Ангелы Реанимации

Александра Федонникова
Когда я умер, мне предложили распределение: либо сразу в Рай, либо в ангелы.
Я в ангелы выбрал. Как-то не хотелось покидать этот мир так быстро.
Да и смерть у меня была случайная, дурацкая. А дома остались мама и сестра.
Поэтому вместо Рая, я отправился постигать азы специальности в Академию.
Сначала было странно воспринимать себя сразу на двух планах: Земном и Астральном.
Все время казалось, что вот усну в метро, а сам пойду гулять, пока моя бренная тушка катается по кольцевой.
Но ко всему привыкаешь, к чудесам тоже.
Учеба шла весело и пролетела мигом, всем нам предстояло пройти практику.
Мне - в качестве медика-реаниматолога, в карете скорой помощи.
Я кстати только когда увидел её, Скорую, понял, почему их принято называть "каретой".
Вместо машинной производной от газели, на Астрале стояла вполне себе белая карета, как в фильме про Ьарона Мюнгаузена или Мушкетеров. Только вытянутая посередине и с красным крестом в круге на дверце.
-Все просто, - объяснял мой патрон. - Мы как перевозчики между тем миром и этим. Или остановка.
-Как Харон? - спросила маленькая хрупкая девушка с ярко-голубыми волосами на переднем сидении.
-Не как Харон, - почесал бороду патрон.
-Он в одну сторону работает. А мы как такси. Куда человек решит перейти-туда и отвезём.
-Разве есть выбор, умирать или нет? -вырвалось у меня.
Патрон (в миру Пётр) внимательно посмотрел на меня.
-Не у всех и не всегда... Это отдельные случаи. Короче! Поработаешь-поймёшь, - и он хлопнул меня по плечу.
Петр - здоровенный мужичище-ангел, всю свою загробную жизнь посвятил работе реаниматолога.
У него даже на бицухе, размером с трехлитровую банку, была татуировка "Не реанимировать".
"Чтоб если что,  отсюда обратно наверх не отправили, - объяснял он, помахивая бицухой перед восхищенной Лидой. - Я потом с бюрократией замучаюсь, очередь там новое тело получать!"
И тихо, только мне, шепнул:
"Три года на качалку угрохал, мотоцикл в гараже перебрал к сезону, а тут гейм Овер и все сначала! Тело-то дадут, а вот мотоцикл не вернут точно. Крылья - это конечно хорошо, размах 2х2, но не мотоцикл, не мотоцикл....".
 
Лида - девушка-подросток с русалочьими волосами, наша медсестричка.
Маленькая, юркая, она скорее напоминала бирюзового лисёнка, чем медработницу.
Её было почти не слышно - если она не колола, то ковырялась в телефоне. Но колола она виртуозно!
Шприц в её пальчиках становился смычком Паганини.
Её не боялись даже дети, и не было такой вены, в которую она бы не попала с первого раза.
Я никогда не спрашивал её о прошлом, но по следам на запястьях, которые она закрывала огромным количеством разноцветных фенек, можно было догадаться.
Смерть - дело сугубо личное.

Правда, Пётр как-то обмолвился, что Лиду забрали на отработку, после того, как она зимой из реки вытащила ребёнка, провалившегося под лёд.
Умерла от переохлаждения, лёгкие не выдержали. Как и почему она пристрастилась к наркотикам, он не рассказал, сказал только что девочка она хорошая, хоть и не ангел.
"А ты как думал? Человеком сложно быть! Сложнее, чем думаешь, пока живой" - пробормотал он.

Прошлое Петра мы не обсуждали. Ибо старший.
Я предположил, что он был байкером, судя по бороде, наколкам и мотоциклу. Когда он делал массаж сердца, у жертвы скрипели рёбра. Но делал интенсивно, от души. Мертвым от него никто не уходил.

Лидочка предположила, что все же батюшкой - за терпимый нрав, всепрощение и дьячковский хвостик на голове.

Наш водитель Павел Степаныч, в прошлом и нынешнем водитель Скорой помощи, сошёлся с нами на мнении, что батюшкой-байкером.

Такой вот дружной компанией начались наши приключения. Удивительно, насколько искренними могут быть люди, отбросив маски прошлых жизней.
Душа истинна, врать не умеет.

