Полтергейст

Из рассказов приходского священника

И дано было ему вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
(Откр. 13 15)



Окончилась служба. Я выхожу как обычно из алтаря. Одна знакомая прихожанка, опережая других, вцепляется в меня и сообщает новость:
• У моих знакомых появился полтергейст!
• Та-ак, - говорю, - дождались и этих «немцев года». Ну, а от нас-то, что требуется?
• Не могли бы вы его изгнать?
Обыденно так говорит, как о самом заурядном деле. Словно каждый день мы этот полтергейст ловим за хвост и оправляем в мешок, по примеру кузнеца Вакулы. Народу кругом масса - стоят стеной, и все ко мне. Все причастники, сам же их из одной Чаши причащал, лица светлые, радостные. Подходят, благословляются, спешат по своим делам... А у кого-то дома такая малопривлекательная вещь, как полтергейст.
Не знаю, что и ответить прихожанке нашей, Валентина её зовут. Бесов нам заповедано изгонять, но о полтергейстах ничего не сказано. Чтобы бесов изгонять, надо благословение у епископа получить, но епископу об этом «полтора-гейсте» не скажешь, невесть что подумает про тебя. Епитимью еще наложит. Встречаться с таким явлением мне еще не приходилось, как быть, не знаю.
• Наверное, ваши знакомые хотят освятить квартиру? - нашёл я выход из затруднительного положения.
• Ну да! радостно просияла Валентина. Батюшка оказался догадливым. Догадливым до гадов.
Машина нас уже ждала. Хитруля эта Валентина. Давно её знаю, тихая прихожанка, но имеет знакомых с полтергейстами. «Можно ли?» - а у самой машина за углом, да с шофером, и разогретым мотором.
Не заметил как сели, - всё мигом, - помчались.
Словно выхватил кто из храма. Обычно после службы и за час до сторожки не дойдешь, не присядешь, ничего в рот не возьмешь, пока всех нуждающихся не выслушаешь, не благословишь. А тут и моргнуть не успел, только сизый дымок завивается сзади кучерявым хвостиком.
И шофёр такой лихач! По Москве, как на помеле летим, голова моя закружилась, даже креститься стал мелким крестиком, как никогда не крестился раньше:
• Господи, помилуй. Господи, помилуй, Господи, помилуй.
И осеняет меня такая мысль: нет, не два, не полтора, а целый легион гадов баранку крутят, как бы живым от них вырваться, отпустите душу на покаяние! Но с дороги назад ходу нет.
• Да нельзя ли потише ехать?
• Эт-можно, - откликнулся весело шофер, но газ не сбросил. Шофёр оказался хозяином квартиры, Феликсом Арнольдовичем. Судя по его виду, да и по зверюге-машине, был он из новых «крутых».
Стал он мне рассказывать о своей необычной квартире. Полтергейст, который в ней появился, оказался шкодником с фантазией. Да никакой и не полтергейст, а самый обыкновенный гаденыш, как я сразу стал его называть по-русски: бес.
Нет, он ничего не бил, не поджигал, мебель не передвигал. Просто пугал хозяев. Например, только лягут они спать, все утихнет в доме, как с кухни послышится разговор. Конечно, ложились то они без молитвы. Как можно окончить день, и пустится в сон, не освятив его молитвой, не поблагодарив Господа за прожитый день? Вот результат.
Слышался женский голос и мужской. Сначала тихо говорят, потом всё громче и доходит до скандала. Кричат, ногами топают. И пока не выйдешь к ним, не утихнут. О чём говорят, нельзя разобрать. Говор свой - русский, но язык какой-то иностранный. Только отдельные слова понятны, да и то, матерные.
Между прочим, мат и есть самый настоящий, натуральный бесовский язык, на котором в аду бесы разговаривают между собой. Заметьте, что и пользуются им только люди ближе всего к этим адским силам стоящие. Не случайно же! Напрасно филологи ищут его корни в разных языках народов, особенно татарам достаётся, на них грешат, что от них, мол, русские научились так грязно выражаться. Это самый настоящий поклёп на татар, и на татарский язык, который ничем не хуже других языков. На матерном языке выражаются вполне свободно только в одной стране - адской, населяющие её - бесы. Здесь настоящая родина этого языка. И если люди ругаются, значит, бесы учат их ругаться и богохульствовать. Чем дальше человек от Бога, тем привычнее он использует этот язык.
