г. Штутгарт, Федеративная Республика Германия,
2 июня 1976 года
Серое, мрачно-блеклое небо от горизонта до горизонта было покрыто густыми кучевыми облаками, словно пуховое нестиранное одеяло было аккуратно накинуто на кровать. Моросил вялый, но не желающий заканчиваться дождь, и прохожие нервно стремились укрыться от его пронзающих капель. Под парковыми скамейками и в низинах быстро возникали обширные лужи, струями вытекая на улицы и мутными потоками стекая в канализационные люки.
Николас уверенно вёл свой Mercedes-Benz W123 сквозь потоки машин. День медленно, но верно подходил к концу, и спешащих домой, в уют и покой водителей становилось всё больше. По радио играла очередная песня новоиспечённой группы Boney M (кажется, какие-то весёлые негры с Ямайки), и он, сохраняя невозмутимое выражение лица, покачивал головой в такт припеву.
Автомобиль был им куплен совсем недавно – ещё в конце апреля, и на данный момент Николас мог уверенно сказать, что этот выбор был сделан верный. Потраченные деньги стоили тихого, но мощного мотора в 2,5 литра, исключительно комфортных кресел и удобного в обращении руля, который специально по его просьбе был покрыт лаком. Николас всегда следил за своим автомобилем – в частности, отправлял на мойку каждую неделю, где его не только чистили, но и покрывали воском. Как всегда, при покупке был выбран седан чёрного цвета. Внутри «Мерседеса», на переднюю панель рядом с сидением водителя, он прикрепил серебристый значок «007», который он на радостях приобрёл после просмотра очередного похождения Роджера Мура в роли Джеймса Бонда.
Николас был в прекрасном расположении духа. Он ехал в гости к отцу, в его семейное поместье, а буквально через неделю ожидалась его вторая командировка в Персию, на очередные переговоры. И второй раз он встретится с ней.
Прошёл год со времени их последнего разговора. Будучи человеком последовательным, Николас не терял «нить» контактов, связавших их ещё в те майские дни. Все эти месяцы они регулярно переписывались: он «телеграфировал» ей о своих успехах на работе, рассказывал про очередную прочитанную книгу или просмотренный фильм; она, в свою очередь, рассказывала про свои светские рауты, очередные мероприятия Фонда Пехлеви и свои деловые (и не очень) поездки по стране.
Николас полагал, что отец, который находился, по собственным словам, на пике своей политической и бизнес-карьеры, был им доволен. За последний год Николас трижды выезжал за пределы Германии по делам концерна – в Чили, Соединённые Штаты (где приобрёл флаг Конфедерации, кружку с эмблемой Республиканской партии и значок с надписью «Reagan 1976») и Великобританию.
И трижды его командировки увенчались успехом. Наибольшее впечатление произвело на него поездка в Чили, где Николас не только посетил несколько крупнейших городов страны, но и удостоился встречи с представителями военного режима. Прошло уже полугода, а перед его глазами, словно наяву, стоял образ подчёркнуто доброжелательного генерала Густаво Ли, предельно ироничного адмирала Мерино и спокойного, словно бронзовый монумент, генерала Аугусто Пиночета. Персонально от себя (а также от своего отца) Николас подарил генералу экземпляр «Политики» Карла Шмитта, на форзаце которой своим изящным почерком вывел «С искренними пожеланиями личных и политических успехов от семейства Альтенбергов».
Два прочих вояжа – в Туманный Альбион и «Страну свободы» – бесспорно, показались Николасу примечательными, однако в обоих случаях переговоры проходили с «второстепенными», на его взгляд, личностями, да и сам график командировок значительно ограничивал возможности его свободного времени. Уже хорошо, что удалось сгонять на пару часов из шумного и суетливого Вашингтона в тихую и спокойную Вирджинию да посмотреть, что же это такое – «Dixieland».
