Лестница была крутой. Да еще и с весьма истертыми ступенями. Поэтому Антону пришлось проявить немалую осторожность, чтобы ненароком не оступиться и не скатиться кубарем вниз. Внизу же вместо ожидаемого прохода в сам ломбард оказалась еще одна дверь и на этот раз закрытая. Дверь эта была решетчатой, отчего, хотя и не позволяла пройти дальше, но вовсе и не мешала видеть то, что находилось внутри. В самом же ломбарде, прежде всего, бросалась в глаза довольно потрепанная, длинная деревянная стойка, тянувшаяся вдоль всей задней стены помещения. По сторонам от этой стойки стояли стеклянные шкафы-витрины, в которых были выставлены всякие вещи, по всей видимости, на продажу. Самого хозяина заведения что-то нигде видно не было, однако Антон не успел еще толком осмотреться вокруг, как неожиданно услышал его голос.
— Здравствуйте, молодой человек, — проговорило некое невидимое устройство, находившееся, судя по звуку, где-то сбоку на уровне головы. — Чем могу помочь?
— Да я вот спросить хотел, — неуверенно проговорил Антон. — У меня тут одна, — он немного замялся, — вещь, так я хотел узнать, что это.
— Ну, вещи мы не оцениваем, — продолжило вещать устройство, — если только вы не хотите что-нибудь продать или заложить.
— Нет, закладывать я пока ничего не хочу. А вот продать, это можно. Вот только…
Тут что-то где-то внутри решетчатой двери хрустнуло, щелкнуло и она с металлическим лязгом открылась. Антон вошел внутрь. Он с любопытством поглядывал на все те мыслимые и немыслимые предметы, которые красовались на стеклянных полках шкафов-витрин, мимо которых он сейчас шел. Там были вещи самые разные, но именно такие, какие люди чаще всего, по-видимому, и закладывают в ломбард. Прежде всего там были часы. Всех форм и размеров, мужские и женские, старые и не очень. Потом, — портсигары, подсвечники и редкие книги. Украшения из золота и серебра, столовые приборы, а также иные, немного странные предметы, назначения которых Антон не мог даже сразу и понять. Особенно ему приглянулось одно необычное кольцо, лежавшее на верхней полке витрины, которая стояла ближе всех к прилавку. Это кольцо было явно старинным, поскольку серебро, из которого оно было изготовлено, в местах углублений извилистых узоров, тонкой вязью оплетавших его со всех сторон, довольно сильно окислилось. В передней части кольца, в самом центре, сверкал крупный, прозрачный, изящно обрамленный камень. Он был очень красивым да еще и весьма необычной огранки. Над этим камнем явно поработала рука искусного мастера. «Бриллиант», — беззвучно одними губами произнес Антон, разглядывая это произведение ювелирного искусства. Однако мысли его по поводу возраста кольца и его стоимости были тут же прерваны появившимся наконец своей собственной персоной хозяином ломбарда. Это был довольно пожилой уже еврей в потертой конторской жилетке и черных бархатных нарукавниках. Пострижен он был, правда, на вполне современный манер, без пейсов по бокам и на косой пробор. Рубашку он носил какого-то неопределенного цвета: то ли серую, то ли в прежние времена белую, а потом посеревшую от долгой носки и неисчислимого количества стирок. Брюки с ботинками из-за прилавка Антон не разглядел, но он был почему-то уверен, что они также были не новыми, а скорее всего изрядно потертыми, хотя и опрятными. «И почему это все хозяева ломбардов непременно евреи?» — подумал про себя Антон, разглядывая этого не совсем заурядного человека. Впрочем, отчего ему пришла в голову такая мысль трудно было сказать наверняка, поскольку в ломбард Антон зашел в первый раз в жизни.
— Ну те-с, слушаю вас, молодой человек, — произнес хозяин ломбарда вместо приветствия. — Показывайте, что у вас есть. Но предупреждаю сразу, пустяками меньше пяти тысяч рублей мы не занимаемся. И комиссия у нас пятнадцать процентов за выкуп. Хотя… вы, кажется, говорили, что ничего закладывать не собираетесь.
— Да, — Антон чувствовал себя в этом месте как-то неловко, отчего уже несколько сожалел, что вообще сюда пришел. — Вот, — он положил на прилавок кусок стекла, который так и лежал у него в кармане с того момента, как он сначала взял его со стола, потом вынес зачем-то на улицу, а затем, не зная куда бы деть, так к себе в карман и положил. — Это, вроде, стекло, кажется, но все же… не знаю. Я вчера вечером его, ну…
— Ничего ничего, — поспешил прийти ему на помощь пожилой еврей, видя, что его посетитель совсем уже растерялся и того и гляди уйдет. — Сейчас посмотрим, что это у вас там за стекло такое, не переживайте.
После чего развернулся и прошел куда-то к себе в каморку, спрятанную за маленькой оргалитной дверью. Там он находился некоторое время, копаясь в каких-то вещах, после чего снова появился перед Антоном. В руке он теперь держал довольно увесистый прибор, представлявший из себя огромное, сантиметров в тридцать в диаметре увеличительное стекло, закрепленное на мощном бронзовом штативе с подставкой.
