* * *
Пока мы поднимаемся по лестнице, ждем автобус, сажаем фиалки, в наших головах совершенно самостоятельно рождаются и живут разные мысли, напрямую никак не соотнесенные с тем, что мы делаем. Например, можно гладить полотенце и думать об Андерсене. Или чистить картошку и вдруг обнаружить внутри себя строчки: «Пока вас не было в Париже, мы разгоняли облака…» Но самое замечательное заключается в том, что мысли, как выяснилось, никуда не уходят. Они заселяют голову и спокойно ждут своего часа. Час настает – и они, соблюдая строгую очередность, не толпясь и не толкаясь, плавно выливаются на лист. Это и есть счастье человека пишущего.
* * *
Парадоксально, но факт: благополучие не дает ни строчки. Жалко ему, что ли? Когда наступает в жизни полоса уравновешенности и умиротворения, душа умолкает. Ей нечего сказать. По ровной дороге идут молча.
* * *
Трудно не согласиться с тем, что главное условие счастья в нас самих; но, чтобы это условие стало собственно счастьем, нужен еще кто-то.
* * *
Одна знакомая улитка сказала мне по секрету, что люди, как правило, невнимательны и эгоистичны. Они хоть и смотрят под ноги, но лишь потому, что опасаются вляпаться в грязь, а совсем не потому, что боятся наступить на бедных улиток.
* * *
Есть такие люди, которые всегда ищут повод быть недовольными. И всегда находят, и будто радуются этому. Ведь главное – обрести желаемое.
* * *
Человек, который слишком требовательно относится к другим и не слишком требовательно к себе, остается один.
* * *
На сколько частей можно поделить себя, свое время, свою жизнь? И будут ли равноценны эти части? И что останется от жизни? И не послать ли всех очень далеко? Наверно, умный человек так и сделал бы. И остался бы один – со своей неразделенной жизнью.
* * *
Из всего можно сделать выводы – из ошибок, поражений, неудач. Из счастья – нельзя.
* * *
Сорока сказала вороне, что проку нет в царской короне: никто подчиняться приказам не хочет – ни с первого раза, ни даже с раза второго. Сказала сороке ворона: тиранов загубят пороки, тираны всегда одиноки, и их ожидает забвенье, и их проклянут поколенья не знавших почтенья потомков, сидящих на куче обломков.