Быть человеком. Часть I - Опалённые временем

Книга издана, Вы можете ознакомиться с ней по ссылке - http://ridero.ru/books/byt_chelovekom/

                /Посвящаю моему отцу Люкову Николаю Ивановичу/
                    Часть первая

                ОПАЛЁННЫЕ ВРЕМЕНЕМ

                СТАНИСЛАВ   
                1953
    Утопающий в буйной зелени Станислав, уютно раскинулся в предгорьях древних Карпат. Город был основан в семнадцатом веке семьёй польских шляхтичей Потоцких и первоначально назывался Станиславов. Его основали как крепость для защиты от набегов крымских татар и запорожских казаков. Крепость не раз выдерживала осады турецких и русских войск. В 1939 году он вошёл в состав УССР, в ходе присоединения Западной Украины к Советскому союзу, и был переименован в Станислав.

    Семья Нащокиных проживала по улице с красивым названием - Блакитная. Квартира занимала первый этаж небольшого двухэтажного особняка. Дом был добротный, с палисадником, небольшим двориком и садом, окаймляющим его. Соседние дома, в основном , такие же двухэтажные особняки, летом утопали в зелени и цветах. Обильная растительность практически полностью скрывала их от постороннего взгляда. Настолько плотно, что со стороны виднелись лишь красные, черепичные крыши. Улица, вымощеная брусчаткой, с одной стороны упиралась в высокую кладбищенскую стену из красного кирпича, а с другой заканчивалась большим, глубоким оврагом. Здесь любили собираться и играть все окрестные мальчишки.

   Старший лейтенант госбезопасности Николай Нащокин дома практически не бывал. Боевой офицер-фронтовик, продолжал рисковать жизнью ничуть не меньше, чем на фронтах былой войны. Там, по крайней мере, не возникало вопросов: кто враг и где он находится. А в этой, казалось бы, мирной жизни всё было намного сложнее. По заявлениям советского политического руководства, националистические бандформирования были полностью разгромлены и все антисоветские элементы и кулаки высланы в Сибирь ещё в 1950 году. Завершившаяся на Западной Украине коллективизация ознаменовалась полной победой колхозного строя. Но, на самом деле, это было далеко не так. Время было очень тревожное. Недобитые банды националистов скрывались в лесах. Продолжались насилия, убийства, поджоги.



                НИКОЛАЙ     (1945 год)

   Нащокина прооперировали накануне. Утром, проснувшись, он долго лежал на спине, не шевелясь и не открывая глаз, словно боялся нарушить состояние покоя и умиротворения, в котором ощущал себя в данный промежуток времени. Боль притупилась. Пожалуй, впервые за всё время, прошедшее после ранения, он чувствовал себя так хорошо. С закрытыми глазами лучше думалось. Уже который раз он мысленно возвращался в тот день, когда со своим взводом батареи сорокапяток, в ходе наступательного боя за польское местечко Бельска Бяла, вел интенсивный огонь по противнику. Бой был жестокий. Немцы дрались остервенело и много раз пытались контратаковать. Батарея стояла насмерть, отбивая все контратаки и давая возможность пехоте продвигаться вперёд и закрепляться на отвоёванных позициях. Гитлеровцы прилагали отчаянные усилия к тому, чтобы сбросить их с плацдарма и восстановить оборону. Контратаки следовали одна за одной. Многие были убиты, а раненые продолжали воевать. Николай перебегал от одного орудия к другому, помогая товарищам вести огонь. Подтаскивал снаряды, заряжал, производил выстрел, спешил дальше. Страха не было. Было только стремление выстоять. Разорвавшийся в расположении батареи снаряд изрешетил ноги осколками. Его оглушило и присыпало землёй. Очнулся уже в санбате. Резкая боль в ногах давала о себе знать. Звенящий шум давил на уши. Сильно болела голова, а глаза почти ничего не видели. Необходима была операция. Вечером, того же дня, с Краковского аэродрома взлетел в небо американский "Дуглас", загруженный под завязку ранеными. Так Нащокин очутился в небольшом западноукраинском городке Станиславе, в тыловом госпитале. Город был областным центром и своей архитектурой напоминал польские города, которые ему довелось освобождать.

    Итак, война, которая приближалась к своему завершению, для него закончилась уже сейчас. Не придётся ему, как видно, участвовать в штурме Берлина. Эк, его угораздило, не ко времени. Всю войну, считай, прошёл, ни одной царапины. А на последнем этапе не уберёгся. Обидно только, что уже не пройдёт он по улицам поверженного Берлина, не побывает в самом логове фашистского зверя.

    - Всё! Отвоевался, гвардии лейтенант, - с горечью подумал Николай.

    Утром, после очередной операции, подсел к нему пожилой хирург-подполковник.

    - Ну, что, лейтенант, как спалось? Какие сны смотрел?

    - Про войну, будь она неладна.

    - Ну, мил мой, война, для тебя уже закончилась. И без тебя теперь управятся. Вот поправишься, отдохнёшь маленько и домой поедешь. Родители-то живы? Заждались, поди?

    - Живы, слава Богу! - Ответил Николай и тут-же осёкся...

    - Вы не подумайте, товарищ подполковник, что я верующий какой. Это как-то само собой вырвалось. Привычка деревенская...

    - Да ты, парень, не тушуйся. В душе должно быть место и Богу, иначе жизнь человеческая теряет всякий смысл. Каждый для себя когда-нибудь решает этот вопрос. Ну, да ладно! Какие твои годы, лейтенант. Радоваться должен, что живой остался в такой-то войне. А на ноги мы тебя поставим. Обязательно поставим. И не таких поднимали. Воевать, правда, не придётся больше, не успеешь просто. А вот на свадьбе своей отплясывать будешь, только держись. Невеста-то есть?

    - Не успел, товарищ подполковник,- улыбнулся Николай,- я, ведь, на фронт, можно сказать, со школьной скамьи ушёл. Пришли к военкому всем классом. Дело было в августе, а мне семнадцать лет только в декабре исполнилось бы. Я военкома, с трудом, но всё же уговорил. Записал он мне рождение августом месяцем. А число, чтоб мне не забыть, двадцать четвёртое взяли. Я ведь двадцать четвёртого года рождения. Очень удачно получилось. Но военком, всё же, вместо фронта направил меня в артиллерийскую школу, чтоб как раз и фактический возраст подошёл. Потом поступил на ускоренные трёхмесячные курсы в военное училище. По окончании присвоили младшего лейтенанта и сразу на фронт...

    От острой боли, пронзившей, вдруг, ногу, он непроизвольно застонал, но тут же взял себя в руки и продолжил.

    - Отец мой вернулся с фронта в сорок четвёртом, на костылях. Ногу ему оторвало... правую... по самое... дальше некуда, как говорится. На одной только жилке и держалась. Так он, прежде, чем потерять сознание, с такой силой обхватил её руками, что санитары отнять не смогли, чтобы выбросить за ненадобностью. Так и приволокли в санбат. А там подвернулся хирург-умелец, пришил её на место. Мать пишет, прижилась. Пока кое-как управляется с костылями. А как крестьянину хозяйство вести на костылях? А теперь вот и я...

    Николай прикусил губу и закрыл глаза, чтобы не видно было нечаянной слезы.

    - Отставить, лейтенант! - Цыкнул на него подполковник. - Нако вот, что я принёс, держи. И вложил ему в руку небольшой, но довольно увесистый кулёчек.

    - Детям своим будешь показывать, для наглядности. Им воевать-то, врят ли, придётся, но понятие должны иметь, кому они жизнью обязаны. И напоминать почаще, чтобы не забывали. Чем сильнее память, тем крепче мир будут беречь. Ведь, не зря же, столько душ загублено.

    Николай развернул кулёк и на простынь просыпались кусочки металла, числом с дюжину. Они были разной формы и размера, с острыми рваными краями.

    - Это самые крупные, - прервал минутное молчание подполковник, - а, что помельче, в ноге остались. Чтобы их извлечь, пришлось бы всё исполосовать. Может, какие и сами выйдут со временем, а так придётся тебе их всю жизнь в себе носить. Эта память всегда при тебе будет. Ну, мне, пожалуй, пора. Засиделся я тут у тебя. Поправляйся, лейтенант!

    Николай лежал и думал, перебирая пальцами осколки:

    - Вот, ведь, какой необыкновенный человек. Нашёл время, не смотря ни на занятость, ни на усталость. И, вроде, посидел всего-ничего и говорил не так уж много, но сколько в нём чувствуется силы духа и веры, и как он умеет тихо, ненавязчиво вселить уверенность в себе и так расположить собеседника, что хочется излить ему всю свою душу, без утайки, аж до самого донышка.



                ШУРОЧКА     (март 1945)

    Просыпаясь, начинали ворочаться и подавать голоса соседи по палате. Николай открыл глаза и повёл взглядом по койкам.

    Вот уже месяц пролетел с того дня как, прямо с операционного стола,его принесли в эту палату. За это время немало народу поменялось. Много человеческих трагедий происходило на глазах у Нащокина, смешиваясь в одну общую трагедию всего многострадального советского народа. Двадцать железных коек, установленных в палате, никогда не пустовали. Конвейер войны работал бесперебойно. На смену одним привозили других. Кто, успешно излечившись, отбыл вдогонку за фронтом, дальше на запад, добивать фашистскую гадину в его логове. Кого-то комиссовали, а кто-то, не справившись с выпавшими на его долю страданиями, помер.

    Николаю уже сообщили, что в результате боя, в котором он был ранен, от батареи в живых осталось только двое, считая его. За мужество и отвагу, проявленные в бою, их представили к награде.

    Нащокин считал, что слишком залежался. Он уже без посторонней помощи, правда с палочкой, выбирался на прогулки в мартовский сад, в котором ощущался запах наступившей весны. Николай считал себя достаточно здоровым и окрепшим. Нет, больше ему тут оставаться незачем. Пролёживать бока, когда другие сражались на передовой, ему не позволяла совесть. Нужно сегодня же поставить вопрос о выписке. Надежда на скорое возвращение в свою часть уже полностью овладела им. Рано его списывать со счетов, он ещё повоюет. А, если повезёт, то шарахнет прямой наводкой по Рейхстагу, да так, что на весь мир слышно будет...

    В коридоре послышались быстрые шаги и в дверь не вошла, а впорхнула сестра Шурочка, всеобщая любимица, как всегда улыбчивая и приветливая, звонким переливом рассыпая свой голос:

    - А, ну, герои, просыпа-а-айтесь! Как спали, герои-соколы? Какие просьбы-жалобы? А кто ещё забыл сделать укольчик?

    Так щебетала она, проворно делая своё дело, порхала из одного угла в другой, от койки к койке и от этого щебета легче у всех становилось на душе, отходила тоска, уступая место надежде. Здесь, среди этих суровых, искалеченных войной людей, она ощущала всю свою значимость и полезность. Ей только-только исполнилось семнадцать лет и её неуёмная энергия рвалась наружу. Ей столько хотелось сделать доброго, нужного, необходимого. С юной горячностью и безрассудностью кидалась она на любой зов о помощи, словно в свои семнадцать лет боялась не успеть отдать людям частичку своей души. С большой трепетностью относилась она к своим нелёгким обязанностям. Чужую боль воспринимала, как свою собственную и счастлива бывала безмерно за других, если всё у них складывалось хорошо. Она старалась выкроить время для каждого раненого бойца и хоть капельку облегчить его участь. Одному поможет написать письмо домой, другому же почитает долгожданную весточку от родных. Все любили её и называли, кто дочкой, кто сестрёнкой, а кто по имени, но обязательно ласково - Шурочка. Родных у неё никого не осталось. Одна, как перст, на всём белом свете.

    Её отец, Стефан Лисовский, прежде держал свою аптеку в самом центре Станислава. В 1939 году, после присоединения Западной Украины к Советскому Союзу, аптеку национализировали, но он продолжал в ней работать, получая за это определённую зарплату.



                ВОЙНА       (июнь  1941 года)

    Предчувствие большой войны казалось висело в воздухе. Участились случаи нарушения нашей границы немецкими самолётами. 21 июня над городом появилось несколько самолётов ФВ-89. Была объявлена боевая тревога, но на КП приказали огня не открывать.День прошёл в тревожном ожидании. Наступила короткая июньская ночь. А 22 июня в 3 часа 00 минут гитлеровская авиация бомбила Киев, Одессу, Севастополь и другие города. С 3 часов 30 минут артиллерия противника ведёт сильный огонь по нашим пограничным заставам и  укреплённым районам. Почти 400 километров границы под Станиславом прикрывала 12-я армия. С воздуха город прикрывал 12-й истребительный полк, который базировался на аэродроме Боушев, близ Станислава, и имел на 48 пилотов 66 истребителей. При первом же налёте вражеской авиации на аэродром полк лишился 36 машин. Но 8 наших машин всё же сумели взлететь. Завязался воздушный бой, в результате которого было уничтожено 11 вражеских самолётов. Наши потери составили 3 самолёта. Два самолёта "юнкерс-88" сбили зенитчики и захватили в плен пять немецких лётчиков.

    22 июня ряд командиров РККА(Рабоче-Крестьянская Красная Армия) и их семьи подверглись нападению боевиков ОУН(организация украинских националистов). В некоторых населённых пунктах, на направлении ударов немецких войск, произошли вооружённые выступления националистов. Отряды ОУН, поддерживаемые частью местного населения, в основном в сельской местности, нападали на мелкие части РККА, на одиночные машины, разрывали линии связи. Некоторые группы боевиков были переодеты в красноармейскую форму, что в значительной степени обеспечивало успех их провокационным действиям.



            ЛИСОВСКИЙ    (1941 год)

    С началом боевых действий в город в большом количестве стали поступать раненые. Городскую больницу в спешном порядке переоборудовали под госпиталь. Ощущалась острая нехватка медицинского персонала и Стефан Лисовский предложил свои услуги. Ему приходилось ассистировать хирургам, а иногда и самому делать несложные операции. Гитлеровцы наступали стремительно. Госпиталь срочно был эвакуирован дальше на восток. Остались только самые тяжёлые, которых эвакуировать не было никакой возможности, ввиду их критического состояния.

    Несколько дней власть над городом была в руках украинских националистов, а 2-го июля Станислав заняли венгерские войска. Хортистская Венгрия была союзником гитлеровской Германии и тоже участвовала в вооружённой агрессии против Советского союза. В городе была образована венгерская администрация, а так же и местная украинская вспомогательная администрация (бургомистр, старосты, полиция). Сразу же начались погромы. На месте расстреливали тех, кто выказывал малейшее неповиновение новому порядку. Местные украинцы начали убивать евреев и грабить их имущество. Несколько тысяч венгерских евреев было переселено в Станислав из Венгрии. А 26 июля город перешёл под управление германской администрации.

    Стефан Лисовский остался в Станиславе. Да и некуда ему было уезжать. В этом городе он родился, здесь был его дом, здесь веками жили его предки, а на кладбище были похоронены родные и близкие ему люди. Осталась и его семья, жена с дочерью, хотя он и пытался отправить их вместе с госпиталем, но они категорически противились этому. Никто тогда и представить не мог, что эта война будет длиться так долго. Вместе с оккупантами возвращались и те, кто бежал от Советов в 39-м году. Они надеялись, при помощи новой власти, вернуть то, что потеряли и поквитаться с большевиками за причинённые ими лишения и обиды.

    Обитатели госпиталя пребывали в тревожном ожидании. Они напряжённо прислушивались к каждому звуку, долетавшему с улицы. Лисовский для себя уже решил оставаться здесь и разделить участь этих, искалеченных войной, людей. Попытаться каким-то образом защитить, оградить их от возможной беды. Их было четверо, беспомощных, неспособных постоять за себя, людей. Из них - два командира: капитан и молоденький, безусый ещё, лейтенант. Капитан-танкист был особенно плох. Каким-то чудом удалось ему выбраться из горящего танка. Всё тело его было в ожогах. Он лежал без обеих ног, совсем ослепший, с раздробленной челюстью и беспрерывно стонал от невыносимой боли. Другие находились не в лучшем состоянии.

    Внезапно, все услышали гул моторов, подъехавших к зданию грузовиков. Донеслась чужая, гортанная речь, стук кованых сапог, выпрыгивающих из машин солдат. В следующее мгновение цокот подков донёсся уже с лестницы, ведущей на второй этаж, где, в одной из комнат, находились раненые красноармейцы.

    Двери распахнулись и в палату вломились молодчики, в мышиного цвета форме, в нахлобученных на глаза касках, с короткими автоматами на изготовку.
Следом вошёл молодой, щеголеватый офицер, в фуражке, с высоко задранной тульей, с поблёскивающей стекляшкой монокля в глазу. Он остановился посреди комнаты и, постукивая стеком по голенищу, надраенного до зеркального блеска, сапога, оценивающе огляделся вокруг. Поняв, что Лисовский здесь главный, он обратился к нему, обнажив белозубый рот. Говорил он на чистейшем русском языке.

    - В этом здании будет организован госпиталь для доблестных солдат фюрера. Германское командование с уважением относится к мужеству и стойкости противника и не собирается мстить этим, заслуживающим сострадания людям. Напротив, руководствуясь, исключительно, чувством гуманности, мы поможем вам перебраться в любое другое здание, которое вы нам укажете. Предлагаем вам спуститься во двор и начать погрузку в машину. С собой можете взять всё самое необходимое. Только всё это нужно делать очень быстро.

    Во время своей пафосной речи он широко улыбался, демонстрируя этим своё особое расположение и участие.

    - Пан офицер! - перебил его Лисовский, - эти люди находятся в крайне тяжёлом состоянии и их нельзя куда-либо перемещать. Они просто не выживут. Это равносильно убийству.

    При этом, волнуясь и отчаянно жестикулируя, он, непроизвольно, наступал на, всё ещё улыбающегося, офицера, во взгляде которого удивление сменялось брезгливой высокомерностью.

    - Я несу ответственность за них и не позволю кому бы-то ни было...,-
подойдя, почти вплотную, кипятился он. - Как лечащий врач, я просто требую оставить их здесь, насколько это будет возможным.

    В одно мгновение улыбка слетела с холёного лица немца и он резко, наотмашь, ударил Лисовского стеком по лицу.

    - Швайн...- прошипел он и, развернувшись на каблуках, пошёл прочь, на ходу отдавая приказания солдатам.

    Раненых красноармейцев, как попало, покидали в кузов и отвезли к ближайшему оврагу. Посбрасывав их на землю, тут же стали расстреливать, ногами сталкивая тела вниз с откоса. Лисовский, до конца пытавшийся поддержать и подбодрить товарищей, разделил их участь.



                АННА         (1941 год)

    Когда жена Лисовского узнала о расправе над ранеными красноармейцами, то сразу же поняла, что её Стефана больше нет в живых. Нет, она не заголосила, не запричитала. Она будто окаменела вся.

    - Собирайся, дочка! Пойдём папу искать... Убили его фашисты. Нужно его похоронить по человечески.

    Анна взяла у соседей тележку на колёсах и пошли они с Шурой к тому оврагу, который начинался сразу за кладбищем. С собой захватили лопату, чистую простынь да пару холщовых мешков, чтобы прикрыть тело. Благополучно, никем не замеченные, добрались до места. Было раннее утро. Они шли по дну, заросшего кустарником и крапивой, оврага, с трудом продираясь сквозь заросли.

    Место казни открылось им совершенно неожиданно. Забинтованные, окровавленные тела лежали в самых неожиданных позах. Они были густо облеплены муравьями. Вороны, привлечённые запахом крови, начинали уже слетаться со всей округи. В предвкушении предстоящего пиршества, они чёрной тучей кружили над оврагом, оглашая окрестности громким, зазывным карканьем.

    - Жди здесь! - Сказала Анна дочери и вышла из кустов, с трудом сдерживая, внезапно подкатившую тошноту. Стефана она увидела сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки. Открытые, безжизненные глаза были устремлены в небо. Анна ощутила, как раскалённый огненный шар обжёг грудь, виски сдавило. Ноги неожиданно подкосились и она грузно осела на землю, беспомощно цепляясь за ветки.

    Дочь метнулась к матери, упала рядом на колени, обхватила её за плечи и..., в тот же миг, увидела отца. Словно налетев, со всего маху, на неожиданное препятствие, когда от сильной боли перехватывает дыхание и нет никакой возможности сделать полный вдох грудью, чтобы криком заглушить страдание, она уткнулась носом куда-то в материну шею и тихо заскулила, подвывая, как собачонка.

    - Па-а-п-ка! Па-а-почка!

    Анна тоже, перестав себя сдерживать, вторила дочери. Выплакавшись, обе, враз, как по команде, замолчали и, не сговариваясь, встали. Молча уложили тело на тележку и укрыли сверху мешками. Потом Анна стала собирать хворост, сухие листья и засыпать тела убитых красноармейцев. Дочь последовала её примеру. Управившись, они постояли, чуть, у этой импровизированной могилы и, вцепившись в тележку, стали выбираться из оврага.

    Кладбище, почти вплотную, подходило к оврагу, который являлся его естественной границей. Осмотревшись, Анна выбрала место для могилы и вонзила лопату в мягкую землю. Трава тут была высокая и густая. Она прикинула размеры, подрубила дёрн, аккуратно сняла его и положила рядом. Затем выкопала не очень глубокую, штыка на три, могилу. Дно заложила дёрном. Вдвоём они опустили тело в могилу и укрыв его, сперва простынёй, затем мешками, осторожно засыпали землёй. После короткого, сдержанного прощания, молча тронулись в обратный путь. Теперь они шли через всё кладбище, прямо к главному входу.

    Чем дальше они продвигались, тем богаче выглядели захоронения. Старинные фамильные склепы чередовались с изысканными памятниками из гранита и мрамора. У самого выхода они остановились возле кучи песка. Анна бросила на тележку несколько лопат, ровно столько, чтобы ни у кого не могло возникнуть вопросов. Они вышли через центральные ворота на улицу и пошли вдоль высокой ограды в направлении дома.

    По пути попадались грузовые машины, с сидящими в них немецкими солдатами, тарахтели мотоциклеты, проходили пешие группы. Город изменился до неузнаваемости. Трепались на ветру красные полотнища с чёрными пауками свастик на белом фоне. На всех углах расклеены были листовки, с угрожающими призывами к местному населению. Со стороны улицы Пилсудского доносился стук топоров. Когда они подошли ближе, Анна с ужасом поняла, что это возводят виселицу. На их пути вислоусый полицай, с белой повязкой на рукаве, взгромоздившись на приставную лестницу, что-то приколачивал на стене здания. Внизу скалили зубы его товарищи, пытавшиеся, перекрикивая друг друга, давать вислоусому советы. Вот он опустил руки и, отклонившись от стены, стал любоваться содеянным. На белой табличке, успела прочитать Анна, чёрной краской было выведено: площадь Адольфа Гитлера. Анну бил озноб. Но никто не обращал внимания на две женские фигурки, тащившие куда-то тележку с песком.

    Это было начало, а впереди их ждали годы страшной оккупации и никто не мог даже предположить, через какие страшные нечеловеческие испытания предстоит им пройти.



                ОККУПАЦИЯ

    После захвата Советской Украины оккупанты разделили её на четыре части, нарушив тем самым её целостность. Эти части вошли в подчинение разным государствам и администрациям.

    1). Черновицкая, Измаильская, Одесская, частично Винницкая и Николаевская области, а так же левобережные области Молдавии были объединены в губернаторство и включены в состав Румынии.

    2). Западные области - Дрогобыческая, Львовская, Тернопольская и Станиславская составили отдельный округ под названием  "Галиция" и вместе с польскими землями вошли в состав отдельного губернаторства с центром в Кракове.

    3). Черниговская, Сумская, Харьковская области и Донбасс подчинялись германскому военному командованию.

    4). Остальные украинские области вошли в состав рейхскомиссариата "Украина" с центром в городе Ровно. Рейхскомиссаром Украины был назначен Эрих Кох. 

    В субботу 1-го августа в Станислав прибыл начальник гестапо Ганс Кригер со своими подручными. В тот же день он собрал представителей еврейской общины перед зданием гестапо и обратился к ним с речью с балкона второго этажа.

    - Я очень добрый человек и хорошо отношусь к евреям. Заверяю вас, что вы тоже будете любить меня и жалеть обо мне после моего отъезда. Наш фюрер Адольф Гитлер тоже очень добрый человек. Он вынужден изолировать евреев во время войны от других национальностей, только лишь для того, чтобы они могли спокойно жить и работать. Поэтому всем членам вашей общины подлежит пройти регистрацию. 3-го августа мы будем проводить регистрацию всей городской интеллигенции. Регистрация будет проводиться здесь же, согласно спискам, которые сегодня же будут готовы и вы с ними можете чуть позже познакомиться. Я очень надеюсь, что мы с вами придём к полному взаимопониманию.

    Вечером, того же дня, руководитель национал-социалистической немецкой рабочей партии Альбрехт собрал в гестапо совещание-инструктаж проведения "синего понедельника". Такое название было присвоено акции, целью которой было уничтожение интеллигенции в Станиславе. Для этой цели были привлечены дополнительно три роты "СС" и выставлены патрули шуцполицаев для предотвращения бегства назначенных жертв.

    Согласно вывешенного графика, для проведения регистрации городской интеллигенции в понедельник 3-го августа была назначена явка:
    в 12-00 - представителей еврейской общины и раввинов,
    с 14-00 - адвокатов,
    с 16-00 - врачей и фармацевтов и далее по списку - художников, музыкантов, артистов, инженеров, фотографов и всех, имеющих высшее образование.

    Людей, явившихся для регистрации, нацисты вывозили в ближайший лес и расстреливали из пулемётов. Тех, кто уклонялся от регистрации, доставляли в гестапо силой. Поляков, русских, украинцев жестоко пытали и затем тоже расстреляли. За шесть дней была уничтожена вся Станиславская интеллигенция. Всего 2865 человек.

    Спустя два месяца, гитлеровцы провели ещё одну массовую акцию в городе, получившую название "Кровавая неделя в Станиславе". 12 октября солдаты "СС", гестаповцы и украинские полицаи стали сгонять со всех концов города Станиславских евреев. Их собрали на базарной площади и стали отбирать ценности и деньги, которые они обязаны были принести с собой. Затем, как скотину, погнали в лагерь смерти на еврейское кладбище, предварительно огороженное колючей проволокой. Там уже было выкопано несколько общих могил. Старых, немощных и детей битком набивали в грузовики и, как дрова, свозили туда же. За неделю, фашисты убили десять тысяч человек. В декабре всё оставшееся еврейское население согнали в гетто. Зимой многие умерли от голода и болезней. 31-го марта все венгерские евреи и пять тысяч местных были отправлены в лагерь смерти Белжец, а многие были убиты на месте. Облавы и расстрелы продолжались до 22-го февраля 1943 года, пока все евреи, остававшиеся к тому времени в Станиславе, не были уничтожены на еврейском кладбище. Уцелели буквально единицы. В основном, это те, кто сражался в партизанских отрядах и на фронте, в составе Красной армии.



                ШУРА     (1943-1945)

    Анна умерла в 43-м году. Долго и тяжело болела, мучилась. Шура самоотверженно ухаживала за матерью...

    Соседи помогли ей похоронить мать рядом с отцом. Теперь Шура осталась совершенно одна и на всём  белом свете не было у неё ни одной родной души. Ей только-только исполнилось пятнадцать лет. Шура была худенькой невзрачной девочкой и выглядела гораздо младше своего возраста. Это и оберегало её от приставаний немцев, квартировавших в их доме. Она прибиралась в комнатах, занимаемых офицерами, стирала им. Так и жила. Они её не обижали, а, вернее сказать, просто не замечали.

    Шура часто бывала на кладбище. Ухаживала, как могла за могилами. Она общалась с родителями так, будто они были живы.. Рассказывала им всё о себе, советовалась по тому или иному поводу и принимая, порой, определённое решение, вполне обоснованно считала, что это они подсказали его ей. От этого общения ей становилось гораздо легче и она уже не чувствовала себя такой одинокой. Вот закончится война, мечтала она, и всё будет по-прежнему. Вернуться домой родители и заживут они так счастливо, даже лучше, чем до войны. Шура, по натуре , была очень мечтательной и впечатлительной девочкой и часто фантазии уносили её далеко-далеко, в заоблачные дали. Это, в какой-то мере, и помогало ей выживать в это жестокое время.

    До неё доходили слухи о победах Красной Армии и, что фронт всё ближе и ближе приближается к ним. Новости она узнавала на базаре, куда бегала обменять что-нибудь из вещей на продукты.

    Чем дальше на запад продвигался фронт, тем больше ожесточались оккупанты. Дня не проходило без расстрелов, облав, погромов. В июле 1944 года гитлеровцы хорошо подготовили Станислав к обороне. В городе располагалась 1-я немецкая пехотная дивизия и 16-я легкопехотная дивизия с подразделениями 2-й венгерской танковой дивизии. Жестокие бои развернулись на подступах к городу и на его улицах. С советской стороны наступление вели соединения 1-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Гречко, а непосредственно город освобождали части 18-го гвардейского стрелкового, 30-го и 95-го стрелковых корпусов при поддержке авиации 8-й воздушной армии. В результате Львовско-Сандомирской операции, успешно проведённой войсками 1-го Украинского фронта в июле-августе 1944 года, освобождён Львов, Западные области Украины, юго-восточные районы Польши, форсирована Висла, уничтожено 8 дивизий противника. А в сентябре-октябре того же года в ходе Восточно-Карпатской операции советские войска овладели Дукельским перевалом и освободили Закарпатье, вошедшее по итогам войны в состав советской Украины.    
На освобождённых территориях, первым делом, восстанавливали органы советской власти.

    У Шуры на квартире поселился новый жилец, подполковник медицинской службы. Лет ему было под шестьдесят. Совсем седой, очки в круглой оправе, седая же, клинышком, бородка. Добродушный, не военного склада, старичок. Ни дать-ни взять, доктор Айболит из известной сказки, которую Шура читала ещё до войны. И звали его под стать - Андрей Аполлинарьевич Триандофилов. Он-то и предложил Шуре работу в госпитале для раненых бойцов и офицеров Красной Армии, который вновь был восстановлен на прежнем месте. Молоденькая санитарка вскоре стала всеобщей любимицей.



                НИКОЛАЙ      (1945 год)

    С каждым днём фронт всё дальше и дальше катился на запад, стремительно приближаясь к "логову зверя" и не было в мире силы, способной остановить эту мощную лавину. Германия была обречена на поражение.

    Николай понимал, что война для него закончилась и поэтому, когда ему предложили продолжить службу в органах госбезопасности и остаться в Станиславе, недолго думая, согласился.

    В лесах хозяйничали банды националистов, которые в период оккупации тесно сотрудничали с фашистами, принимали активное участие в карательных акциях против мирного населения. Их руки были по локоть в крови и рассчитывать на снисхождение, а тем более помилование, не приходилось. Они были неплохо вооружены и терроризировали, как органы советской власти на местах, так и мирное население. В июле 1944-го года Организацией Украинских националистов (ОУН) был создан, так называемый, Высший совет освобождения Украины. Один из лидеров украинских националистов Роман Шухевич принял на себя командование Украинской повстанческой армией (УПА).

    Уже в семнадцать лет он стал активным членом террористической организации украинских националистов (ОУН), доставлявшей немало хлопот польским властям. В 1929 году Шухевич вместе с лидером молодых украинских националистов Степаном Бандерой проходили обучение в итальянской школе разведчиков. Навыки диверсионной работы, приобретённые в фашистской Италии, пригодились им в 30-е годы. Именно тогда по Галиции прокатилась серия террористических актов, за которыми стояли Бандера и Шухевич. За убийство министра внутренних дел Польши они были арестованы. В результате судебного процесса, состоявшегося во Львове, Бандера был осуждён на казнь. Впоследствии её заменили на пожизненное заключение. Шухевича приговорили к четырём годам лишения свободы. Он отсидел два года в польской тюрьме и вышел на свободу по амнистии. Опасаясь дальнейших преследований польских властей, перебрался в Германию, где поступил на специальные курсы при военной академии в Мюнхене. По завершении обучения ему было присвоено звание гауптштурмфюрера СС. В 1939 году немцы оккупировали Польшу и освободили из тюрьмы Бандеру и других лидеров ОУН. Началась усиленная подготовка оуновцев к вторжению в СССР. В Польше формируется украинский националистический батальон "Нахтигаль" (Соловей). Командиром гитлеровцы назначили обер лейтенанта Герцнера, а от оуновцев Бандера назначил Шухевича. 18-го июня 1941-го года они приняли присягу на верность фюреру. 22-го июня немецкие войска атаковали границу СССР. На рассвете 30-го июня батальон "Нахтигаль" под командованием Шухевича ворвался вместе с немецкими передовыми частями во Львов. В первые дни они уничтожили более трёх тысяч львовян-поляков, в том числе 70 учёных с мировым именем. А в течение недели батальон Шухевича зверски уничтожил около семи тысяч мирных граждан, в частности женщин, детей и стариков. Во дворе святоюрского собора митрополит Андрей Шептицкий провел богослужение в честь "непобедимой немецкой армии и её главного вождя Адольфа Гитлера". С благословения главы Украинской греко-католической церкви и началось массовое уничтожение мирных жителей Украины бандеровцами, нахтигалевцами, уповцами и вояками дивизии СС "Галичина". Оставляя за собой кровавый шлейф, батальон под командованием Шухевича дошёл до Винницы. Затем немцы перебросили его в Белоруссию для борьбы с партизанами. На их совести уничтожение белорусских деревень и бесчеловечное истребление жителей. За особое усердие Гитлер наградил Шухевича Железным крестом. В 1942-43 годах при поддержке гитлеровского руководства была сформирована украинская повстанческая армия (УПА). Шухевич возглавил главный штаб УПА, но вскоре он уже был назначен её главнокомандующим. Фашисты щедро снабжали их оружием. Когда под напором Красной Армии гитлеровцы готовились бежать за пределы границ СССР, в руководстве УПА произошёл раскол. Некоторые из руководителей с частью повстанческой армии бежали вместе со своими хозяевами. Оставшиеся продолжали вести диверсионную работу в тылах Красной Армии. Их лидером стал Роман Шухевич.