— Сейчас, молодой человек, — вновь успокаивающе проговорил еврей, — Натан Шаломович вам сейчас все расскажет, не переживайте так.
После чего установил прибор на стойке и стал изучать предмет. А Антон уже почему-то совсем и не переживал. То ли этот еврей действительно как-то его успокоил, то ли сам он просто так уж быстро освоился на месте. Он, конечно, еще некоторое время по-озирался по сторонам, после чего стал неспешно прохаживаться вдоль шкафов-витрин, изучая их содержимое, словно бы в музее. Его собственная вещь, которую хозяин ломбарда сейчас с интересом разглядывал, его отчего-то уже совсем не интересовала. Обойдя все витрины, и не найдя на них ничего примечательного, Антон вновь подошел к тому кольцу, на которое еще в самом начале обратил внимание. Да, действительно, кольцо было необычным. А камень, как ему тогда показалось, весьма дорогой и изящный, ну просто-таки приковывал к себе его внимание. Он даже обошел витрину сбоку, чтобы получше все рассмотреть.
— Скажите, — обратился он к хозяину ломбарда, — а это правда алмаз?
Однако старый еврей ничего ему на это не ответил, видимо, слишком уж увлекшись изучением предмета, который лежал сейчас перед ним. Антон повторил вопрос. Потом еще, посмотрев при этом на хозяина ломбарда уже пристально и несколько недоуменно. Но тот лишь пробормотал что-то неразборчивое и, как и прежде, ничего не сказал. Наконец, по прошествии нескольких минут, он все же поднял свои, чуть замутненные теперь глаза и тихо переспросил.
— Простите, молодой человек, я плохо расслышал. Вы, кажется, что-то спросили?
— Да, — ответил Антон тоже рассеянно, поскольку уже отошел от витрины с кольцом и рассматривал другую с портсигарами. — Я хотел узнать вот про это, — он указал пальцем на старинное кольцо, — это алмаз?
— Да, алмаз, — ответил ему старый еврей, — и у вас, между прочим, тоже.
Антон и Натан Шаломович одновременно уставились друг на друга. Они оба совершенно не представляли, что им сейчас делать и о чем говорить, поскольку очень остро почувствовали, что случилось нечто невероятное. Один никак не мог понять, как это он, дурак, до сих пор еще не потерял этот камень и не выкинул его. А другой, который тоже вдруг осознал, что чего-то в этом мире все же не понимает, пытался сообразить откуда у этого простофили такой камень. Ведь камень-то действительно был потрясающим. И по весу, и по чистоте. О цене такого камня Натан Шаломович в тот момент забыл даже и подумать. И это уже одно многого стоило.
Немая сцена продолжалась несколько секунд, после чего Антон все же нашел в себе силы подойти к прилавку и посмотреть на камень. Он действительно показался ему теперь каким-то очень красивым. Старый еврей, видимо, аккуратно обтер его тряпочкой, чтобы получше рассмотреть. Да и Люн, еще утром у него дома, наверное, тоже не зря обратила на него внимание. «Вот уж точно, женский глаз, — подумал Антон про себя, — видит красоту даже сквозь пепел». Наконец он оторвал взгляд от камня и посмотрел на еврея. Еврей тоже посмотрел на него.
— Так… и что же теперь делать? — как-то риторически спросил Антон.
— Продайте, — коротко и четко ответил еврей, после чего очень внимательно посмотрел на своего собеседника.
— А за сколько? — Антон все еще пребывал в неком ступоре, отчего и задал этот, теперь уже вовсе ненужный вопрос.
Ведь любой торговец, да и вообще более или менее опытный в хозяйственных делах человек, услышав такое, невольно схватился бы за голову: «Ну кто же так торгуется?!» — возопил бы он. Однако старый еврей был, похоже, поражен не меньше самого Антона, отчего также совершил непростительнейшую ошибку, сразу назвав цену.
— Сто тысяч, — после чего как-то неловко кашлянул, но тут же собрался и добавил, — долларов. Сразу.
— Сто пятьдесят, — почти мгновенно, хотя и с некоторым трудом парировал Антон. Он и сам не мог бы сейчас сказать, как это ему хватило наглости, ничего не понимая ни в камнях, ни в торговле, вступить в этот, совершенно безнадежный торг с этим, явно более опытным чем он сам соперником.
Впрочем, последняя фраза, несколько необдуманно произнесенная им, весьма благотворно подействовала и на него, и на старого еврея, поскольку разом отрезвила их обоих.
— До свиданья, молодой человек, — произнес Натан Шаломович. — Рад, что зашли, прощайте.
