В Шилке нас не ждали, Свалились внезапно, как снег на голову. Уезжал из дома, совсем недавно один, а вернулся с молодой женой. «Мама, никакой свадьбы», - в первый же день, заявил я. «Нет, так не по-людски», - ответила мама. Собрала родню, соседей. Получились, скорее, смотрины, а не свадьба. Через несколько дней, мы снова тряслись по плохой грунтовой дороге. Только теперь наш маршрут пролегал не на юг, а на север, и ехали мы не в кузове полуторки, обтянутой брезентовым тентом, а в не большом автобусе. В Дарасуне нас никто не встречал, никто не раскрыл нам свои объятья.
Свету оформили флотатором 5-го разряда обогатительной фабрики, рабочая должность. Меня, маркшейдером шахты «Центральная». Поселили нас в гостинице в разные комнаты. Гостиница, деревянный, одноэтажный дом, с удобствами на улице. Всё, как в Кадае, только там у нас была отдельная комната. Представление о Дарасуне у нас было. Не прошло ещё двух лет после нашей преддипломной практики. Посёлок, конечно, по размерам превосходит Кадаю в несколько раз. Население раз в десять больше, чем жителей Кадаи. В Дарасуне четыре шахты: Центральная, Восточная, №10, №14, и работающая 250-и литровая драга. Обогатительная фабрика, перерабатывающая около 1000 тонн руды в сутки. Больница, клуб и милиция. Посёлок, резко отличается и от Балея, и от Первомайска. В двух последних, дома городского типа, с центральным отоплением, горячей и холодной водой. С асфальтированными тротуарами. Дарасун же, в основном, деревянный. Частные домишки, с дымящимися трубами, огородами, стайками. Многие держат коз, коров. Ни одной асфальтированной улицы, ни одного тротуара. Дарасунское рудоуправление, в эти годы, считалось самым рентабельным золотодобывающим предприятием в стране, добывающим около четырёх тонн золота в год, с самой низкой себестоимостью. Но кроме маломальского клуба и летнего стадиона, никаких других объектов соцкультбыта не было.
Кадая, прославилась в царское время, как место каторги и ссылки. Каменное двухэтажное здание бывшей царской тюрьмы, напоминает о тех мрачных временах. Но, в Кадае не было, ни одного милиционера. На дверях не висели замки. И ходить по посёлку, никого не опасаясь, можно было в любое время суток. Про Дарасун так не скажешь.
В Советском Союзе, все золотодобывающие предприятия находились в ведении министерства внутренних дел, в том числе и Дарасунское рудоуправление. Более 1200 заключённых ежедневно спускались под землю. Часть работала на поверхности. Строили узкоколейную дорогу от шахты до фабрики. Заканчивали строительство самой фабрики. Так продолжалось до 1953 года. В этот год было создано министерство цветной металлургии. Исправительные лагеря были ликвидированы. Разобрали заборы, убрали колючую проволоку, снесли сторожевые вышки. Встал вопрос: где взять 1200 шахтёров. Старожилы посёлка мне рассказывали, что всех, кому оставалось находиться в заключение пять лет и меньше, амнистировали, но с условием. Свой срок, они должны отработать в шахте, со всеми правами вольнонаёмных рабочих. Им разрешалось купить или построить жильё. Привезти семью. Не разрешалось покидать границы Шилкинского района. Три года, а если прибавить сюда время преддипломной практики, получится три с половиной, я ежедневно общался с этими людьми. В шахте, на улице, на стадионе. Я не лез к людям в души, но за эти годы пришлось выслушать много горьких историй. Жизнь, в первые послевоенные годы, была голодная, а законы в нашей стране были суровые. Загреметь в Дарасун большого труда не составляло. Но среди бывших заключённых, по политической статье, я не встречал. Может, только партнёр по волейбольной команде Гена (Генрих) Ванакс.
Уже после окончания института, в гостях у Ваниных родителей, пробуя наливочку, приготовленную его мамой, я услышал про дарасунский период из жизни нашего одногруппника Вены К.. Оказывается, Вена отбывал срок по уголовной статье в числе, упомянутых мной ранее, 1200 заключённых. Покинув, преждевременно посёлок, Вена поступает в институт. На семинарах по марксизму – ленинизму становится штатным выступающим, критикуя и проклиная культ личности, называя Сталина Иоськой. Пятый курс мы начали без Вены. Отсутствовал он месяца два. Что он представил директору, какие реабилитирующие документы осталось в секрете. При распределении направлений на работу, Вена всех нас удивил. Стоило Игошину А. А. произнести: Магадан, как Вена первым произнёс: Я.
В маркшейдерском отделе, «за время моего отсутствия, ни каких изменений не произошло». Очень большая светлая комната, занимающая половину первого этажа, в здании рудоуправления. За большим столом, под портретом И.В. Сталина в форме генералиссимуса, как и два года назад, возвышался главный маркшейдер рудоуправления, Александр Мартынович Павлик. Остальные столы занимали: Елсыков Михаил Андреевич - старший маркшейдер шахты Центральная; Лохин Виктор Павлович – старший маркшейдер шахты №10; Казакевич Вячеслав Николаевич – старший маркшейдер шахты Восточная; Горбунов Геннадий Викторович – старший маркшейдер шахты №14; Горбунова Галина Ивановна – маркшейдер на поверхности. Никаких участковых маркшейдеров, ни съёмщиков уже, на шахтах, не полагалось. Две чертёжницы – копировщицы, и у каждого маркшейдера по два рабочих. Все маркшейдера, за исключением Елсыкова М. А., выпускники Благовещенского техникума. М. А. Елсыков, без технического образования, практик.
Для всех маркшейдеров, моё появление было неожиданным, так же, как для меня, неожиданным был перевод из Кадаи. Поставили мне стол, нашёлся и стул. Полевая сумка всегда была при мне. Я был готов работать. Мои коллеги посоветовали, не откладывая на завтра, сходить в отдел кадров и заключить трудовой договор, что я и сделал. Каково же было моё удивление и возмущение, когда кадровик чернилами, в моём присутствии, перечеркнул в договоре все пункты, дающие право на льготы, оставив только дополнительный отпуск 24 дня, за каждый полностью отработанный год. Опережая мои вопросы, он даёт почитать «постановление правительства от 10 февраля 1960 года об упорядочивании льгот». Согласно постановлению правительства Хрущёва, все надбавки ИТР на золотодобывающих горных предприятиях «замораживаются». Все, кто заработал надбавки до десятого февраля 1960 года, будут их получать. Всем, кто собирается работать в шахте после этой даты, никаких надбавок к окладу. Я ещё вернусь к хрущёвскому «великому десятилетию», чуть позже.
