Воровской расклад

Сергей Упоров 2
Отрывок из романа "Провинциальная история смутного времени"
5.
  Весь разговор марухи   Анечки  с Рентгеном я, конечно, слышал, но помалкивал « в тряпочку». Лежал тихо в дальнем углу и делал вид, что  кемарю. Не хотел я видеть больше того, что произошло уже со мной. Я-то уже прошёл это и знал, что случиться. А  уже потом, когда их базар кончился, понял я вдруг, что пожалел он её. Не знаю, почему понял, но как-то почувствовал. И хотя в чужие дела лезть, чисто фраерская привычка, но тут я призадумался так, как  от  этого дела и  целостность моих потрохов зависела.
 Был Рентген таким, как о нём и говорила молва в городке. Баб, а особенно молодых девчонок и детей, он никогда никому  на разбор не отдавал. Все подручные Силая знали: если дело связано с малолетками,  нужно идти сразу к Рентгену. Не пойдёшь -  себе дороже будет. Рентген никогда не простит тех, кто наказал  малолеток без его ведома. Здесь даже Силай ребятам ничем помочь не мог. Он тоже смотрел на эту слабость Рентгена, как на что-то уже привычное, и  устоявшееся.
 Однако я знал одно точно, что всякая жалость, на любой киче, в любой камере, или даже вот в такой яме, к добру приводит редко. В камерах и на толковищах  народ в  основном матёрый, а потому мысли его тёмные, часто просто чёрные как уголь. Ждать от них ответного добра  не приходится, да и не ждал я никогда, учёный был с малолетства.
 Конечно, я не Рентген, и не умею людям в нутро заглядывать, и душу им наизнанку  выворачивать. Я их просто «кидаю» на бабки, и душа мне их ни к чему. Наоборот даже. Мне с их душой сталкиваться никак нельзя, главное мозги им затуманить. Ну, а Рентген, другое дело.
 Услышал я о нём около года назад, как появился в городке. Тогда уже  смотрящим  от воров в городке крепко сидел Сашка Силай, и потому историю, которую маруха рассказала о Зубе,  мне тоже интересно было послушать.  Этих разборок я ещё знать не мог, но зато застал другие события.
  Вначале, как сходка выбрала Силая, все порядки в городке  шли обычно,  как при покойном Автвндиле, но  через год в одночасье как-то всё поменялось. Один за другим стали «гореть» те бригадиры, кто кроил доходы для своей братвы,  от общаковой  кассы.
 «Кроильщиков» приглашал к себе на разбор Силай, но там они все «предъявы» отвергали, до тех самых пор пока с ними не стал заниматься один из новых подручных Силая – Рентген. Говорили, что после  первого же  разговора с ним, видавшие виды авторитеты, имевшие за плечами не одну ходку, а сейчас и свой кусок  криминального дела, кололись быстро, как малолетки у шустрого опера, и их седеющие головы виновато падали на грудь. 
 Эти люди давно привыкли жить по-своему, и свои грехи, грехами не считали. Воровскую кассу они обносили всегда, ну, т.е. сдавали туда не весь кусок, какой положено было отдавать  с полученных «доходов». Но делали они это всегда аккуратно, не грубили, а потому общак  никогда не страдал,  даже наоборот, их стараниями  из года в год  взносы становились всё больше и больше, и «золотой запас» рос как на дрожжах.   Благо, что  брать с каждым годом было с кого:  и  кооперативы, а потом и частники, плодились тогда как грибы после дождя.  И это не смотря на то, что с кончиной  горбачёвского правления расходы общака увеличивались. Множились дела и группировки, которым общак на первых порах помогал встать на ноги. Увеличивались расходы на подогрев  окрестных тюрем и лагерей, так как  бардак на зонах стал расти. А потому зоновские  воры просили больше для подкупа администрации лагерей, и для обуздания бандитского беспредела, поднимающего голову, и набирающего силы. Беспредел этот всё чаще организовывал на зонах свои порядки, перечёркивая тем самым все прежние воровские законы, действующие в лагерях многие годы...
