- Хюррем – хатун? С тобой все в порядке?
- Да… - Хюррем держалась за висок. – Только тошнит и голова кружится.
- И давно?
- Да нет… Сюмбюль… ты такой добрый…
Хюррем приподнялась, покачнулась и упала на софу.
- Охрана! позовите врача!
Но долго не было ни охраны, ни врача, ни Гюльнихаль… а может и ему так показалось. Наконец, привели врача. Эйлизар хатун привела Хюррем в чувства и принесла с собой тазик. Хюррем стыдливо прятала лицо и злилась на себя что показала слабость.
- Тошнота бывает у беременных женщин. Я сделаю настой, будете ей давать.
Хюррем недоверчиво посмотрела на Эйлизар.
- Этот напиток безвреден.
- Я хочу погулять в саду. Тут наверное тесно… и душно… Гюльнихаль! Помоги мне встать…
Гюльнихаль подошла к ней и подала руку.
Так давно Хюррем не вдыхала свежий воздух. Помимо Гюль, с ней шли Эйлизар и Рафара хатун, врачи-повитухи. Дойдя до беседки с чудной вытянутой скамьей, они остановились. Валиде, величественная, гордая женщина, окруженная Махидевран и Гюльфем, что по разные стороны сидели от неё на земле, на огромных подушках, и милое бледное создание с сжатыми губами и грустными светящимися глазами. Её аристократическая, изящная, хрупкая рука лежала у валиде на коленях. Каштановые локоны падали на плечи, и девушка, прижимаясь к руке властной султанши, что-то шептала ей. Подойдя поближе, Хюррем услышала: «Мама, но…»
- Хатидже, траур давно прошел, но ты меня беспокоишь… Моя султанша, моя луноликая львица, моя желтая роза, что печалит твоё сердце?
- Если бы я знала, моя валиде, я бы вам ответила…
- Хюррем? Почему ты не в покоях.
Хюррем низко поклонилась, подошла к валиде и, сев на колено у её ног, поцеловала подол её синего платья.
- Валиде, - склоняя голову, ответила Хюррем. – Мне стало плохо, я слишком давно не дышала воздухом вне стен Топкапы, и потому меня отпустили под присмотром врачей и Гюльнихаль, чтобы я …
- Хорошо, - во взгляде валиде холод сменился теплотой. – Садись рядом с Гюльфем.
Махидевран выдавила из себя приветствие, а Гюльфем доброжелательно пожелала крепкого здоровья. Хюррем улыбнулась и сказала Гюльфем поэтичный комплимент, о её доброте.
Хатидже посмотрела на Хюррем. Фигура у этой маленькой рыжей девушки была вовсе неподобающая – слишком соблазнительные бедра и грудь, это привлекало мужчин. Похожая на песочные часы… с яркими зелеными, как изумруд, глазами… Но одна её улыбка радовала и заражала. Хатидже улыбнулась, глядя как Хюррем рассказывает Гюльфем о доброте последней.
«Грустный ангел» - подумала Хюррем.
Хюррем щебетала с Гюльфем, а Хатидже, слушая мать, наблюдала за ними.
- Мама, мы с Махидевран и Гюльфем пройдемся к фонтану.
- Иди, свет мой…
Хюррем сидела в тишине. Заговорить первой с валиде она не имела права.
-Мой сын тобой доволен. Но я… мне донесли, что ты называешь себя Валиде. Не слишком ли рано?
- Что вы! Нет!
- Это ложь?
- Я… Я думала это слово означает «мама». Вы ведь нам мама, - Хюррем посмотрела на Валиде. – И я была бы счастлива научится вашей силе и мудрости.
- Это слово означает титул, с которым ты пока и рядом не стояла.
Валиде поднялась. Хюррем хотела встать.
- Сиди – приказала ей валиде. – И следи за моим внуком. Или внучкой.
- Внуком.
Валиде бросила на неё строгий взгляд и ушла.
Сулейман уходил в поход… Это был тяжелый момент, но Хюррем не показывала страха. Её глаза искрились.