Шахта Центральная самая глубокая. Её глубина, в день моего оформления, составляла 1000 метров. Ствол шахты заложен в лежачем боку золотоносной кварцевой жилы, простирающейся более чем на сотни метров, с падением 70 градусов. Через каждые 50 метров от поверхности нарезаны горизонты. На каждом горизонте, в районе ствола, большой рудный двор. От рудного двора, по пустой породе, до пересечения с жилой, проходится квершлаг. Сечение квершлага в виде трапеции составляет 6,25 квадратных метров. Порода очень твёрдая, поэтому квершлаг крепится не полными дверными окладами. Ставятся две стойки по бокам, и сверху на них кладётся такой же кругляк из дерева. Следующий оклад ставится метров через пять, в зависимости от длины досок, которые кладут сверху между каждой парой окладов. Одновременно с проходкой укладываются шпалы, на них рельсы. С одной стороны квершлага проходится водоотводная канавка. Уклон, всех горизонтальных выработок, строго в сторону ствола. Проходку ведут буровзрывным способом. Бурение, перфоратором, с помощью сжатого воздуха, бурятся шпуры, в количестве около двадцати штук, длиной два метра. Бурение только с водой. На каждом бурильщике надет респиратор, чтобы меньше пыли попадало в лёгкие. Заканчивалось бурение, перфораторы и шланги уносились в безопасное место. Приносили взрывчатку и заряжали шпуры. После взрыва забой проветривался не мене двух часов. Следующая смена должна убрать взорванную породу. Подгоняли погрузочную машину ПМЛ-5 и вагонетку. Грузили породу в вагонетку. Гружёную вагонетку, вручную толкали до разминовки (уширение квершлага), оттуда порожнюю вагонетку толкали в сторону забоя. Когда гружёных вагонеток скапливалось на всю длину разминовки, подходил шахтный электровоз и увозил состав до ствола. Как только квершлаг подсекал жилу, в обе стороны от него, вдоль жилы, проходили штрек. Жила должна находиться на всём протяжении штрека посередине кровли. В отличие от квершлага штрек крепился сплошной крепью. Сплошными дверными окладами. Жила отрабатывалась от фланга к стволу. Через каждые сто метров, по простиранию, проходили вертикальные выработки (восстающие), прямоугольного сечения, с нижнего штрека по направлению к верхнему горизонту, строго по жиле, держа её посередине восстающего. По мере проходки, восстающая выработка крепилась кругляком, а досками делилась на два отделения: ходовое и грузовое. В ходовом отделении устанавливали полки, метра через три, а между ними деревянные лестницы. Восстающая выработка выбивалась посередине штрека верхнего горизонта. После проходки двух соседних восстающих выработок, участок жилы, оказывался оконтуренным снизу и сверху двумя штреками, а слева и справа восстающими выработками. Этот прямоугольник длиной сто метров и высотой пятьдесят назывался блоком. Во время проходки штреков и вертикальных восстающих выработок шахтный геолог, через каждые два метра, брал пробы. Пробы сдавались в хим. лабораторию, где определялось содержание золота в каждой пробе. Получив результаты проб, геолог подсчитывал количество золота в блоке. Золотосодержащая кварцевая жила была шириной, всего, в несколько сантиметров. Блок отбивался шириной (мощность блока) 80 сантиметров. Отбойка блока (очистные работы) проходила в таком порядке. От левого восстающего и до правого восстающего, т. е. на протяжении 100 метров убиралось крепление. Кровля обуривалась на глубину около двух метров, шириной 80 сантиметров. Шпуры заряжались и взрывались. На горняцком языке этот процесс назывался отпалкой транша. Лежащие куски породы, с чуть видимыми прослойками кварцевой жилы, теперь будем называть рудой. Содержание золота в одной тонне руды зависит от ширины (мощности) взорванной породы. Уборка руды начиналась со стороны ствола. Руда, погрузочной машиной ПМЛ-5, грузилась в вагонетки, которые отправлялись к стволу, далее на-гора, и на обогатительную фабрику. После уборки транша, крепление возвращалось на место. Через каждые пять метров устанавливались металлические люки, со стороны лежачего бока. Через эти люки будет падать руда прямо в вагонетку. Люки смонтированы с металлическими заслонками. Люк открывался, вагонетка наполнялась рудой, люк закрывался. Блок готов к отбойке. К восстающим выработкам от магистралей, проложенным вдоль штрека, подводили шланги с водой и сжатым воздухом. Шланги поднимали и протягивали вдоль блока. Поднимали перфораторы и присоединяли к шлангам. Бурильщик стоял на верхнем креплении штрека. Скважины бурил на глубину два метра, с таким расчётом, чтобы после взрыва, щель была шириной, не более 80 сантиметров. Кровлю бурили на всю длину блока. Работа продолжалась несколько смен. Когда все скважины были пробурены, перфораторы и шланги укладывались на полки в восстающих выработках. За дело принимались взрывники. После взрыва (отпалки) всё пространство, от верхнего крепления штрека до кровли заполняла руда и газ. Пространство, заполненное рудой, назвали магазином. После проветривания, приступали к частичному выпуску руды, через люки в вагонетки. Выпустив из магазина 30% руды, снова бурили, но уже бурильщик стоял на руде, заряжали, взрывали, выпускали руду и т. д. Не доходя четыре метра до верхнего горизонта, бурить и взрывать прекращали. Четыре метра – это целик, оставляемый для сохранения верхнего горизонта. Такая система разработки называется с магазинированием руды. Она применяется на месторождениях с падением жил более 70 градусов. На проходку квершлага, штрека составляется технический паспорт, в котором указывается сечение, количество скважин на забой, вид крепления, уклон, сечение водоотводной канавки и величина максимального отставания крепления от забоя. Технический паспорт составляется на проходку восстающей выработки и любой другой. Вдоль квершлага и штрека, по стенке выработки, прокладывались две металлические трубы маленького диаметра. Одна с водой, другая со сжатым воздухом. Третья труба, диаметром около 200 миллиметров, называлась вентиляционная. По ней в шахту подавался свежий воздух с поверхности. Она состояла из звеньев, длина каждого звена 10 метров. Трубы выполнены или из брезента, или из фанеры. Длина штреков составляла сотни метров. Воздух по дороге терялся в стыках труб, и до забоя доходила не большая струйка свежего воздуха. В забое стоял гул и треск, от работающих перфораторов, и темнота от кварцевой пыли. Дышать становилось тяжело, и бурильщик снимал респиратор, получая порцию кварцевой пыли в лёгкие. Одновременно в работе было несколько горизонтов.
Ежедневно нужно было попасть на каждый рабочий горизонт с теодолитом, нивелиром, штативом, рейкой, рулеткой. Выполняли съёмку горизонтальных и вертикальных выработок, нивелировку откаточных путей и водоотводной канавки. Проверяли качество крепления, сечение проходимой выработки. Одним из ответственных моментов, в работе маркшейдера, выбойка восстающей выработки на верхний горизонт. Маркшейдер должен точно указать место выбойки горному мастеру, и сделать запись в специальной тетради, хранящейся у главного инженера шахты. В месте выбойки выполняются работы, предусмотренные в паспорте, для сохранения вышележащего штрека и блока с рудой от обрушения.
Спускались вместе со сменой в восемь утра. Нас трое, я и два рабочих. Выполняли работу на верхнем горизонте, и по восстающей выработке, по лестницам ходового отделения, спускались на следующий горизонт. К концу смены оказывались на нижнем горизонте, и вместе со сменой поднимались на поверхность. Принимали душ, переодевались, и через час, я уже сидел за столом в отделе, обрабатывая результаты съёмки.
Через каждые 10 дней маркшейдер выполняет декадный замер всех работ, выполненных в шахте. По результатам замера составляется документ для руководства шахты, в котором указывается количество пройденных метров в каждой горизонтальной и вертикальной выработке. Отставание крепления от забоя. Количество отбитой руды в каждом работающем блоке. Результаты декадного замера позволяют руководству шахты принять меры, чтобы ликвидировать отставание от плана.
В последний день месяца, выполняется месячный замер. По его результатам каждой бригаде выплачивается зарплата, а шахте засчитывается или не засчитывается выполнение месячного плана. Бригаде, выполнившей план на 100%, выплачивалась премия в размере 20% от месячной зарплаты, и 2% за каждый процент перевыполнения плана. ИТР получали премию в размере до 60% от месячного оклада, если шахта выполнила план по всем показателям: проходка выработок, отбойка руды, выдача руды и содержание металла (золота), в одной тонне руды, поступившей на фабрику. От маркшейдера зависели все показатели, за исключением выдачи руды на фабрику и содержания золота в тонне руды. Без подписи маркшейдера шахты документ считается не действительным.
Обработку декадных замеров Михаил Андреевич доверял мне, а месячные замеры обрабатывал только сам.
