Не ссы в нору зверя
---------
Должен вам признаться, что я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете. И по национальности - тем более. Извините, если моя история покажется вам слишком литературной, но хочется, чтобы было красиво написано.
В тысяча девятьсот девяносто, каком-то там, году, когда я жил еще в Минске. Раз в месяц случалось ездить на восемнадцатом автобусе в Новинки, сдавать кровь. Тогда нормально платили, кормили бесплатно и давали два дня отгула, которые можно было приплюсовать к отпуску. Я молодой, здоровый был. Двести пятьдесят грамм им отливал, хоть бы что. Кроме этих двухсот пятидесяти, они у меня брали еще пятьдесят, говорили, что на анализы. Я понимал, куда идут, эти дополнительные пятьдесят, но молчал, не хотел залупаться. Потому, что сколько они там с тебя сцедили ты все равно не докажешь, а выкинут из платной группы и останешься без денег. Тем более, что мужики, такие же как я доноры, подсказали мне хороший метод восстановления. Уже на обратном пути я выходил на Щедрина возле продуктового, покупал и сразу же выпивал бутылку крепленого красного вина ноль пять, семнадцать градусов.
Кровь они конечно проверяли, чтобы каких-нибудь наших болезней себе не занести и, однажды, во время такой проверки, нашли у меня рак простаты. Дали направление на Боровляны. Там посмотрели, поковыряли чего-то у меня в заднице и молодой врач-ординатор так мне прямо все и сказал:
- Четвертая степень, метастазы в кости, помочь ничем нельзя. Врачи вас будут только мучать. Конечно, можно продлить, но у наших особо помощи не ждите, у нас даже обезболивания приличного нет. Если есть деньги, езжайте умирать за границу.
Почему он решил, что у меня есть деньги. По мне было хорошо видно, что денег-то у меня нет. Была, правда приватизированная хрущевка на Волгоградской, где гастроном, которая досталась от матери. Я ее сдавал сухумским грузинам, а сам жил по разным бабам. Но ту квартиру, единственное мое имущество, сожрало бы лечение в каком-нибудь Израиле за два месяца. Короче, решил я раздобыть денег. Но не воровать же. Тем более, что воровать я так и не научился. Пошел, как дурак в банк. Почему дурак? Да потому, что должен был понимать, что в банке сидят такие же, что из нас кровь сосут, только в экономической форме. Вышла ко мне молодая манагерша, высокая блондинка, сами понимаете, кто ее трахает, дала анкету. Я заполнил, она взяла листок и пошла за перегородку. Слышу, они там смеются. Я сразу понял, над кем. Надо мной смеются. Я даже дожидаться не стал, только взял у нее из пачки на столике американскую сигарету и пошел на улицу, свое душевное состояние перекурить. Сижу на ступеньках, подходит ко мне штымп – чернявый, полный рот золотых зубов и спрашивает:
- Что, Вован, деньги нужны? Я даже и не удивился, откуда он знает, как меня зовут.
- Да, - говорю, - кому они не нужны.
- Сколько?
А я так нагло говорю ему:
- Миллион долларов.
Он оглядел меня с ног до головы и говорит:
- Миллиона ты не стоишь. Сколько тебе лет?
- Сорок пять уже.
- Чем занимаешься?
- Да, всем.
- Судимость есть?
- У кого ее нет.
- Национальность?
- С этим все нормально, - говорю- неужели не видно.
- Могу дать тысячу долларов.
- За что?
- За тебя.
- За душу, что ли?
- За всего тебя.
Тысяча долларов для меня тогда была большая сумма. Я походу и согласился:
- Что подписывать?
А он говорит, что подписывать не обязательно. Пойдем в одно место, там скажешь, что согласен и этого достаточно.
Я ему говорю:
- Мое имя ты знаешь, а как тебя зовут?
Он отвечает:
- Виктор. Но руки не подает.
Я говорю:
- Очень приятно.