    После освобождения от гитлеровских оккупантов правительство Советской Украины предложило им сложить оружие. Многие руководители отрядов УПА дали понять, что пойдут на переговоры с властями и без согласия вожаков. В 1945 году Шухевич был вынужден согласиться с этим и послал на переговоры своих представителей, но не наделил их полномочиями подписывать какие-либо соглашения. А после завершения переговоров они были сняты со своих постов и ликвидированы службой безопасности УПА. в 1948 году УПА практически прекратила своё существование. Часть пробралась через границы Польши и Чехословакии в Западную Германию, часть сдалась властям. Но Шухевичу бежать было некуда. С остатками своих боевиков он продолжал терроризировать население нескольких западно-украинских областей. Продолжалось дальнейшее разложение и деморализация в рядах бывшей УПА. В 1950 году, при проведении спец операции, Шухевич был убит в доме своей любовницы при попытке к бегству. Но ещё достаточно долго разрозненные отряды и небольшие группы бандеровцев продолжали беспредельничать, запугивая простых обывателей и убивая активистов.   

    За время гитлеровской оккупации Украины от рук фашистов погибло 5 миллионов 300 тысяч мирных граждан, 2 миллиона 300 тысяч трудоспособных украинок и украинцев было угнано в Германию.

    От рук карателей-бандеровцев погибло 850 тысяч евреев, 220 тысяч поляков, более 400 тысяч советских военнопленных и ещё 500 тысяч мирных украинцев. Убито 20 тысяч солдат и офицеров Советской Армии и правоохранительных органов и примерно 4-5 тысяч "недостаточно активных и национально сознательных" своих же вояк УПА.

    Сотрудники органов госбезопасности не знали покоя ни днём ни ночью. Они гонялись за бандеровцами по окрестным сёлам и лесам, выкуривая их из схронов и насиженных мест. Часто силы были неравными. Николай жутко уставал, давали знать о себе раны. Местное население относилось к ним не то, чтобы враждебно, но всё же как-то настороженно, с некоторым опасением. И одной из задач, которые им приходилось решать ежедневно, была задача заслужить доверие людей. Не только успокоить, но и вселить уверенность в завтрашнем дне, дать ощущение защищённости. Да и то сказать, всё время они были "под кем-то". То под Польшей, то под Австро-Венгрией, снова под Польшей, под германцами, а теперь под Советами. Конечно же, были такие, что помогали активно и сознательно. С ними бандиты стремились свести счёты прежде всего. Делалось это,обычно, при помощи верёвки-удавки. Для устрашения населения применялись самые изощрённые пытки и казни. Людям отпиливали головы, вешали за ноги, сажали на кол. Часто для выполнения своих гнусных деяний они переодевались в красноармейскую форму.



             НАЩОКИН      (1953 год)

    В предрассветной тишине тревожно и пронзительно зазвонил телефон. Николай стремительно подхватился с постели.

    - Слушаю, Нащокин!

    - Товарищ старший лейтенант! - Прокричал в ухо взволнованный голос дежурного, - Вас срочно вызывает майор Завьялов! Машина за Вами уже выехала!

    Николай положил трубку и стал одеваться. По-быстрому умывшись, он вышел в коридор и начал натягивать сапоги. Из кухни вышла заспанная Нина, со свёртком в руках. Она уже успела собрать бутерброды.

    - Ну, зачем это? - Стал, было, возражать Николай, обнимая жену, - я туда и обратно.

    - Знаю я тебя. Ты уж там поосторожней, пожалуйста. На рожон не лезь, - прильнула к мужу Нина.

    - Ну что со мной может случиться? Ведь у меня есть вы и я вас очень-очень люблю.

    Было слышно, как подъехала машина. Поцеловав жену, Николай поспешил на улицу.



                ЗАВЬЯЛОВ     (1953 год)

    Майор Завьялов ждал Нащокина в своём кабинете. "Накурено, хоть топор вешай", - входя отметил некурящий Николай.

    - Проходи, садись, - кивнул Завьялов, смачно затягиваясь папиросой, - извини, что выдернул тебя в выходной, но не дают нам с тобой отдыхать пока. Сам понимаешь. Из Яремчи сообщили, что в Делятине объявилась банда "Вепря". Ночью они разгромили местное отделение милиции, всех активистов расстреляли,  председателя сельсовета повесили, а всю его семью вырезали, включая двух малолетних детей.

    - Сведения достоверные? - Поинтересовался Нащокин, - почему там решили, что это "Вепрь"? Ведь, насколько мне известно, он до сих пор орудовал в Закарпатье и в наши места не заглядывал.

    - Сведения самые, что ни на есть, достоверные. На месте преступления он всегда оставляет свою метку, подписывая кровью убитых им людей свою кличку. Поэтому и узнали, что это был он, - прикуривая одну папиросу от другой, ответил Завьялов.

    - Он будто бы бравирует перед нами. И, видимо, настолько уже уверовал в свою неуязвимость и безнаказанность, что даже не считает нужным скрывать от нас сам факт своей причастности к, творимым им и его бандитами, преступлениям. "Ястребки" с милиционерами из Яблонова отрежут им отход на Кременцы и постараются удерживать, пока не подоспеем мы. Итак, выезжаем немедленно. Бондаренко, наверное, уже всё организовал.

    Они вышли во двор, где заместитель Нащокина лейтенант Бондаренко уже провёл краткий инструктаж и скомандовал зычным голосом:

    - По маши-и-инам!

    Всё выполнялось чётко, по-военному, без лишней суеты и разговоров. Уже через пять минут колонна, состоящая из двух грузовиков и командирского "козлика" ГАЗ-67Б выехала из ворот областного управления госбезопасности и двинулась в южном направлении.

    - Через час будем на месте, - произнёс Завьялов, взглянув на часы, - сейчас без четверти шесть.

    Он закурил очередную папиросу. В это время они проезжали уже через Черниев. Несколько минут он курил молча, но затем, снова взглянув на часы, произнёс:

    - Минут через двадцать будем в Надворной. Там к нам присоединится капитан Шостак со своими хлопцами. Это наш новый сотрудник, недавно переведён к нам из Закарпатья. Кстати, Шостак родом из Кременцов, как и Вепрь, и места те знает очень хорошо. Когда вернёмся, надо будет запросить из Ужгорода дело этого Вепря. Было бы замечательно, если бы там оказалась и его фотография. Очень хотелось бы посмотреть, что это за зверь такой. Впрочем, у нас есть возможность сегодня познакомиться с ним лично.

    Нащокин слушал молча, утвердительно кивая. Он подумал о своих. Нелегко Нине справляться с тремя сорванцами, глаз да глаз нужен. К тому же она работала. Служила в их же управлении секретарём-машинисткой. У них было три сына, мал мала меньше. Старшему было пять, второму недавно исполнилось четыре, а младшему всего-то восемь месяцев было. Нина нашла для них няню, из местных. Звали её Ганной. Ей было двадцать лет. Несмотря на свою молодость,к своим обязанностям она относилась очень добросовестно. И детям нравилась, что было немаловажно. Разговаривала на суржике - смеси украинского, польского и русского языков. Нина к ней очень привязалась и со спокойной душой оставляла на неё детей, уходя на работу. Николай улыбнулся своим мыслям. Впереди показались огни Надворной.

    Вскоре они увидели, как из зарослей кустарника, подходившего в этом месте к самой дороге почти вплотную, вышли двое с автоматами наперевес.

    - А вот и Шостак, - сказал Завьялов и приказал остановиться.

    Капитан Шостак подошёл к машине и, открыв заднюю дверцу, уселся рядом с Нащокиным.

    - Здравия желаю! Капитан Шостак, - приветствуя офицеров, представился он.

    Завьялов представился сам и представил Нащокина. Они обменялись крепкими рукопожатиями.

    - Ну?! - поторопил Завьялов, чиркая спичкой, чтобы прикурить. - Доложите обстановку.

    - Есть! Из Делятина бандиты направились в Яремче, но там их уже ждали наши люди. После короткой стычки их удалось оттеснить к реке. Некоторым из них, вероятно, удалось переправиться на другой берег Прута, а небольшая группа, примерно, человек восемь, ушла вниз по течению. Полагаю, что Вепрь в этой второй группе. Нет никакого сомнения, что он через Кременцы попробует выйти на Яблоницу, чтобы уйти через перевал на Чёрную Тису. Ну, а там ищи ветра в поле. В Кременцах и Яблоницах наши предупреждены.
Ещё одна группа отправилась на перехват в Кременцы. Часть своих людей я отправил с машиной к Яблонецкому перевалу. Со мной осталось десять человек.

    - Молодец, капитан, правильно всё сделал. - Последний раз затянувшись папиросой и, выбрасывая окурок в окошко, похвалил Завьялов.

    - Я думаю, нам нужно разделиться, - и, обращаясь к Нащокину, предложил: - Ты, Николай, пересаживайся в грузовик, а капитан и двое его подчинённых поедут со мной, остальных распредели по машинам. В Яремче вы на двух машинах переправитесь через мост на противоположный берег Прута. Ваша задача, найти и обезвредить тех, что переправились на ту сторону, прежде, чем они успеют объединиться с Вепрем. Мы с капитаном поедем к перевалу и с той группой, что он туда уже отправил, будем ждать Вепря там. Не исключено, что он там объявится, другой дороги нет. По окончании операции все собираемся в Надворной. Всё ясно? Действуй!

    - Есть! - козырнул Нащокин и выскочил из машины. Шостак сделал знак своим людям, находившимся в укрытии, выйти на дорогу.

    - Может, одного возьмём, товарищ майор? А то тесновато будет.

    - Ничего, в тесноте, да не в обиде. Зато надёжней.

    - Бережёного Бог бережёт?

    - На Бога надейся, а сам не плошай! Выполняй, капитан!

    Шостак всё таки отобрал двоих, более щуплых, остальным приказал следовать за Нащокиным. Как только они расселись по машинам, Завьялов, уже успевший прикурить новую папиросу, дал команду трогать. Машина рванула с места и скрылась за поворотом. Нащокин проводил их взглядом, вскочил в кабину первого грузовика и сделал знак старшине Подгоре, сидевшему во второй машине следовать за ним. Какое-то, неясное ещё, тревожное предчувствие, закралось в душу.


            
                НИНА      (1953 год)


   Проводив Николая, Нина прилегла опять, но заснуть уже не получалось. На душе было тревожно. За шесть лет, прожитых с мужем, она так и не смогла привыкнуть ни к экстренным вызовам среди ночи, ни к неожиданным отлучкам на два-три дня, а то и больше. Нина прекрасно знала все особенности его службы, так как и сама работала в этом же ведомстве. Она служила секретарем-машинисткой в звании младшего лейтенанта и поэтому знала все секреты этого учреждения. Недаром, в слове секретарь - корень секрет. Раньше она об этом как-то не задумывалась,  но сейчас эта мысль пришла в голову и от этого её должность представилась ей более значимой и весомой. Эти мысли, на какое-то время, отвлекли её от главного, но затем беспокойство вновь овладело ею.

    Каких-то семь лет тому назад она и представить себе не могла, что судьба сведет её с военным и забросит на Западную Украину, что родится у них три сына. Кто бы сказал тогда, не поверила.

    Революционная романтика занесла из Греции в далёкую Россию её отца. Каким-то чудесным образом он очутился в Вологде. Здесь женился и, вскоре, родилась первая дочь, потом сын и снова, одна за другой, две дочери. Отец записал детей на фамилию жены - Вахрамеевы. По матери же они стали русскими. Своё греческое происхождение он не афишировал и имя своё настоящее - Никас поменял на созвучное - Николай. Жили они просто, но очень счастливо. Их дом всегда был открыт для всех и славился своим гостеприимством. Родители прожили вместе десять лет. Мать где-то подхватила чахотку и быстро убралась на тот свет. Остался отец с четырьмя детьми на руках. Нине только-только исполнилось шесть годиков. Года через полтора сошелся он с хорошей женщиной. Она всей душой привязалась к детям, а потом у них родилась ещё одна дочка. Мама Лёля, как старшие звали мачеху, не делала никаких различий между детьми. Все были для нее одинаково дороги.

    Отец умер накануне войны. Сама Нина в войну работала на заводе, точила гильзы для снарядов. Она гордилась тем, что и её скромный вклад послужил общему делу победы над таким сильным и коварным противником.

    Мама Лёля познакомилась на заводе с командированным из Москвы специалистом. Через некоторое время они расписались и, вскоре, дядя Миша перевез семью в Москву. Дядя Миша работал инженером на авиазаводе в Филях. У него была комната в коммуналке совсем рядом с заводом. Комната была довольно просторная, поэтому места хватило всем. Жили они очень дружно и открыто.    Нина мечтала о высшем образовании. Она довольно легко, с первой попытки, поступила на юридический факультет МГУ. С Нащокиным познакомилась случайно на ВДНХ, куда приехала погулять с подружками. К тому времени она уже была на втором курсе, а он только поступил в Высшую школу МГБ и днями должен был уезжать к месту службы. Высокий, стройный военный, с орденом Красной Звезды на груди, притягивал девичьи взоры. Нина влюбилась в него сразу и бесповоротно. Когда Николай в первый же день предложил стать его женой и ехать вместе с ним на Украину, она ответила согласием. За два дня ей удалось перевестись на заочное отделение. Мама Лёля очень переживала за столь скоропалительное решение дочери, но когда Нина привела Николая домой, все сомнения отпали сами собой. Накануне отъезда они устроили импровизированную вечеринку-помолвку. Сестры её выбор одобрили сразу и искренне радовались за Нину.

    По приезде в Станислав, они оформили свои отношения в ЗАГС(е), довольно скромно отметив это событие в небольшом ресторанчике. Из гостей были только Алексей Бондаренко с молодой женой Шурой, да Завьялов, тогда ещё капитан. Жена Завьялова, с шестилетней дочкой погибли в первые дни войны. В их дом попала бомба. С тех пор он жил один, остро переживая потерю своих самых близких, самых родных людей, отдавая всего себя работе. Он и предложил Нине должность машинистки в их управлении.



                ЗАВЬЯЛОВ   (1953 год)

    Через полчаса миновали Быстрицу. Завьялов достал из портсигара папиросу и снова закурил. Они ехали молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами. Завьялов курил не торопясь, смакуя каждую затяжку. С папиросой лучше думалось. Он думал о ночном происшествии, мысленно анализируя все имеющиеся у них факты.

    - Банда Вепря обычно действовала на территории Закарпатской области, в лесистых Карпатах, в междуречье Тисы и Тересвы, - размышлял он, - так что же заставило их перебраться к нам? Единичная это акция или нам предстоит долгая и упорная борьба? - Вопросов было много, но решать их нужно было оперативно. Интуиция и богатый оперативный опыт подсказывали ему, что тут что-то не так. Вепрь был врагом опытным и жестоким, прошедшим подготовку в школе Абвера. Он не был просто отпетым уголовником, как большинство его соратников. Наоборот, это был человек образованный и неглупый, получивший университетское образование. Он был очень хитер и осторожен. Но, в то же время, не упускал случая покрасоваться и заявить о себе. Он считал себя настолько неуязвимым и неуловимым, что на месте совершенных злодеяний всегда оставлял свою страшную метку. Кровью убитых им и его бандитами людей подписывал он свой кровавый автограф. Где-нибудь на виду, чтобы это сразу бросилось в глаза.

    -  Почему бандиты решили разделиться?-продолжал размышлять Завьялов,- и в какой группе находится сам Вепрь? А может они решили нас просто запутать, а в действительности его нет ни там, ни там? Правильное ли он принял решение, отправив Нащокина с основными силами, а сам остался практически без людей? Но, исходя из доклада Шостака и тех мер, которые тот предпринял, всё, кажется, было сделано верно.

    Они продолжали ехать по горной дороге, петляя между скал и ущелий, никого не встречая на пути.

    За очередным поворотом возникло неожиданное препятствие. Чуть ли не поперёк дороги стояла обыкновенная крестьянская фура, запряжённая гнедой кобылой. Пожилой, небольшого роста мужичок, с седыми обвислыми усами, тщетно пытался насадить на ось соскочившее колесо. Телегу накренило, а приподнять её у него, явно, не хватало сил, несмотря на то, что ему пришлось весь свой скарб выгрузить на дорогу. Дедок испуганно, втянув голову в плечи, глядел на военных, подъехавших в автомобиле, не зная что от них ожидать. Завьялов сделал знак Шостаку.

    -  Помогите,- приказал тот своим подчинённым.

    Они проворно выскочили из машины и огляделись по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, направились к телеге.
 


                НАЩОКИН  (1953 год)

    Переправившись в Яремче через Прут, Нащокин направил машины по левому берегу. Они разъезжались только у селений, охватывая их с двух сторон. В Микуличине столкнулись с группой лейтенанта Жихарева из Яблоновского отдела МГБ. Он также не обнаружил никаких признаков банды. Согласовав дальнейшие действия, Нащокин направился в Кременцы. Когда до места оставалось не более полукилометра, они оставили машины в укрытии и, рассредоточившись, стали осторожно обходить Кременцы с двух сторон, перекрывая возможные пути отхода бандитов. Довольно скоро выяснилось, что их здесь нет и не было. Неужели им каким-то образом удалось пробраться к перевалу в другом месте, никем не замеченными?

    Николай решил продвигаться к Яблоницкому перевалу на воссоединение с группой капитана Шостака. Посовещавшись со старшиной Подгорой, он принял решение отправить того обратно, в Станислав, тем же маршрутом, которым они прибыли сюда, со следующей задачей. Продолжать искать следы банды, а в случае обнаружения её, преследовать, с целью полного уничтожения. Только теперь они должны были заезжать в населённые пункты и вступать в контакт с местным населением. При себе Николай оставил десять человек. Людей  капитана Шостака решено было оставить в Кременцах, на случай появления там бандеровцев. Из посёлка уходили все вместе, чтобы никто из местных не знал о засаде.



                НИНА  (1953 год)

    Нина выглянула в окно. Дети спокойно играли в саду. Снега почти не осталось. Февральское солнце пригревало землю. Младший ползал по полу, увлеченно катая большую деревянную машину. Громко фыркая и урча, он имитировал работу двигателя. Ганна завела патефон и, подпевая Клавдии Шульженко, гладила бельё. Нина с Шурой, женой лейтенанта Бондаренко, собирались пойти в город. Они хотели купить подарки своим мужьям на 23 февраля. Бондаренки жили на втором этаже и Шура вот-вот должна была спуститься вниз.

    Вскоре она появилась на пороге, в сопровождении двух очаровательных девочек-двойняшек, которые были не намного старше Нининых мальчишек. Они направлялись во двор погулять и по пути зашли поздороваться с тётей Ниной.

    - Ганна, не пускай детей за калитку! К обеду нас не ждите! Мы ушли! -  Уходя, наказывала Нина.



                ЗАВЬЯЛОВ  (1953 год)

    - Ну, шо, вуйку, авария? Стрывай но, зараз мы тоби допоможемо.

    - Поможить, колы ласка, - с опаской озираясь на подошедших, ответил старик.

    - Выйдем, разомнёмся, - предложил Шостаку Завьялов и стал выбираться из машины. Шостак последовал его примеру, на ходу расстёгивая кобуру.

    - Ты чего? - оглянулся Завьялов.

    - Мало ли, - немногословно ответил тот, внимательно осматриваясь вокруг.

    Водитель, воспользовавшись ситуацией, тоже вылез из машины и, сняв фуражку и ремень, бросил на сиденье. Потом, засучив рукава, открыл капот и стал что-то сосредоточенно высматривать, время от времени ныряя туда головой.
Убедившись, что всё в порядке, он захлопнул капот и, прихватив автомат, направился в ближайшие кусты по нужде.
 
    Несмотря на конец февраля, погода стояла уже по-настоящему весенняя. Снега, практически не осталось. Лишь кое-где белел небольшими заплатками на склонах гор. Яркое солнце слепило глаза, согревая приятным теплом. Хлопцы уже помогли деду приладить колесо и погрузить поклажу. Тот желая, видимо, как-то их отблагодарить, полез на телегу и достал один из свёртков с добрым шматом сала. Те, было, стали отказываться от такого щедрого подарка, но дедок был непреклонен. И, махнув всем на прощание снятым капелюхом, быстро погнал свою фуру, видимо рассчитывая наверстать упущенное время. 

    Задохнувшись от избытка кислорода, Завьялов привычным жестом сунул в зубы папироску и, отвернувшись от лёгкого дуновения ветерка, склонился к зажатой в ладонях спичке. В этот миг раздался приглушённый хлопок и майор ничком повалился на дорогу.



                ХМЕЛЬКОВ  (1953 год)

    Старший лейтенант Хмельков, прибывший к Яблоницкому перевалу по приказу капитана Шостака, уже два часа находился в засаде. В его команде было десять человек. Ничто не нарушало тишины этого погожего утра. Только проехала мимо крестьянская фура, гружёная корзинами, да парой мешков с каким-то скарбом. По всему было видно, что дедок, погонявший гнедую кобылу, направлялся на базар в Яблоницу. Он уже скрылся из виду, но всё ещё было слышно, как хрустели и перекатывались камешки под колёсами. Потом снова наступила тишина. Прошло полчаса, может больше. Хмельков со своей позиции мог просматривать всю дорогу до самого поворота. Он пристально осмотрелся кругом себя. Ничто не говорило о том, что здесь ещё кто-то есть, кроме него.

    - Молодцы, хорошо зарылись. Пройдёшь мимо, не заметишь. Разве только споткнёшься о кого-нибудь, - отметил он про себя.

    Вдруг, с той стороны, куда проехала недавно фура, раздался резкий, слегка приглушённый хлопок, затем, чуть погодя, подряд ещё два и следом автоматная очередь разорвала тишину, потом ещё одна. Стреляли совсем близко.      Раздумывать было некогда. Хмельков взял с собой пятерых, остальным сделал знак быть начеку.

    Скрываясь за деревьями, они бесшумно направились в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы. Хмельков мягко, как кошка, ступал впереди. Весь -внимание, ни одна ветка не хрустнет. Неожиданно впереди взревел мотор автомобиля. Из-за поворота выскочила легковушка. За ней следом выбежал человек и, не останавливаясь, стал строчить из автомата по машине. Машина, вдруг, резко дёрнулась в сторону и ткнулась носом в дерево. Хмельков, хорошо знавший автомобиль Завьялова, сразу узнал его и, вскинув автомат, короткой очередью резанул по ногам преследователя. Тот, будто споткнувшись, упал на колени.

    - Не стрелять! - крикнул он своим спутникам и предупредительно поднял руку. И, в тот же миг, прозвучали выстрелы.

    - Какая бл...!? - сорвался Хмельков и, обернувшись, увидел, что у машины стоит капитан Шостак с пистолетом в правой руке, а левая плетью повисла вдоль туловища. Он сунул пистолет в кобуру и, обхватив здоровой рукой раненую, прихрамывая, направился к Хмелькову.

    - Товарищ капитан! Что произошло? Вы ранены? Давайте я вас перевяжу...

    - Некогда, - с досадой отмахнулся тот, - тут могут быть ещё бандиты, надо всё прочесать... Мы напоролись на засаду. Майор Завьялов с водителем убиты... Хотел же я взять с собой пару автоматчиков, но майор не разрешил... Да что теперь говорить? Нужно действовать по горячим следам! - И, застонав, привалился к дереву.

     - Не теряй времени, переверни всё здесь!

    Хмелькову не нужно было объяснять, что от него требуется. Он, молча, сделал знак рукой в направлении поиска и, через мгновение, растворился за деревьями.



                НИНА  (1953 год)

    Побродив по магазинчикам, Нина с Шурой зашли на базар, чтобы прикупить чего-нибудь для праздничного стола. 23-го февраля, в день Красной Армии, по сложившейся уже традиции, после работы собирались у Нащокиных. Приходил Завьялов, вспоминали прошлое, войну, конечно. Мечтали о будущем, о том времени, когда наступит коммунизм, сначала в Советском Союзе, а потом, обязательно, во всём мире. И тогда не будет ни войн, ни, тем более, преступности, а будет рай на Земле и всего будет вдоволь.

    Сделав необходимые покупки, подруги решили зайти в управление и узнать, как обстоят дела. Благо, оно находилось в трёх минутах ходьбы.

    Дежурный поприветствовал женщин и сообщил, что ни Завьялова, ни Нащокина в управлении нет. Они выехали в область и пока ещё не вернулись. Зато Лейтенант Бондаренко был на месте.

    Бондаренко встретил женщин широкой улыбкой.

    - Сам жду, -  сказал он, -  они должны уже скоро вернуться. Если бы что-нибудь случилось, уже сообщили бы, а раз молчат, значит, полный порядок.

    - Алёша, ты передай Николаю, чтобы сразу позвонил домой, -  попросила Нина.

    - И сам, смотри, не задерживайся, - наказала мужу Шура.

    Едва Бондаренко проводил женщин, как зазвенел телефон.

    - Лейтенант Бондаренко слушает! - Бодро отчеканил он.  Но, по мере того, как выслушивал доклад, приподнятое настроение его заметно улетучивалось, брови поползли кверху, дыхание перехватило. Дослушав до конца, он молча положил трубку на рычаг и так сдавил голову в ладонях, что рисковал, ненароком, расколоть её.



                НИКОЛАЙ  (1953 год)

    Нина узнала обо всём поздно вечером от Николая. Поиски бандитов оказались безрезультатными и операцию решено было свернуть. Погибших доставили в морг городской больницы. Шостака тоже определили в больницу и Нащокин даже выделил двух человек для его охраны, к явному неудовольствию последнего.

    - Сейчас каждый человек на счету, бандитов ловить надо, а они будут меня, боевого офицера, охранять. Да что я, сам за себя постоять не смогу?! - Кипятился он, но Николай был непреклонен.

    В связи с последними событиями у него накопилось много вопросов, ответы на которые ему сейчас не мог дать никто. Немало вопросов было и к капитану Шостаку. Николай прилёг, но уснуть не мог. Что-то во всей этой истории было не так, но что именно? Почему по машине с Шостаком стрелял водитель Завьялова? И зачем было его убивать? Ему казалось, что разгадка где-то рядом.  Он снова и снова мысленно возвращался к событиям этого злополучного дня, припоминая все детали, пытаясь найти недостающее звено, но у него ничего не получалось. Старший лейтенант Хмельков доложил, что незадолго до того, как они услышали стрельбу, мимо них проехала крестьянская фура. Она никак не могла разминуться с машиной Завьялова. Надо приложить максимум усилий и найти хозяина той фуры. Наверняка он ехал на базар. Нужно восстановить все события поминутно, допросить всех участников операции. Обязательно надо выехать на место, где произошло нападение. И уже после связать все разрозненные концы в один узел. Но всё же усталость дала о себе знать и он не заметил, как заснул.




                ШОСТАК  (1953 год)

    А в это время в городской больнице не спал капитан Шостак. Рана оказалась пустяковой, пуля прошла навылет, не задев кость. После того, как её обработали и перевязали, он вообще не чувствовал никакой боли. Его разместили в двухместной палате, которая в данный момент пустовала. Гнетущая тишина мешала заснуть. Вот он услышал, что по коридору кто-то идёт. Шаги приближались. Дверь открылась и в палату, с подносом в руках, вошла дежурная сестра. Она  подошла к нему и поставила поднос на тумбочку рядом. На подносе лежали шприц, ампулы с инъекциями и кулёчки с таблетками. Заметив, что капитан не спит, улыбнулась ему.

    - Как себя чувствуете, товарищ капитан? Сейчас мы с вами сделаем укольчик и постарайтесь заснуть. Вам нужно хорошенько выспаться.

    Она сделала укол, оставила кулёчек с таблетками и, удостоверившись, что всё в порядке, собралась уже уходить.

    - Сестричка, мне бы... в туалет, - обратился к ней Шостак и попытался было встать.

    - Нет - нет! Не  вставайте, вам нельзя, я сейчас дам вам утку.

    - Да нет,  милая, я уж лучше сам схожу. Ты бы только помогла мне подняться, я и дойду потихоньку.

    Сестра помогла капитану встать с постели.

    - Пойдём,  уж, доведу, что ли.

    - Спасибо, милая. Тебя как зовут?

    - Шурой зовут. Но чаще Шурочкой, я уж привыкла.

    - Я по нужде, - предупредил он своих телохранителей.

    - Разрешите помочь, товарищ капитан? - Предложил один.

    - Отдыхайте, - отмахнулся Шостак, - Я мигом...

    Туалет находился в другом конце коридора, так что он многое узнал о своей провожатой, пока они дошли до него. Он выразил несказанное удивление,  узнав, что её муж тоже работает в органах.

    - Ну, теперь за свою безопасность я абсолютно спокоен, - пошутил Шостак.

    - Ну, вы дальше сами, а мне ещё три палаты обойти надо. Одна я сегодня дежурю, - хохотнула в ответ она, -  а на обратном пути присядьте вон на тот стульчик, - Шурочка указала  на стоявший неподалёку стул, - а я вам потом  помогу опять.

    - Спасибо, красавица.

    Шостак открыл двери, но, едва шагнув внутрь, охнув, повалился на пол. Шурочка, не успевшая ещё отойти, кинулась к нему. Попыталась безуспешно его поднять, но понимая,  что самой ей никак не справиться, побежала за помощью к охранникам. Один из них поспешил за ней. Но она, вдруг, спохватившись, вернулась назад к своему столику. Прихватив нашатыря, поспешила обратно. Дойдя до конца коридора, обнаружила, что дверь туалета заперта изнутри. Прислушалась, за дверью ничего не было слышно. Шура постучала, но ответом была тишина. Недоуменно пожав плечами, она стала громко и настойчиво стучать в дверь.

    - Товарищи, что там у вас происходит? Почему заперта дверь? Ответьте мне! Да что же это такое, в конце концов?!

    В ответ - ни звука. Почуяв неладное, она кинулась бежать за вторым охранником, но тот уже сам, привлечённый шумом, торопливо шёл ей навстречу.

    - Пожалуйста, быстрее! Там закрыто, а они, почему-то, молчат...- растерянно причитала она.




                ПРОЗРЕНИЕ   (1953 год)

    Николай спал плохо и утром подскочил раньше обычного. Когда он,  умывшись, вышел на кухню, по радио зазвучал гимн Советского Союза. Поставил чайник на плиту.

    - Перекушу и пойду в управление. Время позволяет, пройдусь пешком, - размышлял он. - Нужно перед предстоящим разбором всё как следует обдумать. Шостак в больнице, так что докладывать придётся мне.

    Совещание было назначено на девять утра. Из окружного управления госбезопасности прибудет полковник Щукин. Николай очень хорошо знал и уважал его за исключительную порядочность. Наскоро попив чаю, он вышел на улицу. Вслед за ним выскочил и Бондаренко.

    - Тоже не спится? - Спросил Николай.

    - Да какой, уж, тут сон, - отмахнулся тот.

    Обменявшись крепким рукопожатием и, поздравив друг друга с праздником, друзья направились по пустынным ещё улицам. Прежде, чем идти в управление, они решили заглянуть в больницу и справиться о самочувствии капитана Шостака да задать ему несколько вопросов. Заодно бы и Бондаренко повидался с женой, оставшейся этой ночью на дежурстве. Ещё издали они заметили,  что у здания больницы царит какое-то оживление. Прямо у ворот стоял милицейский студебекер, а чуть дальше, у входа, толпилась группа людей, среди которых Нащокин увидел своего хорошего знакомого капитана Симонова, из уголовного розыска. Симонов шагнул им навстречу.

    - Не ожидал, что вы так быстро прибудете. Я звонил в ваше управление и сообщил дежурному о случившемся.

    Николай переспросил о чём, собственно, идёт речь? Симонов, видя, что они ничего не могут понять, стал излагать суть дела.

   - Ну, вы, как нельзя, кстати. То, что здесь произошло, скорей всего, в вашей компетенции. Давайте пройдём внутрь, я вас введу в курс дела, - говорил он, то и дело, по привычке, снимая фуражку и оглаживая ладонью лысину. - Убито пять человек, - продолжал он на ходу, - среди них двое ваших, дежурная сестра и ещё двое больных, которые, вероятно, стали невольными свидетелями свершавшегося преступления, - пояснял Симонов, который, видимо, успел составить некоторое представление о том, что здесь имело место быть. - Может, это как-то связано с делом врачей? А что? Запросто! Вон ведь, в самой Москве, академики...!? А что творили, сволочи? Товарища Жданова погубили?! Если бы их вовремя не накрыли, они бы многих погубили ещё. Могли бы и самого товарища Сталина... Он не досказал, что, конкретно, могли бы, только почему-то провёл ребром ладони по горлу и даже, видимо испугавшись того, что он мог подобное предположить в отношении вождя, перекрестился.- А что, в самом деле? Сестрица-то, небось, тоже из этой банды? Запустила ночью своих дружков-лесовичков, они  дело сделали и её, для отвода глаз, туда же...

    Бондаренко, было отставший, а теперь шедший чуть позади Нащокина и Симонова, после слов последнего, вдруг, растолкал их в разные стороны и, вырвавшись вперёд, побежал вверх по лестнице, ведущей на второй этаж.

    - Что это с ним? - Удивился Симонов.

    - Этой ночью дежурила его жена, - обеспокоился и Николай.

    Они поспешили следом.

    - А что с капитаном Шостаком, он жив? - Поинтересовался Николай и спохватился, - хотя, откуда вам знать?

    - Да, про Шостака ничего сказать не могу, - стараясь не отставать от Николая, запыхавшись, отвечал Симонов. - Мы не стали ничего трогать, так что смотрите сами. Просто, когда среди убитых мы обнаружили тела ваших ребят, то сразу поняли, что дело непростое. Просто в голове не укладывается, как такое могло произойти? Я уже позвонил в вашу контору, а тут и вы поспели.

    Поднявшись на второй этаж, они пошли вдоль коридора, пока не наткнулись на тело одного из убитых больных, чуть дальше лежал второй. Николай никого из них не признал. Они пошли дальше. В самом конце коридора, у туалета, в луже крови лежал один из двух сотрудников, охранявших Шостака.  Он лежал на спине, широко раскинув руки. Открытые, безжизненные глаза его удивлённо смотрели в потолок. Видимо, он даже не успел ничего понять. В туалете лежал второй охранник. Из его груди торчал, всаженный по самую рукоятку, нож.  Горло было перерезано. Крови было столько, что, даже повидавшему всякое на фронте Нащокину, стало не по себе. На белой стене подтёками крови было написано слово, прочитав которое, он остолбенел. Догадка, вчера ещё смутная, теперь ставшая страшной явью, обожгла мозг. Он обернулся к Симонову и, с металлом в голосе приказал.