Сейчас же он ехал в родное поместье Тифенброн на семейный ужин. Эта традиция практиковалась у Альтенбергов уже давно – как минимум, раз в месяц, а иногда даже чаще все ближайшие родственники собирались в поместье Матиаса, который являлся представителем старшей ветви рода, и которому по праву принадлежала роль хозяина этих собраний. Иногда приезжали более дальние родственники – тётушка Виктория (которую дед Мартин, убеждённый англофил, назвал в честь британской императрицы), дядя Людвиг, кузены Клаус и Иоахим, кузины Ирэна, Алиса, Фредерика и Кристина. Обсуждали семейные дела и всяческие новости, играли в бильярд, пили вино из личных погребов Матиаса. Семейство Альтенбергов было дружным, и атмосфера на подобных застольях всегда была тёплой.
Периодически, правда, Николас подвергался лёгким «подколам» – в основном, со стороны женской «половины» семейства, которые касались его нынешнего статуса как «холостяка». Отец и кузены заступались за него, и хохот долго не сходил со стола. Самому же виновнику всеобщего веселья это периодически начинало надоедать. «Хорошо бы с твоей будущей женой познакомиться», «Я буду рада увидеть внуков – наследников нашей семьи» – такими были обыденные высказывания, которые его мать Изабелла произносила с присущей ей ехидной ухмылкой.
Николас гордился своей семьёй. Отец олицетворял в его глазах твёрдость характера и целеустремлённость, обширный кругозор и расчётливый ум, честь германского офицера и способность добиваться поставленных задач, какими бы сложными они ни были. Мать символизировала женское изящество, утончённость настоящей аристократки, хозяйственность любящей супруги и хитрость «светской львицы». Родители были для него образцом для подражания, но, как и всякий сын, в будущем Николас планировал превзойти их в том, что он называл «жизненным успехом».
Город остался позади. Дорога из гудящего шоссе превратилась в широкую трассу-автобан. Николас вдавил педаль газа и приоткрыл окно. Дождь закончился, а первые отблески заходящего солнца – словно по мановению волшебной палочки – пробудили в нём летнее воодушевление. Всё-таки, подумал он, погода может сильно влиять на настроение человека. Наверное, это даже к лучшему.
Машина свернула с шоссе и выехала на небольшую ухоженную дорогу, тянувшуюся вдоль аккуратно посаженных деревьев. Не считая придорожных посадок, вокруг были сплошные поля, и Николасу это очень нравилось. Он любил красоты германской природы, а в особенности – бескрайние поля и горные хребты. Снова поворот направо – и вдалеке показался гордо стоящий каменный трёхэтажный особняк, выстроенный в неоготическом стиле. Родовое имение Тифенброн, принадлежащее Альтенбергам с 1845 года.
***
– Ники, а вот и ты! Как же я рада тебя видеть!
Сияющая стройная женщина с аккуратно уложенной светлой шевелюрой вышла из-за массивных дубовых дверей и спустилась по лестнице. За ней размеренно вышел статный мужчина в бежевом костюме с тёмно-синим галстуком. Его уже начинающие седеть волосы всё ещё «отливали» благородным тёмно-каштановым цветом, а в руках дымилась сигара.
– Здравствуй, mama. Я соскучился, – тихо сказал улыбающийся Николас, поцеловав мать.
С отцом они обменялись крепким рукопожатием, после чего последовало краткое, но душевное объятие. Привязанность отца к сыну и ответная сыновья любовь к отцу у Альтенбергов была, что называется, в крови. Изабелла, в свою очередь, была для Николаса «идеальной» (так он говорил в детстве) или «практически идеальной» (так он стал говорить, повзрослев) матерью.
За столом собралось 11 человек: Николас с матерью и отцом, Людвиг, его сын Иоахим, три кузины, а также кузен Николаса, сын его тёти Виктории, 39-летний Альберт – подполковник танковых войск бундесвера, делающий профессиональную военную карьеру. Матиас восседал во главе стола, слева от него – Изабелла, справа – сам Николас.
Пока слуга подавал блюда, семейство обсуждало знаменательное событие. Кузина Николаса, 33-летняя Ирэна фон Альтенберг, стройная голубоглазая девушка с тёмными вьющимися волосами, выходила замуж на Анри де Дюбуа, сына французского консервативного депутата, бывшего роялиста и сторонника Вишистской Франции.
– Ничего себе! – воскликнул Николас. – Ты не говорила мне об этом в своих письмах. Мои поздравления. Ничего, хоть познакомлюсь с ним на твоей свадьбе.