Однако вернёмся к нашим бригадирам. После всех процедур с  Рентгеном, почувствовали они себя так плохо и мерзко, что пошли на то, на что воры никогда бы не пошли в других обстоятельствах, в другие времена и при другом смотрящем.  Затуманила обида  им разум, и затеяли они бузу. Видимо, новые времена и порядки в окружающем мире,  подействовали на них так, да и обида была не малой. Где  это видано вытряхивать из авторитетного вора показания без его воли, без веры его словам,  хитрыми приёмами, как в поганой ментовке?  Вот и объявили они срочный сходнях и, как положено, пригласили туда Силая. Снимать его  с должности смотрящего, было решено с соблюдением всех воровских законов.
  Но буза не получилась. Силай, каким-то образом, заранее узнал о сроке сходки, и успел до этого срока поговорить лично с большинством авторитетных воров, обиженных  методами  Рентгена. Что и как он говорил каждому из них, понятное дело никому неизвестно, хотя рассказать сказок, что потом  рассказывали в городке на толковищах и бригадных сходках я могу множество. Но думаю, что всё это только бредятина бакланистых  урок, или как говорил один очень умный кум на одной из зон в Коми, где мне пришлось задержаться дольше всего, «лагерный фольклор». 
 В одно только я смог поверить.  Самым несговорчивым из бригадиров, Силай обещал, что обратится  к московским ворам, и  что  в случае большой бузы обязательно доведёт до них, что авторитетные воры столько лет обносили общак.  А ещё будто бы успеет пригласить их на саму сходку, и пусть тогда они послушают весь «гнилой базар», который затеяли «кроильщики».
 Думаю, что  именно так Силай  мог говорить. Гостей из «Центра» никто при таких разборках видеть не хотел. Заначки от  воровской кассы во все времена считались тяжким грехом, а потому выносить  разборки за границы городка никому естественно не хотелось. Это грозило многим разжалованием, а кое-кто мог лишиться и голов. Никто из бригадиров не хотел потерять заслуженный авторитет, никто не желал «ложиться на дно» или уходить в бега от неминуемого наказания. Силай же воспользовался этим, и обещал не поднимать шума, если его условия примут. И условия были приняты. Сход не состоялся, а Рентген стал ближайшим подручным Силая почти с неограниченными полномочиями.  Он   стал частым гостем  в бригадах, и частым собеседником бригадиров, а позже и  вообще заменил Силая почти по всем вопросам, решающимся смотрящим и бригадиром наедине.
 Силай стал заниматься более крупными и серьёзными вопросами. Он налаживал контакты с группировками из соседних областей, и дальних регионов. Часто бывал в разъездах, или сам принимал «делегации» из других мест. Его имя  уже через пару  лет стали знать не только на Урале, но и в Сибири, и даже в соседнем Казахстане. Силай был первый кто «шагнул» за границу республики, что никто до него не делал так уверенно и  умело, даже когда это было сделать проще, т.е. во времена Советского Союза, когда  не было ни границ, ни таможенных постов.
 В городке по существу больше правил Рентген, и тоже сделал за это время многое, чего  не было при Автвндиле. Он стал лично крышевать всех крупных предпринимателей, оставив бригадирам  только мелкие фирмы и предприятия, челноков и частников. А потому крупные дельцы почувствовали себя более свободно, а мелких бригадиры зажали ещё больше.  И это не могло не сказаться на авторитете  Рентгена. Все базары и рынки стали проклинать его имя, и владельцы мелких магазинов, пекарен и  мастерских, и даже  таксисты-бомбилы, стали называть его не иначе чем упырём.
 Конечно, это бригадиры постарались. Они стали ссылаться на Рентгена, обвиняя его в том, что им приходиться  выгребать у людей из карманов последнюю мелочь только в связи с указаниями этого подручного Силая. Это они распустили слухи, что Рентген творит за спиной смотрящего «беспредел», и управы на него пока нет.  Так  авторитетные воры попытались отомстить  Рентгену, а может быть и убрать его со временем, объяснив его смерть Силаю, возмущением народа.  Но Рентген вышел и из этой ситуации.