На улице пригревало солнышко. Молодёжь потянулась на стадион. Самым популярным видом спорта был футбол. Каждая шахта имела свою команду. Сборную команду посёлка возглавлял старший геолог шахты №10, тридцати девяти летний Андрюша Казённый. На волейбольной площадке задавал тон Гена Ванакс, литовец, метра два ростом. По воскресеньям на стадионе все скамейки были заняты болельщиками. Нас, молодых специалистов, выпускников ИГМИ 1959 года, оказалось, как раз на две волейбольные команды. Все мы, кроме Витьки Нагибина, учась в институте, жили в общежитии, и хорошо знали друг друга. Ребята работали на шахтах горными мастерами, начальниками смен. Несколько человек приехали с жёнами, а остальные, причисляли себя к убеждённым холостякам. Все, кто приехал с жёнами, получили квартиры. Остальные проживали в той же гостинице, что и я. В последних числах мая, утром, зайдя в комнату для умывания, встретил мужчину, лицо которого показалось мне знакомым. «Здравствуйте, Давид Исаакович», - поприветствовал я его. Память на лица, у меня сохранилась до сих пор. «Здравствуйте», - услышал я в ответ. « Где мы с вами встречались, удивлённо спросил он меня. Я, только час назад, впервые, приехал в Дарасун». «В сентябре, я был у Вас на приёме, в управлении, после окончания горного института, и Вы направили меня работать в Кличку». «А как вы оказались здесь, в командировке?» «Нет. В марте месяце руководство рудника получило телеграмму за Вашей подписью, где предлагалось, в категорической форме, перевести меня вместе с женой в Дарасун». «Не помню. Много телеграмм приходится подписывать. Ну и как Вам на новом месте?» «Я готов хоть сегодня вернуться в Кадаю». «Как так», - удивился Давид Исаакович. «В Кадае меня встретили как родного, а здесь…. Мы с женой вот уже два месяца живём в этой гостинице, в разных комнатах».
«Я разберусь»,- прощаясь, заверил меня Давид Исаакович. В этот же день, в конце рабочего дня, мне принесли ордер на квартиру, в деревянном одноэтажном четырёх квартирном доме, в нескольких метрах от рудоуправления. Комната с двумя большими окнами, кухня, с печным отоплением. Веранда, не большой дворик с сараем под дрова, и туалетом. На другой день, без моего участия, привезли машину дров, и разгрузили во дворе. Первой моей покупкой оказался топор. Я переколол все дрова и сложил в сарай. Потихоньку, стали обустраивать первую, в нашей со Светой жизни, квартиру. На фото, три окна от угла, наша квартира. Летом молодёжь проводила время на стадионе. Играли в футбол, волейбол, городки, настольный теннис.
Третьего сентября 1960 года родился Борис. Зарегистрировали мы его в поселковом загсе четвёртого октября, и одновременно зарегистрировали свой брак. Светлане запомнилось это событие выскочившей, вдруг, мышкой, и напугавшей её. Вот таким был мой первый трудовой год. После окончания декретного отпуска, Света оформила отпуск за проработанное время. Отпуск заканчивался. Нужно было выходить на работу, и Света вызвала из Иркутска свою мать. Рядом с нами жил директор обогатительной фабрики Багаев. Соседи держали корову, и согласились каждое утро продавать нам свежее молоко. Вскоре, в беседе со мной, главный маркшейдер, Александр Мартынович, нарисовал перспективу моего ближайшего будущего. Оказывается, маркшейдера не были в отпуске более трёх лет. У каждого накопилось отпускных дней минимум на полгода. Первым идёт в отпуск Елсыков М. А.. С завтрашнего дня я назначаюсь старшим маркшейдером шахты «Центральная». В дальнейшем меня ждёт шахта «Восточная», №14, и №10. Хорошо. Будем работать.
Михаил Андреевич, будучи секретарём парт бюро, шахты «Центральная», постоянно жаловался, что партийная работа отнимает много времени, спускался в шахту только в дни декадных и месячных замеров. Замер, самый трудоёмкий процесс в работе маркшейдера. Спускаясь с горизонта на горизонт по восстающим выработкам, в мой первый самостоятельный замер, к шести утра, мы подошли к стволу шахты. Шёл двенадцатый час нашего пребывания под землёй. Вас просил позвонить главный инженер шахты, сразу же объявил стволовой, как только мы подошли к стволу. Посмотри на часы, сказал я ему, главный инженер ещё сны смотрит. Стволовой, не обращая внимания на мои слова, уже набрал номер и подаёт мне трубку. «Докладывай», - услышал я голос главного инженера. Открыв полевой журнал, стал называть выработки, количество пройденных метров в них. Затем стал называть нарушения: отставание крепления выше нормы, сломанные полки и лестницы в восстающих выработках, отставание водоотводной канавки, в некоторых восстающих выработках пришлось выполнять съёмку с риском для жизни, т. к. отбитая руда лежит на полках вплоть до нижнего горизонта, в некоторых блоках выемочная мощность превышает проектную. Там, где работы ведутся с грубым нарушением техники безопасности и не соблюдением проекта, буду браковать. Таких выработок набирается около десятка. Вербицкий Анатолий слушал, не перебивая. «Дай трубку стволовому»,- стволовой, выслушав, и, вешая трубку, произнёс: « приказал не вывозить». Ну что, вздремнём, обратился я к своим помощникам, укладываясь на широкую лавку, каких стояло около десятка на рудном дворе. От усталости и бессонной ночи, мгновенно уснул. Вставайте, вставайте, тормошил меня стволовой. Приказано вас вывезти.
Трудновато будет без Михаила Андреевича, сделал я вывод, принимая душ. Немножко вздремнув, в десять часов я уже сидел в отделе, обрабатывая результаты замера. Количество пройденных метров выработок подсчитать несложно. Сложнее определить количество отбитых кубометров руды в каждом блоке. Из специального шкафа, стоящего за моей спиной, достаю карточки блоков. Наношу результаты съёмки, планиметром измеряю площадь. Высчитываю среднюю мощность. Перемножаю эти две цифры и получаю количество кубических метров отбитой руды. Таких блоков несколько. К двум часам готовую ведомость подписываю и передаю, ожидающим результаты замера, здесь же в отделе, Поварёнкову, начальнику шахты и Вербицкому, главному инженеру шахты. Внимательно ознакомившись с ведомостью, мои начальники выразили категорическое несогласие с моими замерами и вычислениями.
Оказалось, что шахта, впервые, в этом году, не выполнила месячный план по проходке и по отбойке руды. Забрав ведомость, руководители покидают маркшейдерский отдел. Через полчаса звонок. Приказано мне явиться на шахту. Прихожу. В кабинете начальник и главный инженер шахты. Мне вежливо, но настойчиво внушают, что шахта не может не выполнить план. Целый месяц большой коллектив рабочих и ИТР работали в сложных условиях. Ну не успели закрепить, отстало крепление штрека на 40 метров, вместо 20 по паспорту крепления, но никого, же не придавило, никого не убило. Разбитые полки и лестницы в восстающих выработках, наладим, починим. Канавки нет и в забое по колено вода, сделаем канавку. Не успели в трёх блоках сделать последнюю отпалку, сделаем завтра или послезавтра, обязательно. «Меня так не учили работать»,- говорю я. «Но ведь мы тоже окончили институт. И не первый год работаем». «Переписывать ведомость я не буду». «Это твоё последнее слово»? «Да». «На, почитай»,- говорит Вербицкий, протягивая мне листок бумаги. Я читаю докладную на имя главного инженера рудоуправления Зенина, в которой результаты замера, руководители шахты объясняют моим непрофессионализмом, отсутствием опыта и знаний. В докладной не просят, а требуют создать комиссию по результатам замера. «Исправляешь результаты замера, и я рву докладную», говорит Вербицкий. «Делайте так, как считаете правильным». Свободен, слышу я в ответ.