– Хм, он же француз, – буркнул Альберт, опорожняя очередной бокал с сухим итальянским вином. – Ты уверена, что нашей семье нужны родственники из числа любителей выбрасывать белый флаг?
– Его отец против нас даже не воевал, чего ты переживаешь? – усмехнувшись, произнесла Ирэна. – Перестал бы мыслить категориями 1914 года. Кроме того, он из дворянской семьи, как и мы. Успешно занимается винодельческим делом, служил в армии полтора или два года. Противник «красных», кого мы так сами не любим. Он достоин рода Альтенбергов, согласись.
– Я поддерживаю решение дорогой кузины, – мягко заявил Николас. – Если у него социальный статус соответствующий, то все вопросы отпадают в принципе. Тем более, если брак будет по любви, а не по расчёту. Зная Ирэн – сомневаться невозможно.
– У него родственники чем занимаются? – спросил высокий молодой человек со светло-русыми волосами. Иоахим был женат на княгине Эттинген-Валлерштайн, происходившей из известного рода (хотя и захудалой ветви) и наследнице немаленького состояния. Это позволяло ему периодически проявлять некоторую чопорность в обсуждении положения в обществе различных людей.
– Мы с братом недавно навели справки, – многозначительно подняв бокал вверх, сверкнул глазами Матиас. – Его отец, Мартин, – депутат от правящей партии и предприниматель средней руки, мать Адрианна – дочь промышленника-винодела. Брат жениха служит офицером, сёстры уже вышли замуж и наслаждаются статусом светских дам. Состояние семьи превышает несколько миллионов франков. Примечательно, что в молодости Мартин де Дюбуа участвовал в национальном движении и приветствовал создание правительства маршала Петэна. Даже, по-моему, воевал на Восточном фронте. Мой вердикт: отличная партия!
– Ну, не буду спорить, – хмыкнул Альберт. – Так или иначе, я за ваше семейное счастье. Будьте дружными супругами и родите много умных детишек.
Собравшиеся за столом мужчины и женщины звонко скрестили свои бокалы.
***
В полутёмной комнате прерывисто горел свет, отражавшийся в поблёкшем от грязевых разводов окне и на голых стенах, где одиноко висела посредственная, неровно висящая картина.
По помещению отрывистыми шагами расхаживал молодой человек с густой чёрной шевелюрой, спадавшей ему до плеч. Бородка с увесистой щетиной занимала большую часть его лица ниже рта, скривлённого в ядовитой усмешке. Одет мужчина был в поношенную клетчатую рубашку, в руке дымилась очередная за этот тяжёлый для него день сигарета.
– …сейчас самое время, чтобы выступать. Месяц назад трусливые реакционеры убили нашу дорогую Майнхоф. Они её повесили прямо в камере, практически в день победы над фашизмом!
Его рука нервно рубанула воздух.
– Итак, коллеги. В Штутгарте живёт один бывший нацист. Матиас Альтенберг. Сейчас он – депутат бундестага и один из руководителей крупповского концерна. Ярый мракобес. Неоднократно выступал за самые жёсткие меры против нашего движения. Думаю, в отместку за гибель Ульрики стоит нанести ему визит. Скажем, взорвать его дом вместе с его фашистской семейкой.
Молодая худощавая девушка, сидящая на стуле, нахмурилась.
– А это идея, Петер. Можно взять грузовик, набить его взрывчаткой и пустить прямиком в их дом. Не уверена, что стоит убивать его семью, однако сам фашист должен быть уничтожен.
Петер-Юрген Боок прищурил левый глаз.
– Не будь такой малодушной, Верена. Его жена – родственница какого-то баварского фашиста, а сын работает там же, где и отец. В цитадели германского милитаризма. Их семья – прямо гнездо реакции. Пора бы его разорить.
Сидящие на диване и креслах молодые люди – а их было пятеро, не считая председательствующего Боока, нарезавшего круги по комнате, – переглянулись. Кажется, намечается неплохое дельце. И переполох устроить, и очередного «бывшего» (так они называли людей, состоявших на службе в Германии времён правления Гитлера) уничтожить. Очередное конспиративное собрание «Фракции Красной Армии» начинало раскручивать маховик очередного террористического акта.