   Через свои уже налаженные связи среди среднего бизнеса, он пустил слух, что к Силаю с жалобой на «беспредел» может  обратиться любой, вплоть до последней бабушки, торгующей с земли пучками выращенного лично лука. Но в  действительности, в доме, в котором когда-то проживал Силай, и из которого тот недавно  съехал в новенький коттедж, «подаренный» ему за долги одним проигравшимся любителем азартных игр, Виль стал сам вести приём всех,  кто пытался пожаловаться на  повальные поборы или насилие. Конечно, он это делал с ведома Силая, а часто и в его присутствии, если дела были сложные или денежные.
 Уже через несколько месяцев очередь на приём к Рентгену была расписана на месяц вперёд, и приходить стали не только с жалобами на воров, но и с жалобами друг на друга. Дельцы занимали друг у друга деньги, и не могли получить долг. Они торговали сомнительным товаром, и требовали за него  цену, как за хороший продукт. Они  создавали совместные предприятия, а потом не могли поделить доходы. Кто-то жаловался на партнёра по бизнесу, кто-то на поставщика или бывшего друга, которому доверил деньги или товар. Если в таких разборках фигурировали большие деньги или известные в городе люди, то спор между ними решал лично Силай, Рентген никогда не решал крупные вопросы  без его участия. Но со временем, все поняли, что стоящий или сидящий в тени Рентген  оказывает влияние на любое дело, которое попадало под разбор.
 Такой разбор иногда лишал одну из сторон  всего заработанного в пользу другого, и обрекал  начинать своё дело заново. Часто, выигравшей в споре стороне приходилось платить за справедливость в общак  почти половину того, что он имел или накопил за  годы занятия  бизнесом. Иногда обе стороны признавались виновными и обкладывались  помесячной данью. Однако, при всём при этом, каждый, кто решал обратиться за помощью к ворам,   верил  в свою правоту,  и шёл  на разбор  охотнее,  чем в государственные суды. В судах  их дела  могли  тянуться годами, а  решения бывали ещё более  спорными, и главное совсем не понятными и не справедливыми по оценкам  даже тех, кто считался в этих судах выигравшими. Люди шли на разбор к ворам охотнее и с большей надеждой, зная, что их дело разберут и быстрее (в один присест), справедливее по их понятиям, и даже если были не довольны,  успокаивали себя тем, что всё равно   нигде  быстрее и справедливее они не смогли бы решить своё дело.
 Если учесть что в те времена, когда работать за гроши или совсем без зарплаты  на старых заводах и фабриках соглашались не многие, то число людей занимающихся своим делом считая челночников, мелких торговцев, и таксистов-бомбил, в нашем городке составляло  почти половину населения. Не все из них соглашались на воровские суды, многие  предпочитали разбираться со своими делами сами. Но всё же,  количество обращений к воровскому суду росло в те времена из года в год. И это приносило ворам ощутимый доход, да и люди привыкали решать свои проблемы именно так, а значит, авторитет Силая рос как на дрожжах.
 Силай захватывал всё большую часть коммерческих проектов, в те времена  беспредельно  свободного, и почти не контролируемого никем теневого, а так же и легального бизнеса. Первым делом он прибрал к рукам добычу никеля на старых, раскинувшихся на огромной площади за городом, отвалах Никелькомбината. Черным копателям и мелким бригадам, которые делали там небольшие деньги,  вначале  предложили работать за деньги и сдавать найденный металл в одни руки. Потом несговорчивых быстро убрали угрозами и силой, а остальные влились в массу тех, кого привёл с собой авторитетный бригадир, назначенный Силаем. Дело пошло споро, появились серьёзные покупатели т.к. найти в старых отвалах  поначалу большую глыбу чистого никеля было делом обычным, да и поля, а вернее  огромные горы отвалов давали работу на многие годы вперёд. У работающих бригад появилась даже примитивная техника вроде старых тракторов «Беларусь», и грузовых машин для погрузки найденного за дань никеля. Ну, а главное появились «охранники», которые следили за порядком и за тем, чтобы на территории не появлялись чужаки.