И началась череда рабочих дней. К слову сказать, мы все по-прежнему шли после работы домой или в бар, выпить пивка, но рабочее время стало тянуться совсем по-другому!
Только на третий день я обнаружил, что часы и минуты не привязаны к моим наручным часам.
Судя по мобильнику, время вообще стояло.
На моё удивленное лицо патрон фыркнул: "Привыкнешь", и пошёл курить.
Сначала мне было очень интересно понять принцип работы нашего рабочего времени. Я обсудил это с Лидой, была идея принести трёх часовую свечку с зарубками, и зажечь во время выезда.
Поржали - я представил лица Петра и Павла, когда двое зелёных стажёров ходят по салону с горящей свечкой и сосредоточенно наблюдают за пламенем.
Ничего умнее в головы не приходило, и мы стали просто наблюдать.
К слову, сложных вызовов не было, не смотря на то что "Реанимация".
Выезжали пару раз мерить давление старушкам, вынимать голову застрявшего ребёнка из прутиков кроватки, ну ещё делали уколы от ангины и мазали зелёнкой детскую ветрянку.
Скучно не было, возились с пациентами по большей части я и Лида, Пётр наблюдал за нами, и со знанием дела кивал, когда мы выбирали то или иное лечение.
Краем глаза я заметил, как он шарит в планшете какие-то запчасти для нового мото сезона, пока мы возимся с больными.

Так прошло дней 10. Мы уже поняли, что когда увлечены делом, время идёт быстрее, а когда балбесничаем тянется дольше.
-А вы как хотели? - расхохотался Пётр. - У нас не госучреждение!