- Чего тебе приятно, - говорит он и улыбается и я, сидя на крыльце, глядя ему в рот снизу вверх, вижу, что зубы у него совершенно никакие не золотые, а рандолевые и понимаю, что для золотого блеска каждое утро он должен начищать свои зубы пастой НЭДЭ.
Место это оказалось зданием из силикатного кирпича на углу Черняховского и Волгоградской.
Раньше там шалман был, всякая нищебродская публика в квартирах проживала. Примусы в коридорах, общественный сортир на десять индивидуальных кабин. Бывало, когда мы еще пацаны были, ждешь пока молодая баба зайдет в кабину, займешь кабину рядом и слушаешь, как она там все делает. Такая музыка. А когда всех по хрущевкам расселили, туда заехала номерная организация. Филиал завода Ленина. А с перестройкой, стали сдавать помещение под бизнесы.
На входе сидел охранник, который, видимо хорошо знал этого Виктора, потому что беспрепятственно пропустил нас вовнутрь. Что меня поразило, так это явное несоответствие небольшого двухэтажного строения из силикатного кирпича снаружи, огромному помещению изнутри.
- Вам к кому? - спросил баскетбольного вида негр в костюме с биркой на лацкане.
- K Изергиль, - ответил Виктор.
- Нихуя себе, у вас здесь негры работают, - сказал я.
- Так нельзя говорить – «негр», поправил меня Виктор.
- А как?
- Африкан-армениан.
- Армянин что ли? – спросил я.
- Да *** их здесь разберет, - буркнул Виктор.
- Семнадцатый этаж, - показал на дверь лифта негр.
- Знаем, - ответил Виктор, - не первый раз.
Было видно, что этих африкан он недолюбливал.
- Как семнадцатый? - спросил я у него уже в лифте. - Здание всего двухэтажное.
- Поменьше задавай вопросов, - ответил тот.
Когда он нажал кнопку, лифт не пошел наверх, как я ожидал, а рухнул вниз.
- Преисподняя, что ли, черти? – спросил я у Виктора.
- Какие черти, - сказал он, - двадцатый век.
- А кто?
- Какая тебе разница.
- Ух, бля, какая росомаха! - невольно вырвалось у меня, когда я увидел эту Изергиль. Признаюсь, есть у меня половое тяготение к женщинам этой нации.
- Ты привяжи метлу, сказал Виктор. - Она этого не любит. – Вот, Раиса Львовна, выразил согласие, можно сразу оформлять, - сказал он, обращаясь к молодой очень красивой еврейке.
- Ну, ты, Короткий, даешь, третий сегодня. Где ты их берешь, - сказала таким приятным бархатным голосом эта Раиса Львовна, что у меня мурашки побежали по коже и зашевелилось в штанах.
- Места нужно знать, - сказал он и подмигнул мне.
- Виктор разъяснил, что от вас требуется? – обратилась она ко мне.
- Типа, душа и тело.
- Где-то так, - сказала она.
- Заберете себе что ли?
- Нет. Ваше мы оставляем вам. С вашего разрешения, мы снимем только ваш молекулярный образ.
- А без разрешения?
- Без разрешения субъекта снимать образ запрещено, - сказала Раиса Львовна.
- A как я сам? – ляпнул я зачем-то, плохо соображая, потому что стоял и смотрел как шевелятся у нее губы, крашенные помадой, которой они любят пользоваться.
- Что там у товарища? - спросила Изергиль у Виктора.
- Год, плюс-минус пару месяцев, - ответил Виктор.
- Сами понимаете, - сочувственно улыбнулась она и пожала плечами.
- Зачем мне это нужно, чтобы с меня снимали копию?
- Виктор должен был вам сказать. Вы получаете денежный бенефит..., она посмотрела вопросительно на Виктора. Он что-то показал у меня за спиной...
...тысячу долларов США.
Она сделала какое-то действие у себя на столе, развернулась на стуле к принтеру, откуда в лоток друг за другом пошли стодолларовые купюры.
- Фальшивые. Я и сам могу такие напечатать, - сказал я.