    - Посмотрите, чтобы всё осталось, как есть, до прибытия наших экспертов. Поставьте охрану и никого в здание больницы не пропускайте. А где же сестра?

    - Она в кабинете главврача. Там есть телефон и ,видимо, она пыталась им воспользоваться, чтобы позвать на помощь, но не успела. Преступник настиг её раньше, чем она смогла снять трубку.

    Николай первым вошёл в кабинет. По обстановке было видно, что она сопротивлялась до последнего вздоха. На полу, среди опрокинутых стульев и вороха разбросанной бумаги, в луже крови, ничком лежала Шура, а за ней, прислонившись к письменному столу и обхватив голову руками, сидел Бондаренко. Он то всхлипывал, то стонал, завывая от бессилия что-либо изменить, от такого страшного, обрушившегося на него внезапно горя. Николай молчал, комок подкатил к горлу. Шура-Шурочка...

    Она была для него очень родным и близким человеком, с тех самых пор, как увидел её первый раз в госпитале, в том победном сорок пятом. Он тогда даже был влюблён в неё, впрочем, как и все остальные, кто с ней  соприкасался. За какую-то секунду перед глазами промелькнула вся её недолгая, но такая яркая жизнь. Ведь он знал о ней всё. И как они жили до войны и как, одного за другим, потеряла она родителей. Это он, Николай, познакомил её с Алексеем, а потом был свидетелем на их свадьбе. А сейчас она лежала перед ним на полу и пятна крови, впитываемые белой материей, расплывались по всей спине, сливаясь в одно большое, бурое пятно. В её смерти он винил себя. Ведь, догадайся он раньше, всё могло бы быть совсем иначе. А теперь ничего нельзя было изменить. Он стряхнул с себя минутное оцепенение. Нужно было что-то предпринимать. Николай подошёл к Бондаренко и, склонившись, положил ему осторожно руку на плечо. Тот поднял голову и невидящими глазами уставился на Николая. Наконец, он разобрал, кто перед ним.

    - Коля..., как же жить теперь..., скажи мне, как жить?... Ну, почему она? Чем она заслужила такой конец? Кто же это посмел... поднять на неё... руку? Ведь она же всю жизнь..., всегда помогала другим... выживать, а её... убили?! У-би-и-ли, нет её больше, ты э-это... понимаешь? Её больше нет,  Ко-о-ля. Что делать, ну что мне теперь делать? Мне-то зачем жить без неё? Не могу, ой, не хочу я жить теперь.

    Николай подхватил его под руки и рывком поставил на ноги.

    - Нет, Лёша! Ты будешь жить, ты просто обязан жить! Ты ради детей своих будешь жить! Ты, что же, хочешь их сиротами оставить? Тебе надо их растить. Возьми себя в руки, опомнись! - Николай с силой тряс его за плечи, - Ты ещё должен найти убийцу своей жены и покарать его. Такому зверю не место на этой  земле. Это ты понимаешь?

    Алексей, кажется, начал приходить в себя.

    - Да я эту  мразь из под земли достану! Я порву его этими вот руками! Я хочу только знать, кто эта гнида ползучая?

    Николай облегчённо вздохнул. Теперь он был за Алексея спокоен.

    - Ты спрашиваешь, кто это? Идём со мной, я покажу тебе, кто это.

    Он взял Алексея под руку и вывел из кабинета. Когда пройдя по коридору, они вошли в туалет, Николай сказал, обращаясь к нему, - Шостак и есть он - и указал рукой на стену.

    "ВЕПРЬ" - прочитал тот.



                НИНА   (1953 год)

    Нина тоже проснулась рано и слышала, как уходил Николай. На работу ей нужно было к девяти и полчасика можно было бы понежиться в тёплой постели, но она встала. Предчувствие чего-то нехорошего, какая-то смутная тревога овладели ею.

    Чтобы отвлечься она стала прислушиваться к голосу, доносившемуся из динамика репродуктора. Московский диктор что-то торжественно вещал об успехах Красной Армии и неуклонно растущей её мощи. Нина вспомнила, как вчера они вместе с Шурой искали подарки мужчинам. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что Завьялова больше нет в живых, что лежит он в эту самую минуту в морге городской больницы. Был человек и нет человека. Нина, было, всплакнула, но потом взяла себя в руки и,  умывшись холодной водой, постаралась отвлечься от грустных мыслей. Как хорошо, что она может во всём положиться на Ганну. Ганна была идеальной нянькой, детей очень любила, но спуску им не давала. Уж у нее не забалуешь.

    Она усмехнулась своим мыслям. Вот ведь время летит. Давно ли она замуж вышла, а уже трое детей, да все мальчишки. Старшие в детский сад ходят, а маленький пока ещё дома, под присмотром Ганны. Вот исполнится ему годик, тогда можно будет в ясли определить. Не успеешь оглянуться, повырастают, разлетятся кто куда, в разные стороны, и всё у них будет замечательно, ведь им повезло родиться и жить в самой лучшей стране. Позади большая война, унесшая миллионы жизней. Страшный и жестокий враг разгромлен окончательно и бесповоротно. Впереди такая ясная и безоблачная жизнь, что аж дух захватывает, как подумаешь, какая жизнь их ожидает впереди.

         

      
                НИКОЛАЙ  (1953 год)

    Чуть ли не весь Станислав собрался проводить в последний путь погибших товарищей. В городе был объявлен траур. Николай тяжело переживал потерю таких близких, бесконечно дорогих ему людей.

    Завьялов, с которым он бок о бок прослужил восемь долгих и незабываемых  лет, был не просто начальником, а верным другом и старшим братом. Много товарищей погибло за эти годы, но эта потеря была особенно тяжела и невосполнима.  Очень сильно потрясла его смерть Александры Стефановны, в девичестве Лисовской, жены его сослуживца и друга Алексея Бондаренко. Молоденькой медсестры Шурочки из, не такого уж далёкого, военного прошлого. Как недавно и как, всё-таки, давно это было. Как же они тогда были молоды, а за плечами была война и они были её непосредственными участниками, и вышли из неё победителями. Тем тяжелее было терять близких друзей сейчас, в мирное время.

    Через неделю после похорон, прибыл новый начальник управления госбезопасности майор Бродов. По слухам, человек он был грубый и несдержанный. Близких отношений с подчинёнными не поддерживал, ни с кем, особо, не церемонился. Зачастую, не утруждая себя разбирательствами, наказывал и правых и виноватых. Первым делом, он отправил начальству рапорт, в котором подробно изложил своё видение последних событий, а всю ответственность за, якобы имевшие место, просчёты и упущения возложил на бывшего начальника управления, покойного майора Завьялова и его заместителя старшего лейтенанта Нащокина, не сумевшего обезвредить матёрого врага. Бродов предложил освободить последнего от занимаемой должности за несоответствие, а также отменить представление Завьялова на присвоение Нащокину звания капитана.

    За Нащокина вступился полковник Щукин, из окружного управления. В результате, от должности его не освободили, но представление на звание всё же задержали.

    5-го марта 1953 года умер Сталин. Никакое другое известие не произвело бы более сильного впечатления, даже официальное объявление о конце света, на многих советских людей. Для них это и было равносильно концу света.

    Ещё вождь народов не успел отойти в мир иной, а его соратники уже поделили власть между собой.

    Основным продолжателем дела Сталина стал Маленков, назначенный председателем Совета министров. Первыми его заместителями стали: Берия, Булганин, Молотов и Каганович. Ворошилов стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

    7 марта было принято решение об объединении Министерства внутренних дел и Министерства государственной безопасности в единое МВД СССР во главе с Кругловым.

    А 9-го марта, во время похорон в давке погибли сотни людей, пришедших проводить в последний путь любимого вождя. Даже мёртвый он продолжал убивать.

    Гроб с телом Сталина был установлен в мавзолее рядом с ленинским саркофагом.

    В тогдашних условиях реальная власть в стране принадлежала Маленкову, который изначально стремился принизить роль партийных комитетов. Несмотря на то, что 14-го марта состоялось избрание нового состава секретариата ЦК во главе с Хрущёвым, силы он пока не имел.

    Только через несколько месяцев удалось возвыситься и приобрести реальную власть Никите Сергеевичу Хрущёву.




               
                НИНА   (1953 год)

    Отношения Нины с новым начальником были натянутыми. Он вёл себя, по отношению к ней, абсолютно бесцеремонно, а порой просто по хамски. Позволял себе всякие непристойности, норовя, при случае, ущипнуть или потискать в своих объятиях. Нине это было неприятно, ведь она не давала абсолютно никакого повода для такого поведения с его стороны, пресекая все его домогания, а, однажды, не сдержавшись, даже влепила ему пощёчину, пригрозив пожаловаться мужу. Не ожидавший такой реакции, Бродов на секунду опешил. Но, опомнившись, процедил сквозь зубы, - сама приползёшь и не таких обламывал. А не то пожалеешь и довольно скоро.

    Он ушёл, самодовольно ухмыляясь, но приставания всё же прекратил. С тех пор он обращался к ней только официально. - Товарищ младший лейтенант, отпечатайте мне это или перепечатайте мне то.

    И вообще был нарочито холоден, чем пугал Нину ещё больше. Она ничего не стала рассказывать мужу, чтобы лишний раз его не расстраивать.  Ему и без того в последнее время приходилось не сладко.

 


                НАЩОКИН   (1953 год)

    Нащокин практически постоянно находился в разъездах. То мотался по всей области в поисках банды Вепря, который уже успел проявить себя после побега из больницы. То по другим, не менее важным и требующим безотлагательного решения, делам. Налаживал контакты с местным населением, что было очень не просто. Люди были запуганы и предпочитали помалкивать и ни во что не вмешиваться. На территории области действовало националистическое подполье, которое имело тесную связь с лесными братьями и постоянно напоминало о себе то листовками, содержащими прямые, адресные угрозы, то убийствами активистов. Помимо банды Вепря в лесах было ещё немало всякого сброду и власти пока практически ничего не могли изменить, хотя и предпринимали для этого немало усилий.

    Несколько раз Николай выезжал в Закарпатье для взаимодействия с местными органами безопасности. Стала известна страшная судьба настоящего капитана Шостака. Он был захвачен бандеровцами во время следования к новому месту службы и зверски замучен ими, а затем убит. Его документами и воспользовался опытный абверовский диверсант для того, чтобы проникнуть в структуру органов безопасности для выполнения своих адских замыслов. Николай практически не бывал дома, а если и удавалось на некоторое время заскочить, то только для того, чтобы, воспользовавшись случаем, как следует выспаться. Он спал на диване, часто не раздеваясь, подкладывая под подушку автомат.

 


                НИНА   (1953 год)

    Как-то раз, придя на работу раньше обычного, Нина с удивлением обнаружила, что начальник был уже на месте в своём кабинете. Она была обязана доложить ему о своём приходе. Скрепя сердце, Нина постучала и приоткрыла дверь. Она не успела ещё переступить порог, а Бродов уже сам шёл ей навстречу, широко раскинув руки, словно собирался заключить её в свои объятья, рот до ушей, все зубы пересчитать можно:

    - Нина Николаевна, голубушка, входите-входите, смелее, здравствуйте, радость Вы наша! Вы - царевна, спору нет! - сияя, импровизировал он, - Как Ваши дела? Как детишки, не хворают ли? Выглядите просто замечательно! Э-эх! Где мои семнадцать лет!? Завидую я Нащокину.

    Он говорил и говорил, не давая Нине рта раскрыть.

    "Ох! Что-то ты неспроста раскудахтался" - подумала Нина. Она уже приготовилась к какому-то подвоху с его стороны. - "Что ещё он выкинет на этот раз?"

    - Товарищ майор, жду Ваших указаний, - прервала она его, чтобы поскорее прекратить этот лицемерный спектакль.

    - Ну, зачем же так официально, Нина Николаевна? - Сделал притворно -обиженное лицо Бродов, - Ну, какие могут быть указания? Просто маленькая просьба. Помнится, накануне, Вы отпечатали списки лиц, подозреваемых в пособничестве бандеровцам. Принесите их мне, - и, уже с металлом в голосе, добавил, - руководство требует, в кратчайшие сроки навести порядок в области. - При этом он, почему-то, указал на портрет Дзержинского, висевший над столом.
 
    Нина облегчённо вздохнула, что не укрылось от, внимательно наблюдавшего за ней, Бродова. Списки были готовы и лежали в её сейфе.

    - Через пять минут они будут у Вас. Разрешите выполнять?

    В ответ на это Бродов состроил одобрительную гримасу и угодливо склонил голову. Выйдя из кабинета начальника, Нина направилась к своему столу, присела на стул и перевела дух. Успокоившись, она открыла сейф и протянула руку за папкой, которую накануне положила туда, но... её там не оказалось. Она стала лихорадочно перебирать все бумаги, лежащие в сейфе, но папки не было. Она просто исчезла. Ещё ничего не предполагая, Нина стала смотреть в ящиках стола, просто так, на всякий случай, но и там ничего не было. Да и не могло ничего быть, так как она твёрдо знала, что положила эту чёртову папку в сейф. Она опять стала смотреть в сейфе и, вдруг, её осенило! - "Бродов! Ну конечно он". - Эта внезапная догадка молнией сверкнула в мозгу. Она сразу вспомнила и все его угрозы, и то, как распинался он перед ней сегодня. В висках застучало и огненный шар стал быстро расти в груди, стало трудно дышать.

    Зазвенел телефон и она машинально сняла трубку. Это был Бродов. Он торопил.

    - Да, я сейчас, ещё две минуты, - словно надеясь на чудо, Нина продолжала перебирать бумаги в ящике стола. Вдруг, под руку ей попалось, что-то твёрдое, завёрнутое в бумагу. Она развернула свёрток. Это был складной перочинный нож, который они, с Шурой Бондаренко, купили в подарок Завьялову на двадцать третье февраля. Она горько усмехнулась. Сама судьба подсказывала ей выход из этой ситуации. Она хорошо понимала, что ждёт её мужа и детей, если её, вдруг, обвинят в пособничестве бандеровцам. Раздумывать было некогда. Она открыла самое большое лезвие, приставила его к левой стороне груди, закрыла глаза, мысленно прося прощения у своих родных и, что было сил, резко толкнула его на себя. Падая, она ухватилась за стул и, увлекая его за собой, повалилась на пол.

    На шум, из своего кабинета выскочил Бродов.

    - Дур-ра! Психопатка! - Истерично заорал он, глядя на распластавшуюся на полу женщину.

    Лишь только "скорая" увезла Нину в больницу, Бродов засел писать рапорт начальству. Затем, достав из своего стола злополучную папку, вышел из кабинета и, убедившись, что в приемной никого нет, подложил её на место.

    Нину спасли и скоро она пошла на поправку. Лезвие ножа прошло буквально в сантиметре от сердца. Но возвращение к жизни не радовало её. Ведь теперь Бродов мог прямо обвинить её в признании собственной вины и попытке уйти от ответственности. Ей удалось стащить со стола дежурной медсестры несколько упаковок сильнодействующего снотворного и проглотить изрядное количество его, запивая из под крана в туалете. Вторично спасти её не удалось. Всё случившееся с ней объяснили нервным срывом, спровоцированным последними трагическими событиями и возможными неурядицами в семье.

    После "несчастья", случившегося с женой, Нащокина перевели к новому месту службы в закарпатский город Ужгород. Ему было присвоено очередное воинское звание капитан. Детей забрала к себе бабушка Устинья, чтобы дать сыну возможность и время обустроиться на новом месте.




                БЕРЁЗОВКА
                =============
            
    В 16-17-м веках на территории нынешнего Придонья было пустое незаселённое поле, или, как его образно называют, Дикое Поле. Именно отсюда кочевые племена устраивали свои многочисленные набеги на Русь.

    С начала 40-х годов XVI-го века Россия начинает укреплять свои позиции на юге.
 
    Создаётся сторожевая служба. Уже в конце XVI-го века здесь начинают строиться города, в том числе и Воронеж.

    Территория Дикого Поля, хоть и медленно, но неуклонно заселяется. В XVII-м веке на реке Битюг зарегистрирована была слобода Аннинская.

    Столетия существования Прибитюжья между Русью и Степью оставили память о себе во многих географических названиях тюркского происхождения. Так, тюркским является и название главной реки района - Битюг. Первоначально оно звучало как <<Бетюк>> и потом перешло в более удобную для произношения форму.

    В конце XVIII-го века на берегах речки Берёзовки возникло восемь хуторов, которые слились впоследствии и образовали деревню  с тем же названием Берёзовка. В середине XIX-го века Берёзовка стала конезаводским селом. Была построена Вознесенская церковь, действующая и поныне. Чуть позже при ней была открыта церковноприходская школа. Первоначально село делилось на две части: первая - Вольная Берёзовка и вторая - Барская.

    По данным 1884 г. в селе была лишь одна винная лавка, в 1902 г.- чайная и несколько торговых лавок, в 1904 г. открылась земская школа. С 1905 г. стали регулярно проводить ярмарки. В 1910 г. в селе уже насчитывалось 513 дворов и 3676 жителей. Работали 33 кустарных промышленных заведения: маслобойки, мельницы, мастерские.




                ИВАН НАЩОКИН   (1945 ГОД)               

    Иван Константинович Нащокин происходил из казацкого сословия. Отец его имел даже какой-то казачий чин. Воевал в империалистическую, заслужил три креста: два "Георгия", а третий - берёзовый на могилу. Осталась только одна фотокарточка, на которой он был запечатлён. Молодой ладный казак, с лихо закрученным чубом, бьющим из под козырька форменной фуражки. Сидит, упершись на, зажатую меж колен, шашку. Мать была жива ещё и отличалась завидным здоровьем, несмотря на свой почтенный возраст. А годков то ей перевалило уже за сто.

    Сам Иван Константинович, или как его чаще называли односельчане - Кыстянтиныч, а домашние просто Ванькой, в 44-м вернулся с войны на костылях. Тяжело было на первых порах. По ночам маялся бессонницей от сильных болей. А днями старался по хозяйству. Делал всё, что по силам. Чуть свет и до сумерек не давал себе никакого роздыху. И, что ни день, всё увереннее стоял на своих ногах. Со временем спроворил себе палку, а костыли поставил в дальний угол. Потом и палку стал брать, если только выходил за калитку. А дома, на хозяйстве старался обходиться без неё. Заметно прихрамывая, но зато на своих двоих. Сильные боли перестали беспокоить, а с прочими мало помалу свыкся. Из наград больше всего ценил он орден Отечественной Войны первой степени. И всегда привинчивал его к пиджаку, когда бывал по делам в районе. И, непременно, когда ходил в чайную, где собирались такие же фронтовики, как и он. Все они стали инвалидами на этой войне, но не только это их объединяло и роднило. Главное - они выжили. Они и видели, и воспринимали эту жизнь уже совершенно по-другому. Что-то они поняли о ней такое, что было неведомо другим, не прошедшим через горнило этой чудовищной, абсолютно противоестественной истории, чуждой  глубинной сути самой жизни.

    Жизнь помалу стала налаживаться. Иван Константинович был членом партии, вступил ещё на фронте, между боями. И сейчас, когда война ещё не закончилась, он, едва оправившись от ран, считал невозможным для себя отсиживаться в избе, под бабьим приглядом. Так прямо и поставил вопрос перед парторгом и председателем колхоза. Вскоре его назначили председателем Берёзовского сельсовета. Он был неучёным, абсолютно безграмотным мужиком. Не умел ни читать, ни писать. Но старался не показывать этого и, с помощью природной мужицкой смётки и всевозможных ухищрений, не раз выпутывался из затруднительных ситуаций. Придёт, к примеру, из района или из области какое предписание, или какая ни-то другая важная бумага, как тут быть? Возьмёт её Иван Константинович в руки, покрутит так и эдак, брови нахмурит, губами шевелит, как бы пытаясь разобрать написанное, потом плюнет в сердцах:

    - Тьфу, т-ты, змей окаянный, понапишуть, итить.., ни чёрта не разберёшь!-
И, тут же, передаст тому, кто уже, наверняка, прочтёт. Надо отметить, что у него было только два сильно ругательных слова - <змей> и <чёрт>. Эти слова он употреблял в особом запале, когда трудно было сдержаться и возникала необходимость выплеснуть свои эмоции. Ему часто, по должности, приходилось подписывать какие-нибудь бумаги. Сын, Алексей, научил его писать свою фамилию. Но он не писал её, а, скорее, рисовал. Да так оно, собственно, и было. Ведь делал он это, абсолютно, неосознанно, просто запомнил рисунок и каждый раз, по памяти, его воспроизводил. Любил выйти посидеть на крылечке с газетой в руках. Развернёт её во всю ширь, будто меха гармошки. Очки на нос нацепит и, наморщив лоб, шевелит губами, как бы читает. А сам, тем временем, размышляет о своей жизни, в которой было столько намешано всякого, что хватило бы на несколько других жизней. Порой и вздремнёт.

    Хозяйство у него было справное. Изба-пятистенок, мазаная, как и большинство домов в Берёзовке, глиной и белёная известью. Крыша была крыта соломой. С торца избы вырыт был глубокий погреб с погребицей. Палисадник с улицы огорожен плетнём, вдоль которого были плотно посажены кусты акации. Сквозь неё, в летнее время, невозможно было что-либо увидеть ни в ту, ни в другую сторону. От калитки до крыльца шла хорошо протоптанная дорожка, по обе стороны которой были разбиты клумбы и росли молоденькие, недавно посаженные деревца вишни и груши, штук по пять с каждой стороны. Были тут и ягодные кусты, но совсем немного. Во дворе - постройки для скота и большой сарай, где хранилась необходимая в хозяйстве утварь: плуг, борона, телега, сани, всё конское снаряжение, ну и сам конь, наконец, по прозвищу Мальчик. Конь полагался ему по должности и являлся колхозной собственностью. Конь в хозяйстве был незаменим. Из прочей живности, конечно же, корова-Зорька, пара свиней, штук шесть овец, гуси, куры, да два кочета. Ближе к огороду стояла рубленая баня, которую Иван Константинович соорудил недавно. Огород был немаленький и большую его часть засеивали картофелем. На оставшейся росло всё, от помидоров до арбузов, которые, в основном, солили. Дальше за огородом стоял старый фруктовый сад, деревьев на восемь.

    Со двора на улицу можно было выйти через сени, в которых на широкой лавке стояли вёдра с холодной колодезной водой. Там же поместились сепаратор и маслобойка. В центре была ещё дверка в небольшой чуланчик, а напротив - дверь непосредственно в избу. Открыв её, сразу попадаешь на кухню, с русской печью, дубовым столом по серёдке, за которым запросто уселись бы человек десять. Вдоль стены стояли широкие лавки, на которых, при случае, можно было спать. Пол в кухне был земляной. Зимой, если были сильные морозы, тут даже держали скотину. Из кухни можно было пройти в большую комнату, где в красном углу висели иконы с зажжённой лампадкой. А из мебели были две кровати, да большой сундук, на котором тоже стелили постель, когда в доме были гости. Над столом несколько семейных фотографий. Справа, у печки - дверь в комнату поменьше. Здесь тоже были две кровати, стол и большая кадка с высоким лимонником и висящими на нём лимонами. На стене у окна большой поясной портрет младшего сына Валентина, выполненный цветными карандашами. Работа старшего сына Николая.




                РАЗЛОМ        (1917 г. и далее...)

    В феврале 1917 года в Петербурге произошла революция. Царь отрёкся от престола.

    В жизни Нащокиных мало что изменилось. Из Воронежа наезжали представители всевозможных комитетов, проводили агитацию. В селе появились первые Советы.
 
    В октябре власть в столице захватили большевики. Общество раскололось на два непримиримых лагеря. Размеренному патриархальному укладу жизни Берёзовки пришёл конец.

    К концу года с фронта стали возвращаться солдаты. По их инициативе начали создаваться первые советы крестьянских депутатов. Аннинские рабочие устанавливали свой контроль над предприятиями, крестьяне - имениями помещиков. Были организованы волостной и сельские советы.
 
    Ближе к весне в сёлах, где были помещичьи владения, начали делить землю. Конфискация имений и раздел земли не встречали какого-либо сопротивления, поскольку их владельцы практически там и не жили, имея дома и службу в крупных городах да столицах, а управляющие не имели особого стимула защищать чужое добро. Наиболее зажиточные крестьяне также восприняли революцию довольно спокойно - для них, на первых порах, практически ничего не менялось. Земля в дореволюционное время делилась в общине по душам, больших массивов земли в личном пользовании никто из них не имел. Зажиточные семьи, как правило, были большими и при разделе земли по едокам тоже ничего не проигрывали. На каждого человека приходилось по 36 сажен(1,3 га) пахотной земли.

    Летом 1918 года в стране была введена продовольственная диктатура, ситуация обострилась.

    В начале июля губернским комитетом по продовольствию было принято постановление: уговорить крестьян в недельный срок обмолотить зерно и сдать на ссыпной пункт, который должен быть организован в Анне, в амбарах купца Воронова. Предвидя сопротивление, постановили также: собрать рабочих, вооружить и держать в боевой готовности.

    В сёлах собрали активистов и определили, какое количество зерна должен вывезти каждый двор.

    По сёлам организовывались комитеты бедноты. Они оказывали содействие местным продорганам и продотрядам в изъятии излишков продовольствия у более зажиточных крестьян, так называемых кулаков. Комбеды перераспределяли конфискованные у помещиков земли и инвентарь среди бедноты. Комбеды также приняли активное участие в очищении сельских советов от кулацких элементов. Это особенно обострило отношение к представителям советской власти. В Анне была попытка разоружить милицию. Крестьяне ряда сёл стали совершать вооружённые нападения на продотряды и возвращали реквизированный хлеб. В ноябре 1918 года комбеды были упразднены.




                ПРОТИВОСТОЯНИЕ

    К несчастью народа, трагедия гражданской войны не миновала Россию. Страну захлестнули кровавые междоусобицы. Новым правителям России это было только на руку. Ленин искренне полагал, что <чем хуже, тем лучше>. Противостояние различных политических сил, ни одна из которых не ставила целью восстановление монархии, обернулось кровопролитием, разрушением производительных сил державы, гибелью или изгнанием миллионов граждан великой страны. Последствия разрушительного братоубийства отразились на всей последующей истории России XX-го века.

    В конце лета на территории губернии начались бои с красновцами. Генерал Краснов собрал стотысячную армию и стал развивать наступление на направлениях Калач - Таловая и Новохопёрск - Бобров.

    Регулярных частей Красной Армии на этом участке фронта тогда ещё не было. Они ещё только формировались в Воронеже. Бои с красновцами вели отдельные отряды и добровольцы из крестьян. Затем, по мере накопления частей Красной Армии, был организован Южный фронт. В районе Анны дислоцировались, доформировывались и вели бои Советский образцовый полк, московский железный полк, Богучарский полк (впоследствии 40-я Богучарская дивизия).

    В конце декабря белые отступали по всему фронту, и год 1919-й на территории района начался без военных действий. Но, тем не менее, положение оставалось тяжёлым. С января 1919-го года вводится продразвёрстка. Летом, в связи со сложным финансовым положением, предписывается обложить население ещё и "поземельными окладными сборами". Чем больше земли,  тем больше сбор. Вводится обложение скота: лошадь-20 рублей, корова-15, овца-5. Вскоре и в Берёзовке узнали о войне не понаслышке. В селе разместился штаб дивизии красных. Комдив облюбовал самый большой дом, в который со всех сторон потащили всякую всячину. Череда необузданного пьянства сменялась чередой насилий. Началась принудительная мобилизация. Ивану удалось избежать этого, схоронившись в погребе. Впрочем так поступали многие.

    Беспощадный красный террор помог генералу Деникину, так что его продвижение к центру России практически не встречало сопротивления. Тем более, что под влиянием побед Деникина резко увеличилось количество дезертиров в Красной Армии.




                НА ПЕРЕПУТЬЕ

    Для более стремительного продвижения к Москве Деникин пустил в советский тыл конный корпус генерала Мамонтова. Проходя по советским тылам, казачья конница зацепила своим "крылом" и район Анны. Красные в спешном порядке покинули село, бросая награбленное. Мамонтовцы заняли Берёзовку.

    Иван добровольно поступил на службу к Мамонтову. В немалой степени, этому способствовали железный порядок, дисциплина, лояльное отношение к населению.

    Но в дальнейшем, когда началась полоса неудач и поражений, упал моральный дух белых, участились случаи неоправданной жестокости, мародёрства и, как следствие, дезертирства.

    Простой мужик, оторванный от земли, не мог до конца разобраться во всех перипетиях этой жестокой братоубийственной войны, отличить идеи от идеалов. Ивана уже давно мучили сомненья по поводу правильности сделанного выбора. И во время очередного боя он перешёл на сторону красных. Так он стал бойцом первой конной армии Будённого и в её составе участвовал в разгроме корпуса Мамонтова.

    После окончания гражданской войны Иван вернулся в родное село. Стал поднимать порушенное хозяйство, работал, не покладая рук. Приглянулась ему поповская дочь Устинья. Женился. Один за другим пошли дети.

    Отец Устиньи, Трифон Мещеряков, был сельским священником. У него было две дочери. Обеих он выучил грамоте, так как считал, что грамотному человеку легче жить на этом свете. Он был физически крепким человеком, пешком исходил всю воронежскую губернию вдоль и поперёк. В хозяйстве у себя всё делал сам. Накануне революции подхватил чахотку и сгорел в одночасье. Жена его только на два года пережила мужа. 

    К весне 1921 года в стране разразился экономический и политический кризис. Крестьянские дворы были практически опустошены продразвёрсткой. Можно конечно спорить о её оправданности на тот момент, приводить примеры того, что в городе положение было ещё хуже, но крестьянину от этого не становилось легче, землю ему отдали, но всё, что он с этой земли получал, у него отбиралось насильно.

    Новая экономическая политика(НЭП), принятая партией в марте 1921 года, круто изменила положение на селе. Разрешалось создавать мелкие частные предприятия. Кустарное или промышленное производство  можно было открыть не более одного на владельца. Разрешалось нанимать до десяти рабочих(при моторе) или до двадцати(без мотора).

    Был введён продовольственный налог. Теперь излишки хлеба крестьянин мог продавать на рынке, а вырученные деньги использовать для своих нужд. Крестьяне стали расширять посевы, обзаводились мельницами. В 1925 году к крестьянам обратился Бухарин. Суть обращения - <обогащайтесь!> должна была показать, что обратного пути к изъятию излишков и репрессивной политике не будет. Коренным образом перестраивается социальная жизнь деревни, создаются колхозы. В 1929 году провозглашается политика ликвидации кулачества, как класса. Кулак, по своей природе, экономически свободный товаропроизводитель, не <вписывался> в рамки административного регламентирования экономики. В своём хозяйстве он использовал наёмную рабочую силу, т.е. был эксплуататором, а потому рассматривался, как классовый враг. Под категорию кулачества легко было подвести любого крестьянина(зачастую даже бедняка). Миллионы крестьян, повинных только в том, что они грамотно умели вести своё хозяйство, ссылались в отдалённые районы страны. У уполномоченных развязываются руки.

    В январе 1930-го года объявляется о начале сплошной коллективизации. В феврале организация раскулачивания возлагается на органы ОГПУ. Наркомом земледелия Яковлевым был разработан и на ЦК утверждён график коллективизации. Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье подлежали сплошной коллективизации к осени 1930 года, а остальные зерновые районы - к осени 1931-го или весне 1932 года. Сельсоветы, проявившие свою неспособность руководить колхозным движением, разгоняются. Колхозы организуют в спешном порядке, буквально загоняя туда людей. Обобществляются жилые постройки и земли кулаков. В деревню приезжают <двадцатипятитысячники> из города, которые действуют боевыми <методами>, райкомы поставлены <под ружьё>. В сёлах района действуют судебно-следственные бригады по посевной компании и коллективизации. В январе и феврале было осуждено около пяти тысяч человек, из них четырнадцать человек приговариваются к расстрелу.

    В марте выходит статья Сталина "Головокружение от успехов". В ней он критикует излишнюю ретивость при коллективизации, нарушение принципа добровольности  при принятии в колхозы, а также слишком быстрые темпы раскулачивания. Люди сразу стали выходить из колхозов.

    У партийных работников и уполномоченных после выхода статьи вначале чувствовалась некоторая растерянность. К осени на 25% возрастают планы хлебозаготовок. Хлеб теперь конфисковывали у бедняков и середняков, так как зажиточных крестьян после первой волны раскулачивания уже не осталось. Вопрос уже действительно стоял "или, или", и в начале 1931 года-очередная волна раскулачивания. Кулаков делили на три категории. Первая категория подлежала расстрелу, вторая-выселению в отдалённые районы, третья-переселению в пределах области.

    Райкомы во исполнение решений обкома составляли свои планы ликвидации кулачества, и, зачастую, перевыполняли их. Так, в одном только Аннинском районе Воронежской области за март месяц в числе раскулаченных оказались 1007 семей, что составило 7,5% всех крестьянских хозяйств района.

    Чуть было не раскулачили и Ивана, припомнив ему прошлое. Но кому-то из властьпридержащих пришла в голову невероятная идея. Во искупление вины перед советской властью, сделать его председателем колхоза, который он сам же и должен был создавать. К середине 30-х положение несколько стабилизировалось. Те бурные процессы, которые имели место в период коллективизации, несколько поутихли. Все сопротивляющиеся политике партии и недовольные советской властью были либо репрессированы, либо поняли бесплодность любых попыток сопротивления. Кроме того, выросло уже поколение людей, родившихся при советской власти и другой жизни себе не представлявших.




                ВЫЖИВАНИЕ

    Невероятно трудно создавался колхоз в Берёзовке. Поголовье домашнего скота сильно пострадало от того, что люди просто резали скот, чтобы не вести его в колхоз.

    Сейчас трудно судить о сопротивлении крестьян этим процессам. Коммунистическим руководителям тогда было выгодно раздувать малейшие случаи непокорности в пропагандистских целях,  чтобы оправдать собственный террор.