Он подошел к ней. Она присела и поцеловала его руку. Его ладонь мягко сжала её:
- Хюррем…Что за печаль в твоих глазах, - он наклонился, чтобы шепнуть ей на ушко, - Моя огненная роза, пока трепещет огонь твоей жизни, я восстану из мертвых, но буду жить… Ведь ты похитила мое сердце. Теперь оно бьется здесь, - Сулейман положил ладонь на живот беременной Хюррем.
Махидевран сжигала их взглядом. Эта змея ещё и улыбается!
- Повелитель, - мягко проурчала Хюррем.
Сулейман игриво и с любовью смотрел на неё. Он прильнул к ней, и их уста сомкнулись поцелуем.
Махидевран резко развернулась к ним. Сулейман оторвал взгляд от Хюррем и настороженно посмотрел на Махидевран. Мягко, он подошел к ней, лукаво глядя на черноволосую черкешенку.
Она горячо поцеловала его руку и преданно посмотрела ему в глаза:
- Повелитель, я буду молится о вашем здравии.
Сулейман кивнул, всё так же внимательно её изучая.
Не проронив ей ни слова, он ушел.
Хюррем взяла Марию под руку и весело пошагала в покои фавориток.
- Хюррем...
- Что, Гюльнихаль?
- А скоро султан вернется?
- Ну ты и спросила... Я буду молится, чтобы ничто его не задело и он вернулся невредим.
Махидевран стояла поодаль. Услышав разговор, она нервно засмеялась. Хюррем Гюльнихаль держала под локоть, а молодая улыбчивая девчонка весело щебетала ей на ушко что-то.
- Посмотрите, мама, какие лицемерки! Небось еще не родила своего выродка, а уже...
- Прикрой рот, Махидевран!
- почему вы ее защищаете!
- Кто бы это ни был, но это член Династии - того, кого она носит.
- Простите, мама.
- Сначала твой сын устанавливает тут порядки, затем ты высказывает тут свои скудные мыслишки.
- Мама! Валиде султана!
- Оставь меня в покое!
Валиде ушла, пройдя мимо Хюррем и Гюльнихаль.
Девушки пошли в покои. Хатидже султана медлила. Махидевран изменилась. Появилась королевская высокомерность, изящность манер и полное отсутствие обдумывания своих слов и поступков. На какой то миг ее подруга стала ей противна. Толи дело несчастная Гюльфем. Она всегда преданна султану, и любит его, даже отлученная. Гюльфем всегда смотрит на султана как на дар, как на мудрейшего из людей... Хатидже пыталась понять - почему они все разные? Фюлане - мудрая, Гюльфем - тихая и преданная, властолюбивая Махидевран с кипящей в душе ревности и ненавистью за украденный четверг, и темная лошадка, улыбчивая Хюррем. На днях Хатидже услышала сразу 2 звука, поразивших ее сердце: заводной смех султана и Скрипку...
Ей было всего 13, когда она услышала ее впервые. Они с мамой были с братом. В саду звучала прекрасная грустная мелодия. Нежный ребенок с тонкими чертами лица шла, манимая музыкой. Оказывается, это играл совсем молоденький мальчик. Его грустные соколиные глаза были где- то далеко! Увидев ее, он резко оборвал игру и низко поклонился.
- Султана...
- Ты красиво играешь... Как тебя зовут?
- Ибрагим, госпожа...
Но их прервали. Хатидже звали в дом. Ее старшая сестра Шахы Хубан не сводила с нее глаз.
- Что?
- От отца пришел кафтан брату. Он был так рад... Но валиде заставила его надеть того агу, что перечил ей... Он мертв. Ага.
- Ты хочешь сказать...
- Что султан пытался отравить нашего шехзаде.
- Это невозможно! - возмущалась Хатидже.
Их властная мать наблюдала за ними с балкона.
Нет! Подумать только! Он ведь единственный кто выжил из ее братьев! Он наследник престола! Зачем это нужно!
Будто читая ее мысли, ей ответил вкрадчивый баритон ее брата:
- Он хочет править вечно. Быть единственным орлом в небе...