Так вот, сидят те бесы на кухне и говорят, ругаются на своём родном языке. А если хозяева подходят к ним по коридору, как не подойдешь, если в твой дом забрались бандиты, то женский голос приказывает: «стой!» Когда первый раз такое услышали, так напугались, что прямо ночью бежали из квартиры. В кухне дверь прозрачная, видно, что никого нет. Только голоса, милицию на голоса не вызовешь. Люди богатые, не одна у них квартира в Москве, да все нежилые, необжитые. Так и живут в этой, с бесами.
• Значит, не полтора у вас, а два гада, не полтер-гейст, а два-гейст, - говорю Феликсу Арнольдовичу.
Хохочет. С юмором всё в порядке, значит, не всё ещё потеряно. И дальше рассказывает, да так рассказывает, что вижу, не понимает, кто у них в квартире завёлся.
• Это ж - бесы, - говорю ему.
• Что ж, вам виднее, это по вашей части.
По моей значит бесы части, ну хорошо. Разговор прервался. Видно было, что Феликс Арнольдович с таким определением не согласен, но в спор вступать не хочет.
«По вашей части» - да нет уж, это по вашей. Но обидеться нельзя.
Потом, когда история эта близилась к своей трагической развязке, Валентина подробно рассказала мне об этой семье, жившей с бесами в одной квартире.
Кроме мата, понятно было из бесовского разговора, как называли они друг друга по именам.
• Филли, - пронзительно кричала гадина.
• Милли, - мужским голосом отвечал гад.
Хороша парочка: Филли и Милли - какие-то американские кликухи. Вот кто смущал наших деловых людей, воспитывал их по своему образу и подобию, и охотился на них. Феликс Арнольдович оказался одним из директоров очень известной фирмы. Её рекламу часто демонстрируют по телевидению, она всем известна. Так что не будем здесь называть её.
Жили гады в квартире уже больше года. То пропадали, то внезапно появлялись вновь. Появлялись уже в несколько ином амплуа, с новыми репризами. Был период, когда они для своих проказ избрали коридор. Возились там, громко топали в вечерней тишине, даже по телефону разговаривали. Сначала слышалось, как кто-то набирает номер, потом разговор, выйдешь в коридор - никого нет. Телефон на базе.
Вскоре так они осмелели и привыкли к хозяевам, что и гостей не боялись. Просто ручными стали. Шумели, бранились, ходили и при гостях. Раньше при посторонних в доме они не объявлялись. Думали таким макаром свести хозяев с ума. Мол, только они одни слышат, а другие нет. Но не вышло, с ума сходить хозяевам было некогда.
И однажды, когда гости сидели за столом. (А приглашать к себе гостей стали часто, почти что и каждый день кто-то бывал у них. С привидениями одним жить не очень-то уютно. А если придет кто-то чужой, то и отдохнешь от шагов в коридоре, голосов на кухне.) Гости сидели за столом, и настала после изрядного количества тостов та недолгая минута сытого умиротворения, после которой следует второй этап застолья. Либо идет на убыль, либо наоборот, застолье превращается постепенно в загул. И вот в эту тихую минуту раздумчивости под дверями кто-то явственно стал чесаться, будто шелудивый пес.
• Собачку завели, - спросила молодая, эффектная секретарша их фирмы. Одевалась она как фотомодель и была постоянным объектом мужского внимания. Все замерли и прислушались. Дверь комнаты приоткрылась, и из коридора явственно дохнуло запахом хлева.
Хозяйку дома звали Алиса. В кругу этих людей было принято всех называть по именам. И старичков и молодых. На западный манер. Старички тем самым как бы и молодели, и если нужно, оказывались на равной ноге и равных возможностях с молодёжью. Молодёжь обретала солидность. Но когда я познакомился, то попросил назвать и отчество. Не могу обращаться только по имени, не привык. Алиса сначала замялась, заподозрив что-то, но потом всё же назвалась: Алиса Марковна.