На другой день, главный инженер рудоуправления Зенин, приказывает выполнить повторный замер комиссией в составе: главного маркшейдера рудоуправления и маркшейдеров всех трёх шахт. Комиссию сопровождал главный инженер шахты Вербицкий. Все мои полевые журналы остались лежать в моей полевой сумке. Оставшись в отделе, я ещё раз проверил все свои вычисления, ошибок не было. Комиссия проработала в шахте на час меньше, чем я со своими рабочими. На другой день расчётами занимался сам Александр Мартынович. Составленную, заново ведомость, подписал главный маркшейдер и три маркшейдера шахт. В присутствии комиссии и руководства шахты сравнили обе ведомости, и поразились. Расхождений не было ни в метрах, ни в кубометрах. Ошибиться можно было, но не более, чем на 2%. Подвёл я Михаил Андреевича, но и мне теперь нужно быть очень и очень аккуратным, напрашивался, сам собой, вывод.
Маркшейдер, выполняет свои профессиональные обязанности, которым учили в институте. Передача дирекционного угла и отметки на любой горизонт шахты, задание направления выработке, нивелировка откаточных путей и водоотводной канавки, профилировка ствола, съёмка горизонтальных и вертикальных выработок и нанесение их на план, определение места выбойки вертикальных восстающих выработок на вышележащем горизонте. Ведение сводного плана поверхности и подземных горных выработок и так далее. Маркшейдер, административно подчиняясь начальнику и главному инженеру шахты, которые несут ответственность за выполнение плана, бракует, при месячном замере, находящиеся в проходке горизонтальные и вертикальные выработки, если крепление отстаёт от забоя больше, чем предусмотрено в паспорте выработки, если после отпалки в восстающей выработке сломаны и не восстановлены лестницы, полки. При отбойке блока выемочная мощность должна быть проектной. Отбитые лишние кубы бракуются, и бригаде за них зарплата не выплачивается, и в выполнение плана эти кубы не засчитываются.
Начальник смены, горный мастер организуют работу бригад и контроль в течение месяца, но убеждать рабочих могут только словами.
Маркшейдер, бракуя метры проходки и кубы, отбитой руды, наказывает рублём бригаду. После исправления брака, в следующем месяце, бригада получит свои деньги, но сегодня бригада осталась без премии, а шахта не выполнила план, и ИТР шахты тоже остались без премии. И виноват, получается, маркшейдер. Такова была логика руководителей шахты «Центральная».
Прошёл месяц и снова замер. На этот раз крепление в выработках отстаёт от забоя строго по проекту. В восстающих выработках все полки и лестницы в полном порядке, сечение и уклон водоотводных канавок соответствует паспорту. Начинаю считать отбойку руды в блоках. В двух блоках отбитая руда не дотягивает до плана. Рядом, молча, наблюдает за моими вычислениями, главный инженер. По его реакции, делаю вывод, что он ожидал, такой результат, именно в этих двух блоках. Сегодня он не шумит, не возмущается, а достаёт из верхнего ящика шкафа, стоящего за моей спиной, блоковую карточку, о наличии которой я даже и не подозревал. Этот блок, уже не первый год, находится в аварийном состоянии. В нём произошло обрушение висячего бока. Работы в блоке запрещены. Вербицкий подаёт мне блоковую карточку, произнося: « эти две бригады сами виноваты, но мы не можем второй месяц оставлять шахту без премии. Недостающие до плана кубы нужно показать в этом блоке, как результат самообрушения». «Но это, же не так»,- возражаю я, «и обманом заниматься не буду».
Он резко встаёт и уходит.
Маркшейдера занимаются обработкой своих замеров, рядом с каждым или начальник, или главный инженер. Им не до меня. И только Александр Мартынович, со своего трона внимательно наблюдает, что происходит в отделе. Нашу размолвку он замечает, но сохраняет нейтралитет, оставляя меня один на один с руководством шахты.
Раз или два раза в месяц, я точно не припомню, в кабинете директора Дарасунского рудоуправления, Вигдоровича В. Л. проводились совещания, на которых присутствовали начальники, главные инженеры, ст. геологи, ст. маркшейдера всех четырёх шахт, начальник и главный инженер обогатительной фабрики. Кабинет большой. Присутствующие усаживались на стульях, расставленных вдоль стен кабинета. У четвёртой стены стульев не было, но стоял огромный стол, за которым в кресле, сидел хозяин кабинета. Справа от него стояло ещё одно кресло, в котором еле помещался секретарь парт бюро рудоуправления. Фамилию секретаря не помню, но со слов моих старших товарищей, он уже несколько лет был студентом-заочником третьего курса Сталинградского пединститута. Весной 1961 года нас срочно пригласили на совещание. Директор сообщил, он только что вернулся с пленума обкома партии. Новый секретарь обкома основное внимание уделил плохой работе партийных органов на местах по выполнению постановления правительства. В этом постановлении жителям городов и рабочих посёлков было запрещено держать скот. Дарасун, шахтёрский посёлок, и мы обязаны выполнять решение правительства. Выступивший, секретарь партбюро заявил, что пример должны подать коммунисты. «У меня в руке», говорит секретарь, «список коммунистов, которые имеют коров. В этом списке два товарища, присутствующие здесь. Это Бескровный, начальник шахты «Восточная» и Багаев, начальник обогатительной фабрики. Мы даём вам срок неделю на решение вопроса. Вы должны выбрать или партбилет или корову». Я сейчас не помню, как этот вопрос решался с рядовыми гражданами посёлка. Вскоре, на лошадке, приехали родственники Багаева. Привязали коровёнку к телеге, и пошагала она с родного двора. Внуки Багаева и мой сын остались без молока. Молоком торговали на не большом рынке, и вдруг молоко исчезло. Не появилось оно и в магазине. Местная власть даже не пыталась исправить проблему. Наших маленьких детей сознательно лишили молока. Обсудив сложившуюся проблему, мы, молодые специалисты, обратились с письмом в областную газету «Забайкальский рабочий». Вскоре, все, кто поставил свою подпись, сидели в партбюро рудоуправления. Секретарь партбюро, размахивая нашим письмом, обвинял присутствующих в клевете. «Я сегодня побывал в магазине»,- произнёс он с таким пафосом, как будто вернулся из космоса,- «и ещё раз убедился, что все полки и витрины заставлены банками со сгущенным молоком. Чего вам ещё надо? Покупайте и кормите своих детей». Выслушать нас в партбюро не захотели, но намекнули, что сомневаться в правильном решении партии, ни кому не позволят. К слову сказать, сгущёнка была китайского производства, через год и она исчезла с прилавков наших магазинов.
По календарю считалось, что уже наступила весна, а у нас ещё лежал снег. Солнышко ярко светило, но зима ещё хозяйничала и на вершинах гор, и в посёлке. Вот в такой апрельский день, поднявшись на поверхность, приняв душ и переодевшись, я шагал со своими рабочими в сторону рудоуправления. Из динамика, висевшего на высокой деревянной опоре, звучала музыка. Вдруг музыка прекратилась, и голос Левитана заставил нас остановиться и прослушать до конца сообщение ТАСС. Первый в мире человек облетел землю за 108 минут. Этим первым космонавтом был наш русский, наш советский лётчик, Юрий Алексеевич Гагарин.