Хатидже оглянулась. Высокий парень с грустными глазами цвета аквамарина, такими глубокими, что в них можно утонуть, вьющимися волосами и щетиной, еще достаточно короткой, чтобы называться бородой, смотрел на нее. В этих необычных глазах читалась его любовь к своей младшей сестре.
- Шах говорит правду.
- Но...
- Валиде спасла меня. Я жив. Не беспокойся.
Он обнял сестру.
- Сулейман, отпусти Ибрагима погулять. С нами. Мы хотим прокатиться верхом на конях, а у него такая волшебная музыка.
- Я с вами...
Никто из сестер не перечил ему. Он холодно и отчужденно посмотрел вдаль.
Никто тогда и подумать не мог, что в этот миг маленькая Настя сидит на ветке дерева, возле окна деревянной церкви, и слушает проповеди отца. Она все знала о Боге. Папа объяснил ей. Настя смотрела в небо. Ей так нравилась его глубокая синь. Настя мечтала о том, что у Бога голубые глаза и голос е; отца - баритон. Представляла, как он грозно отдает приказы ангелам... А интересно...У Бога есть любимая? Наверное, есть. В тот миг 2 судьбы смотрели на одну точку - небо.
- Сулейман?
- Что, мой ястреб? - мягко спросил Сулейман.
С Шах он никогда так не говорил. Зато с Хатидже все носились как с писаной торбой. Шах обдумывала план.
Настя стала слезать с дерева, как оступилась и с визгом упала. Тарас подбежал, и успел поймать девочку.
- А если бы я не успел!
Маленькая зеленоглазая девочка с курносым носиком, копной рыжих кучерявых волос и россыпью веснушек на милом личике смотрела на него прямо, поморщившись:
- Но ничего же не произошло!
- Потому что я успел!
- Тарас, ты такой строгий!
Девочка смотрела в темно- синие глаза Тараса. Но он был таким холодным. Е; манило другое. Синева неба. Река. Свобода...
Сулейман помог Хатидже сесть на лошадь. Шах стояла в сторонке. Е; манил спокойный и тихий Ибрагим, с обиженным взглядом глядящий на лес. Хатидже улыбнулась, и е; грустное лицо засветилось.
Валиде позвала Сулеймана. Еще какая-то весть, которую привезла позолоченная карета, требовала его присутствие.
Шах, Хатидже и Ибрагим остались наедине.
Шах подошла к лошади Хатидже.
- Надо проверить стремя...
- Конечно, Шах... Ибрагим, а вы давно играете на скрипке?
- Достаточно... С детства, султана.
- Так красиво... Если бы я могла е; видеть... Вашу маму.
- к сожалению это невозможно.
Шах подрезала незаметно стремя, ревность кипела в ней.
Они втроем рысью отправились на прогулку по лесу.
Сулейман шел во дворец, когда из кареты вышла девочка, хоть и на вид ей было уже 16. Изящная восточная принцесса с почти черными глазами, темными волосами, пряди которых сплетались в толстой косе с переплетами нитей золота. Очаровательная принцесса протягивала изящную ручку лакею, требовательно и властно глядя на прислугу. Когда она подняла глаза, взмахнув густыми черными ресницами, и увидела голубоглазого шехзаде, то смягчилась и одарила его белоснежной улыбкой.
- Сулейман?
- Татиджа?
Сулейман был искренне удивлен. Дочь его дяди в санджаке Сулеймана в Манисе?
Татиджа подбежала к нему и бросилась в его объятья.
- Что случилось?
- Дяде донесли, что папа хотел его убить, а на утро папу нашли мертвым, сказали что яд... Меня сюда отвезли, может, это не так безопасно, но... мне больше некуда идти, а мама... Она заберет меня, если все наладится.
- Оставайся здесь. - Сулейман заботливо вытирал слезы восточной принцессы. - Душа моя, - он улыбнулся.
- Спасибо!
Из леса послышалось ржание лошади, крики Хатидже о мольбе к Ибрагиму спасти е;, еще один вскрик... И все затихло.
-О, Аллах! - с тяжелым вздохом произнес Сулейман.