Первый серьезный вызов случился день на 14-тый.
Что дело плохо, мы поняли сразу - карета поменялась изнутри, загорелось красное экстренное освещение.
Павел дёрнул на себя какой-то рычаг, и тут же мы оказались на месте: большой старый архитектурный дом в центре города, 1910 года постройки, если не старше.
Была ночь, и рассмотреть его лучше у меня не получалось, да и не до того было.
Как на учениях, мы с Лидой рванули за каталкой, Пётр уже поднимался по лестнице.
Из дома он вывел под руку очаровательную старушку.
Абсолютно седое облако волос вокруг её головы было подобно нимбу.  Яркие, голубые глаза смотрели пронзительно. Трудно было определить её возраст, но шла она походкой изящной женщины, с идеально ровной спиной.
Шлейф её дивных французских духов долетел до нас с Лидой.
-Артиска наверное, - шепнула Лида.
-Не артистка, девочка, - старушка обернулась и улыбнулась. - Балерина!
Лида ахнула и покраснела.
-Прошу, - галантно предложил Пётр свою руку  пожилой даме. Та, получив опору, легко вспорхнула на каталку.
-Завози!- Скомандовал он.
-Но она же не... - тупил я. Бабушка казалась вполне себе живой и здоровой.
-Смотри на неё. - шепнул Пётр.
Я отошёл и посмотрел на все чуть со стороны.
К моему удивлению, на каталке лежала эта же, но бездыханная, старушка.
Я вскрикнул и зажал рот рукой.
-Она что-о-оо, мертва-а-Аа?!!!
И тут же получил звонкий подзатыльник от Петра.
-Чего орешь?! Неудобно перед дамой.
-Молодой человек, - старушка поднялась и вздохнула, - ну почему сразу мертва? ...при смерти... Вы себя то, можно подумать, в ЭТОТ момент помните со стороны!
А потом, со знанием дела, Петру:
-Новенький?
-Угу.
-Ничего, научится. Видно, мальчик толковый, - и она подмигнула мне.
-А вы, - я сглотнул, параллельно соображая, как это сказать по-деликатнее... - У нас не первый раз?
Старушка рассмеялась:
-Конечно не первый! Я блокаду пережила! С Нуреевым танцевала, - она подмигнула мне. - В обморок на сцене Большого упала, вот тогда мы с Петечкой и познакомились.
Старушка улыбнулась патрону. Мне показалось, он даже покраснел. Только тут до меня дошло, что Пётр старше, чем кажется.
-Рано Вам, Алла Корнеевна, о вечном думать, - расплылся в улыбке Пётр.
Старушка изящно дернула плечиком:
-И вовсе не думаю я о вечном! Ты же меня знаешь, я - балерина, одна нога здесь, другая тут, - и звонко засмеялась.
Её смех рассыпался звонким эхом тысячи колокольчиков между пустыми улицами Камергерки и Большой Дмитровкой.
На мгновение, вместе с этим смехом, я будто перенесся назад, в прошлую эпоху, увидел и услышал глазами Аллы Корнеевны спектакли во МХАТе, званные ужины с верхами сильных мира сего в Национале", и как первый секретарь Московского горкома целовал её ручки, и открывал перед ней двери чёрной правительственной "Чайки".
Наверное, именно тогда я осознал всю драму смерти.
Её жизнь была прекрасной! Такой же яркой и цветущей, как и она сама 60 лет назад!
Каждая минута, каждый шаг её был наполнен особым смыслом, радостью, удовольствием.
Казалось, она была счастлива лишь оттого, что жива - после войны выступлений не было, и приходилось мыть подъезды, чтобы хоть как прокормиться.
Грязная, тяжёлая работа!
Но она пела, пела, пока мыла стены, вставала на мысочки и повторяла какие-то па, пока полоскала и выжимала тряпку в холодной воде.
-Как Вам не жалко!!! - закричал я.-Эта же жизнь - такой нет больше ни у кого!!
-О! Увидел. - усмехнулась бывшая балерина. - Ну чтож, раз ты теперь все видел... Про артроз слышал? Неприятная штука. Я бы все отдала, лишь бы хоть на минуту закружиться в танце. И знаешь, я устала быть старушкой! Засмеялась она.
-Я же привыкла быть девушкой! И в 40, и в 50... А теперь приходит соц работница и предлагает мне мерзкий гороховый суп и кособокий халатик в горошек. Такой убогий горошек, я тебе скажу, - она посмотрела на меня, в поисках понимания. - Мы из марли по Бурде лучше шили!
Пётр расхохотался:
-Алла Корнеевна, хватит пугать стажера! Едем.
Мы загрузились в карету, молча захлопнули двери, и поехали.
После пятиминутного молчания я не выдержал:
-Ну неужели Вам совсем жить не хочется-то?!
-Почему это не хочется?-Алла Корнеевна поднялась на локте с каталки и повернулась ко мне. -Очень даже хочется. Только жить. А не существовать.
-Я счётчик включаю? - спросил наш водитель.
Пётр смотрел на Аллу.
-Включайте. - кивнула она, легла и расслабилась.
На счетчике, как в такси - и как я его раньше не заметил?! Высветились цифры 1721.
-В этот раз у Вас 17 минут, Алла Корнеевна. - вкрадчиво сказал Пётр. Потом помолчал и добавил:
-И от меня 5. Подарком. Как почётному гостю! - попытался разрядить атмосферу он.
И старушка балерина засмеялась.
-Приятно-то как, Петя!
Я сначала не понял, о чем они говорят. Павел включил мигалку и сирену, но вроде бы не очень спешил. Дорога по ночной Москве была совершенно пуста, он мог без страха за жизни окружающих превышать и обгонять, но видимо не считал нужным.
Я обернулся на счётчик: 15.26
-Пятнадцать минут, Алла Корнеевна!
-Благодарю.
Я ринулся к старшему.
-Почему мы ничего не делаем?! - чуть ли не визжал я. - Она что, умирает?!!
-Да. Но это её выбор. Смотри.
И я увидел: Лида уже нащупала Вену и ввела катетер, подсоединила капельницу. Пётр изо всех сил давил старушке на грудную клетку, стараясь заставить сердце биться. От каждого раза все ее тело подскакивало на каталке, а голова дергалась, как у тряпичной куклы.
Павел нёсся по встречке, распугивая сонные легковухи.
-Чего стоишь? - спросил Пётр, подняв голову и на секунду прекратив интубировать. - Работай!!!!!!!!!!!!
Я бросился к нему на помощь.
-Да не так!!! Рыкнул он, отталкивая меня в сторону. Машину качнуло, и я полетел в угол, задев головой что-то твёрдое. От этого картинка снова сменилась: во всей этой кутерьме, на краю каталки сидела эта старушка, и очень по-деловому, болтая ножками в воздухе, наблюдала за процессом.
Я бросился перед ней на колени:
-Алла Корнеевна, ну нельзя же так! Это ж Вам не игрушки!!
-Почему? - удивилась она. - Это моя жизнь. И её живая часть прошла. Знаете, сезоны сменяют друг друга... - начала она о чем-то высоком.
-Вы не отрывной календарь!!! -  Гаркнул я.
-Родственники есть?! Муж, дети, внуки?!!
Она печально вздохнула:
-Муж ждёт меня там уже 20 лет. Вместе с сыном.
К такому повороту я не был готов.
-10 минут, - раздался впереди голос Петра.
-Но кто-то же у Вас есть?! Кто Вас навещает?!
-Соц работница... Тырит сервиз, думает  не вижу, чтоб в комиссионке продать.
-Кроме?!!!
-Ах, оставьте, - эта пожилая барышня кокетливо похлопала своей маленькой изящной ладошкой меня по руке. - Я достаточно пожила.
И, наклонив голову, прочитала по памяти:

"Пристала ль белой бороде горячность юных лет?
Пожухнув, вновь не зацветут вовеки лепестки."

Наови, Иранский поэт, кто-то вроде Омара Хаяма для любителей суфиев и дервишей.
Я знал это стихотворение.
-А ещё там в последнем четверостишии говорится
"Никто не волен — стар ли, юн — в добре или грехе,
И те, кто ропщет на судьбу, от блага далеки."
Фыркнул я. Мы уходили в схоластику. Это плохо. Надо было найти, чем пронять эту упёртую старушенцию.
-7 минут.... Дефибриллятор!!! - гаркнул Пётр.
-Мяфк, тащу!!! - пискнула Лида. По ее виду было понятно, что она изо всех сил старается держать себя в руках и не расплакаться.
-Котик!... - старушка обомлела.
-Котик?!!! - психанул я. Лида подняла на нас глаза, Пётр готовил аппарат.
-У меня дома котик в квартире закрыт, Людовик... Его некому кормить... Эта бессердечная женщина придёт только в понедельник, он же с голоду умрет там!
В голове я прикинул, что до понедельника всего один день, а про себя хитро улыбнулся: попалась!!!!
-Алла Корнеевна, вам ТУДА нельзя, у Вас котик дома голодный! - схватив старушку за рукав и начав трясти не изо всех сил, кричала Лида.
Похоже, она тоже поняла что этот способ действеннее самого мощного разряда!
-Вот покормим мы, а дальше что?! С кем он без Вас жить будет?!! Он же со скуки умрет в приюте! - орала девушками слезами на глазах. Бабка от её тряски качалась так сильно, что Петру приходилось её придерживать.
-Вы правы... - тихо сказала она, опустив голову. - И как такое могло на ум прийти! Только не приют!! Людовику нельзя, он воспитанный!
Затем обернулась к Петру и серьёзно посмотрела ему в глаза:
-Петя, запускай!!!

Я услышал писк дефибрилятора и толчок разряда. Алла Корнеевна открыла глаза.
-Куда мы едем?
-Лежите спокойно, в Боткино!
-Какое Боткино, молодой человек! Я нормально себя чувствую у меня кот дома голодный!!!
-Лежите, лежите. Посмотрят Вас, обратно увезём.
В приёмной Алла Корнеевна уже чувствовала себя отлично, и о чем-то шутила с Петром. Я сумел разобрать только:
-Пускай посмотрят, от памяти таблеточки выпишут... А то вы котика-то третий раз дома забываете. Я то что, - он гордо выставил вперёд грудь. - Мне за удовольствие такую даму прокатить! А хотите, на мотоцикле Вас покатаю?..все веселее. Вы ж наверное не пробовали...
Алла Корнеевна смущалась как девочка, кокетничала и хихикала.
К слову сказать, с помощью планшета и форума балетмейстеров, Лида сумела разыскать племянников Аллы Корнеевны во Франции.
Между пересменками мы с огромным удовольствием заглядывали к ней в палату, окружённую двоюродными племянниками и внуками, приехавшими посмотреть на знаменитую русскую бабушку-балерину и послушать её истории. Как-то даже застукали в её палате журналиста, берущего интервью для "Каравана Историй".
А ещё через месяц, к нам в отделение пришла фотокарточка-открытка. Счастливая Алла Корнеевна, в модном пальто и фиалковом берёте, стояла на набережной Сены, держа за руку маленькую девочку, чем-то отдаленным напоминавшая бабушку.
Другой рукой малышка крепко прижимала к  себе рыжую  мохнатую сосиску - толстенного кота Людовика.