На следующий день я получил повестку из райвоенкомата. В течение двух суток мне предписывалось явиться в шилкинский военкомат. Как законопослушный гражданин, утром, на попутном транспорте, прибыл в Шилку. Не заходя к родителям, поспешил по указанному в повестке адресу. В небольшой приёмной встретил трёх институтских товарищей, приехавших с утренним автобусом. Поздоровались, обменялись мнением, и решили, что нас ждут военные сборы. Но почему понадобились военкомату молодые папы? Нашим детям, ещё, не исполнилось и года. Сидим. Ждём. Ближе к концу рабочего дня появился военком и нас всех пригласили в кабинет. Военком просит извинить, задержался в райкоме партии. Сегодня серьёзного разговора не получится, уже конец рабочего дня. Каждому выписывает направление в гостиницу. Завтра жду к девяти часам утра. На вопрос Вити Глазунова, о чём будет разговор, ответил, завтра всё узнаете. Мои товарищи пошли в гостиницу, а я поспешил к родителям. Мама, узнав, что я весь день просидел в военкомате и не позвонил, очень расстроилась. Я бы приготовила чего-нибудь вкусненького, нажарила бы пирожков. Не расстраивайся, мама, я не уезжаю, завтра снова в военкомат. Папу очень заинтересовал мой вызов к военкому. Он долго с кем - то перезванивался, и уже поздно вечером, заявил: - «вас всех забирают в армию, и не на сборы, а на службу». «Папа, этого не может быть. Зачем мы нужны армии, младшие лейтенанты – артиллеристы. Хрущёв, начиная с 1957 года, ежегодно сокращает армию. Ты, конечно, помнишь закон, принятый в январе 1960 года. Согласно этому закону армия сокращается ещё на 1200000 человек. Увольняют из армии кадровых офицеров. Некоторым до военной пенсии оставалось служить менее пяти лет. У нас недавно, на курсах бурильщиков, появились два курсанта в офицерской форме без погон. Оба закончили военные училища, прослужили по четырнадцать лет. Сейчас им нужно начинать с чистого листа». Мама, присутствующая при нашем разговоре, вдруг заявила: » да ваш Хрущёв самый настоящий вражина. Это надо же придумать, в Шилке запретить держать корову. Как хорошо зажили люди после войны. В каждом дворе корова, молоко, мясо. Хлеба вдоволь. На днях, заявились, две «прости господи», корову сдайте на мясо или продайте. Я им говорю, вы хоть знаете с какой стороны к корове то подойти, вы литовку хоть раз в руках держали. Они мне, добалтаетесь, у мужа партбилет отберут, и корову уведут. Да забирайте и мужа вместе с партбилетом. Я на его зарплату, 800 рублей, своих детей давно бы по миру пустила, если бы не корова. Благодаря хозяйству и, в первую очередь, корове, мои дети всегда сыты. Я пятерых вырастила, трое уже институт заканчивают. Государство присвоило мне звание « Мать Героиня». Ещё раз придёте, я вас встречу с вилами. Пока никто не приходит». Папа успокаивает меня: «не бери в голову, мать наша, большая выдумщица». Утром я отправился в военкомат. Вызывали по одному. Папа оказался прав. Нас действительно настойчиво, но очень вежливо приглашали сменить гражданскую одежду на военную форму. Беседуя с военкомом, я его спросил: « Вы, закончили училище»? «Да, я окончил Хабаровское артиллерийское училище и военную академию». «В училище Вас одевали, обували, кормили, и спать укладывали»? «Да»,- отвечает военком, - « ещё и стипендию платили». «А меня»,- продолжаю я,- «семь лет назад, вот в этом самом военкомате забраковали, не прошёл медкомиссию по зрению. А дома нас у мамы пятеро, ждать помощи не от кого. Но я очень хотел стать инженером. Мне повезло. Я поступил в горный институт. Пять лет жил на стипендию, скитаясь, три с половиной года, по квартирам.
Сейчас я и жена инженеры. Работаем по специальности. Растим сына, которому семь месяцев. Имею возможность помогать маме и сестрёнке, которая учится в Иркутске. Зачем я понадобился армии, которая ежедневно увольняет из своих рядов десятки офицеров, разрушая их жизнь, и почему вызвали именно нас». «Нам нужно призвать трёх молодых горных инженеров и горного инженера – маркшейдера», - ответил военком. «Вас рекомендовало руководство рудоуправлением, как наиболее способных». Нас отправили ещё подумать до утра. На другой день, возвращаясь на рейсовом автобусе в Дарасун, рассуждая, мы остановились на версии, что нервотрёпку нам организовал секретарь парткома за несогласие с его генеральной линией.
А, между тем, работа в шахте не прекращалась. Проходили выработки, бурили скважины, заряжали, взрывали, грузили руду и отправляли на фабрику. По результатам работы за третий месяц, все бригады и шахта в целом выполнили план. Всем ИТР полагалась премия. Но меня, в ведомости на премию, не оказалось. Воспитательный процесс начался. Моему возвращению из военкомата больше всех обрадовался Александр Мартынович. В тот же день он поручил мне выполнить предрасчёт ожидаемой ошибки при сбойке двух шахт №14 и «Центральной». Шахта №14 находилась западнее от посёлка. На значительном расстоянии от обогатительной фабрики. Сложный рельеф местности не позволил проложить узкоколейку от шахты до фабрики. Поэтому руду, с первого дня работы шахты, на фабрику возили в самосвалах. Вагонетки с рудой поднимались по стволу на поверхность. Из вагонеток, при помощи опрокидывющего устройства, руда попадала в бункер. Самосвал подъезжал под бункер, открывался люк, и руда сыпалась в кузов самосвала. С наступлением холодов руда в бункере замерзала, превращаясь в ледяную глыбу. Теперь, четверо рабочих с ломами и кувалдами, круглые сутки разбивали эту ледяную глыбу. На шахте №10 и «Центральной», вагонетки с рудой поднимались до горизонта штольни, а дальше отправлялись на обогатительную фабрику. Руководство рудника приняло решение, пройти капитальный квершлаг от устья штольни до шахты №14, по которому транспортировать руду с шахты №14. Для этого, в стволе шахты №14, в ста девяти метрах от поверхности нарезали новый горизонт, оборудовали рудный двор. Квершлаг, длиной 2423 метра, решили проходить с двух сторон одновременно. Предрасчёт ожидаемой ошибки, заставил, заново определить координаты подходных пунктов в районе штольни и шахты №14, от пунктов Государственной Геодезической сети, с применением теодолитов 10-и секундной точности. Выполнить ориентирование горизонта 109 метров. От Государственного репера были проложены нивелирные ходы 4-го класса к реперам, заложенным в районе штольни и шахты №14. Отметку на горизонт 109 метров передали длинномером ДА-2. Проходческие работы велись в три смены. Одновременно со стороны шахты «Центральная и шахты № 14. Место сбойки двух выработок пройденных навстречу друг другу отличить было невозможно. В плане, расхождение составило 4 сантиметра, а по высоте, 6 сантиметров. Такие результаты сбойки – это визитная карточка маркшейдера, знак качества его работы. Результаты сбойки привожу из «Листка ЦБТИ, №7 от апреля 1962 года, Читинского Совнархоза, под редакцией главного маркшейдера управления цветной металлургии Хаимчика М. Я. За эту работу я был отмечен в приказе по рудоуправлению, и награждён ценным подарком. Мои начальники тоже ходили с гордо поднятой головой, но камушек за пазухой, по отношении меня, продолжали держать. В этом я убедился, когда маркшейдера, оформив отгулы, за проработанное время в праздничные дни, поехали на мотоциклах в тайгу на три дня, с ружьями и удочками. Мне в отгулах, руководством шахты, было отказано. В праздничные дни, когда выдача руды прекращается, ствол отдаётся в распоряжение маркшейдерской службы. Мы занимаемся профилировкой стволов всех шахт и в новогоднюю ночь, и 1-го мая, и 7-го ноября. Мне, как самому молодому, доверяли стоять на крыше клети. Клеть по звонку опускалась на определённое количество метров, рабочий рулеткой определял расстояние от направляющего до стенки ствола, а я записывал эти цифры. Направляющих четыре. И от каждого берётся расстояние до двух стенок. Ствол глубиной 1000 метров. Интервалы между измерениями, допустим 10 метров. По стволу вода бежит ручьём. А в отгулах – «отказать». Мои коллеги своим видом, как бы говорили: «сам заварил», но вслух советов не давали.