Ибрагим шел, неся на руках хрупкую Хатидже. Е; голова опрокинулась вниз. На платье была кровь. Сулейман побежал к ним, а за ними Татиджа. Он взял Хатидже и встревожено шепча е; имя, понес в санджак.
- Как это произошло, Ибрагим?
- Ее лошадь словно сошла с ума и понеслась к оврагу. Шехзаде... Она пыталась е; остановить, но у принцессы порвалось стремя. Я хотел е; спасти... Лошадь сбросила е; на дорогу и стала топтать... Мне жаль...
- Хати е; любила...
- Меня это не касается! - закричала грозная валиде. - Моя Хатидже... Доченька... Очнись.
- Ибрагим убил е;, - сказала Шах, ей рука прикоснулась к локтю парня.
В глазах валиде прочлась благодарность.
- Люсине… Люсине.. – Хатидже хрипло называла имя своей любимой лошади.
- Хатидже… - Сулейман и Валиде заботливо склонились над ней. – Её больше нет. – сказал Сулейман. – Иначе бы она тебя убила.
- Это не правда! Её напугали… и кто-то испортил мне стремя.
- Хатидже, я сам проверил его!
- Сулейман, я знаю… Но ведь ты потом ушел…
Хатидже смотрела на Шах.
- Шах, выйди, - холодно сказала валиде. – Нам надо поговорить.
- Но это не я!
- Выйди!
Валиде вышла за Шах. Сулейман мягко держал сестру за руку.
- Пусть Ибрагим нам сыграет. Пожалуйста. Сулейман.
- Ты слышал просьбу принцессы, - улыбаясь, Сулейман смотрел на Ибрагима.
- Конечно, шехзаде.
Татиджа стояла в стороне. Она переводила взгляд с брата на юношу-скрипача. Слушала его музыку. Потом смотрела в мечтательные глаза наследника. Они были такие разные…
- Хатидже султана, вас зовет валиде.
Хатидже вздрогнула от голоса Сюмбюля, который прервал её воспоминания. Она слегка наклонила голову, не отходя от окна, и солнце обнимало её лучами.
- А что случилось? я ведь только ушла?
-Мне не велено этого знать, Хатидже султана.
- Иди, Сюмбюль. Я подойду. Ах, да… как там Хюррем хатун?
- О, от неё только головная боль! Они постоянно смеются, от них столько шума!
- Разве это плохо, - очаровательно улыбнулась Хатидже и вышла за Сюмбюлем к матери.
Хатидже вошла в покои валиде, поклонившись матери:
- Валиде…
- Подойди ко мне, доченька.
Хатидже села на подушку – пуфик у ног матери.
- Моя ангел, моя утонченная дочь… я вижу, Хюррем заинтересовала тебя. Я не хочу, чтобы вы общались.
- Но мама, она милая девушка. Я считаю, что улыбка не лишняя в этом дворце.
- Конечно… конечно… но она ломает порядки. Эти порядки мы строили веками. А теперь какая-то взбалмошная девчонка, безродная рабыня, ломает их.
- Она мне нравится. Она не такая. Хотя конечно её фигура…
- Твоему брату она понравилась.
- Это конечно. Она слишком соблазнительна для мужчин. за такими очереди стоят.
- Тебя послушать, дочка, так ты главный знаток в таких делах.
- О нет, мама… о нет…
- Скажи… Как ты себя чувствуешь?
- Уже лучше… но мне все ещё больно, не могу забыть Мерджама-Али…
- Твоего мужа больше нет. Я сожалею, но мне хотелось бы, чтобы ты была счастлива.
- Ах мама… я тоже хочу это…
- Если тебе нравится эта девочка, можешь идти к ней. Но будь осторожна. Может ты научишь её манерам. Иначе её выходки выведут меня. Я хотела выдать её замуж, но она оказалась беременной. Что за удача?
- Мама, меня беспокоит Махидевран.
Валиде строго смотрела на дочь.
- Иди. Не забивай этим голову.
- Но мама!
- Иди!
