Двое
…Одиночество – сволочь, одиночество – скука…
Что же в голове засела такая глупость? Песенка дурацкая. Сколько себя помню, никогда не любил таких надрывных откровений. Осталось еще слезливо исполнить «…не жди меня мама, хорошего сына…».
…Одиночество – сволочь, одиночество – скука…
Одиночество – сука! До этого он бормотал эту дурацкую, как ему казалось, песенку под нос себе, но последнюю строчку с горечью, как чертыхнулся, как сплюнул.
Вот достало!
Какое одиночество? У кого? У него? Здорового, не побоюсь этого слова, умного мужика, чуть за сорок? Да я свободный, как птица. У меня масса способностей и умения. Я за что не возьмусь – все могу! А чего не могу, это значит, что оно мне на фиг не нужно. Бабки в кармане есть? Есть. Во всяком случае, пойти куда-нибудь сейчас и гульнуть, так, чтобы тополя закачались – могу. Но не хочу. Не хочу! Копейки больше ни одной на это дело не потрачу.
Аркаша, мужчина средних лет, коротко, качественно стриженный, с внимательным взглядом светлокарих глаз, аккуратными усами с пегой подпалиной на правой губе. Это седина его так странно отметила, было дело. Тонкий свитерок, куртка-ветровка на подстежке, голубые джинсы. Он ведет такой монолог, сидя в стоящей в гараже машине. Достал из внутреннего кармана куртки блокнотик. Полистал. На нужной страничке сосредоточился. Пока он сосредотачивается, обрисуем обстановку.
Гаражи. Обычные, на когда-то заброшенном пустыре организованные несколько улиц гаражей. Как близнецы в ряды стоят. Двери, или ворота, кому как удобнее, фактически стандартные, одновременно и в одном месте заказывались. Это потом уже началась самодеятельность, кто-то кирпичом обложил, кто-то крышу поднял, труб наставили разной высоты и толщины. Обогреваться зимой стали, или просто вентиляцию обеспечили. У Аркадия створки ворот открыты, капот немного выдвинут за порожек гаража. Он только что приехал и еще не поставил свой «Форд» на место. Думает. Решение принимает.
Утро. Поздняя осень. Утро сумрачное, вот-вот дождь зарядит, и зарядит такой, что до вечера все вокруг промочит, во все щелочки просочится. Тучи низкие, за вершины тополей цепляются и спешат куда-то, где-то планируют пролиться полностью. На лобовом стекле пара бурых, жухлых листочка приклеились. Вид у этих листочков такой жалкий, что невольно зябко становится.
Аркадий, наконец, разобрался в своих записях. Ему племянник от младшего брата выписал цены в городе на оборудование для автомоек. Племяш в интернете «шарит», а Аркадий никак не привыкнет к этим планшетам, гаджетам. А может быть, просто ленится.
У Аркадия автомойка. Вот уже скоро год будет, как возится он с ней, хорошо, что сил и денег хватило за лето самое необходимое уладить. Пришла осень, с грязью, лужами, брызгами, потеками – а мы тут, как тут. В этом ему повезло, самая для него работа началась. Мойку удалось на въезде в их городок поставить. Кто понимает – это удача! Естественно, со временем здесь «авторемонт» ставить надо будет. Дороги в городке такие, что «день жестянщика» месяцами празднуют. И вот, появилась у него копеечка, надо расширяться, новое оборудование прикупать. Пеногенератор 50 литров присмотрел ему племяш, цену приемлемую подобрал, адрес магазина написал. Надо ехать. Хотя устал очень, всю ночь у себя в ангарчике провел, налаживал, крепил, подвешивал. Занимался тем, чему у хорошего хозяина конца-края нет.
Решился, закрыл гараж, в магазин поехал. Магазин нашел быстро, с продавцом все обговорил, оборудование посмотрел. Договорились, что они завтра сами приедут, привезут, наладят и - работайте на здоровье.
Прямо к магазину кафешка прилипла, открытая веранда наружу. Закрыл машину, зашел и сел с краю, у перил, решил кофе выпить, бутерброд съесть, дома не завтракал. Да и разве можно назвать домом то место, где он жил. Так, комнатушку прикупил в «гостинке» и ночевал. Он даже не готовил там ничего. Холодильник небольшой у него там стоял, он им почти не пользовался.