Хозяйка, переглянувшись с мужем, взяла на себя смелость объяснить, что это такое появилось за дверью. Неизвестно, как к этому отнесутся? Но слово «полтергейст» неожиданно прозвучало очень прилично. Совсем недавно говорили о том, у кого какие акции, и какие лучше, кто-то собирался купить землю в Испании, поговорили и о машинах. А вот полтергейста ни у кого не было. Но об этом слыхали все.
• «А вот у нас есть он!» - сказала Алиса Марковна. - «А может быть даже и оно! Не знаю, как правильно, но уж точно, - они есть!»
Гости с удовольствием приняли известие о Филли и Милли. Выйти к ним вызвалась та самая фотомодель. Перед тем, как открыть дверь, она игриво оглянулась на шефа, который был приглашён, как главный гость.
• Смотри, не зачни от Филли, - сострил кто-то. (Привожу это как документальное свидетельство нравов.)
Вернулась Майя (так её звали) в том же игривом расположении духа, в каком и вышла. И с того дня, как все заметили, положил шеф на секретаршу глаз, то есть, зашла в него блудная страсть. Да и сама Майя изменилась. Словно колдовскими чарами облили её. Стала привораживать к фирме выгодных клиентов, и такие капиталы закрутились, что за полгода удесятерился оборот. Майя получила в подарок от шефа новую квартиру (где они и стали встречаться) и машину.
А тогда веселились всю ночь, пришёл кураж. Под дверью хрюкали, гавкали, чесались. А они заказали ужин на дом, пили дорогие вина, удачно острили. Даже танцевали. Майя на столе, остальные пониже... Ко всеобщему восторгу получился настоящий бал у сатаны. Но сатану звали не романтически - Воланд, а как-то унизительно, по - плебейски - Милли и Филли. Всё мельчает в наши дни. И сатанинская сила тоже?
Квартира стала популярной. Шеф частенько заглядывал сюда, и не один, а с друзьями-партнерами. Филли и Милли, как правило, не подводили. Развлекали, чудили, пужали вовсю. У них даже о делах что-то спрашивали иногда, но слушались привидения только Майю. Сидит она в кресле с сигареткой в руке, выставив напоказ свои, сводившие с ума мужчин ноги, и спрашивает громко:
• Филли, подписывать ли контракт с такой-то фирмой?
И Филли отвечает. Шумнет чем-то. А если невыгодное дело, то промолчит. В общем, Майя его понимала. Трактовала его знаки безошибочно. И что же? Стала фирма процветать! А Майя стала незаурядным средством общения с нечистой силой.
Наконец, мы приехали. На парковке возле дома дежурил охранник в чёрной куртке и с кобурой. Дверь подъезда нам тоже открыл охранник. С Феликсом все почтительно здоровались. Квартира, которую мне предстояло освятить, оказалась необычной. Я никогда раньше в таких не бывал. Всё было сделано с безудержным размахом. Дверь в квартиру вела самая обычная. Но за этой дверью открывалось огромное пространство. По всей видимости, квартира была составлена из двух целиком занятых этажей. В холле потолок, и стены двух или трёх комнат были сломаны, и холл представлял собой подобие заполненного светом храма. Наверху была и балюстрада с перильцами.
Квартирка оказалась и богато обставленной. Не квартира, - антикварный магазин. Много освещал я квартир, но такой не видел, насмотрелся я на современную нищету, и привык к ней. А дух этой квартиры так мне невыносим, что, отставив в сторону всякую дипломатию, да правила хорошего тона, решил говорить без экивоков:
• Хотите избавиться от своих бесов? - спрашиваю громко и решительно.