После чего нарочито равнодушно оперся о свою стойку и с какой-то невыразимой тоской посмотрел на входную дверь. Все это было проделано так искусно и естественно, что любой другой посетитель этого денежно-вещевого заведения, непременно клюнул бы на эту удочку, решив, что, пожалуй, явно погорячился. Отчего тут же и согласился бы с условиями хозяина. Однако Антон был все же не вполне обыкновенным человеком, отчего и разглядел в выражении лица еврея… он даже и не смог бы точно определить, что именно. Но словно некую двуличность, раздвоенность. Ему в один момент показалось даже, что перед ним было сразу два лица: одно — обыкновенное, из плоти и крови, которое он прекрасно видел, а другое, словно бы эфемерное, состоящее из некой полупрозрачной субстанции. И это лицо было совсем другим. Это было лицо хитрого, умного и очень внимательного человека. И все же, выражение этого, второго лица, явно, ну просто едва ли не вслух говорило о том, что еврей притворялся. Что ему очень нужен был этот камень, и что даже та цена, едва ли не наугад названная Антоном, вполне бы его устроила. Видя все это, Антон не стал более спорить, поскольку понял все. Торг был за ним. А весь этот блеф, который хозяин ломбарда сейчас разыгрывал перед ним, призван был лишь одурачить его. Поэтому он спокойно взял со стойки свой камень, небрежно сунул его в карман брюк и собирался было уже уходить, как вдруг услышал позади себя, причем не то чтобы писк или скрип, а словно бы некое блеяние:
— Сто пятьдесят, — произнес Натан Шаломович уже и вовсе не своим голосом. И тут же, но уже нормальным тоном с укоризной добавил, — ах, молодой человек, молодой человек, вот не цените вы честность. Я же мог вас сейчас легко обмануть, сказав, что это хрусталь или стекло, выкупив все за бесценок. А вы мне, с позволения сказать, руки выкручиваете.
— Ничего я вам не выкручиваю, — ответил на это Антон спокойно. Он теперь видел этого человека насквозь и мог совершенно свободно общаться с ним. — У вас на лице все было написано, ну, что камень стоит дороже. И даже больше ста пятидесяти тысяч. Но да бог с вами, берите так, я не стану торговаться. Тем более, что и сам, признаться, еще с час назад чуть было его не выкинул. Так что надо и честь знать. Если уж повезло, так повезло.
Несчастный еврей аж побледнел, когда услыхал, что камень чуть было не выкинули. «Как, ну как же тогда он попал к этому недотепе», — все еще продолжал он размышлять. Однако, некое чувство, сродни, пожалуй, даже профессиональной щепетильности, все же не позволило ему задать этот, вполне естественный в данной ситуации вопрос. Вместо этого он, немного поводив рукой у себя под стойкой, нажал некую потайную кнопку, после чего, слегка нагнувшись, проговорил: «Да, да, сто пятьдесят тысяч… вы все видели. Камень настоящий. Прекрасной…» Но тут он глянул на своего посетителя и осекся.
— Вот вам, молодой человек, лист бумаги, — обратился он через несколько секунд теперь уже к Антону, после того как прервал этот странный разговор неизвестно с кем, — извольте расписочку написать.
— Расписочку? — повторил за ним Антон, — это за что же. Денег-то я от вас пока еще не получил.
— Нет, ну что вы, — едва ли не ласково проговорил еврей, — расписочку, что вы никому не расскажете об этой нашей с вами сделке. Она, конечно, не будет иметь официальной силы. Но в некоторых кругах и такая бумага может быть принята к сведению.
— Ну хорошо, — Антон взял ручку и бумагу, — что писать?
— Пишите, — начал диктовать еврей, — что я, такой-то такой-то, обязуюсь хранить условия совершенной тогда-то, то есть здесь и сейчас сделки в тайне от третьих лиц. В случае же нарушения данного условия, обязуюсь вернуть все полученные средства Натану Шаломовичу Эринсону, то есть мне, — еврей улыбнулся, — со всеми причитающимися пенями и штрафом в размере…
— Каким еще штрафом, — тут же вспылил Антон, — вообще ничего не буду писать. Идите вы к черту.
— Ну хорошо, хорошо, — попытался успокоить его еврей, — пишите, без пеней и штрафа, а только полученную сумму. Все. Число, подпись, вот.
В этот момент в помещение ломбарда вошел некий молодой человек, которому Натан Шаломович услужливо отпер дверь, нажав на другую потайную кнопку у себя под стойкой. Человек этот оставил на дальнем конце прилавка небольшого размера черный полиэтиленовый пакет и, даже ни на кого не взглянув, быстро удалился.
— Вот, молодой человек, — протянул Натан Шаломович пакет Антону, — это деньги. А камень, с вашего позволения и расписочку, я оставлю у себя. Ну как, вы всем довольны?
— Вполне, — у Антона в тот момент тоже как-то отлегло от сердца.
Он, правда, еще раскрыл пакет, собираясь, видимо, пересчитать его содержимое. Однако старый еврей стал его уверять, что все точно и проверять ничего не следует. И тем не менее Антон, памятуя эту двойственную натуру своего собеседника, которую еще совсем недавно разглядел во всей красе, все же вывалил все эти пачки долларовых купюр прямо на стойку и пересчитал все до единой, благо, что купюры в них оказались крупными. После этого он, действительно уже довольный и даже с какой-то глуповатой улыбкой на лице, которую несмотря на все свои старания так и не сумел скрыть, поблагодарил хозяина ломбарда, собрал назад в пакет полученные деньги и, развернувшись, быстро вышел на улицу.