Куда рассказ не уводи, всё равно надо будет признать - хмуро Аркадий жил. Как бы через силу. Вот нашел себе занятие – автомойка, но до конца увлечься этим не мог. Чего-то не хватало. Не в смысле материально. Нет. Да и не волновала его материальная сторона никогда. На этой почве он, по-видимому, и не находил общего языка с людьми, и новых друзей не находил. Почему новых? Старые у него враз, все, в одночасье сгинули. А он остался. Он по профессии геолог. Был. Не кабинетным геологом был, вахтовиком он был, разведчиком. Была у него своя бригада, коллектив за несколько вахт в «полях» сработался, сдружился, понимали друг друга с полуслова. И была у него в коллективе подруга Галя. Кремень девка! И красавица! Вы представляете себе, чтобы девушка была одновременно и красавицей и умным незаменимым другом. Нет? А вот она такая была. Может быть, и женились бы они…, может быть. Вертолет разбился - и всё! Все, сразу погибли. Их и не искали, они рядом упали. Хотя высоту успели набрать такую, что падая, вертолет по склону размазало. Двигатель только более-менее целый, катился по склону и все, что было перемалывал. Почему Аркадий тогда не полетел? Сложилась какая-то причина, формальности какие-то завершить надо было. И решили, что полетит он следующим бортом. Случай?
Не полетел тогда. И теперь, в его частых снах сидят они все, друзья его, товарищи, у костра, о чем-то говорят, что-то у него спрашивают, а он не знает ответов. Мучается. Галя с ними сидит. Галя всегда веселая.
Сначала запил он. Круто запил, одиноко, никого к себе не подпускал. Уволился из экспедиции, конечно. Он представить себе не мог, чтобы уйти в поле без старой бригады. Вернулся в городок на юге, где, не более года, как родители померли, и брат младший с семьёй жил. Родительский дом делить не стали, брату отошел – у него семья. А сам в одинокого волка превратился. В какой-то момент связался с женщиной. Она взялась бороться с его запоями. Опомнился, когда понял, что ей больше его деньги нужны. Сначала прибить хотел. Буквально. В какой-то момент он понял, что совершенно спокойно, если не прибьет, то ударит, как мужика. От брезгливости не смог. Невольно, оказалось, всех женщин с Галей своей сравнивал. Понятно, что все проигрывали. И после, если появлялась женщина, когда уже невмоготу было, приводил её в комнатку свою, без всяких сантиментов, и среди ночи выгонял. Городок небольшой, и скоро его женщины обходить стороной начали.
- У нас сейчас перерыв небольшой будет, ночь работали…, а вы наверно покушать хотели? – это женский голос за спиной.
- Что, и кофе не нальёшь? – не поворачиваясь, спросил Аркадий, откинувшись на спинку лавки. Он уже готовился вставать, только не знал, куда ему теперь идти, или ехать.
Из-за спины вышла женщина и начала ровно сложенным в квадрат полотенцем вытирать стол. Аркадий голову не поднял, только внимание его привлекла рука женщины. Красивая рука и маникюр. Он в маникюре не разбирается, но этот показался ему вызывающим.
- А ты кто? Официантка? – и поднял глаза на женщину. Ожидал увидеть девушку не старше двадцати, а перед ним стояла женщина, возможно, его ровесница. Темно-синий свитерок под фирменным, похоже, костюмом, и под цвет свитера передник с традиционным большим карманом. На голове туго завязанная на затылке черная с золотыми цветами косынка, стянувшая голову так, что едва видны выбившиеся на висках темные пряди. Глаза восточные, большие. Нет, сказать восточные – мало. Калмыцкие глаза, или башкирские, но скулы не сильно выдаются и лицо почти славянское.
- А что, молодежь разбежалась?
Женщина спокойно стоит перед ним, едва заметно улыбаются глаза. Полотенце оставила на столе, из кармана передника достала блокнот. Да вот уже и не улыбаются глаза.
- Что, не в настроении? Говорите. Сделаю вам кофе. Горячих сосисок могу принести. Остальное меню - не обессудьте – пока пересмена не закончится, ничего не будет.
- Ты мне только остатки с кухни не неси. Да? Кофе холодный принесешь - на стол выплесну, - говорит это, глядя в стол.
Женщина чуть вернулась, она уже почти отходила, стала у него за спиной. И заговорила вдруг тихо, спокойно, будто они давно разговаривают.