Хозяйка Алиса Марковна, как она мне не без некоторых сомнений представилась, оказалась женщиной средних лет со следами былой красоты на лице. Встретила она меня в своём, скажем по-французски, будуаре, одета она была в длинное бархатное платье с глубоким вырезом. Что тоже меня поразило, поскольку никак не вязалось с обыденной современной модой. Но у них своя мода. Грудь, руки, всё было обвешано, унизано брильянтами, она ослепляла, как ёлка ослепляет детей своим блеском под Новый год. На мой вопрос вспыхнула она всеми своими блёстками, и как крикнет властно и повелительно:
• Это не бесы!
• Ну, тогда и говорить не о чем, - с некоторым облегчением заключил я, собираясь на пороге отрясти прах со своих ног. Не бесов же освящать, в самом деле.
Но уйти отсюда было не так-то просто. Неожиданно Алиса Марковна покраснела. Наверное, впервые после перестройки. Некогда было тогда краснеть, надо было хватать и «прихватизировать». И вот, покраснела... Это было первое чудо. Не суметь сдержать своих эмоций считалось в их кругу, видимо, самым большим неприличием. Всё можно: и блудить и обманывать, и подкупать и наживаться за чужой счёт, а вот голос повысить - нехорошо. Такое у них было понятие о морали. А может быть, и можно было покрикивать, но только на подчинённых, и вот сочла она и меня таким наймитом, подрядившемся за мзду чего-то тут совершать, и вроде бы собирающемся набить себе цену и поторговаться о размере вознаграждения.
• Извините, отец А., за резкость, я прошу вас освятить квартиру, мы недавно сделали ремонт, - быстро отчеканила она. И тем спасла положение. Пришлось возвращаться. В находчивости, выдержке, этим новым людям, нельзя было отказать.
• Бог простит, а вы меня простите, - отвечаю с поклоном. И начинаю их испытывать дальше.
• В чине освящения содержатся заклинательные молитвы, для всякой нечистой силы отгнательные. При освящении дома мы просим Самого Спасителя войти в наш дом и жить с нами, как вошёл он под сень Закхея-мытаря, если вы не хотите этого, не стоит и начинать.
Алиса Марковна позвала на помощь мужа.
• Так быстро, всё готово? - фальшиво изображая радость, восклицал он, не разобравшись, что к чему. - Больше не будет Милли кусаться теперь?
По лицу Алисы Марковны я понял, что он сказал больше, чем было нужно, её рука была забинтована и вот, оказывается, почему. На днях она, как обычно, пошла, чтобы утишить ночной скандал на кухне. Привычно пренебрегла окриком Милли «Стой!», а когда взялась за ручку, чтобы открыть дверь, почувствовала сильнейшую боль в указательном пальце правой руки. Он был прокушен до кости, и даже следы виднелись от двух тонких клыков...
• Да, вот такие дела, Милли ревнует к Майе и ко всем бабам, - не унимался хозяин, меня он совсем не стеснялся, от него так и несло цинизмом.
Я хорошо себе представлял его центральный офис с круглосуточной охраной, хотя никогда там не бывал, каждый день к ним приходят письма из бедствующих приходов и обителей. Откуда только монахи адреса нужные узнают? даже старообрядцы обращаются к нынешним коммерсантам, наступив на собственную гордыньку. А другие конфессии, секты, так просто атакуют их. И письма шлют всё такие жалкие, униженные, приходилось мне читать их. «Мы последний духовный оплот ... на вечные времена запишем в помянники. Потомкам накажем поминать до скончания мира ... только станьте нашими благодетелями...»
« Ну, кому хотим, тому и поможем, - усмехались бизнесмены такой сговорчивостью строгих моралистов, - захотим, и вся Русь-матушка в синагогах обрящется. Великое обрезание Руси устроим».
За циничным тоном Феликса Арнольдовича читался приблизительно такой подтекст : «Если бы я захотел, я бы этому отцу весь храм его облезлый вызолотил изнутри и снаружи. Но пусть он мне сначала послужит, пусть поклонится мне, а уж потом, покуражившись ... и видно будет.
Да, храм мой тогда был в плачевном виде. Руины, а не храм. И может быть, это не я его мысли читал, а мои собственные отражались от него.