- Нет, это оригиналы. Просто система позволяет мне обналичивать нужную сумму с молекулярных копий, которые хранятся в банке.
- Тут я начал кое о чем догадываться.
- С меня тоже будете распечатывать?
- При необходимости да.
- Я плохой оригинал. У меня рак, - сказал я из интереса, чтобы услышать, что они ответят.
- Это поправимо, - спокойно сказала Раиса Львовна.
- Вы лечите рак? – удивился я.
- Не лечим, а вносим исправления. В образ.
- Значит я умру, а он, моя копия, будет жить вместо меня?
- Нет, не вместо вас. Сам по себе, своей собственной жизнью. Ваша линия жизни уникальна. Использование ее, после того, как она будет закончена, запрещено законом.
- Где это такие законы? Что-то я раньше никогда не слышал...
- Ты много чего не слышал, - сказал за моей спиной Виктор.
Ах, ****ь, - подумал я. - Теперь я понимаю, кто вы такие.
- А что вас так смущает? - спросила она. - Вот Виктор – копия.
- А оригинал где? – спросил я.
- Его оригинал умер в тюрьме много лет назад.
- А африкан-армениан там на входе?
- И африкан копия.
- И ты копия?! – воскликнул я, указав на Ларису Львовну пальцем.
- Ты давай не тыкай, - сказал Виктор зло.
- Да пошел ты вообще нахуй, - сказал я, обернувшись к Виктору.
Он среагировал мгновенно:
- Нахуй твоя жопа хороша.
- Виктор, - сказала ему Изергиль с укоризной, - я же вас просила.
И уже мне с явным неудовольствием от того, что разговор так затянулся:
- Нет, я - оригинал.
- Ты кончай этот базар, - опять вмешался Виктор, - я же тебя предупреждал.
Тут меня понесло и я сказал:
- Я не согласен, чтобы с меня снимали копию.
- Почему? спросила Изергиль.
- Есть люди, которым не нравится когда их фотографируют, а я терпеть не могу, когда с меня снимают молекулярную копию.
- Может быть вас не устраивает размер гонорара. Я думаю, что Виктор неверно определил вашу ценность. Полагаю, что сумма может быть увеличена в два раза.
- Что вы за люди такие. Все хотите купить, - сказал я ей.
- Хорошо, - сказала Раиса Львовна Изергиль, - сто тысяч долларов США.
- Да хуля мне ваши сто тысяч. Я даже не смогу их прожить за год, что мне остался.
- Миллион вас устроит? - спросила Раиса Львовна. Больше вам за ваш образ, извините, никто не даст.
- И здесь, не знаю почему, я сказал:
- Пацан в жопу не ****ся. Светлана не целуется. Молекулярный образ русского человека не продается
- Какая еще Светлана? - спросила Изергиль.
- Так параша в тюрьме называется, - пояснил Виктор.
- Не понимаю, чего вы хотите? - спросила Раиса Львовна.
- Чего я хочу, моя девочка. Трахнуть тебя в сраку!
- Что значит трахнуть в сраку? - спросила Изергиль.
- В дупу, - уточнил я.
- Не понимаю, - сказала Изергиль.
Виктор подошёл и прошептал ей что-то на ухо.
Глаза Раисы Львовны Изергиль потемнели от гнева, она посмотрела мне в лицо и сказала негромко:
«Не ссы в нору зверя».
Видно это был у них такой пароль, потому что в тот же момент Виктор подскочил и ударил меня кулаком в голову. Я зашатался, упал и потерял сознание.
Пришел в себя в своей лавке на Брайтоне. Домик у меня в Статен Айленде, машина Хонда Пайлот, жена, дети, собака. Миллион долларов на счету в Сити банке. Все меня любят и уважают. В кармане драйвер лайсенс с моей фотографией на имя какого-то Рабиновича.
А как же рак? - спросите вы.
- Никакого рака. А самое главное, до сих пор не знаю, копия я или оригинал.