    Несомненно, что голод 1933 года напрямую связан с коллективизацией, ликвидацией кулачества и той политикой хлебозаготовок, которая очень напоминала продразвёрстку 1920 года. Хлеб был выбран и у колхозов, и у единоличников весь - вплоть до семенного фонда. В счёт хлебозаготовок шли и хлебные запасы раскулаченных и "вычищенных" из колхозов, чем, соответственно процессы "вычищения" и подстёгивались. В итоге вымерли сотни тысяч крестьян.

    В тридцатые годы двадцатого века рушился вековой уклад жизни, прежде всего сельских жителей. Сколько судеб было изломано, сколько жизней искалечено, скольких хороших работников лишилась российская деревня. Политические цели террора подкреплялись "хозяйственным расчётом" и репрессии, в глазах вождей, получали дополнительное обоснование. 

    Несомненно, были достигнуты и другие цели "большой чистки": уничтожены многие инакомыслящие и сомневающиеся, запугано общество в целом.

    Ивану Константиновичу приходилось буквально выворачиваться наизнанку, чтобы руководить колхозом в тех условиях. Ведь при малейшем сбое ему бы непременно припомнили службу у Мамонтова. Он не спал сутками, работал на износ наравне с рядовыми колхозниками, по мере сил и возможностей старался оградить их от произвола районных властей. Его уважали, относились с пониманием к его требовательности, если даже порой она бывала чрезмерной.

    Устинья тоже работала в колхозе. Доила коров, ходила за скотиной и много чего ещё приходилось ей делать. А, помимо того, рожала детей, растила их, воспитывала по своему разумению. К тому времени было их уже четверо. Да и то, сказать, рожать приходилось, где приспичит. Старшего-Николу родила на сенокосе. Привалилась к скирде, как прихватило, да и родила с божьей помощью. Пуповину сама косой перерезала. Обтёрла её о подол, закусила губу и... вжи-ик! Аж искры из глаз, а кричать уже не могла. Сил не было. Хорошо бабы вовремя хватились её, помогли. Вон какой хлопец получился. Подрастает мужичок, помощник уже. И девки на него уже заглядываются.

 

 
                ВОЙНА    /1941 год/

    День 22 июня на Аннинской земле, как и во всех далёких от границы районах, начинался обычными мирными делами. Чёрная весть многих застала в поле, на сенокосе.

    Ближе к полудню она добралась и до Берёзовки. Из Анны прискакал верхом на лошади посыльный из райкома партии и объявил о вероломном нападении фашистской Германии.

    Месяца через три в сёлах остались только женщины, старики, дети и мужчины старших возрастов, многие из которых были мобилизованы на трудовые работы.

    Когда ушли на фронт старшие сыновья, Иван Константинович тоже, было, засобирался воевать, ездил даже к районному начальству в Анну, но его не отпустили.

    В мае 1942 года началось новое немецкое наступление. Немцы стремились выйти к Волге и нефтяным промыслам Кавказа. Они захватили Северный Кавказ и к осени достигли Волги у Сталинграда.

    В конце июня немецкие войска переходят в наступление в районе Воронежа. Фронт оказался в ста километрах от Анны.

    7 июля был образован Воронежский фронт, штаб которого обосновался в Анне и находился там до января 1943 года, когда вслед за наступающими частями он двинулся на запад.
 
    В момент создания фронта командующим был назначен Филипп Иванович Голиков, а с 14 июня - Николай Фёдорович Ватутин. Когда в октябре Ватутина назначили командующим Юго-Западным фронтом, на смену ему вновь прислали Голикова.

    Немецкая авиаразведка, видимо, так и не обнаружила, что в Анне находился штаб фронта. Лишь две бомбы упали на улицы Анны летом 1942 года, не причинив большого вреда. Людских жертв и разрушений не было.

    К зиме 1941 года большинство мужчин-председателей колхозов ушли на фронт. По решению бюро райкома ВКП(б) были организованы двухнедельные женские курсы по подготовке председателей колхозов из числа бригадиров, звеньевых, животноводов, стахановок и трёхмесячные курсы трактористов. Курсантами этих курсов были женщины и школьники. В октябре на фронт ушёл и Иван Нащокин. Он стал пулемётчиком пулемётной роты. В январе 42-го был тяжело ранен на Ленинградском фронте. После госпиталя вернулся в свою часть. Бился в жестоких боях за освобождение городов Оскола, Харькова и Полтавы, принимал участие в грандиозном сражении на Курской Дуге. Дивизия, в составе которой он воевал, была обескровлена и передислоцирована на Калининский фронт. Она принимала участие в операции по освобождению Смоленщины. После чего, вступив на белорусскую землю, участвовала в операции "Багратион".  В ночь с 21 на 22 июня 1944 года 270 стрелковая дивизия в составе 6 гвардейской армии, уже 1-го Прибалтийского фронта, прорвав оборону противника, вышла с боями на правый берег реки Западная Двина. В бою 26 июня, при форсировании реки Западная Двина, в районе деревни Надеждино, Витебской области, красноармеец Нащокин Иван Константинович под ураганным огнём противника форсировал реку со второй лодкой. Высадившись на берег, он выкатил свой пулемёт на открытую позицию и открыл огонь по противнику, чем содействовал успеху взятия второй линии неприятельских траншей. 30 июня в бою за расширение плацдарма в районе реки Туровлянка красноармеец Нащокин огнём своего пулемёта отражал контратаки автоматчиков противника. Оставаясь один у пулемёта и, будучи тяжело раненым, он продолжал вести огонь до тех пор, пока не была отбита контратака гитлеровцев. Вдобавок, вынырнувшая из облаков тройка Юнкерсов-88 отбомбилась, пролетая над ними. В результате чего Ивану Константиновичу практически оторвало ногу. Мощная воздушная волна опрокинула его на спину. Последнее, что он успел увидеть, перед тем, как потерял сознание, как нога, неестественно вывернувшись, ударила его по груди и он непроизвольно, мёртвой хваткой, обхватил её руками.

    За проявленный героизм в бою за расширение плацдарма пулемётчик Нащокин был представлен к правительственной награде "Орден Боевого Красного знамени". Но, обычно, давали награду на одну ступень ниже, чем та, на которую писалась реляция. Поэтому он получил "Орден Отечественной Войны I степени." После госпиталя он был демобилизован из рядов действующей армии по инвалидности.

    Тем временем, отдельные контрнаступления войск вермахта уже не могли изменить общей ситуации на фронте. Выход советских войск на границы СССР, договорённость с союзниками об открытии второго фронта в июне 1944 года придавали всё больше уверенности в скорейшем окончании войны. И вот, наконец наступил день, когда советские войска пересекли границу СССР и устремились дальше на запад.



                СЫНОВЬЯ    
      
    По разным уголкам нашей необъятной Родины разбросала судьба детей Ивана и Устиньи Нащокиных. И остались они в некогда большом и шумном, наполненном многочисленными обитателями доме, втроём. Старшая сестра Устиньи Ольга после войны возвратилась в родные места и осталась доживать свой век в её доме. После смерти отца, задолго до войны, она подалась в Москву на заработки. Работала на авиазаводе в Филях. И даже когда, в начале войны, завод был эвакуирован в Казань, она оставалась в Москве и продолжала работать во вновь сформированных на базе завода фронтовых авиаремонтных мастерских, которые занимались ремонтом поступающих с фронтов подбитых самолётов. Личная жизнь у неё не сложилась. Муж погиб на фронте, своих детей не было и она стала жить жизнью сестры и её семьи. Она была очень набожная, регулярно ходила в церковь, старалась не пропустить ни одной службы, соблюдала все церковные каноны.

    Шло время. Отслужили и демобилизовались сыновья-пограничники. Но долго дома не задержались. Валентин, самый младший, уехал в Москву и поступил во ВГИК. Алексей подался в Воронежский педагогический. А Иван, вернувшись с фронта, на первых порах остался в колхозе. Работал механизатором, но не считал это своим призванием. Хотел, было, тоже уехать из колхоза, хотя бы в Воронеж, устроиться в редакцию газеты, писать статьи, стать известным журналистом. В школе он был членом редколлегии стенной газеты. Сочинял тогда стихи и порой вставлял их в некоторые выпуски, особенно праздничные. Получалось совсем неплохо:

                Пройдут года и пролетят столетия,
                Но нерушим останется навек
                Стоять, как монолит, на постаменте
                Планеты величайший человек.

               И не разрушить твердь гранита
               Порывам ветра и дождя,
               Венки цветов, любовью свитых,
               У ног любимого вождя.

                Он смотрит вниз орлиным взором
                И видит сверху каждый шаг.
                Клеймит он неучей позором,
                Сегодня неуч - завтра враг.

    И те его одноклассники, которым, в отличие от преуспевающего по всем предметам юного дарования, учёба давалась нелегко, старались побыстрее исправить свои колы и двойки, чтобы, упаси бог, не посчитали их неучами.

    Иван был парнем из себя видным и вскоре женился на первой Березовской красавице Шурочке, которая была непревзойдённой плясуньей и певуньей. Первую дочку свою они назвали Валентиной, но Иван непременно хотел сына и, когда через год жене снова пришла пора рожать, с нетерпением ожидал, кем его на этот раз обрадует ненаглядная.
 
    Шура умерла во время родов, произведя на свет совершенно здоровенькую девочку, сущего ангелочка. Малютка была копией матери, с белокурыми локонами и необыкновенными зелёными глазами, которыми когда-то сражен был её отец.
Иван, тяжело переживавший кончину своей жены, невзлюбил младшую дочь, считая её основной виновницей случившейся трагедии. Он даже не захотел забирать её из роддома.

    Бабушка Устинья взяла внучку к себе и стала для Светланы, как они с дедом назвали девочку, ещё и мамой. Несказанно обрадовалась этому обстоятельству Ольга Трифоновна, никогда своих детей не имевшая. Она стала необычайно нежной и заботливой няней для малышки и всю свою нерастраченную, в несостоявшемся материнстве, любовь обрушила на маленькую Светланку.
 
    Иван погоревал ещё какое-то время, да и уехал из Березовки в небольшой старинный город Бобров, Воронежской же области. Были у него там кое-какие связи. Стал работать в редакции местной газеты внештатным корреспондентом. Впрочем, это продолжалось недолго и вскоре он был зачислен в штат. Городишко был небольшой, все на виду. Скоро у Ивана появилось много знакомых и друзей. И женским вниманием он был не обделен. Со временем боль от потери любимой жены притупилась, а когда на одной из дружеских вечеринок он познакомился с Мариной, то сразу понял, что с этой женщиной он готов связать свою дальнейшую судьбу. У Марины уже был маленький ребёнок. Славка, так звали сына, был примерно одного возраста с дочерьми Ивана. Общаясь с ним, он всё чаще стал подумывать о том, чтобы забрать к себе старшую дочь. О младшей же и слышать не хотел. Вскоре, после свадьбы, приехали они с Мариной в Берёзовку. Погостили недолго, а, уезжая, Иван заявил, что Валю они забирают к себе, в Бобров. Напрасно мать пыталась увещевать сына, пробудить в нём отцовские чувства. Он сказал, как отрезал: - У меня есть только одна дочь и я прошу запомнить это, раз и навсегда, и никогда больше не напоминать мне об этом.

    За всё время пребывания, он ни разу даже не взглянул на Светланку. И продолжала она жить у деда с бабой, заменивших ей родителей. А уж они-то души в ней не чаяли. Ей ещё только два года, но она уже вполне самостоятельный человечек. Взрослым возиться с ней особо некогда, с утра до ночи дела да заботы. Больше других с ней занимается няня Оля, хотя и у неё дел хватает. И постирать, и в избе прибраться нужно, и за скотиной ходить. Светланка же всё подмечает. Своим детским умом она понимает, что у них много других, очень важных и неотложных дел, что же к ним приставать. По мере сил и возможностей она старается им в чём-то даже помогать.

    Вот, как раз в это время и привезли в Берёзовку детей Николая. Светланка, впервые увидавшая своих двоюродных братьев, больше других обрадовалась этому обстоятельству. Они быстро подружились, особенно с Вовкой, тем более, что они были ровесниками, а старшие братья не всегда принимали их в свои игры. Они считали себя уже достаточно взрослыми и не резон им было возиться с такой мелюзгой.

            
      
                НИКОЛАЙ    /1956 год/.

    В феврале 1956 года в Москве состоялся ХХ съезд КПСС. Главным событием съезда стало закрытое заседание и выступление на нём первого секретаря коммунистической партии Советского Союза Хрущёва с докладом "О культе личности и его последствиях". В целом доклад оказался очень избирательным и поверхностным. Он был насыщен деталями, которые шокировали аудиторию, но в то же время ему не хватало чёткости, а содержащаяся в нём информация была приблизительной и не полной и стала доступной только членам партии. Но, несмотря на все имеющиеся недостатки, доклад первого лица государства произвёл эффект разорвавшейся бомбы и вызвал в обществе неоднозначную реакцию.

    30-го июня вышло постановление ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий". Простые советские граждане (не члены партии) именно из этого документа впервые узнали разоблачительную информацию о Сталине. Конечно же, по сравнению с докладом Хрущёва на ХХ съезде это постановление содержало сокращённую и и строго дозированную информацию.

    В ноябре 1956 года советские войска вошли в Венгрию. Военное вторжение было осуществлено с целью подавления движения, возглавляемого премьером Имре Надем, за самостоятельный курс национальной политики без вмешательства СССР. Попал туда вместе со своей дивизией, начальником контрразведки которой он являлся и капитан Нащокин. А вскоре родители получили на него похоронку, в которой сухим канцелярским языком сообщалось, что их сын погиб при исполнении интернационального долга и теперь они могут им гордиться. Поплакали погоревали они, помянули по православному обычаю, невзирая на то, что в бога не верили вовсе, хотя иконостас, как положено, был на своём месте, в красном углу. Да и сын Николай, будучи коммунистом, в бога не верил а, отправляя детей к родителям, наказывал им строго-настрого, чтобы не смели их крестить и не забивали им головы всякой чепухой. В первую очередь это относилось к тётке Ольге, которая в церковь ходила регулярно, да и дома поклоны била перед иконами.

    Прослышав про гибель Николая, заходили те кто знал его ещё по школе. Одноклассников почти не осталось, почитай всех ещё в войну поубивало. Захаживал школьный учитель Борис Алексеевич, знавший Николая ещё с сызмальства. Поминали самогоном, который Устинья выгнала из свёклы. Закусывали салом и мочёными яблоками. Борис Алексеевич много курил и выпивал достаточно, сам подливал в стакан мутной жидкости, не дожидаясь когда это сделает кто-то другой. Два его сына погибли на войне, жену похоронил недавно и жил он теперь бобылём в маленькой квартирке при школе. Потому и выпивать стал чаще.

    - Вот ты мне скажи, Иван Костантиныч, ну что мы  забыли в Венгрии этой? У себя порядок никак навести не можем, а к другим лезем, учим, хотим, чтоб по нашему жили. А если они не хотят жить по нашему, что же воевать с ними из-за этого?

    - Цыть, умник, нишкни! Ты чаво мелешь-то? Неравён час, кто услышит, башку-то враз открутят. Давай-ка, лучше, выпьем.

    - А и то, верно, - подливая, соглашался учитель, - давай помянем Николу, царствие ему небесное, - трижды перекрещивая себя, разом опрокидывал стопку.

    - Ну, будя уже. Я гляжу вам абы натрескаться. Давай, Ляксеич, ступай отсель, - осаживала их Устинья, - напоминались уже. Вам, что поминки, что свадьба-всё едино. А ты, Ванька, преж о внуках думай, теперича мы им за родителев будем. Уразумел, дурья твоя башка?

    - Да замолчь уже, вот баба раскудахталась, тудыть твою в качель! Без тябе тошно. Не встревай в мужицкие разговоры.
   
    Но этим всё и заканчивалось. Борис Алексеевич извинялся и откланивался. Нетвёрдой походкой, пошатываясь, шёл до калитки и, прежде, чем выйти на улицу, окончательно прощался, приподнимая над головой шляпу.

    А по весне, как гром среди ясного неба, пришло неожиданное известие, что Николай жив и находится в закарпатском военном госпитале. После ранения он долгое время пребывал в коме, не подавая признаков жизни. Его считали безнадёжным, но судьба распорядилось по-своему. Видно сильный у него был ангел-хранитель. Он-то и уберёг от неминуемой смерти. Николай выжил и,  поправившись, сам приехал в Березовку.

    Мать, как могла, старалась угодить сыну, с утра до ночи хлопоча вокруг него. В колхозе она уже не работала, сильно болели ноги. Отекали так, что порой и ходить не могла. Но по дому делала всё, что было в её силах и сверх того. Вставала, чуть свет, выпроваживала за ворота корову Зорьку, предварительно подоив её. Спать же она ложилась когда было далеко за полночь, переделав все дела. Электричества тогда в селе ещё не было и долгими зимними вечерами, при свете керосиновой лампы, она сучила овечью шерсть, пряла пряжу на старенькой, доставшейся по наследству, прялке, вязала носки или валяла валенки на всю семью. Летом тоже было дел невпроворот. Ужинали всегда в одно время, в семь часов вечера. Обычно ели сало с чёрным хлебом и горчицей, а затем обязательно пили чай с мятой, которую ребятишки собирали у кладбища, где её было в избытке. Чай пили вприкуску с колотым сахаром, который Иван Константинович откалывал от большой белой головки специальными щипчиками. Единственным развлечением у взрослых были карты, в которые обычно играли после ужина, после чего расходились доделывать незавершённые дела.

    По воскресеньям в клуб привозили новую кинокартину и Ольга Трифоновна отправлялась с ребятишками на просмотр. Всю последующую неделю дети находились под впечатлением от увиденного и даже игры свои устраивали в зависимости от сюжета того или иного фильма.
 
    В августе, окрепший в родительском доме, Николай засобирался домой, в Ужгород. Валерку с Витькой он забирал с собой. Их ещё нужно было определить в школу, купить учебники, школьную форму и вообще приодеть и обуть заново. За лето Они заметно подросли, да и то, что они носили в деревне, уже было латано-перелатано и не годилось для европейского города, вошедшего в состав Советского Союза в результате послевоенного передела.

      
   
                ВОВКА    (1956 год)               

    Конечно же, Вовке тоже очень хотелось уехать вместе с отцом и старшими братьями. Он чувствовал себя брошенным и очень одиноким. Он плакал и долго не мог успокоиться. Через некоторое время ему это удавалось, но ненадолго, так как вслед за этим накатывалась новая волна невыносимой жалости к самому себе и он начинал реветь с новой силой, громко причитая и захлёбываясь. Мать он едва помнил, а отца практически не видел. Каждая встреча с ним для Вовки была, как праздник. Он очень скучал по отцу, но когда случались редкие моменты общения, терялся и даже не знал, как к нему обращаться. Отец казался  ему очень большим и недоступным. В пять лет у него уже были свои проблемы и немалые. Он никак не мог решиться назвать отца папой и поэтому старался никогда не обращаться к нему первым, тем более с какой-нибудь просьбой.

    Оставшись в Берёзовке, Вовка большую часть времени проводил со Светкой. Целыми днями они пропадали в саду или в овраге, который начинался сразу за их домом. В нём можно было играть в прятки, что они и делали постоянно. А ещё они занимались там раскопками и любая найденная мелочь приводила их в неописуемый восторг. Все свои находки они складывали в красивую жестяную коробку из под чая. Чего там только не было. Всевозможные разноцветные стекляшки вперемешку со стреляными гильзами, которых тут было великое множество. Гильзы эти сохранились ещё со времён гражданской войны, так как в Отечественную боёв тут не было. Немец сюда не дошёл.

    Вовка с завистью смотрел на мальчишек, пробегавших мимо их дома, погоняя перед собой плоскую железную шестерёнку от комбайна. Она была гладкой снаружи, с зубцами внутри и приводилась в движение при помощи специально выгнутого металлического прутка. При этом раздавался громкий звенящий звук, напоминающий звук работающей циркулярной пилы.

    Рядом, в соседском доме, жила бабка Дуня. Про неё говорили, что она ведьма или колдунья. Особым шиком считалось пробежать мимо её калитки, правда, когда её самой не было видно. Но стоило ей показаться на крыльце или в палисаднике, то никакая сила не могла уже заставить кого-либо проделать подобный трюк. Её откровенно побаивались не только дети, но и взрослые. Особенно опасно считалось повстречаться с ней взглядом, посредством которого она могла превратить человека в каменного истукана.

    Бабка Дуня и впрямь выглядела настоящей бабой Ягой. Сгорбленная, неопределённого возраста, костлявая старуха, с острым, крючковатым, наподобие клюва носом. Седые, спутанные волосы неряшливо выбивались из под косынки. Шамкающий беззубый рот украшен был двумя безобразными клыками, которые в нём явно не умещались.

    Вовка долго уговаривал деда сделать ему такое же устройство. И у Ивана Константиновича подходящая шестерёнка в хозяйстве нашлась. Он согнул должным образом стальной прут и Вовка, вне себя от счастья, тут же побежал на дорогу осваивать приёмы вождения. Довольно быстро освоил он эту, не больно хитрую премудрость. Поднимая клубы пыли, он, с гордым видом, гонял по дороге, фырча губами, имитируя автомобиль. Так, при помощи этого немудрёного приспособления он быстро перезнакомился со всеми окрестными мальчишками.



                КРЕСТИНЫ    (1956 год)
   
    В четыре года Вовку окрестили. Это произошло вскоре после, как пришло известие о гибели его отца. Однажды, когда дед Ваня и бабушка Устя уехали в Анну, Ольга Трифоновна не преминула этим воспользоваться. Она пошла в церковь и договорилась с батюшкой о крещении мальца. Так Вовка впервые в жизни пошёл в церковь и поражён был увиденным несказанно. Ему было и страшно, и, в то же время безумно интересно.

    Кроме них в храме никого больше не было. Ольга Трифоновна встала на колени и Вовку тоже заставила. Она велела ему всё повторять за собой и стала молиться, и бить поклоны. Вовка воспринимал это, как, своего рода, игру и, глядя, с каким усердием тётя Оля бьёт поклоны, прыскал весело в кулачок, за что тут же получал от неё увесистые оплеухи. Потом они подходили к разным иконам, крестились, целуя их, и ставили перед ними свечи, зажигая их от тех, что уже были зажжены кем-то ранее.

    Когда же он, абсолютно голый, стоял в купели, возвышаясь над всеми, по щиколотку в воде и со свечкой в руке, то наблюдал, с любопытством, погаснет она или нет, так как батюшка, время от времени, обильно окроплял его святой водой. Вовка вздрагивал от неожиданности и от того, что уже основательно продрог. Затем его сняли на пол и Ольга Трифоновна взяла его за одну руку, а за другую подхватил дьяк, с очень длинными, как Вовка успел подметить, усами. Они стали водить его вокруг купели, повторяя друг за другом молитвы, а впереди торжественно вышагивал батюшка, держа пред собой крест и, размахивая кадилом, распевал их же таким зычным басом, что эхо вторило ему высоко, под самыми сводами храма.

    По окончании обряда батюшка сделал какие-то необходимые записи в церковной, внушительных размеров, книге и, благословив, отправил их восвояси.

    По пути домой Ольга Трифоновна пыталась втолковать Вовке, что означает только что совершённый обряд и что он меняет  в его дальнейшей жизни. Но Вовка абсолютно ничего не понял, кроме того, что у него теперь появились крёстные родители, а, именно, сама Ольга Трифоновна и дьяк с длинными усами.

    Дома Вовка стал приставать к Светке, показывая ей маленький серебристый крестик на голубенькой ленточке, который теперь висел у него на шее. Но у неё уже был такой. К тому же у неё так сильно болела голова, что ей было не до этого. Она каталась с боку на бок по кровати и громко стонала от дикой боли. Вовка же, которому это ощущение было неведомо, никак не мог взять в толк, как это голова может болеть. Потом уже, по прошествии многих лет, во время сильнейших приступов головной боли, он всегда будет вспоминать Светлану.

    Из прошлой жизни он помнил, как лежал в больнице, ещё там, в Станиславе. У него было какое-то заболевание, связанное с головой, может, это была золотуха, но никакой боли при этом не было. В палате было человек десять взрослых мужиков, проходивших курс лечения по поводу наличия у них всевозможных экзотических заболеваний. Они без конца рассказывали по очереди непристойные анекдоты и после каждого палата взрывалась громким хохотом. Среди них выделялся один, восточного типа, мужичок, у которого вместо носа зияли на лице две безобразные дырки. И почему-то у него было прозвище Жулик.

    Жулик всё время ходил по палате и никогда не улыбался. Он оставался невозмутимым даже тогда, когда его товарищи надрывались от хохота после очередного анекдота. Но, почему-то, ему больше всех и доставалось от дежуривших сестёр, пытавшихся, порой, их урезонить. И, видимо, ему-то Вовка и был обязан тем, что вскоре был переведен на женскую половину, подальше от тлетворного мужского влияния. Это было послеродовое отделение. Там Вовка узнал не только, откуда берутся дети, но и всю подноготную этого процесса. Мамаша, чья кровать была рядом, всё норовила накормить его грудью. Но он нарочито пренебрежительно отворачивался к стене и начинал скучать по дому, по отцу, по братьям. По матери он не скучал никогда, во всяком случае, не плакал, но помнил о ней всегда.

    Раза два его навещал отец. Палата находилась на первом этаже, а, так как, погода стояла замечательная, молодые мамаши, время от времени, сменяя друг друга, зависали на подоконнике. Они-то и высмотрели молодого, симпатичного, стройного офицера, с огромным кульком в руках. Поначалу было высказано предположение, что это новоиспечённый папаша пришёл навестить свою благоверную, но, когда в палату вошла нянечка и объявила, что к мальчонке пришёл отец, все, с нескрываемой завистью, посмотрели на Вовку. Когда же она повела его за ручку на улицу, все подхватились  со своих мест и, оттесняя друг друга от окна, пытались удовлетворить своё любопытство. Когда Вовка, весь зарёванный, с огромным кульком конфет,возвратился в палату, то сразу же оказался в центре всеобщего внимания. Все эти чужие тётки, которых он толком и звать-то как не знал, с неподдельным интересом пытались выпытать у него всевозможные подробности о его семье. Вовка, обиженный на отца за то, что тот не забрал его отсюда немедленно, как он того хотел, молча сунул им кулёк с конфетами, забрался на кровать и, уткнувшись носом в стену, молча стал переживать.

    Все эти воспоминания промелькнули в его мозгу, пока он сидел возле страдающей, от головной боли, сестры и мучился оттого, что ничем не мог ей помочь. Он даже принёс ей все свои любимые игрушки, но и это не могло её отвлечь. Ольга Трифоновна достала из своего сундука бутылочку со святой водой и, набрав в рот, порскнула на Светку, после чего убрала драгоценную ёмкость на место и стала молиться на образа. Через некоторое время та уснула и спала не менее двух часов кряду. Проснувшись, она объявила, что голова больше не болит.

    Когда, вернувшиеся из района бабушка с дедушкой узнали, от Вовки же, о случившемся, то, к его большому недоумению, были очень рассержены. А Ольге Трифоновне очень здорово досталось. Дед даже грозился выбросить все иконы на дорогу. Уже потом Вовка узнал, что отец предупредил родителей заранее, чтоб не смели крестить его детей.


                ***

    Шло время. Вслед за жарким, засушливым летом наступила слякотная, унылая осень. Небо словно прохудилось. Дождь шёл днём и ночью, не переставая.
    Дороги развезло и проехать по ним было невозможно ни на машине, ни на лошади. Даже трактор с большим трудом пробирался по бездорожью. Потом дожди прекратились. Ночи были ясными и холодными. Подмораживало. Днём дул сильный пронизывающий ветер. Первые снежинки, ещё очень робкие и редкие неспешно спускались сверху, постепенно наращивая темп, незаметно перерастая в метель. Снег падал и падал, насыпая высокие сугробы. Зима полновластной хозяйкой вступала в свои права решительно и бесповоротно. Ребятишки с радостным гомоном высыпали на улицу, весело барахтались в сугробах, играли в снежки.

    Незаметно подошёл Новый 1959-й год год. Ёлку не ставили, но детям обязательно делали подарки. Как правило, это были самодельные, незамысловатые игрушки. Так Светке бабушка сшила из разноцветных лоскутков ткани куклу и   украсила её бусинками. А Вовке дед Иван смастерил маленькие лыжики и из подходящей деревяшки выстругал сабельку, с очень красивой резной рукоятью. Вовка садился верхом на палку и, размахивая сабелькой, скакал верхом по всей избе, изображая то Чапая, то Будённого.

    Так же детям покупали в сельмаге ситро и конфеты подушечки. Конфеты, как правило, представляли собой единую слипшуюся массу. Приходилось просто разламывать этот липкий ком пополам, а пропитавшийся сладкий кулёк тщательно вылизывался счастливчиком, которому он доставался. Взрослые пили самогон, закусывая салом и квашеной капустой. Потом пели песни. Было очень весело.

    На Рождество бабушка стала собираться в дорогу. Сперва она хотела заехать в Анну, к Алексею, который по-прежнему учительствовал в школе, потом в Москву, к младшему Валентину, а потом уже в Ужгород, к Николаю. До Анны нужно было добираться на санях. От Анны до Воронежа - тоже на санях, а там поездом аж до самой Москвы. Бабушка загодя всем отписала и её везде уже ждали.  С собой она брала и Вовку, отец просил привезти его. Она, как сумела, обстригла его ножницами "под ноль". Процедура была долгой и мучительной. Ей с большим трудом удавалось удерживать Вовку на месте.



                ПУТИ - ДОРОГИ   (1959 год)

    Вот, наконец наступил день отъезда. Встали рано, ещё затемно. Собирались и завтракали, как всегда, при свете керосинки, так как на то время электричества в селе ещё не было. Прошлым летом провели радио. Теперь на стене висела большая чёрная тарелка, которая никогда не выключалась. Передачи начинались в шесть утра гимном Советского Союза и им же в полночь заканчивались. Всякий раз, когда начинал звучать гимн, Вовка напевал про себя, неизвестно откуда взятые им слова: - "Союз нерушимый сидит под машиной и лопает кашу за родину нашу..."

    Но вот сборы завершены. Со двора в избу вошёл, раскрасневшийся с мороза, Иван Константинович, впуская за собой клубы пара.

    - Ну, что, готовы, али как?

    Было слышно как во дворе фыркал, и позвякивал сбруей запряжённый Мальчик. Дедушка подхватил приготовленные в дорогу котомки и вышел из избы. За ним следом выскочил укутанный так, что открытыми оставались только глаза, Вовка. На ногах у него были новенькие, свалянные бабушкой, валеночки. Наконец, все уселись в сани и дед, в сердцах, прикрикнул на Мальчика:

    - Ну, чёрт, пошёл, мать твою, туды-растуды!

    И, для пущей убедительности, стегнул его кнутом. Мальчик припустил мелкой рысью по хорошо накатанной дороге. До райцентра было вёрст тридцать. Ехали долго. Коня без нужды не гнали, где рысью, где шагом. Вовка, и без того тепло укутанный, сверху был накрыт ещё и овчинным тулупом. Его разморило и он почти всю дорогу спал. Проснулся, когда уже ехали по улицам посёлка. Вовка с интересом оглядывался по сторонам. Всё увиденное поражало его своими масштабами. Улицы, местами мощёные, с тротуарами с обеих сторон. И людей было гораздо больше. По пути чаще попадались машины, трактора и повозки. Он попал сюда впервые, с тех самых пор, как три с лишним года назад его, вместе со старшими братьями привезли из Станислава. Но тогда он был ещё слишком мал и практически ничего не помнил.

    Он дивился большой белокаменной церкви и парку с большими деревьями, домам, среди которых попадались, как двух, так и трёхэтажные. Когда они подъехали к школе, там ещё шли занятия. Дядя Лёша с тётей Аней и их маленький сын Витя, который приходился Вовке двоюродным братом, жили в небольшой квартирке при школе.

    Заночевали у них. Наутро дед Иван уехал обратно, в Берёзовку. А бабушка Устя с Вовкой должны были продолжить своё путешествие с попутным обозом.

    Едва отъехали от Анны, как завьюжило. Потом ветер затих и повалил густой, пушистый снег. Местами дорогу замело совсем и её приходилось отыскивать чуть ли не на ощупь. Часов через пять-шесть остановились перекусить, да дать передохнуть лошадям. Снова стал насвистывать ветер, заметалась позёмка. Нужно было поспешать. А, вскоре, закрутило так, что не разглядеть уже было следовавшую позади подводу. Пришлось остановиться и сделать сцепку. Быстро темнело. Донеслось завывание волка. Вовке сделалось страшно. Но, слава Богу, выехали к постоялому двору.

    Мужики стали выпрягать лошадей и определять их на ночлег, а Вовка с бабушкой проследовали в избу. Внутри было тепло и душно. Посреди избы стоял большой, грубо сколоченный стол, за которым сидело несколько мужиков. Играли в карты и травили байки. На столе стояла отпитая наполовину четверть с самогоном. Много курили. На лавках, вдоль стен, и на полу спали люди. Когда бабушка раскутала Вовку, кто-то из мужиков забросил его на печку. Там уже лежал древний дед с длинной, белой бородой. Он не спал и всё время громко дохал. Рядом сопели двое мальцов, примерно, того же возраста, что и Вовка. Он примостился с краю, у стенки, и, с интересом стал наблюдать за тем, что происходило внизу. Но, через мгновение, разомлев от тепла, и, сморенный усталостью, тихонько засопел.

    Утром, позавтракав, чем Бог послал, они продолжили свой путь. В Воронеже остановились у тёти Веры, сестры деда Ивана. Она помогла им с билетами до Москвы. И вот, на пятый день после отъезда из Берёзовки, ехали они в поезде. В Москве они гостили целую неделю. Сбылась Вовкина мечта. Он побывал в мавзолее Ленина и Сталина и был очень разочарован тем, что там увидел. Он представлял их большими и величавыми, этакими былинными богатырями, а увидел усохшие, маленькие тела некогда великих людей. Более сильное впечатление на него произвёл телевизор, увиденный им впервые. Это был большой  ящик с маленьким, чуть больше спичечного коробка экранчиком. Для увеличения изображения перед ним ставили большую круглую линзу, наполненную водой. Телевизор, по тому времени, был большой редкостью и смотреть его собирались все соседи, так как квартиры, как правило были коммунальными и это было в порядке вещей. Вовка никак не мог понять, каким образом на этом экранчике возникает изображение. Он кругами ходил вокруг телевизора, пытаясь заглянуть внутрь его, но не мог найти ни одной подходящей щёлочки.