Хатидже вышла, придерживая полу розового платья, ушитого золотом.
- Внимание! Хатидже султана! – Огласили, открывая двери перед юной султаншей.
Султана, вытянув утонченную руку, вошла в комнату фавориток.
Хюррем пела, глядя в окно, а Гюльнихаль лежала на софе, думая о чем-то своем и играясь колье Хюррем.
- Цвiте терен, цвiте терен, листя опадає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
А я ж, молода дiвчина, та й горя зазнала.
З вечорочку не доїла, нiчку не доспала.
Ой, вiзьму я креселечко, сяду в край вiконця.
I ще очi не дрiмали, а вже сходить сонце.
I ще очi не дрiмали, а вже сходить сонце.
Ой, дрiмайте, не дрiмайте, не будете спати.
Десь поїхав мiй миленький iншої шукати.
Цвiте терен, цвiте терен, листя опадає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
Хто з любов'ю не знається, той горя не знає.
- Ты красиво поешь, Хюррем.
- Хатидже султана, - Хюррем отскочила от окна и низко поклонилась.
- Не нужно этого, ты ведь…
- Беремена? – Хюррем подняла голову, улыбнувшись.
- Ты теперь должна особенно соблюдать правила.
- Эти правила, - Хюррем взмахнула рукой. – То нельзя, это нельзя.
Хатидже засмеялась.
- Я не так что-то сказала?
- Нет, просто ты махнула так рукой… Так делает мой брат. Мне казалось, вы знакомы гораздо меньше.
- Не знаю… случайно, - Хюррем смущенно улыбалась. – А я его уже слышу. Хочешь потрогать?
- Конечно.
Хатидже подошла к Хюррем, и рыжая девушка положила её ладонь на свой живот.
- Слышишь?
- Но ещё такой маленький срок… Несколько месяцев?
- 3. Да, ещё очень очень маленький… но я чувствую. Мне папа говорил, что это грех.
- Что?
- Спать с мужчиной без свадьбы. Но я не могу по-другому. Да и я люблю повелителя… Может, Аллах простит мне этот грех. Я обязательно исправлюсь.
- Как?
- Она мечтает стать его женой, - ответила Гюльнихаль.
- А ты?
- Вы не знаете характера Хюррем. Нет, мне и так хорошо. Хюррем, я возьму это колье?
- Нет, это нельзя! Это мне подарил Сулейман! Положи его на место, - прикрикнула на неё подруга.
- Как хочешь.
Хатидже наблюдала на ними. В темноволосой украинке было что-то завистливое… темное… хотя может её рыжая землячка не хотела этого замечать.
- Твой папа? А кем он был?
- Священником. Его татары убили.
- А мама?
- И маму, и сестру… Татары ужасные люди.
- И наши родственники.
- Да? Надо будет поговорить с Сулейманом… Я бы назвала его Мирослав… Нашего сына… Но тут мне сказали имя дает отец..
- Да, это правильно. Хюррем… Я хочу быть твоим учителем.
Хюррем искренне улыбалась:
- Правда! это так прекрасно! Я у Сулеймана попросила разрешение посещать его библиотеку.
- И он дал его?
- Ага…. Какие у него глаза… Как у Бога..
- То есть, - Хатидже держала Хюррем за теплую руку.
- Я когда была маленькая, я думала, что Небо такое голубое и чистое, особенно когда в осенние безоблачные дни оно становилось такого глубокого холодного цвета, потому что такие глаза у Бога… Папа говорил что наверное так и есть… У меня есть камень. Сулейман сделал мне маленькие сережки.
Хюррем подбежала к столику и достала сережки – 2 маленькие капли воды, с закаменевшей глубиной океана.
- Как вода закаменела. Разве бывает такое? Как называется этот камень?
- Аквамарин. Один из его любимых.
- Он прелесен.
- Я хочу пойти в библиотеку сейчас.
- Хорошо, Хюррем. при условии что ты будешь ловить каждое моё слово и делать все, как я скажу.
Хюррем тепло обняла новую подругу. Хатидже показалась ей милой, тонкой, не такой как её холодная мать.