Не знаю, почему была дана этим новым русским такая власть. Сначала коммунистам-атеистам, потом бандитам-коммерсантам. Значит, мы этого заслуживаем, значит этого и заслуживает на самом деле наша слабая вера. Наше малое усердие. Христиане вновь являются неисправными, не исполняют свой христианский долг. Но вот и я понадобился новым хозяевам жизни. Я, а не кто-нибудь другой, не экстрасенс, не шаман, не баптист, не мормон... В этом и был смысл, надо было выполнять свои обязанности, и выполнять хорошо.
Итак, бес не только прельщал, пугал, но теперь уже покушался на живую плоть, которой сам был лишен. Это был серьёзный знак. Какую власть он взял! Это было знамение не только им, но и мне, и всем нам, христианам. Ещё немного времени пройдёт - и воплотится «сын беззакония» - антихрист, настолько полно люди уже предались его воле. И готовы раболепно, бездумно её исполнять и дальше.
Феликс и Алиса, конечно, понимали, кого они в моём лице призывали на помощь, Они сами себя обманывали, когда объясняли аномалии в своей квартире стертым современным сленгом, что полтергейст - это, мол, «шумный дух», некое таинственное физическое явление, ни к добру, ни к злу отношения не имеющее. Просто некий биоэнергетический феномен, и всё, говорят об этом как-то по-снобистски, свысока, словно невесть какие тайные знания выкладывают, но феномен-то кусался! И это плохо укладывалось в псевдонаучные теории.
Алиса быстро опять взяла себя в руки, всё-таки это была деловая, коммерческая женщина, привыкшая владеть своими эмоциями:
• Злых духов нам не надо, - подытоживала она мирные условия, - если это злое, пусть уходит.
Я всегда поражаюсь практичности новых русских людей, наверное, они и вошли в такую силу сегодня, поэтому от них так много зависит. Чаще в пастырской практике приходится сталкиваться с людьми совсем иного рода, которые и сами не знают, что им надо. Какие-то природные нытики.
Придёт такой нытик к священнику и начнёт ныть, жаловаться на жизнь. Надо тогда его спросить: «Вы чего хотите?» На этот тестовый вопрос он не сможет ответить. Так и выявляется нытик. Он продолжит говорить о своих ощущениях, о своём унынии. Ничем такому помочь нельзя. Все великие церковные таинства пред ним бессильны.
Есть и другие, с виду деятельные. Возьмутся за что-то с жаром и тут же бросят. Не из-за трудностей бросят, а неизвестно почему. Мятутся, мечутся из стороны в сторону, и всё в пустую.
Распространён ныне сомневающийся тип. Сделает один шаг и оглянется. Так и не идёт вперёд, так и топчется на месте.
«Можно ли просфору святой водой запивать? - вот типичный их вопрос, который возникает в итоге десятилетней церковной жизни. Или такой вопрос: «Можно ли мыться в воскресный день?» Больше ничего за всё время они не накопили в душе. «Можно ли рыбу есть в день причащения?» «Можно ли целоваться со знакомыми после причащения?» - засыпят такими вопросами. «Можно и соевые конфеты есть в великий пост?» И действительно, для них это самые важные вопросы. У них не возникает вопрос, «Чем помочь ближнему?», «Как участвовать в жизни прихода?»
Приходит ко мне однажды такая, запутавшаяся в трёх соснах женщина, спрашивает: «У меня такая сильная, теплая молитва была, но куда-то ушла. В чём я согрешила?» - и слезу пустит. «В том и согрешила, что считала свою молитву сильной». - Если ответишь так, обидится, перестанет разговаривать, надуется. А чего приходила, чего ждала? Что мы будем восторгаться её красивой душой и будем оплакивать утраченные молитвенные прелести?
Доведут себя этими мелочными, пустяковыми сомнениями до изнеможения, измучаются. А помочь им нельзя. Чем поможешь? Таких настигают в жизни большие стеснения и скорби. То без денег сидят, то без жилья оказываются, с работы их гонят. Только самые критические обстоятельства могут привести их, наконец, в чувство.
