Сегодня я ехал в троллейбусе и говорил со своим богом Силлабо-тоникой об очень простых вещах, мол, я понял его, и пора бы на этом остановится, но троллейбус продолжал движение по сигаретному праху, улетающему в бесконечный лабиринт придорожных ресторанчиков и дышащих в рукавицы фонарей.
Он подсел ко мне ближе и на ухо продолжил говорить: «Понимаешь, твои метро-строфы завёрнутые в больные полушария мозга, создают совсем обратную иллюзию… тебя не захотят понимать, ведь ты никто среди них. Четырёх стопный ямб становится Граалем для чистых незамысловатых образов. Простота сын мой, простота священна…». Его мысли прервал кондуктор, которая объявила, что троллейбус следует «В парк». Силлабо-тоника, смутившись, вылетел вон в закрытый люк, даже не попрощавшись.
Кондуктор села рядом. Её улыбка светилась синим неоновым теплом, отражаясь в зазеркалье сумрака нашего маленького городка. От её волос пахло моим детством, когда мы с мамой путешествовали по городам на автобусе. Этот запах невозможно передать, его можно только вспомнить. Когда в сорокаградусный мороз заходишь в салон, и тепло вперемешку с запахом старой автобусной мебели наполняет твоё нутро, до дрожи, до кончиков окоченевших пальцев. Она пахла так, как не мог пахнуть ни один кондуктор на земле, ни один троллейбус мира. Запах детства и старых постсоветских духов давал надежду на защищённость. Я взглянул на неё ещё раз и понял – это бог троллейбуса, и поэтому она совсем не она, а он.
Люди зароптали и недовольно засуетились. Но я знал, что ей, то есть ему, нужно понимание и простота. Зачем выбирать сложные пути и ехать весь маршрут на сломанном троллейбусе, когда можно повернуть в парк и починить его. Не хватало понимания пассажиров и поэтому все вышли. Но понимание осталось за мной, и я поехал в парк, убеждённый, что там может быть починят и меня.
Я ехал и думал, что каждый из нас язычник, каждый верит в своих богов, но все они хотят только двух вещей: понимания и простоты.