Прошло два года после окончания института и мои друзья – товарищи уже работали начальниками смен, заместителями главного инженера и начальника шахты. Старшие коллеги стали заполнять отделы, созданного рудника, промежуточного подразделения между администрацией шахт и рудоуправлением. Вся тяжесть и ответственность в шахте легла на плечи молодых инженеров и техников. Редкая неделя проходила без несчастного случая. Когда в блоке, подготовленном для бурения, обрушилась кровля, придавив одновременно трёх шахтёров, заговорили о наличии горного давления. На шахте №10 и «Центральная» стали работать инженеры московского центрального научно – исследовательского горного института (ЦНИГРИ) и Всесоюзного научно – исследовательского маркшейдерского института (ВНИМИ). Младший научный сотрудник иркутского филиала ВНИМИ, мой институтский товарищ Ваня Емельянов, постоянно спускался вместе со мной в шахту «Центральная», устанавливая наблюдательные станции, и снимая показания, находясь в командировке по несколько месяцев в Дарасуне. Жил он у родителей, получая 2 рубля и 60 копеек в сутки и 120 рублей зарплаты. Эти копейки люди науки получали благодаря реформам Хрущёва. Ваню, я познакомил со своей землячкой Тамарой М., окончившей Иркутский медицинский институт. Распределилась в Дарасун, и уже завоевала авторитет у жителей посёлка. В школе я учился с её сестрой Людой, в параллельных классах, а жили мы на одной улице. Хорошая, порядочная, уважаемая семья. Ваня, уже отслуживший в Китае, поработавший в шахте. Пять лет, просидел над учебниками и конспектами, пока мы, его одногруппники, танцевали и веселились. Увидел в Тамаре подарок судьбы.
Рекомендаций от учёных пока не было, а «выстрелы» горной породы продолжались. Наш товарищ, Володя Шемелин, всего сутки был главным инженером шахты. В восемь часов утра он должен был появиться в первый раз в кабинете главного инженера, а в шесть утра, обрушившийся крупный кусок породы накрыл трёх шахтёров. Они, приготовив блок к бурению, направлялись к восстающей выработке, к выходу из блока. Смертельный несчастный случай. Володя, отстранённый от работы, два месяца находился под следствием.
Лето в Дарасуне короткое, и молодёжь стремилась на стадион. Почти каждое воскресенье продолжалось первенство по волейболу и футболу между шахтами. Скамейки, расположенные по периметру стадиона, всегда были заполнены болельщиками. Пьяненькие любители футбола, иногда, пытались помочь своей команде, выбегая на поле.
В этот день я сидел на судейской вышке, со свистком в зубах, изредка бросая взгляд и на футбольное поле. Вижу, как Андрюша Казённов, обняв за плечи, вежливо выпроваживает, выбежавшего на поле, Витягу, так все называли молодого проходчика с шахты «Центральная», Виктора Шабалина. Витяга, вскоре прошагал мимо волейбольной площадки, и скрылся за воротами стадиона. Волейбольная партия подходила к концу, когда в воротах стадиона снова показался Витяга. В накинутой на плечи ватной фуфайке, он прошагал в направлении футбольного поля. Я сразу почувствовал, что не просто так, в жаркий день, парень вернулся в таком наряде. Это один из приёмов отъявленных хулиганов. Под фуфайкой не видно нож, и в какой руке он находится. А Витяга, дошагав до кромки поля, устремился к центру, где, в это время, находилась группа футболистов и Андрюша. Спрыгнув с вышки, я бегом бросился за Витягой, криком предупреждая ребят об опасности. Подбегая, видел, как бандит, держа нож в левой руке, наносит удары в сторону Андрюшиного живота. Андрюша, защищался голыми руками. Обхватив правой рукой, удушающим приёмом, горло Витяги, я повалил его на землю. Подбежавший, следом за мной, институтский товарищ, Володя Дмитриев, помог, заломить руки, и повернуть бандита лицом в землю. Связав руки его же ремнём, оставили лежать рядом с окровавленным ножом. Разорвав майку, мы перетянули правую Андрюшину руку, чтобы остановить кровь. Ладонь представляла сплошную рану, а пальцы просто болтались на кусочках кожи. Втроём, бегом, мы побежали по направлению больницы. По пути, я заскочил в отделение милиции, и попросил задержать Шабалина. В больнице, молодой хирург Солдатов, выпускник Читинского мединститута, в нашем присутствии пришивал Андрюшины пальцы. Потерявшего много крови Андрюшу, оставили в больнице. Через месяц или два, судили Витягу. Я был единственным свидетелем происшествия. Остальная публика и футболисты, в момент попытки убийства, смотрели в другую сторону, и ничего не видели. Володя, находясь в отпуске, отдыхал на берегу Чёрного моря. Адвокат во всём обвинял Андрюшу. Его подзащитный только хотел попугать, а потерпевший сам схватился за лезвие ножа. Витягу приговорили к шести годам. Андрюша стал учиться, всё делать левой рукой, продолжая работать старшим геологом шахты.
В конце лета волейбольная команда выезжала в посёлок Первомайск. В отсутствии основного нападающего, двухметрового Гены Ванакса, пришлось расстаться с кубком района. Гена, с многочисленными ранами, полученными в шахте, лежал на больничной койке. После отпалки (взрыва) забоя, просчитавшись в количестве выстрелов, рано вышел из укрытия, и получил порцию кусков породы. Ползком добрался до штрека, под струю свежего воздуха. Наш ровесник, коллега по комитету комсомола, хирург Солдатов, набирался опыта, починяя травмированных шахтёров.
Короткое забайкальское лето заканчивалось. Моя тёща засобиралась домой. Светлана, оформив очередной отпуск, вместе с маленьким Борисом, решила проводить её. Обратно вернулась одна, оставив сына в Иркутске.
В начале ноября, в составе дарасунской делегации, участвовал в работе районной комсомольской конференции в Шилке. Комсомольцы были поражены, когда первый секретарь райкома, закрывая конференцию, вдруг закричал: да здравствует центральный комитет коммунистической партии Советского Союза во главе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым. «Приехали», пришли мы к единому мнению, возвращаясь в автобусе домой. С чем боролись на то и напоролись. В эти дни в Москве закончился 22-ой съезд, на котором была принята программа партии. Теперь нужно было программу довести до сведения трудящихся. И вот на каждой шахте, перед спуском, прежде чем ставить трудовую задачу бригадам, каждый начальник смены очередную раскомандировку должен начинать с чтения директив съезда. Начальниками смен в большинстве были молодые инженеры комсомольского возраста. В отличие от делегатов съезда, шахтёры ничего хорошего от хрущёвских реформ не испытывали. С приходом к власти Хрущёва, самого не грамотного и самого наглого большевика и правителя, шахтёрские льготы постепенно были отменены. Первый удар Хрущёв нанёс по шахтёрам и студентам горных учебных заведений 12 июля 1954 года, отменив форменную одежду. Через год Никита отменяет систему награждения шахтёров правительственными наградами за выслугу лет по подземному стажу. Теперь стали награждать наиболее отличившихся товарищей. Ещё через год выходит закон о пенсиях. Всем, отработавшим под землёй десять и более лет, была установлена одинаковая пенсия 120 рублей. Независимо от стажа – 10 лет или 20 лет под землёй отработал шахтёр, от категории шахты, от глубины разработки. 10-го февраля 1960-го года Хрущёв «замораживает» все надбавки ИТР на золотодобывающих горных предприятиях, «упорядочиваются» льготы Крайнего Севера и приравненных районов. Все, кто заработал надбавки до 10-го февраля 1960 года, будут их получать. Всем, кто только приступает к работе в шахте, никаких надбавок к окладу. В этот же год проходит сокращение шахтёрской зарплаты. В 1961 году уменьшаются в несколько раз выплаты за выслугу лет в конце рабочего года, и сокращается круг лиц на шахтах, кому эта льгота положена. После хрущёвских «упорядочений» от льгот, изложенных в постановлении Правительства в 1947 году на 63-х страницах, осталось только празднование Дня шахтёра в последнее воскресенье августа.