Уважаю «новых русских» за деловитость и не перестану это повторять. Хоть и служат они маммоне, но если обратить их, они свою природную практичность, разумность, привнесут и в служение Богу. Они только на первый взгляд казались невеждами в религии. На самом деле они неосознанно, может быть интуитивно, но очень отчетливо чувствовали за кем стоит реальная сила. Силу они и призывали. Искали самое эффективное средство. Эффективность была их спасительным человеческим качеством, поэтому и привели они к себе домой православного священника. От религии им не нужен был ни дурман, ни опиум, ни душевные восторги, но истина, и сила.
Вопрос был только в том, что перевесит: разумность, в которой скрыт образ Божий, или ненасытная жадность князя мира сего. Разумность диктовала умеренность, следование правилам морали: не укради, не убий, не прелюбы сотвори, не обманывай. Подталкивала к следованию традициям - храму, добродетельной, упорядоченной жизни - в этом было их спасение, их будущее, их жизнь. Жадность звала на риск, на обман, потакала необузданным страстям, льстила самолюбию. Это была их смерть.
• Что ж, такой богатый дом, а иконочки не найдется, - заметил я, обращаясь как бы к их совести. Действительно, не дом, а дворец, но образа Божия в нём нет.
Однако, иконы нашлись. И не простые, а XVI века, строгановского письма. В Третьяковку бы такие!
Перекрестился на иконы, похвалил, да начал с Валентиной готовиться к освящению. Облачаюсь, кадило разжигаю. И начинаю молебен...
• Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков!
• А-а-аминь, - откликнулась Валентина
И тут же в коридоре, под дверью, как завизжит кто-то, как ошпаренный. Да, такой визг не могло бы издать ни одно существо мира. Тварь не способна на такие звуки. Это был голос самого ада - противника Твари и Творца.
Помолчали мы, отошли от первого испуга, подождали пока брезгливость не прошла, и продолжали петь потихонечку, устремив молитву к Богу. А гаденыши так и визжали, пока мы молились. Пели мы тихо, голоса не повышали, разве их перекричишь, да и не в голосе сила. Хозяев было искренне жалко. Заложить души дьяволу, какая пошлая суета...
Начал я помазывать стены елеем, кропить кругом святой водой... и при каждом кроплении - взвизги, да на два голоса. Словно действительно кипятком их окатывали. Так и есть, святая вода для них невыносима. Смотрю, и Алиса и Феликс - оба в обморочном состоянии лежат на тахте, тяжело дышат. Я и их окропил. Вздрогнули они от святой воды, что-то рвалось из них. То ли крик о помощи, то ли слёзы покаяния. Но люди оказались крепкими, сдержались. Только руками загораживаться стали. Далеки они были о Бога, не привыкли они следовать голосу совести.
С молитвой, с каждением, со святой водичкой прошли мы по всей квартире, как полагается, и к двери, она легко открылась, выпустив нас, вот тоже чудо! И нет нас уже. Никто не провожал, да мы и не ждали... И побрели мы с Валентиной пешочком к метро. Так и шёл я в облачении, как был. И кадило в руках курилось, словно ещё не остывшее после боя оружие.
У каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл. Бесы из квартиры с того дня ушли, стало тихо. А через год Валентина принесла весть: Феликса Арнольдовича застрелили в подъезде, не помогла охрана, Майя разбилась на новой машине, Алиса Марковна в сумасшедшем доме, всем известная фирма обанкротилась.
Жадность всё же победила, а как жалко! В их собственном доме Господь явил великое чудо. Он изгнал бесов, готовых вцепиться им в глотку. Господь готов изгнать бесов из всей страны, только обратитесь к Нему.
И как долготерпелив Господь! Сколько времени им было дано, чтобы образумится, - целый год! Но они даже не улучили минуточки, чтобы придти ко мне в храм, поблагодарить Бога, внести, может быть свою лепту в восстановление храма. Они ничего не дали, ни копеечки... Никто не требовал, и они благополучно забыли.
Бесы ушли из квартиры, но нашли их души. Коммерсанты не захотели расстаться с гадством и расстались со всем, что у них было. Даже с собственной жизнью.