 Кроме того, «силаевцы»  захватили  все подъезды к местному металлургическому комбинату, и ни один желающий уже не мог сдать металлолом на комбинат, без того чтобы заплатить процент охраняющим все подъезды  воровским бригадам. Так были обложены данью вначале приезжающие на комбинат машины, а постепенно и все частные пункты по приёмке металла.
 Особый авторитет  среди людей  в городке Силай создал себе тем, что разогнал или просто уничтожил всех торговцев наркотиками на территории городка.  Случилось это не сразу, а в те времена, когда наркотой в городке,  в основном героином, торговали  уже несколько группировок. Здесь были и пришлые, из больших соседних городов, и свои группировки, и цыганский барон, который создал на окраине за один год большое цыганское поселение. Дома и коттеджи в этом районе росли как грибы, а сам район  народ  вначале называл форштадтским табором, а потом был прозван людьми  почему-то «Шанхаем».
 Говорили тогда, что делом с торговцами героином занимался лично Рентген, и что крови в перестрелках и настоящих ночных боях  было пролито немало. Я, наверное, застал только заключительную часть этой войны, когда гремело дело о подставе ментам  двух старших сыновей барона. Они были арестованы по обвинению в изнасиловании и убийстве, но народ не верил в это. У «цыганят» всегда  на руках были  такие деньги, что они могли свободно  купить себе   самых  смазливых  проституток  городка, или даже  «выписывать» их себе из областного центра каждый день.  После  их ареста были убиты несколько воровских авторитетов, потом взорван джип с охраной барона, а затем в  Шанхае случился такой грандиозный пожар, что в руинах оказалась большая часть посёлка. Кончилось всё поздней осенью, когда, не смотря на приближающуюся зиму, все цыганские семьи оставили свои дома за одну ночь. Война была выиграна, но авторитет Рентгена среди воров пошатнулся.
 Многие считали пролитую  воровскую кровь виной Рентгена, и в тайне считали, что с наркоторговцами надо было подружиться, и делить  с ними доходы от продаж. Эти воры  не держали наркоманов за людей, и любую пролитую кровь считали  позором для вора. Но Рентгена, а в основном, конечно, Силая поддержали более молодые воры, которые  уже на себе испытали, что делают наркотики с  ними и их людьми, и на счастье Силая таких в тот момент в городке уже было большинство.
 Когда город вздохнул от наркотиков, и с улиц исчезли торговцы, а потом, постепенно, и толпы молодёжи,  жаждущие  новой дозы героина,  имя Силая зазвучало ещё сильнее и поднялось ещё выше.  И имя   его  уже с уважением произносили и в рабочих кварталах и цехах, и в бедных отдалённых окраинах и пригородах. Рентгена знали же только в воровской среде, да торгаши разных мастей.  Слава от простого люда ему не досталась. И сейчас мне кажется, лишь потому, что  он сам этого хотел. Он сам всё и всегда сознательно отдавал Силаю, и даже на воровских сходках никогда не говорил от своего имени, только от имени смотрящего.
 Только в  отсутствие Силая Рентген  позволял себе говорить и приказывать от своего  имени. Но когда Саша был в городе, Рентген даже по мелочам всегда ссылался на него. И вначале воры никак не могли разобраться, что же Рентген творит с позволения смотрящего, а что лично по своей воле. Но потом быстро поняли, что все дела он согласовывает с Силаем, и приказывает  от своего имени лишь тогда, когда с ним нет связи, а решение нужно принимать немедленно. И это открытие подняло Рентгена в газах воров, и даже помирило их с ним  на какое-то время. А вернее сказать, воровские авторитеты уже поняли, что представляет из себя  Рентген: что он никого и никогда не подставит зря перед смотрящим, что он не станет кроить себе в карман, а значит, его нельзя купить,   он предан Силаю не как собака, а как друг. Да ещё, что слабым местом его являются женщины и дети.
 В подтверждение  рассказывали, как Рентген кинулся в огонь, когда горел цыганский котеджный поселок, и лично спас из огня  несколько грязных и никчёмных цыганских баб и ребятишек.
 «Сам поджёг, - посмеивались тогда воры, - и сам же пожарником стал».
 Воры решили, что поняли Рентгена до самого «дна», а потому питали ещё надежду   управлять им, надавливая на слабые места…