    Но вот пришло время уезжать. И снова поезд. На этот раз вагон был плацкартный. А от Воронежа до Москвы они ехали в общем. Вовке нравилось смотреть, как за окном вагона проплывают бескрайние поля и леса, города и деревни. И, если, в первом случае, избушки за окном были какие-то чёрные, покосившиеся, в основном, крытые соломой,то теперь, когда они проезжали по Украине, домики становились более опрятными, белыми, но тоже с соломенными крышами. Больше всего Вовка не переставал поражаться размерами страны, в которой он родился и жил. Чем дальше на запад катился поезд, тем заметнее менялись природа и климат. Зима куда-то отступала, снег был уже не таким белым и пушистым. Стали появляться проталины и уже на подъезде к Ужгороду не осталось никаких признаков зимы.



                УЖГОРОД   
 
    Бабушка Устинья, погостив у сына с месяц, подалась восвояси, а Вовка остался. С братьями отношения поначалу никак не складывались. Они были хозяевами положения, территории, ситуации и не желали с кем-либо делиться этим, даже с родным братом. Впрочем, не будем забегать вперёд. Друзей у старших братьев было великое множество. Практически, все мальчишки, живущие во дворе, да ещё школьные приятели, живущие поблизости. Двор представлял собой замкнутый прямоугольник, образованный четырьмя смыкающимися зданиями из которого был только один выезд под арку. Потому и не боялись родители выпускать детей во двор одних. Валерка был заводилой дворовой братии, даже у ребят старшего возраста он пользовался непререкаемым авторитетом. Витька тоже был не последним в дворовой иерархии. Поэтому и речи не могло быть о том, что кто-то смог бы обидеть Вовку.Валерка был драчун известный, что не по нём, сразу в зубы.
 
    С дворовыми ребятами Вовка сошёлся быстрее, чем с братьями. У них же он научился игре в ножички. Все мальчишки играли в эту игру и назубок знали её правила. Порой братья шли погулять в город и брали Вовку с собой. Валерка демонстрировал различные способы выживания в городе. Так, например, он заходил в кондитерский магазин и, не обращая никакого внимания на многочисленных покупателей, набивал полные карманы конфетами, которыми были наполнены большие вазы, стоящие поверх стеклянных прилавков, и невозмутимо выходил на улицу. Добычу он делил поровну, на троих. Он же показал, как пить газированную воду с сиропом и как отдельно один сироп, без воды, не опуская монеты в автомат. Самое главное, говорил он, не суетиться и не привлекать к себе внимание окружающих.
 
    Отец находился на службе с утра до вечера и братья, устав мотаться по улицам, особенно, если хотелось есть, приходили к нему на работу. Здесь их хорошо знали. И офицеры, и солдаты, как могли, баловали пацанов. Водили их  в столовую. Развлекали, исполняя шуточные песни под гитару. А водитель отцовской служебной машины разрешал посидеть за рулём "Победы", объяснял на что нужно нажимать, чтобы машина тронулась с места. По выходным  они ходили с солдатами в клуб смотреть кино. Причём, всё это происходило не столько благодаря положению отца, сколько вопреки ему. Он был довольно строгим начальником и не поощрял подобных действий со стороны подчинённых, за исключением случаев, когда он сам просил кого-либо из них о чём-то подобном. Николаю часто приходилось ездить в служебные командировки. Братья, привыкшие к частым отлучкам отца, относились к этому довольно спокойно. Обычно, в таких случаях он просил кого-нибудь из сослуживцев присмотреть за детьми.

    А тем временем, Валерка уже вовсю курил, да и выпить был не прочь, если случалась возможность. С куревом было гораздо проще. Пацаны подбирали на улице брошенные окурки, в просторечии, "бычки". Те, что покрупнее, выкуривались сразу, а маленькие складывались впрок. После просушки их шелушили, табак ссыпали в банку. Хранили всё это добро в подвале, где собирались все дворовые пацаны. Старшие братья ходили в школу, где, несмотря ни на что, Валерка умудрялся хорошо учиться и уже заканчивал четвёртый класс. Витька учился в третьем классе. До поры до времени так считал и отец. На самом же деле, он только делал вид, что ходит в школу. Утром он, как и положено, собирался, завтракал и уходил из дома, но до школы так и не доходил. Погуляв какое-то время по улицам или, отсидевшись в подвале, он возвращался домой.

    У Николая не было ни времени, ни возможности контролировать сыновей и они пользовались этим в полной мере. Он даже нанял домработницу. Пожилая латышка готовила еду, поддерживала порядок в доме. Каждый день она покупала новые продукты на деньги, которые ей выделял хозяин, и готовила новый обед. Дело в том, что холодильников в то время не было и продукты хранить было негде. Она плохо говорила по русски, поэтому не вела никаких разговоров с детьми, что их вполне устраивало. А, выполнив свою работу, уходила к себе домой.

    Итак, Нащокин не знал, что сын не ходит в школу. Там о нём тоже, видимо, благополучно забыли. Во всяком случае, никто его не разыскивал. Когда же всё выплыло наружу, Николаю больших усилий стоило уладить этот вопрос. Витьке засчитали третий класс и перевели в четвёртый, но дома его ожидала такая взбучка, что он раз и навсегда усвоил, что прогуливать себе дороже.
 


                В ЛАГЕРЯХ     (1959 год)

    На лето Николай отправил всех троих в пионерлагерь. Первую смену они провели в лагере "Чинадеево". Лагерь был от министерства обороны и обслуживался военными. Дисциплина, строгие порядки. Николай надеялся на то, что они пробудут там все три смены. Он был уверен, что это пойдёт на пользу его оболтусам. Но вскоре произошло ЧП.

    В неописуемый восторг приводило детей купание в бурных горных реках "Быстрице" и "Латорице". Вожатые выбирали максимально безопасный участок, пригодный для купания, и перегораживали реку поперёк обыкновенной сетью ниже по течению, метрах в пятидесяти от того места, где нужно было заходить в воду. Бурный поток сбивал с ног, подхватывал и уносил стремительно к спасительной сетке, где их вылавливали вожатые и вытаскивали на берег тех, кто не мог это сделать самостоятельно. Как-то, во время очередного купания, Валерка, независимый характер которого требовал новых ощущений, предложил братьям переправиться на противоположный берег и прогуляться по лесу, в поисках ягод и грибов. Незаметно от вожатых они пробрались вниз по течению. Они шли вдоль берега, рассчитывая выйти к переправе. Но, видимо, таковой тут не было. И тогда Валерка предложил переправляться вброд. Вовка с ужасом смотрел на бурный поток, проносившийся мимо.

    - Раздевайтесь!- решительно скомандовал Валерка и, не давая им опомниться, стал быстро сбрасывать одежду. Затем он связал всё в один, тугой узел и, высоко подняв его над головой решительно шагнул в воду. Он передвигался не торопясь, тщательно нащупывая ногами подходящую площадку, чтобы легче было сохранить равновесие, хотя со стороны казалось, что это абсолютно невозможно. Вода доходила ему до пояса, местами он погружался по грудь, но упорно продвигался вперёд. Учитывая, что он был на две головы выше Вовки, последнему придётся совсем туго. Когда до противоположного берега осталось совсем немного, Валерка швырнул узел с одеждой на берег и стал с трудом выкарабкиваться сам. Следующим должен был переправляться Вовка, чтобы, в случае чего, его можно было подстраховать с любого берега. Но как это будет происходить в действительности, братья не представляли. Вовка полез в воду, но не успел сделать и трёх шагов, как его подхватило и понесло, как щепку. Он не в силах был справиться с потоком и беспомощно кувыркался в воде. Несколько раз его ударило о камни, торчащие из воды, пока, наконец, ему не удалось, каким-то немыслимым образом, ухватиться за один из них. Всё произошло настолько стремительно, что он даже не успел испугаться. - Держись крепче, я сейчас, - крикнул Валерка и побежал вдоль берега к тому месту, где из воды, в обнимку с большим валуном, так удачно оказавшемся на пути, торчала Вовкина голова. Валерка, соблюдая все меры предосторожности, добрался до Вовки и, прицепив его у себя за спиной, так же осторожно стал пробиваться к берегу. Затем, практически в той же последовательности, он проделал то же самое с Витькой. Все основательно продрогли. Валерка заставил их попрыгать, чтобы согреться. Затем, натянув на себя сухую одежду, они стали углубляться в лес.

    Вскоре, вышли на большую, живописную поляну, словно выстеленную жёлтым покрывалом. Это были лисички. Не зря их так называли. Такие же ярко рыжие. Побродив недолго по лесу, они опять вышли к реке гораздо дальше от того места, где они её форсировали. Но снова испытывать судьбу они уже не решились. Но и долго ломать голову не пришлось. Метрах в пятидесяти труба нефтепровода пересекала водную преграду и, паря над лесом, поднималась вверх по склону горы, беспрепятственно унося потоки нефти через границу в Европу. Приняв решение, Валерка повёл братьев на штурм. Чтобы забраться на трубу нужно было подниматься по вертикальной металлической лесенке, что им, с горем пополам, удалось. Наверху страшно было просто стоять, а не то, чтоб ещё идти по ней над стремительно несущимся потоком. Но, тем не менее, нужно было переправляться и они шли, держась за натянутый, на уровне пояса, трос. Осторожно, стараясь не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова, всё ближе и ближе продвигались они к противоположному берегу. Возможно, в какой-то момент, они и пожалели о том, что совершали, но ничего уже нельзя было изменить. Повернуть назад - поздно, вперёд - страшно, а идти нужно. Первым шёл Витька, потом Вовка, а Валерка шёл последним, чтобы держать ситуацию под контролем. Добравшись до середины пути, он обратился к Витьке.

    - Ты что станешь делать, если мелкий сорвётся вниз?

    - Прыгну за ним следом. А ты...?

    - Ну я - само собой!

    Вовке, с трудом переставлявшему ноги, становилось только страшнее от их 
разговоров. Благополучно добравшись до противоположной стороны, они столкнулись с совершенно невыполнимой задачей. Спуститься с круглой трубы на
 вертикальную лестницу казалось абсолютно нереальным. Тем более, что держаться было не за что. И когда, после многократных попыток, они поняли, что ничего у них не получится без посторонней помощи, как эта помощь, в лице разыскивающих их вожатых, подоспела, как нельзя, кстати. В итоге они были  благополучно спущены вниз. Начальник лагеря, узнав о происшествии, принял решение о досрочном прекращении пребывания в лагере всем троим. Николай, рассчитывавший на то, что сыновья пробудут в лагере все три смены, был вне себя от бешенства.

    Через пару дней Николай ездил по служебным делам в область, где повстречал полковника Серова, которого знал ещё с фронта. Оказалось, что он теперь был начальником лагеря в "Оноковцах" и, узнав проблему Николая, согласился ему помочь.
 
    - Пробудут в лагере до школы, - рассуждал Николай, а там он определит их в интернат и всё образуется. Там они будут сыты, обуты, одеты ещё и ухожены. Про учёбу уже и говорить нечего. Там-то будут все условия, чтобы она была успешной.



                ОНОКОВЦЫ     (1959 год)               

    Лагерь находился в очень живописном месте, всего в километре от границы с Чехословакией. Пограничники шефствовали над пионерами. Вожатыми отрядов тоже были пограничники. Мальчишкам здесь очень понравилось. Они быстро освоились, обросли многочисленными друзьями, разведали все укромные уголки и облазили все окрестности. Нашли дорогу на погранзаставу и частенько туда бегали. Многих пограничников знали по именам, да и их уже встречали, как старых знакомых и относились к ним довольно терпимо. Заводилой, как всегда, был Валерка, да и Витька старался ни в чём ему не уступать. А Вовка просто следовал за ними по пятам, как хвостик. Братья же частенько шпыняли Вовку, дразнили и обзывали по-всякому, но зато, упаси Бог, кому-нибудь постороннему сделать что-либо подобное. Они отважно бросались на его защиту, даже если обидчики превосходили их числом и возрастом.
 
    Особенно пацаны любили наблюдать на заставе за отработкой приёмов задержания нарушителей. Кто-нибудь из пограничников одевал специальную одежду, которая была не по зубам собакам, на ноги обувал обувь, которая имитировала следы разных животных. После того, как он в таком облачении скрывался из виду, по следу пускали собаку. Это была молодая овчарка по имени Луна. Луна заменила старого заслуженного пса по кличке Марс. С его помощью было задержано немало нарушителей государственной границы. А ещё он был знаменит тем, что снялся в художественном кинофильме "Над Тисой". Фильм снимался недалеко от  этих мест. Мальчишки посмотрели его уже в лагере. Поэтому, наведываясь на заставу, обязательно навещали и Марса. Хотя он уже и не нёс службу по охране государственной границы, но за заслуги был оставлен на довольствии и доживал свой век в привычной обстановке, окружённый заботой и вниманием.
 
    Скучать в лагере было некогда. Всевозможные мероприятия, игры, новые знакомства, самовольные отлучки и даже систематические драки мокрыми полотенцами, завязанными тугим узлом с одного конца, не оставляли скуке ни малейшего шанса. Происходило это, как правило, после обеда, в так называемый тихий час. Иногда, гуляя по лесу, мальчишки находили всевозможные боеприпасы, оставшиеся от войны. Патроны, снарядные гильзы, да и снаряды попадались. Пацаны, не понимавшие возможных последствий, перетаскивали их в одно место и скидывали в глубокую воронку. Совершая свои необдуманные действия, они считали, что, делают благое дело, очищая окрестные места от этого бесполезного мусора. Из патронов же извлекали порох и проводили с ним всевозможные эксперименты. В конце концов, они собирались, после заполнения воронки, сообщить об этом вожатым. Позже, когда это случилось, прибывшие сапёры эвакуировали обитателей лагеря в безопасное место, а вокруг опасной зоны выставили оцепление. Боеприпасы осторожно извлекали из воронки и на носилках с песком переносили подальше и подрывали по одному в такой же воронке, которых вокруг было предостаточно. После того, как всё было закончено, пионеров собрали в клубе, где перед ними выступил командир сапёров. Он очень чётко и доходчиво объяснил детям какой они подвергались опасности и к каким непоправимым последствиям это могло привести. Впредь, о любой подобной находке нужно было сразу же сообщать вожатым. В итоге, никого не наказали, так как крайнего найти было весьма затруднительно. Очень многие знали о злополучной воронке и, при случае, делали то же самое.
      
    В каждой смене, по установленному в лагере порядку, отмечался общий день рождения тех, кто был рождён в текущем месяце. Шёл месяц август. Вовкин же день рождения был в июне, но сам он этого пока не знал. Этим и решили воспользоваться братья. После подобного мероприятия, проведённого в июле, они смекнули, что к чему, и решили провернуть небольшую аферу. Они обратили внимание, что вожатые составляют списки именинников со слов последних, не сверяя даты рождений с документами. Они подучили Вовку сказать, что он родился в августе и должен записаться в списки кандидатов на получение своей порции счастья. Да и какой с малого спрос, если что и откроется.

    И вот, наконец, настал этот долгожданный день. Об этом было во всеуслышание объявлено на утренней линейке. Именинники освобождались от разного вида работ, дежурств и прочих поручений. По сложившейся уже традиции специально для них крутили кино. Как правило, о пограничниках или пионерах героях. На этот раз это был фильм "Джульбарс". Но, самое главное действо, из-за чего, собственно, был весь сыр-бор, проходило в столовой. Обычно все сидели за столиками, накрытыми на четверых. Но в тот день виновников торжества сажали за один большой общий стол в центре зала.

    И в то время, как для всех остальных обед проходил в обычном режиме, для именинников накрывался праздничный обед. Индивидуально для каждого предназначен был торт со свечками и чашка с конфетами. В остальном меню было, как у всех. И вот, когда все уселись на свои места и Вовка, предвкушая предстоящее наслаждение, уже пожирал глазами всё это великолепие, подошёл Витька и забрал торт и вазочку с конфетами за свой столик. Мол, тебе и славы достаточно будет, - ответил он на недоуменный взгляд Вовки.

    А через два дня произошло событие, переполошившее весь лагерь. Валерка с одним из своих дружков тайком перебрались на чехословацкую сторону, тем самым нарушив государственную границу. С собой они прихватили целый чемодан всякой всячины, предназначенной для обмена с чешскими пацанами на такие же безделицы. Тут были пионерские галстуки и значки, перочинные ножики и фонарики, тетрадки и конверты, мыльницы и зубные щётки, всё то, что они смогли прихватить у своих товарищей, а из пионерской комнаты ещё канцелярский клей и пластилин, акварельные краски и даже переходящий вымпел.

    Встреча состоялась на окраине приграничной деревушки, в сарае, куда их затащили местные пацаны. Они ещё не успели осмотреть весь скарб наших горе коммерсантов, как на чехословацкой стороне поднялся страшный переполох. Всё разом пришло в движение, со стороны заставы в деревню прибыли пограничники на двух машинах и поэтому неудавшимся предпринимателям пришлось срочно ретироваться восвояси. Они благополучно покинули Чехословакию, но на нашей стороне их уже поджидал пограничный наряд. Едва они преодолели вброд небольшую речушку, разделявшую два сопредельных государства и попытались укрыться за ближайшими кустами, как были благополучно задержаны пограничниками и доставлены на заставу.

    В результате Валерку, а заодно и двух его братьев, видимо полагая, что яблоко от яблони недалеко падает, в срочном порядке отчислили из лагеря и отправили домой.

    А тем временем лето подходило к концу. Вовка готовился стать первоклассником. Ни о чём другом он теперь не мог думать и с нетерпением ожидал, когда это случится. Он представлял, как будет щеголять в новенькой школьной форме и ловить на себе восхищённые взгляды прохожих. У него тоже, как у отца, будет форменная фуражка с кокардой и лакированным козырьком.



                ИНТЕРНАТ  (год 1959)

    Как-то раз отец взял его с собой побродить по городу. Они сходили в музей изобразительных искусств. Вовка впервые попал в музей и был поражён увиденным изяществом выставленных там работ. Особенно поразили его картины Айвазовского. До этого он видел только картины отца, которыми были завешены дома все стены. Он тоже мечтал научиться рисовать, как отец. Порой, он по многу раз перерисовывал цветными карандашами какую-нибудь понравившуюся ему картинку из своей любимой книжки про Буратино. И у него уже что-то начинало получаться.

    После музея они прокатились в поезде по детской железной дороге, где машинисты, проводники и дежурные на станциях были детьми. Вовка с завистью смотрел на них и ему хотелось оказаться на их месте. Отец купил ему мороженое, которое он запил газировкой со сладким сиропом. Вовка был на седьмом небе от счастья. Ему хотелось кричать об этом громко, чтобы слышали окружающие их люди, чтобы все ему завидовали. Ведь это его отец гуляет с ним и делает всё для него и только для него. Отец шёл рядом: высокий, стройный. На него все обращали внимание. Вовка гордо задирал нос и с восхищением смотрел на отца.

    Проходя мимо кинотеатра "Москва", который находился в самом центре города, Вовка увидел на большой красочной афише знаменитого клоуна Олега Попова. В огромной клетчатой фуражке и торчащей из под неё соломенного цвета копной волос. Улыбаясь, с хитрым прищуром смотрел он на прохожих. И эта улыбка завораживающе действовала на многих. Прохожие улыбались в ответ и, не раздумывая, заходили посмотреть новую кинокомедию и узнать, что же скрывается за обворожительной улыбкой известного комика. "Косолапый друг", так назывался фильм, обещал окунуть зрителей в мир сказки, цирковой феерии, поднять настроение, отвлечь ненадолго от каких-то сложных жизненных проблем, которых у каждого было, хоть отбавляй. Николай, заметив, как зачарованно Вовка смотрит на Олега Попова, не раздумывая, потащил его к билетным кассам.

    Потом они шли пешком по людным улицам и Вовка восторженно пересказывал понравившиеся моменты. В какой-то момент Николай сделал знак остановиться. За красивой, высокой металлической оградой стайка мальчишек, в одинаковых вельветовых костюмчиках, коричневого цвета, бегали друг за другом, играя в какую-то свою игру.

    - Зайдём, - сказал отец. Вовка с недоумением посмотрел на него. Он уже порядком устал и хотел быстрее попасть домой. Посреди двора двое мужчин о чём-то беседовали между собой. Николай, подойдя ближе, что-то сказал им. Вовка заметил, как они одновременно обернулись в его сторону и закивали утвердительно головами, как гусаки. Один из них поманил Вовку.
 
    - Как тебя зовут, мальчик?

    - Вова.

    - Ну, вот что, Вова. Нам тут с твоим батькой надо поговорить, а ты пока погуляй тут, осмотрись.

    Он окликнул проходившего мимо подростка и, указав на Вовку, сказал:

    - Петро, а ну возьми малого и поводи его везде, покажи все наши достопримечательности.

    Петро взял Вовку за руку и потащил за собой. Они прошли внутрь ближайшего к ним здания, и попали в очень длинный коридор, стены которого были увешаны многочисленными фотографиями, рисунками и всевозможными поделками. Дальше, мимо большого туалета, куда они тоже заглянули, по очень крутой деревянной лестнице попали на второй этаж. По обеим сторонам коридора, располагались многочисленные спальные помещения, совсем, как в пионерском лагере. Кровати были аккуратно заправлены. Рядом с каждой стояла тумбочка. Вовка обратил внимание на то, что кроме них никого в здании больше не было. Петя объяснил ему, что все разъехались на каникулы и вернуться только к началу учебного года. А те, кому ехать некуда, сейчас работают в школьном саду и скоро уже вернуться.

    - Вместе с ними мы пойдём на ужин, а потом тебе покажут, где ты будешь спать.
 
    - Как спать? Я спать буду дома, меня папа ждёт...

    Он, вдруг, забеспокоился.
 
    - Я хочу к папе, пошли скорей к нему, а то он будет меня искать.

    Пётр попытался как-то удержать Вовку, но тот уже заторопился к лестнице, ведущей вниз. Во дворе стояли те же дядьки, но отца рядом с ними уже не было. Вовка растерянно озирался вокруг, в надежде его увидеть. Он ни на йоту не сомневался в этом. Он и подумать не мог, что отец мог уйти один без него. И, вдруг, с ним случилась истерика. Он громко заревел, затопал ногами, причитая,

    - Папа, ты где, забери меня, папочка?!

    Вовка уже осознал, что отец ушёл, оставив его здесь одного, с чужими людьми, в незнакомом месте. Ему было очень обидно и страшно. Он понимал, что его предали. И сделал это самый близкий и родной человек. И от этого ему было невыносимо больно. Слёзы душили его, и он продолжал истошно орать. Вокруг него  суетились какие-то люди, пытаясь его успокоить, но у них ничего не получалось. Он сорвал голос и уже не кричал, а только хрипел и пускал пузыри.

    Всю ночь он не мог уснуть, то всхлипывал,шмыгал носом, то, время от времени, принимался тихонько плакать от страшной обиды на отца и большой жалости к самому себе. И, всё-таки, в глубине души он ещё тешил себя надеждой, что утром отец спохватится и вернётся за ним. Только под утро, утомлённый переживаниями, он забылся беспокойным сном.


                ***

    Вот так он и стал воспитанником школы интерната. А, вскоре, с началом учебного года начались занятия в школе, здание которой находилось как раз напротив спального корпуса. Так что далеко ходить не надо было. В классе было человек тридцать воспитанников, разных национальностей. Словно в библейском Ноевом ковчеге, где было "каждой твари по паре": гуцулы, мадьяры, словаки, румыны, поляки, украинцы, евреи. Русским же был только Вовка. Ему было абсолютно всё равно кто какой национальности, так как он, в силу своих малых лет, в этом ничего не смыслил. После стресса, перенесённого недавно, он замкнулся, всё время молчал, сторонился своих одноклассников. Тем более, что он ничего не мог разобрать, слушая их разговоры. Единственное, что он улавливал - это имена. К нему тоже особого интереса не проявляли. На попытки некоторых ребят заговорить с ним он тупо отмалчивался или сразу же отходил в сторону. Единственным его другом стал семиклассник Петро. Он взял над Вовкой шефство и на переменках частенько к нему наведывался. Он свободно владел как русским, так и украинским языками. Он стал первым Вовкиным наставником по всем вопросам, в том числе и по вопросу изучения украинского языка. Очень скоро Вовка заметил, что начинает понимать разговорную речь. Самому же говорить у него пока не получалось, но Петро приучал его говорить с ним только на украинском языке. Поправлял, подсказывал. В школе было намного сложнее. Подойти к учительнице Вовка стеснялся, а с ребятами комплексовал. Он попытался, было, подключиться к разговору, но его тут же подняли на смех, да ещё начали дразниться. Учительница, Эмилия Ивановна, человеком была, судя по всему, замечательным. Выдержанная, интеллигентная, но очень уж серьёзная. Вовка ни разу не видел, чтобы она улыбалась, хотя доброта просто лучилась из её глаз. Но она была приходящей, отучила и домой, к семье. А вот Мария Ивановна - воспитательница, была неотступно с ними и днём, и ночью. Точнее, было бы сказать, не воспитательница, а надзирательница. Прямая, как палка. Голова откинута чуть назад, пронизывающий взгляд прищуренных глаз, руки за спину, не хватало только хлыста. Утром в классе занятия вела Эмилия Ивановна, а вечером повторение пройденного и выполнение домашнего задания проходило под строгим контролем Марии Ивановны.

    На ноябрьские праздники приехал отец и забрал Вовку домой .Конечно же он был рад такому обстоятельству, но никак не выказывал этого перед родителем. Имевшая ещё место обида, вспыхнула с новой силой. Прежде, чем идти домой, отец накормил Вовку в столовой дома офицеров. Затем он предложил сходить в кино. Тот, всё ещё продолжая дуться на отца, нехотя, согласился. Фильм назывался "Большой вальс". Музыка Штрауса подействовала на Вовку умиротворяюще и он, на какое-то время отвлёкся от своих переживаний.

    С тех пор отец стал забирать Вовку практически каждый выходной день. Но, по каким-то неведомым причинам, воспиталка Мария Ивановна всячески этому противодействовала. Она запирала Вовку в какой-нибудь кладовке, а отцу говорила, что он находится в загородном подсобном хозяйстве. Вовке же она грозила карцером, в случае, если он проговорится об этом отцу. Иногда, во время своего дежурства, чтобы скоротать ночь, она будила Вовку, ставила его перед собой по стойке смирно и заставляла делать по сто приседаний с вытянутыми вперёд руками. Сама же при этом сидела напротив, вальяжно откинувшись на спинку стула, выбросив вперёд ноги и скрестив на груди руки. Стоило Вовке Чуть покачнуться, как она тут же заставляла начинать сначала.         
Вовке было горько и обидно. В груди закипала злость. И он, сам не зная почему, старался изо всех сил держаться, показывая своим видом, что ни капельки не переживает по этому поводу, а даже, наоборот, получает удовольствие от всего происходящего. И, видя, как она хмурит брови и покусывает губы, он чувствовал, что, этим выводит её из себя. И это помогало ему держаться из последних сил. В конце концов ей, видимо, надоедало, так как не удавалось добиться желаемого результата и Вовка, не чувствуя ног, отправлялся спать. Едва коснувшись подушки, он моментально погружался в глубокий сон.
   
    Как-то вечером, на продлёнке "Мариванна" проверяла, как первоклассники читают вслух. Читали по очереди. Тексты были простенькие, типа "мама мыла раму", "Маша ела кашу" и так далее. Вовка с ужасом ожидал своей очереди. Глядя в книгу, он, как говорится видел фигу. Он видел и понимал буквы, но сложить их в слова не мог. Он просто не мог понять как это делается. И вот была названа его фамилия, но Вовка молчал, тупо глядя в учебник.
 
    - Не следил? Встань и следи стоя, - сделала замечание Мариванна. Когда в следующий раз случилось то же самое, Вовка был отправлен в угол с учебником в руках. Но ему и  это не помогло никоим образом. Следующим действием, которое должно было стимулировать Вовку к прочтению очередного отрывка из незамысловатого текста явилось коленопреклонение на дрова, которыми отапливалась печь в классе. Эта экзекуция была довольно мучительна, так как стоять на коленях на острых рёбрах  рубленых дров было нестерпимо больно.
 
    На следующий день на перемене к Вовке подошла учительница Эмилия Ивановна. Она присела рядом за парту и в течение пяти минут объяснила очень просто и доходчиво, каким образом буквы превращаются в слова. Вовка попробовал читать и у него всё получилось. Теперь глядя на текст, он видел не абстрактный набор букв, а определённый текст, который он мог прочитать. Ему это показалось настолько простой задачей, что он стал читать учебник дальше, чем это требовалось заданием и дочитал его до конца. После этого у него появилась привычка читать не только то, что задано, а всё подряд , дальше и дальше. Ему это было интересно, но уже программы учебника явно не хватало. Он записался в библиотеку и стал читать запоем всё, что ему сначала рекомендовали, а потом  уже сам стал выбирать книги по своему вкусу. Он прочитывал всё довольно быстро и этим удивлял библиотекаршу, которая стала расспрашивать его о содержании и поражалась тем, что он не только знал содержание прочитанного, но и мог сделать вполне осмысленный анализ прочитанного. Вскоре он стал практически отличником, но, почему-то эта перемена не очень обрадовала "Мариванну".


                ***

    Осенью 1959 года Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв летел с визитом в США. По непредвиденным обстоятельствам самолёт с руководителем государства сделал вынужденную посадку в  областном центре Закарпатья - Ужгороде. Местные власти выворачивались наизнанку, стараясь с максимальной выгодой для себя использовать этот дар судьбы, буквально свалившийся на них с небес. Нащокин должен был обеспечивать безопасность, как самого Хрущёва, так и его самолёта. Вместе с тем, он должен был провести расследование и установить причину, по которой самолёт вынужден был совершить непредвиденную посадку. Председатель КГБ Шелепин, экстренно прилетевший из Москвы в Ужгород, ждал Нащокина на аэродроме у самолёта. Если бы Николай не знал кто перед ним, он бы и предположить не смог, что этот невзрачный невысокий человек в простеньком пальто и шляпе возглавляет одну из самых могущественных спецслужб в мире. Шелепин был краток. На всё про всё он дал Нащокину два дня.

    Хрущёв, тем временем, решил выступить перед городским активом. Для участия в этом мероприятии из разных городов Украины в срочном порядке были делегированы работники КГБ. Форма одежды - гражданская. Тех же, кто, по какой-либо причине, прибыл в военной форме, Николаю, как впрочем, и другим его сотрудникам приходилось переодевать из своего гардероба. Кем-то из многочисленных начальников  было принято решение, что во время встречи руководителя партии и правительства с народом его обязательно должны были приветствовать дети. Для этой затеи решили привлечь интернатских. Высокая честь вручать цветы дедушке Хрущёву выпала классу, в котором учился Вовка. Накануне детишек долго тренировали, чтобы они не растерялись во время этого мероприятия, а чётко, не отступая от сценария, автоматически и без сбоев исполнили свои роли. Чтобы дети не выглядели по сиротски, в своих одинаковых коричневых костюмчиках, их решено было одеть в национальные украинские костюмы, заимствованные в коллективах художественной самодеятельности.

    Вовка, хорошо знавший от отца кто такой Хрущёв, был очень горд тем, что ему выпала такая высокая честь. Но когда настал час и одноклассники, счастливые и возбуждённые, пошли переодеваться в подготовленные костюмы, Вовка, под надуманным предлогом, был отправлен в карцер, в связи с чем получил большую душевную травму. Николай, по долгу службы, находившийся в зале и знавший об участии детей в этом мероприятии был удивлён отсутствием сына среди детей. Как ему сказали, впоследствии, Вовка приболел и поэтому остался в интернате.


                1960 год.
 
    К Новому году Вовка уже свободно общался с одноклассниками на украинском языке. Нового года он ждал с огромным нетерпением, в надежде, что отец заберёт его на каникулы домой. Но осуществиться надеждам было не суждено. Николай заехал буквально на десять минут и вручил Вовке огромный кулёк с конфетами. Он пытался объяснить ему, что служба есть служба и он должен уехать в командировку. Что нужно ещё совсем немножко потерпеть и всё у них наладится в жизни. Но Вовка не хотел внимать никаким доводам и очень расстроился.

    Тем временем наступил Новый 1960 год. В интернате нарядили ёлку. Был новогодний утренник, дед Мороз из преподавателей, подарки, художественная самодеятельность. Но Вовке было грустно и тоскливо. Единственным утешением была возможность для воспитанников выйти за ворота и покататься с горки на санках. Ребята неслись вниз по улочке, которая шла под уклон до пересечения с центральной улицей. Скатившись, Вовка какое-то время сидел на санках и смотрел на кинотеатр "Москва", который располагался на противоположной стороне улицы. Он вспоминал, как они с отцом смотрели здесь фильмы.

    Один раз мальчишки так увлеклись катанием, что не заметили, как стемнело и стало совсем поздно. Все давно уже вернулись в интернат, но трое первоклашек продолжали скатываться снова и снова. Спохватившись, они поспешили к заветным воротам, но те были закрыты. Ребята замёрзли, но никак не могли ни достучаться, ни докричаться. Совсем уж было отчаявшись, увидели, как приоткрылись двери спального корпуса и оттуда вынырнула "Мариванна". В свете фонаря её было хорошо видно. Она прикурила папироску и попыхтев ею некоторое время, швырнула её в сугроб. Пацаны, испугавшись, что сейчас двери за нею закроются, заголосили, что есть мочи, хриплыми уже голосами и, теряя силы, застучали окоченевшими кулачками об ворота. Фигура на крыльце замерла на мгновение и повернулась в их сторону. После долгих выяснений, кто да что, откуда и куда, "Мариванна" запустила их на территорию. Но вместо того, чтобы отправить детей спать, а выяснения оставить до утра, она решила заняться этим немедленно.

    Препроводив их в класс, и, воцарившись на учительском месте, стала проводить воспитательную работу. Выстроив мальчишек у доски, она долго объясняла  какое страшное преступление они совершили и что за наказание их теперь ждёт. А ждёт их, по её заверениям, тюрьма для малолетних преступников, допросы и пытки. А спать они будут на полу с торчащими остриём вверх гвоздями и кормить их будут тюремной баландой. "Малолетние преступники", всхлипывая и подвывая, готовы были покаяться во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, лишь бы их простили, лишь бы им поверили. Но "Мариванна" была неумолима и, наказав им молча ожидать своей участи, "пошла вызывать" милицию. В классе повисла гнетущая тишина. Вернувшись, увидела как три смертельно перепуганных, зарёванных существа, размазывая по лицу слёзы и сопли, с мольбой и страхом взирают на неё. Молча усевшись на место, стала что-то записывать в тетрадку.