Вот в такой обстановке мы, молодые инженеры – комсомольцы, должны были знакомить шахтёров с программой КПСС, в которой утверждалось, что к 1980 году весь Советский народ будет жить при коммунизме. Убедить дарасунских шахтёров поверить в светлое будущее, не получилось. Люди вставали и с возмущением говорили, что до каких пор мы будем жить призывами и лозунгами. Раньше священники в церкви призывали наших стариков, наших родителей, терпеть и холод, и голод, обещая светлое будущее на том свете, а теперь им на смену пришли вы. Мы в курсе, говорили рабочие, что руководство рудоуправления, каждый раз, возвращаясь из Читы, с очередного совещания, выходя из вагона, и садясь в служебные машины, торопится не домой, а мчится в противоположном направлении. И только, загрузившись в Первомайске продуктами под завязку, поворачиваете в сторону Дарасуна. А дома, в магазинах, кроме свиной китайской тушёнки, никаких мясных продуктов давно нет.
После таких, и подобных речей, перед началом смены, снова, как и прежде, ставились только производственные вопросы.
Нас, молодых специалистов, хрущёвские реформы тоже заставили задуматься. Спускаясь ежедневно в шахту, выполняя одну и ту же работу, что и наши коллеги, зарплату получали в два раза меньше. Да и оклады инженеров, работающих под землёй, оказались одинаковыми на всей территории страны.
В Кадае, находящейся на самом юге Читинской области, моя зарплата участкового маркшейдера составила 1920 рублей. В Дарасуне, расположенном на севере области, работая старшим маркшейдером, я стал получать 2160 рублей.
Возвращаясь из отпуска, мои институтские товарищи доверительно сообщали, что их ждут на шахтах в центральной части страны, и в сентябре 1962 года они навсегда распрощаются с Дарасуном. Мне же предстояла работа на шахте №14. Стоило возвратиться Михаилу Андреевичу, совершившего турне по всей стране, как засобирался в отпуск Гена Горбунов. Неделю он водил меня по штрекам, квершлагам и восстающим выработкам, знакомил с погоризонтными планами и профилями. Шахта находилась в трёх километрах западнее посёлка. Каждое утро, в любую погоду, шахтёры пешком добирались до места работы. После смены, по этой же дороге возвращались в посёлок. Шахта новая, два действующих горизонта. Работать маркшейдеру, намного легче, чем на «Центральной». Мы только что закончили проходку капитального квершлага, соединившего эти шахты. В процессе сбойки мне приходилось принимать участие и в ориентировании горизонта 109 метров шахты №14, и в передаче отметки на этот горизонт, и в проложении контрольного теодолитного и нивелирного ходов за 50 метров до сбойки. Поэтому времени было достаточно для знакомства с руководством шахты. Начальник шахты, несколько лет проработал во Вьетнаме. После возвращения на Родину, управление цветной металлургии Читинского Совнархоза, направило его в Дарасун, дорабатывать до пенсии. Руководил шахтой №14 второй год. Возглавив шахту, сменил главного инженера. Старший геолог шахты, по фамилии Мороз, одновременно возглавлял партбюро. Старший маркшейдер, Гена Горбунов. Каждая шахта имеет утверждённый рудоуправлением план на весь год. В соответствии с ним составляется план на каждый текущий месяц. Если возникнет необходимость внести в план, какие – либо изменения, делается это только с разрешения руководителей рудника. В плане перечислены все выработки, которые предстоит пройти. Указываются блоки, которые должны быть подготовлены к отбойке. Блоки, в которых выполняется отбойка, и блоки, из которых руда будет поступать на фабрику, с известным содержанием металла (золота) в каждой тонне руды. Каждый ИТР знаком с этим планом и обязан следить за его выполнением. Маркшейдер, выполняя свои профессиональные обязанности, является ещё и государственным контролёром, нередко, вступая в конфликт с руководством шахты. Мои хорошие отношения с начальником и главным инженером шахты испортились на другой день после месячного замера. Перед спуском в шахту, я получил, подписанный главным инженером, список выработок, подлежащих замеру. В этом списке значилась разведочная штольня. Штольня – это горизонтальная горная выработка, имеющая выход на поверхность, и со стволом шахты никак не связана. Разведочная штольня пройдена несколько лет назад по очень твёрдым породам, без крепления. Не встретив ни одной золотосодержащей жилы, работы в штольне были прекращены. Вспоминали про штольню, когда план по отбойке руды, под землёй, срывался. Тогда ставили бригаду в штольню, Обуривали кровлю, заряжали шпуры и взрывали. Двигались от конца штольни в сторону устья. Взорванную породу не убирали. Бурили и взрывали столько, сколько необходимо было до выполнения месячного плана. Выполнив съёмку, и подсчитав отбитые кубы, я показал их в графе «брак», не засчитав в выполнение плана. Разразился скандал, дошедший до руководства рудоуправления. Директор был уволен, главный инженер понижен до мастера смены, ст. геологу шахты объявлен строгий выговор. Рабочие, естественно, получили за свой труд зарплату, а отбитая пустая порода, наверное, до сих пор лежит, завалив, проложенные вдоль штольни, километры рельсов. Разговаривая с геологом, я его спросил, почему каждый раз, когда отбивали, пустую породу, он подписывал замерную ведомость, лучше всех, зная, что ни грамма золота, в отбитой породе нет. Тебе проще, отвечал Николай Мороз, тебе терять нечего, Отработаешь свои три года, и можешь катить на все четыре стороны, страна большая, рудников много. А мне есть что терять. У меня заработаны все льготы. Мои надбавки в разы больше твоей зарплаты. И я отсюда никуда. И не в каких конфликтах с руководством шахты принимать участие не буду. Действительно, заработанные льготы, привязывали рабочих и ИТР к шахте, к посёлку.
В профкоме каждой шахты можно было подать заявку на приобретение легкового автомобиля, мотоцикла. Ждать приходилось недолго. Каждый желающий в течение года оформлял покупку. Волга Газ-21 стоила 39 тысяч рублей. Машины не пользовались спросом, из-за отсутствия дорог. Шахтёры приобретали, в основном, мотоциклы с коляской. Кругом тайга. Море ягод, грибов, только не ленись собирать. Одни рыбачили, другие охотились. С дровами тоже проблем не было. Овощи выращивали шилкинские китайцы, привозили и продавали на местном базаре. Желающим, провести отпуск в санатории или на курорте, профком предоставлял путёвки по очень низким ценам, а чаще бесплатные.
После того, как Хрущёв, продолжая бороться с мёртвым Сталиным, вынес его тело из мавзолея, эта борьба докатилась и до Дарасуна. В первых числах ноября к нам, в отдел, заявился Богомяков, начальник отдела кадров и спецчасти. Молча, прошагал к столу Александра Мартыновича, намереваясь снять со стены портрет генералиссимуса. Все присутствующие выразили своё возмущение. Богомяков ушёл. Утром, когда мы пришли на работу, на месте портрета торчал только гвоздь. В сквере, около рудоуправления, на деревянной тумбочке, стоял гипсовый бюст вождя. Его было видно из окна нашего отдела. Не обнаружив портрет, мы подошли к окну. Рядом с тумбочкой валялись осколки от разбитого бюста. Так же, как и в Москве, с мёртвым Сталиным расправлялись под покровом ночи.
