели меня. Конечно, меня тут не увидишь, притаившуюся в воде. Только как же я дальше буду жить? Я молча смотрела им вслед.
Прибежали последние, запоздавшие, уставшие, задыхающиеся звери, упали на берег. Стена огня подошла к самой кромке воды, да ко мне почти, воздух и вода стали горячими до невозможности, было тяжело дышать, клубы темного дыма летели на меня и моих соседей по реке. А я все смотрела вслед уплывающей, качающейся на середине реки ветке, и желала пассажирам этой ветки благополучной швартовки …где-нибудь.
Но не все огню было раздолье. В небе я увидела два низко летящих, прямо на нас, самолета.
– Ура! – сразу закричали все звери, сидевшие в реке, вмиг поняв, в чем дело. И я сразу поняла. И по рассказам родителей, и просто вот как-то сразу, в момент – поняла. Это были самолеты людей, и позади них неслась и рассеивалась на огонь, наверно, вода. Огонь почти сразу гас.
– Ура! – нестройным ором, страшно, хрипло ревели звери. – Ур-ра! Самолеты спасателей! Это люди! Все, огню конец!
А на берегу реки зеленые, сочные листья деревьев и сырая трава не желали гореть. Огонь пытался поглотить их, но стухал сам. Рваные края пожара постепенно становились все мельче, огонь все тише, клубы дыма все тоньше и прозрачнее… и под крики и хлопки затомившихся, еле дышащих зверей пожар окончательно утих. Сначала все смотрели молча – на слабеющие клочья дыма, на неподдавшиеся огню сочные зеленые растения у берега… Потом, тяжело поднимая спины и лапы, звери полезли на берег.
А я осталась. Я почувствовала себя совсем плохо, и запоздала об этом сообщить соседям – когда я вспомнила, что каждое движение из-за раненой лапы причиняет мне боль, и что двигаться поэтому я не могу… было поздно, все уже покинули реку и плелись обратно, по направлению к выгоревшему лесу. Зачем, подумала я. Убедиться, что их дома перестали существовать? А мне, что же мне теперь делать? Все, все ушли далеко! Что же я так поздно спохватилась просить помощи! Это все стресс, я смотрела на уплывающую ветку, на огонь, и совсем забыла не про боль – боль-то напоминала о себе при малейшей попытке двинуться – а про необходимость просить помощи! Нет, папа бы мной не гордился. Он бы упрекнул меня за несобранность. А маме? Маме в радость я… была? Была, подумала я. И осознала вдруг…– я теперь совсем одна и ранена! Мне, конечно, нескучно… но лучше бы я скучала! Зачем я пошла сегодня на прогулку? Совсем одна пошла! Брат же просился со мной, я сказала – нет, я сама…вот теперь сама…а он бы мне помог сейчас. Я положила голову на лапу. Вечерело, в реке вода становилась все холоднее. Да просто холодная стала вода, враз, час назад была такая горячая от близко подошедшего пожара, а теперь – холодная. День назад я играла с братьями и сестрами, а теперь – одна. В этой холодной вдруг воде, в надвигающейся ночи, без возможности двинуть лапой. Эх, я взревела тоскливо-яростно... потрясая здоровыми лапами, обращаясь к потемневшему звездному куполу небес. Да, признаюсь, взревела. От усталости, от стресса, от реальности, от непонятности будущего. Я будто вообразила, что Вселенная вот сейчас меня услышит и вышлет срочную помощь... А потом махнула на все лапой – мысленно – и решила поспать. Утро вечера мудренее.
Утро оказалось ужаснее вечера. Раненая лапа побагровела. Птички пели, несгоревшая трава зеленела, а лапа болела – несносно. Я решила: в воде я спаслась от пожара. Но оставаться далее в воде нельзя. Я не рыба, я получу переохлаждение. Надо на берег. И… нет, не выходит. И… попробуем двинуться вперед,… и я потеряла сознание – наверно, от стрельнувшей боли.
Очнулась я тоже от боли, но странной – меня кто-то тащил за уши на берег. Я закатила глаза и посмотрела, насколько могла, назад – кто меня тянет? Меня тянули два бельчонка моего возраста, незнакомых. Еще одна белка, тоже, судя по габаритам, ровесница, шла впереди и указывала моим оригинальным носильщикам путь. Я хотела спросить:
– Кто вы? Вы мне привиделись? – но опять потеряла сознание.
Потом я узнала, что это были Анфиса, Хью и Ян. Они пришли на берег реки, где я оставалась, и сразу наткнулись на меня. Все, что они могли сделать для меня – вытащить из реки и побежать звать своих родителей на помощь. Их сообщество жило вдоль по берегу речки на несколько километров дальше от места пожара. Они видели всех спасавшихся в тот день, пробегавших мимо их домов зверей. Слышали рассказы остановившихся отдохнуть. Отправились посмотреть. Нашли меня.