Я уже был призёром и дважды лауреатом, магистром одного сетевого фонда, когда в очередном заезде на длинную дистанцию невзлюбившее меня за строптивость жюри пресекло мой путь к славе, не пропустив в четвёртый тур. Я не набрал достаточного запаса, лишнего жирка, необходимого в критических ситуациях, в первом туре, и в сумме после второго и третьего этапа мне не хватило двух баллов, чтобы продолжать скачки в высоком литературном дерби. В первом туре мной был представлен рассказ, построенный на намёках и умолчаниях. В нём речь шла о торговце наркотиками, которого, в конце концов, по доносу его друга, взяли с поличным. Он был художником (или мнил себя таковым). К своим творениям, создаваемым в минуты экстаза, относился как к творениям гения, а, может, они такими и были. Он был так уверен в своём друге, что не поверил, когда ему сказали, что своим арестом обязан своему второму я. Их связывали такие тесные нити, что о предательстве не могло быть и речи. Почему же друг предал его? И тому пришлось сказать, что он сделал это из ревности к его картинам. Этот ответ ещё как-то мог устроить несчастного, хотя в глюках своих он мнил себя счастливым. Дело же было в том, что он делал несчастными и других: свою жену, носившую ребёнка в чреве, мальчишку, таскавшего белый порошок у него из сумки, и десятки других, попавших в сети к дьяволу, ибо чем иным можно назвать это гибельное искушение. Концовка рассказа была очень эффектна, и действовать она должна была, по моему расчёту, оглушительно. Но то ли сама тема отпугнула жюри, состоявшее, как я потом выяснил, из самих участников фонда, по большей части, молодых, то ли изощрённость формы не дошла до их сознания, только оценку рассказ получил низкую.
Как ни странно, я был до крайности огорчён неудачей и высказался по этому поводу в адрес устроителей конкурса. На что они ответили, что если меня не устраивает состав жюри, то мне лучше не участвовать в их затеях. Это было равносильно отлучению. А я уже привык к моему новому литературному сообществу. Оно стало для меня незримой семьёй. Раздражённый ещё больше, я приписал, что не имею привычки оскорблять кого-либо недоверием. Тем более, не позволяю себе карательного тона по отношению к кому-либо. В итоге результаты второго и третьего тура оказались выше, чем первого, но в сумме дали неблагоприятный результат.
Я зашёл на сайт первых лиц марафона, набравших наибольшее количество очков, чтобы узнать, какие качества заслужили такую высокую оценку. Не буду пересказывать содержания небольшого рассказика, скажу только, что это была картинка с натуры, живо написанная, но без какого-либо художественного смысла и глубины. Намёка на сверхзадачу там и в помине не было. Вероятно, именно такие прямолинейные, наивные эскизы, близкие «к самой жизни», и определяли, по мысли устроителей, задачи художественной словесности. По сути, задачи ученичества. Наверное, в этом и была цель таких конкурсов «для начинающих», куда я залез от своего одиночества, как, впрочем, и многие другие великовозрастные участники. И, действительно, «не суйся в чужой монастырь со своим уставом», не смущай чистые невинные души, вступающие в мир литературы. Однако при мысли об этом у меня появилось чувство лёгкого презрения ко всей этой компании. Наверное, не все голосовали одинаково, но критическая масса тех, кто ставил на чистых и невинных, перевесила.
Сутки, как всегда в подобных случаях, я носил в себе чувство обиды. Потом оно стало слабеть и готово было совсем исчезнуть, но тут … Общество местных литераторов, соперничающих с мэтрами из профессионального Союза писателей, пригласило меня на заседание. Тут, конечно, не обошлось без выражения наболевших обид, незрелых суждений и т. д и т. п. Не прошло и десяти минут, как у меня появилось ощущение, что я поглупел. Люди они были, по большей части хорошие, не виновные в том, что жизнь в провинции не дала им приобщиться к высотам культуры. Некоторые мысли из жизненного опыта были занимательны, новы для меня, но как только дело касалось литературы, суждения становились примитивными, мысли неповоротливыми, способ изъяснения убогим. Слушать их было мучительно. Всё, от звуков голосов, манеры произношения до смысла, выдавало неизбывную провинциальность, необработанность ума, не знавшего настоящей интеллектуальной гимнастики. Отдельные строчки стихов свидетельствовали о том, что эти люди не обделены ни художественной чуткостью, ни умом, ни, тем более, искренней и бескорыстной любовью к литературе. Но встречавшиеся неловкие обороты, глухота к размеру и рифме, наконец, просто недостаточная грамотность оставляли тягостное впечатление. Дело даже не в нарушении школьной грамматики, а в глухоте к живому строю родного языка. Как можно было так странно говорить и писать? Может быть, причина в том, что они старались выражаться литературно, но недостаточно усвоили эту сложную, громоздкую и коварную структуру? Но они ошибались и в самых простых выражениях природного живого русского языка. Непонятное косноязычие таится в глубинах сознания русского человека! Может причина в той внутренней несвободе, неуверенности в своём месте на земле, свойственной нашим людям? Даже чтение классиков, уроженцев этих мест, не исправляет положения. Чтение, вероятно, не слишком усердное, а ученичество не прилежное и ленивое. Всё-таки нужны основы, а когда ныряешь в море словесности, не умея хорошо плавать, наглотаешься солёной воды - этим дело и кончится. Сколько бы они не цитировали Пушкина, какие бы стихи не сочиняли, в строчках нет-нет да подавал голос медведь, наступивший им на ухо. Я всегда инстинктивно отстранялся от сближения с ними, не от гордыни или высокомерия, нет, я сочувствовал им, помогал советами, искренне желал добра, но разделять этот образ мыслей и выражений, этот стиль общения, то бесцеремонный, то чаще всего многословный, выше моих сил. Тяжесть такого общения на некоторое время лишала меня ориентиров, я с усилием напоминал себе, что и как должен говорить, зная, что, по крайней мере, в пяти случаях из десяти слова натолкнутся на стену непонимания, иногда восхищённого, иногда недоуменного молчания. В больших аудиториях, где мне предоставлялась роль ведущего, я справлялся с этим, но в тесных компаниях, увы… Изверившись в возможности быть понятым, услышать что-то дельное, хорошо и грамотно выраженное, мозг мой, наткнувшись на неприступные стены нетронутой сомнениями твердыни, отказывался продолжать бессмысленное состязание.
Так бывает всегда при встрече с чужим замкнутым миром, будь это в реальной или виртуальной реальности. Говорят, наша разница оттого, что мы произошли от существ с разных планет. Не знаю. Думаю, дело в том, что каждый из нас сам по себе другая планета.