С новым руководством шахты у меня сложились нормальные отношения. Всё шло хорошо, пока не возобновили проходку квершлага, на одном из горизонтов. Работы в нём были прекращены перед уходом Гены Горбунова в отпуск. Первый же замер показал, что 15 метров были засчитаны раньше, авансом. Конфликт был мирно улажен. Так как в квершлаг вернулась бригада, работавшая до остановки работ, и признавшая факт приписки.
Я уже писал, что спортивного зала в посёлке не было. Зимой, после работы, ставили два стола в коридоре рудоуправления, натягивали сетку, и играли в настольный теннис. Однажды, возвращаясь после игры, домой, в темноте услышал крик: «помогите». Бросился на крик. Вижу, как мужик штакетиной лупцует лежащего на снегу человека. Ввязался. Штакетину отобрал. Нападающему заломил руку так, что он взвыл от боли. Пострадавший, кое-как поднялся, и я узнал врача поселковой больницы. Порядочного, культурного человека. При ходьбе он очень прихрамывал на одну ногу. Хулигана я тоже узнал. Это был проходчик с шахты №14, по фамилии Степанов. Сопроводили мы его с врачом до милиции. Пока врач писал заявление, Степанова, от выпитой водки, развезло, и он начал буянить. Милиционеры связали бузотёру ноги и, связанные за спиной руки, привязали к ногам. В таком положении перевернули на живот. Картина была не приятная, но жалости к Степанову не было, ни у меня, ни у доктора. Протрезвевший Степанов был осуждён на 15 суток. Моя работа на шахте №14 подходила к концу. Уже вернулись из путешествия по стране Гена с Галей. Целыми днями они рассказывали, что вода в Чёрном море намного теплее, чем в Балтийском, а фрукты сладче и дешевле в Ташкенте, чем на Украине. Гену, впервые же дни, посвятили в события, разыгравшиеся на шахте, но со мной, на эту тему, он даже не пытался заговорить. Вскоре, я уже ходил каждое утро, в противоположном направлении.
На шахте «Восточная» встретили меня с любопытством, но уважительно. Запомнился надолго только один не приятный случай.
Нужно было выполнить съёмку блока, в котором временно работы были приостановлены. Со мной два рабочих. Из инструментов только шнур, рулетка и полукруг. Чтобы попасть из восстающей выработки в блок, рабочие вырезают в креплении окно, в сторону блока. Через это окно пропускают шланги, доставляют перфораторы, взрывчатку и т. д. Мы измеряем расстояние от головки рельса до гвоздя, который первый рабочий успевает забить в верхний венец крепления окна. К этому гвоздю прикрепляем один конец шнура. Растягиваем шнур вдоль блока, по направлению центрального ходка. Центральный ходок-это вертикальная выработка, которая крепилась посередине блока, по мере его отбойки. Поэтому выхода на верхний горизонт он не имел. Второй рабочий, держась за второй конец шнура, натягивает его. Я вешаю на шнур полукруг. И командую второму рабочему поднять или опустить шнур, пока он не займёт горизонтальное положение. На этой высоте рабочий забивает гвоздь и привязывает к нему конец шнура. На шнуре, через каждые два метра, завязаны цветные узелки. Из полевой сумки достаю абрисный журнал. Делаю карандашный рисунок. Возвращаюсь к первому рабочему. Вручаю ему рулетку, и приступаем к съёмке. Рабочий от каждого узелка делает промеры: влево, вправо, и до кровли. Я записываю цифры у соответствующего узелка в абрисном журнале. Ширина блока не более 90 сантиметров. Не прошли мы ещё и половины, как послышался шум падающей руды. Распирайся, крикнул я рабочему, и сам упёрся руками и ногами в бока блока. И в этот момент руда пошла вниз, образуя глубокую воронку. Мы стояли в метре друг от друга, лицом к лицу. Спускайся вниз и зови на помощь, сказал я второму рабочему. Не шевелись и не смотри вниз, посоветовал я первому рабочему. Стоять пришлось долго. Рабочие появились и в ходке, и в восстающей выработке. С двух сторон стали крепить распорки, а на них укладывать доски. Держитесь, кричал нам мастер. Спустившись вниз, стали разбираться.
Оказалось, что вывалившиеся большие куски руды застряли между стенками блока. Под ними всю руду выпустили, а на них сверху лежала руда, на которой мы и стояли. Шахтёры такое состояние руды называют «кумпол». Рабочие, по этой причине, два дня назад прекратили работу в блоке. Молодой мастер, которого я предупредил, что будем снимать блок, был не в курсе. После этого случая, перед спуском в шахту, я брал письменное разрешение, за подписью главного инженера, на выполнение съёмок в выработках.
На шахте №10 мне не пришлось поработать.
Но успел познакомиться с работой изыскателей Читинского института «Цветметпроект». И не только познакомиться, а представлять «заказчика», Дарасунское рудоуправление, в приёмке, изысканной трассы автодороги Вершина Дарасуна – рудник Усугли, протяжённостью около 60 километров. Начальник партии, Куликов Паша, частый гость отдела, узнав, что акт будет подписывать Борисовец, отложил сдачу ещё на неделю. Работа изыскателей тоже тяжёлый труд, но, на свежем воздухе. Думаю, дорогу построили, так как был заключён контракт на поставку плавикого шпата в Японию.
Перед отъездом из Дарасуна, мне ещё раз, вместе с дарасунскими маркшейдерами, пришлось посетить рудник Усугли. Три дня мы занимались ориентировкой горизонтов и передачей отметки на горизонты. По окончании работ, руководством шахты, в нашу честь, было организовано застолье. На этом прощальном обеде выяснилось, что я не пью водку, а предпочитаю сладенькое сухое вино. Все присутствующие, весь вечер меня, можно сказать, жалели. Все пытались убедить, что каждый человек, за свою жизнь выпивает положенную, свыше, норму. Поэтому пить нужно регулярно, иначе в зрелые годы придётся навёрстывать, и можно, запросто и преждевременно, сгореть.
Жизнь доказала, что мои старшие товарищи и коллеги были не правы.
Света, работая сменным мастером, за смену поднималась и спускалась, по лестницам фабрики, по несколько километров, будучи беременной. Заработала болезнь сосудов, тромбофлебит. Врачи запретили работать на фабрике. В трудовой книжке записано: «уволена по семейным обстоятельствам». Почему такая запись, не знаю. Она бедная, с тех пор, живёт с больными ногами, и не зарастающими ранами. Света, не доработав несколько месяцев до трёх лет, покидает Дарасун. В Иркутске её ждёт сын. Я остаюсь дорабатывать, оставшиеся месяцы. Ваня решительно настроен, сделать предложение Тамаре. В Иркутске, где находится филиал «ВНИМИ», жилья не предвидится. И мы постепенно, дипломатично начинаем обрабатывать Александра Мартыновича, чтобы Ваню приняли маркшейдером на моё место. Так всё и произошло.
Расставался с Дарасуном я спокойно, без сожаления. Александр Мартынович в прощальном слове поблагодарил меня за честность и принципиальность при выполнении своей работы. И особенно его порадовало, что я заставил руководителей шахт с уважением относиться к маркшейдерской службе.
Когда моему любимому сыну исполнилось пять лет, я свозил его в Дарасун. Показал посёлок, обогатительную фабрику, подводил к стволу шахты, заглядывали в штольню.
На этом снимке Ваня, его мама, жена Тамара, Света, а на мотоцикле Борис. Через несколько дней, после получения аттестата зрелости, мы летели с ним в Москву сдавать вступительные экзамены. В 1977 году в СССР три высших учебных заведения проводили вступительные экзамены с 5-го июля: МГУ, МФТИ и МИФИ. Борис выбрал МИФИ. После окончания, которого, мой сын живёт и работает в Москве.