    Мальчишки боялись дышать. Вот за окном послышался шум мотора подъезжающего автомобиля. Ребята насторожились. Как раз под окнами машина остановилась и заглушила мотор. Хлопнула дверца, донеслись приглушённые голоса. "Мариванна" встала и подошла к окну.

    - Это "чёрный ворон". За вами приехали.

    Хорошо знавшие, что такое "чёрный ворон" и зачем он приезжает, лишившиеся последней надежды на прощение пацаны наперебой громко стали кричать, умоляя пожалеть их. Упали на колени и поползли  к той, от которой они ждали милости и пощады. А она стояла, скрестив руки на груди и презрительно смотрела  на них сверху вниз.

    Внезапно, распахнулась дверь и на пороге вырос, неведомо откуда взявшийся в столь позднее время, директор.

    - Что здесь происходит?

    Быстро оценив ситуацию, приказал,

    - Мария Ивановна, детей немедленно отправить спать, а вы утром пожалуйте ко мне в кабинет с объяснениями.

    С этих пор выходные Вовка проводил дома. Николай забирал его, даже заведомо зная, что сам не сможет побыть с ним. Вовке страшно было оставаться одному в большой квартире, особенно ночью. Он включал всё возможное освещение и сидел, укутавшись в одеяло, в центре большой кровати, чутко прислушиваясь к каждому звуку, долетавшему с улицы. Но всё равно чувствовал себя счастливым, ведь он был дома.


                ***

    Тем временем подходил к концу учебный год. А это значит, что начнутся каникулы. На три долгих месяца Вовка будет избавлен от необходимости находиться в интернатских стенах и днём, и ночью. Но реальность превзошла все ожидания. Вовка ликовал, о таком он и мечтать не мог. А дело было в том, что отец получил новое назначение по службе и в самые сжатые сроки должен был убыть, согласно предписанию, в другой город.

    Без малейшего сожаления переступил Вовка последний раз порог интерната.
На следующий день отец взял его  с собой в Иршаву за братьями, которые находились в тамошней школе интернате. С одной стороны, они были в более несносных условиях. Не имея возможности покидать данное заведение в течение всего года, но, зато они всегда были вместе. Братья, безусловно, тоже были рады новым обстоятельствам.

    Наконец наступил день отъезда. Перемещались двумя машинами. Николай с сыновьями на служебном газоне с брезентовым верхом ехали впереди, а мебель с прочими пожитками в грузовом зилке следом за ними. Путь был неблизкий и мальчишки, поначалу с интересом глазевшие по сторонам, сами не заметили, как уснули, склонив головы друг на друга. Когда проснулись, Николай распорядился остановиться справить надобности и перекусить. Всё делали быстро. Торопились засветло преодолеть Средне Верецкий перевал.      

    Конечным пунктом был город Нестеров, Львовской области. Городок был небольшой, но, в историческом плане, очень интересный.

    Новый город, новые друзья, новые впечатления, а, по большому счёту и новая жизнь.

    Это было время ожиданий и надежд, время великих открытий, свершений и побед, время первооткрывателей и покорителей космоса, время веры в светлое будущее, которое, судя по заявлениям советского руководства, было уже не за горами.

    Много нового и неизведанного ожидало их впереди. И хотя каждый из них видел эту жизнь по-своему, но ожидания от неё были общими. И одно, самое главное, уже начинало сбываться. Ведь теперь они были вместе и это уже навсегда, на все времена.


 

                Конец I части

Продолжение - Часть II - http://www.proza.ru/2017/12/12/2287











                Часть II       / В процессе написания.../


                ПЕТЛЯ НЕСТЕРОВА   
                --------------------



               

                НЕСТЕРОВ
   
    Во время первой мировой войны 26 августа 1914 года в воздушном бою над городом Жолква погиб выдающийся, военный русский лётчик, основатель высшего пилотажа, автор знаменитой мёртвой петли штабс-капитан Пётр Нестеров. Он и его подчинённые воевали прекрасно, не зря же австрийское командование официально объявило о крупной денежной награде тому, кто собьёт русского аса. В воздушной дуэли с австрийским противником впервые в практике мировой авиации он применил таран, в результате которого оба пилота погибли.За свой подвиг штабс-капитан Нестеров был посмертно награждён орденом Святого Георгия 4 степени.

    В честь подвига выдающегося русского лётчика, в том же 1914 году в селе Воля-Высоцкая близ города Жолква был сооружён монумент. В советские времена, через шесть лет после окончания уже второй мировой войны, в 1951 году город Жолква был переименован в город Нестеров. В 1980 году был построен мемориал памяти героя-авиатора, но в 90-х годах, после развала СССР и образования независимой Украины, музей был заброшен и разорён, а город Нестеров снова был переименован в Жолкву. И теперь на нестеровском постаменте стоит статуя оуновца Евгения Коновальца.



                НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ  (1960 год)

    На место приехали засветло. Машины остановились рядом с очень красивым двухэтажным особняком старой постройки.

    - А вот и наш дом. Тут мы теперь и будем жить. Идите, начинайте осваиваться.

    Николаю предоставили служебную квартиру, предыдущий обитатель которой, тоже офицер,съехал уже вместе со своими домочадцами к новому месту службы. Квартира занимала, практически, весь первый этаж особняка и состояла из трёх просторных комнат и огромного коридора. Ещё одна комната оставалась свободной в ожидании потенциальных жильцов. Большая, относительно, кухня была общей, на две семьи. Относительно - это, если сравнивать её с кухней в Ужгороде, которая была гораздо больше. И уж, тем более, ни в какое сравнение с ней не шли крохотные кухоньки в новых трёх-пятиэтажных домах, которые стали строить в последнее время повсеместно. В народе их уже метко окрестили "хрущевками". Особенность данной квартиры заключалась в том, что из каждой комнаты был свой выход на улицу. На втором этаже было такое же расположение комнат. В трёх из них  проживала семья и соседом у них был одинокий фронтовик-инвалид. Также на каждую семью, проживавшую в доме, приходилось по довольно большому помещению в подвале, где можно было хранить всевозможные соленья-варенья, а также любое ненужное барахло, которому не находилось места в квартире. Из кухни тоже был отдельный выход во двор. Водопровода и канализации в доме не было. Общественный туалет располагался в самом дальнем уголке  двора. Туда же выносили вёдрами помои, которые накапливались в процессе жизнедеятельности жильцов трёх домов, проживавших в границах данного дворового пространства, огороженного от внешнего мира забором. За водой же нужно было идти на противоположную сторону улицы, к колонке за мостом. Помыться ходили целыми семьями в городскую баню. А вот в выше упомянутых хрущёвках все удобства были предусмотрены непосредственно в квартире.

    Едва успели выгрузить из машины немногочисленные пожитки, как братья отправились изучать и осваивать окрестности. Первым делом прочитали и запомнили, на прикреплённой на доме табличке, адрес, из которого следовало, что улица носила имя Ленина. На противоположной стороне, через дорогу, раскинулся парк культуры и отдыха имени Довганика, который был одним из любимейших мест времяпрепровождения для всех окрестных мальчишек. Улицу пересекала небольшая речка  под названием СвИнья. Впрочем, в обиходе, ударение всегда делали на последнем слоге. Дом, в котором им предстояло проживать, располагался, как раз, на пересечении улицы Ленина с данной речушкой. Место, как подметили братья, получалось очень живописное. 

    Забегая вперёд, скажем, что речка хоть и невеличка, но с норовом. Особенно по весне, когда начинавшийся ледоход, усугубляемый бурным течением, сносил все лёгкие мостики, находящиеся в парковой зоне. Капитальный же каменный мост, являющийся частью улицы Ленина, выдерживал натиск стихии, но способствовал образованию ледяных заторов. Льдины,напиравшие друг на друга, увлекаемые сверхъестественной силой, становились на ребро, упираясь верхним концом в арку моста, который стонал и трещал под мощным натиском, но каким-то чудом всё же выдерживал и продолжал выполнять своё прямое предназначение. Вода же начинала стремительно подниматься, с оглушительным рёвом взламывая льдины и, нагромождая их друг на друга, тащила неминуемо к мосту. Река выходила из берегов и затапливала улицу и дворы домов, расположенных вдоль неё. В дальнейшем, по приказу начальника нестеровского гарнизона генерала Буцевицкого, проживавшего в соседнем доме, лёд стали взрывать заранее, не дожидаясь когда капризы природы начнут мешать нормальному существованию людей, проживавших в непосредственной близости.

    Итак, братья, подстёгиваемые любопытством, смело отправились навстречу новым открытиям и приключениям. Заблудиться они не боялись, так как городок был небольшой, в сравнении с Ужгородом, да и ориентиры были отличные. Улица Ленина брала своё начало от железнодорожной станции Жолква, за которой к югу высилась гора Гарай, а заканчивалась в центре города, у остатков крепостной стены, когда-то окружавшей весь средневековый город-крепость. Поражали своей строгой величественностью костёлы и множественные памятники средневековой архитектуры, сохранившиеся до наших дней практически в первозданном виде, являвшиеся свидетелями многих значимых исторических событий. Буквально в каждом доме, в каждом камне и памятнике просматривалась богатая и насыщенная деяниями великих людей великая история.

    Нестеров был городом районного значения во Львовской области и являлся административным центром Нестеровского района. Он располагался в 25 км от Львова и в 35 км от советско-польской границы. Здесь проходила древняя граница земель и княжеств Червоной Руси - Галиции и Волыни, Звенигородского и Белзского княжеств. Возле подножия горы Гарай(365 метров над уровнем моря)- крутого уступа холмистой гряды Расточья, которая на 150 метров возвышается над ближайшей равниной, пересекались важные торговые пути Червоной Руси. Образовывая несколько изгибов, гряду прорезает река СвИнья.


                ЖОЛКВА 

    В 1547 году  в родовом имении Жолкевка, находившемся на реке Вепрь(впоследствии СвИнья) подо Львовом, в семье воеводы Жолкевского родился будущий великий канцлер Речи Посполитой и коронный гетман Станислав Жолкевский. Отличился он во время войн Батория. Усмирил казацкое восстание, вспыхнувшее под предводительством Наливайко и Лободы на Украине. Участвовал в войне со шведами в Лифляндии. Во время бунта шляхты против короля Сигизмунда, несмотря на взаимную нелюбовь друг к другу, Жолкевский помог ему и наголову разбил мятежников. В 1597 году он строит замок в своём имении. А в 1603 году, в благодарность за усмирение бунтовщиков, он получил королевское разрешение на строительство города и право назвать его своим именем (магдебургское право). Строила, в основном, его жена Регина, а он в это время продолжал воевать. В 1610 году по настоятельной просьбе Сигизмунда он принял участие в войне с московским государством, хотя считал, что эта война не соответствует интересам Польши. Разбив в 1610 году при  Клушине войско Димитрия Шуйского, Жолкевский подступил к Москве, где в это же время был свергнут с престола царь Василий Шуйский. Он занял Москву польским войском и содействовал избранию на московский престол королевича Владислава. Поляки сожгли Москву и основательно разграбили все её сокровищницы. Получив известие, что Сигизмунд сам пожелал быть царём московским, Жолкевский понял, что у поляков мало шансов для успеха. Передав командование московским гарнизоном одному из своих соратников и захватив с собой московскую казну, Василия Шуйского и его братьев, уехал под Смоленск, который со своими войсками осаждал король Сигизмунд. Передав ему пленённых Шуйских, Жолкевский вернулся в Польшу. Последние годы своей жизни он провёл в войнах с татарами и турками, защищая южные рубежи Речи Посполитой. В бесславной битве с турками под Цецорой в 1620 году он отказался бежать с поля боя, для чего даже застрелил собственноручно своего любимого коня и в итоге был убит сам. В последствии его внук, король польский Ян Собесский нанесёт туркам сокрушительное поражение и тем самым отомстит за своего прославленного деда.

    Станислав Жолкевский с женой Региной и их сын покоятся в подземной усыпальнице в костёле святого Лаврентия, который был заложен ещё при жизни гетмана. Он является одним из лучших в Галиции образцов Ренессанса. В его обширном некрополе покоятся так же настоятели и меценаты храма, королевичи и государственные секретари, отец короля Яна Собесского Якуб Собесский.

    Бывший замок Жолкевского с 1675 года стал резиденцией польского короля Яна Собесского. Накануне первой мировой войны там находились гимназия и муниципалитет. Во время Великой Отечественной войны там располагалось гестапо, а после войны - НКВД. При советской власти к 1975 году была завершена полная реставрация всего замка.

               
                ШКОЛА
                1960 год

    Итак, в жизни братьев произошли значительные перемены. Интернат остался в прошлом. Николай твёрдо решил для себя, что дети должны расти в полноценной семье и жить дома. Он видел, как быстро они растут и взрослеют и как всё трудней ему становиться находить взаимопонимание с ними. Если ничего не поменять в их дальнейшей жизни, то намечающийся уже разрыв в отношениях с сыновьями может превратиться в непреодолимую пропасть. Первым делом он записал их в обычную школу. Это была единственная в городе русская средняя школа. Размещалась она в бывшем Василианском монастыре, имевшим п-образную форму. В этом же здании, помимо школы, разместились ещё типография и медучилище, примыкавшее к величавому строению Храма Пресвятого Сердца Христова, продолжавшему функционировать и отгороженного от внешнего мира высокой монастырской стеной. В школе обучались представители самых разных национальностей, для которых русский язык был основным языком общения. Впрочем, изучение украинского языка и литературы было обязательным.

 Во время северной войны 1706-1707 годов в Жолкве располагалась ставка русского военного командования и резиденция русского императора Петра I-го. И, по преданию, именно из этого монастыря император самолично за волосы выволакивал своего фаворита Сашку Меньшикова, искавшего утешения у тамошних обитательниц. На глазах изумлённых горожан тащил его Пётр, не выпуская, через весь город, аж до места расквартирования.

    Дома у мальчишек теперь была своя комната. Обстановка сугубо спартанская. Три солдатские кровати, соответственно три тумбочки и стол, за которым можно было готовить уроки, играть в настольные игры. Отец строго следил за порядком. Недопустимо было оставить не заправленной постель. Самой большой достопримечательностью в комнате была голландская печь, облицованная очень красивыми, мастерски выполненными изразцами. Вовке, как младшему, повезло в том плане, что его кровать стояла в непосредственной близости с этой замечательной печкой и он с нетерпением ждал наступления холодов, когда можно будет её растапливать и, сидя перед ней на табуретке, следить завороженно  через открытую дверцу, как причудливо преображаясь, словно живые существа, яркие ненасытные языки пламени пожирают одно полено за другим. Полы в квартире были паркетные и для того, чтобы они выглядели достойно, нужно было их периодически натирать специальной щёткой, которая надевалась на ногу, предварительно нанеся на паркет мастику. Мальчишки заводили патефон, благо пластинок было предостаточно, и под музыку, по очереди, так как щётка была одна, скользили по паркету. Вовке очень нравилось крутить ручку патефона и менять пластинки. Некоторые из них он слушал по многу раз. Особенно ему нравились песни в исполнении Утёсова и Шульженко.



                СУРОВЫЕ БУДНИ      
                1960 год

    Лето пролетело незаметно. Начались занятия в школе. Братья вливаясь в свои коллективы, обрастали новыми друзьями. Появлялись новые интересы и увлечения. Нелегко поначалу давалась учёба Вовке. Теперь нужно было переучиваться с украинского языка на русский. Причём, на разговорном уровне никаких проблем не возникало, а вот с грамматикой было непросто. Необходимо было усваивать новые названия и определения. Но постепенно всё стало налаживаться. Теперь у него наконец-то была новенькая школьная форма, о которой он когда-то мечтал. Фуражка с кокардой и чёрным лакированным козырьком, широкий, как у отца, кожаный ремень с  бляхой, которую так же, как и металлические пуговицы нужно было начищать до блеска. Всё это, а так же чищеную обувь и чистые руки, стриженные ногти, опрятный вид строго контролировали санитары, выбранные из числа одноклассников. Так же выбирали старосту, звеньевых, редколлегию стенной газеты. Вовку выбрали художником. Он должен был рисовать и оформлять стенные газеты. Это поручение ему нравилось, так как рисовать он любил. Нужно отметить, что все братья унаследовали от отца умение рисовать.

    На левой стороне груди Вовка с гордостью носил значок в виде пятиконечной звездочки, в центре которой  был размещён портрет маленького Володи Ульянова. Вовка очень трепетно относился к этому символу принадлежности его к юным ленинцам - октябрятам. С восхищением он смотрел на старших братьев, которые уже были пионерами и мечтал о том дне, когда ему тоже повяжут алый пионерский галстук. И сможет он стоять на пионерской линейке, и отдавать салют, и маршировать строем под звуки горна и бой барабана. И во всём походить на Мальчиша Кибальчиша, любимого героя из одноимённой сказки Аркадия Гайдара. Быть таким же смелым и самоотверженным, без колебаний отдавшим свою жизнь за светлое будущее народа, так и не выдав проклятым буржуинам, даже под пытками, главную военную тайну. Идут пионеры, - Салют Мальчишу! Летят самолёты, - Салют Кибальчишу!

    Нащокин служил в должности начальника контрразведки дивизии. Работы было невпроворот. Он целыми днями пропадал на работе. Местные не очень-то жаловали военных. Простому солдату невозможно было в одиночку пойти в увольнение без риска быть битым или получить камнем по голове. Но и солдаты, в случае чего, подхватывались всей казармой и, настигая обидчиков, так яростно махались пряжками, что надолго отбивали охоту связываться с ними у самых безбашенных отморозков. Националистические признаки во взаимоотношениях проявлялись порой и на бытовом уровне. Вовка, в силу возраста, ещё ничего не смыслящий в этом,  время от времени, на себе ощущал подобные проявления. То в магазине продавщица, конечно, если рядом никого не было, игнорировала, если он обращался на русском языке. Но стоило перейти на мову и она, как ни в чём не бывало, начинала его обслуживать. Вскоре Вовка узнал, что он ещё и москаль. Подпитые и прокуренные бездельники-переростки как-то взяли его в кольцо.

    - Ну шо, москалыку, гроши маешь? Позыч трохи, бо в нас нэ выстачае.

    Вовка как раз направлялся за хлебом. Отец оставил денег и поручил сходить в магазин. Глядя на них снизу вверх, Вовка стал объяснять, что так и так, мол, и поделиться не получится. В ответ на это чей то увесистый кулак высек сноп искр из его глаз. На некоторое время он был оглушён и обескуражен. Никто ещё не бил его по лицу. В нём одновременно вспыхнули и злость, и обида, и досада по поводу собственного бессилия. 

    - За что?!

    Вовка с вызовом развернулся в сторону ударившего. И в тот же миг последовал удар ногой сзади и тут же кулаком в живот. Перехватило дыхание, не хватало воздуха. Двое подхватили его под руки и сильно дёрнули вверх, а третий залез к нему в карманы и вывернул их наружу.

    - Вы что к малому пристали? - вмешалась проходившая женщина, - Христа на вас нет! Вот милицию позову!

    - А ну, старА, геть звидсы, бо пошкодуеш! Тоби щось трэба? Зараз будеш маты! - зашипели на неё недоноски.

   Но женщина была настроена очень решительно и отступать не собиралась. На шум стали останавливаться прохожие. Невдалеке показался военный патруль. Оттолкнув одного из обидчиков, Вовка вышел из круга. Те тоже,не дожидаясь осложнений, двинули в другую сторону.

    Для того, чтобы сосуществовать в этом социуме приходилось как-то приспосабливаться. Пацаны сбивались в стаи, чем могли вооружались. Помимо рогаток, которые были практически у всех, делали самопалы-дробовики различных конструкций, капсульные и мелкокалиберные пистолеты, патроны для которых достать не составляло особого труда. Что-то находили в лесу, в заброшенных бандеровских схронах. Порой попадались даже гранаты. Чаще всего этим арсеналом пользовались где-нибудь на пустырях, стреляя по бутылкам. Но, разумеется, процесс этот был неуправляемым. Стреляли по воронам и по лампочкам на столбах. Чем результативнее была эта стрельба, тем темнее становилось на улицах в тёмное время. Порой, в результате неумелого обращения с оружием случались факты членовредительства. В ходу были кастеты, свинчатки, бамбуковые трубки, залитые свинцом. Всё это изготавливалось самостоятельно, в домашних условиях. И применялось в частых стычках между подростковыми группировками.  Тем не менее, жизнь есть жизнь, а мальчишки оставались мальчишками. Где их только не носило. Они не чувствовали опасности и жаждали приключений.


                ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ 
                1960 год

    Дома за каждым из братьев были закреплены обязанности, которые исполнялись своевременно и неукоснительно. Валерка отвечал за мытьё посуды, что случалось не часто, так как питались в основном в столовых, и за поддержание порядка в квартире. Витька отвечал за доставку воды, за которой ходил на колонку. Вовке же досталось выносить помойное ведро. Сливались помои в уборную. Ведро было тяжёлое и Вовка делал две, а то и три остановки, чтобы передохнуть по пути. Зимой ещё приходилось им таскать дрова из подвала, уголь-со двора. Картошку тоже доставали из подвала. Всё это Николай закупил под зиму. Уголь и дрова ссыпали во дворе. Дрова ещё нужно было напилить, да наколоть. Вовке колоть не давали. Валерка с Витькой делали это по очереди. А Вовка, то с одним, то с другим братом, распиливали полутораметровые брёвна на несколько чурбаков. По мере готовности, таскали в подвал, а там уже складывали в поленницы. Витька частенько проверял на Вовке силу своего психологического воздействия. Так во время пиления брёвен он, вдруг, глядя Вовке в глаза, говорил:

    - У тебя ослабли руки, ты не можешь удержать пилу...

    И, действительно, как по мановению волшебной палочки, руки начинали слабеть. И Вовка, не будучи в силах больше удерживать ручку пилы онемевшими пальцами, отпускал её. То же самое происходило, когда они вытряхивали пыль из половиков. Они становились друг против друга, крепко вцепившись руками за углы половика, и трясли его с такой силой, что при этом раздавались громкие хлопки. И тут, в какой-то момент, Витька произносил своё заклинание. Вовка, под воздействием внушения, резко отпускал свой край половика. И уже никакая сила не могла его заставить продолжить прерванный процесс. Ослабевшие руки безвольно опускались вниз и не подчинялись ему более.   



                ТАМАРА
                1960 год

    Дело шло к Новому году. Нащокин, вдруг, объявил сыновьям, что уезжает в Киев и через пару дней вернётся с мамой. Едва отец успел уехать, как Валерка заявил братьям, что новая мать ему не нужна и жить дома он не собирается.

    - Уйду куда глаза глядят, а вы оставайтесь.

    - Я тоже уйду, - поддержал Витька.

    - И я уйду, - со слезой в голосе, неожиданно для себя выпалил Вовка. Хотя он и представить не мог сразу, куда ему можно было бы уйти и как он будет жить один. Меж тем два последующих дня он только об этом и думал. И таки додумался. Пространство под лестницей, с двухметровой высоты нисходящей из кухни во двор, было заделано досками. Небольшая дверца позволяла попасть во внутрь. Взрослому не пролезть, а ребёнку в самый раз. Прежние жильцы держали там курей. Вовка залез туда и всё обследовал. Место вполне сносное. Дощатый пол был укрыт сеном. Вовка навёл там какой-никакой порядок и притащил солдатское одеяло со своей кровати.

    - Ну и пусть, - думал он с жалостью к самому себе, - увидят, что постель не застелена и поймут, что он ушёл из дома из-за них. И всю жизнь потом будут мучиться и раскаиваться.

    Братья по очереди дежурили у окна, выглядывая, правда ли отец приедет не один. Когда, из подъехавшего к дому газика, отец вывел незнакомую тётеньку, братья бросились врассыпную. До позднего вечера Вовка прогулял с друзьями в парке, а затем, под покровом темноты пробрался в своё убежище. Долго не мог уснуть, было страшно. Ночью немного подморозило. Он основательно продрог. Всякие мысли лезли в голову. Почему его никто не ищет?. А ну, как его больше не пустят домой и он вынужден будет скитаться неведомо где и с кем? А как школа? Да, по сути, вся жизнь кувырком. Разные фантазии, одна страшнее другой, крутились в его голове. Он воображал разные картины, в которых болеет или умирает от холода и голода. Ну и пусть, потом сами будут жалеть, накручивал он себя. И ему так жалко стало себя самого, что слёзы обильно потекли из глаз, обжигая щёки. Через некоторое время, вволю наплакавшись, он успокоился. Мысли рассеялись и он засопел, изредка всхлипывая во сне.


                ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

    Кое-как Вовка высидел четыре урока. Никому из друзей не сказал он ни слова о своих проблемах. Только по пути домой открылся он лучшему своему дружку Зубе, которого на самом деле звали Серёгой. По существующей уличной традиции, позаимствованной у уголовников и тех же бандеровцев, у каждого должна быть какая-нибудь кличка. Чаще всего она приклеивалась к человеку, исходя из каких-нибудь характерных особенностей, свойственных только ему или трансформировалась из фамилии. Так Вовку стали звать первоначально Щекой, затем буква "Щ" перешла со временем в "Ч" и, в конце концов, всё закончилось Чеком. У Зубы же два верхних резца торчали, как у кролика. Отсюда и прозвище. Так вот, Зуба, услышав, что Вовка в бегах, пригласил его к себе домой. Жил он рядом, через три дома.

    Серёгина мама накормила их обедом, после чего они отправились делать уроки. Потом поиграли в пластилиновых солдатиков. Нужно отметить, что изготовление пластилиновых солдатиков и формирование из них целых армий, ведение настоящих боевых действий на куске фанеры было повальным увлечением мальчишек. Из алюминиевой проволоки ковалось оружие, доспехи. Из трубочек делали пушки, которые заряжали серой, соскабливая её со спичечных головок. Для минирования, помимо той же серы, применяли и порох, который достать не составляло труда. Минировали и подрывали построенные на доске мосты, железнодорожное полотно, крепостные стены. Таких досок, как правило было несколько. На каждой была своя история, другая армия и эпоха. Иногда игроки приходили в гости к товарищу со своей доской и сражались друг с другом посредством своих пластилиновых армий. Победитель брал в плен у проигравшего его солдатиков. Наигравшись, друзья пошли гулять на улицу.

    Как стемнело, Вовка пошёл в сторону дома. Ему очень не хотелось опять ночевать под лестницей. Тем более, что ночи уже были холодными, хотя снег ещё не выпал. Вовка решил заглянуть в освещённое окно, посмотреть, что там происходит внутри. Забравшись на выступ цоколя, он осторожно заглянул в окно и чуть не свалился от неожиданности. Братья, которые, как полагал Вовка, тоже находились в бегах, сидели, как ни в чём ни бывало за одним столом с той, из за которой они и решили все уйти из дома. Они разговаривали с ней и чему-то весело смеялись, за обе щеки уписывая фрукты и сладости, которыми были наполнены вазы на столе. Вовка проглотил слюну и ощутил чувство голода. Не в силах устоять перед таким соблазном, он решил капитулировать и явиться с повинной. Против ожидания, встречен он был доброжелательно, чему был несказанно рад и, не без удовольствия, подсел к братьям. Будущую мачеху звали Тамарой. Вовка поначалу стеснялся, но потом освоился, успокоился и стал вести себя непринуждённо. Братья, оказывается, тоже вернулись домой, ненамного опередив Вовку.

    Отец пришёл поздно и мальчишки, уже находясь в постели, слышали, как Тамара уговаривала его не ругать их за демарш. Только после этого они успокоились окончательно и уснули.

    Утром Тамара накормила детей завтраком и отправила в школу. Проводив всех, она вышла в город осмотреться, а заодно купить что-нибудь из продуктов. Николай обещал привезти ёлку. Они решили сделать праздник детям, которые ёлку видели только на школьных утренниках, да на городской площади. Тамара предложила украсить ёлку конфетами, которые во время новогоднего праздника можно будет снимать с веток и есть их, запивая чаем. Поэтому, зайдя в кондитерский отдел, она выбирала конфеты в переливающихся яркими цветами фантиках, которые красиво и празднично будут смотреться на ёлке. Ещё она купила три симпатичных маски из папье маше: зайца, волка и медведя.

    Когда братья вернулись из школы, их ждал вкусный, свежеприготовленный обед, наличие которого выдавали ароматы, распространившиеся по всему дому. Накормив их, Тамара хотела, было, проверить у них дневники, но не тут-то было. Валерка сказал, что забыл дневник в парте. У Витьки учительница собрала дневники на проверку. Только у Вовки дневник был в наличии. Он достал его из офицерской полевой сумки. С такими сумками ходило пол школы, так как в основном все были из офицерских семей. Это было очень удобно и престижно. Старшим удалось отговориться, что, мол, домашнее задание выполнили на переменке в школе и убежать на улицу, а с Вовкой Тамара решила позаниматься. Задано было немного и Вовка быстро справился.

    - Приходи пораньше и братьям передай, если увидишь. Вечером вас будет ожидать сюрприз, - предупредила она.

    Вечером братья пришли домой рано. Уж больно им хотелось узнать, что ж там за сюрприз такой. Они предполагали всё, что угодно, но увиденное превзошло все ожидания. Высокая, под самый потолок, пушистая ёлка стояла в большой комнате, а отец с Тамарой заговорщически улыбались.

    - Мальчики! Мойте руки после улицы, а потом мы с вами будем наряжать нашу ёлку! - торжественно произнесла Тамара.

    Вернувшись с чистыми руками, они увидели, как Тамара высыпала из сумки на середину стола приличную горку шоколадных конфет в красивых ярких фантиках.

    - Вот этими конфетами мы и украсим нашу ёлку.

    Тамара показала им, как сделать петли из ниток, чтобы за них можно было цеплять конфеты на ёлку. Дело спорилось и скоро ёлочка засверкала во всей красоте. До Нового года оставалось три дня.

    Вовке не терпелось попробовать конфету. Но три дня - это ведь так долго. А терпеть было невмоготу. А вот если попробовать одну, тогда можно будет подождать и три дня. Ночью он никак не мог заснуть, всё думал об этом. И вот, не в силах противиться больше своему желанию, Вовка тихонько, насколько это было возможным, встал и на цыпочках вышел в гостиную, где стояла ёлка. Чуток выждав, пока глаза привыкнут к темноте, он протянул к ёлке руку. Нащупав конфету, потихоньку развернул нижний хвостик фантика и конфета сама, под своей тяжестью упала ему в ладошку. Разломив её пополам, он сунул одну половинку в рот, а другую аккуратно вернул обратно, завернув хвостик. Так же осторожно, стараясь не шуметь, с половинкой конфеты за щекой, вернулся обратно и тихонько нырнул под одеяло. Лёжа с закрытыми глазами он, не спеша, рассасывал её и блаженно улыбался. Так с улыбкой и заснул. И уже не мог видеть, как, точно так же, к ёлочке ходили по очереди и его братья. На следующую ночь всё повторилось.

    И вот, наконец, подошёл Новый 1961 год. Когда дело дошло до чаепития, Тамара предложила братьям снимать с ёлки конфеты, кому какие нравятся. Но никто из них не вызвался это делать. Мальчишки жеманничали и отнекивались:

    - Да ладно, мы и так попьём. Да мы не хотим, да мы сладкого не любим, да мы ....

    - Ну, как хотите,а я с удовольствием попью чай с конфетками.

    Тамара подошла к ёлке и попыталась снять конфету, но фантик оказался пустым. Она стала пробовать другие, но и там было то же самое. Праздник был испорчен.


                РЕФОРМА
                1961 год

    1-го января в стране была проведена денежная реформа. Это было сделано для придания рублю большей полновесности. Во всяком случае так доводили народу с высоких трибун. Ну и для облегчения денежного обращения, конечно.В обращение были выпущены банкноты нового образца достоинством 1,3,5,10,25,50 и 100 рублей. Новые деньги были гораздо меньше по размеру. Обмен наличных денег  должен был осуществляться в течение трёх месяцев без ограничений в специально открытых обменных пунктах, в соотношении 10:1. Дореформенные деньги за их крупный размер называли "сталинскими портянками", а послереформенные за их малую величину "хрущёвскими фантиками". В обиходе их стали называть "новыми", а цены, по привычке, переводили на "старые". На товарах цена поначалу  указывалась и в старых, и в новых деньгах.
    

                СВАДЬБА
                1961 год

     Николай с Тамарой зарегистрировали свои отношения в ЗАГС(е). На свадьбу приехали и родители с обеих сторон. Свадебное застолье организовали дома. Кроме родных были приглашены соседи сверху и несколько сослуживцев Николая с жёнами. Посидели, попели песни, потанцевали под патефон. Дети за общим праздничным столом не сидели, это было не принято. Поэтому обе бабушки покормили их на кухне и напоили чаем с тортом и конфетами. После чего они убежали на улицу. Гости же допоздна не засиживались, у всех хватало своих домашних дел и забот. Соседки помогли перемыть посуду, часть которой они принесли с собой. Родители через пару дней разъехались по домам. Киевские бабушка с дедушкой пригласили, так неожиданно появившихся в их жизни внуков, к себе в Киев на летние каникулы. Воронежские звали к себе. Порешили на том , что справедливо будет, если дети будут приезжать к ним поочерёдно. И жизнь потекла своим чередом дальше.


                ТАМАРА
                1961 год

    Тамара Анатольевна стала учительствовать в русской школе. Преподавала химию, биологию, зоологию. Дополнительно вела химический и зоологический кружки. Она закончила Ужгородский университет с красным дипломом. И познакомилась с будущим мужем в самолёте, когда  летела из Киева, где жили её родители, в Ужгород. Нащокин же, напротив, учился в Киевском университете на заочном отделении юридического факультета и возвращался домой. Волею судеб их места оказались рядом. Тамара плохо переносила перелёт, её тошнило. Николай, как умел, пытался помочь ей с этим справиться. Так и познакомились. В Ужгородском аэропорту Нащокина встречала служебная машина. Он предложил подвезти приглянувшуюся попутчицу до дому. Она жила в студенческом общежитии. Потом уже, как бы случайно, он стал периодически попадаться ей на глаза. То в университет подвезёт, то после занятий встретит. Так, постепенно, у них завязался роман. Николай долго не решался сообщить Тамаре, что у него трое детей. И только, когда встал вопрос о переводе к новому месту службы, он решил открыть все карты и сделал предложение руки и сердца. Он не торопил её с ответом. Дал возможность всё хорошо обдумать и, в случае согласия, сообщить ему о своём решении по новому адресу. И вот, перед Новым годом, от неё пришло письмо.