- Я сделаю все, как надо, не волнуйтесь, и кофе горячий будет. Вы только постарайтесь, когда я вернусь, ко мне на вы обращаться. Я вот вижу, вы устали. И ночь не спали. Глаза у вас красные. У меня тоже ночная смена была. Знаете, как здесь за ночь выматываешься?
И её каблучки зацокали в сторону служебных помещений. Аркадий не сразу обернулся. Он опешил. Все было сказано так естественно, так убедительно и без претензий на спор, или обиду, что он застыл, соображая, что это было. Потом, когда повернулся, никого рядом уже не было. В кафе действительно, практически никого не было. Два мужика в дальнем углу курили, перед ними пустые стопки стояли. Один из них оглянулся на Аркадия, будто взгляд почувствовал, криво, всем гуттаперчевым лицом подмигнул, повернулся к собеседнику, они еще несколькими словами лениво перебросились и потопали на выход.
Ситуация. Аркадий вытянул под столом ноги, руки засунул в карманы куртки и задумался. А что? Спешить некуда. Сказать точнее – он даже не знал, куда ему сейчас идти или ехать. Возвращаться на работу не хотелось, а больше у него не было места, куда можно прийти в любое время и не оказаться лишним. А может быть я напрасно все это затеял? С этой дурацкой мойкой, с житьём таким – бобылём? Может в тайгу куда-нибудь уйти? Одичать, охотиться, с медведем подружиться? А что? Или это у меня крыша едет?
- Уберите руки, я еще раз вытру, забрызгивает сюда, всё-таки. Может, в центр пересядете?
- Что? Нет. Мне здесь хорошо.
На этот раз Аркадий рассматривал женщину, пока она управлялась у него на столе. Движения у неё были ловкими, какими-то плавными. И лицо спокойное, сосредоточенное. Будто она прибор сложный собирала. От трех полных аппетитных сосисок шел пар. Пар шел и от горки пюре фигурно уложенного на тарелочке рядом с сосисками. Синяя салфетка на стол, нож, вилка. Поставила чашку кофе на блюдце. И сразу же в кофе каким-то чудом залетела капля дождя. Дождь начинался нешуточный. Хорошо, что машину рядом поставил.
- Ну? Перенесем вглубь веранды? – опять спокойно, по-домашнему спросила, - через полчаса не только рукава, и штаны мокрые будут.
- Да. Пожалуй, - стал выкарабкиваться из-за стола Аркадий.
Взял со стола кофе, остальное собрала и по очереди перенесла официантка.
«…Отчего же так плохо,
Отчего же так больно…»
Это уж Аркадий услышал острым слухом путешественника: официантка, пока двигалась между столиками, напевала, но напевать старалась так тихо, чтобы он не слышал. Это всегда понятно. Если человек хочет, чтобы его слышали, он это по-другому делает. А песенка-то была та самая, что засела у него в мозгах еще с раннего утра.
- Одиночество – сука?
Она с недоумением глянула на него. Её, видимо, резануло по слуху вначале грубое слово, потом лицо разгладилось, глаза улыбнулись.
- Знаете эту песню? А по вас не скажешь, что бы это вашего вкуса песня была.
Аркадий отхлебнул кофе, удовлетворенно, поиграв бровями, оценил качество. Взялся за вилку и нож. Характер не давал воли, выдерживал паузу. И он молчал.
И женщина, молча, стояла у соседнего стола и ждала, ответит или нет. Спокойно стояла. И Аркадию вдруг стало неловко. Где-то внутри, глубоко, откуда он давно уже ничего не доставал, шевельнулось забытое слово «извините».
- Вам обязательно, чтобы вас на «вы» называли?
- Нет, конечно. Вы же знаете, что с иным человеком с первого слова начинаешь общаться доверительно, и на «ты». А так, как вы начали со мной разговаривать, я считаю, что это должен был быть разговор на «вы». Что? Не так?
- Что же вы, сложная такая, тонкая, прислуживаете здесь?
- Так получилось.
- Ясно. У нас с вами есть кое-что общее. Я тоже мог бы сказать: так получилось.
- О как!
Опять помолчали.
- Вы, если больше ничего заказывать не будете, то давайте с вами рассчитаемся.
- Спешите?
- Да нет, - она хмуро посмотрела на дождь, - некуда мне спешить. Но и стоять с вами рядом – удовольствие небольшое.
- Странно, - он говорил с расстановкой, неспеша, - женщина, дом, семья. Туману напускаешь? Так уж и некуда идти?
- Слушайте, у меня смена кончилась. Я сейчас на ваши копейки плюну и уйду. А вас перед этим с удовольствием пошлю. Туда, куда положено.
- Опа! Погоди. Я серьёзно спрошу. Про «одиночество» без понтов, серьёзно пела? Да ты сядь. Давай поговорим.
- А ты знаешь, что такое – одиночество? Тоже – без понтов? – она подошла, и оперлась локтями на спинку стула напротив.
Аркадий поднял на неё глаза. Вопросы уже задавала она. И взгляд её пересмотреть невозможно было.
- Знаю, - твердо ответил.
- Я тоже знаю. И мне кажется, так как я, этого никто не чувствует.
- И мне так кажется. Ты сядь, всё таки. А почему так, как ты думаешь?
Женщина повернулась в сторону дождя, помолчала и сказала:
- А я, когда об этом задумываюсь, я вдруг вспоминаю, что …, - она перебила сама себя, - вы Евангелие читали?
- Ну. К чему это ты?
- Там Господь Иисуса Христа на испытание в пустыню послал, помните?
- Я смотрю, мы с тобой одинаковые песенки поем, Евангелие, вот, в одном месте читаем. Только там сказано, что «Иисус Христос, ведомый Духом, удалился в пустыню». И что?
Женщина села напротив и улыбнулась.
- Нашли мы с вами, о чем с утра поговорить. Ну ладно, договорим. Так вот. искушениям там Иисус подвергался, испытаниям, да? Значит, выбрано было самое тяжелое, самое сложное для человека состояние, во время которого он подвергался испытаниям. Искушениям этим. А самое сложное для человека – это одиночество. Хоть добровольное отшельничество, хоть вынужденное – одиночество. Так в природе человеческой заложено. Скажете не так?
- Слушай, давай на «ты»?
- Хорошо – тыкай, - она усмехнулась.
- Меня Аркадием звать. А тебя?
Женщина улыбнулась.
- Красивое имя. Подходишь. А меня – Галина, - она перестала улыбаться, - э, ты чего?
- …то-то…, я же чувствую…, она тоже, кстати, Евангелие читала, и меня приучала.
- Вот это да. Первый раз вижу, чтобы мужики, из-за нас, баб, так переживали. Что? Потерял? Галина – значит? Глаза вон, мокрые.
Аркадий суетливо достал платок и промокнул глаза.
- Эх, - досадливо резко спрятал платок, - первый раз с тех пор, как она погибла, слезу пустил.
- Посиди. Пойду, нам кофе еще сделаю.
- Мне бутылочку воды холодной принеси.
И Аркадий остался сидеть один, глядя на дождь. И почувствовал он вдруг давно забытое чувство, что он не один. Вот не один – и все! Без всяких объяснений.
Сидели долго. Он рассказал ей про свои экспедиции. Почти всю жизнь рассказал. Никогда таким болтливым не был. Она слушала хорошо. Она смотрела на него так, будто то, что он ей говорил, было важнее всего на свете для неё. И он говорил. Потом она рассказала, как потеряла мужа и двоих детей в большом пожаре, два года назад. Когда целые деревни выгорали. В основном все жители остались. Государство им помогало строиться. А она уехала. Образованная, учительница работала теперь официанткой здесь, на юге. И не знала, как дальше жить.
- Послушай, я засыпаю. Пойду я домой. Захочешь, приходи сюда в кафе, поговорим.
- Я тебя отвезу домой. Смотри, дождь не прекращается.
- Я пойду, зонт возьму, он у меня старый, но большой, до машины дойдем.
У дома, сидя в машине, он как-то невольно, без особого умысла взял её под руку.
- Погоди, посиди еще минутку. Что-то еще хотел тебе сказать.
Через две, свою и её куртки почувствовал тепло её руки. Невольно прижал к своему боку. Она не сопротивлялась.
- Номер телефона своего дай?
Улыбались, распутывали руки, доставали свои мобильники, потом долго обменивались номерами. Наконец она вышла и, не оглядываясь, ушла в подъезд.
Позвонил он через несколько минут.
- Аркаша, я еще до конца не разделась. Вот, стою картошку жарю. А ты где?
- В машине, у подъезда. Твоего.
Молчали, сопели в трубку.
- Знаешь, у меня мужских тапок нет.
- Я только что купил.
- А я картошку на двоих жарю.