    Появление женщины заметно изменило жизнь всей семьи. Тамара сразу же стала создавать уют в доме. Для начала всё, что было можно, перемыла, почистила. На швейной машинке, которую она привезла с собой из Ужгорода, вечерами строчила какие-то шторки, занавески, покрывала и многие другие, необходимые в быту мелочи. Стала готовить нормальную домашнюю еду. Николай даже стал приезжать на обед домой. После обеда он ещё умудрялся полчасика вздремнуть. Постепенно дом преображался и переставал походить на симбиоз холостяцкой берлоги с солдатской казармой. Но самой сложной задачей для неё было установить контакт с детьми, наладить с ними доверительные отношения. И делать это нужно было уже сейчас, не откладывая, сейчас и постоянно. А опыта в общении с детьми у неё не было никакого. Да она и сама, в сущности, ещё была ребёнком. Ведь ей в то время было только двадцать лет. А тут сразу трое мальчишек. Нелегко ей далось решение ответить согласием на предложение Николая. С восьмилетним Вовкой, кажется уже сейчас, можно было контактировать без особых проблем, ввиду того, что его характер был ещё не сформирован окончательно и не испорчен тлетворным влиянием улицы. А вот доверие и расположение старшего сына, которому уже было тринадцать лет, завоевать будет очень сложно. Тамара уже почувствовала его независимый нрав и неприкрытый скептицизм к окружающим. Витька был на год младше, но особенности его характера она пока не раскусила. Но отметила, что он не по годам был очень рассудителен и на всё имел своё мнение.

    С первой получки Тамара, посоветовавшись с мужем, взяла в рассрочку на год телевизор "Рекорд". Это был красивый деревянный полированный ящик, с экраном на передней панели, Воронежского производства. Когда это чудо техники включили и на вспыхнувшем экране появилась таблица настройки, все уселись перед ним и не могли отвести взгляд, словно завороженные. Настолько это казалось непостижимым и необычным явлением. Позже, когда началась трансляция передач, они узнали, что их всего две - центральная московская и местная львовская. Изображение было черно-белым, но прилагавшаяся в дополнение к телевизору трёхцветная целлулоидная плёнка позволяла делать его цветным, если таковым его можно было считать. Качество картинки было не ахти какое и постоянно приходилось двигать антенной. Так в семье Нащокиных появился новый вид проведения досуга, который должен был способствовать укреплению и объединению семьи. Вместе с тем детям были поставлены условия, соблюдение и выполнение которых давало им возможность смотреть телевизор. А это значило, что нужно было своевременно и качественно выполнить домашнее задание и иметь положительные отметки. Так же, до начала телепередач, нужно было управиться и со своими домашними обязанностями. Это, в какой-то степени, стимулировало мальчишек. Но только на первых порах, пока интерес к телевизору не угас. А потом снова победили улица и друзья.

    Незаметно подошёл к концу учебный год. Ура, каникулы! Три месяца свободы. Позади остались уроки и домашние задания, пятёрки и двойки, дополнительные занятия и продлёнка, учителя: хорошие и не очень, друзья и подружки, собрания, всевозможные кружки и прочие мероприятия. Можно долго ещё перечислять всё, что происходило на протяжении года и удивляться тому, что ты всем этим жил,  участвовал, выполнял всё, что от тебя требовалось. При этом впитывал и постигал много всякой всячины: полезной и не очень, а то и вовсе пустой и ненужной и порой даже вредной. И ещё хватало времени на бесполезное времяпрепровождение, необдуманные шалости, граничащие иногда с хулиганством, чреватым опасностью в любой момент обернуться преступлением. Нащокин, прекрасно понимал, что сыновей нужно вырвать из привычной среды и отправить куда-нибудь на время летних каникул подальше, под хороший надзор, чтобы уберечь их от необдуманных или, не дай Бог, противоправных действий. Не раз уже он находил и отбирал у них то рогатку, то самопал, то порох. Беседовал, убеждал, наказывал, но за всем не уследишь. Да и они стали осторожней и умней, дома уже ничего не держат, но, наверняка, прячут где-то. Глаз да глаз нужен, особенно за старшими. Возраст самый что ни на есть опасный. Тут с одним Валеркой мозги свихнёшь. Вечно чего-нибудь изобретает и испытывает. Не знаешь, что ещё может выкинуть. И ведь голова-то варит неплохо. Вот если бы ещё в мирных целях, цены бы не было. Вон антенну какую собрал из трубок. Чего-то припаял, прикрутил, закрепил на крыше. Телевизор стал польские каналы показывать. Приёмник собрал ламповый, теперь "Голос Америки" слушает по ночам. По английскому языку, говорят, равных нет. Так он ещё и польский с чешским учит по самоучителю, чтобы читать их журналы в оригинале. По физике и математике хвалят, говорят способный. Но тараканов в голове, хоть отбавляй. Курит тайком. Соседям грубит, с учителями огрызается.

    Знал бы Николай как он медную мелочь покрывает цинком и подсовывает в магазине, покупая сигареты. В надежде на то, что продавцы не заметят подвоха. И ведь, как правило, не замечают, отпускают товар, сортируя мелочь по размеру, а не по номиналу. Бывают и осечки, но он только плечами пожимает, мол, сам перепутал. А почему они такие, кто ж знает?
 
    Болтается где-то допоздна. Пару раз приходил домой с запахом спиртного. Надо сегодня же отписать матери, чтобы ждала внуков.

    О пионерском лагере они не хотели даже слышать, да и Николай, хорошо помнивший о двух неудавшихся попытках тоже склонялся к этому. Он решил  всех троих отправить на лето к родителям, в Берёзовку. Там далеко не убежишь, разве только на речку. Тамара стала собирать их в дорогу. 



                НАЗАД В БУДУЩЕЕ      
                1961 год

    Братья с радостью восприняли известие о поездке в Берёзовку. У каждого из них ещё живы были воспоминания о том времени, когда они жили там какое-то время. Даже в сельскую школу ходили, пока отец не объявился и не увёз их в Ужгород. Всё лучше будет, чем в лагере. Свобода! Хотелось повидать сестёр. Поди подросли, не узнать. Да и друзья остались, наверняка. Куда ж им деваться?

    Наступил день отъезда. Добираться туда было не так уж и просто. До Москвы самолётом, потом поездом до Воронежа. Из Воронежа электричкой до Анны, а там уж автобусом до Берёзовки. Отец на своём газоне отвёз их во львовский аэропорт и посадил на рейс до Москвы.

    И вот братья на борту. Для них - это был первый опыт полётов. Когда все пассажиры заняли свои места миловидная и улыбчивая стюардесса напомнила правила поведения на борту и, пожелав хорошего полёта скрылась за шторкой в носовой части. Через некоторое время она появилась вновь, толкая перед собой тележку с двумя подносами. На одном была россыпь мятных сосательных конфет "Аэрофлот", которые помогали тем, кто плохо переносил полёт, справиться с тошнотой. А на другом в шахматном порядке стояли рюмки с водкой и коньяком. Вовка, стесняясь, взял одну конфетку, Витька загрёб целую горсть, а Валерка с деловым видом подцепил рюмку с коньяком и залпом опрокинул её в рот. Причём исполнил это так виртуозно и уверенно, что стюардесса, никак не ожидавшая от подростка такой прыти, на мгновение опешила, но тут же, спохватившись, покачала укоризненно головой и быстро перешла к следующему ряду. 


               
                Прибавление
                1962 год

    В семье Нащокиных ожидалось прибавление. Николай боялся загадывать, но в душе лелеял надежду, что на этот раз у него всё же родится дочка. Все ждали, что это произойдёт накануне Нового 1962 года. Но наступил Новый год, начались зимние каникулы в школе и Тамара сама поняла, что время пришло. Николай отвёз её в роддом. Витька с уверенностью оракула заявил, что ребёнок непременно родится на Рождество 7-го января. Дело в том, что на этот день приходился его собственный день рождения, но в суматохе все как-то об этом подзабыли. Поэтому он, обладая неким логическим мышлением, рассудил абсолютно здраво, что если ребёнок родится с ним в один день, то этого больше никогда не случится. Что ровно таким образом и произошло. Аккурат седьмого числа Тамара благополучно родила братика, которого по сложившейся традиции назвали Валентином. Валерка же сразу окрестил его Мелким. Традиция состояла в том, что Николай когда-то решил, что имена у всех его сыновей будут начинаться на букву "В". И только рождение дочери могло нарушить эту традицию. Когда первая жена Нина в третий раз готовилась разрешиться бременем, а Николай был настолько уверен, что будет девочка, что заранее, ещё не родившегося ребёнка, уже звал Катей. И порой, обращаясь к жене, спрашивал: - А как там наша Катя себя проявляет? - Но, вопреки ожиданиям, опять родился мальчик. И в дальнейшем, когда Вовка начинал хныкать по какому-либо поводу, Николай умышленно начинал называть его Катей. Вовка поначалу обижался, но потом понял в чём дело и стал вести себя более осмотрительно.
               
    Валерка сразу же окрестил новорожденного "Мелким", а Вовка с удовлетворением ощутил себя повзрослевшим.
   
    А тем временем жизнь в школе била ключом. Нужно отметить, что преподаватели выкладывались на двести процентов, отдавая значительную часть времени, таланта и сил для того, чтобы жизнь учеников была более насыщенной и интересной. Они вели многочисленные кружки, которые школьники посещали с удовольствием. Помимо этого проводилось немало мероприятий, охватывающих максимальное число ребят. Это и походы и проведение зарниц, сбор макулатуры, металлолома. Они организовывали художественную самодеятельность. Ставили спектакли и устраивали концерты. Вовка принимал активное участие во всех мероприятиях. Каждое пионерское звено и каждая октябрятская звёздочка шефствовали над престарелыми одинокими ветеранами труда и инвалидами, которые были искалечены в ходе страшной и жестокой войны, не пощадившей никого.

    Немало таких инвалидов, ещё довольно молодых людей, от тридцати с небольшим и старше, можно было встретить на улицах наших городов. Безрукие, безногие, на костылях и в колясках, а то и на самодельных средствах передвижения, а по сути выживания. Небольшой деревянный ящик или площадка, оснащённые шариковыми подшипниками вместо колёс. Они грохотали по мостовым, как боевые колесницы, а наездники лихо маневрировали, отталкиваясь деревянными колодками.

    На втором этаже дома, где проживали Нащокины, тоже обитал инвалид войны, у которого не было ноги. Звали его дядя Саша. Он самостоятельно спускался вниз и по двору перемещался с помощью костылей. Но если ему нужно было выбраться, по какой-либо нужде, за пределы двора, то он пользовался инвалидной коляской. Это было трёхколёсное устройство, по сути кресло на колёсах, с двумя вертикальными рычагами, при помощи которых оно приводилось в движение и управлялось. Для этого их нужно было поочерёдно тянуть на себя. И чем быстрее работаешь руками, тем выше скорость передвижения. На концах этих рычагов были специальные ручки, за которые нужно было держаться во время езды. При необходимости, поворачивая одну ручку влево или вправо, можно было поворачивать в нужную сторону. Другая же ручка служила для переключения режимов хода: вперёд-назад и торможения. Также коляска была оборудована стояночным тормозом. Она всегда стояла на улице и пацаны никак не могли просто пройти мимо, не воспользовавшись этим. Но катались они только в пределах двора. Нужно отметить, что дядя Саша, зная об этом, мальчишек не гонял. Они тоже, со своей стороны, старались особенно не злоупотреблять его терпением. Наоборот, предлагали свои услуги, чтобы сбегать в магазин за куревом или вином. Так и ладили.



                Штаб
                1962 год

    В доме напротив, в квартире, расположенной на первом этаже, проживал, как показалось мальчишкам, очень подозрительный тип, возможно даже шпион. Был он очень высокого роста. Метра два, не меньше. На вид ему было лет пятьдесят, косая сажень в плечах, ручищи, что две кувалды. Такому попадёшь под руку, прихлопнет, как муху, и глазом не моргнёт. Валерка предложил установить за ним наблюдение. И, чтобы он этого не заметил, следить за ним решили поочерёдно. Для конспирации они стали называть его Амбалом.

    Вскоре наблюдения стали приносить результаты, которые решено было записывать в толстую тетрадку, чтобы не упустить ни одной мелочи. Тетрадка или "Личное дело Амбала", как они стали называть её, должна была храниться в штабе, который соорудили в самом глухом углу двора, куда никто и никогда не заглядывал. Это укромное местечко они облюбовали за соседним домом, стена которого с той стороны была абсолютно глухой, ни одного окна. Метрах в трёх, параллельно ей, высился глухой дощатый забор, за которым, уже в соседнем дворе, стоял такой же точно дом, с совершенно такой же глухой стеной. С третьей стороны этот укромный уголок был отгорожен деревянным штакетником, за которым был широкий газон, с высаженными декоративными кустами и цветочными клумбами. Этот газон, разделяющий пространство между домами и тротуаром, тянулся вдоль улицы Ленина до самой железнодорожной станции и ограждён был, в свою очередь, по всему периметру невысоким металлическим заборчиком. А вдоль противоположной стороны улицы, на всём её протяжении, раскинулся парк культуры и отдыха имени Довганика. Таким образом получалось, что закуток, в котором находился штаб, был недоступен для посторонних глаз и этим грех было не воспользоваться. Помимо прочего, там были непролазные заросли кустов жасмина. Пацаны стали называть это место страной Жасминией.

    Штаб представлял собой сооружение, сколоченное из досок, на половину заглубленное в землю, с дощатым полом, с двумя скамеечками вдоль противоположных стенок. Высота от пола до потолка - не более полутора метров. Стоять в полный рост было затруднительно, да и не нужно. Впрочем, у Вовки это получалось без проблем. А так, вполне комфортно, помещалось шесть человек одновременно. Сидели на скамеечках, по три человека друг перед другом. Свет проникал во внутрь через небольшое застеклённое окошечко под потолком. Вместо столика использовали перевёрнутый деревянный ящик, который накрывали клеёнкой, кем-то принесённой из дома. Кто-то принёс старенький половичок, который тут же разрезали пополам и застелили скамейки. На досчатых стенках, пришпиленные кнопками, висели, вырезанные из популярного журнала "Огонёк", картинки. Портреты Фиделя Кастро, Чегевары и, конечно же, нового кумира мальчишек Юрия Гагарина. Первый в мире человек, побывавший в космосе, стал самым знаменитым человеком в мире и многие пацаны мечтали теперь тоже стать космонавтами. В общем устроились вполне комфортно и даже уютно. Крышу сверху накрыли толем, поэтому внутри можно было укрыться и от дождя. Об этом штабе знали только братья и самые близкие друзья. Как они сами себя называли - "посвящённые". После окончания этой стройки, которая проводилась в условиях глубокой конспирации, они все по очереди поклялись хранить всё в тайне даже под страшными пытками.



                Шпионские страсти
                1962 год 

    Итак, установив наблюдение за Амбалом, они выяснили, что он каждый день ходит в храм Пресвятого Сердца Христова, который являлся неотъемлемой частью бывшего Василианского монастыря, где, как раз, размещалась их школа. Теперь осталось выяснить, чем он там занимается. Братья стали ломать голову, прикидывая, как пробраться внутрь. Им, почему-то, казалось, что занимается он  чем-то противозаконным и если им удастся проникнуть внутрь храма, то всё сразу станет ясно. Они застигнут его врасплох за каким-то нехорошим занятием, что сразу выдаст его с головой. А что делать дальше, они понятия не имели. Им просто хотелось открыть глаза окружающим на то, что им казалось очевидным.  Вовка, которого днями приняли в пионеры, воспринял осуществление этой задачи, как пионерское поручение. У него созрел план. Постараться уговорить своих дружков Зубу и Синю, предварительно посвятив их в суть дела, проникнуть вместе с ним на большой перемене внутрь костёла, как будто бы из простого любопытства. Это на тот случай, если их там задержат и начнут расспрашивать о цели визита. И Синя, и Зуба сразу же загорелись этой идеей и, без малейших колебаний, согласились участвовать в её осуществлении. Несмотря даже на категорический запрет школьного руководства. Ведь сам ПИМ, строго-настрого, с грозным видом вышагивая, перед выстроенными на школьную линейку учениками, втолковывал им это. ПИМ - это производное от Павел Иванович Мартынов. Он был завучем школы и преподавателем истории. ПИМ являлся полновластным хозяином школы. Учителя боялись его, как чёрт ладана. Даже директор предпочитал ни в чём ему не перечить, за что школяры дали ему прозвище МЯО СЯО. За потрясающее внешнее сходство с руководителем Китая Мао Дзе Дуном и манеру всё время что-то невнятно мямлить. И всё же, несмотря на такие страсти, друзья согласились на эту авантюру. Ведь, как известно, запретный плод сладок.

    И вот, дождавшись большой перемены, юные следопыты пошли на дело. Для этого нужно было каким-то образом преодолеть тяжёлую дубовую дверь, обитую толстыми металлическими листами, и очутиться по ту сторону мощной крепостной стены. Тем более, что она всегда была прикрыта. Друзья, почти решившиеся её приоткрыть, осторожно, шаг за шагом, приближались к цели. Вдруг, дверь, несмотря на кажущуюся мощь, легко и абсолютно бесшумно открылась. Вышедший наружу старик, подозрительно глянул в их сторону и, уже без оглядки пошёл прочь вдоль улицы. Синя, стоявший ближе всех, надавил плечом и, наполовину приоткрыв дверь, юркнул внутрь. Вовка с Зубой тут же последовали его примеру. Никого не встретив, мальчишки быстро преодолели паперть и, опасливо озираясь прошмыгнули в храм. Там они гуськом, друг за другом, ступая на цыпочках, готовые в любое время броситься наутёк, стали продвигаться по стеночке дальше. Они миновали полутёмное пространство и попали в хорошо освещённую залу. Вовка удивлённо оглядывал иконописные изображения святых в полный рост.  Скульптурные изваяния, как живые, стояли тут же, с покорно склонёнными головами и потупленным взором, молитвенно сложив руки у подбородка.

    Прихожан в храме не было, поэтому приятелям не было никакой возможности затеряться среди них. Только две чопорные старушки сидели на скамейке, да мужчина разговаривал о чем-то с ксёндзом, который увидел мальчишек сразу, лишь только они проникли в храм, и неотступно следовал за ними взором. Он, видимо, обратил на них внимание и своего собеседника. И тот, обернувшись, тоже стал строго смотреть в их сторону. Друзьям стало как-то не по себе и они, крутанувшись на месте, почти бегом выскочили на паперть. Здесь они почувствовали себя в некоторой безопасности и, не сговариваясь, громко рассмеялись. Но совсем не от того, что им было так уж весело. Просто это была нервная реакция на происходящее и желание не потерять лицо друг перед другом. Их веселье было неожиданно прервано сердитым окриком. Обернувшись, Вовка увидел того, ради которого они сюда сунулись. Он быстрым шагом, широко ступая, направлялся к заветной двери, явно намереваясь перекрыть им выход на улицу. Мобилизовав все свои силы, друзья, не сговариваясь, рванули к спасительной дверце с такой спринтерской скоростью, которой им никогда не удавалось развить на уроках физкультуры. Им посчастливилось достичь цели раньше своего преследователя. Выскочив за ограду, они совсем уж осмелели и, отбежав на безопасное расстояние, стали корчить рожи и показывать неприличные знаки.

    - Ну, бос-сота! Ото ж, я вас, бисови диты! Я вам оти мотузкы червони позатягую на ваших цыплячих шиях! - злился в ответ Амбал.

    Друзья рванули со всех ног и остановились, только заскочив за спасительный школьный порог.

    Как потом выяснилось, ксёндз даже приходил в школу жаловаться. На что Мяо Сяо только шлёпал беззвучно губами и выпучивал и без того выпученные глаза. И, не известно, привело бы их общение к какому-то взаимопониманию, если бы не  ПИМ. Павел Иванович, заглянувший к директору и обнаруживший там служителя культа, сразу уловил суть дела. Он грозно нахмурил брови и, подступив вплотную к святому отцу, тоном, не терпящим никаких возражений, заявил: - Ученики моей школы! - Он сделан ударение на слове "моей", - не могли совершить столь необдуманных действий. Но, тем не менее, я проведу необходимую профилактическую работу с личным составом.

    После чего он недвусмысленным жестом указал в сторону выхода, как бы говоря, что вопрос исчерпан. И, уже не обращая внимания на жалобщика, развернулся в сторону Мяо Сяо, на что тот испуганно заморгал глазами и беспомощно развёл руками. Словно бы он и был виновником конфликта, возникшего между силами света и тьмы. Но ПИМ окинул его с головы до пят красноречивым взглядом и, не сказав ни слова, что было ещё ужаснее, чем если бы он орал и топал ногами, вышел из кабинета.


                Разоблачение
                1962 год.
   
    ПИМ, сразу, прямым ходом, направился на урок к третьеклассникам. Его возмутило больше не то, что они где-то засветились, а то, что посмели нарушить именно его запрет. Он нисколько не сомневался, что именно ученики третьих классов стали виновниками необдуманных действий, вызвавших возмущение служителя культа. К такому выводу его подтолкнули слова ксёндза о том, что школяры были лет десяти на вид, с аккуратно повязанными новенькими, хорошо проглаженными, галстуками. Всё дело было в том, что третьеклассников буквально только что приняли в пионеры. Поэтому галстуки, которые им повязали на торжественной линейке, у памятника Ленину, где они дали клятву юного пионера, они носили гордо, как святыню и снимали, наверное, только на ночь. В то время,как многие пионеры со стажем повязывали свои галстуки, лишь подходя к школе, доставая их из кармана, отчего и вид у них был не такой яркий и свежий. Потому, нисколько не сомневаясь в своих умозаключениях, он резко распахнул дверь в третий "А" класс. С таким же успехом он мог зайти и в третий "Б", просто этот был у него на пути прежде того. Итак, он практически ворвался в класс, прервав учителя на полуслове. Ученики резко повскакивали с мест и застыли возле парт. Все понимали, что произошло что-то из ряда вон выходящее, раз завуч ворвался в класс среди урока. ПИМ же, не произнося ни слова скользил суровым взором по лицам застывших учеников. Затем, подойдя к окну он стал смотреть на улицу. Пауза затянулась минут на пять, но никто не смел нарушить повисшую в классе тишину. Потом так же, не оборачиваясь, он стал рассказывать трагическим голосом о визите ксёндза и причине, вынудившей его к этому. Ещё он стал говорить, что ему уже известны эти, опозорившие честь школы и недостойные гордого звания юных ленинцев, горе пионеры. И если они не осознАют всю глубину своего падения их этого звания могут лишить.

    - Тех, о ком я говорю, жду на перемене в своём кабинете. - сурово сказал он в заключение и развернувшись направился к выходу. Причём выйдя из класса, он оставил дверь открытой и в гнетущей тишине хорошо слышны были звуки его удаляющихся шагов. Лишь после того, как хлопнула дверь его кабинета, спало оцепенение, в котором все ещё пребывали. А тут как раз и звонок прозвенел.

    На переменке друзья по несчастью, ничуть не сомневаясь, что они разоблачены, с повинной головой явились в кабинет завуча. Там они получили хорошую взбучку и последнее предупреждение о том, чтобы в сторону храма не смели даже смотреть, что однако не повлияло, а только укрепило их уверенность в том, что слежку за Амбалом необходимо продолжать. Не зря же они там так переполошились.

    Дальнейшего развития, вопреки ожиданиям горе-следопытов, история не получила и за пределы кабинета завуча не вышла. Между тем, жизнь продолжалась. На состоявшемся, вскоре, собрании совета пионерской дружины школы Вовку утвердили барабанщиком, так как прежний стал комсомольцем и автоматически выбыл из состава пионерской организации. Вовка не раз видел и слышал, как барабанщик выбивает дроби, шагая рядом с горнистом при выносе знамени пионерской дружины. Это было ещё в дошкольном детстве, когда ему посчастливилось побывать с братьями в двух пионерских лагерях. Из которых их, к сожалению, досрочно исключили. С тех пор он мечтал, что когда-нибудь тоже сможет бить в барабан или дуть в горн. И вот теперь пришло его время. Вовка принёс барабан домой и стал упорно тренироваться. Для этого он выходил на улицу, и, маршируя по двору, стучал палочками по туго натянутой коже барабана, подвешенного через плечо. Он старался барабанить как можно громче, чтобы слышали все соседи и порадовались за него. Но они, почему-то, совсем не радовались, а всеми возможными способами старались помешать ему в его благородном начинании. На третий день он вынужден был вернуть барабан в школу, так как не нашёл взаимопонимания с соседями, со стороны которых даже поступали угрозы разбить его вдребезги.

   

                Момент истины

    И вот наступил момент истины. В тот день наблюдение за объектом вёл Валерка. Укрывшись от посторонних глаз за высоченной поленницей дров, он спокойно покуривал, пристроившись на подходящем пенёчке. Здесь никто не мог застукать его за этим занятием, хотя сам он по этому поводу особенно не переживал. Но зато в просвет между дровами ему хорошо была видна дверь квартиры, за которой проживал подозреваемый. И вот, когда Валеркино терпение иссякло, дверь распахнулась и во двор вышел Амбал с большим свёртком под мышкой. Валерка напрягся. Он мобилизовал всё своё внимание, чтобы не пропустить ни одной существенной детали. Амбал направился прямо в его сторону, но Валерку это не беспокоило, так как его трудно было обнаружить в его  укрытии. Меж тем Амбал стал на какой-то чурбак и потянулся к верху поленницы, что, учитывая его огромный рост, не составило труда. Что он там делал, Валерка не видел, но горел нетерпением посмотреть. Через мгновение он увидел, как объект возвращается домой с пустыми руками. Свёртка не было. Едва дверь захлопнулась, как он уже проворно вскарабкался на самый верх. То, что он там увидел так возбудило его, что он едва не свалился вниз. Спустившись на землю, он не просто побежал, а пулей полетел домой. Он хотел тут же поделиться своим открытием с братьями, но дома их не оказалось. "Ну где их носит? - гадал он, снова выходя на улицу, где и столкнулся нос к носу с Вовкой.

    - Где вы мотаетесь? - кипятился он, - Идём быстрей! Я же вам говорил! Сейчас всё сам увидишь!

    Они пробрались за поленницу, где недавно Валерка сидел в засаде. Он первым забрался на верхотуру, затем протянул руку Вовке, который хлопал глазами, ничего ещё не понимая, и, потянув на себя, помог вскарабкаться тоже.

    - Зырь сюда! - он показал Вовке на три холщовых мешка, разложенных там для просушки.

    - Усёк? - спросил он Вовку, который непонимающе глядел то на мешки, то на брата.

    - Ну ты не врубаешься, что ли?

    Вовка, сосредоточившись, опять посмотрел на мешки и только тут обратил внимание на, набитую чёрной краской, маркировку, на которой орёл, с распахнутыми крыльями держал в когтях кольцо, со свастикой внутри.

    - Он кто? Немецкий шпион?

    - Для шпиона он слишком здоровый. Сразу привлекает внимание. Скорее всего         
он бывший полицай. Затаился, гад! Надо его вывести на чистую воду.

    - Давай всё расскажем бате? - Предложил Вовка.

    - Нет, ни в коем случае! Успеется. Надо как-то его спровоцировать. Мы его заставим поволноваться. Нужно сделать что-то такое, чтобы он выдал себя с головой.

    Видно было, что Валерка что-то уже придумал. Он свернул один из мешков и сунул за пазуху.

    - Давай сматываться отсюда, пока нас не зашухерили.

    Когда они спустились вниз он скомандовал: - Пошли в штаб, там решим, что делать.

    В штабе они застали Витьку и Буцика, сына генерала Буцевицкого. Они были заняты изготовлением дымовушек. Исходного материала было более, чем достаточно. Использовали старые, засвеченные фотоплёнки, потрёпанные от частых просмотров диафильмы и самую обычную фольгу, которую бережно сохраняли, полакомившись шоколадом и шоколадными конфетами, что случалось не часто. У Буцика дома имелась самая большая коллекция разнообразных диафильмов и друзья, бывавшие у него дома, с удовольствием их смотрели, проецируя через фильмоскоп на стену. К моменту прихода Валерки с Вовкой они успели накрутить уже немало дымовушек и теперь аккуратно укладывали их в жестяную коробку из под чая. Валерка сунул парочку себе в карман, на всякий случай. Видимо, в тот момент у него в голове уже возник какой-то план действий и эти дымовушки оказались как нельзя кстати.

    Едва Валерка успел посвятить друзей в суть дела, как снаружи началось что-то невообразимое. Сначала они услышали какие-то глухие, но резкие хлопки над головой и следом просыпавшийся град битого стекла по крыше их убежища. Тут же сильно запахло бензином и языки пламени стали с треском пробиваться сквозь щели между досками. Внутреннее пространство быстро заполнялось едким дымом. Валерка среагировал моментально:

    - Быстрей отсюда! Горим!

    И,подхватив Вовку, подтолкнул его к выходу.

    -Беги, не останавливайся!

    И тут же стал друг за другом выталкивать Витьку с Буциком. Сам выскочил последним. Всё  осложнялось тем, что со стороны улицы их целенаправленно и беспрерывно забрасывали градом камней, чтобы они не смогли выскочить из огненной западни. Всё же они успели вырваться и нырнуть в заросли жасмина, послужившие им надёжной защитой от прилетающих булыжников.

    Из своего укрытия они видели как молниеносно выгорело и обрушилось их укромное и, как им казалось, вполне надёжное убежище. Нападающие, перебежав через дорогу, скрылись в парке. Как успел прикинуть Валерка, их было не меньше двух десятков. Действовали они быстро и организованно. Чувствовалась хорошая подготовка.

    Больше всего досталось Вовке. Камень угодил ему чуть выше правого глаза. Из рваной раны над бровью лилась кровь. На лбу выскочила большая шишка. Вовка корчился и завывал от дикой боли. Если бы попали  в висок, то всё могло закончиться плачевно. Нужно было что-то предпринять, пока не прибежали взрослые. Буцик повёл Вовку к себе домой, чтобы оказать ему необходимую помощь. А Валерка с Витькой, вытащив из кустов, припрятанную там, лопату, стали быстро засыпать землёй догорающие уже остатки того, что ещё пол часа назад казалось таким надёжным и недоступным для посторонних убежищем. А сверху нагребли кучу прошлогодней листвы из под кустов. Теперь только закопчённая стена и запах гари свидетельствовали о том, что здесь что-то горело. Вопреки опасениям пацанов, никто из соседей не заглянул сюда. А, может, никто ничего не заметил? Ну да тем и лучше. Они боялись, что их могут выжить с этой территории, а, скорей всего, просто запретят здесь собираться, а, тем более, что-то тут ещё городить. Братья направились к Буцику, удостовериться, что с Вовкой всё в порядке. Дверь им открыла домработница, которая жила в большом генеральском доме и вела всё хозяйство. Она уже аккуратно перевязала Вовкину голову, предварительно обработав рану перекисью водорода, чтобы остановить кровь. Потом напоила ребят чаем, после чего они отправились играть в пластилиновых солдатиков, которыми у Буцика, которого тоже звали Владимиром, были заставлены все полки. Вовка, с перевязанной головой, даже заулыбался, увидев братьев.

    - И что это было? - спросил Буцик у Валерки, имея в виду недавнее происшествие.

    - Это была хорошо организованная и подготовленная атака на наши позиции. И для нас это хороший урок. Ладно, обошлось малой кровью. А ведь всё могло, даже представить страшно, закончиться очень хреново.

    - Но как они узнали про наш штаб? - подключился к разговору Витька.

    - Не иначе, кто-то из наших проболтался. Займись ка этим вопросом. Ты же у нас контрразведка, тебе и карты в руки. Нужно узнать где у них штаб и нанести такой сокрушительный удар, чтобы впредь вся охота отпала с нами связываться. Без ответа это оставлять нельзя. Только действовать нужно без спешки. Пускай чуток расслабятся, потеряют бдительность. И ищи болтуна среди наших. Может, ещё сам объявится, как узнает, что произошло. Покалякай с народом, мол то да сё... Ну, сам понимаешь.

    И уже обращаясь ко всем, добавил:

    - О том, что произошло, молчок! Ведите себя, как ни в чём не бывало, чтобы не дать им повода торжествовать. Нужно только внимательнее ко всем присматриваться и слушать разговоры. И они себя проявят сами. А дальше уже дело техники. А теперь расходимся.

    - Дома скажешь, что споткнулся и упал. Понял? - поучал он Вовку по пути домой.

    - Что я, маленький что ли?

    - Вот и докажи, что ты не маленький.

    Дома всё обошлось самым лучшим образом. Вовка больше на улицу не пошёл. Он сделал уроки, благо, задано было немного. И занялся своим любимым делом: просмотром и чтением большой советской энциклопедии, тома которой стояли в книжном шкафу.

    Больше всего Вовку увлекала история. Поэтому исторический том был у него самым любимым. Ещё ему очень нравилось читать книжки о войне и приключениях, о шпионах и разведчиках, детективы. И в своих фантазиях даже предполагал, что тоже станет разведчиком, когда вырастет. Но когда он прочёл "Записки следователя" Льва Шейнина, которую он отыскал среди книг, на отцовой полке, то твёрдо решил, что тоже станет следователем. Он считал, что для этого у него есть определённые задатки. Ему даже удалось прочитать зашифрованное письмо царевны Софьи, напечатанное в журнале "Наука и жизнь". Написать в редакцию он постеснялся, но зато поделился результатом с Тамарой Анатольевной, рассказав ей как он этого добился. Ей это показалось чем-то невероятным, что ещё больше утвердило его в планах на будущее.


                Амбал атакует

    Вечером разразился грандиозный скандал. Нащокины собрались на кухне, чтобы поужинать. За столом не хватало только Валерки и четырёхмесячного Валика, который уже спал у себя в люльке, установленной в родительской спальне. Ели молча и быстро, по- военному. Кот Урсик, на которого никто не обращал внимания, таскал из трёхлитровой банки, стоящей на полу у ножки стола, консервированные огурцы, которые он обожал. И вот, когда уже собирались пить чай, в кухню ворвался разъярённый... Амбал. Он страшно ругался и махал руками, нависая над столом своей огромной тушей. Всё это было настолько неожиданно, что поначалу все опешили, не понимая в чём дело. Перепуганный кот выскочил на крыльцо. Первым пришёл в себя Николай. Схватив столовую ложку он стал громко стучать по стоящему на столе чайнику.

    - Прекрати-ить балага-ан! В чём дело?

    - Это не дети, а бандиты!,- Амбал тыкал огромной ручищей в сторону братьев. - Они чуть не спалили весь дом! У нас сгорел половик в коридоре, паркет испортили, входная дверь обгорела! Я буду жаловаться, я напишу заявление в милицию! Вы мне за всё ответите! Ну, если поймаю ещё, голову откручу!

    - Почему вы обвиняете наших детей? - вмешалась Тамара. - Они были дома и никуда выходили. Всё время на глазах.

    - А где ваш старший? Я видел его. Он весь день тут крутился, всё чего-то высматривал. Это он устроил поджог и стоял смотрел чем дело закончится. Только ухмылялся. Пусть мне не попадается на глаза! Убью! Что, нет его дома?

    Николаю с большим трудом удалось заставить его замолчать.

    - Пошли посмотрим, что там у вас?

    И он стал подталкивать Амбала к выходу. Тамара тоже пошла за ними. Витька с Вовкой тоже было выскочили следом, но отец, обернувшись, так сверкнул глазами, что их тут же, как ветром, сдуло. Витька отправил Вовку домой, а сам пошёл разыскивать Валерку, чтобы предупредить о случившемся.



                Дипломатия


    Вовка с нетерпением ожидал возвращения отца и Тамары. Он собрался рассказать им всё, что они предпринимали и что им удалось узнать про Амбала
и этим, возможно смягчить отцовский гнев. Ведь, если отец узнает, что Амбал не тот, за кого себя выдаёт, он не станет наказывать Валерку. Может, он ещё будет благодарить их за то, что они смогли разоблачить опасного преступника.
Когда же Вовка увидел в каком возбуждённом состоянии вернулся отец, то понял, что дела совсем плохи и Валерка врят ли будет помилован. Он не рискнул заговаривать с ним, опасаясь попасть под горячую руку. Когда тот закрылся у себя в комнате, Вовка осторожно заглянул на кухню, где Тамара грела на плите воду, чтобы помыть посуду. Она обратила внимание на Вовку, топтавшегося в нерешительности в дверях. У него был вид, словно он в чём-то провинился, но никак не решиться сознаться в содеянном.

    - Вова?! Заходи, садись. Ты что-то хочешь спросить? Что-нибудь неясно с уроками? Или в школе что-то случилось?

    - Да нормально всё..., - нерешительно начал Вовка, не зная, как начать разговор, ради которого он пришёл. - Как там, у Амбала? Сильно обгорело?

    - У какого Амбала? Не поняла. Ну ка, давай, выкладывай, что там у тебя? - Она отложила посуду и присела к столу. - Давай, ка садись рядышком и рассказывай обо всём по порядку.

    - Ну, так это..., - не зная, с чего начать, заикался тот, - ну, вот, значит... Ну, Вы понимаете?

    - Ничего не понимаю, - улыбнулась она. - Ну, же, смелее! - Подбодрила его Тамара, смекнув, что Вовка мучается оттого, что не знает, как к ней обращаться. - Рассказывай, я постараюсь тебе помочь.

    Вовка, успокоившись, начал рассказывать всё с самого начала. И как они следили за Амбалом, и про то, как пробрались в костёл, и про ПИМа, который их вычислил и, наконец, про мешки со свастикой. И, что в деле, которое они завели на Амбала, всё подробно расписано, но оно нечаянно сгорело. И про то, что он уже давно предлагал всё рассказать отцу, но Валерка хотел вывести Амбала на чистую воду. Для этого он хотел его спровоцировать, чтобы тот выдал себя с потрохами, а потом уже сдать тёпленького компетентным органам. Единственное, о чём умолчал Вовка, это про нападение на штаб и всё, что с этим было связано.

    - Да-а! И это у него получилось. Он его действительно вывел... Но только не на чистую воду, а ... из себя. Так вывел, что грозится теперь написать заявление в милицию!

    Вовка испуганно заморгал глазами.

    - Но, это всего лишь угрозы. Не станет он писать никаких заявлений, ни при каких обстоятельствах. Побоится. Дело ведь в том, что во время войны он действительно был полицаем во Львове. Прислуживал фашистам. После войны он был осуждён на десять лет лагерей. А после отсидки поселился в Нестерове, пристроился звонарём в костёле. Поэтому он там и пропадает всё время. Женился со временем и совершенно случайно оказался нашим соседом. Ни в чём противозаконном не замечен. Это всё я узнала от папы. А тут вы, со своими шпионскими играми. Расскажи вы всё отцу во время, ничего бы этого не случилось. А теперь мы пообещали ему компенсировать все потери и оплатить ремонт. Хотели купить вам велосипед, но теперь об этом не может быть и речи. Так же никаких кино и мороженого. А Валерке взбучки не миновать. Сам виноват, думать надо что делаешь. А если бы ваш Амбал и в самом деле был шпионом или скрывался от разоблачения за преступления во время войны? Вы понимаете, что бы он с вами сделал, чтобы не быть разоблачённым? Да от вас мокрого места не осталось бы. Одного не могу понять, зачем было пожар-то устраивать?

    - Да никто его поджигать и не собирался. Это случайно получилось. У меня такое тоже бывало.

    - Что значит, у тебя бывало? А ну, давай рассказывай, как на духу!

    - Да это мы, когда в войну играем, делаем дымовую завесу, чтобы было, как в самом деле всё. Ну, плёнка, там,... в фольге.... И всё такое, значит. Ну, случается, если её плохо загасить, то она не дымится и может вспыхнуть. Вот так, наверное, всё и вышло.

    - Но почему загорелось у него в прихожей? Дверь же была заперта?!

    - А щель в двери для чего? Ну, то есть, понятно, что для газет. Но дымовушку тоже ведь можно закинуть.

    - А ты почём знаешь, что было именно так?

    - Да мы давно уже хотели попробовать.

    - Но зачем? Зачем? Я не понимаю.

    - Ну, чтобы он начал дёргаться и выдал бы себя чем нибудь.

     Ну, вот что. Дай мне честное слово, что больше никаких шпионов и дымовушек. Всё, заканчивайте с этим. И если у вас когда-нибудь ещё возникнут подобные трудности, то лучше сразу всё расскажите нам. Не нужно больше заниматься самодеятельностью. Видишь к чему это приводит? Обещай, что больше ни-ни!

    -Честное пионерское! - отсалютовал Вовка, бодро вскинув руку над головой. - Ну, ладно. Вы только Бате скажите, чтобы Валерку не наказывал.             
         
       
                Тайна горы Гарай   
                1949 год

    После окончания войны в бывшем Василианском монастыре расположилось городское управление МВД и казармы милицейского батальона. Последних монашек выселили ещё до войны. Костёл же продолжал быть действующим. Не закрывался он и в войну. Святой отче неплохо ладил с немцами. Тем не менее, после победы его не трогали, не желая осложнять и без того непростые отношения с местным населением.      

    Уже была глубокая ночь, когда из ворот монастыря стали выходить его нынешние обитатели. В кромешной темноте, так как ночь выдалась безлунная, они проворно карабкались в кузова стоявших неподалеку грузовиков и, без лишней суеты и разговоров, придерживая оружие, рассаживались по местам. Последними вышли майор Мищенко и капитан Сопчук. Майор подошёл к старшим групп и дал команду приготовиться к движению. Офицеры направились к стоявшей в голове колонны легковушке. Мимоходом Мищенко бросил взгляд в сторону костёла и увидел стоявшего на пороге ксёндза, который заметив, что на него обратили внимание, коротко перекрестился и неторопливо скрылся за дверью, плотно затворив её за собой.

    -Святой отец тоже бессонницей мается?-обратил внимание Сопчука майор.

    В том, что служитель культа в столь позднее время находился тут, не было бы ничего необычного,так как он и проживал в маленькой квартирке при монастыре, но всё же на некоторые размышления наводило.

   Офицеры заняли свои места в автомобиле и колонна из трёх грузовиков, вслед за ними, тронулась по ночной Жолкве в направлении железнодорожной станции. Мимо костёла святого Лаврентия, мимо здания ратуши с одной стороны и памятника Сталину с другой. По правую руку виднелись строения замка, возведённого ещё в начале семнадцатого века по указанию основателя города коронного гетмана Жолкевского. Колонна повернула направо и следовала далее по улице Ленина. С правой стороны тянулся парк, слева стояли двухэтажные особняки. Вот они переехали по мосту через речку СвИнья и через пять минут остановились у железнодорожной станции. Сразу за переездом начинался плавный подъём на гору Гарай. На самой вершине хорошо были видны яркие всполохи костров. Преодолев железнодорожные пути, милиционеры вытянулись длинной цепью. Ночь была тёмная, плотные облака надёжно скрывали луну. Тем не менее, они старались быстрее преодолеть открытое пространство и укрыться среди деревьев и зарослей кустарника. Но в лесу стало сложнее продвигаться бесшумно. В кромешной темноте невозможно было избежать шороха сухой листвы и хруста веток под ногами. Вот уже пересекли лиственничную аллею, которая вдоль горы плавно спускалась от вершины, где когда-то был охотничий королевский оборонный замочек, к подножию и продолжали карабкаться дальше.

    Наконец подобрались к большой поляне, ярко освещённой десятком полыхающих костров. Мищенко по цепочке передал команду прекратить движение и оценить обстановку. Прислушались, но кроме треска веток  в кострах не было никаких других звуков. Немного выждав, майор приказал окружить поляну. Осторожно, опасаясь нарваться на засаду, милиционеры замкнули кольцо. Спустя некоторое время стало очевидно, что здесь нет ни одной живой души. Но, что это? Умело и оперативно организованный манёвр отхода? Чтобы затем, пользуясь темнотой и вероятным замешательством противника, внезапно нанести смертельный удар? Должно же быть какое-то объяснение. Было ощущение, что бандиты, каким-то образом узнали о проводимой операции и за считанные минуты, буквально под носом оперативников, будто испарились неведомым образом с этого места. Подтверждением такому варианту событий были ярко полыхавшие костры. Тщательно обследовав поляну и обнаружив у кострищ кучки картофеля, подготовленного для запекания в золе, лишний раз убедились в том, что люди, спокойно сидевшие у костров и готовившиеся к трапезе на свежем воздухе, скрылись отсюда внезапно, словно кто-то успел их предупредить.

    Чтобы как можно лучше обследовать поляну и прилегающую территорию, решено было, схоронившись в лесу, дождаться рассвета. Распорядившись выставить дозоры, Мищенко с Сопчуком продолжали ломать голову по поводу мистического исчезновения банды. Определённо их предупредили. Но как? Каким образом это было сделано? Никаких световых сигналов или сигнальных ракет замечено не было. Оперативники, дежурившие на станции и специально наблюдавшие за возможными сигналами, не заметили ничего подозрительного.

    - Но откуда-то они всё же узнали о наших передвижениях? - Продолжил размышления Мищенко. - Кто-то из наших заранее сообщил им о предстоящей операции? Исключено! Тогда бы они просто затаились, а не стали жечь костры так открыто, не опасаясь, словно они были в полном неведении или наверняка знали, что это им ничем не угрожает. Здаётся мне, что у них хорошо отработан какой-то хитрый способ оповещения. Свой человек в городе, который может наблюдать за нашими перемещениями и подавать какие-то сигналы? Ну, да ладно. Утро вечера мудренее.

    Отправив капитана проверить дозоры, Мищенко присел на планшетку и прислонился спиной к дереву. Вот ведь, как жизнь устроена. У Сопчука не так давно жена родила, а он скачет по горам, как горный козёл, жизнью рискует. Нужно будет освободить его на пару дней от службы. Пусть отдохнёт. Жене поможет по хозяйству, с ребёнком позанимается. Глядя на пляшущие на раскалённых поленьях огненные языки, он попытался отвлечься от терзавших голову мыслей, но из этого ничего не получилось. Снова и снова прокручивал он мысленно все детали сегодняшней ночи и, вдруг, словно молния сверкнула в его воспалённом мозгу. Ксёндз!? Ну конечно он причастен к этому каким-то образом. Кроме него никаких свидетелей не было. Но как он мог подать сигнал тем, кто находился на горе? Радиосвязь исключается. За последние три месяца не было запеленговано ни одной радиопередачи в черте города.

    - Думай, думай! -  Уговаривал сам себя майор. - Голубь? Что ж, как вариант возможно, но маловероятно.

    С наступлением темноты всё воздушное пространство очень надёжно контролировалось хищными птицами, которых тут было невероятно много. Днём они, как правило, дремали, расположившись на всех выступах того же храма святого Василиана. Они-то уж вряд ли позволили голубю долететь до цели. Нет, тут должно быть что-то другое. Но в том, что разгадка кроется где-то здесь он уже не сомневался. Нужно будет, под каким-либо предлогом наведаться к отче и посмотреть что там да как. Костры на поляне начинали постепенно угасать, иногда вспыхивая короткими сполохами, на мгновение выхватывая из темноты диковинные тени, то вдруг, выстреливая и вздымая при этом снопы искр. Ночь незаметно отступала и небо над головой стало сереть. Казалось, на минуту он прикрыл глаза, как, тут же, погрузился в дрёму.

    Мищенко подскочил, как ошпаренный, когда ночную тишину прорезала короткая автоматная очередь.

    - Шмайсер,- успел определить майор, как сразу же последовала беспорядочная пальба. Он передал по цепочке быть начеку, готовиться к бою.

    Перепалка закончилась так же внезапно, как и началась. В наступившей, вдруг, тишине отчётливо слышались звуки приближения невидимой группы людей. Мищенко поднял ствол автомата. В это же время со стороны подходивших прозвучал условный сигнал. Двое милиционеров несли раненого. Майор узнал в нём Сопчука. За ними следовал старшина Сахно. Мищенко приблизился к капитану, которого аккуратно опустили на траву. Ранение было тяжелым.

    - Старшина! - Распорядился майор, - Возьми людей и несите его вниз к машине. И срочно - в больницу. Только сперва перебинтуйте, как следует, а то он весь кровью истечёт.

    Пока бинтовали раненого, старшина рассказал как всё произошло:

    - Мы услышали, что кто-то движется в нашем направлении. Как выяснилось, это был капитан Сопчук. Но, едва мы обменялись условными сигналами, прозвучали первые выстрелы. Стреляли сбоку, в нашу сторону. Сопчук стал отстреливаться, а потом, внезапно всё стихло так же неожиданно, как и началось. Мы чуток подождали, потом стали продвигаться вперёд и наткнулись на капитана. Проверили кусты, откуда велась стрельба по нам, но никого не обнаружили. Решили не терять время и выходить на вас. Вот, собственно, и всё.

    - Всё правильно, старшина. Мы найдём их, хоть под землёй. А теперь идите.

    Мищенко даже не догадывался насколько близок он был от истины. После тщательных и довольно продолжительных поисков им удалось обнаружить хорошо замаскированный вход в подземелье. Теперь, понятно, каким образом специально дежуривший, где-то в городе, человек, узнав о готовящейся акции, мог предупредить своих.  Это был великолепно обустроенный просторный тоннель, сооружённый, вероятней всего, в бытность гетмана Жолкевского и по его прямому повелению. Пол был выложен каменными плитами, а стены и арочные своды были были облицованы кирпичом. Высота от пола до потолка составляла не менее двух метров, так что вполне можно было предположить, что связник использовал для передвижения велосипед либо мотоцикл. Было абсолютно ясно, что ход ведёт в город. А вот где и в каком конкретно месте находится выход из него пока оставалось загадкой. По всему было видноВозможно, что выходов было несколько, но то, что  один из них был в костёле, майор уже не сомневался. Но для того, чтобы обследовать подземные лабиринты нужны были дополнительные силы, которых в распоряжении Мищенко не было. Нужно было договариваться о совместной крупномасштабной операции с армейскими подразделениями. Пока же решено было держать в секрете факт обнаружения подземного хода, чтобы не переполошить раньше времени бандеровцев.


                Сопа    
                1963 год
    Сопа появился в их классе нежданно-негаданно. Посреди учебного года, перед последним уроком. Никто из одноклассников никогда его прежде не видел. Поэтому, когда он вошёл в класс вместе с Евдокией Борисовной, все решили, что пришёл кто-то из бывших учеников, пожелавший поприсутствовать на уроке, поделиться жизненным опытом. Высокий, плотный, косая сажень в плечах, поросший трёхдневной щетиной и насквозь прокуренный. Возможно, геолог или морской волк? Разговаривал он зычным басом. Но, каково же было всеобщее удивление, когда Евдокия представила его, как нового ученика, который после длительного перерыва  будет продолжать учёбу в их классе. Ребята не понимали, как такое возможно? Евдокия определила ему свободное место рядом с Вовкой, за первой партой у окна. После этого она отпустила Бориса, так звали новенького, домой, чтобы он подготовился и пришёл завтра к первому уроку.

    Когда Борис ушёл, Евдокия вкратце поведала его историю, расставив тем самым все точки над И. В своё время он, с горем пополам, получил неполное начальное образование. После чего угодил в колонию для несовершеннолетних преступников. И вот теперь, по освобождении, решением соответствующих инстанций, Борис был направлен в школу для продолжения образовательного процесса. С тем, чтобы, до достижения призывного возраста, он успел получить восьмилетнее образование. Кстати, первой и единственной учительницей Бориса была как раз Евдокия Борисовна, собственной персоной. Она попросила ребят не напоминать Боре о его "легендарном" прошлом, во избежание травмирования его порушенной психики и хрупкой душевной организации. Данная просьба была явно излишней. Вряд ли, кто-то из четвероклассников рискнул бы на подобные действия по отношению к пятнадцатилетнему парубку, выглядевшему значительно старше своих лет. Все, кто с сочувствием, кто с любопытством посматривали на Вовку. Сам же он терзался, не представляя, как ему общаться с этим взрослым дядькой. Даже переростки-второгодники Ожерельев и Заболоцкий рядом с ним смотрелись маменькиными сынками.

    На следующий день Борис пришёл за пять минут до того, как прозвенел звонок на урок. Он вошёл в класс, раздвинув санитаров на входе, хотя они и так не рискнули бы подвергнуть его проверке на стерильность. При себе у него не было ни учебников, ни тетрадей. Он занял место у стенки, потеснив Вовку на край.

    - Ну что, сосед? Давай знакомиться, что ли?  Тебя как звать?

    - Вовка...

    - А погоняло?

    - А что это?

    - Ну как тебя пацаны зовут, прозвище есть какое?

    - Есть, конечно. Чеком меня зовут. А Вас? А тебя как?

    - Зови меня Сопа.

    Борис протянул ему руку. Это была огромная лапа с синими татуировками на пальцах. Какие-то цифры, кресты. Вовка с опаской протянул маленькую свою ладошку. Борис стиснул её с такой силой, что он еле сдержался, чтоб не вскрикнуть от боли. Тут прозвенел звонок и в класс вошла Евдокия Борисовна. 

    На первом уроке Сопа ещё создавал какую-то видимость, что слушает учительницу, хотя, время от времени клевал носом. А на втором он уже спал откровенно, прислонившись к стене и откинув для удобства крышку парты. Все с любопытством поглядывали на новенького и следили за реакцией Евдокии. Но она невозмутимо продолжала вести урок, не обращая внимания на ситуацию.

    Отец Сопы был капитаном милиции. В 1949 году он был тяжело ранен в стычке с бандеровцами на горе Гарай и скончался в больнице во время операции. Борису тогда было чуть больше года. Мать, работавшая санитаркой в той же больнице, на работе пропадала сутками и с сыном проводила гораздо меньше времени, чем ей того хотелось бы. Он рос под присмотром бабушки. И всё, вроде бы, у них складывалось, ничем не хуже, чем у других. Но, едва Боре исполнилось пять лет, бабушка умерла. Пришлось определить его в детский сад на пятидневку. Но вот пришло ему время идти в первый класс. Мать записала его в русскую школу, которая размещалась в бывшем монастыре. Потому что именно здесь, когда-то располагалась милиция, где работал её покойный муж. И она, где-то в глубине души, полагала и надеялась, что каким-то неведомым образом он будет незримо присутствовать в жизни сына и направлять его устремления в нужном направлении. Матери же контролировать его было некогда. У неё часто были ночные дежурства в больнице. Ей очень нужны были деньги, а за ночные смены платили больше. Освободившись, бежала по магазинам или на базар за продуктами. Тащила всё, что удавалось достать, домой. Успевала приготовить обед, постирать, погладить и опять бежала на работу. Уроки с сыном не делала, надеялась на продлёнку. Ну Боря этим и пользовался. На продлёнку не оставался, а потом стал прогуливать и уроки. Матери врал, если спрашивала, что всё нормально. Приходил домой со школы, ел и сразу бежал на улицу, где и пропадал до самой ночи. В общем рос, как сорняк.

    Блатные сразу заприметили юркого пацанёнка, приблизили к своей компании, оказывали ему покровительство, никому не давая в обиду. И скоро Борис стал своим в определённых кругах. Ему это очень нравилось. И он старался всячески угодить своим великовозрастным друзьям. Погоняло Сопа он получил по фамилии Сопчук. Научился залезать в чужие карманы и делал это очень виртуозно. Дальше-хуже, высматривал открытые форточки и залезал через них в квартиры, открывая изнутри входные двери своим дружкам. У него появились деньги. Часть он отдавал матери, рассказывая ей, что помогает перетаскивать или сортировать овощи и фрукты на овощной базе. А за это ему, якобы, давали какие-то деньги. Ей очень хотелось верить, что это обстоит именно так. Он начал курить, а то и  выпивать иногда в компании. То пива, то вина. Стал грубить матери. Поначалу она старалась на него воздействовать увещеваниями, даже лупила пару раз. А он стал убегать из дома, не приходил ночевать. Она поняла, что упустила сына и, из страха потерять его окончательно, перестала обращать внимание на все его художества. А сын через пень-колоду ходил в школу, а остальное время пропадал на улице. Неоднократно попадал в милицию за хулиганство и воровство. Но там хорошо помнили его погибшего отца и, из уважения к его памяти, Бориса отпускали, ограничиваясь нотациями на темы морали. Это всё больше утверждало его в собственной исключительности и безнаказанности. В результате, начальное уличное образование Сопа получил намного раньше, чем школьное. Но, сколько верёвочке ни виться, а конец неизбежен. И в четвёртом классе, после многочисленных художеств, он был отправлен в колонию для несовершеннолетних преступников. А его старшие дружки были осуждены на различные сроки тюремного заключения.

    И вот теперь Сопа опять вернулся в школу. На первых порах он исправно, правда в сопровождении участкового, ходил на занятия. Милиционер утром приводил его прямо в класс, а после занятий приходил удостовериться, что тот не сбежал уже после первого урока. Борис приносил одну и ту же тетрадку, в которой никогда ничего не писал. Просто держал её открытой на парте, не более. Подметив, что Вовка постоянно что-то рисует на последних страницах своих тетрадей, он проявил к этому неожиданный интерес. Сопа стал внимательно отслеживать его творчество. Как-то он попросил нарисовать что-то, из увиденного, прямо на своей руке. Для этого он дал Вовке заточенную спичку, в качестве рабочего инструмента. Рисовать спичкой, макая её в чернильницу, было намного удобней и безопасней, чем перьевой ручкой, которой можно было запросто поцарапать кожу или поставить кляксу и этим всё испортить. Он заказывал то одно, то другое, а потом, по этим рисункам, накалывал себе татуировки. Образовательный процесс его мало интересовал. Евдокия Борисовна, для порядка, поднимала поначалу и его, но потом желание делать это у неё несколько поубавилось и она старалась его лишний раз не беспокоить, ходит и ладно. Учить его чему-либо было поздно, а воспитывать - себе дороже. Вот переведут его в пятый класс и она навсегда будет избавлена от необходимости видеть и общаться с ним.

    Так продолжалось месяца три, пока накануне майских праздников не освободились из заключения его подельники. Они пришли в школьный двор. Криком и свистом они стали его вызывать. Сопа, узнавший голоса своих закадычных дружков, одним махом подхватился с места, перескочил через парту, распахнул окно и сиганул вниз со второго этажа. Евдокия Борисовна даже не рискнула этому воспрепятствовать. Никто не ожидал от него такой прыти. Всё произошло настолько стремительно, что половина класса, занятая своими делами, даже не поняла толком, что случилось. Недели через две участковый привёл таки его на занятия. Но стоило тому выйти за порог, как Сопа был таков. Так продолжалось некоторое время, потом на него, видимо, махнули рукой. Больше в школе он не появлялся.

    Понятно, что работать он тоже не планировал. Стал ходить с дружками по школам и обирать учеников. Копейки, которые родители давали своим детям на завтраки, они отбирали, угрожая тем, кто противился этому, либо воздействуя физически. Собранные таким образом деньги тратили на водку и курево. Сопа в одиночку мог выпить бутылку водки, заедая батоном хлеба, устроившись где-нибудь в парке на скамеечке. После чего, тут же, отсыпался часа два, три. Через некоторое время по городу поползли слухи, что в городе и окрестностях орудует какая-то банда, промышляющая грабежами и разбоем. Люди стали бояться выходить вечером выходить на улицу, тем более гулять в парке, где стали случаться ограбления. Более менее освещался центр города, а стоило свернуть куда-нибудь в переулок и тебя сразу поглощала непроглядная темень. Благо, если в небе светила луна, тогда ещё, куда ни шло. В школу приходили из милиции. От них стало известно, что банду возглавляет Сопа. Учеников предупредили, что если кто-то что-то услышит или узнает, то обязан сразу же заявить в милицию.

    Ходили слухи, что банда укрывается в одном из бывших бандеровских схронов на Гарае. Чем дальше, тем больше доставляли они хлопот городскому и партийному руководству, не говоря уже о простых обывателях. Слухи о них вышли за пределы района. А после того, как банда совершила дерзкое вооружённое ограбление центрального гастронома, во время которого они взяли всю выручку и тяжело ранили кассиршу, которая впоследствии  скончалась,  ими занялись всерьёз.  Уже через неделю их повязали в соседнем селе во время свадебного застолья. Всё произошло настолько неожиданно, что уже изрядно подвыпившие и расслабившиеся бандиты даже не успели пикнуть. Позже, во время проведения следственного эксперимента, Сопе удалось бежать. Несколькими днями позже Вовка, Зуба и Синя пошли на Гарай по грибы. И, блуждая по лесу, совершенно случайно наткнулись на Сопу, что-то готовившего на небольшом костерке, сидя возле него на корточках. Увидев своих бывших одноклассников, он не выразил ни радости, ни огорчения. Выяснив причину, по которой они здесь оказались, он подсказал им грибное местечко и предупредил, чтобы о встрече с ним никому не рассказывали. На том и разошлись. А на следующий день, когда они шли из школы домой, навстречу им от станции три милиционера вели Сопу, со связанными за спиной руками. Встретившись взглядом с Вовкой, Сопа насупил брови и презрительно сплюнул в их сторону. Опешившие приятели, продолжая путь, выяснили, что они тут ни при чём. Все хранили молчание, а Сопа попался уже независимо от них.


                Хлебные страсти               

    В 63-м году полки продуктовых магазинов практически опустели. Члены профсоюза могли получать ограниченный набор продуктовых товаров: крупу, сахар, макаронные изделия по килограмму на месяц. Хлеб тоже стал большим дефицитом. Правительству впервые пришлось закупать зерно за рубежом. Огромные очереди выстраивались у хлебных магазинов. Люди дежурили днём и ночью в надежде получить заветный кирпич кукурузного хлеба, причём когда его привезут никто не знал. Страх потерять очередь и остаться без хлеба вынуждал стоять часами. О том, что привезли хлеб отсутствующие члены семьи, не стоявшие в этот момент в очереди, узнавали каким-то чудесным образом и бегом бежали к магазину. В то время не то что мобильных телефонов, но даже обычных домашних проводных телефонных аппаратов практически не было. Очередь начинала молниеносно расти, но зато двигалась очень быстро. Зажатые в кулаке монетки, подготовленные заранее, чтоб без сдачи, обменивались на ароматно пахнущий кирпичик хлеба. Давали строго по одному в руки. Поэтому и стояли всей семьёй, чтобы на всех хватило. Схватив горячую ещё буханку, старались быстрее добраться до дома, чтобы он не успел остыть. Потому что остывая, кукурузный хлеб превращался в камень и его приходилось размачивать и распаривать в духовке, но это уже было не то.

    Чёрный же хлеб дефицитом не являлся. Иногда Вовка с дружками, гуляя по городу, проголодавшись, покупали четвертинку или полбуханки. Всё зависело от количества едоков. Полбуханки стоило шесть копеек, четвертинка соответственно - три. Потом заходили в продуктовый магазин и выстраивались друг за другом в очередь. За стеклом на прилавке была выставлена только килька да селёдка. С торца прилавка вместо стекла висела занавеска. Один, как правило это был Синя, умудрялся, укрываясь за импровизированной очередью, натаскать через ту занавеску целый кулёк кильки. Сделав дело, он первым покидал магазин, а следом по одному покидали очередь и остальные. Устроившись в скверике на скамеечке, они с большим удовольствием поглощали кильку с чёрным хлебом. Было необыкновенно вкусно.   
   
   
      
                Парк имени Довганика

    Много времени окрестные пацаны проводили в парке имени Довганика. Там они играли в войну, пристреливали рогатки, ловили майских жуков, пускали самодельные, вырезанные из древесной  коры, кораблики-парусники на пруду или в огромных лужах, образовавшихся после дождя, ловили пескариков в речке, катались на велосипедах или на лыжах, в зависимости от времени года. А ещё играли в ножички, которые всегда были при себе у любого подростка. Чертили на земле круг, делили его пополам. Каждый из игроков стоял на своей половинке и втыкал поочерёдно ножик в землю соперника, отрезая по кусочку в свою пользу. Проигрывал тот, кто терял свою землю. А иногда даже устраивали старты ракет, которые любил мастерить Валерка. На их глазах начали строить детские аттракционы. А какие только способы проникновения не придумывали они, чтобы смотреть фильмы в летнем кинотеатре. И иногда это удавалось. По выходным там бывали танцы, которые часто заканчивались драками между местными и солдатами. Но последние поодиночке не ходили и, если случалось, стояли друг за друга горой. Но всё таки с солдатами предпочитали не связываться из опасения, что может набежать целая рота и с помощью солдатских ремней разнести здесь всё в пух и прах. Как не раз уже и бывало. А воинских частей в округе было немало и ближайшая располагалась в бывшем замке коронного гетмана Жолкевского, который являлся неотъемлемой частью парка или, скорее, наоборот.
 
    С наступлением темноты стаи летучих мышей низко летали над парком, пугая гуляющих. Говорили, что они могут вцепиться в волосы и причинить большие неприятности. Опасаться следовало тем, кто был одет во что-то белое. Влюблённые парочки, старавшиеся уединиться в самых укромных уголках парка, невольно попадали в сети, в прямом смысле сплетённые, пристально следившими за ними, малолетними хищниками, которые от нечего делать устраивали им западню. Уютные аллеи, обсаженные плотными рядами акаций, с карманами для скамеек, так и манили влюблённых в свои лабиринты. Стоило забрести туда какой-нибудь беспечной парочке, как тут же, невидимые в темноте, бездельники начинали с двух сторон одновременно оплетать паутиной из ниток оба выхода. И когда, находящиеся в западне, но пока ещё ничего не подозревающие любовники, желающие покинуть место романтического свидания, вдруг, натыкались на эти путанки то просто разворачивались и спокойно шли в  обратную торону. А, обнаружив и там то же самое, начинали чертыхаться и проклинать тех, кто всё это сотворил. Вовка один раз, за кампанию, решивший поучаствовать в подобном развлечении, когда увидел чем это закончилось и услышав все эпитеты, которыми их осыпали потерпевшие, категорически отказался участвовать в этих играх впредь. 

    Каждый раз, бывая в парке, ребята обязательно заглядывали на пионерскую аллею, где росли уже деревца, посаженные ими в день принятия в пионеры. Со временем эта аллея становилась всё краше и длиннее. А, вновь принятые в пионеры школьники, высаживали новые деревца, продолжая традицию. Вовка хорошо помнил какие восторженные, светлые чувства испытал, когда их принимали в пионеры. У памятника Ленина, в центре города. И галстук ему повязала первая красавица школы и Витькина одноклассница Нелка Мусина. Вовке было известно, что Валерка был к ней очень не равнодушен. Так вот, когда они с друзьями, по окончании всех мероприятий, заскочили в автобус и, переполненные эмоциями, продолжали наперебой делиться своими впечатлениями о том, что с ними произошло, случилось это. Их восторженное щебетание было неожиданно прервано дикой бранью. Какой-то мужик, сидевший впереди развернулся в их сторону и начал орать на весь автобус:

    - А ну, сученята, позатыкалысь! Бо як встану, у ту ж мыть прыдушу вас отымы ошийныкамы!

    В автобусе повисла гробовая тишина. Никто не посмел слова сказать в защиту пацанов. Едва автобус остановился, друзья выскочили оттуда, как ошпаренные. Они были не на шутку перепуганы. Теперь надолго, а может навсегда, память о приёме в пионеры будет ассоциироваться у них с этими неприятными воспоминаниями.



                - Продолжение следует......















    Все горожане хорошо знали что это за личность и чем он знаменит. На доме, где он когда-то жил со своей семьёй, висела памятная доска. Вовка по нескольку раз в день проходил мимо него, когда ходил к Зубе, дом которого был следующим. То по пути на станцию или Гарай. Он хорошо знал детей этого человека, брата и сестру, так как учились они в одной школе. Они были значительно старше и уже заканчивали образовательный процесс. Сын был его тёзкой, а как звали сестру Вовка не знал, да ему это было и не нужно.   

            
   
   
   
            

               ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ................